Текст книги "Хозяин дубравы. Том 2. Росток"

– А если бы я вызвал его в круг и убил?

– Слова бы никто не сказал. Но ты ведь его просто унизил. Сначала избил, а потом выгнал. Это страшный позор. Ведь в глазах родичей он провалил пробуждение.

– Инициацию… – тихо произнес Беромир.

– Что? – не поняла Мила.

– Неважно. Так что, Быстрые медведи теперь со мной торговать не станут?

– Отчего же? Им сие полезно до крайности. Но будь уверен – камень за пазухой придержат. Теперь тебе с ними нужно вести себя осторожно. Да и среди этих, – махнула она головой неопределенно, – хватает сыновей из уважаемых родов. В их понимании ты поступил не по справедливости и не по обычаю. Теперь же их заставляешь вон сок с берез да кленов собирать, а не делом добрым заниматься. И так во всем. Они-де шли учиться, как железо получать да ковать, а ты их за нос водишь.

Беромир смачно выругался на великом и могучем.

– Это что за язык? – поинтересовалась будущая теща.

– Неважно, – покачал головой он, а потом добавил с раздражением: – Я вообще-то не просил назначать меня ведуном и собирался, подготовившись немного, уходить. А меня во все это говно втягивать стали. Навязались мне на голову…

– Ты человек Велеса, – улыбнулась как-то по-доброму Мила. – Не понимаю, что и как разглядел Вернидуб, но я в тебе не сомневаюсь ни на удар сердца. Люди Перуна, они другие.

– И почему ты так решила?

– Человек Перуна готов открыто бросить вызов, если считает дело справедливым. Как тот неудачливый ученик. А ты весь в земных заботах и продуманный.

– А чем я тут, по-твоему, занимаюсь? – нахмурился Беромир.

– Как чем? Жизнь свою устраиваешь.

– Нет. Готовлюсь бросить открытый вызов роксоланам…

В этот момент кусты невдалеке зашевелились. И Беромир недолго думая кинул туда копье, что держал в руке. На звук. Но мимо. Когда они туда зашли с Милой, никого уже не было. И следов не наблюдалось.

– Зверь, может? – поинтересовалась женщина.

– Двуногий, – усмехнулся ведун, указав на небольшую веточку со свежим изломом, расположенным слишком высоко для обычного зверя. – Если же тут находился кто-то крупный, то, без всякого сомнения, наследил бы знатно. Те же клочки шерсти оставил бы. Но нет…

Беромир подозвал Мухтара, но тщетно.

Пес попросту не умел брать след и, обнюхав место, сел на попу с равнодушным видом. Никакой тревожности. Волчицы же держали дистанцию. Да и команд не понимали, так что их тоже припахать не получилось.

– Свой кто-то, – резюмировал ведун. – Видишь, пес спокоен. Шепчутся, говоришь?

– Видимо, уже не только шепчутся…

Глава 3

167, май, 2

Беромир пел.

Много.

В чем-то даже неплохо.

Там, в прошлой жизни, он это делать любил, но не умел. Максимум по пьяни в караоке мог поорать что-нибудь про любовь, у которой села батарейка, или про бег по выжженной земле в гермошлеме. Но желательно так, чтобы не солировать. Ибо в таких случаях сам ужасался своих вокальных данных.

Здесь же у парня нашелся и голос, и слух.

Прямо на удивление.

Вот он и решил скрестить эти новые обретения со своим старым опытом пения. Но, к сожалению, отнюдь не для развлечений.

Дело в том, что ситуация в коллективе складывалась дурная. Слова Милы он проверил, и они подтвердились. Из-за чего тех, кто больше всех возмущался, Беромир стал сильнее загружать работой. Дабы им стало не до того. И не рутиной, при которой можно поболтать, а такой, где это не сподручно.

Вместе с тем изменилась и парадигма обучения.

Изначально как он хотел поступать? Так, чтобы после его смерти ученики продолжили дело. Для чего собирался все честно рассказывать и показывать. Как есть. Ибо требовалось принципиально перекроить ребятам мышление, иначе избежать карго-культа казалось невозможным.

Сейчас же ему пришлось создавать ритуалы натурально магического толка. Да, рассказывая то, что он делает. Но сопровождая это порой удивительной феерией. Например, возьмем сахар.

Ученики собрали березовый и кленовый сок.

Снесли его под навес, сливая в корчаги.

Тут никакой мистики. Просто все и банально. А дальше им требовалось показать и объяснить, как получить продукт, который в эти времена шел натурально на вес золота. В такой обстановке?

Ну уж нет!

Пока он не понимал главного – на кого эти ребята работают.

Ведун вообще решил после того разговора с Милой, что местные элиты слишком сильно связаны с сарматами. Да, на публику они их искренне ненавидели. Но при этом в целом ассоциировали свое благополучие с ними. С их прихотью. Было неясно: та выходка в первый день – это обычная глупость избалованных детишек? Или сбой хорошо продуманной схемы?

Кто знает?

Как это проверить – тоже непонятно. Во всяком случае, не применяя пыток или хотя бы изнуряющих перекрестных допросов. Все-таки навыки контрразведывательной деятельности не его конек.

И Беромир начал сопровождать процесс кристаллизации пением. Прежде всего на русском языке, который тут никто не знал. Пуская в ход все, что мог вспомнить. А также «играл в ведьмино варево», подбрасывая в огонь всякое.

Без какой-либо системы.

Чтобы нельзя было запомнить и потом повторить.

Да, когда нарыв в коллективе вскроется, он оставшимся ученикам все расскажет и покажет. Но пока – чудил. Не говоря им, впрочем, о том, что это все нужно обязательно и им потом повторять.

Просто делал.

А они помогали, не задавая вопросов, думая, что так и надо.

– Когда же железо?! – воскликнул один из учеников, после того как, завершив возню с соком березы и клена, Беромир стал затирать бражку на сладких корешках камыша да рогоза.

– Вы сколько у меня в учениках?

– Да, почитай, уже луна оборотилась на небе.

– Вот! – назидательно поднял палец Беромир. – А вы уже сколько всего увидели и научились! Иные и за жизнь столько нового не увидят. Грешно жаловаться!

– Да чего мы увидели-то?! – возмутился другой ученик. – Гоняешь нас, словно заморить вздумал!

– Ловушки на рыбу делать и ставить по уму научились?

– Да, – нестройно ответили ученики.

– С факелами на плоту рыбачить научились?

– Научились.

– А сеть рыболовную плести? А сладкий песок от духа лесного брать?

– Да! – воскликнул один из учеников. – Но мы шли за железом!

– А кормить вас кто будет? Лесные духи выйдут и насытят своим благословением? – усмехнулся Беромир. – Работа с железом требует сил. Без укрепления тела и хорошего питания – издохнете.

Они нахмурились.

– Чего молчите?

– За нас рода прокорм обещались вносить, – буркнул один из них.

– Этого не хватит, – покачал головой Беромир. – Что такое работа с железом? Это не только разумение, но и много напряженного тяжелого труда. И порой быстрого. Вот разогрели вы заготовку и что? Спешить надо – ковать, пока не остыла. Каждый разогрев – это уголь. А уголь получать не так-то и просто.

– А дрова? Их же можно использовать вместо угля.

– А дрова заготавливать не нужно? – снова улыбнулся Беромир, смотря на них как на детей неразумных. – Хотя у дров жар не тот и горят они все по-своему. Али на сладком песке не насладились сим делом? Но то дело грядущих дней. Будьте уверены, начнем с железом работать – взвоете. Ибо потно и трудно. Очень потно. Тело у вас станет ныть и стенать от нагрузки.

Ученики промолчали.

– Пока же, если вы заметили, я кормлю вас как на убой да делами занимаю. Но такими, чтобы тела ваши укрепляло. Хотя бы мало-мало мясо должно нарасти. А то с вашими кондициями только молотами махать, – хохотнул Беромир. – Раз-раз – и все. Скрючило, и отпал.

– Неужто так тяжело?

– А то! Али, мыслите, что ваши рода не обзавелись бы своими ковалями, ежели было все просто?

– Был у нас свой не так давно. Да сгинул, – буркнул один из пареньков.

– Как сгинул? Что с ним случилось?

– Да сбежал. Собрал по весне свои пожитки и ушел. Только его и видели.

– Убили его! – выкрикнул представитель другого клана.

– То злые языки сказывают!

– Он же по бабам был охочий зело! Вот и добегался!

– Ври, да не завирайся!

– О том все вокруг знают, только вы делаете вид, что с ним ничего не случилось.

– Так, – повысил голос Беромир, перебивая закипающую ссору. – А ну тихо!

Ученики хотели было продолжить, но у ведуна в руках непонятно как оказалась оглобля. И уже этот аргумент сработал.

– В таких делах всегда, я подчеркиваю – ВСЕГДА нужно начинать с того, чтобы выяснить, кому это выгодно. Таков первый завет Перуна в делах судебных. Второй требует смотреть на тех, кто мог из числа имеющих выгоду. Третий – изучить улики. Это всякие следы да приметы, оставшиеся на месте события, ведь в жизни случается всякое. И только потом суждения выносить. А то как бабы. Стыд и позор!

– Так где посмотреть-то на те следы с приметами? Прошло более двух лет, как его с нами нет.

– Куда он мог бы побежать? Родичи у него были?

– С Припяти мать его была. Но мы к ним ходили – спрашивали. Его никто не видел.

– Если не к ним, то куда?

– К ромеям. Куда еще?

– Лодка у него была?

– Нет.

– А много он пожитков унес?

– Много. Почти все ценное. Мы еще гадали, как он так сумел.

– Я думаю, что все не так просто. За то, что по бабам бегал, убивать бы не стал. От него благополучие всего клана зависело. И не только. Побили бы – да. Угрожали бы. Но убивать – нет. В любом случае это все было бы шумно и небыстро.

– Вот! Вот! Я же говорю! – воскликнул парень, который был из Быстрых медведей, четвертый и единственный их представитель, оставшийся после того инцидента.

– Но и ушел он вряд ли.

– Тогда что?

– Его ушли, судя по всему. Коваль – дорогой раб. Надо посмотреть, у кого «счастье подвалило» в те дни. Если они умны, то его вещи себе не брали, а продали, обменяв на какие-то полезные, но маленькие предметы. Ножи, топоры, копья, украшения, может, даже соль. Но ты не спеши отвечать. То ваше дело. Просто подумай. Приглядись.

– А зачем мне приглядываться?

– Если его продали, то почему тебя не продадут?

Парень нахмурился.

А ученики переглянулись.

Беромир же внимательно за ними следил. Старался приметить странное поведение. Особенно у тех, кто болтал слишком много за кулисами. Вон промолчали, лишь насупившись. Они вообще не сильно рот разевали вот так, открыто.

Дальше Беромир, завершив с бражкой, отправился к гончарному кругу. Он еще ни разу его при своих учениках не использовал, поэтому увлек их за собой.

И, используя загодя приготовленную глину, начал делать элементы для будущего самогонного аппарата. Максимально примитивно все. Две корчаги с притиркой стыка. Паровая трубка, идущая через деревянное корыто с водой. И все. Трубку, правда, целиком сделать не выходило. Так что Беромир сделал несколько трубок и узлы для состыковки. Просто для того, чтобы можно было это все собирать-разбирать без значимых повреждений.

Понятное дело, керамика не металл. Прям совсем. И такие трубки существенно хуже охлаждали пар. Ту часть, что шла по корыту, он сделал сборной и в форме плоского змеевика.

Прилично возни.

И пока Беромир делал на глазах ребят все эти детали, он травил байки, пел песни и вообще знатно заговаривал им зубы. Вдумчиво мороча голову.

– Ты понимаешь, что он делает? – шепотом спросила Мила, подойдя к дочери, застывшей с корзинкой на некотором удалении от гончарного круга.

– Играет с ними?

– А почему так думаешь?

– Не знаю. Просто кажется, что он их то дразнит, то совестит. И так по кругу.

– Как старик с детьми малыми, несмышлеными. Видишь? Вот он того, что с краю стоит, у столба, похвалил. Тот зарделся. Плечи расправил. А перед тем ругал. Крепко. Так он от злости аж кулаки сжимал.

– И зачем?

– Он их душу прощупывает. Особливо гляди вон за теми. Видишь – словно сторонятся.

– А чего они?

– Как я подслушала, их старший подначивал тех дурачков из Быстрых медведей. Отчего они и выступили. Сам же оказался в стороне.

Злата нахмурилась.

– Он… хм… они что-то задумали. И твой жених их пытается растормошить. Спровоцировать. Однако они держатся. Видишь – губы поджимает? Видишь?

– Да… – ответила дочь, продолжая вести беседу с матерью шепотом, едва слышно.

– Погляди на него. Чего скажешь?

– Он словно сдерживается. Словно… о…

– Заметила?

– Теребит нож и на шею Беромиру смотрит.

– Надо выяснить, откуда такое отношение. Сама понимаешь, опасно сие, – серьезно произнесла Мила.

– Они при мне замолкают.

– А ты будь осторожнее, доченька. Когда за угол заходишь, чуть постой – послушай. Мало ли. Порой так можно многое услышать.

– Не понимаю, – покачала головой Златка. – Что Беромир им сделал?

– Они из Красных волков. Ходят слухи, что кто-то из них пытался убить и ограбить Беромира.

– И почему это не получилось?

– Никто не знает. Тех людей больше не видели. Словно в воду канули.

– А Беромир тут при чем?

– Говорят, что именно он их и убил. Когда те на него бросились. А тела куда-то дел.

– Так эти дурни просто хотят мести?

– А как же? Открыто не могут выступить. Слыхала я от Боряты, что им старейшины запретили. Но, как ты видишь, не унимаются. Исподволь гадят.

– Мам, это же ужасно… Ты уверена?

– Думаешь, я сама рада? Беромир – наша надежда. Если его убьют – нам совсем конец. Мыслю, и нас со свету сведут. Вытравят. Оттого с удовольствием бы их сама зарезала. Тихонько. Они от меня не ожидают.

– Но не делаешь.

– Беромир запретил. Ему хочется поиграть с ними. Знаешь, от чего тот, старший из Красных волков, злится? Вон-вон. Видишь, как его ломает?

– Вижу. Словно дурной какой-то. Чего это он?

– А Беромир отвечает на вопросы, которые задали эти. Выставляя их неучами и дураками. И я ему кое-что подсказала, да он и сам многое уже услышал. Вот их и выкручивает. Вступить в спор ведь не могут. Да и вообще больно и стыдно им сейчас. Видишь? Видишь? На них вся молодежь взгляды кидает насмешливые.

– Неужели усидят?

– А им сейчас нельзя выступать. Беромир умнее. И он умеет говорить. Они же только вовремя, под руку, ругаться здоровы. Выходить слово против слова для них сейчас означает утратить всякий авторитет.

– Дивно, – покачала головой Златка. – А в чем суть их мести? Что-то я не понимаю. Просто Беромира всякими глупостями оклеветать?

– Дочка, это очевидно. Они хотят выжить. Отомстить ему и выжить. Вероятно, планируют настроить остальных против Беромира. Да так, чтобы после его убийства им дали уйти. А еще лучше воспринимали поборниками справедливости.

– Твари, ой твари… Он ведь для них сакральные знания открывает, а они… Как их земля только носит?!

– Луну назад ты так не считала, – улыбнулась Мила.

– Так луну назад я его и не знала, – улыбнулась Златка.

Глава 4

167, май, 19

Небольшая лодка-долбленка уткнулась носом во влажный берег. И молодой паренек лихо выскочил из нее на землю, подхватив веревку, за которую и подтянул.

Вернидуб, опираясь на весло, как на посох, выбрался следом.

Вручил измазанное плодородным илом «древо» своему спутнику и направился в сторону древней дубовой рощи. Той, что росла на высоком холме у излучины Днепра. Недалеко от того места, где многими сотнями лет позже будет заложен детинец города Орша. Но на другом, левом берегу.

Дорога неблизкая и в горку. Но если не спешить, то и в его годах осилить ее несложно. Тем более что он редко здесь бывал.

– Кто таков? – раздался мужской голос, и из-за деревьев выступили несколько мужчин с копьями.

– Вернидуб из Боровых медведей, – с некоторой торжественностью ответил гость. Он знал этих людей, а они его. Причем давно. Но все одно – ритуал есть ритуал.

– Проходи, – ответил самый старший из них, оправив пышные усы. – Только тебя все и ждут.

– Много собралось?

– Сам увидишь, – ответил он также по обычаю.

Ведун кивнул и молча прошел внутрь священной рощи. В ее центр. Туда, где стоял раскидистый древний дуб, на поляне возле которого обычно проводили редкие, но важные встречи люди его круга.

Ради такого дела он даже облачился в белые одежды.

Ну так-то некрашеные просто и выцветшие на солнце. Но все равно – в здешних реалиях вполне белые.

Вошел.

Тепло со всеми поздоровался.

И сел на указанное ему место.

– Мы здесь сегодня собрались из-за нового брата нашего – Беромира из Тихих медведей, – произнес самый старый ведун, выполнявший по обычаю роль этакого спикера, то есть ведущего собрание. – Говорить за него станет Вернидуб, ответственный за его пробуждение.

– Отчего же Беромир сам не прибыл сюда? – спросил кто-то из дальнего угла.

– Да, почему? – спросил старший, обращаясь к Вернидубу. – Ты знаешь наши обычаи и воспитал уже несколько наших собратьев честь по чести. Объясни свой поступок.

– Дело в том, что я не могу его сюда вести, так как не отвечаю за его пробуждение, – максимально спокойно ответил седой. – Я Беромиру лишь имя подобрал.

– Как же так?

– Тут так просто и не объяснить… – произнес Вернидуб и ненадолго замолчал. – На моих глазах Беромир пал бездыханным телом в реку, и волны его стали уносить от берега. Я потом попытался бежать из плена, но меня раненым да в беспамятстве бросили подыхать. Когда же я очнулся – рядом был он. Живым и уже пробудившимся.

– Странные вещи ты там говоришь. Получается, что он на твоих глазах умер, а потом восстал? – переспросил старший.

– Да, – кивнул Вернидуб.

– Таким среди живых не место. Неужто сгубить не сумел?

– Даже не пытался. Ибо восстал он живым. И первое, что сделал, – вылечил меня, избавив от загноившейся раны.

Все ведуны переглянулись, с трудом сдержав шепотки.

Вернидуб же, выдержав паузу, продолжил:

– В те дни мне казалось, что я словно с иноземцем из далеких краев говорю, который едва выучил язык. Ибо слова он говорил наши, но очень странно. Да и постоянно срывался на какую-то иную речь. А порой и не одну.

– Ты оставался рядом с ним целый год, чтобы присмотреть за ним?

– Изначально – да. Но очень скоро я стал у него учиться.

– Ты?! – удивился старший.

– Да. И ничего зазорного в том не вижу.

– Мы слышали о том, что после пробуждения Беромир словно бы забыл свою прошлую жизнь. И ты ему, будто маленькому, все рассказывал да показывал.

– Это правда, – кивнул Вернидуб. – Но отчасти. Он забыл многое, но не все. А что-то было как в тумане, и он припоминал, если дернуть за ту или иную ниточку. Словно он за это непродолжительное время прожил целую вечность.

– Значит, это ты его учил, а не он тебя! – выкрикнул кто-то из ведунов.

– Отнюдь нет. Это простая болтовня, а не учеба, – резонно возразил Вернидуб. – Я ему наших сокровенных знаний не сообщал. Только то, что всем и каждому ведать надобно. Он даже про эту рощу ничего не знает, ибо я не болтал. А вот он оказался настоящим кладезем неисчерпаемых знаний. По-настоящему ценных, важных и нужных. Порой мне казалось, что нет такого вопроса, на который он не знает ответа.

– Так уж и нету? – спросил незнакомый ведун, сидевший недалеко от старшего. И спросил с таким явным и ярким акцентом. Словно чужак. Даже ромеи, идущие к славянам на торг, говорили чище.

– Все, что я спрашивал, он отвечал, – пожал плечами Вернидуб. – Даже такие вопросы, на которые ясного ответа, казалось, нету. И порой так отвечал, что лучше бы я его не спрашивал. Ибо я… хм… как говорил сам Беромир, выпадал в осадок. Мое восприятие мира трещало, а порой и ломалось. А я сам терялся.

– Что же ты его такое спрашивал?

– Да разное. Даже такие вопросы, как, например, отчего луна то прибывает, то убывает? Отчего солнце то греет, то нет? Куда оно прячется на закате и отчего утром поднимается с другой стороны? Отчего ветер дует? И многое иное.

– И отчего же луна убывает и прибывает? – поинтересовался все тот же незнакомый ведун.

Вернидуб рассказал.

Обстоятельно.

Он готовился к этому выступлению несколько недель, поэтому и речь свою продумал, и ответы на вероятные вопросы. Заранее мысля вывести беседу туда, где он соображает и что-то знает. Сразу, как у него спросили, он снял висящий за спиной на ремне достаточно легкий деревянный щит, обожженный с одной стороны. И, используя его как доску по научению Беромира, стал рисовать на нем разные схемки мелом, показывая другим ведунам.

Его речь оказалась достаточно шокирующей.

Резонансной.

Но главное, он давал способы проверок. Если не всего, то многого. И кое-что из сказанного было уже известно всем присутствующим. Хотя они и не задумывались о том, что это такое. Из-за чего никто не решился начать критиковать или ругать эти слова. Слова ведь выстраивались во вполне стройную картинку. И логически, и практически.

Вернидуб же, чтобы закрепить произведенный эффект, пустил по кругу нож. Обычный бытовой нож, сделанный ему Беромиром из тигельной стали. Его осматривали, хвалили, удивленно восклицая. А тот незнакомый ведун, что говорил с акцентом, не только искренне восхитился металлом, но и не сдержался в вопросах:

– А это точно сделал Беромир?

– Да. На моих глазах.

– И долго он ковал железо, чтобы так очистить?

– Вообще не ковал. Печь хитрую применил. Сказал, что в Индии ее используют. Это где-то далеко на юге.

– Да, на юге, за Парфией, – кивнул незнакомец. – Я бывал там. Когда у ромеев держали в рабстве. Из Египта корабли торговые туда каждый год отправляются. Вот я на одном из них и был. Такой металл в руках не держал, но видел его. И скажу вам – он безумно дорог! У ромеев не на вес золота, но близко к этому. А он тебе из него простой нож сделал… С ума сойти!

– Беромир вообще не придавал этому никакого значения. Сделал и сделал. Походя. Сказав, что так проще, чем железо выколачивать из шлака по привычному нам обычаю.

– Невероятно! Просто невероятно!

– Да. Именно так. И я вам всем скажу – Беромир для нас бесценен, – добавил Вернидуб. – Была бы моя воля, я бы его сюда притащил и запер в этой роще. Чтобы оберегать от бед и угроз.

– Почему же не сделал так? – поинтересовался старший.

– А как? Силой? Пробудившись, он стал вельми буйным. Смелым. За тот год он двух лосей взял, кабана, стаю волков и медведя. Один. Где-то копьем, где-то топором. А часть волков вообще забил чуть ли не голыми руками. Против Боряты выходил, что из Тихих медведей. Да вы его знаете. На копьях поучиться. Взяв для того палки, чтобы не убиться и ран тяжелых не нанести. Да только Борята ничего с ним сделать не мог. На такого, как Беромир, только гурьбой набрасываться и вязать. Либо усыплять. Но это лишено смысла. Здесь мы его по доброй воле не удержим, а клетка… Он найдет способ либо прервать свою жизнь, либо вырваться. Нет, нет и еще раз нет. Так нельзя. Не получится.

– Приказать же ты ему не мог, потому что не ты его пробудил? Так? – поинтересовался Красный Лист.

– Разумеется.

– А кто его пробудил?

– Мне кажется, что лично боги. Проявление Близнецов в нем видно почти сразу. Велес ярче всего из него сочится. Мыслю – он и пробудил. Сам. И оказывает ему наибольшую поддержку. Кажется порой, что Беромир даже его воплощение. Но это лишь наваждение из-за того, что Древний Змей постоянно где-то рядом. Впрочем, и Перун не дремлет. Порой он еще прячется, но это не должно вводить в заблуждение. Громовержец всегда рядом. Впрочем, остальные небесные братья и сестры Беромиру также благоволят. Словно они все вместе за ним присматривают.

– Но это просто невозможно! – выкрикнул старший.

– Любой, кто находится рядом с ним, это подмечает, – пожал плечами Вернидуб.

– Свидетельствую в том! Я Красный Лист из Тихих медведей. Я навещал Вернидуба и Беромира. Знаю парня с рождения. И свидетельствую: мальчик словно поцелован богами. Не богом, а богами.

– Я как-то Мару почувствовал рядом с ним. Так спать не мог! Жуть! А он хоть бы что! – продолжил Вернидуб.

– А он в своих разговорах поминал иные земли? – спросил Вернидуба тот незнакомый ведун, что говорил с акцентом.

– Постоянно. От державы Хань и земель Ямато на восходе солнца до кельтов на закате и о землях дальше – за великим морем. И об иных. О Египте, Ассирии, да о чем только не говорил!

– Он говорил о кельтах? – подался вперед этот человек.

– Да. Довольно часто. Он даже большие рода предложил на кельтский манер называть кланами. Дескать, ему так удобнее. Что? – спросил Вернидуб, видя, как его слушатель поменялся лицом.

– Продолжай. Что еще он говорил про кельтов?

– Многое. О друидах. О жатках колесных. Об обычае наносить на свои тела узоры краской. Имена называл. Мало и редко. Да я и не припомню их уже. Сложные и непривычные. Винотен Геторок…

– Верцингеторикс, – поправил его этот незнакомец.

– Тебе знакомо это имя?

– Да. Это один из великих вождей былых лет. Он объединил многие кланы кельтов против ромеев.

– Но проиграл. В битве при Алезии, – закончил за незнакомца Вернидуб.

– Все так, все так… И многие кельты после этого попали под владычество ромеев.

– А тебе откуда этот Верцин известен?

– Потому что я пришел от остатков одного из кельтских племен – бойев. В годы юности моего прадеда нас выбили из стародавних земель. Все разбрелись кто куда. Наши рода ушли на восход[7]7
  В 70-80-х годах н. э. маркоманы изгнали бойев из Богемии (Boiohaemum) частью на юго-запад в Баварию (Baijawarjoz), частью на восток – в земли современной Словакии, частью на юг – в Паннонию (современная Венгрия). В данном случае речь именно о восточном крыле, которое в 160-е годы испытывало тяжелое давление со стороны германских племен и, вероятно, позже оказалось ими полностью ассимилировано или истреблено.


[Закрыть]. Но лишь для того, чтобы их стали терзать гёты.

– Удивительно, – покачал головой Вернидуб. – Кельт, и тут… Как так получилось, что ты вошел в нашу рощу?

– Потому что я не простой кельт, а друид. Ведун, если по-вашему. И был сюда приглашен как почетный гость. Да-а-а… Когда-то давно и мы тоже вот так собирались в дубовых рощах, когда-то…

– Что привело тебя к нам?

– Скажи прямо, – кивнул старший, видя определенную нерешительность гостя.

– Я уже года три путешествую, подыскивая для остатков моего племени спокойное место. За это время даже ваш язык выучил немного. Эти поиски и привели меня к вам.

– Ты говорил, что был в ромейском рабстве. Как это случилось?

– Набег гётов. Меня увели и продали торговцу-ромею, так как я по звездам многое могу сказать. Очень ему это оказалось полезно. Так я и побывал много где. Даже в Индии.

– А как освободился? Сбежал?

– Спас его во время шторма. Он в благодарность отпустил. И одарил щедро.

– Чудно-чудно… – покачал головой Вернидуб.

– Еще чуднее слышать о таком человеке, как ваш Беромир. Наши боги отвернулись от нас. Нас бьют. Наши земли забирают. На наши молитвы никто не отвечает. А ваш новый ведун – великий дар небес. Они слабы, раз сообща стоят за одним человеком. Но в этом их сила, ибо встали на вашу защиту как один.

– Беромир и нас к такому призывает. К единению. К выбору верховного правителя и созданию крепкой армии, – кивнул Вернидуб. – Хотя порой его слова услышать сложно. Говорит чудно́. Как и мыслит иначе. Чуждо. Его вообще наша жизнь тяготит и злит. Он ведет себя так, словно привык к другой.

– В этом нет ничего удивительного. Я слышал, что в древности такое случалось. Будто человек переродился, но не лишился памяти о былых жизнях, – произнес это друид.

– Или боги ему их открыли, – заметил Красный Лист. – Он ведь до того удара и падения в реку был простым пареньком. Самым обычным, который, как и многие, далек от знаний.

– Ну или так, – охотно согласился друид.

– Знать бы еще, где и кем он в прошлом жил, – поинтересовался кто-то. – Может, он при случае туда и убежит.

– Нет! – решительно воскликнул Вернидуб. – Он всем сердцем печется о благополучии нашем. И мыслит бороться с роксоланами да языгами. За нас. Говорит, что наши предки веками дрались с ними и весьма успешно, пока смута не разъединила нас. Вот! – Седой потряс туеском. – Смотрите, что он написал!

Затем достал и стал читать историю о происхождении славян, придуманную Беромиром. Ту самую, записанную им по мотивам воспоминаний. Медленно. С толком. С расстановкой… Ну то есть по слогам. Потому что иначе еще и не умел.

В ней описывались монументальные события на западе Евразии за последние полторы тысячи лет. Кратко, но емко. Показывая ближайшее родство балтов со славянами. И их, в свою очередь, с кельтами, германцами, италиками и прочими. Да и вообще это слово – славяне – употреблялось как название племени, распавшееся на кланы от смуты и нашествия сарматов…

– Зачем он записал такое? – удивился друид. – Али ему неведомо, что записывать тайные знания никак нельзя?[8]8
  Одна из ключевых специфик кельтской культурной традиции – религиозный запрет на письменную фиксацию знаний. Из-за чего до нас почти не дошло никаких сведений об их культуре и религии. Только обрывки и всякого рода new age, выдуманный чуть ли не полностью. Автор предполагает, что для всей так называемой кельтской провинции, то есть зоны культурного влияния кельтов, в которую много веков входили и славяне, было распространена эта же традиция.


[Закрыть]

– Он опасается, что если не будет писания, то с нами может погибнуть и наше прошлое. А потомки уже и не вспомнят – кто они и откуда. Им отрежут корни, отчего увянет крона, а ее место под солнцем займут иные деревья. Для этого Беромир даже придумал письмо и обучил меня ему. А уже я иных ведунов учу ему.

– Может быть, он и прав, – грустно произнес друид.

Тем временем Беромир гнал самогонку.

Хорошую.

Для себя.

Выдерживая стандарт «полугара», то есть в плошку наливал немного получающегося самогона, поджигал его и смотрел, чтобы выгорала половина. А еще он фильтровал свое варево, прогоняя через уголь. Ну и «хвосты отрубал» без всякой жадности.

По этому случаю был даже сделан условный выходной для учеников. Чтобы все из них могли на этот процесс посмотреть и поучаствовать в дегустации…

– Эх, трудимся-трудимся, а словно бездельники живем, – философски заметил один из учеников, которого что-то развезло больше ожидаемого. Видимо, совсем не держал этиловый спирт.

– Отчего же бездельники? – спросил ведун.

– Землю не пашем. Жито не сеем. Сено коровам или лошадям не готовим.

– Ты видишь у нас тут коров с лошадьми? – усмехнулся кто-то из учеников.

– Да кому это объяснишь? Не делаем, и все. Более и неважно. Эх-эх. Дела наши тяжкие. Вот вернусь я домой. Спросят меня, чем я занимался. И что я скажу? Хитрое пиво варили да по лесам сок березовый сушили?

– Засмеют! – хохотнул третий ученик.

– Ей-ей засмеют! – вторил ему четвертый. – И не объяснишь!

– Жито – да, мы не сеем, – согласился Беромир. – Но лен посадили. И коноплю.

– Куда нам его столько-то? Все же семена посеяли! Все!

– А что делать? – улыбнулся ведун. – Нам нужно много ткани. И много льняного масла.

– А жито? Как без жита-то?

– А жито у нас есть. А ежели кончится – еще принесут. Сами.

– Прямо вижу, как отец будет на всю округу хохотать, – покачал головой перебравший ученик. – Что мы, как дети малые да неразумные, все, что смогли, льном засеяли, позабыв про жито.

– Почему позабыв?

– А как? Я отца своего знаю. Именно так и скажет. Да и иным лишь бы позубоскалить.

– Даже если ты придешь в добром железе?

– Да ну, – отмахнулся ученик, икнув. – Скажешь еще тоже.

Впрочем, не увидев даже тени улыбки на лице учителя, осекся и попытался задуматься. Хотя у него получалось туго, слишком уж его разморило и расслабило, в том числе умственно, как порой от алкоголя и случается.

В тот день они ничем более не занимались особым. Отдыхали. Разве что всякие фоновые процессы выполняли, связанные с добычей пропитания. Теми же рыбными ловушками.

Беромир давал им возможность перевести дух перед большим и трудным делом. Они ведь его так жаждали. Так к нему стремились. И он хотел, чтобы ученики осознали старое как мир правило: «Бойтесь своих желаний, они могут сбыться». А то ворчат, ворчат… Счастья они своего не понимают.