Текст книги "Безумный Макс. Генерал Империи"

– Но… – попытался что-то возразить Милюков, стоявший неподалёку, но осёкся и как-то попятился, встретившись со взглядом Меншикова… который смотрел на него как на кусок мяса перед разделкой.

– Вспомни героев минувших дней, – тихо произнёс Максим, напевая песню Сколота, смотря прямо в глаза Милюкову. – В подмогу их призови. Всех, кто ушёл в пучину морей, стоя по пояс в крови. Всех тех, кто ушёл в пучину морей, стоя по пояс в крови. И нет из битвы пути назад, как нет следа за кормой. Сам Один вряд ли рискнёт сказать – когда ты вернёшься домой. Сам Один вряд ли рискнёт сказать – вернёшься ли ты домой… Так крепче, воин, сжимай топор, врываясь во вражеский строй. Наш ярл неистов в сечи, как Тор! Мы вернулись домой!

И, вновь расхохотавшись, направился к выходу из храма. Буркнув на ходу в сторону распятия:

– Ну извини. Ребята там уж очень заразительные. Весёлые. Никак не отпускает…

Глава 8
1916 год, 5 августа, Петроград

Керенский спокойно работал с документами, пребывая в приподнятом настроении. Этот проклятый Меншиков сдох, сгорел в своём особняке. А сколько было слов! Сколько предупреждений не связываться с ним. Даже немцы и те – рекомендовали поступать предельно осторожно: дескать, он вообще не человек и от него можно ожидать всего, чего угодно. А он взял и сдох. Как паршивая собака. Ну как тут не радоваться? Да ещё так удобно!

Он уже договорился с министром внутренних дел, и тот готовился дать официальную информацию в газетах о том, что покушение совершено эсерами-бомбистами. И это не могло не радовать. Ведь одним удачным ходом он устранял опасного оппонента и перенаправлял народный гнев на ставших уже совершенно неудобными вчерашних союзников. И расследование покушения на царскую семью пора заканчивать, назначив тех же виновных. Чтобы посильнее. Чтобы от души их приложить.

Да, республика пока не получалась. Возможно, даже придётся признать права какого-то из Романовых. Но уж что-что, а конституционную монархию с резко ограниченными правами суверена получится сделать совершенно точно. И он, скорее всего, войдёт в историю как спаситель Отечества. Сейчас главное – не прозевать момент. Он за вчера уже успел написать целую статью и с десяток заметок в разные газеты: рассказывал, какого замечательного человека потеряла Россия и какие мерзавцы – революционеры, совершенно потерявшие край в своей ненасытной жажде крови. Сегодня-завтра они пойдут в печать. К нему уже подключились «лучшие люди России» в своём решительном осуждении «кровожадности сторонников Директории». Так что травля уже началась и скоро грозит стать поистине всеобъемлющей. Они плохие – он хороший. Армия за Меншикова? Так и он за него. Уж теперь-то полиция на его старых союзничков да соратничков спустит всех собак… охотно и радостно. И армия ей поможет. И народ, среди которого Меншиков был весьма популярен. Вот была проблема. Раз – и проблемы нет. Сама издохла.

Александр Фёдорович довольно улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, потянулся. День грозил стать удивительно удачным.

– Чёрт побери… – тихо произнёс он, – до чего же приятно, когда твои враги дохнут!

С этими словами встал. Прошёлся до шкафа. Достал бутылку виски и коробку с сигарами. Гильотинку. Спички. Пепельницу. Бокал. Разложил на небольшом журнальном столике, что стоял возле диванчика. Плеснул себе виски в тару. Аккуратно обрезал кончик сигары. Пригубил виски. Прикурил. Пыхнул. Посмаковал. Ещё раз пыхнул. И, откинувшись на спинку, зажмурился от удовольствия. В такие моменты он особенно любил жизнь и верил в свою звезду.

Вдали послышались частые, быстро приближающиеся шаги. Нервные. Нехорошо. В обычные дни он бы напрягся, но сейчас ему было плевать. У него – всё хорошо. Просто отлично!

Рывок дверной ручки. И в кабинет влетает Милюков, вспотевший и совершенно запыхавшийся.

– Он воскрес! – полным ужаса голосом воскликнул Павел Николаевич. – ВОСКРЕС!

– Что Вы несёте?! – скривился Александр Фёдорович, совершенно недовольный таким началом разговора. – Кто воскрес? Что за бред?

– МЕНШИКОВ!!! – срываясь на визг, прокричал Милюков. – МЕНШИКОВ ВОСКРЕС!!! – после чего сделал три быстрых шага. Схватил с журнального столика едва початую бутылку виски и, опрокинув, начал заливать в себя. Глоток за глотком. На глазах ошарашенного Керенского.

– Павел Николаевич, потрудитесь объясниться. Что произошло? – спросил он, когда Милюков, отпив с треть бутылки, громко рыгнул и, отшатнувшись к шкафу, сполз на пол. Где и сел с потерянным видом.

– Боже правый, да как же это возможно? – тихо прошептал он и истово перекрестился.

– Что возможно? Что?! Скажите уже толком!

– Меншиков… Вы понимаете, Александр Фёдорович, я своими глазами видел, как обугленный труп этого мерзавца укладывали в гроб. Своими глазами… да… И вот, Вы представляете, стою я сегодня на службе на помин его души, как этот мерзавец отбрасывает крышку гроба и вылезает… Скучно ему там было, видите ли… СКУЧНО!!!

– Что Вы несёте? – покачав головой, произнёс Керенский, с жалостью глядя на Милюкова.

– Если бы это всё было бредом… Боже! Ну пожалуйста! Пусть это всё будет бредом! Молю! – перекрестился. Грустно взглянул на Керенского. Вздохнул. И продолжил: – Ночью, ближе к утру, в церкви случилось что-то странное. Охранник весь белый как лунь и заикается. Говорит: призрак к нему приходил. Вот сознание и потерял. А как пришёл в себя – увидел ворота храма нараспашку: как входные, так и алтарные. Свечи и лампады потушены все, кроме одной свечи, что у гроба стояла. Чего только человеку не почудится? Я подумал: перепил. Хотя он вёл себя очень странно.

– А он был пьян?

– Ещё как. В хлам. Едва языком ворочал. Но, говорят, он напился уже после. На глазах полицейских.

– Мистика, – покачал головой Керенский. – Впрочем, с Меншиковым её много. Всё вокруг него ею пропитано.

– Вызвала меня полиция. Благо ночевал в отеле неподалёку. Вошёл в храм. Стало там сильно свежее. Только от гроба несло по-прежнему. Разве что к запаху горелого мяса добавились ещё нотки тухлятины. Всё-таки жара стоит. Неудивительно. Зажгли служки свечки с лампадками. Пригласили людей. Начали службу… И тут как крышка от гроба вверх подлетит! Словно её какая-то сила неведомая отшвырнула. Чуть людей не зашибла. И Меншиков садится в гробу.

– Прямо горелый? – скептически поинтересовался Керенский.

– Если бы… если бы… Живой, здоровый и то ли с бодуна, то ли пьяный. Даже в мундире. Как поговаривают – в том самом, в котором сгорел. Только грязный, помятый и пованивает. Всё-таки с тела натекло. Хочешь не хочешь изгваздаешься.

– Бред какой-то… – покачал головой Керенский, всё ещё не веря Милюкову.

– Так вот, этот бред оживший вылез из гроба. Прошёл в алтарь. Умылся святой водой. Выжрал бутылку кагора. И, распевая странные песни, отправился на вокзал. Хотел на вокзал. Но я его уговорил хотя бы привести себя в порядок, помыться и передохнуть. Он сейчас в моём номере в том отеле, где я ночевал.

– Вы серьёзно?

– Во – слышите? – сказал Павел Николаевич, подняв указательный палец.

Александр Фёдорович прислушался – колокола. Они звонили. И звон потихоньку нарастал, так как подключались всё новые и новые колокольни.

– Чудо… это настоящее чудо… человек воскрес…

– Нет, – покачав головой произнёс Керенский.

– Да.

– Нет.

– Да.

– НЕТ!!!

– Криком дело не исправишь, – грустно усмехнулся Милюков. – Этот мерзавец взял и воскрес.

– Он был пьян? – после паузы, наверное, в пару минут, поинтересовался Керенский.

– На вид – да, слегка осоловевший. Будто стакан на грудь принял чего креплёного. Песни пел и вообще вёл себя несколько буйно. Хотя кто его знает, как должен вести себя воскресший человек?

– Опять… Не может быть… неужели это всё правда?

– Что правда? – напрягся Милюков. – Что опять?

– Во время первых переговоров о перемирии немцы передали мне досье на Меншикова. Там много что написано странного, похожего на бред престарелого опиумного курильщика или больную фантазию ополоумевшего. Например, они писали, что на поле боя под Танненбергом все, кто видел его в первый раз, будто бы отмечали помятый вид формы и состояние, словно после вчерашнего. Только не грязный, а просто извалявшийся в пыли. Но первый, кто его увидел, говорил, будто бы тот из траншеи вылезал.

– Что Вы имеете в виду? И при чём здесь Восточная Пруссия?

– Максим Иванович – это не его настоящее имя. Скорее всего его зовут Феанор.

– Феанор? Что за вздор?

– Не больший, чем Ваш рассказ о воскрешении. Он древний эльф, которому надоело лежать в могиле. Вот и решил он поразвлечься среди простых смертных. Вы что-нибудь слышали про эльфов?

– Это такие маленькие человечки, помогающие Санта-Клаусу с подарками? – повёл бровью Павел Николаевич.

– Это эльфы из сказок для детей. Настоящие эльфы фигурируют в древнем фольклоре германцев, скандинавов и кельтов. И это поистине кровожадные чудовища. По легендам только они смогли выйти против демонов в открытом бою и победить. Вы, вероятно, слышали про удивительную кровожадность кельтов? Так вот – она напрямую связана с эльфами: те, видимо, в глубокой древности с ними контактировали. Слышали про маленький курган из отрезанных голов, что сложили по приказу Меншикова? Так это – самая обычная мелочь, обыденная для эльфов. Чем больше я читаю, тем сильнее ужасаюсь. Они были какими-то поистине чудовищными созданиями. С виду прекрасными, но лютыми до ужаса. Пели хорошо. Музицировали. Любили природу. Хорошее вино. И кровь… много крови…

– Александр Фёдорович, Вы серьёзно? – несколько обескураженно спросил Милюков.

– Павел Николаевич, Вы же сами только что прибежали с криками, что Меншиков воскрес! – разозлился Керенский. – И теперь не верите материалам досье, которое это объясняет?!

– Но как оно объясняет воскрешение?

– Эльфы могут по своему усмотрению покидать мир мёртвых и возвращаться к жизни. Меншиков сам об этом проговорился. Я не верил. Думал, что выдумка. Мне вообще показалось, что германский посол просто решил поиздеваться надо мной, подсунув сборник сказок. Но оказалось, что нет. Нет! НЕТ! О Боже! Как же такое возможно? Как ты вообще это допустил? – истово перекрестившись, воскликнул совершенно неверующий Керенский. – Этот эльф – это настоящее чудовище во плоти. Древний ужас, привлечённый запахом человеческой крови…

– А Феанор… откуда это имя?

– Он рассказал, заодно приоткрыв историю своей судьбы. В древности он выступил с верным отрядом на войну против какого-то бога и погиб в ней.

– Очень мило… воевать с богом… – покачав головой, произнёс Милюков. – А почему не с ветряными мельницами, ой, то есть горными великанами?

– Не смешно, – покачав головой, произнёс Керенский. – По той легенде, Феанор погиб в бою. Но и тот бог не выиграл. И также был уничтожен. Жертва Феанора не была напрасной. По сути, он разменял свою жизнь на жизнь бога.

– Это совсем не смешно, – серьёзно произнёс более верующий Милюков. – Как можно убить бога?

– Как можно воскреснуть, сгорев практически до углей? Не знаете? Вот и я не знаю. И что-то не сильно хочу спрашивать. Вы понимаете? Убивать это чудовище бессмысленно. Его нужно сковывать цепями и, спрятав на дне глубокой шахты, заливать цементом. Чтобы он оттуда выбраться не мог. Хотя и в этом случае нет надежды на успех, потому что мы не понимаем природы этого воскрешения. Он там, на поле боя, появился сразу в траншее: вряд ли в ней лежало его тело. Видимо, если тело его окончательно разрушается, он в состоянии воскреснуть где угодно.

Милюков с минуту внимательно смотрел на своего собеседника внимательным, немигающим взглядом. Потом молча поднял початую бутылку виски и начал заливать в себя, жадно, крупными глотками поглощая «живительную влагу». Допил. Поставил бутылку на пол. Рыгнул. Хихикнул. И упал, рухнув как мешок с картошкой, потеряв сознание…

Тем временем на одной из конспиративных квартир Петрограда происходило собрание руководителей левых сил. Основной костяк составляли эсеры.

– Это невероятно… – тихо произнёс Чернов Виктор Михайлович. – Меншиков воскрес! Воскрес, вы понимаете?

– Воскрес и воскрес, – пожав плечами, произнёс выступивший вперёд Савинков. – В этом мире много странных вещей происходит. Но в нашем деле главное – что? Правильно. Что теперь этому отступнику и изменнику Керенскому придётся иметь дело ещё и с этим странным малым.

– А нам? – поинтересовался Чернов, бывший главным теоретиком революционных социалистов.

– А что нам? Он – суверен небольшого независимого государства – Великого княжества Вендского. У него свои интересы, у нас свои.

– Он муж Татьяны Николаевны Романовой, – заметил Чернов.

– Она не наследник престола. Я бы на её месте вообще сидел тихо и не отсвечивал. Чай, не дура – прекрасно понимает, что за минувшие два года Романовых заметно поубавилось. И она сама если и жива, то скорее чудом.

– Боюсь, что Вы слишком оптимистичны, – покачал головой Чернов.

– Товарищи, а что мы теряем? – сказал Абрам Рафаилович Гоц. – Этот изменник сейчас слаб. Северный фронт его не поддержит…

– Но поддержит Юго-Западный, – перебил его Чернов. – А там хватит войск, чтобы нас раздавить. Достаточно будет пары казачьих дивизий.

– Мы точно этого не знаем.

– Чего? Что на нас довольно и двух дивизий?

– Нет, – возразил Гоц. – Что Юго-Западный фронт поддержит Керенского. Более того, мы можем сделать так, чтобы его никто не поддержал. У Меншикова очень высокая репутация в войсках. Что мешает нам выйти с официальным заявлением, будто бы мы не знали, во что нас вовлекает этот мерзавец Керенский? И что покушаться на столь славного и полезного для России человека никогда бы не стали.

– Рискованно, – покачал головой Чернов. – Максим Иванович, как показала практика, очень опасный человек. Не боитесь, что из наших голов он сложит небольшой курган прямо посреди Невского? Хотели или не хотели, мы признаемся, что покушались.

– Верно, – кивнул Савинков. – В Меншикова стрелять – себе дороже.

– Значит, нужно заявить, что нам стало известно, кто совершал на него покушение, – не унимался Гоц. – И Николая с семьёй кто взорвал – тоже сказать. Что это не настоящие эсеры, а отщепенцы и предатели, изменники делу революции и просто мерзкие люди. Иуды, что за тридцать сребреников продали дело революции.

– Нам не поверят, – тихо произнёс Семён Леонтьевич Маслов.

– Почему же, батенька, не поверят? – выступил вперёд Владимир Ильич. – Разве Керенский не изменил делу революции? Разве не прогнулся под этих золотопогонников? Испугался. Не поверил в народ и его силу. В итоге что? Революция захлебнулась. Революция утонула. Оставив после себя только маленькую горстку мерзавцев.

– Я попросил бы выбирать выражения! – вскинулся Маслов, выполнявший во Временном правительстве функцию министра.

– Керенский предал революцию! – твёрдо повторил Ленин, вскинув свою испанскую бороденку. – А Вы служите ему. Да, Вы одумались. Но поступок Ваш достоин осуждения. В таких делах компромиссов быть не может!

– Я могу немедленно выехать к Юго-Западному фронту со своими людьми и начать работать с солдатами, – звонко и решительно произнёс Лев Давидович. – Мы должны воспользоваться этим шансом!

– А что делать с Меншиковым? – нахмурившись, поинтересовался Чернов.

– А что с ним делать? – переспросил Ленин. – Он хочет воевать? Пускай воюет. Авось убьют.

– А если нет? Как показали события сегодняшнего дня – это не так-то и просто.

– А если не убьют, тогда и поговорим, – заметил Троцкий. – После своего воскрешения он явно не в себе и склонен к героическим поступкам. Воскреснет ли он снова – неизвестно. Главное нам сейчас – выиграть время и взять власть. Крепко взять. Чтобы она не качалась, как у этого изменника в руках. И тогда один человек, пусть даже и уважаемый, нам угрожать не сможет.

– К тому же я уверен, – продолжил за Льва Давидовича высказывание Владимир Ильич, – с ним можно договориться. Керенский боялся за свою власть и жизнь. Он прекрасно знает, что Меншиков в курсе, по чьему приказу убиты его тесть с тёщей и родичи. Поэтому с Керенским Максим Иванович не договорится никогда. Между ними кровь близких людей. Такое не прощают. А с нами? Всё возможно. И я бы сказал больше. Было бы недурно его привлечь на нашу сторону. Ибо такой командир одним своим присутствием в наших рядах обеспечит безопасность коммуны.

– Вы слишком оптимистичны, – с едва заметной усмешкой заметил Чернов. – Меншиков по своей крови Романов, пусть и в каком-то там колене. Его супруга – Романова. Другие его ветви уходят в очень влиятельные аристократические роды. Он богат. Очень богат. Наверное, сейчас он самый богатый человек в мире. Он суверен пусть небольшого, но независимого государства. И лично я не вижу ни единого повода ему с нами договариваться. Зачем? Какая ему в том выгода?

– Может, и так, – кивнул Владимир Ильич. – Может быть, Вы и правы. Но мы обязаны попробовать. С ним ведь можно поговорить и попытаться выяснить, что он хочет. Может, не всё так плохо?

– Помнится мне, – произнёс один насмешливый тип, стоя в уголке и внимательно за всем наблюдая, – в прошлом Меншиков однозначно высказывал свою политическую позицию. Или вы забыли, как он стрелял анархистов?

– Которые стреляли в него, – невозмутимо ответил Троцкий. – Максим Иванович в этом плане очень прост и предсказуем. Он, как правило, не щадит тех, кто тронул его или его близких.

– То есть ты предлагаешь пустить нас в расход ради этой морды? – прорычал анархист, потянувшись к пистолету.

– Я предлагаю сначала поговорить, – холодно произнёс Троцкий, процедив слова с изрядным презрением. – Или вы, товарищ, руководили тем отрядом анархистов и имеете причастность к покушениям на Меншикова?

– Нет.

– Тогда прекратите устраивать истерику! Смотреть тошно.

– Так что мы решили? – поинтересовался Савинков, которому эта перепалка совершенно не понравилась. Вот и перебил, вклинившись и даже встав между Троцким и закипающим вождем анархистов… одним из.

– Я за то, чтобы начать агитировать войска Юго-Западного фронта против Керенского! – воскликнул Владимир Ильич. – Мы можем лишить его и этой поддержки. После чего легко вышвырнем из Зимнего и возьмём власть в руки Революционного комитета. Кто за то, чтобы начать уже действовать, а не прозябать, наблюдая как херится дело революции? Прошу поднять руки.

Медленно и неохотно поначалу люди голосовали «за». Один за другим. И чем дальше, тем быстрее они вскидывали «лапку» вверх, подтверждая своё согласие. Последним руку с зажатым в ней «Маузером» поднял анархист. Всё ещё злой, но идея брать власть в свои руки и вышвыривать куда-то Керенского ему понравилась и немало смягчила приступ ярости.

– Ну что же, товарищи, решено! – довольно воскликнул Владимир Ильич. – Теперь нужно определиться с тем, кто что делать будет. Чтобы мы друг другу не мешали…

Глава 9
1916 год, 6 августа, Лондон

Столица Туманного Альбиона в это утро радовала чистым небом и весёлым солнышком. Казалось, что нет больше ни туч, ни тумана. Одно лишь тёплое солнце и удивительное в своей бездонности голубое небо. Карета, медленно покачиваясь, двигалась по брусчатке, неся в себе раннего путника. Тот дремал. Пытался. Но мысли не давали ему покоя уже который день.

Воскрешение! Это же надо? Как это вообще возможно? Злые языки даже что-то про Антихриста стали говорить, но робко и неловко. Слишком не похож Меншиков на него. Тот если может предстать агнцем, то каким-то саблезубым. Так что народу эта версия не очень понравилась. Тем более что Меншиков был союзником Великобритании в этой войне и имел удивительную популярность среди союзников. В том числе и на островах. Он, в массовом сознании, и сделал победу. Тысячи и тысячи убитых в боях соотечественников меркли перед ним. Они ведь просто умерли, а он – победил. В общем – сложно с ним всё было… слишком сложно…

Карета остановилась. Скрипнула дверь, кем-то услужливо открытая, и премьер-министр Великобритании Герберт Генри Асквит, 1‐й граф Оксфорда и Асквита, медленно вылез наружу. Чуть-чуть постоял. Наслаждаясь возможностью выпрямить тело. Но долг звал. И сильно мешкать он не стал. Он нехотя пошёл вперёд. Шаг за шагом, неуклонно приближаясь к кабинету, где его уже ждали. Во всяком случае, он был в этом уверен, так как ранее все его министры собирались до его прибытия. Слуга услужливо распахнул дверь, пропуская «директора Великобритании» в помещение.

Застыв на пороге, он окинул кабинет взглядом. Удивлённо вскинул брови. И, поклонившись, произнёс:

– Ваше Королевское Величество.

– Добрый день, сэр Генри. Прошу. Мы ждём только Вас.

– Приношу свои извинения за то, что заставил Вас ждать.

Сказал и, дождавшись кивка Георга V, направился на выделенное ему место. Король решил поприсутствовать на экстренном заседании правительства. Что и не удивительно, если верить слухам о происходящих событиях. Ситуация явно вышла из-под контроля и была не только неуправляемой, но и непредсказуемой…

– Насколько достоверны сведения о воскрешении Меншикова? – спросил Георг V у Генри Герберта, когда тот едва сел в кресло.

Премьер-министр выразительно взглянул на главу Foreign office Эдуарда Грея и тот, чуть прокашлявшись (больше от нервов, чем от пересохшего горла), заговорил.

– Тело Меншикова обнаружили в развалинах его дома сильно обгоревшим. И на глазах многих, прибывших к трагедии уважаемых людей переместили в гроб. Сначала обычный. А спустя три часа – прилюдно переложили в гроб подобающего качества. Всё это время поблизости были члены правительства и старшие чины полиции.

– Тело было сильно обгоревшим? – поинтересовался Первый лорд Адмиралтейства Артур Бальфур.

– Да. Голова обгорела до кости и частично обуглилась. От одежды ничего не осталось, как и от кожных покровов.

– То есть его было не узнать. Почему же все решили, что это он?

– Он лёг спать незадолго до взрыва и был найден в обломках дворца именно в том крыле, где и должно. По росту подходил и по комплекции. Убило трёх слуг, но их опознали. Лица и одежда сохранились. Остальных тоже нашли. Опрос показал, что во дворце больше никого и не было. А адская машинка, которая взорвалась, работала от часового механизма.

– Удалось выяснить, кто его убил? – поинтересовался Георг V.

– Нет. Керенский обвиняет социалистов. Социалисты – Временное правительство. Всё это очень похоже на попытку использовать обстоятельства в своих интересах.

– А может так случиться, что Меншикова во дворце и не было вовсе? – поинтересовался не успокаивающийся Бальфур. – Мог он проникнуть в храм и занять место в гробу? Сами понимаете: воскрешение не каждый день происходит.

– Гроб с телом всё время находился на виду. Только на ночь его оставили закрытым в пустом помещении храма. Да и то – под охраной сторожа. А чтобы возле храма не случилось давки – оцепили периметр. Как сказали нам полицейские чины, никто не смог бы пройти к храму, минуя кордоны.

– Но вдруг это удалось бы сделать?

– Тогда Меншикову требовалось бы куда-то деть труп. В храме его не спрятать. Да и вонь бы осталась.

– А канал? Там ведь рядом канал.

– Так и есть. Рядом. Но как бы Меншиков тащил тело? Остались бы следы как в самом храме, так и на брусчатке и далее. Всё было чисто. Во всяком случае, явных признаков перетаскивания обгоревшего тела не наблюдалось. Мои люди специально обследовали территорию.

– Так что же? – недовольно поджав губы, спросил Бальфур. – Он действительно воскрес?

– По всему выходит именно так.

– А как же история со сторожем? – поёжившись, уточнил король. – Я слышал: там странное дело какое-то произошло с ним.

– Перепил. Говорит, что призрака увидел. Потерял сознание. Когда очнулся – все двери в храме оказались открыты. А свечи и лампады погашены, кроме одной свечи – той, что рядом с гробом находилась. Он недолго провалялся. Всего несколько минут. С его слов. Полиция согласна с ним. Долго без сознания он бы не провалялся. Полицейские, стоявшие в оцеплении, также клянутся, что не видели ничего подозрительного.

– Плохая новость… очень плохая… – покачал головой Георг V. – Я уж грешным делом надеялся, что этот ловкий проходимец просто всех обдурил. Не потому, что я желаю ему зла и смерти. Нет. Если бы не он – война бы могла быть нами давно и безнадёжно проиграна. Просто теперь совершенно не ясно, что нам делать дальше. Как реагировать на человека, вернувшегося с того света?

– Ваше Королевское Величество, – вкрадчиво произнёс премьер-министр, – мы все на это надеялись.

– Керенский контролирует ситуацию? – после начавшей затягиваться паузы поинтересовался Первый лорд Адмиралтейства.

– Формально – да. Но его положение крайне неустойчиво. С левыми радикалами он вступил в открытую конфронтацию. А Меншиков, вернувшись с того света, стал ещё более притягательной фигурой для народа и армии. На Керенского также легли обвинения в покушении на Меншикова и Николая.

– Говорят, он был в Вальхалле. Это правда? – спросил король.

– Это известно только с его слов, – пожав плечами, ответил Эдуард Грей. – Как это проверить, мне неведомо. Если верить его словам – каждый после смерти получает по вере его, если окажется достоин собственных убеждений. Честный христианин с чистой душой? Добро пожаловать в рай. Отчаянный воин, павший в бою во славу Одина? Вот тебе ворота Вальхаллы. Как он сам туда попал – вопрос. Его ведь взорвали. Это, если верить верованиям древних германцев и скандинавов, недостаточное условие. Но они – не возвращались оттуда, чтобы подтвердить или опровергнуть собственную веру. А Меншиков, видимо, всё же вернулся. И условия там немного иные выходят. По его словам – мерилом всего является твоя совесть, которую ТАМ уже не обманешь и с которой ТАМ не договоришься. Даже в аду открыты двери так, что ты волен уйти, но именно совесть держит тебя в этой тюрьме и подвергает мучениям, соразмерным совершённым или мнимым злодеяниям. Самостоятельно. Если это так, то путь в Вальхаллу открывается иначе. Как и в любое другое из посмертий.

– Что вы несёте… – покачав головой, произнёс премьер-министр. – Какая Вальхалла? Какое посмертие? Что за вздор?!

– Этот вздор, сэр, только вершина айсберга. Немцы уже год очень вдумчиво пытаются что-то интересное найти на Меншикова. Что-то, что позволило бы подцепить его на крючок или хотя бы понять, как с ним договариваться. И его воскрешение никак не выбивается из общей череды странных вещей. Как, впрочем, и посещение Вальхаллы.

– О чём Вы? – напрягся король, подавшись вперёд.

– Если верить результатам германской разведки, то Меншикова до августа 1914 года просто не существовало. Он вылез из траншеи в Восточной Пруссии сразу взрослым, пьяным и в мундире.

– Бред! Это бред! – воскликнул раздражённый премьер-министр.

– Бред, – согласился с ним министр иностранных дел. – Но немцы в него верят. И не только в это. Мне сфотографировали досье, лежащее в сейфе начальника Генерального штаба Германской Империи, на Меншикова. Он лично им занимается. И, если, отрешившись от всего, почитать эти материалы, покажется, будто там безумные бредили. Но херр Гальдер не выглядит безумцем. И его команда тоже. Они едва не сумели заблокировать Меншикова, нашли способ остановить русское наступление в Померании и удачно контратаковали французов. Из последних сил. Сейчас же, узнав о воскрешении Меншикова и его желании вернуться к войскам, они начали поспешно отводить войска на западе за Рейн и перебрасывать высвобождающиеся батальоны к Берлину. Они могли в этот раз окончательно сломать хребет французам. Но бросили и стали готовиться встречать этого полоумного.

– Что из того досье, что было у Гальдера в сейфе, нам нужно знать? – спросил король, поигрывая желваками.

– Ваше Королевское Величество, – осторожно произнёс Эдвард Грей, – я бы не хотел озвучивать их выводы прилюдно. Они слишком одиозны.

– Что может быть одиознее прилюдного воскрешения? – тяжело вздохнув, произнёс премьер-министр. – Рассказывайте уже.

– Я согласен с сэром Генри, – кивнул король. – Расскажите нам.

– Ох… о Боже… – произнёс Эдуард Грей и, тяжело выдохнув, начал: – Германский Генеральный штаб считает, что Меншиков Максим Иванович – это не настоящее имя данного человека. Более того, они убеждены в том, что он – не человек.

– Но кто же?

– Эльф из дремучей старины, которому надоело лежать в своей могиле и он, привлечённый кровью с полей войны, решил развлечься. Эти существа фигурируют в легендах германских и кельтских народов. Нам они более известны как сиды или туаты. Самоназвание высших туатов – нолдоры. Настоящее имя Меншикова – Феанор, что переводится как «Пламенный дух». Он старший сын и наследник верховного короля нолдор – Финвэ.

– Ух… – выдохнул премьер-министр, поражённый этими словами.

– Он уже второй раз воскресает? – поинтересовался король.

– Согласно легенде, нолдоры могут по своей воле возвращаться из чертогов Мандоса. То есть своего загробного мира. Как показали события недавних дней – не только оттуда. Наш мир они не привечают из-за того, что из него ушла магия и они не могут возрождаться здесь в своём истинном обличье. Им доступен только облик людей, которые, в отличие от эльфов, стареют и болеют. Кроме того, судя по всему, в прошлом имел место какой-то очень нехороший эпизод, что вынуждает их избегать этот мир.

– Сид, значит, – покивав, произнёс Георг V. – Кто бы мог подумать…

– И что он хочет? – поинтересовался казначей.

– Сложно сказать, – пожав плечами, ответил Эдуард Грей. – Мы сейчас изучаем старые легенды и сказания, пытаясь понять, что двигало сидами. Выяснить удалось немного. Например, если верить словам командира его штурмовиков, захваченного немцами в плен, в этом мире довольно много воплотилось демонов. Они себя не осознают из-за того, что человеческие тела для них слишком чуждые и неподходящие, но это не делает их безобидными. У эльфов с демонами, судя по всему, застарелый конфликт. По легендам, они когда-то сражались открыто.

– Демоны?

– Меншиков считает, что демоны волей-неволей возглавляют всевозможные революционные кружки и банды уголовников. Это самая естественная для них деятельность.

– Очень интересно… очень… – задумчиво произнёс Георг V. – Значит, Керенский обречён. Как и его бывшие друзья-социалисты.

– Меншиков вряд ли пойдёт на Петроград, – осторожно возразил Эдуард Грей. – У него нет никакого повода для этого. А этот парень старается играть по правилам и не сильно стремится к огласке того, кто он такой и с кем на самом деле борется.

– Если всё так, – хмуро произнёс Первый лорд Адмиралтейства, – то это ровным счётом не имеет никакого значения.

– Но почему? – поинтересовался министр иностранных дел.

– Вы ведь сами нам на прошлом совещании говорили о том, что немцы и в прошлом, и в этом году знали о готовящемся рейде, но никак не смогли предотвратить его. Да и заблокировать тоже. Это очень показательно. Всё-таки у того, кто веками ведёт войну с демонами, уровень несколько выше, чем у простых людей.