Текст книги "Идеальная совокупность. Том 2"

Искать тело не пришлось. Навстречу «уазику» высыпала ребятня.

– Сюда! Сюда!

Они, вездесущие, и нашли.

Водитель сразу развернулся, встав так, чтоб потом не заперли. Уселся поудобнее, вооружился сборником скандинавских сканвордов и насупил переносицу. На энное время его персональное участие в охране правопорядка приостановилось.

– Показывайте, – Кирьянов закинул автомат на плечо.

Мальчишки, гордясь своей миссией, повели милиционеров коротким путем.

Крайний гараж соседствовал с трансформаторной будкой. Патрульные зорко смотрели под ноги. Подобные укромные тупики – идеальная локация для отправления гражданами естественных надобностей в условиях полного отсутствия в городе общественных уборных.

– Брысь! – пацанов, вылезших поперёд батьки, пришлось шугнуть.

Меж гаражом и электроподстанцией, чья стена пропускала шмелиный гул высокого напряжения, имелась брешь. Из неё торчали резиновые подошвы чёрных войлочных ботинок. Шузы были раритетными, в СССР их называли «прощай, молодость». Обувка носила статус «унисекс», тем не менее её сорок пятый размер позволял определить пол владельца, как мужской.

Вова заглянул в зловонную расщелину. Лежавший там ниц мужчина, облачённый в куртку весёлого цвета – оранжевого или морковного – был громоздок. Возраст – не юноша, но и не старик. В его гардеробе присутствовал непорядок. Брюки были спущены до колен и смяты гармошкой.

Картина пока вырисовывалась вразумительная. Пошёл по нужде, присел орлом и крякнул. Сердечко подвело. Эвон какой жирдяй – стены, кирпичная и стальная, зажали бедолагу тисками.

– Не мог до дома донести, – Остроухов гадливо морщился.

Дежурная часть ждала информацию. От её сути зависело, ограничиться отправкой на место происшествия участкового или полноценную СОГ собирать.

Для начала Кирьянов задрал на трупе куртку. Под ней обнаружились трикотажная кофта и хэбэ майка. Их подолы милиционер тоже приподнял. Открылись мучнисто-белые рыхлые ягодицы, испещрённые мелкими розовыми прыщиками и воспалёнными багровыми расчёсами.

– А это что?!

Меж сжатых ляжек краснела мазня, на вид липкая. Кровь – первый признак криминала. Однако ж недостаточный, чтобы сию минуту поднимать кипеж до неба. Может, у мужика геморрой прохудился?

– Вытаскивать надо, – сказал прапорщик.

Его реплика напарника не активировала.

– Один хер нам придётся! – Кирьянов повысил градус агитации.

Остроухов смачно харкнул в сторону, повесил АКС-74У на грудь и засучил рукава.

Сперва тянули за ноги, бурча, «скользкий, с-сука». Судя по тому, как намокла одежда на мертвеце, полежал он под моросью изрядно. Когда смогли ухватиться за куртку, дело пошло веселее. В процессе дрейфа обнаружилось, что кровищи много, и она прибывает, пузырясь и побулькивая. Живая, яркая. Рана, способная произвести такое её количество, должна быть серьёзной.

Вывинченного из западни бугая на «раз-два» катнули на спину.

– Чёй-то во рту у него? – озадачился Вова. – Сарделька что ли?

И, разгадав свою загадку, заплевался с отвращением:

– Тьфу! Тьфу! Гадство, это х*й отрезанный!

Нахождение поблизости граждан не остановило представителя закона от употребления табуированных выражений. Слишком уж экстраординарной оказалась ситуация.

– Ва-ася! – синхронно выпалили «пэпсы» в следующую секунду.

Великовозрастного дурачка, пристававшего к прохожим с вопросом «сколько времени» сотрудники наружных служб знали, как облупленного. Если не считать эпизодических занятий онанизмом на улице, существом он был безвредным.

Кирьянов ринулся докладывать по рации. Убийство! Да ещё какое, на сексуальной почве!

10

17–22 сентября 2007 года Понедельник – суббота

Я закутал кота в старую футболку и предпринял попытку его высушить.

Жалкий, тощий, мокрый, хоть выжимай, сердчишко из костлявой груди выскакивает, фамильярничать с собой он не позволил. Выказывая характер, запищал, зафыркал, зашипел протестующе. Наверняка, сам себе зверёныш казался способным устрашить оппонента, многократно превышавшего его по габаритам и силе.

Я боялся что-нибудь ему сломать, поэтому пеленать не стал. Промокнул, насколько терпения у обоих хватило. По тому, как намокла моя любимая спортивная майка, заключил, что влаги с тельца своенравного пациента убыло достаточно.

Опустил котейку на пол. Шёрстка на нем слиплась сырыми шипами, торчавшими в разные стороны. В окрасе пушного дикообразика преобладал цвет мокрого асфальта. Дрожа, как осиновый лист, он сделал несколько пробных шажков, и его зашатало из стороны в сторону.

Спа-процедуры проходили в совмещённом санузле, места хватало.

Вдвое сложив махровое полотенце, тоже из бэушных, но чистых, я постелил его в углу.

Шлёпнул ладонью:

– Лягай!

– Me, – ответил кот пискляво.

– Ложись, малыш. Тут сухо, мягко.

– Me, – теперь в интонации присутствовал укор.

Я понял, что ему нужно, и отправился на кухню. Молоко в холодильнике водилось, однако за время моего отсутствия оно прокисло. Подвёл хвалёный советский бренд «Саратов». Куда деваться – возраст… А ведь мы с ним, на одну минуточку, ровесники.

Зато колбаска любительская не пропала. Для страховки я срезал заветренный крайний слой. Ножи в моем хозяйстве наточены не как в шлягере Олега Митяева, одного движения хватило, чтобы отмаксать ровненький бледно-розовый кружок с аппетитными вкраплениями шпика.

Дорогой гость при виде хавчика заволновался, распахнул во всю мордочку глаза. На угощенье накинулся хищно, за малым палец мне не откусил.

– Не торопись. Никто не отнимет.

Нехилый такой шматок он смолол за считанные секунды. Пришлось идти за добавкой.

– Не заплохеет тебе? – поинтересовался я, беспокоясь о возможных последствиях.

Ответное «ме» прозвучало, как «не».

– Ну, смотри, я тебя предупредил.

Вторую порцию он поглощал, вдумчиво чавкая. Доел, облизнулся, поднял на меня мордашку.

Я сидел на полу голый. Мокрый вонючий тяжёлый ком моих одежд валялся в углу.

Янтарные глазищи кота до краёв были налиты дрожащей хрустальной слезой. Столько подлинного трагизма было в этом взоре, что меня самого едва не пробило на лирику.

Я перенёс его на махровую лежанку. Осторожно погладил. Он заурчал под ладонью, как живой моторчик, свернулся клубком и умиротворенно прикрыл глаза.

Теперь можно было позаботиться о себе. Воплотить мечту о горячем душе.

Прогревшись до состояния, когда кажется, что размякшее мясо отслаивается от костей, я проковылял к дивану, ткнулся ничком и отрубился.

Разбудила физиология, марафон под холодным дождём не прошёл даром. При посещении туалета я проверил, как поживает новый компаньон. Поживал он хорошо. Дрых без задних лап. Обсох не полностью, но достаточно для того, чтобы вернуть себе природную пушистость и явить миру сложную геометрию палевых, серых и чёрных полос и пятен шубки.

Проспав четыре часа минута в минуту, я подзарядился процентов на пятьдесят. До полного восстановления сил надлежало вернуться в горизонтальное положение. Уже по-человечески – с подушкой и пледом.

Увы, опочить не позволила масса накопившихся дел. Все, как на подбор, неотложные.

Начал с влажной уборки. Казённые люди, бесцеремонно вторгшиеся в моё жилище, вверх дном его перевернувшие, натащили море грязи. Ни один из них не удосужился вытереть ноги о коврик.

Чтобы добраться до каждого укромного уголка, полы я мыл без помощи швабры. Трижды менял воду в ведре.

Оберегая сон соседа снизу, старался не буйствовать. Диккенсовский персонаж, судя по последним событиям, был дядька приличный. Надо с ним познакомиться поближе.

Финишируя, глянул на часы и ахнул. Ничего себе! Полтора часа пролетело единым махом. Без перекуров причём.

Клининговая процедура вознаградила меня эрзац-катарсисом. На душе полегчало, от сердца отлегло. Успех надлежало развить.

Следующему шагу – вылазке за провизией – благоволило время суток. Темнота гарантировала уличное безлюдье, а я как раз никого не хотел видеть. Сказывался передоз общения последних дней.

Возникла заминка с экипировкой. За три года оседлости я обзавелся кой-каким гардеробом, однако форс-мажор выявил его скудость.

С верхом проблем не было – из шкафа вытащена очередная футболка с растянутым воротом, поверх нее – брезентовая штормовка, мечта советского туриста.

Затык вышел с низом. Ухайдаканные джинсы ожидали стирки, сушки и глажки. Спортивный костюм изъял следак. Ждать его скорого возвращения не стоило. Сперва они загонят мой «Адидас» на микрочастицы, потом – на биологию. Судебные экспертизы – песня долгая. С учетом того, что шмотки изъяли влажными, велик был шанс, что их вообще сгноят, не удосужившись своевременно просушить. Раздолбай Каблуков – мастак по таким подлянкам.

Так и пришлось обряжаться в линялые, порванные на заднице шорты, утешаясь тем, что прореху прикроют полы штормовки, а голенища резиновых сапог спрячут волосатые голяшки.

Инфраструктура нашего элитного микрорайона находилась в стадии эмбрионального развития. Ближайший круглосуточный магаз – аж на «Комплексе». То есть меня ждал новый трёхкилометровый марш-бросок.

Суточный ресурс осадков небеса исчерпали, но последствия потопа сулили шоппингу сюрпризы. Глубоководные лужи, вязкая грязь, сырая скользкая глина – представлен был полный джентльменский набор пешехода-экстремала.

Оставалось взбадривать себя в дороге полковой песней (на всякий случай вполголоса):

 
– За Россию и свободу,
Если в бой зовут,
То корниловцы и в воду,
И в огонь пойдут![46]46
  Куплет из марша Корниловского ударного полка.


[Закрыть]
 

Подкожную тысячу я истратил до копейки. Отдавая приоритет количеству, бросал в корзину, что подешевле. Пельмени, сосиски, хлеб, консервы, тушёнку, гречку, макароны, сетку картошки… На кассе спросил сигарет, их теперь на витрину запрещено выкладывать, покупаешь, будто из-под прилавка. Кассирша пробила чек, и тут я спохватился, вспомнил про «KiteKat».

К великому неудовольствию служительницы ККМ[47]47
  ККМ – контроль-кассовая машина.


[Закрыть]из покупки пришлось убирать банку «сайры», её стоимостью компенсируя разрекламированную по телику еду для энергичных котов.

Злой на весь мир пузан-охранник в жёваном чёрном прикиде испепелял меня взглядом. Видимо, мой креативный имидж в обрамлении недельной щетины противоречил его понятиям о прекрасном. А я не в гости к ним завалился без приглашения, я бизнес им делаю. В зале-то больше ни одного покупателя.

Тяжеленая сума за малым не оторвала мне руки. Тем более что я поторапливался, ибо начинало светать. Вот-вот подорвутся на смену трудящиеся, потекут чахлыми ручейками к кособоким троллейбусным остановкам.

Отдохнувший за ночь лифт ракетой вознёс меня на шестнадцатый этаж.

Я открыл дверь квартиры. На пороге меня встречала пушная статуэтка. Горделивая поза, прямая спинка, уши торчком, расщеперены на стороны белесые усы. Он был празднично красив и ярок, этот оживший персонаж диснеевского мультика.

Кот явно ждал моего возвращения. Но как он, шельмец, узнал, что я иду? Или он сидел под дверью всё время моего отсутствия?

– Привет! – попытка потрепать найдёныша по загривку закончилась тем, что он гибко изогнулся и бесшумно скользнул на кухню.

Запершись на оба замка и защёлку, я, наконец, почувствовал себя в безопасности. Мой дом – мой Форт Боярд[48]48
  Форт Боярд – каменный форт, расположенный у атлантического побережья Франции.


[Закрыть], и я готов к долгой осаде.

Гарнизон крепости должен быть накормлен досыта. Себе я пельмени поставил вариться, коту сыпанул на газетку жменю лёгких, похожих на керамзит, коричневых камушков «KiteKat». Пахло от них неорганической химией, что, впрочем, на аппетите зверя, обоняние которого не чета нашему, не отразилось.

– Потчевали ли тебя, дружок, такими деликатесами ранее? – поинтересовался я в надежде на благодарность.

Кот прикрыл веки, ответ на его языке был утвердительный.

– Ну-ну, – я притворился, будто поверил.

Пельмени с бульоном, чай с лимоном, лакомая сигаретка. Спустя пять минут – ещё одна, ее потягивал с наслаждением, расслабленно навалившись грудью на ограждение лоджии.

Новый день стартовал без драйва, серенький, ветреный, промозглый. Оттого и в квартире зябко. А до запуска центрального отопления ещё, как до Китая раком.

Часом «Ч» я определил 08:00. В будний день звонок в указанное время не идёт вразрез с правилами хорошего тона. Правда, мой контакт – человек богемной профессии. Он – «сова», предпочитает творить по ночам, а потом до обеда топить на массу. Ничего, один раз – не Гондурас, не облезет.

Мобильник я поставил на зарядку, когда вернулся из милиции. Настала пора его включить.

Не обращая внимания на посыпавшиеся сообщения о непринятых вызовах, я нашёл в телефонной книге нужный номер.

Сделал глубокий вдох-выдох, готовясь к серьёзному разговору.

На третьем гудке из динамика вырвалось ликующее:

– Живо-ой!?

Отрадно, что есть на свете человек, которому моя судьба небезразлична.

Которого можно подколоть вопросом:

– А ты, щусёнок, поди и панихидку по мне справил?[49]49
  Реплика Сидора Лютого из кинофильма «Неуловимые мстители».


[Закрыть]

– Ха-а! Узнаю брата Колю![50]50
  Реплика Шуры Балаганова из кинофильма «Золотой теленок».


[Закрыть] – мы оба – любители цитат из бессмертных советских кинохитов.

Следующий вопрос «брата Васи» был уже индивидуального пошива:

– Мишаня, ты дело пытаешь или от дела латаешь?!

Эта присказка у Ромы в числе коронных. Услышав её впервые, я хотел на автомате поправить: «лытаешь», но воздержался. Подумал – обидится шоураннер. Собственный вариант ему понятен – латать, значит, штопать, зашивать. Смысл архаизма «лытать»[51]51
  Лытать – избегать, уклоняться от чего-либо (устар.)


[Закрыть] ему неведом.

– Латаю, латаю, – подтвердил я кротко, после чего объяснил причину своего исчезновения.

Излагал самую суть, зная, что собеседник нетерпелив.

– Правильно я тебя надоумил приговоришко поломать? – перебил он, когда я добрался до пересказа судебного заседания.

– Как в лужу глядел, – комплимент его прозорливости носил заслуженный характер.

Работа над сценарием шла полным ходом, и вдруг соавтора озаботила моя судимость за неуплату алиментов.

– Она погашена давно, – ворошить старое мне не хотелось.

– Ну, и что?! Смотри вперёд, Михря! Думай о деловой репутации! Я тебя сведу с одним адвокатом. Очень крутой! У него в ваших краях дача, подскочишь к нему на выходных.

– Неудобно как-то.

– Неудобно, когда после шестой кружки пива, ширинку заест! Чай, он не задаром будет работать.

Адвокат и впрямь оказался докой. Подтасовку узрел играючи, в делах моей категории она не редкость. Алиментщик должен быть предупреждён судебным приставом об уголовной ответственности. Что делать, если его местонахождение, как в случае со мной, неизвестно? Простейший выход – сфальсифицировать подпись бегунка. Делается это, как правило, халтурно. Автограф, исполненный от имени неплательщика, ни малейшего сходства не имел с моей закорючкой, зато поразительно смахивал на округлую подпись госпожи Заплаткиной, ведшей исполнительное производство в отношении должника Маштакова М.Н.

С таким аргументом поломать приговор в надзоре оказалось делом техники. Досадно, что сам я при наличии университетского диплома по специальности «правоведение» не дотумкал до этого в урочный час.

– У них к тебе остались вопросы? – Романа интересовало настоящее и производное от него ближайшее будущее.

– Мне кажется, я на все ответил. Раскладка классическая – безвинный чел сидит в камере, а настоящий злодей совершает новое преступление, обеспечивая безвинному стопроцентное алиби.

– Штамп, – согласился Ротмистров.

Рассусоливать, охать и ахать он не стал.

– Ты как? Готов к труду и обороне? В субботу – край надо сдать материал.

– Падаю на шестую серию. Ром, я телефон с домофоном отключу, чтоб меня не доставали. Связь – по электронке. Каждый вечер, это самое, буду отправлять тебе готовый кусок. Читай, черкай, пиши замечания.

– Лады. Надеюсь, Мишаня, ты понимаешь, что другого шанса не выпадет? – он говорил серьёзно, без обычных прибауток.

Последний шанс, надо понимать, для меня, не оправдавшего высокого доверия.

– Понимаю. Ром, я, это, пока у коллег гостил, несколько колоритных деталек подметил. Использую в сюжете?

– Только не уходи в сторону от синопсиса! – сомнения в моём потенциале звучали рефреном.

А кто бы, скажите, не усомнился в дееспособности соавтора, находящегося под следствием по делу о серийных изнасилованиях?

– Надеюсь на тебя.

– До связи, Ром.

И я «упал» на шестую серию. В ней интрига достигала кульминации, тень подозрений падала на главного героя – честного мента. Моя задача – сконструировать сюжет так, чтобы выглядело убедительно и нетривиально. Наш зритель искушённый, насмотренный. Но авторский полёт фантазий ограничен форматом. Например, ГГ не может оказаться главгадом. Политика канала подобных фокусов не терпит.

Как обычно, стартовал я трудно, с пробуксовкой на каждой фразе. До полудня бился с одной страницей. Без конца переделывал и перекраивал. Идея традиционно родилась в процессе. Щёлк – и понеслась арба по кочкам!

Я воодушевился, но вскоре опять сдулся. Тем не менее из-за стола на мягкий диван не перебрался, заставил себя продираться сквозь толщу банальностей, пока не увидел в разбираемом завале лучик света. Боясь сглазить удачу, осторожненько расширил амбразуру. В нее потек свежий воздух. Я глотнул озончика и новый рывок предпринял.

Питался и спал хаотично, в туалет мчался, когда становилось совсем невтерпеж. Увлёкся настолько, что в течение бессонной ночи со вторника на среду не выкурил ни одной сигареты. Забыл, как и зачем это делается.

Первые сорок восемь часов новый сожитель не докучал, отсыпался после уличных скитаний.

Зато в четверг он встряхнул мне нервную систему конкретно. Было светло, стало быть, на улице день, я шарил рассеянным взором по интерьеру моего бастиона, не вполне понимая, где нахожусь. Тупо уставился в окно…

И тут сердце моё оборвалось. По перилам лоджии вышагивал котишка. Момент, когда он на них запрыгнул, остался за кадром. Двигался гадёныш деловито и абсолютно бесстрашно.

А ведь мы вознесены над землёй аж на сорок пять метров. Пропасть внизу! Или он думает, что летать умеет?

На ватных ногах, на цырлах, стараясь не спугнуть отмороженного, я устремился на лоджию. Мой косолапый маневр не остался тайным. Канатоходец замер и оглянулся, выражение мордочки при этом имел удивлённое: чего тебе надобно, старче? – оно означало.

– Завязывай, – попросил я его. – Пойдём лучше похаваем.

– Мяв, – коротенько ответил кот и двинулся дальше.

Настырный, он обязан был преодолеть дистанцию до конца. Мягкому приземлению на пол сопутствовал глухой пристук.

Я сгрёб его в охапку.

– Не пугай так меня, Львёнок!

Имечко родилось само. Царственная порода явственно читалась в манерах зверька. А отвага роднила его с поручиком Борькой Львовым, спасшим мне жизнь ценой своей в страшном бою под Любимовкой. Обливаясь кровью, дивизия безуспешно пыталась вышибить красных с Каховского тет-де-пона[52]52
  Тет-де-пон – плацдарм (нем.)


[Закрыть]…

Я помотал головой, разгоняя наваждение. Надо часик вздремнуть. Пока не вообразил себя Наполеоном или ещё каким-нибудь великим историческим деятелем.

Прежде чем отбиться, закупорил вход на лоджию. Смертельные цирковые трюки моим расшатанным нервам противопоказаны.

…В сюжетную линию я ввинтил историю, которую разархивировал, сидючи в камере. Тему навеяли ароматы пищеблока.

Году в девяносто седьмом в нашем ИВС один блатной объявил голодовку. Отстаивал шкурное, но коллегам преподнёс, будто страдает за общее. Авторитетом, хитростью и угрозами подбил остальных сидельцев поддержать его гнилую затею.

Случай был из ряда вон. Милиции, понятное дело, он пришёлся не в жилу. Работа изолятора не дезорганизована, но напряг в наличии. Ивээсники стали с пеной у рта доказывать начальству и прокурору, что они не верблюды. Что голодовка – воровской ход, а не ответ на ментовский беспредел.

Часики тикали быстро. Разговоры и по-хорошему, и по-плохому не работали. Пойти на уступки зачинщику было нельзя: он хотел слишком многого. И вернуть бузотёра в тюрьму тоже было невозможно. Его дело и без того приняло волокитный характер – область пеняла судье за нарушенные сроки.

И тут замнач ИВС Капустин применил старую лагерную хитрость. Начал жарить на постном масле лук. Дверь кухни распахнул настежь, запахи поползли по подвалу. Вентиляцию майор предусмотрительно отрубил.

Амбре жареного лука защекотало ноздри оголодавшим жуликам. В пустых желудках заурчало, потекли слюнки.

Прошел час, и в «один-два» (она к пищеблоку всех ближе) забарабанили в кормушку:

– Начальник, жрать давай!

Лёд тронулся, одна за другой камеры сняли голодовку. Характер продолжил выказывать лишь содержавшийся в одиночке блатной. Его свозили на суд, выслушали там все его бредовые ходатайства и сразу умчали спец-этапом в СИЗО. В оперчасти Капустин похлопотал, чтобы смутьяна поучили хорошим манерам. Межведомственную просьбу майор подкрепил пузырём трёхзвездочного «Дербента».

Ромке вставка понравилась. Ради неё он пожертвовал одним второстепенным диалогом и уполовинил пару проходных эпизодиков.

Технология соавторства у нас с ним сложилась такая. Сперва мы по скайпу (усилиями шоураннера я стал продвинутым пользователем) вырабатывали стратегию и тактику очередной серии. Разбирали по молекулам каждого героя – внешность, биография, семейное положение, привычки, любимые словечки. Занудно, но очень полезно. Писали развёрнутый план.

Текстовку выдавал я, Ромка ее редактировал. Он отсекал лирику, заумь, повторы, отчего тело повествования становилось мускулистым и стройным, а события приобретали динамику, столь необходимую жанру. Раскадровку делал он же. По спущенному нам нормативу в одной серии должно быть тридцать эпизодов. В бумажном эквиваленте это двадцать пять машинописных стандартных листов.

Наша недельная квота – две серии в чистоте. Норма, без преувеличения, стахановская.

Проявив чудеса героизма по части усердия, я сумел-таки ликвидировать отставание.

В пятницу довольный, как слон, Ротмистров сообщил – материал заказчиком принят. Качество продюсера устроило. Студия запускает пилот. Со сценарной группы, то бишь с нас – финальная серия и кабак.

Мы уговорились перевести дух, прочистить мозги, а в понедельник дружно взяться за самое, пожалуй, трудное – за развязку.

У меня появилась возможность заняться воспитанием квартиранта. Приучить его к туалету, в частности.

Здесь он преподнёс мне сюрприз. Я про таких четвероногих вундеркиндов слышал, но в правдивость рассказов не верил. А тут увидел воочию.

Больше шутки ради, нежели чем из практических соображений, я похлопал ладонью по сиденью унитаза и доходчиво объяснил коту назначенье сантехники.

Он и усом не повёл. Но спустя четверть часа гляжу – вышагивает в направлении туалета, чья дверь у меня теперь постоянно нараспах.

Я за ним. Осторожненько подглядываю из-за угла и вижу, что кот сидит на краешке стульчака, как homo sapiens[53]53
  Человек разумный (лат.)


[Закрыть]. Умудрился устойчивое положение найти, хотя и не по размеру ему устройство. Полосатую спинку выпрямил и напружинил, хвост задрал трубой. Выражение физиомордии сосредоточенное, как у студента на госэкзамене.

Я затаил дыхание. По фаянсу тоненько, но отчетливо зазвенела струйка. Ну как такого умника не похвалить?!

Соответственно, я на позитиве. Трудоёмкую работу выполнил, за нее получу приличную денежку, плохое из памяти если не вычеркнул, то густо заретушировал. Вдобавок у меня появился друг.

Поводы более чем достаточные, чтобы вознаградить себя праздничным ужином. Основное блюдо – жареная картошечка с тушёнкой. Порезал огурчиков, помидорчиков. Хлеб у меня, правда, кисловат, с прошлой недели залежался, но не беда. Не такой употребляли.

Оттрапезничал и чаю покрепче заварил. На десерт в закромах сыскался засохший глазированный пряник. Отмочил его, покусываю, чаёк горячий прихлебываю. Райское наслаждение!

На волне релакса надумал побродить по просторам интернета. Что, к примеру, пишут о писателе Маштакове? Может, новые отзывы о его самобытном творчестве появились?

Я привычно выбил в поисковике город, фамилию, имя, род занятий. По запросу выскочила целая колонка. Растет, однако, моя популярность.

Кликнул на первую ссылку, скорость инета сегодня на удивление высокая, страница загрузилась стремглав.

Что за херь?! Глаза у меня вылезли на лоб, как у рака, брошенного в булькающий кипяток.

Набранный жирными кроваво-красными буквами заголовок вопил: «АВТОР БУЛЬВАРНОГО ЧТИВА – СЕКСУАЛЬНЫЙ МАНЬЯК!»

Под «шапкой» располагался аляповатый коллаж, в центре которого – моя старая фотка в ментовской форме. К ней по бокам, как ставни к окну, прирезаны знакомые обложки книг. Слева – первенец серии «Ностальжи по девяностым», справа – поскрёбыш[54]54
  Поскрёбыш – последний ребенок в семье (просторен.)


[Закрыть] «Киллер-сюрприз». Ещё ниже вмонтирован кадр из какого-то ужастика. На нем – бегущая по тёмной аллее девушка в разорванном платье, волосы растрепаны, лицо перекошено от страха. Её настигает зловещая чёрная фигура с огромным мясницким ножом в руке.

Глаза впились в текст. На нерве вдумчиво читать не смог, выхватывал куски.

«Эксклюзив! Провинциальный автор низкопробных боевиков, вышедших в популярном столичном издательстве «Кошки-мышки», задержан по подозрению в совершении зверского изнасилования… Основания более, чем веские… Объективные доказательства вины налицо… В квартире преступника найден специфический трофей – кружевные трусики женщины, над которой он надругался… Нижнее бельё опознано потерпевшей… Извращенец использовал его, как предмет фетиша… Наш заслуживающий доверия источник в МВД сообщил, что одним эпизодом «подвиги» сексуально озабоченного писаки не ограничиваются…»

В висках бешено застучали молоточки, результат скакнувшего давления. Руками овладел тремор.

«М. Маштаков – бывший сотрудник милиции. Несколько лет назад он уже попадал в поле зрения правоохранителей за совершение умышленного преступления, однако сумел отделаться условным наказанием. По всей видимости, тогда не обошлось без покровителей в погонах с большими звёздами…»

Я спешно закрыл страницу. Накатила дурнота. Замутило. Через не могу сдерживая рвоту, я ринулся в санузел. С разбегу выплеснул в толчок непереваренные деликатесы, после чего в изнеможении стёк по стене на пол, на холодный кафель.

Это же враньё! Голимое враньё! Какие на фиг объективные доказательства?! Какое право они имели личность раскрывать?! Что мне теперь делать?

Раньше при оплеухах судьбы я имел чёткий алгоритм действий. Пункт первый предписывал экстренный приём противоядия. Крепостью – сорок градусов, дозировкой – не менее ста граммов, а лучше – ста пятидесяти!

Чем прикажете купировать психоз абсолютному трезвеннику? Сигареткой? Закури и успокойся, да?! Но «курятина» для такого зубодробительного джеба[55]55
  Джеб – в боксе удар прямой левой рукой.


[Закрыть] – слабый антидот.

Я раскинул руки на стороны. Вялые, они упали ладонями кверху. Чувствую – в правую ткнулось тёплое, меховое. Скосил глаза и не смог сдержать улыбки. Котишка бодал меня лбом. Набодавшись, стал о ладонь тереться. Он меня утешал.

– Ах ты, морда африканская! – я подхватил его, прижал к груди.

Вот кто мой антидепрессант! Львёнок! Купировав приступ нервяка, я пошоркал на лоджию. Всё-таки курнуть лишним не будет.

Сигарета в пачке оказалась последней. Стало быть, надо идти в народ. Заодно котейке подкупить еды, аппетит у него разыгрался.

Карты спутал воскресший мобильник. Звонил Рома. По какому поводу – можно было не гадать, вопрос на повестке дня стоял единственный.

– Читал? – чёрствая интонация царапнула ухо.

Похоже, он начал жалеть, что связался со мной.

– Чита-ал.

– Какая сука слила?! Я по сети полазил, получается – первым инфу выдал питерский сайт «Здесь жёстко, но честно». От него другие ресурсы прикурили. Есть у тебя в культурной столице «доброжелатели»?

– Откуда? Где я и где Питер? Чего мне теперь делать-то, Роман Афанасьич? В суд что ли за защитой чести и достоинства обратиться?

– Сиди ровно! С опровержениями не лезь, хуже будет. Лучше придумай себе псевдоним. Заказчик наш – чистоплюй, как бы не слился. Хорошо ещё за тебя как за сценариста в пасквиле ни слова.

– Так, может, на канале-то и не узнают? А узнают, так со мной не свяжут! Я ж – не медийное лицо.

– Может. Но ты готовься к худшему. Подбирай псевдо, а я мониторить буду. В среду с нами должны рассчитаться. Будем молиться, чтоб проскочить без задева.

Намерения топать в магазин улетучились. Обуяла тревога, подогретая стыдом. Выйдешь на улицу – а там в тебя пальцами начнут тыкать. У-у-у, маньячелло позорный! Труселя у баб отнимает!

Веретеном крутился я на диване, вымышленное имя генерировал. В голову лезла отборная чушь.

– Острожский… Козырный… Кромешный… Хват… Тьфу! Лучше уж тогда – Ухват!

Мое путешествие за край Ойкумены[56]56
  Ойкумена – обитаемая земля (др. – греч.). Маштаков отсылает к событиям, описанным в романе М. Макарова «Зона комфорта».


[Закрыть] соскоблило с меня кожуру декоративной приблатнённости, которой автоматически обрастает каждый опер, проработавший год и больше. Я даже к шансону охладел. Исключение сделал для Александра Новикова, поставив его коронку рингтоном на телефон.

Ночь промелькнула в зыбком полубреду. То ли спал я, то ли нет, то ли глюки ловил. Надежда в неделю раз отдохнуть как белый человек пошла прахом, и от этого мне было до чертиков обидно.

В семь утра под подушкой заелозила поставленная на беззвучный режим мобила. Кому я в эдакую рань понадобился? Судя по высветившейся на дисплее надписи, Татьяне.

Я помял отекшее лицо рукой. Крайний раз бывшая жена звонила мне восемнадцатого февраля. После обезличенного «здравствуй» она попросила прощения. Я опешил, ища подвох.

– У меня сана нет, чтоб отпускать грехи, – реплика получилась неудачной и провокационной.

В ответ я получил горестный вздох. Таня сумела удержаться от резких слов, что с её характером было задачей не из лёгких. Звонок в Прощёное воскресенье требовался ей для самоутверждения. Ты в меня – камнем, я в тебя – хлебом! – декларировала она.

Разговор не завязался. Потом я ругал себя за грубость, набирал её номер, намереваясь извиниться. Мои звонки Татьяна проигнорировала.

А сейчас на вызов не хотелось отвечать мне. Ох, как не хотелось, но я ответил.

– Приве-ет! – имитировал приязнь.

Трудно представить, но ведь было время, когда мы с Танюшкой ворковали часами.

– Когда ты прекратишь нас позорить?! – атака началась без артподготовки.

– А чем я позорю? – о чём речь, я, естественно, понял, и всё равно переспросил, пытаясь сбить темп натиска.

– Ты прекрасно знаешь – чем!

– Таня, послушай, это все неправда…

– Непра-авда?! И тебя не арестовывали?!

– Не арестовывали, а задерживали…

– Это одно и то же!

– Нет! Меня действительно задержали, но разобрались…

– Ничего не хочу слушать! Ты врёшь! Ты постоянно врёшь, Маштаков! Когда ты перестанешь издеваться надо мной?! Когда ты перестанешь позорить девчонок? Хорошо, что Дарья скоро избавится от твоей фамилии! На свадьбу заявляться даже не вздумай!

Таких примерно манифестов я и ждал. Конечно, я мог сказать, что решать не ей, что на свадьбу меня пригласила дочь, но это только подлило бы масла в огонь.

Пытаться достучаться до сознания человека, у которого в ушах бананы, дохлый номер. Я нажал отбой.

11

22 сентября 2007 года Суббота

Паркуясь на отшибе, Батя, шоферюга с тридцатилетним стажем, знал, что делает. Слетевшиеся немного погодя сыщики разных ведомств запрудили своими тачками все выезды из двора.