Текст книги "Три кругосветных путешествия"

Из журнала штурмана А. Российского о пребывании корабля «Суворов» в порту Джексон [1814 г.]

31 июля, в полдень, мы были на юго-западной стороне в 114 милях от Вандименской земли, почему, надеясь в следующий день ее увидеть, мы легли на ночь в дрейф под малыми парусами.

Ночью на 1 августа поднялась ужасная гроза с сильным проливным дождем и жестокими шквалами. Страшный гром раздроблялся по тучам в необъятном пространстве океана, и пламенная багровая молния освещала весь горизонт. К утру ветер начал стихать, и хотя дождь перестал, но небо покрыто было облаками.

В 6 часов мы снялись с дрейфа; в 10 часов увидели юго-западный мыс Вандименской Земли и лежащий поблизости оного камень Мюстон. Нельзя вообразить, как приятно было увидеть берег, ибо прошло 50 дней сряду с того времени, как мы не видали не только земли, но даже и признака оной; притом же беспрестанно продолжавшиеся пасмурные, дождливые и бурные дни столько уже нам наскучили, что всякий с нетерпением желал скорее пристать к берегу и отдохнуть.

В полдень, по сделанному наблюдению, мы находились под 43°58'5''южной широты и 145°58' восточной долготы, по хронометру; камень же Мюстон лежал тогда от нас в 13 милях к юго-востоку.

В половине 2 часа увидели еще два камня: Эдистон и Свилли; первый из них издали весьма походит на корабль, идущий под полными парусами. В 3 часа мы миновали оные на траверзе в расстоянии 12 миль и направили курс к северо-востоку. Чем более подвигались к северу, тем более погода становилась приятнее и теплый климат ощутительнее. До 1 числа, по причине переменных ветров, мы должны были целые шесть дней лавировать. Сего числа достигли мы до 34°41'17''южной широты и 152°15' восточной долготы; следовательно, от порта Джексона находились не более, как в 60 милях. И в самом деле, поутру с восхождением солнца, с помощью зрительной трубы мы усмотрели берег Новой Голландии, называемый англичанами Новой Южной Валлийской Землей – New-South Walis. В полдень он открылся нам совершенно. На южном мысе, вдавшемся в море, мы увидели маяк и флагшток, на коем развевался английский флаг. В 7 часов показался нам на сем мысе сверкающий огонь и носившиеся облака дыму в расстоянии 8 миль SSW. Во всю ночь яростные волны Южного океана не преставали дробиться с шумом о высокие гранитные скалы сего мыса. Между тем матросы спокойно доставали из трюма канаты и торопились привязывать к якорям.

Наутро 12 числа [августа] погода была прекраснейшая, и вид берега Новой Голландии представился прелестнее прежнего. Ветер был от запада тихий, брамсельный, отчего мы ранее, как в 8 часов, могли подойти к южному мысу, где при пушечном выстреле подняли на фор-брам-стеньге флаг для требования лоцмана.

В 12 часу из Джексонского залива вышел идущий на китовый промысел английский купеческий бриг, с которого приехал к нам лоцман. Какой живописный вид открылся, когда мы прошли между высоких каменных скал: в одной стороне берег Новой Голландии представлялся, как мрамор, с другой – зеленые равнины расстилались над дикими утесами, и взор терялся среди множества островков, один другого прелестнее, закрываемых с моря деревьями и кустарниками; вдалеке бурный шум океана, тихий плеск волн в спокойном заливе, которого голубые воды позлащивались лучами солнца, свежесть и прохлада от соседственных лесов, пение разновидных птиц, которых тысячи порхали на ветвях дерев, кружились над берегом или над водами и плескались в струях; все для нас было каким-то очаровательным зрелищем.

Вскоре из порта Джексона приехал к нам посланный от губернатора офицер с инструкцией, которая дается всем иностранным судам во время пребывания в сем порте. Между тем он старался узнать от нас политические новости о военных обстоятельствах в Европе, которых они давно не получали, ибо из Англии пакетбот с известиями приходит в Новую Голландию только один раз в год; а так как у нас были взяты из Англии и Рио-Жанейро газеты, то мы и отдали ему оные для доставления губернатору.

В 2 часа пришед в Сиднийскую губу, откуда виден город Сидни, стоящий на возвышенном месте, с прелестно выстроенными дачами и красивыми каменными домами, мы салютовали городской крепости 11 выстрелами, а между тем убирали паруса и становились на якорь на определенном месте для всех приходящих иностранных судов. Мы стали на якорь на глубине 8 саж., где грунт ил с песком. В начале четвертого часа на наш салют отвечали с крепости 13 выстрелами; замедление же в ответе происходило, как мы после узнали, оттого, что посылали спрашивать приказания губернатора, который и велел отвечать двумя [выстрелами] более. В четыре часа приезжал опять прежний офицер от губернатора с уведомлением, что нашему кораблю позволено перейти на то место, где стоят английские суда. Сия привилегия здесь чрезвычайно редко дается иностранным судам, и почти никогда[38]38
  Так в документе.


[Закрыть].

Мы очень удивились и обрадовались сему лестному случаю; но так как течение в сие время было противное, то и остались до утра на прежнем месте. На другой день, на самом рассвете, приехал к нам лоцман, и при сделавшемся попутном течении мы снялись с якоря, а к 10 часам перешли к самому городу Сидни и стали на якорь к N от губернаторского дома. Пока мы переходили и становились на место, то на пристани собралось великое множество народа, который с любопытством смотрел на наш корабль и удивлялся прибытию; ибо с того времени, как порт Джексон населен англичанами, то это еще [был только] второй корабль под российским флагом[39]39
  Первый корабль был «Нева», отправленный Российско-американской компанией в 1808 году под командой лейтенанта, ныне же капитан-лейтенанта Гагемейстера (прим. автора).


[Закрыть], [который] посещает сей далекий порт пятой части света, отдаленный от нас двумя великими океанами.

Радость народа при известии о взятии Парижа. Обед у губернатора. Заботы об исправлении корабля. Выбранное место для поверки хронометров. Приятные посещения

Лишь только мы успели стать совершенно на место, как гром пушек из всех крепостей возвестил полученное от нас радостное известие о взятии Парижа. Всякий спешил узнать тому причину; суетились и бегали по улицам. Наконец, после полудня сие известие было торжественно обнародовано. Тогда-то надобно было видеть, с каким восторгом радости встречали нас и с каким уважением принимали всякого, съезжающего с нашего корабля на берег: матросов насильно тащили в шинки и потчевали по-братски, приговаривая: «Рашен добра!», «Рашен добра!», «Френч но гуд!» [русские добрые, а французы плохи]. В вечеру все городские улицы были иллюминованы; пред каждым домом горели плошки; даже в самом бедном поставлено было на окнах по три и по четыре свечи, а в других и более, смотря по достатку.

Во многих местах пускали ракеты. Дом генерал-губернатора Маквария освещен был великолепно, и сожжен превосходный фейерверк. В сие время народ толпами собирался на площадь; в одном месте гремела полковая музыка, в другом хор песельников, а инде разноголосный крик подхмелевших весельчаков. Словом сказать, весь город казался в сие время счастливейшим в свете… Кто бы из нас мог вообразить, что на другой день нашего пребывания мы проведем время с таким удовольствием!

14 числа [августа] капитан [М. П. Лазарев] приказал осмотреть весь такелаж и рангоут, а между тем старался приискать конопатчиков и других мастеровых, необходимых для исправления корабля. Сильные бури, бывшие во время нашего плавания, несколько повредили палубу и корабельные борта; притом же некоторые паруса были изорваны, а другие и вовсе не годились. Также нужно было пересмотреть бывшую на корабле провизию, а особливо солонину, которая начинала уже портиться. Моя же должность состояла в проверке хронометров, для чего и выбрали нам место, именуемое Benelongs point, которое по своему положению может назваться романтическим: с одного края подымаются уступами морские скалы, у коих плещут волны, разбиваясь с пеной о камни, с другого простираются цветущие долины, осененные благовонным рощицами, откуда несется восхитительное пение птиц.

После наших утренних наблюдений мы садились обыкновенно на мягкую траву, под тень какого-нибудь кустарника, укрывающего нас от солнечных лучей, и спокойно наслаждались созерцанием прелестных окрестностей. С сего места видна большая часть города, гавань и стоящие в ней корабли. Здесь всегда много гуляющих. Многие англичанки, из любопытства, приходили к нам и смотрели на наши занятия. Мы знакомились и были так счастливы, что, нас не забывали своими посещениями. Benelongs point было местом свидания. Как весело тогда проходило время! Окончив наблюдения, мы играли и бегали здесь, по прелестному месту, до самого вечера. Вечером же снова должны были приниматься за скучные астрономические наблюдения, по окончании которых возвращались с инструментами на корабль.

…Сражение диких. Удивительная их смелость. Орудия их. Пристрастие англичан к ручным боям…

…20 числа [августа] узнал я, что в сей день будет происходить сражение между дикими на назначенном для сего месте. Сей случай столько показался мне любопытным, что я никак не хотел его упустить и решился даже оставить сего числа поверку хронометра. Получив на сие позволение от капитана, в 9 часов утра собрался идти на то место с г. де Сильве и помощником суперкарга Красильниковым. Когда мы пришли, то еще никого не было, но спустя несколько времени множество народа начало собираться, ибо англичане имеют особенную страсть к боям всякого рода. В 11 часов увидели мы около 30 бегущих вооруженных дикарей, которые были совсем нагие. Каждый из них имел при себе 3 копья, щит и дубину; все сии орудия сделаны из самого крепкого дерева, называемого англичанами железным (Iron Wood).

Наконец, прибежало еще человек с двадцать, и по данному им знаку они начали расходиться на разные партии; потом вокруг поднялся страшный шум, и мгновенно с обеих сторон полетели копья[40]40
  Их копья бывают длиной в 4, 8 и 10 фут. Сии последние бывают трехколенные: два колена из простого дерева, а третье из железного. Конец оных заострен и сделаны зазубрины. Сии копья бросают из рук, но только посредством крючка, который вкладывают в конец копья, чтобы придать больше силы. Щиты делаются из коры железного дерева; они бывают овальные и несколько выпуклы; сзади приделана к ним ручка. Длиной бывают в 2 1/2, а шириной в 1 1/2 фута, толщиной же около дюйма и размалеваны разными красными и белыми фигурами (прим. автора).


[Закрыть], от которых с чрезвычайным искусством они умеют увертываться и закрываться своими щитами. Между тем неприметно со всех сторон начало скопляться их более и более, так что напоследок собралось около ста дикарей. Сражение час от часу становилось упорнее; наконец, перебросавши все свои копья, начали драться сагайями[41]41
  Дубины называются сагайями; рукоятка их снизу тонка, но чем далее к верху, тем толще, и, наконец, оканчивается бакляшкой из самого крепкого дерева; длина их в 3 и 3 1/2 фута (прим. автора).


[Закрыть], от которых также с удивительной ловкостью они умеют защищаться, застораниваясь щитами, то отступая, то подаваясь вперед, то уклоняясь в сторону.

В это время беда непроворным: тотчас дубиной ударяют прямо по голове, от чего с первого раза убивают до смерти. Нельзя даже вообразить, с какой свирепостью и отчаянием нападают они друг на друга, бьют и отбиваются; если же кто, лишившись сил, упадет, то мгновенно, с зверской радостью, добивают его до смерти, ударяя по виску сей дубиной. Треск щитов, летящие обломки копий, дикий крик победителей, жалобный вопль раненых, окровавленные лица, разбитые члены.

Признаюсь, этим только англичане могут любоваться. Сражение продолжалось более двух часов и кончилось, когда уже многие пришли в бессилие; я остался на месте побоища еще несколько минут, чтобы посмотреть раненых. Увидел – и ужаснулся! Кровь лилась ручьями: у кого из головы, у кого из груди или плеча; у одного глаз был выколот, у другого во лбу торчал конец копья; словом сказать, все почти были переранены ужаснейшим образом. Всякий бы чувствительный человек содрогнулся при сей зверской битве; но англичане вместо того, чтобы отвращать диких, стараются еще более раздражать их друг против друга. Страшно подумать, до какой степени не щадят человечества! Смотреть на мучения себе подобных – сделалось уже увеселительным зрелищем…

Неожиданное посещение диких. Любопытство их. Мена на орудия. Образ их жизни

На другой день поутру поехал я с г. де Сильве на «Benelongs point» для поверки хронометра, где случилось с нами любопытное происшествие. Лишь только успели мы сделать некоторые наблюдения, как увидели идущих к нам пятерых дикарей, в числе которых была одна женщина. Имея при себе астрономические орудия, мы несколько побоялись, чтоб их не тронули, но после успокоились, думая, что дикие нас не заметят. Напротив того, они шли прямо к нам и, подойдя, сели вблизи на траве, повторяя часто слова, которые они переняли у англичан: «How do you do?» и «Wеry well», что значит: «как поживаешь?» и «очень хорошо». Они с удивлением глядели на секстан, хронометр и артифициальный или искусственный горизонт[42]42
  Артифициальный горизонт есть небольшой ящичек длиной в шесть, а шириной в три дюйма, куда вливается ртуть и закрывается стеклянной кровелькой для защиты от ветра (прим. автора).


[Закрыть].

Женщина была любопытнее всех и так близко начала рассматривать артифициальный горизонт, что, увидев свое изображение в ртути, несколько испугалась, но, наконец, посмотрев снова на оный, закричала чрезвычайно громко; на сей крик все бросились ближе к ящику. Надобно было посмотреть, как это их удивило и какие делали они странные телодвижения. Но сего еще мало, женщина всячески просила, показывая знаками, чтоб я приподнял сей ящичек, что и исполнил, вылив ртуть в нарочно сделанный для того пузырек. Не видя ничего в ящичке, они сделались печальны, но любопытство возгорелось в них еще более. Пока я выливал ртуть, а г. де Сильве убирал секстан, один из них между тем начал открывать хронометр и с удивлением показывал другим на переходящую секундную стрелку. Тогда все приступили к хронометру, и сколько я ни старался их отогнать, они так убедительно настаивали показать им оный, что даже начали нас стращать, указывая на свои орудия.

Итак, чтобы удовлетворить их любопытству, я принужден был вынуть мои часы, которые также были с секундами, и показать им внутренность оных. Нельзя представить, сколько они были удивлены маятником, который сверкал в их глазах. Они с восторгом передавали часы друг другу и, наконец, я совсем не приметил, как один из них взял маленький прутик и всунул между колесами, от чего они остановились. Это меня так рассердило, что я отнял часы и начал их отгонять; но г. де Сильве советовал мне быть обходительнее, потому что их было пятеро, а нас только двое. Постояв несколько минут, дикие громко захохотали и пошли прочь.

Отошедши от нас, они развели огонь, набрали на берегу ракушек и, поджарив оные, начали есть, не говоря ни слова почти целый час. По прошествии сего времени, они начали разговаривать, сначала тихо, но потом чрезвычайно шумно, а о чем, того мы понять не могли; однако же по догадкам заключили, что они верно хвастались вчерашним сражением, потому что беспрестанно показывали то на свои орудия, то на раны, как будто бы каждый старался уверить других, что он был храбрее.

Мне очень хотелось достать некоторые из их орудий в число собираемых мной редкостей[43]43
  Должно заметить, что весь берег Новой Голландии изобилует красивейшими раковинами и другими редкими произведениями природы. Между собранными мной раковинами есть много перламутровых, с острыми шипами; иные же с превосходнейшими узорами и уподоблялись английскому ситцу. Я собрал также множество окаменелых растений и наполнил несколько пакетцев семенами прелестнейших цветов, растущих в Новой Голландии (прим. автора).


[Закрыть], для чего я пошел к ним и, сколько мог, изъяснил знаками мое желание, что они поняли очень хорошо и с удовольствием предлагали мне свои сагаи и щиты; но так как я ничего не имел при себе, чтобы им за оные дать, то велел приезжать к нам на корабль, что они и исполнили. После полудня около 3 часов пристали к нам 2 лодки с четырьмя дикими, в том числе было двое, которых я прежде не видал, и привезли мне свои орудия. Я выбрал себе три копья, щит, две сагаи и один головолом, подарив им несколько из поношенного платья, зеркальце, немного бисеру и бутылку рому, но они платье отдали назад, а просили другую бутылку, что показывало их страсть к пьянству; и так как они иначе никак не соглашались, то я и принужден был удовлетворить их желание.

Сии дикари были почти все довольно молоды; ростом высоки и сухощавы. Они чернее африканских негров; волосы длинные и прямые; лицо красят белыми чертами и другими фигурами, а носы красной краской, отчего вид их кажется страшен; иные же в носу носят палочки длиной в четыре дюйма. У них есть обыкновение при свадьбах, что ежели кто женится, то выбивают тому по два передних зуба, от чего многие почти совсем без зубов. Старики лицом угрюмы и кажутся печальны, и почти все черты их показывают что-то подозрительное, жестокое и лукавое. Женщины также ходят совершенно нагие и маленьких детей своих носят за плечами, привязывая широким плетешком, сделанным из травы. Они не меньше любят щеголять и нравиться мужьям своим, для чего также красят как лицо, так и груди красной, желтой и белой краской.

Лодки диких сделаны из коры дерева, называемого англичанами Beef-Wood, т. е. мясное дерево, которое действительно походит на цвет мяса. Они гребут на них руками, а иногда лопаточкой, сделанной также из древесной коры. Сии лодки ходят довольно скоро, но только ненадежны.

Дикие Новой Голландии еще столь необразованны, что никак не могут привыкнуть к ношению платья… Они совершенно беспечны и ни о чем вперед не думают; спят на открытом воздухе, питаются ракушками и морскими растениями; кроме щита, сагайя, копья, ничего не знают делать; даже рыбы не умеют ловить, да и не заботятся о том.

Прибытие судна с китовой ловли… Приготовление корабля к отплытию в море. Поверка хронометра

23-го числа отправились из здешнего порта две английские шхуны на остров Иль-де-Франс[44]44
  Старое название Маврикия.


[Закрыть], и на одной из них мы послали письмо в Европу; но после узнали, что оные не дошли по назначению. Спустя 3 дня прибыло сюда с китовой ловли английское трехмачтовое судно, на коем капитаном был г. Баренс, который лишь только узнал, что здесь находится русский корабль, то приехал тотчас к нам и чрезвычайно был рад, видя русских, коими не может нахвалиться, быв несколько раз в России близ Архангельска.

…31 августа, исправя корабль, мы совершенно были готовы к отплытию в море, несмотря на то, что было чрезвычайно много работы. Во время нашего здесь пребывания мы пересмотрели провизию, запаслись водой, перетянули весь стоячий такелаж, выконопатили корабль, выкрасили оный, починили корабельные шлюпки, починили паруса, сделали новый грот-стенг-салинг и проч. Также купили 136 пуд. сухарей, дров для корабля, 10 т. красок и прочие принадлежности. При всем том всегда только половина команды оставалась на корабле для работы; другие же оставались на берегу, наслаждаясь приятностью времени.

Описание порта Джексона или города Сидни… Жители. Гавань. Запрещение рому. Новоголландские деньги

Город Сидни, главное селение Новой Голландии и столица всех английских владений Австралии, или пятой части света, лежит под 33°51'30''южной широты и 151°20'30''восточной долготы. Он находится на скате двух высоких холмов и пересекается малым источником, представляя самый живописный вид. С правой и левой стороны 2 батареи защищают вход в гавань, из которой можно видеть красивейшую часть города…

Число англичан в Новой Голландии считается до 10 тыс., в том числе около 7 тыс. состоят из преступников; войска же до 2 тыс. с половиной…

Гавань довольно пространна и безопасна почти от всех ветров. Сюда ежегодно заходят ост-индские купеческие корабли с богатым грузом, и потому здесь, в бытность нашу, все ост-индские товары, шелковые платки, разные шелковые материи, полотно, миткаль, кисея, батист и проч. были очень дешевы. Напротив того, русские продукты, как то: парусина, фламское полотно, равендук, холст, такелаж, железо и проч. были дороги, особенно стеклянная посуда, ибо дюжина простых стаканов в нашу бытность стоила 24 шиллинга. Сюда позволяют привозить все мануфактурные изделия и произведения всякого рода, выключая одного рому, ввоз которого строго запрещен, и для того всех матросов, съезжающих с кораблей, обыскивают; но по особенному благоволению здешнего губернатора нам позволено было свозить на берег не более одной бутылки, и то не для продажи, а если случится для мены на какую-нибудь вещь.

Деньги здесь по большей части ходят бумажные, выдаваемые губернатором, который, однако, ж обязан после платить за иные серебром или векселем по переводу на английское правительство. Медных денег весьма мало, а серебра почти совсем нет; незадолго только пред нашим приходом прислало сюда английское правительство около 50 тыс. гишпанских пиастров (200 тыс. руб.), на коих в самой средине сделана дыра величиной немного менее шиллинга, а вокруг выбита надпись: New South Walis, т. е. Новая Южная Валлийская Земля; на другой же стороне: Fife schillng (пять шиллингов). Вынутый из средины пиастра кружок ходит за 15 пенсов, с одной стороны выбито на нем Fifteen pince (пятнадцать пенсов), а на другой корона. Сия странная выдумка сделана для того, чтобы не вывозить из Новой Голландии серебряных денег, дабы оные не могли быть в обороте нигде более, кроме сего места, выключая если кто-нибудь попросит взять с собой для редкости. Капитан, офицеры и я взяли несколько сих монет с собой, но по прибытии в Новый Альбион[45]45
  Новая Калифорния.


[Закрыть] и Перу все почти раздарили. В Лиме я отдал последнюю для вице-короля, по убедительной просьбе г. дон Педро Абадия…

ДОКУМЕНТЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ПЛАВАНИЮ НА КОРАБЛЕ «СУВОРОВ»

Отношение главного правления Российско-американской компании морскому министру адмиралу И. И. Траверсе об открытии лейтенантом М. П. Лазаревым группы островов Суворова

29 декабря 1815 г.

Главное правление Российско-американской компании из депешей, доставленных из Америки, получило сведение, что г. флота лейтенант Лазарев, отправленный кругом света на корабле «Суворов», открыл неизвестные доныне острова, коих определил и положение.

Обязанностью поставляя довести сие открытие до сведения в. в. пр-ва, оно имеет честь представить при сем виды и карту тех островов, с выпиской из журнала г. Лазарева[46]46
  См. следующий документ.


[Закрыть] касательно сего открытия на благоусмотрение ваше, в том уверении, что сии острова будут помещены на картах; какового уважения сие событие может надеяться от попечительности в. в. пр-ва об общем благе.

Первоприсутствующий директор и кавалер Михайло БулдаковДиректор Венедикт КрамерДиректор Андрей Северин

Выписка из журнала г. флота лейтенанта Лазарева об открытии островов Суворова

Корабль «Суворов», принадлежащий Российско-американской компаний, под начальством флота лейтенанта Лазарева 8 октября 1813 г. вышел из Кронштадтского рейда. Посетив Карлскрону, Англию, Бразилию и Новую Голландию, отправился оный из порта Джексона к российским в Америке колониям. На пути сем, 27 сентября 1814 г., окруженный был множеством птиц, коих число к захождению солнца еще умножалось. Птицы были очень ручные, а сие подало причину заключить о близости какого ни есть острова, вблизи находящегося. Уменьшив паруса, «Суворов» шел под одними марселями к NNO; в 11 часов вечера усмотрен был низкий островок SO и услышали бурун, почему легли в дрейф. Но глубина была столь велика, что 120 саж. не могли доставать дна. На рассвете приметили еще 4 низких острова. В 3 милях от берега глубина была более 100 саж. Поплыли на гребных судах к берегу и по осмотре нашли, что на островах сих нет ничего, кроме птиц, земных раков и крыс, кустарников, а местами и кокосовых дерев; пресной воды и следов человеческих на оных не отыскано. Г. Лазарев острова сии назвал Суворовыми, по имени корабля, им управляемого, и определил широту южнейшего из них 13°13'15''S, а долготу 163°31'4''OW от Гринвича.

Правитель канцелярии надворный советник Зеленский

Из следственного дела по обвинению М. П. Лазарева в злоупотреблениях во время кругосветного плавания на корабле «Суворов»

[1817 г.]

В прошлом 1816 г. по поводу отношения главного правления американской компании к г. морскому министру с жалобой на находившегося в службе той компании на корабле «Суворов» лейтенанта Лазарева, якобы он, в противность инструкции, на возвратном пути в Россию заходил в Лиму и во французские порты для произведения торгу; произведено было в учрежденной в Кронштадте особенной комиссии исследование, по коему открылось, что лейтенант Лазарев с офицерами и всей командой, на корабле «Суворов» бывшими, готовы подтвердить присягой показание свое, что они во французские порты никогда не заходили и торга в Кале не производили.

По рассмотрении сего следствия Адмиралтейств-коллегией найдено, что показанная жалоба основана единственно на донесениях Баранова и изветах суперкарга Молво, ибо возведенные поступки на Лазарева и бывших с ним офицеров ничем не доказаны…

Из объяснительной записки М. П. Лазарева по поводу предъявленных ему правлением Российско-американской компании обвинений в злоупотреблениях по службе во время кругосветного плавания на корабле «Суворов»

[1818 г.]

Будучи обязан по воле начальства объяснить все предметы, коими главному правлению компании угодно помрачить и службу, и обязанности, и поступки мои во время путешествия моего вокруг света, я пройду каждую страницу той записки, которая на мой счет в комиссию поступила[47]47
  Записка не обнаружена; отдельные выписки приведены ниже в тексте.


[Закрыть], и надеюсь, что правосудное начальство, имея в виду беспорочное мое служение, защитит меня от опасных для меня заключений правления компании…

Предмет решимости моей предпринять путь, с великими трудами сопряженный, состоял (признательно скажу) в пользе отечеству, в составлении себе доброго имени и по знанию и по опытам в службе мной занимаемой. В пылкости чувствований сих не предвидел я, при вступлении в распоряжение компании, что в сей же предмет мой войдут и оскорбления и клеветы, званию моему нанесенные, но я, вооружаясь силой чистой совести, за честь себе вменяю поставить истину противу оных и твердо надеюсь, что со щитом правосудного и беспристрастного моего начальства я пойду прямым путем к правосудию.

Объяснения лейтенанта Лазарева

Когда кондиции Макарова показались компании чрезвычайными, почему не почитает она таковыми кондиции американцев, в службе компании находящихся, которые с требованием г. Макарова сравнены не могут…

Руководствуясь 12 пунктом данной мне инструкции, в котором, между прочим, сказано, что главное правление компании предоставляет мне дополнить оную относительно не только корабля и груза, но и всех до сей экспедиции принадлежащих, я на обратном пути зашел в Лиму. Главнейшие виды мои по сему предмету были: заведение торговли с богатейшей страной в свете, куда доныне ни единая европейская нация, кроме гишпанской, не торговала.

Компания осмеливается обвинять меня за то, что я там купил хины. Основания, на коих произвел я сию операцию, суть следующие: хина, растущая единственно в области Перу, привозима была доныне одними гишпанскими судами и то в Кадикс. За вывоз из Кадикса взимается установленная там пошлина. Англичане, вывозя оную в Англию, платят также пошлину, наконец, из Англии привозят уже оную в Россию и без сомнения самой последней доброты и продают весьма дорого. Ныне, проложив путь привозить из первых рук статью сию, мог ли я ожидать за доброе мое намерение привязки, если смею сказать, и негодования.

Компания показывает, что всех товаров куплено было на 143 652 руб. По моему мнению расчет сей не совсем верен, поелику все, что ни куплено было в Лиме, куплено на остаток груза, после Ситхи, состоящего из российских продуктов, стоящий компании по фактурам ее около 25 тыс. руб. Несомненно, что груз сей продан был на пиастры, которые по нынешнему курсу и составят около показанной ими суммы. Надобно знать, что серебро из Лимы вывозить запрещается под опасением конфискации самого судна, следовательно, надобно было купить товаров.

Касательно 800 пуд хины, привезенных мною на комиссию компании от г. Абадия, я долгом чту объяснить, что г. Абадия есть первый фактор Филиппинской компании, что он просил меня принять сии 800 пуд. хины в знак первых связей перуанского торга с Российско-американскою компанией, полагая, что первый опыт сей принят будет с признательностью; к сему присовокупляю, что г. Абадия, имеющий до 4 миллионов пиастров собственного известного капитала, не мог, кажется, отправить такой безделицы из обширных видов единой корысти, а желал токмо войти сам, приветливым и доверенным опытом, в торговые связи. Я не смею утвердить собственным мнением, что первые торговые опыты с какой-либо страною редко блистательны бывают, но проницательные виды людей, опыт предпринимающих, не ослабляют ни надежды, ни деятельности. Если виды американской нашей компании сим правилам противны, то я, с моей стороны, действуя в видах государственной неминуемой пользы, не стою, кажется обвинения за то…

Ратания, которой свойство правлению компании неизвестно до того, что не так написано и звание сего растения, взял я небольшое количество по той единственно причине, что г. Абадия сказывал мне, что товар сей беспрестанно требуют в Англии.

Продал действительно и купил товаров неминуемо выгодных для компании, как в предыдущем объяснении выше упомянуто. Пушные же товары состояли из нескольких кож черных медведей, которые проданы были по письменному требованию вице-короля за украшение киверов для тамошних войск. Он просил меня назначить им цену; хотя бы и должен я был поднести ему оные в дар за оказанное его благорасположение в гостеприимном нас принятии, но из крайней осторожности продал ему оные кожи по 22 пиастры каждую. По прибытии моем в С.-Петербург гг. директоры упрекали меня в том, что не подарил я тех кож вице-королю; ныне в том меня обвиняют, что я их продал, так как бы не оставили они обвинить меня, если бы я подарил их.

Касательно сведения о ценах российских товаров в Лиме я старался узнать их, поелику ничего в убыток не продал, а касательно лимских товаров в России руководствовался сведениями Красильникова, наставлениями которого пользовался и сам г. Молво. Впрочем, я и доныне утверждаю, что невероятно, чтобы хина, привезенная через Кадикс и Англию в Россию, стоила то же, что хина, привезенная прямо из Перу. Доныне утверждаю, что удачное открытие российского торга в Лиме превышает всякие частные расчеты и не можно, кажется, обвинять того, кто в видах бескорыстных и государственных на такое открытие пустился и совершил оное…

Ром в порте Джексоне никогда продаваем не был. Правда, что меняли оный за разные редкости, за мытье белья и прочее, и то не две пипы, а не более 1/3 пипы. Остаток же был по временам раздаваем команде в Ситхе, алеутам за привоз дичи и проч. Если ж что подобное и случилось, чего, однако ж, мне было неизвестно, то уповательно чрез самого г. Молво, который без моего позволения и без ведома свез ночью 3-анкерный бочонок рому к себе на квартиру. Весь оный употреблен быть не мог, а, вероятно, часть была продана, что и узнал я случайно, зайдя к нему в комнату; чтоб г. Молво имел на то позволение от тамошнего губернатора, тому я верить не могу, поелику губернатор ни с которого судна не позволял свозить за один раз более 2 или 3 галлонов. И удивительно для меня то, что губернатор, не сказав мне о такой торговле ничего, объявил будто бы о том г. Молво.

Касательно огорчения губернатора и скорого будто бы моего отплытия явно доказывается ложное показание тем, что за день перед выходом моим из порта Джексона губернатор пригласил меня, всех офицеров и самого г. Молво к себе обедать, что на другой день поутру при пушечном выстреле отдал я паруса (знак, что снимаюсь с якоря), что губернатор прислал ко мне офицера пожелать нам счастливого вояжа и поблагодарить за тихое и скромное пребывание нашего экипажа в порте сем, причем прислал и просил принять корзину с апельсинами и вареньем, что, снявшись с якоря около 9 часов утра, салютовал я крепости 11 выстрелами, на кой ответствовано было 13, превосходство выстрелов доказало их вежливость; и таким образом я с сим портом расстался. Все сии события, будучи публичны, сами по себе опровергают неосновательные слова преклонного г. Молво.