Текст книги "Помещик. Том 4. Сотник"

Глава 9

1555 год, 3 марта, Константинополь

Волнения в Москве не остались без внимания Константинополя. Причём не только со стороны непосредственного руководства в лице Патриарха, но и Султана. Ведь Патриарх в Османской империи являлся чиновником Султана, как, впрочем, и в Византийской империи. И вот эти руководители серьёзно обеспокоились происходящими на Руси проблемами. Но каждый – со своей стороны.

Если Патриарх немало был раздосадован явным успехом партии Сильвестра, то Султан пришёл в ярость от новостей, будто бы Андрей – посланник Всевышнего для защиты людей от ислама.

О! Сулеймана I Великолепного это задело до глубины души. И не столько из-за слов про защиту от ислама. Нет. Мало ли что кафиры там болтают. Причина такой болезненной реакции упиралась в рассказы, пришедшие из Крыма о зверствах сахира и кабулгана[29]29
  Сахир – это колдун в исламской традиции, кабулган – это оборотень в тюркской традиции.


[Закрыть].

Сначала его ушей достигли новости о кабулгане, что ночью обращался в огромного белого волка и резал правоверных воинов, словно беззащитных овец. На следующий год Сулейман узнал историю битвы у курганов. Само собой, приукрашенную. И там тот же самый кабулган выступил ещё и сахиром, который поднял мёртвых из могил, бросив их в атаку. А потом устроил жуткую языческую гекатомбу, принеся в жертву пленных и раненых, не пощадив никого.

Но на этом мерзкий сахир не остановился.

Он несколько седмиц водил за нос крупный отряд правоверных, старавшихся его изловить и справедливо покарать. Причём водил за нос, применяя свою мерзкую магию. То духов призовёт. То волков. То проведёт своих людей невидимыми. И так далее. Ужасы ужасные о нём болтали. Тем более что в конце этой прогулки он под удар всего тульского полка подвёл преследователей. И в том бою творилось что-то невероятное. Туляки бросились в бой с волчьим воем, одержимые волей сахира. Он же сам, проявив свою природу, дрался, и ни сабля его не могла взять, ни копьё, а глаза его пылали огнём Преисподней, словно не с человеком правоверные дрались, а с шайтаном.

И после таких колоритных описаний до ушей Сулеймана I Великолепного доходят вести о том, что в Москве этого нечестивца и мерзавца провозгласили защитником христиан, посланным самим Всевышним. О! Как он взбесился! Обычно сдержанный и рассудительный, тут он не мог рассуждать рационально. Тем более что Давлет Гирай, хан Крыма и его верный вассал, прислал ему очевидцев. И те плакали, рассказывая о своих бедах. О том, как тяжело с нечистой силой воевать. И они были искренни в своих словах, ибо верили в то, что говорили.

Посему Сулейман приказал своему верному слуге – Патриарху Константинополя – самым решительным образом осудить все эти телодвижения. Если потребуется – пойти на крайние меры вплоть до отлучения от Церкви и придания анафеме. И не столько Андрея, сколько тех, кто считал его посланником Всевышнего. С Андреем-то всё понятно. Колдун и оборотень, в которого вселился демон, что губит жизни правоверных на потеху своей чёрной души. Отчего Сулейман, не сомневаясь ни секунды, провозгласил, что даст за голову сахира Андроника из Тулы сто тысяч акче[30]30
  Акче – небольшая серебряная монета. Изначально имела около 1,15 г серебра. В конце правления Сулеймана I Великолепного начали портить качество металла, снижая содержание серебра. Но в 1554 году стандарт ещё держался. Так что 100 тысяч акче были равны примерно 1691 счётному рублю.


[Закрыть], а за живого – в три раза больше.

Патриарх Дионисий II растерялся от таких жёстких и резких указаний своего руководства. Его финансовое положение было очень тяжёлым, из-за чего он успел отличиться к 1554 году не только торговлей церковными должностями, но и попытками сбора средств среди латинян. В той же Венеции.

Кризис на Руси он планировал обернуть к своей выгоде. Прежде всего финансовой. Для чего совершенно не был готов идти на столь решительные меры.

Кроме того, судя по сведениям, что до него дошли, вопрос о божественном послании Андрея вполне серьёзно обсуждали на самом высоком уровне. А в соседней Литве уже пошла волна слухов, будто бы доминиканские монахи смогли установить верность сего обстоятельства. Тут много кого требовалось бы прижать к ногтю. Дионисий не был дураком и отчётливо понимал, что нет смысла отдавать приказы, которые не выполнят. Особенно в кризисные моменты. Но Султан отдал чёткий и однозначный приказ, неисполнение которого могло стоить Дионисию престола. Беда была же ещё и в том, что его исполнение, скорее всего, вело к тому же самому результату. Патриарх решил приказ саботировать, максимально затягивая. И провозгласил созыв Вселенского Собора для обсуждения Московской ереси.

Реакция Султана не заставила себя ждать.

Он легко догадался, что Дионисий не спешит выполнять его приказ. А потому не только сместил его с кафедры, сурово наказав, но и увеличил сумму вхождения на неё до пяти тысяч дукатов.

Патриарший престол занял Иоасаф II. Однако и он не стал отказываться от созыва Вселенского Собора. Но уже по другим причинам.

– Сила постановления Вселенского Собора безгранично выше моих слов, – смиренно произнёс Иоасаф. – Посему его и нужно собрать. Дабы ересь сия была отвергнута всеми. Даже теми, кто бы усомнился в моих словах.

– Ты уверен, что Собор его осудит?

– О да, о Великолепный, – с почтением произнёс Иоасаф, глубоко поклонившись, чтобы скрыть едкую ухмылку.

А то у Собора был выбор. Ведь патриархи Константинополя, Антиохии, Иерусалима и Александрии были слугами Султана. И судьба Дионисия, которого не только свергли с кафедры, но и казнили, конфисковав всё имущество, выступало неплохим уроком для всех.

Посему 3 марта и начался Собор…

Иоасаф привёл в качестве свидетелей тех самых людей, что прибыли из Крымского ханства к Султану. И они рассказывали ярко, искренне, в сочных красках то, во что сами поверили. Стоя перед иерархами и клянясь в своих словах на Коране, ибо были мусульманами.

А потом Патриарх привлёк к ответу священников, что прибыли из Москвы. И они поведали всё, что нужно, о происходящих там событиях. О том, что это всё происки митрополита Макария. Что он поручил начать распускать слухи о том, будто этот сахир – воскресший старинный князь, посланный Всевышним на помощь православным. И о том, что взволновавшаяся толпа в Москве, ведомая Сильвестром, требует у Поместного собора признать чудом то, что творил Андрей. О том, что Царь дарил этому колдуну и дорогого коня, и шубу со своего плеча, проявляя уважение чуть ли не как к брату. И так далее.

И чем больше шли эти опросы, тем сильнее закипали иерархи. Тут и без всякого Султана им становилось понятно, что дело зашло слишком далеко и кто-то в далёкой Московии выпустил древнее зло. Да, определенные странности в показаниях они находили. Вроде убеждения словом старшин отказаться от долгов своих. Но рассказы участников сражения при Селезнёвке о том, как этот колдун смог повлиять на полк, что словно обезумел, многое объясняло.

– Колдун! Мерзкий колдун! Чернокнижник!

– Еретики! Проклятые еретики!

– Вероотступники! Как они посмели?

Всё чаще и чаще раздавалась с мест. Патриарх Иоасаф был доволен тем оркестром, которым он дирижировал. Султан же, наблюдавший за ним инкогнито через смотровое окошко, тоже.

– Если Собор примет нужное решение, я награжу тебя, – благосклонно произнёс явно подобревший Сулейман.

– Величайшей наградой, о Великолепный, будет отмена платежа для вступления на кафедру, из-за неё многие злые языки обвиняют нас в симонии.

– У всего есть пределы, – сразу как-то посуровел Сулейман. – Уменьшить – уменьшу. Пять тысяч дукатов – это действительно слишком большие деньги. Но отменять – идти против традиции.

– Твоя воля – закон, о Великолепный! – смиренно произнёс Иоасаф, вновь поклонившись.

– Рад, что ты это понимаешь, – холодно ответил Султан и удалился. Терять эти деньги от одной лишь смены патриархов он не желал. Не очень большие деньги, но и не малые. Приятный бонус для его казны. Как и уменьшать эту сумму до тысячи, что была утверждена в стародавние времена, тоже. В этом случае иерархи относились слишком безответственно к выбору своего предводителя. Ведь Султан мог его свергнуть в любой момент, если тот вёл себя недостаточно лояльно по отношению к нему.

Иоасаф же, когда Султан удалился, убрал смиренное выражение лица и, жёстко сверкнув глазами, вернулся к управлению Собором. Он не собирался отступать так легко. И планировал выжать максимум, чтобы решить этот финансовый вопрос. И, если повезёт, получить какие-либо ещё льготы. Слишком уж безрадостным было положение православного духовенства.

За следующие пару часов накал страстей в Соборе достиг невероятного уровня. И в этот самый момент Иоасаф и предложил проголосовать…

Вселенский Собор в самых жёстких и резких формулировках осудил деятельность Московской митрополии. Митрополита он отлучил от церкви, как и Иоанна свет Васильевича, и ещё с десяток влиятельных людей, так или иначе связанных с «делом колдуна». А саму митрополию упразднял, подчиняя эти земли Киевской, Галицкой и всея Руси митрополии. Самого же Андрея признавали демоном, сбежавшим из Преисподней, и не только предавали анафеме, но и отрицали само возможность его крещения, ибо демон не мог и не может быть крещён, так как сие есть поруха законов небесных. А посему парня ставили вне законов людских и божественных.

Но судьба молодого сотника, которой уделили столько внимания в решении Собора, была совершенно ничтожной мелочью по сравнению с тем, чем грозило это решение Москве. Ведь тут всё шло одно к одному. Начиная с отлучения Царя с митрополитом и заканчивая передачей духовной власти над территорией Восточной Руси в Вильно. Коллапс! Катастрофа! Это ведь верный способ пустить державу на дно. Однако страх перед гневом Султана и в целом нездоровая обстановка, созданная правильно поданными показаниями, сделала своё дело. Так что, когда Сулейману зачитали это решение, даже он несколько опешил.

– Вы не увлеклись?

– О Великолепный, – глубоко и с почтением поклонившись, произнёс Патриарх. – Сие лишь малая толика нашего праведного гнева. Ибо они погрязли в ереси.

– Передача духовной власти над Москвой в Литву может опасно её усилить.

– О нет, – с улыбкой ответил Патриарх. – Там стоит милостью Всевышнего Макарий II, который вот уже двадцать лет не в состоянии навести порядка в своей митрополии. Передача под его руки московских земель не только усилит беспорядки, но и распространит их на восточные земли.

– В Литве же эти беспорядки связаны с делами латинян.

– О нет! Не только. Местные иерархи борются между собой за доходные приходы и кафедры. Латиняне там, конечно, участвуют. Но местные и без латинян прекрасно справляются. Постановка Макария полностью соответствует твоим интересам. Посему расширение его власти тебе на пользу, о Великолепный!

– А кто там второй претендент на престол Москвы?

– Владимир, князь Старицкий.

– И что он за человек?

– Трус, – чуть помедлив, произнёс Иоасаф. – Три года назад Иоанн Московский тяжело заболел. Мог умереть. Бояре, недовольные его правлением, собрались вокруг Владимира и стали пророчить ему царство вместо новорождённого сына Иоанна. Царь же был в меньшинстве и беспомощности. Однако Владимир испугался. Если бы решился, то Иоанн не пережил бы своей болезни…

– Трус – это хорошо, – согласился Сулейман. – Но не воспользуется ли сложившимся положением Сигизмунд?

– Так он тоже трус, – расплылся в улыбке Иоасаф. – Нерешительный и очень осторожный. Он даже мать свою поставить на место не может, которая ему жён травит. Уже двух сгубила. И голову крутит. Да и вообще, – махнул рукой Патриарх, – слабый он человек. Беда случится, если кто-то из магнатов оживится и пойдёт войной на Москву. Но мы всегда можем с помощью крымчаков решить этот вопрос.

– Хорошо, – благодушно улыбнувшись, произнёс Султан. – Твои слова радуют моё сердце.

Мысленно же он уже прикидывал, как можно было бы восстановить пусть косвенный, но контроль над Хаджи-Тарханом и возродить Казанское ханство. Это было очень важной задачей, ибо Османская империя к 1555 году держала в своих руках не только Малую Азию, но и Левант с Египтом, из-за чего вся торговля по Великому шёлковому пути, а также Индийская торговля через Персидский залив и Красное море были у неё в руках. Что, в свою очередь, позволяло крепко держать за глотку Персию. Дела же Иоанна Московского совершенно не входили в планы османских правителей. Ибо речной путь в Каспий, идущий в обход их контроля, нарушал их монополию на торговлю с экзотическими странами. Очень выгодную торговлю. Торговлю, на которой держалось могущество империи…

Глава 10

1555 год, 28 марта, вотчина Андрея на реке Шат

Жизнь шла своим чередом. Преимущественно норовя по привычке маршировать через задницу. Но Андрей с этим методично боролся, наводя где только мог порядок и генерируя инструкции. А потом ещё и твёрдой рукой вводя их в обязательное и неукоснительное исполнение.

Получалось, ясно дело, с переменным успехом. Но он продолжал двигаться к своей цели с изрядным упорством. А злые языки бы даже сказали, что и с упрямством, достойным лучшего применения. Но на то они и злые языки, чтобы гадости всякие вещать.

А ведь там, в XXI веке, он эти инструкции терпеть не мог, немало рефлексируя из-за любых попыток загнать его в рамки. Но здесь вам не тут, как говаривал Виктор Черномырдин. Оказавшись в ситуации, в которой нужно управлять толпой людей в ручном режиме, он очень сильно пересмотрел своё отношение к «ущемлению прав и свобод», а также прочим либеральным ценностям. Особенно на фоне категорически слабой квалификации личного состава, в первую очередь, конечно, командного.

Кроме того, несмотря на кажущееся изобилие рабочих рук, у него каждый человек был на счету. Прежде всего из-за этой невысокой квалификации командиров. Ну и общая дремучесть личного состава сказывалась. Вы когда-нибудь видели, как строительная бригада, набранная из пастухов, всю жизнь проведших на пастбищах, ремонтирует современный офис крупной организации? Не имея при этом ни навыков, ни понимания того, что они делают, трудясь под руководством одного прораба, готового уже либо самому повеситься, либо их всех перестрелять от отчаяния[31]31
  Обычное, кстати, дело для Москвы 2010–2020 годов. Автор с такой бедой лично сталкивался, правда, не в роли прораба, а со стороны заказчика. Но на жажду массовых расстрелов это никак не повлияло. И на его памяти единственное, что эти весёлые ребята хорошо и исправно делали, был общий намаз в строго отведённое время.


[Закрыть]? Андрей вляпался в близкую ситуацию, из-за чего после очень недолгих колебаний начал практиковать не только материальное стимулирование, но и физические наказания.

Публичная порка взрослых людей за провинность для человека XXI века дикость. И для Андрея тоже. Была. Когда-то в прошлом. Теперь же в его вотчине редкий день никого не пороли.

Разумеется, он не зверствовал и не пытался никого калечить. Да и даже выводить из строя. Иначе кто работать-то будет? Просто делал провинившимся больно и формировал у них условный рефлекс по методу физиолога Павлова. Если Андрей сказал что-то делать, то это нужно делать. Причём в нужное время и так, как он сказал, а не строя из себя художника, который «так видит».

Самодурство.

В какой-то степени.

Но очень действенное. Ибо градус упорядоченности и организованности в хозяйстве вотчины рос день ото дня. И уже сейчас не шёл ни в какое сравнение с тем, что было по осени, когда Андрей вернулся из похода. Конечно, до знаменитого прусского порядка ему было ещё как до Луны вприсядку. Но так ведь молодой сотник и не стремился к этому.

Тем более что он не был глух к словам, поддерживая обратную связь с подчинёнными. И внимательно выслушивал даже самых простых работников по тем или иным вопросам. И даже время от времени корректировал инструкции из-за сведений, полученных от них.

Но в целом давил, стремясь насаждать порядок.

Понятно, что отрегулировать все мелочи было невозможно даже теоретически. Да и Андрею его инструкции требовались не для прикрытия собственной задницы при очередной проверке или ЧП[32]32
  Зачастую в крупных (да и не только) организациях инструкции и всякого рода ВНД пишутся именно для того, чтобы снять с написавшего их сотрудника ответственность и переложить её на кого угодно другого.


[Закрыть], а чтобы всё работало. Но даже при работе крупным мазками корректуры они требовали изрядной, причём регулярной.

Андрей стремился к некоему идеалу, в котором за каждое конкретное дело в любой момент времени всегда отвечал один человек. И у этого самого человека были все необходимые полномочия для решения большинства вопросов по делу, за которое он отвечает.

Получалось непросто.

Особенно в связи с тем, что практическим руководством Андрей в прошлом не занимался, и все его знания носили теоретический характер. Конечно, это было намного лучше, чем если бы теории он не знал вообще, будучи чистым практиком.

Почему лучше? Так ведь он хотя бы понимал, из-за чего набил себе шишки, а не шёл вперёд с крепко зажмуренными глазами, на ощупь. Но в целом проблем хватало. И если многие технологии он не только в теории, но и на практике освоил ДО попадания в прошлое, то управлению он должного внимания не уделил. Да, теорию изучил, и отец в своё время немало поведал. Но в жизни сильно больше кочек и канав, чем на бумаге.

Впрочем, несмотря ни на что, он продвигался вперёд в плане своего обучения и развития в этой стезе с очень неплохим темпом. По схеме год за десять[33]33
  Автор сам как-то работал в организации, в которой получил за год квалификацию бо́льшую, чем за предыдущие десять лет. Хотя эти годы он не бездельничал и не ленился, просто дела были иначе поставлены.


[Закрыть]. Матерея на глазах. Даже поход минувшего 1554 года не так на него повлиял, как управление пёстрым вотчинным хозяйством. Ведь в нём постоянно требовалось его участие на самых разных направлениях. Где-то вынужденно, а где-то и по его инициативе. Он не позволял себе закрывать глаза на замеченные им проблемы и неустройства. Это ведь были проблемы и неустройства в ЕГО хозяйстве или там в ЕГО сотне, которую он к весне уже воспринимал как часть своего бизнеса. Учил, гонял, тренировал и снаряжал…

При этом у Андрея было странное ощущение, будто бы он не успевает. Ничего не успевает. Вот он и трудился словно одержимый. Просыпался рано утром, вскакивая так, будто его током ударили. Вечером же, а точнее, уже ночью просто падал и отключался, немедленно засыпая, едва его голова касалась подушки.

Но сегодня был особый день.

Сегодня он ближе к обеду остановился и задумался. Марфа. Он ведь её практически не видит и общается разве что по своему делу, да и то – на бегу. А она жена. А с женой что? Ну, кроме секса. Правильно. Нужно общаться. Хотя бы её выслушивать. Чем она живёт? Чего хочет? Как себя чувствует?

Понятное дело, что Марфа никуда с этой подводной лодки не денется. Но зачем самому себе гадить? В конце концов, построить бизнес и провалиться в построении семьи как минимум обидно. Да и глупо, ибо именно эта женщина будет воспитывать его детей. А потом всю жизнь иметь на них немалое влияние. Нельзя о ней забывать…

Вот парень и решил, отложив на время свои дела, отправиться к жене. Ненадолго. Хотя бы на полчаса. Чтобы просто уделить ей внимание…

– Где Марфа? – спросил он у первого встречного.

– Так… – растерялся он. – Так не ведаю я, хозяин.

– В учебной палате она, – тут же включилась женщина, что проходила мимо с пустой кадушкой.

– Интересно… – пробурчал себе под нос Андрей и направился в помещение, которое было оборудовано под учебный класс.

Ну как помещение? Землянка.

Со свободными помещениями имелись сложности. Вот и возвели на территории между старой крепостью и окружающей её новой стеной ещё одну небольшую землянку.

По большому счёту сия землянка была единственной постройкой на в вотчине, имеющей очень периодическую и довольно незначительную загрузку. Но выбора не было. Очень уж специфическое местечко, и использовать её для чего-то ещё Андрей не считал правильным, продолжая потихоньку оснащать и оборудовать.

Например, кроме большой доски, он там уже поставил три парты, изготовленные группой плотника Ильи. Пытаясь подражать тем образцам, которые он неоднократно видел. Понятно, не современным партам XXI века. Они ему ещё со школы категорически не нравились. Дурацкие маленькие столики, малопригодные для занятий. Нет. Он ориентировался на что-то в духе двухместной парты Эрисмана с некоторыми более поздними доработками[34]34
  Строго говоря, он делал парту Короткова, которая, по сути, была модификацией парты Эрисмана.


[Закрыть].

Поначалу он хотел ставить одноместный его вариант, но передумал. По ряду соображений.

С одной стороны, двухместную изготовить было не сильно сложнее, чем одноместную, из-за чего перегружённые плотники просто не смогли бы просто к весне изготовить даже шесть штук. И три-то удалось сделать трудом.

С другой стороны, у Андрей к весне на руках имелось всего по три учебника каждого вида. Исправленных версий того самого «Букваря» и «Арифметики начальной». Больше они с Марфой просто не успели сделать. Рукописные ведь. И то, что быстрого тиражирования не добиться, было понятно в самом начале. Так что молодой сотник и сделал ставку на двухместные парты, планируя компенсировать через это дефицит учебников. Сидя рядом, ведь и одним можно пользоваться.

Ему хотелось оборудовать учебный класс шкафом для хранения инвентаря. Но, увы, руки до этого не доходили. Так что и мел, и тряпки, и указка, и восковые таблички с палочками для письма, и все учебники, и прочее хранились в двух небольших сундуках в дальнем конце землянки. Лампы и запас светильного масла отдельно, всё остальное – отдельно.

Парень не жадничал, выделяя по небольшой лампе на каждую парту плюс две штуки у доски, из-за чего в землянке было достаточно светло во время занятий…

Андрей подошёл к землянке.

Внутри слышались какие-то голоса. Тихие.

Он потянул на себя дверь и вошёл в сени.

Голоса стихли.

Пахло светильным маслом. Несильно. Так, словно кто-то лампы использовал. А сквозь мелкие щели в двери пробивался свет, нарушая темноту сеней.

Молодой вотчинник потянул на себя вторую дверь и вошёл в землянку.

У входа стояла Марфа с мелом в руках. На доске красовалась простенькая картинка.

– Доброго дня, – произнёс он.

Марфа молча кивнула, а в её глазах читался некоторый испуг.

Андрей повернулся на класс. За партами сидели девочки – те самые юные особы старшего подросткового возраста из числа освобождённых из полона. Они почти синхронно встали и поклонились.

– Учитесь?

– Учимся, хозяин, – хором ответили они.

– Это хорошо. Молодцы. Садитесь. Марфа, – произнёс он и кивнул на дверь. – На минуточку.

И они вышли.

Но не в сени, а на улицу.

Здесь, конечно, суетились люди, но не слишком близко. Учебная землянка располагалась достаточно удобно в этом плане.

– И как это понимать?

– Учу их рисовать скетчи. Отобрала наиболее пригодных и теперь готовлю.

– Только рисовать?

– Ещё чтению, письму и счёту, – чуть помедлив, ответила она.

– А почему мне не сказала?

– Как не сказала? Сказала. Но ты отмахнулся. Сказал, что занят и доверяешь мне.

– Ясно… – хмыкнул Андрей. – Только я этого не помню. Впрочем, неважно. Для чего они тебе?

– А книги ты и дальше сам хочешь переписывать? Не надорвёшься? Да и рисовальщицы нужны для ковров.

– Почему девочки? Сама же знаешь, какой на дворе год.

– Девочки более собраны, аккуратны, внимательны и ответственны.

– Плохая идея… – покачал Андрей головой. – У нас и так с Церковью не сильно всё складывается. Решила добавить поленьев в наш костёр?

– Они делают большие успехи.

– Это без всякого сомнения должно согреть душу судей.

– С какой это поры ты стал думать об этом? Сам всякую чертовщину творишь, а мне нельзя?

– Нельзя. Ты не должна быть под ударом.

– Да ну, – отмахнулась она. – Не будь наивным. Если до тебя доберутся, то мне не жить. Удавят и тебя, и меня, и нашего сына, и всех, кто был к нам близок. Ты уже достаточно наследил, чтобы тут всё постарались бы выжечь.

– Нам ведь сильно много учебников не нужно. По десятку, край по два. И достаточно. Или ты хочешь ими торговать? Но тогда нужно делать типографию и искать мастера-резчика для гравюр да литейщика для литер и так далее, а их на Руси днём с огнём не сыщешь. В общем, это ещё одно производство, причём не самое простое.

– Типография – это хорошо. И не только для учебников.

– В самом деле? Ты хочешь начать печатать псалтырь или часослов? Вообще-то в Москве уже есть типография Ганса Мессингейма – датского книгопечатника, приглашённого Царём. С ним конкурировать нам совсем не нужно.

– А разве первопечатником на Москве был не Иван Фёдоров? – удивилась Марфа.

– Оказывается, что нет. Когда я был в Москве, посещал эту типографию. Иван там подмастерьем трудится. И работают они над книгами духовного содержания. За что, насколько я помню историю, и поплатятся, так как подрывают бизнес переписчиков монастырских.

– Можешь не переживать, с этими зубрами конкурировать я не собираюсь.

– Вот как? И на кой бес нам тогда типография?

– Я практически закончила книгу сказок и поваренную книгу.

– Что?! – ошалело переспросил Андрей. – А чего молчала?

– Я говорила, – обворожительно улыбнулась она. – Но тебе было не до этого.

– Хорошо, что за книги? Рассказывай.

– Сборник сказок, хм, скорее, сказочных историй. Немного басен, поданных в адаптации под местные реалии. В прозе. Всё строго бытового содержания. Никакой критики веры или власти.

– Что за басни? Чьи?

– Да чёрт их знает? Просто то, что читала в детстве, то и вспоминала.

– Принеси. Я почитаю. Может, глаз за что-то зацепится.

– Хорошо.

– А что за поваренная книга? Сборник рецептов?

– Да. Самые простые и обычные вещи. Приготовление простых ходовых блюд да заготовка впрок продуктов. Особенности сушки да соления. От чего портятся продукты. Про мытьё рук, продуктов, приборов и кипячение воды там тоже говорится. Но осторожно.

– Тоже принеси.

– Так ты поможешь с типографией?

– Литеры отлить из свинца не сложно. Сделал модель из воска. По ней получил разъёмную глиняную форму. И лей в своё удовольствие. Сам печатный станок тоже реально сделать. Возни прилично будет, но терпимо. Переплётчика найти не проблема. Их хватает. Бумаги купить можно пригодной для книг через Псков и Новгород. Краски раздобыть нужной тоже можно. В целом возни много, но никаких непреодолимых трудностей нет. Но ты ведь хочешь все книги снабжать рисунками. Так ведь?

– Хочу, – кивнула Марфа. – Это станет их сильным конкурентным преимуществом.

– Вот. А для рисунков требуется искать мастера резчика. Непросто это. Я вот, когда в Москве в типографии был, то у них не видел резчика доброго. И они жаловались, что ищут. Сама понимаешь…

– Тогда нужно учить.

– И кто его учить будет? Ты, что ли?

– Я много раз видела, как мастера краснодеревщики работали, покрывая деревянные поверхности узором. Видела их инструмент. Там ничего сложного, они ведь не скульптурную резьбу будут осваивать. Просто нужен навык и твёрдая рука. Подыщу среди наших людей тех, кто охочий талант имеют. Вряд ли таких будет много. Один-два, может, три. Найду и посажу их практиковаться. А сама наставлять буду, рассказывая всё, что вспомню. Думаю, что за полгода-год они научатся простенький контурный рисунок прорезать.

– Пробуй, – развёл руками Андрей. – Но помни – на тебе ещё ковры. Шерсть, ты сказывала, девицы всю спряли?

– Всю. Там её не так много было. Чесать и мыть было дольше, чем прясть.

– Её достаточно?

– Ковры не ткань. Хватит. Года на два хватит. Может, и больше.

– Девочки с плетением справляются?..

Марфа всё-таки пробила мастерскую. Буквально вырвав у мужа ресурсы. Хотя на словах всё понимала и со всем соглашалась.

В этой мастерской поставили пять вертикальных станков для плетения ковров. Вполне себе обычного, на взгляд Марфы, размера. И девочки там трудились в шесть смен круглосуточно. А для должного освещения использовались лампы – по две на станок. Используя пряжу, окрашенную яркой краской, изготовленной Андреем специально для этого в небольшом количестве.

Никакой самодеятельности от работниц не требовалось. Марфа нарисовала единый шаблон узора, и они по нему двигались, делая на пяти станках одинаковые ковры. Вот прямо один в один…

– Дело непривычное, но они уже меня обогнали по скорости. Есть ошибки, но я слежу. Главное – не перетянуть поперечные нити и не сделать их слишком свободными, а то весь труд насмарку.

– Надо четыре станка оставить и выделить старшую в смене, чтобы она наблюдала за остальными.

– Зачем? Они у меня принимают работы. Их сменщицы всё проверяют.

– А ты тогда зачем там?

– Не всегда они справляются, так что я время от времени захожу и помогаю. Ну или зовут меня, если что-то случилось.

– Может, удвоить количество смен? Чтобы у каждой было по две в сутки? Меньше утомление и всё такое.

– Они и так не сильно утомляются. Сидят – болтают, песни поют. Мне кажется, что им даже нравится.

– Много удалось сделать?

– Ещё неделя и закончим первую партию ковров.

– Это хорошо… очень хорошо, – задумчиво произнёс он, прикинув, что сможет выручить за них не меньше тысячи. Размер вполне приличный, краски сочные и общий вид довольно богатый. Так что тысяча – это ещё нижний диапазон. Неплохая конверсия хозяйства вотчины. Не всё ведь на одной краске выезжать.

Деньги «для поставщиков», кстати, они с Марфой аккуратно спрятали. Все. Просто прикопав по подвалам в сундуках да горшках. Тайно. Благо, что времени на эти дела у них было в избытке. Эти полторы тонны ценного металла тяжелы, но по объёму не велики. Так что за несколько месяцев рассовали по углам да тайникам. А главное – никто не видел, куда они «рассосались». И теперь, даже если Царь нагрянет, то всё шито-крыто.

– Как сын? – наконец перешёл на личную тему Андрей.

– Тебя он обеспокоил наконец? – с лёгкой издёвкой спросила Марфа.

– Виноват. Увлёкся. Но видишь – исправляюсь.

– Исправляется он… – покачала она головой. – А я уж думала, что и не вспомнишь. Как подрастёт, так и поинтересуешься, кто это тут ещё ходит без работы…

– Не хами мужу, – нахмурился парень.

– Выпорешь?

– Хозяин! Хозяин! – крикнул подбегающий паренёк. – Хозяин, там люди конные идут.

– Много?

– Да не.

– Ладно, – кивнул он этому гонцу и, повернувшись к жене произнёс: – позже договорим. И помни – сын мне не безразличен.

Жена хмыкнула скептически.

Андрей же, ничего ей более не говоря, отправился вслед за гонцом. Конный отряд 28 марта – это не самая лучшая новость. Уже распутица началась да оттепели, но земля не раскисла. Так что, считай, проскочили перед мёртвым сезоном.

– Кого это там чёрт принёс ещё? – на ходу спросил он у гонца.

– Да казаки, походу.

– Казаки? – аж остановился как вкопанный парень.

Казаки в XVI веке очень сильно отличались от того социокультурного явления, который Андрей наблюдал в XXI. ОЧЕНЬ сильно.

Возникли они в среде тюрков-кочевников в районе XII–XIII веке, представляя собой молодых ребят, которые искали лучшей доли. А потому пытались ухватить удачу за хвост. Шли в охрану караванов, промышляли разбойным делом и прочими делами не брезговали. Причём «переобуться» могли буквально «в прыжке», держа нос по ветру, то есть представляли собой авантюристов и искателей приключения самого что ни на есть типичного для RPG вида.

К XVI веку этнический состав этого в целом лихого конгломерата изменился из-за обширного вливания славян, идущих с Литвы да Москвы. Так что, по сути, на 1555 год казаки хоть и именовались татарским словом, но были практически поголовно славянами с небольшими вкраплениями иных племён. Сути же их авантюрной это не поменяло. Посему для региона они выступали не только очень серьёзной головной болью, но и основным источником наёмников. Прежде всего пеших. Ибо бедны были. Но и конные встречались.