Текст книги "Хозяин дубравы. Том 2. Росток"

Глава 5

167, июнь, 2

– К нам на утренний рассол прибыл аглицкий мосол, – декламировал Беромир на русском языке отрывки из сказа «Про Федота-стрельца, удалого молодца». Как помнил, местами переиначивая и додумывая. Но это было неважно. Местные все равно не понимали ни слова. Им что так, что этак. Вот он и гнал пургу без малейшей оглядки на что ли бы. Сам же тем временем прохаживался, поглядывая на то, как его ребята работают на мехах. Спуску он им не давал. Вон трудились так, что только пот утирать успевали.

Они хотели железо?

Он дал им железо. Кушайте, как говорится, не обляпайтесь.

Начали они закономерно – с руды.

Что болотная, что луговая, что озерная руда представляла собой разновидность бурого железняка, известного также как лимонит, который являлся результатом жизнедеятельности особых бактерий.

С точки зрения промышленного производства индустриальной эпохи такие руды очень плохи. Они не образуют больших массивных месторождений, достаточно бедны[9]9
  Обычно содержание окиси железа в буром железняке от 20 до 60 %.


[Закрыть], да еще и имеют неустойчивый состав примесей. Однако для кустарного производства они подходят идеально. В первую очередь потому что добываются очень легко и распространены чрезвычайно широко. Да и, по сути, относятся к возобновляемым ресурсам. Из-за чего выработать их в регионе распространения весьма затруднительно. Вот на них весь железный век и строился – с самого своего начала до эпохи Ренессанса[10]10
  Разумеется, с некоторыми исключениями.


[Закрыть], а местами и до XIX века.

Просто, дешево, доступно и не очень продуктивно.

Беромир не был местным, обладал некоторым багажом знаний и мог себе позволить посмотреть на этот вопрос под другим углом. А потому, получив новых работников, охотно применил их для повышения производительности труда.

Так что его ученики руду эту сначала искали и добывали.

Потом промывали в ситечках, стараясь избавить ее от ненужных примесей. Она ведь в основном встречалась в виде маленьких или крошечных фрагментов – этакая «крупа» размером от фасоли до риса. Встречались и крупные конгломераты, но редко, очень редко.

Дальше руда дробилась, обжигалась в горшках и прогонялась через магнитный «обогатитель». Из плохого, отбракованного железа, полученного ранее, Беромир наделал магнитов. Собрал из них просыпной фильтр и заставил своих учеников раз за разом прогонять через него обожженную руду[11]11
  Бурый железняк начинает магнититься только после обжига.


[Закрыть].

Муторно.

Трудоемко.

Но оно окупилось с лихвой, очень сильно сократив расходы угля. Его все время подготовки жгли в аппаратике для пиролиза. Том самом, который Беромир собрал по осени. И даже рядом еще два поставили. Но даже так это оказалось небыстрым делом. Куда дольше, чем возня с рудой.

Подготовились, значит.

Подлатали обе печи, заменив поврежденные шамотные кирпичи.

И, сделав первую плавку, получили куда больше хороших криц, чем зимой. Сказалось и обогащение, и более интенсивное дутье. Ведь Беромир заставлял учеников работать на мехах натурально на пределе их физических возможностей, оперативно подменяя. То один там убивался, то другой.

Потом полученные крицы разбили и переплавили в тиглях индийской купольной печи. Доработанной, разумеется. А потому дававшей больший жар. Получили на выходе слитки отличной низкоуглеродистой стали. Даже для начала XX века. По местным же меркам – натуральное чудо.

Ведь качество качеством, но куда важнее оказалось то, что затраты угля, времени и сил на каждый килограмм железа получились в десятки раз меньше, чем даже в Римской империи тех лет. Тут и высокая эффективность плавок руды, и отсутствие долгого и мучительного выбивания шлака из крицы с многократной кузнечной сваркой сырья…

Выглядело все это дивно.

Раз – и готово.

Во всяком случае, в глазах тех, кто хотя бы немного слышал об этом деле, ситуация выглядела именно так. Чародейство, не иначе…

– Какой необычный способ получения железа, – произнесла Мила, затеяв разговор, когда Беромир остался на некоторое время в одиночестве. Специально, чтобы повозиться с записями.

– А? – словно очнулся ведун, отвлекаясь от своих расчетов.

– Я говорю, что никогда не видела, чтобы так получали железо.

– А ты что, дело ковалей где-то видела?

– Конечно, – кивнула будущая теща. – Мой отец был ковалем. Девочки в такие дела не посвящались. Но все равно я многое видела.

– Видимо, не все, – улыбнулся Беромир.

– Откуда ты узнал, как это делается? Ведь так никто вокруг не поступает. От отца я слышала, что даже ромеи так не делают. Наши обычаи мало в этом деле от их отличаются.

– Не задавай лишних вопросов и не услышишь лжи, – еще шире улыбнулся парень.

– Не хочешь говорить?

– Это все просто не имеет смысла. Я ведун. У меня свои советчики.

– В том, что тебе благоволит Велес, даже сомнений нет. Ни у меня, ни у кого бы то ни было вокруг. Всякий, кто тебя видит, то понимает это очень скоро. Злые языки даже говорят, что ты сам и есть воплощение Велеса. Глупости, конечно. Хотя их и болтают. Но… как?

– Что «как»?

– Как это происходит? Ты ведь постоянно среди нас. На виду. Как он может к тебе прийти и что-то показать да рассказать?

– Велес не дружок из соседнего клана. Он бог. Для нас он бестелесный дух. Ему, конечно, несложно сотворить себе бренное тело и лично явиться к кому-то. Но зачем Велесу себя так ограничивать? Духом он может быть повсюду одновременно, телом же, увы, нет. А если надо наделить тебя знаниями, то какая в этом сложность? Раз, – щелкнул пальцами Беромир, – и ты что-то ведаешь, словно всегда и знал. Будто это твои собственные воспоминания. Да и вообще – Велес находчив и может находить разные пути. Из-за чего за ним Перун и присматривает, да время от времени одергивает, ибо не всяким путем надобно идти.

– А… хм…

– Не поняла?

– Не совсем.

– Представь. Ты легла спать, а утром проснулась с полной уверенностью в том, что ты когда-то что-то делала. И помнишь это хорошо, ясно.

– Чудно.

– Дивно. – улыбнулся Беромир. – Тут, главное, с ума не сойти.

– Так Велес тебя таком образом научил делать железо? Просто наделил воспоминаниями?

– Получается, что так. Я помню то, чего помнить не могу, – развел руками ведун. – Посмотри вокруг. Как бедно живут люди. Даже блистательный Рим по ночам сидит во тьме. А я помню города, в которых населения больше, чем во всей ромейской державе. И по ночам они сияют, освещенные бесчисленными огнями. Я помню, как по небу летали… крылатые повозки, способные отсюда до Днепровских порогов долететь скорее, чем ты дойдешь до кривой сосны на излучине. Как люди бороздят моря на железных кораблях и даже на таких, в которых можно достигать самых великих глубин… Чего я только не помню. В том числе и того, чего еще и нет. Понятное дело, что-то ясно, что-то мутно. Но у меня голова просто забита тем, что мне знать не до́лжно.

– А голова от этого у тебя не болит?

– Многие знания – многие печали. – развел руками Беромир. – Болеть голова не болит, а в грусть-тоску это все вгоняет. И становится понятно, отчего Велеса почитают злым. Глядя на то, как мы живем, и сам волком завоешь. Что примечательно, если сделать жизнь лучше, это ничего не изменит. Ибо нет пределов совершенству.

– Тебе лучше знать, – задумчиво ответила Мила.

– А твой отец-коваль. Он жив? – сменил тему Беромир, потому что было видно – она пошла куда-то не туда.

– Увы, – развела она руками. – Семь лет как умер. Мне передали весточку о том спустя год, как его не стало.

– А кем он был? Откуда?..

Несмотря на скептические ожидания Беромира, будущая теща вполне охотно пошла на контакт. И начала вываливать на него обширные сведения о родственниках. Где кто живет, чем занимается и так далее. Да так много, что у ведуна от этого водопада внезапных сведений аж голова закружилась.

Она оказалась из славян с Припяти, вопреки ожиданиям и слухам. Но вот мама ее да, из гётов. Из-за чего Мила неплохо говорила на их языке.

– Гут Вольдемар, гут. – пошутил Беромир.

– Что? Какой Вольдемар?

– А как так это все получилось? – проигнорировал ее вопрос ведун. – Ведь гёты, как я слышал, прохладно относятся к другим. А тут женщину свою отдали в жены.

– В набег они пошли. Неудачный. В нашем поселении было много семей. Пальцев на руках и ногах двух человек не хватит, чтобы сосчитать. Когда узнали о набеге гётов, решили применить хитрость. Поселение бросили, уйдя в леса. Наварив и оставив много пива. А ночью напали, когда набежники перепились. Кого-то убили, кого-то взяли в плен.

– А твоя мать тут при чем?

– Мой дед на копье поклялся прислать свою дочь в жены сыну старейшины. Кто-то клялся отдать житом или еще чем. Все выкупались, как могли.

– И их отпустили под обещание?

– Они клялись на оружии! – произнесла Мила с таким видом, словно Беромир сморозил какую-то дичь.

– Выполнили?

– А как же?

– Иногда недостаток цивилизации людям только на пользу, – криво усмехнулся Беромир. – Ну чего ты так на меня смотришь? Ладно. А с дедом ты общалась? Тем, который из гётов.

– Он два раза навещал маму и ее детей. Но с нами он почти не разговаривал. С ней больше. И с отцом. Оба раза забирал его с собой. Увлекая и иных.

– В набег?

– Они о том не болтали, но, я думаю, да. Во всяком случае, возвращались мужчины не с пустыми руками. И не все.

– Неужели к дакам ходили? Или, быть может, к самим ромеям?

– Увы, тут я тебе ничего не подскажу. Отец не болтал, да и никто не болтал. С нас же языги дань брали. Зачем их дразнить?

– А они не спрашивали, куда это мужчины уходят, возвращаясь с добычей?

– Спрашивали. Им они отвечали, что на подмогу родственникам в делах всяких. Хворь там или еще какая беда приключилась. Вот и помогали.

– И они верили? Им хватало этих слов? – удивился Беромир.

– Хватало, – улыбнулась Мила. – Они ведь не дураки и прекрасно понимали, что мы, несмотря ни на что, платим им дань. А можем и не платить. Хуже того – начнем ходить в набеги уже на них, увлекая с собой еще и гётов.

– Серьезно? – прямо растерялся ведун. – Неужели навести порядок силой не могли? Языги же могут выставить многие сотни ладных всадников.

– Это если все сообща, но единства у них давно нет. Какие-то рода воюют против гётов, какие-то ходят с ними в набеги на ромеев с даками и прочих. Да, укрыться на Припяти не укроешься. Ежели языги или роксоланы осерчают на кого – достанут. Но в целом они старались туда не соваться, чтобы сохранить этот островок покоя и источник дани.

– А тут творят всякое непотребство, – скривился Беромир.

– Потому что могут. Там, на Припяти, пока гёты не пришли, было так же плохо, как и у нас тут.

– А как ты вообще сюда попала?

– Да приехал муж мой будущий с Араком и Плином из языгов, что ходил за данью на Припять. Выбрали и сосватали. Ему не смогли отказать.

– Почему?

– Меч подарил.

– Ну меч и меч. Неужто такая ценность для коваля, чтобы дочь отдать?

– Велики твои знания, а простого не ведаешь. Ежели тебе меч дарят, то ты от дани всяческой освобождаешься. И твоя семья. И тебя не могут покарать, угоняя в рабство, как и кого-то из родичей близких.

– Как интересно… – задумчиво произнес Беромир.

– У отца не было выбора. Он же бо́льшую часть своего железа отдавал сарматам данью.

– Так, так… – покачал головой ведун. – И они не организовали набег, чтобы избавиться от такого неудобного коваля?

– Он жил в самом крупном поселении. На такое просто так в набег не сходишь. Да и далече оно стояло, чтобы наскоком прорваться и забраться, – произнесла она и пристально уставилась на Беромира.

– Что?

– Тебе тут нельзя оставаться.

– А у нас разве есть крупные поселения? – усмехнулся ведун. – Да и там уже болото.

– Болото, – охотно согласилась Мила. – Но там гниль нюхать, а тут тебя убьют или в рабство угонят.

– Я знаю, что за мной придут. И я буду ждать. А тот, кто предупрежден, тот вооружен.

– Так ты специально ставишь себя под удар?

– Да.

– Зачем?

– Хочу первым ударить, – улыбнулся Беромир. – Называется «ловля на живца»: чтобы поймать крупного, вкусного хищника, нужно прикинуться слабой жертвой.

– А если хищник окажется слишком силен?

– А ты думаешь, кто-то отправит какие-то значимые силы меня наказывать? – еще шире расплылся в улыбке ведун. – Один еще не родившийся полководец, ни разу не потерпевший поражения, через сотни лет будет говорить: «Удивишь – победишь!»

– Сложно, наверное, так жить, – медленно произнесла она, чуть покачав головой.

– Как?

– Не здесь и не там. Словно не родившись и не умерев.

– Привыкаешь, – помрачнел Беромир. – Хотя радости мало. Слушай, ты говорила, что с Припяти приходил кто-то для торга к вам. Это родичи?

– Да. От них.

– А с родичами из гётов у тебя связи остались?

– Зачем тебе?

– Если они так любят ходить в походы, то у меня есть что им предложить.

– Хочешь набег на роксоланов устроить? – усмехнулась она.

– Да, – чуть помедлив, произнес Беромир. – По самой весне, как вода вскроется. Их кони будут после зимы ослаблены голодом. Да и они сами слабы, уязвимы. Если действовать быстро, то можно будет разорить им несколько кочевий и отойти раньше, чем они успеют что-то сделать в ответ.

– Но они могут совершить ответный набег на нас. Разве нет?

– Здесь леса. Здесь у них силы нет. Встретим на стоянке и закидаем дротиками. И сотню, и другую, и третью. Да и вряд ли они придут на конях.

Мила выгнула бровь на мгновение и задумалась.

Так получилось, что за этот небольшой срок Беромир уже ввел в обиход приличное количество новых слов. И клан, и дротик, и атлатль, и бумеранг, и многое иное. Просто делал какую-то новую штуку и говорил, как она называется. Но эти слова все одно слегка царапали слух местных, в том числе потому, что звучали слишком непривычно.

Впрочем, Мила к таким вещам не цеплялась. Так, чуть морщилась, не более. И сейчас хоть и отреагировала, но почти сразу переключилась на другое – отвернувшись и пройдясь немного, остановилась у плетня.

– Что скажешь?

– Послать никого не пошлешь. Самой отправляться надо. Я одна их язык ведаю. Да и родич, а для гётов это очень важно.

– По осени отправишься?

– Ты хочешь уже ближайшей весной идти?

– А чего ждать? Даже полсотни если охочих мужчин соберу – уже сила. За зиму я им копья и дротики сделаю. И не только. Этого хватит для налета на лодках. Быстро пришли. Быстро ушли.

– Кочевья бывают большие.

– А как в них люди живут? Стоит оно такое у реки, чтобы вода под боком. И живут в нем женщины, дети да старики. Ну и горстка мужчин, что промыслом каким ремесленным живут или иначе уважаемы. Остальные со стадами на выпасе, удалившись на несколько дней пути во все стороны. Если бить наскоком, полсотни за глаза хватит. Никто пикнуть не успеет. Надо только лодки добрые заготовить.

– Хорошо, – кивнула Мила. – После свадьбы тогда поеду.

– Рано. После торга. Арак прибудет с ромеем. Надо, чтобы ты тут тоже была. Может, и без набега сладим.

– Роксоланы уважают только силу, – покачала Мила головой. – Говори – не говори, все неважно, если за тобой силы нет – ты пустое место.

– Но он ведь освободил меня от дани.

– Ты сумел разжечь его любопытство.

– Думаешь, снова не получится?

– Второй раз? Нет, – уверенно произнесла будущая теща. – Ромеев проводим, следом и поеду. Ты прав. Мне лучше быть при тебе, когда Арак явится. Надо будет с рода мужа кого-то взять в сопровождающие. Одной мне туда идти не с руки. Да дары подготовить и что-то на торг…

Глава 6

167, июнь, 22

– Тяжело в учении, тяжело в бою. Всегда ваши. Гири, – мрачно произнес Беромир, наблюдая за очередным шушуканьем учеников.

Они жаждали железо.

Он им его дал.

Но эйфория первых дней прошла. И эмоционального переключения не получилось.

Ничего не работало.

Ни осторожные провокации, выставляющие дебоширов глупцами и дураками в глазах остальных учеников. Ни попытка ребят увлечь тем, ради чего они сюда пришли. Даже наоборот. Когда восторженное состояние ушло, они все расправили плечи и заходили горделиво. Дескать, ковали. Дескать, разбираются. Дескать, настоящие хозяева жизни.

Так-то ни один из них пока не понимал, что там происходит и зачем. Беромир специально с ними пообщался и понял, что на текущий момент они даже сообща не в состоянии повторить сделанное недавно. Но навыдумывали они себе всякого уже от души. И голова закружилась. От успехов. Мнимых.

Это сказалось и на кризисе.

Он стал стремительно прогрессировать.

Те деятели, что воду мутили, тоже воспрянули духом. И с новой силой стали ездить по ушам остальным. А к их словам стали прислушиваться пуще прежнего. Ну а что? Они уже не хрен собачий, они уже о-го-го. Если не вровень с Беромиром, то как бы не выше.

Особенно это касалось сыновей старейшин.

Они даже разговаривать стали, ну так… Нет, формальная вежливость сохранилась. Эту ролевую игру они продолжали блюсти. Но и слова подбирали так, чтобы максимально принизить Беромира. И самую речь так строили, дабы задеть. Ведун прямо кожей чувствовал то нарастающее пренебрежение, которое от них сквозило.

Все вокруг закипало.

Ситуация во многом напоминала ситуацию в фильме «Стрелки Шарпа». В чем-то. Отдаленно. Но Беромир был уверен: еще неделя-другая, и дойдет до открытого вызова и неподчинения. Или раньше…

– Будь осторожен, – тихо шепнула Златка, проходя мимо. – Я слышала, как они обсуждали нападение у мишеней. Хотят покидать в тебя дротики, когда ты пойдешь посмотреть итоги упражнений.

Ведун никак не отреагировал, словно не слышал.

Да и Златка не останавливалась и не поворачивалась к нему лицом. Сказала на ходу, чуть отвернувшись в сторону от всяких наблюдателей, будто и не говорила ничего.

Сам же ведун осторожно огляделся, стараясь не выдавать своего внимания. И приметил тех троих зачинщиков, что беседовали, бросая на него недобрые взгляды.

Такие характерные – не перепутать.

Намерение из них просто сквозило. Хотя они и старались не попадаться Беромиру на глаза. Даже то, что он их приметил в таком облике, и то не заметили. Когда же он открыто повернулся в их сторону, резко все прекратили и изобразили равнодушие. Даже делом занялись.

После обеда всей толпой вышли на тренировочное поле.

К мишеням.

К тем самым, которые парень еще для себя и Вернидуба устанавливал, создавая их из туго связанной сушеной травы. Туда Беромир своих учеников стал выводить сразу после истечения первой недели. Памятуя о том, что дротики – их сила. С одной стороны, а с другой – владение ими не поможет в случае судебного поединка. Посему на копьях и не давал им уроков. Налегая лишь на метания всякие. Ну и немного прогоняя через турник, брусья да отжимания.

Провели разминку.

Разогрел их чин по чину, чтобы мышцы не потянуть на бросках.

И запустил уже отработанный конвейер.

Выходило одно звено и метало свои дротики в мишени, которых теперь стояло тоже три штуки. Следом Беромир выходил с теми, кто отработал и проговаривал с ними их ошибки. Тем временем готовились новые.

Но сейчас он так делать не стал.

Ведун изменил тактику и уделил внимание стойке и самой технике броска. А потому после отработки звено самолично выступало к мишеням, собирало дротики и возвращалось. Он же оставался в группе. Причем стоял всегда так, чтобы всегда мог бы кем-то прикрыться. Более того, никогда не оставлял никого из них у себя за спиной.

Храня при этом всю полноту спокойствия. Словно стоит в кругу друзей. Что стоило ему впечатляющих усилий. Ведь, в конце концов, на него могли напасть и просто так.

Сценарий он как себе представил?

Бросили дротики и сразу ходу. Стараясь как можно скорее укрыться у своих. Остальные же ученики, в силу сочувствия, противодействия им, скорее всего, не окажут.

А если нет?

А если уже они сговорились со всеми?

А если решатся напасть вот так – в толпе? Тем же ножом.

Вот Беромиру и стоило весьма впечатляющих усилий держать лицо. Хотя рука его почти всегда либо покоилась на топорике, либо на саксе, либо находилась где-то рядом. Он же сам старался двигаться плавно, экономно и ни на секунду не терял бдительности. Но все вежливо. С приятной улыбкой и довольно мягкими речами.

Эта троица же дергалась.

Крепко.

На лицах остальных стали появляться ухмылки. Они, видимо, либо знали, либо догадывались о задумке этих персонажей.

Заход шел за заходом.

Серия бросков за серией.

Начало даже пованивать. Не искрить, а именно пованивать. Психологически. Эти ребята, задумавшие покушение, все сильнее нервничали. Отчего дротики их летели все хуже и хуже. Вгоняя их натурально в краску и вызывая смешки у окружающих. А местами и сальные комментарии.

Наконец Беромиру это надоело. И когда эта троица отправилась к мишеням, собирать свои дротики, ведун взял атлатль, вложил в него дротик. И метнул.

Очень хотелось в спину заводиле.

За столько часов тренировок он бы не промахнулся.

Пришлось даже зубы стиснуть, чтобы сдержаться. Выдохнуть. И отправить дротик в самый центр мишени. Аккурат тогда, когда заводила находился в паре шагов от нее.

Раз.

И дротик вошел на его глазах красиво и эффектно.

Бедолага от неожиданности аж присел.

– Спокойствие – залог успеха! – назидательно подняв палец, произнес Беромир.

– Ты мог попасть в меня! – взвизгнул заводила, лицо которого стало мертвенно-бледным. Словно мелом измазали.

– С двух десятков шагов? – усмехнулся ведун.

Взял еще дротик.

Метнул.

Еще.

Еще.

И каждый ложился аккуратно в центр своей мишени. По очереди. Причем делал это парень без каких-то особых видимых причин. У него за этот год непрерывных тренировок сформировалась двигательная память. Руки сами все делали.

Бросив по три дротика в каждую мишень, Беромир улыбнулся. Как можно более ласково и приветливо.

– Сила Велеса в мастерстве, в навыке, в умении. Но она ничто без силы Перуна, которая суть спокойствие духа, – произнес ведун, обращаясь к ученикам, стоящим рядом. – Человек слаб. Он постоянно тревожится мыслями и чувствами, из-за которых ему нет покоя. Это низводит его навыки к полной ничтожности. Перун – это дисциплина, как внешняя, так и внутренняя. Ты держишь себя в кулаке. Без этого любое мастерство – ничто.

Повисла тишина.

Все думали. Каждый о своем.

Зачинщики же прекрасно поняли – Беромир все знает и играет с ними. Из-за чего их еще сильнее стало трясти. Вызывая острое желание наброситься на ведуна прямо сейчас. Открыто.

Остальные эту выходку явно не поддержат. Ибо не по обычаям. Да, если бы кинули дротик и бежать – ушли бы. Ученики бы особо не усердствовали в преследовании. Только так, для вида. А если так набросятся – выбора у них не останется. Чай, не круг.

Но хотелось, как же им хотелось…

Обида и страх в них перемешались жуткой смесью.

– У нас гости! – крикнула Златка.

Ее звонкий голос словно рассек густую, вязкую атмосферу конфликта. Все глянули на нее, а потом куда она указала.

Несколько лодок с мужчинами.

Кто именно – не видно. Но в любом случае прямо сейчас нападение явно срывалось. И эта троица, злобно пыхтя, сдала назад, демонстративно подчинившись.

Но надолго ли?

Минут через десять появились гости.

– Как у вас тут дела? – спросил Борята, вылезая из лодки и тепло пожимая руку Беромиру.

– Пока обошлось без крови, – максимально равнодушно ответил ведун.

– Рад, – кивнул он. – Надеюсь, Перун не возьмет свою плату.

– Это не плата, – возразил Беромир. – Он карает лишь тех, кто взялся за дело, что ему не под силу. Тех, кто опозорит его имя.

– Согласен, – ответил глава «клуба» вполне дружелюбно.

Эти слова слышали все ученики.

Сколько было сказано слов? Всего ничего. А какой эффект? О! Вон как они все нахохлились, да и глазки у них забегали. Это ведь что получается?..

Учеников отправили разгружать лодки, а Беромир повел гостей к столу. Посидеть. Поговорить.

– Возмужал-то как! – крякнув, сообщил смутно знакомый мужчина лет сорока пяти. Или около того.

– Не помнишь его? – поинтересовался Борята, увидев взгляд парня.

– Смутно. Понимаю, что он мне знаком, но кто он – напрочь забыл.

– Старейшина он. Глава твоего рода. Старик Тук.

– Тук[12]12
  «Тук» означало просто «жир», что в целом имело переносное значение «здоровый», «большой». При этом в ходе первой палатализации «тук» превратился в «туч», откуда и «тучный», и «туча».


[Закрыть]? – переспросил парень, с трудом сдержав улыбку из-за имени. – И что ему надо от меня?

– Проведать, – довольно вежливо ответил сам гость.

– Почему ты не защитил моего отца и мою семью?

– Потому что это навлекло бы гнев роксоланов на весь наш род. Мы дали твоей семье жито, соль и скот. Вы должны были выжить.

Сказал и смотрит такой испытывающе. Ждет реакции.

– Проведал? Посмотрел? А теперь садись в лодку и греби отсюда.

– Беромир!

– Из-за твоей трусости моя семья в рабстве! – рявкнул парень, положив руку на небольшой боевой топор, что висел на его поясе. А с недавних пор он с ним даже спал.

– Остынь! – выступил вперед Борята.

– Зачем ты его привез?

– Он попросил, – указал глава местного «клуба» Перуна на стоящего чуть в стороне еще одного седого мужчину, да еще и в белых одеждах.

– Это кто?

– Друид, – ответил гость сам. – Я слышал от Вернидуба, что ты поминал Верцингеторикса. И мне стало очень любопытно с тобой поговорить. Мало кто помнит его славное имя в наши дни.

– Друид? Здесь? – несколько опешил Беромир, а потом, кивнув на Тука, спросил: – А зачем тебе он?

– Вам нужно примириться. Ибо не будет успеха в семье, что разделена промеж себя.

Парень скрипнул зубами.

Скосился на Тука.

И, молча кивнув, отправился под навес, оставляя гостей Миле, Злате и остальным женщинам. Сам же сел в стороне насупившийся вороной. Может быть, и не стоило играть эту роль. Но Беромир уже четко и ясно понимал: равнодушия ему не простят. Равно как и излишней компромиссности. Тот, кто идет за Перуном, ищет справедливости, ибо громовержец в первую голову небесный судья.

– Мы все совершаем ошибки, – тихо произнес Тук, подойдя и садясь рядом.

– Как будто тебе есть дело до их судьбы.

– Твой отец был моим внучатым племянником.

– Я о том и говорю. Небось, сына бы защитил. Или внука. Своего.

– Я не мог поступить иначе.

– Понимаешь, мы всегда говорим, что выбора нет, если он нам не нравится. Ты не хотел враждовать с Гостятой и Араком. Вот и все.

– Да они бы размазали бы нас как сопли! Весь род в рабство бы угнали! Ты Гостяту не знал – очень злопамятный и обидчивый человек он был. Очень!

– Я тоже, – буркнул Беромир.

– Ты поцелован богами. С тебя и спрос иной. А что было делать нам? В роду шесть семей. Из молодых только твоя да Горяна. Остальные – в годах и почти бездетные. Бо́льшая часть молодой поросли слегла от поветрий всякий. С кем нам бороться? Какими силами? Кто за нас бы встал? Баб да детишек под рабство подвести по дурости?

Беромир промолчал.

Просто сидел и смотрел куда-то в пустоту перед собой.

– Ответь. Как бы ты поступил? – наконец спросил старик Тук.

– В любой игре, деда, всегда есть охотник и всегда есть жертва, – начал ведун цитировать одну из фраз кинофильма «Револьвер». – Вся хитрость – вовремя осознать, что ты стал вторым, и сделаться первым. Ладно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Говори, зачем ты на самом деле приехал…