Текст книги "Фрунзе. Том 5. Proxy bellum"

Основное же наступление шло на Ригу.

И это было утро.

Самое что ни на есть раннее.

Весь день «аэродромные гномы» старались, выжимая из себя все возможное и невозможное, чтобы самолеты делали всё новые и новые вылеты. Пилоты же к вечеру едва ли не падали от усталости, из-за чего авианалеты шли волна за волной.

Разбомбив взлетно-посадочные полосы вражеских аэродромов, благо что их было не так уж и много, советские самолеты вернулись. Вновь вернулись к тем «вскопанным» полям. Но другие. В этот раз ими были Р-1М с неуправляемыми ракетами на подвесах, которыми постарались уничтожить как можно больше самолетов.

А сопровождавшие их истребители своим пулеметным вооружением кошмарили бегающих в беспорядке людей. Били автомобили, которые пытались куда-то ехать. Старались дать короткую очередь в бочки с топливом или еще куда. Ну и зорко следили за тем, чтобы нигде не образовывалась организованная огневая точка зенитного толка. А если такая и образовывалась, то оперативно на нее реагировали, беря в «ножницы». Впрочем, именно следили за этим всем не сами пилоты-истребители, а командиры, болтающиеся чуть выше. И дирижировавшие всем этим оркестром.

Так или иначе, но к вечеру 1 июня 1931 года авиации корпуса вторжения больше не существовало. Во всяком случае, той, что успели расположить на аэродромах.

Не легче было и другим.

Дирижабли успели раз «заправиться» новой порцией мелких осколочных бомб и люто отутюжить отходящие французские войска. Причем удары по живой силе наносились лишь в полосе наступления. Концентрированно. Мощно. Массированно. В то время как фланговые группировки в Литве и Эстонии просто старались парализовать, лишая запасов топлива. Да, в Прибалтике расстояния небольшие. Но это было неважно. Тот же танк на одной заправке не мог даже день отвоевать, превращаясь после в достаточно уязвимый железный ДОТ. Грузовики и того хуже – просто вставали и утрачивали всякую пользу.

Вечером же, уже по темноте, дирижабли совершили свой третий налет – в этот раз на порт Риги, засыпав его «зажигалками», дабы остановить высадку войск неприятеля и выгрузку грузов. Их сопровождали тяжелые бомбардировщики, которые от щедрот своих делились бомбами ФАБ-50С. Почти что обычными фугасными бомбами. Только начиненными серанитом – смесью аммиачной селитры и серы. Ничего такого. Обычное взрывчатое вещество, нюанс которого заключался в обильном выделении серного ангидрида после взрыва. Побочный эффект, так сказать. И эти клубы белого дыма с едким запахом вызывали раздражение и жжение во всей дыхательной системе, отпугивая тем самым активных участников тушения пожаров и просто разгоняя людей из портового района куда подальше.

Был определенный риск получить обвинение в применении отравляющих боевых веществ. Небольшой. В теории. Но как таковых именно химических бомб никто не скидывал. Эти ведь и маркировку имели как фугасные, и действовали как фугасные. Да и серанит был одним из бесчисленных вариантов взрывчаток на основе аммиачной селитры. Вон в Великую войну и не таким «говном» стреляли. Да еще и доказать нужно, увязав клубы серного ангидрида со взрывами бомб. Мало ли что в порту горит.

– Ну что, товарищи, – произнес Фрунзе, глянув на то, как часовая стрелка достигла двенадцати. – Полночь. Поздравляю вас с первым днем войны.

Все присутствующие заулыбались. Кто-то нервно, но большинство – воодушевленно.

Михаил Васильевич же с трудом сдержал грусть в глазах. На него почему-то накатило. Он вспомнил, что после Великой Отечественной войны офицерский корпус в Советском Союзе воспитывался в парадигме «лишь бы не было войны», из-за чего очень скоро получилось так, что советские офицеры стали самыми ярыми и последовательными сторонниками мира в государстве. Хотя именно они должны были являться ястребами, ратовавшими за силовые решения.

Ведь война – это то, ради чего они живут.

Должны жить.

Это же их профессия.

Это то место, где они могут достигнуть наивысшего своего проявления.

А тут такая нелепица…

И вылилась она в череду крайне трагичных последствий.

Да, примерно с середины 1960-х годов Союз уже было не спасти. Но не спасти в том числе и из-за того, что руководству страны оказалось не на кого опереться в той Гражданской войне, которая бы началась, попытайся они спасти Союз, приводя в чувства элиты национальных республик.

И Михаил Васильевич, помня это, столько возился со своим офицерским корпусом. Прикладывал все усилия к тому, чтобы военные ратовали за военные решения. А то бегали миротворцами всех фасонов, каковых и без них найдется немало… А им, как говаривал адмирал Ушаков, «надобно турка бить». Ну, может, и не турка, но подхода держаться именно такого.

Глава 6

1931, июнь, 3. Где-то в Ливонии

Несмотря на все усилия РККА, французы сумели организоваться и предпринять контрудар. Контрудары. Сразу с левого и правого флангов, стараясь срезать образовавшийся выступ. Все-таки авиация в основной своей массе работала в полосе наступления, обеспечивая совместно с тяжелой артиллерией быстрый и легкий прорыв. В том числе и за счет того, что долбила врага методично, без лишних временны́х лакун, то есть не давая очухаться и закрепиться.

А вот на флангах удары авиацией наносились только в первый день. Они вывели из строя аэродромы да склады с горючим и боеприпасами. И все. Так что, подтянув топливо с удаленных портовых складов, французы пошли в контратаку. Рига ведь была не единственным портом Ливонии.

Самолеты-разведчики смогли заметить приход в движение всех этих войск почти сразу. Вот на что-что, а на разведчиков Фрунзе не скупился. И после того как была фактически уничтожена союзная истребительная авиация прямо на аэродромах, они болтались в воздухе почти постоянно, охватывая при этом весь регион.

Почти.

И какие-то удаленные районы посещали редко и мало. Но важные «пасли» так, что комар не проскочил бы без их ведома. Вот и не проскочили. А это, в свою очередь, позволило своевременно отреагировать.

Тяжелые танки Char B1 шли организованной колонной по проселочной дороге. Сухой. И не сильно разбитой.

Не самый лучший для них вариант, но в данном направлении имелась только она. А наступать требовалось. И приходилось перепахивать гусеницами ее, а не давить шоссе вроде макадама.

Сопровождающие их легкие танки Renault R29 двигались в авангарде и усилении середины и конца колонны, вторая половина которой была представлена грузовиками с пехотой. Французы не сильно налегали на пехоту сопровождения, но таки ее включили в минимальном объеме, полагая, что для танковых частей она не сильно нужна.

– Товсь! – скомандовал командир взвода легких ПТ САУ. – Беглым! Пли!

И несколько кустов на бровке отдаленного холма внезапно ожили, окутавшись дымами.

Противотанковые самоходки, созданные на базе легкого танка путем установки длинной 75-мм пушки Канэ в рубку, открыли огонь по колонне противника. А чтобы их раньше времени не обнаружили – увешали лобовую свою проекцию свежими ветками для имитации кустов. Те еще не успели подсохнуть, так что с определенной дистанции давали очень неплохую маскировку.

Залп.

И тупоголовые[5]5
  Тупоголовые снаряды делались для так называемого доворота снаряда к нормали при попадании в броневую плиту, из-за чего получалось повысить пробиваемость. Чтобы при этом не портить аэродинамику, такие снаряды оснащались тонкостенными баллистическими колпачками.


[Закрыть] бронебойные каморные[6]6
  Каморные бронебойные снаряды имели внутри небольшой заряд взрывчатых веществ с донным взрывателем, что резко повышало поражающее действие снарядов, которые теперь взрывались внутри танка, в отличие от монолитных бронебойных «болванок», как калиберных, так и подкалиберных.


[Закрыть] снаряды, разработанные специально для 75-мм пушки Канэ, улетели к цели. Снаряды из довольно качественного металла. Фрунзе помнил о том, с какой проблемой в годы Великой Отечественной войны столкнулись ПТО[7]7
  Речь идет о том, что советские бронебойные снаряды, в первую очередь, конечно, для 45-мм ПТО, раскалывались при попадании в германскую броню. Это оказалось полной неожиданностью, так как испытывали их по советской броне, которая не отличалась высокой поверхностной твердостью. И там было все нормально.


[Закрыть], и загодя проверил бронебойные снаряды различных полевых систем на профпригодность, чтобы не раскалывались. Настреляли их приличное количество по разным броневым плитам, так что вкусные и сочные борта Renault R29 в скромные 40-мм они брали надежно и верно с весьма приличной дистанции. И не подводили.

Да, французы не сильно увлекались высокой твердостью внешнего слоя брони, и такие ухищрения со снарядами были излишне. Но чем черт не шутит. В таком вопросе лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Снаряд! – кричал командир САУ.

И заряжающий закидывал снаряд в пушку с казенной части. Лязгал затвор. И звучал выстрел.

Уже не в залпе. А в индивидуальном порядке.

Каждый командир САУ выбирал цели сам по себе, стараясь выбить как можно больше легких танков сопровождения.

– Снаряд! – вновь кричал командир.

И так продолжалось до тех пор, пока французы не стали реагировать. Системы радиосвязи в танках у них не имелось. Средств наблюдения за полем боля нормальных также не было. Однако взрывы достаточно быстро заметили – громыхало-то от души. Даже в одном танке боекомплект детонировал, и жахнуло вообще невероятно громко. И к тому моменту, как ПТ САУ отстреляли по пять-шесть снарядов, французы уже поняли, откуда ветер дует.

Тяжелые танки развернулись.

Выставили свою «волосатую грудь» и пошли вперед. Прямо на позиции ПТ САУ. Стреляя из своих легких орудий на ходу. Их невысокая скорость позволяла это делать. И даже куда-то там попадать. Легкие же ПТ САУ спасало только то, что лобовая проекция их аппаратов была экранирована, из-за чего с дистанции в километр это пробить можно было только достаточно тяжелыми орудиями. Если в лоб. Борта – понятное дело, из качественного «картона».

Впрочем, испытывать судьбу они не стали. И, повинуясь приказу командира этой отдельной легкой самоходной ПТ роты, резко сдали назад, уйдя на обратный скат холма.

Раз.

И все. Не видно.

Впрочем, французов это не остановило. Даже скорее подзадорило. Ведь получалось, что враг бежит. А значит, они сильнее. И тут огонь открыла зенитная батарея.

Длинноствольные 88-мм зенитные пушки были также недурно замаскированы кустами. Даже несмотря на то, что располагались на самоходных грузовых шасси. Вся батарея, что стояла в чистом поле, за счет обильного количества веточек выглядела словно небольшой островок кустарника на окраине поля.

Залп.

И тяжелые танки, подставив свои 60-мм борта, получили в них довольно увесистые плюхи. Достаточно было одной «таблетки», чтобы выбить танк. Там ведь тоже прилетали тупоголовые бронебойные снаряды каморного типа. И тех семидесяти пяти граммов тротила, что взрывались внутри боевой машины, хватало за глаза.

Одновременно с этим с другого фаса этой засадной позиции выехали легкие ПТ САУ второй отдельной роты. И начали настреливать по легким танкам французов и их иной легкой бронетехнике. Само собой, увешанные кустами до неприличия.

Минуты не прошло, как начался форменный бардак в стане неприятеля. Первый стихийный поворот ордера смешал его ряды, сильно затруднив управление. После же того, как заработали зенитки и тяжелые танки стали лопаться, словно мыльные пузыри, все полностью пришло в полную негодность.

Теперь каждый экипаж был сам по себе.

Контратака на первую засадную позицию, само собой, захлебнулась. Танкисты заметались. Кто-то, конечно, продолжил наступление и даже достиг искомой бровки холма. Но там и остался. Ведь легкие ПТ САУ первой роты успели сменить позицию и встретить появившиеся танки противника вновь фланкирующим огнем. Причем в этот раз перекрестным.

А учитывая тот факт, что выехало легких танков французов на бровку меньше десяти, то «лопнули» они меньше чем за минуту. Пум-пум-пум… С сочными брызгами из бензина и крови…

Уже через пять минут после начала боя французы начали отступать. Кто-то развернул свои машины назад и постарался как можно скорее покинуть место бойни.

Кто-то отходил на своих двоих.

Особенно это касалось пехоты, попавшей в этот артиллерийский мешок практически голой. Образно говоря. Потому как ехала пехота на грузовиках, не имевших совсем никакой брони. Так-то да – поначалу все стреляли бронебойными снарядами. Особой угрозы получить осколок не было. Даже при прямом попадании снаряда в грузовик. Они их насквозь прошивали, словно какие-то старинные пушечные ядра повозку или плетеную ограду. Поначалу. Но те же тяжелые танки кончились довольно быстро. И 88-мм зенитки перешли на осколочные снаряды с готовыми поражающими элементами, которыми стали плотно работать по живой силе противника.

Чуть погодя к ним присоединилась и вторая рота ПТ САУ, открывшая огонь аналогичными снарядами, только калибром 75-мм. А первая рота легких ПТ САУ не успела поучаствовать во всеобщем веселье: к тому моменту как им удалось выкатиться на новую позицию, тратить именно что выстрелы артиллерийских орудий для уничтожения рассеянных сил неприятеля было уже не нужно.

Командир этого сводного полка дал отмашку. И вперед пошли два мотопехотных батальонов 4-го корпуса постоянной готовности. Они все это время стояли в резерве и ждали своего часа.

Дождались.

И теперь их гусеничные БМП да БТР ринулись в атаку, давая очереди из 13-мм пулеметов и 20-мм автоматических пушек с коротких остановок, чтобы как можно сильнее «приголубить» разбегающихся в панике французов.

– Что у нас? – спросил Фрунзе, войдя в «аквариум» Ставки.

– Все в рамках ожиданий, Михаил Васильевич, – ответил Триандафиллов. – Противник перешел в наступление. Мы работаем от активной обороны.

– 4-м и 5-м корпусами?

– Так точно.

– А они могут так?

– Отчего же нет? Великого ума не требуется. Да и мы сами стараемся ставить задачи так, чтобы неверно их трактовать было затруднительно. Сведения к нам сюда стекаются очень подробные.

– Да-да, – покивал генсек. – Это я уже слышал. Какие потери?

– Скромные.

– А точнее? Вот 4-й корпус сколько потерял человек во время отражения французской контратаки?

– Сорок два убиты и двести девяносто один ранен, – произнес один из офицеров. – Тяжелых двадцать семь.

– А бронетехники?

– Пять легких ПТ САУ, два БМП и дюжину БТР.

– И все? А грузовики? Зенитки? Иную артиллерию?

– Как ни странно, пока удается избежать этих потерь, – произнес Триандафиллов. – Французы наступают слишком нагло. И их артиллерия отстала, будучи не в состоянии поддерживать танковые кулаки. Так что потери у нас идут только в местах непосредственного лобового соприкосновения с массами французских танков. Да и то редко. В большинстве случаев засады удались.

– А дальше что?

– Мы временно замедлили наступление 1-го корпуса на Ригу. И переключили всю ударную и истребительную авиацию на фланги, равно как и тяжелую артиллерию, – произнес начальник Генерального штаба. – Это позволило смешать вторую линию французского контрнаступления.

– Чтобы вынудить противника к полномасштабному отступлению с зависанием на спешно возводимых оборонительных позициях в глубоком тылу, мы готовим контрудары со своей стороны, – продолжил за него Триандафиллов.

– Их имитацию, – спешно поправил его офицер Генштаба.

– Да, имитацию, – кивнул нарком обороны.

– То есть? Почему имитацию?

– Для полноценного удара корпуса не готовы. Они не справятся без больших потерь. Мы хотим воспользоваться преимуществом в мобильности и разведывательных данных и выдвинуть на фланги французских группировок нашу мотопехоту. Демонстративно. Чтобы, избегая окружения, они отошли.

– А если атакуют?

– Не должны. По ним сейчас плотно работают авиация и тяжелая артиллерия. Там форменный бардак. Мы в первую очередь стараемся уничтожить штабы, чтобы довести этот хаос до максимума.

– А истребители открыли охоту за грузовиками и телегами, – дополнил офицер Генштаба. – Мы стараемся у них выбить все транспортные средства «последней мили», чтобы нарушить снабжение топливом, боеприпасами и продовольствием. Ну и вывоз раненых максимально затруднить. А раненые сильно сковывают боевые части, отвлекая людей.

– Англичане новые полки авиации не пытаются развернуть?

– Пытаются – в Таллине.

– А чего так далеко?

– Они пытались и ближе к линии фронта их развернуть. Два раза. Ничем хорошим это не закончилось, – оскалился в многозначительной улыбке нарком.

Фрунзе немного помолчал, разглядывая через стекло карту театра боевых действий.

– Не нравится мне, что мы замедлили темп наступления на Ригу. Без отвлечения основных ударных средств эти контрудары было не остановить?

– Вероятно, можно было. Но ценой больших потерь 4-го и 5-го корпусов. Французы вложились в эти удары очень серьезно.

– И теперь вы предлагаете заплатить большими потерями 1-го корпуса? Самой нашей боеспособной части. Или французы, давление на которых прекратилось, не бросятся окапываться самым отчаянным образом?

– А оно не прекратилось. Корпус продолжает давить. Просто осторожно. И работая своими силами. В конце концов, у него и у самого есть серьезные артиллерийские системы.

– Вы не хуже меня знаете, что их недостаточно.

– Для вскрытия крепкой обороны – возможно. Но французы не успели ее подготовить. Да, темпы наступления корпуса сильно замедлились. Но он продолжает наступать. И потери остаются в пределах ожидания. Мы специально снизили темп, чтобы сохранить, с одной стороны, давление, а с другой – не угробить корпус.

– При сохранении среднесуточных потерь мы потратим существенно больше людей и техники при прохождении каждого километра пути с меньшим темпом.

– Да. Но у нас очень мало сил. И зеленые корпуса… Мы бы их потеряли после отражения этих контратак. Возможно, даже пришлось бы выводить на переформирование. В этом случае потребовалось бы вообще прекращать наступление на Ригу и откатываться назад, переходя к обороне.

– Ладно, – хмуро произнес Фрунзе, не отрываясь от карты. – А что наши англофинны?

– Сидят тихо. Насколько мы можем судить – укрепляют оборону.

– Не собираются атаковать?

– Нет.

– Я вас правильно понимаю, англичане хотят выиграть эту кампанию, за счет французов?

– Без всякого сомнения. У нас на Карельском перешейке очень мало войск. Да и те – милиция. У нас ведь ее очень мало. А ничего другого нет. Не спецназ же туда ставить в общевойсковой бой. Так вот. При желании англичане смогли бы ее пробить. Да, милиция у нас хорошо вооруженная, но это не регулярные войска. Впрочем, англичане не спешат этим воспользоваться, видя, что мы держим все боеспособные части где-то еще. И они завязаны. Их не перебросить в Карелию.

– М-да… Они в своем репертуаре.

– К тому же они опасаются попасть под удар орудий Балтийского флота.

– Они не знают, что мы прошляпили боезапасы? И что нашим новым кораблям нечем стрелять?

– Знают, конечно. Полагаю, что это их рук дело. Но у нас есть как минимум два монитора и несколько линкоров. А их 12-дюймовые пушки – тоже вполне аргумент. И достать они могут очень далеко, простреливая бо́льшую часть перешейка.

– Странные они… Ой странные… – покачал головой генсек.

– Они обычные. Вы, Михаил Васильевич, разве от них чего-то иного ожидали? Они ведь, по сути, наняли французов повоевать против нас. Сами же просто рядом маячат, обозначая присутствие.

Чуть помедлив, генсек прошел к телефону. Набрал внутреннюю диспетчерскую Ставки, которая, приняв пароль и идентифицировав говорящего, соединила его с Фраучи.

– Как продвигается наш морской вопрос?

– Вы по поводу снарядов?

– Да. Удалось выяснить, почему в погреба было загружено все что угодно, кроме них?

– При подготовке флота к переходу имел место бардак. Мы нашли распоряжения, в которых прямо говорилось о загрузке в погреба личного имущества моряков, переезжающих в Союз.

– Но ведь акт был подписан. И там числились боеприпасы к орудийным системам. Его, получается, подмахнули?

– Вероятно.

– И где люди, которые это сделали?

– В бывших США они сейчас.

– А точнее?

– Если бы я смог ответить на этот вопрос, то их бы уже везли в Москву. Скрылись мерзавцы. Либо в Конфедерации сидят, либо в Содружестве. А вы сами знаете – туда мы пока нормально внедриться не можем.

Фрунзе поиграл желваками.

Помедлил.

И после доброй минутной паузы произнес:

– Хорошо. Понял тебя. Отбой. – И положил трубку.

– Как они в проливе на них не напали, – покачал головой Триандафиллов.

– Не решились бы на открытое нападение. Они ведь не хотят увидеть Красную Армию в Дели. А до него нам идти недалеко. И защищаться там им от нас будет крайне сложно.

Все помолчали.

Это был старый разговор. Нарком не верил, что угроза войны в Индии могла остановить англичан от нападения. И считал, что те не знали об отсутствии снарядов на кораблях. И что эту пакость им учинил кто-то иной.

Генсек же не видел, кому еще выгодно так гадить Союзу. Тем более в сложившимся контексте. Ведь рано или поздно эти самые снаряды удалось бы или купить, или изготовить самим. И скорее рано, чем поздно. И поспешность, с которой англичане организовали это нападение, выдает их информированность.

Хотя, конечно, возможно они узнали об этом уже постфактум. Когда корабли оказались в Кронштадте и американские моряки стали языком чесать.

– Это нельзя так оставлять, – покачал головой Фрунзе.

– Что именно?

– Блаженное состояние англичан.

– Но у нас нет сил для операций еще и на этом фронте.

– А Валаам?

– Там довольно сильная береговая оборона. Лайми завезли несколько десятков хороших артиллерийских стволов. Да, острова защищают небольшие силы. Но если мы попытаемся высадиться, то понесем большие потери. В водичке Ладоги особо не поплаваешь. Даже летом из-за родников очень холодная. А морская пехота нам еще нужна.

– ВДВ.

– Что ВДВ?

– Зачем нам преодолевать береговую оборону? Давайте там высадим полк ВДВ. Отвлечем несколько дирижаблей на сутки. И закроем этот вопрос.

– Ну… – завис Триандафиллов, уставившись на карту.

Потом взял листок и начал делать расчеты. По телефону запросил подробную карту о расположении войск и военных объектов на островах. Выявленных, во всяком случае. И пошло-поехало. В конце концов, ВДВ действительно прохлаждались. А каких-то значимых защитных средств в глубине острова у финнов не имелось. Да, по большей части все пространство там было заросшим лесом. Но имелись и поля. Покосы.

После очень непродолжительного обсуждения этой темы пришли к выводу, что именно дирижабли использовать не стоит, потому как часть береговой обороны состояла из зениток – этаких универсальных установок. А выбрасывать десант в ночи на пятачки полей, окруженные густыми лесами, – самоубийство. Так что решили применять планеры. Благо, что для аэроклубов, открытых по всей стране, их делали серийно. Самые разные. В том числе и довольно крупные. Вот, заведя самолетами эти планеры вглубь финской акватории, их можно было отправить на острова с севера, то есть оттуда, откуда подвоха никто не ожидает. Бесшумность же позволяла избежать преждевременного обнаружения…