Текст книги "Наше время. 30 уникальных интервью о том, кто, когда и как создавал нашу музыкальную сцену"

Свиридова – фламинго «девяностых»

В декабре 1993 года Гран-при «Поколения» достался Михаилу Хлебородову за клип на песню Алены Свиридовой «Никто никогда». Самой Алене вручили «золотое яблоко» за «лучший женский образ в клипе». Никому прежде в столичных кругах незнакомая молодая (но не юная) девушка из Беларуси, смахивавшая на Энни Леннокс, как раз в том году обосновалась в Москве, и шустро набирала висты, становясь обаятельной примой нашей эстрадной неоромантики. Ее «Никто никогда», «Просто кончилась зима», «Розовый фламинго» буквально за год стали не только полноценными всероссийскими хитами, но – альтернативным обликом отечественной попсы. Причем Свиридова являлась автором своего репертуара, что по сей день редкость в российской поп-музыке, а в прошлом веке и примеров-то почти не найти. Разве что периодические опыты Аллы Пугачевой.

В предновогодние дни 1993-го я заглянул к Алене в гости, в однокомнатную квартиру, которую она снимала в Москве возле «трех вокзалов», в доме, где располагался известный кинотеатр «Перекоп». Жилище было компактное, тем не менее, Свиридова смогла разместить в нем рояль. К весне наступавшего 1994-го она обещала выпустить свой «первый винил, CD и магнитоальбом», который записывала на студии «Гала рекордс».

«Я всегда хотела петь, у меня и образование музыкальное. Но в Беларуси с этим тяжело. Искусства перестройка там не коснулась. Поющим на русском, да еще и отличающимся нестандартностью мышления, ничего там не светит. Ну кто, по большому счету, из белорусов известен? Одни «Песняры».

Поэтому подготовительный период, который многие исполнители проходят, распевая в различных «левых» ансамблях, у меня выдался домашним. Я зрела, зрела, сочиняла бардовские песни, и наконец созрела для чего-то большего. Записала на белорусском радио три вещи в совершенно ином ключе, среди них, кстати, была и «Никто никогда».

Как раз в это время в Минск приехал на гастроли Богдан Титомир. Я тогда работала в театре, и мне предложили выступить в первом отделении. Мои песни услышал Юра Рипях, являвшийся директором Богдана (сейчас он мой директор), и попросил переписать их на кассету. Вскоре он позвонил из Москвы и сказал, что есть возможность поработать в хорошей студии, сделать аранжировки получше. Я подумала-подумала, и решила отправиться в столицу. Все получилось неожиданно. Вроде уже не питала иллюзий относительно эстрады, твердо решив делать карьеру в театре, где у меня все удачно складывалось. Главная роль была, да и писать музыку к спектаклям не запрещалось. Но все-таки рискнула. Честно говоря, чувствовала какую-то уверенность, иначе просто не уехала бы из Минска. Ведь, понимала: если проиграю, вернуться обратно уже не смогу. В минуты сомнений в голову лезли разные мысли о конце, вплоть до самых ужасных. Я же достигла в Беларуси хорошего уровня, меня там знали, и приехать назад никем не могла. Уж лучше в таком случае свалить куда-нибудь подальше – кур да свиней разводить. Но я верила. Юра, видимо, тоже, раз оставил сверхпопулярного Богдана ради никому незнакомой провинциалки.

– Как приняла тебя московская тусовка?

– Наверное, мне везет: встречаю много хороших, отзывчивых людей, которые всегда готовы помочь. Взять того же Аркадия Арканова. Мы познакомились год назад на съемках какой-то передачи и с тех пор дружим. Он меня куда-то приглашает, с кем-то знакомит. С Мазаем, Пресным, «А-Студио», «Кварталом» у нас полная идиллия. По сути, это и есть моя компания, где все всегда друг другу рады. С остальной попсой я практически не общаюсь. И потом у меня пока, кажется, нет конкурентов. Существуют музыкальные направления, в которых одновременно работают несколько популярных исполнителей. Я же как бы в стороне от всех коммерческих стилей. Ну кого ты рядом поставишь? Разве что Агузарову? Но она уже уехала.

– В победе клипа «Никто никогда» чьей заслуги больше: твоей или Хлебородова?

– Миша, безусловно, профессионал с большой буквы, и его вклад, конечно, значителен. Но, думается, я тоже имею к этому успеху какое-то отношение. Хотя бы как автор песни.

Хлебородов помог мне раскрыться совершенно с другой стороны. Я никогда не видела себя в образе роковой женщины, скорее в моем характере, имидже есть что-то гаврошевское, но Миша нашел иной ракурс.

– А что сегодня нужно предложить зрителю, чтобы он откликнулся?

– Надо представлять героя или героиню нового поколения. Раньше таковой была женщина лирическая, страдающая. Я как бы тоже лирическая, но отнюдь не страдающая. И песни типа «ушел любимый, что же теперь делать?» мне не подходят. Людям нужна уверенность в жизни, и эту уверенность актер должен сконцентрировать в себе, чтобы заряжать ею публику.

Мне хочется донести до людей глобальные, светлые идеи в доступной форме. Я не стремлюсь к элитарности, хотя как музыкант люблю достаточно сложный джаз, но пытаюсь приподнять нашу эстраду от уровня «Ласкового мая». Когда моя физиономия еще не светилась на экране, многие мне говорили, что такую музыку народ не поймет. Но однако же дошло – слушают, хлопают, приглашают на гастроли.

– Родители никогда не приезжали на твои концерты?

– Нет. Они вообще не особо приветствовали мой уход в артисты. Мама работает на телевидении и сполна насмотрелась на трудности людей этой профессии. Правда, сейчас уже все нормально. Папу теперь называют не иначе, как «отец известной певицы».

– В Москве ты живешь одна?

– Да, я не замужем. У меня, конечно, есть любимый человек, но увенчаются ли наши отношения законным браком, трудно сказать. В мою жизнь пока с трудом укладываются такие понятия, как мать и жена. Я люблю сидеть дома, закрыть все двери и работать, сочинять музыку – для этого мне нужно остаться одной.

– Как ты оказалась в театре?

– Опять-таки, случайно. В Минском русском драматическом готовилась к выпуску музыкальная комедия, а поющей актрисы у них не было. Приятель посоветовал мне прийти на прослушивание, сказав, что вроде веселая пьеса, будет интересно. У меня как раз были каникулы, поэтому я согласилась. Являясь человеком без комплексов, к пробам отнеслась просто как к развлечению. Такое отношение позволило мне выдавать на сцене любые импровизации. Режиссеру это понравилось, и меня утвердили на главную роль. В театре все были в шоке – впервые на их глазах человека с улицы, без специального образования, взяли в труппу центрального театра, в то время как профессиональные актеры годами ждут своего часа в каких-нибудь уездных коллективах. Но я всегда полагаюсь на судьбу и стараюсь использовать любые возможности, сколь бы невероятными они не казались.

– Да, когда все удается, легко оставаться оптимисткой.

– Ну почему? Были очень сложные периоды. Скажем, первый год в Москве. Случалось, нам с Юрой не хватало денег, пардон, на то, чтобы просто покушать. Я жила непонятно где. Ни квартиры не имела, ни всего прочего. Когда что-то начинаешь, нужно отдавать себе отчет, что дорога к цели может оказаться отнюдь не ровной. Однако, уверена, что за шипами всегда пойдут розочки.

– Какая мечта кажется тебе сейчас самой желанной и далекой?

– Хочется когда-нибудь на равных выступить в одном концерте со Стингом и другими звездами такого уровня. Надеялась с Меркьюри спеть, но вот, видишь, опоздала…

Вплоть до миллениума и на старте «нулевых» Свиридова держалась в условном «топе», а потом соскользнула в тень, как, впрочем, и львиная доля музыкантов, отмеченных «Поколением». Через 15 лет после первого ее успеха, в январе 2008-го, я увиделся с Аленой уже совсем в другой ее московской квартире, когда она готовилась к презентации в МХАТе на Тверском бульваре своего нового альбома «Сирена или 12 историй, рассказанных на рассвете». Это был первый ее релиз после пятилетней паузы, в которую уложился еще один ее брак, рождение второго сына, вступление в Союз писателей и получение звания заслуженной артистки РФ почти одновременно с обретением российского гражданства.

– В буклете к новому диску ты благодаришь всех, кто с тобой «на одной волне». Это про кого?

– Наверное, про тех, кто созвучно со мной чувствует и переживает. Мне что-то последнее время встречается много толстокожих людей, которых словно вообще ничего не волнует.

– Назови пару-тройку известных личностей, находящихся с тобой на одной волне?

– Мне кажется, это Леня Агутин или, не побоюсь сказать, Сезария Эвора. Близко с ней я не знакома, но бывала на ее концертах и часто слушаю ее песни в машине. Мой альбом «Сирена» – это отдаленный вариант Эворы. Что радует. Значит, впереди у меня большое артистическое будущее. Посмотри, в каком возрасте Сезария продолжает гастролировать.

– Так она босиком любит ходить, а ты даже в квартире сидишь в унтах…

– Моя персональная батарейка сейчас немного подсела, и мне реально холодно. От того, что недоедаю, не высыпаюсь, хожу и мерзну. Мне нужен один день – расслабиться и поспать хотя бы часов десять. Потом встану огурцом, и моей энергии хватит, чтобы обогреть целый квартал. Сейчас просто столько всего валится. Вот час назад позвонили, сказали, что нашего юного гитариста пытались ограбить, ему повредили руку, и если он, не дай бог, не сможет играть, то как мы будем выступать во МХАТе? У нас большая программа. А две недели назад напали на мою подругу, отобрали телефон, сумку, разбили ей лицо… В мире сейчас, по-моему, очень много агрессии. Не помню, чтобы во времена моей юности два близких мне человека в течение одного месяца подвергались насилию.

– И куда ты со своей нежной, женственной лирикой стремишься?

– Думаю, еще остались нормальные люди в нашей стране оголтелого капитализма, где все встало на прагматичные рельсы. Это, кстати, касается и брака. Разговоры о каких-то обязательствах, ответственности вызывают либо скуку, либо недоумение. Раньше было такое понятие, как чувство долга, сейчас оно утрачено напрочь. Брак – это ведь обязательства, которые принимаются добровольно и далее выполняются и в болезни, и в старости. Когда ты уже и не молодая, и не успешная, тебе нужен рядом близкий человек. А человек этот вдруг говорит: «Знаешь, дорогая, пошла бы ты в баню, что-то ты уже не так молода и удачлива».

– Ты сейчас так эмоционально высказалась, основываясь на собственном опыте замужества и недавнем расставании со спутником жизни?

– Нет, наш союз распался по другим причинам. Но я вижу описанную ситуацию сплошь и рядом. Люди легко начинают жить вместе и так же легко прекращают. Никто никому ничего не должен. Но, как показывает практика, такая анархия к хорошему не приводит.

– Дискуссионное утверждение. Давай оставим эту тему женским журналам и поговорим о другом. Был ли момент, когда ты заметила, что из героини фестиваля «Поколение» пятнадцатилетней давности, автора хитов «Розовый фламинго», «Просто кончилась зима», «Никто никогда» превратилась в исполнительницу другого формата?

– Честно говоря, нет. Никогда не была, как бы мне ни хотелось, певицей народных масс. То, что в первой половине 90-х я стала резко популярна, – стечение обстоятельств, которые, надеюсь, должны вскоре повториться, если придерживаться тезиса, что история развивается по спирали. Тогда на нашей эстраде был период какой-то жуткой махровой попсы, и, по-моему, многие от этого просто устали. Возникла благоприятная почва для появления поп-артистов другого направления. То, что мы делали, был чистой воды эксперимент. Мы толком не представляли, куда двигаться, и шли наугад.

Затем природа взяла свое, народ плавно вернулся к старому, привычному формату. Сейчас мне очевидно, что в нашей поп-музыке кризис и опять есть потребность в эстраде другого уровня. Я нахожусь чуть в стороне и занимаюсь не совсем поп-музыкой. Я не в восторге от сегодняшнего мейнстрима. Мне, как ни странно, нравится хип-хоп, импонирует его ритмическая структура. Но не думаю, что смогла бы работать в этом жанре. Разве что в связке с кем-то поэкспериментировать?

– Под нашим мейнстримом ты, наверное, подразумеваешь певицу МакSим?

– Ну, МакSим – не самое большое зло. Отношусь к ней уважительно. Собственно говоря, это очередной «Ласковый май», только лучше. Когда она поет, я ей верю, что уже немало.

– Отделяя себя от мейнстрима, ты все же участвуешь в больших телевизионных поп-солянках, различных рейтинговых программах. С какой целью?

– Не скажу, что участвую прямо-таки во всех телепрограммах и «огоньках». Артистов – как собак нерезаных, а эфир не резиновый. Сейчас вот снялась в проекте Первого канала к 8 Марта. Исполнила свою песню «Ой» десятилетней давности. По сути, за двое суток Олег Гусев на «Ленфильме» снял на нее клип. Если бы делала такой клип сама, долго бы за него не расплатилась.

– Где хранится «Золотое яблоко», что тебе вручили как лауреату «Поколения-93»?

– Стоит на полке. А награда MTV Russia, видишь, находится рядом с бюстом Феликса Эдмундовича.

– Здесь бы неплохо смотрелся и бюст действующего президента твоей бывшей страны господина Лукашенко…

– У меня нет его бюста, а то с удовольствием поставила бы. Имей я возможность, понаблюдала бы за Лукашенко как летописец и потом написала о нем роман. Личность настолько неоднозначная, что, мне кажется, получилось бы интересно.

– Он был бы в твоей книге инфернальным типом или позитивным?

– Сейчас не могу сказать. Но он реально вызывает у меня интерес, в нем столько всего намешано… Мощная фигура. Страна ему, правда, досталась небольшая…

– Когда ты последний раз была в Беларуси?

– Давно.

– И никого из семьи там у тебя не осталось?

– Нет. Всех вывезла, чтобы были ко мне поближе.

– Минувшие пять лет по критериям действующего артиста для тебя прошли как «академический отпуск»?

– Да, мне совершенно не хотелось заниматься своим продвижением. Хорошо было дома, в семье, с ребенком. Опять включаться в постоянную борьбу за выживание в шоу-бизнесе, потратить все время на то, чтобы «оставаться в обойме», не тянуло. Работа у меня есть, на гастроли езжу. Поскольку мне не нужно делиться ни с какими продюсерами, могу работать в таком режиме, который доставляет мне удовольствие. Я не пашу как папа Карло. Приезжаю в город, меня встречают, везут в лучшую гостиницу. Потом даю хороший концерт и получаю от всего процесса одни положительные эмоции.

Хотя и в этот «период расслабленности» я кое-что успела: написала книжку, снялась в кино, сочинила музыку к двум фильмам и еще играла два сезона в театре. Иосиф Райхельгауз пригласил на роль Аркадиной в спектакле «Чайка. Классическая оперетта» в театре «Школа современной пьесы». Опять же – все для удовольствия. Время получилось плодотворным в плане расширения кругозора, постижения жизни.

– При легкости твоего отношения к своей карьере, можно предположить, что когда-нибудь ты спокойно и тихо уйдешь со сцены и станешь романисткой или начнешь писать детские сказки…

– Вполне возможно. Если не найду себе такую нишу, в которой можно петь до старости. Потому что быть поп-певицей лет в 50 мне, честно говоря, не хочется.

– Почему? Будешь как Энни Леннокс…

– Она мне нравится, я под нее в свое время и косила. Это был хороший пример для подражания. Но нельзя сказать, что сейчас она находится в первых рядах. Не надо продлевать творческую жизнь искусственно. Я хочу достойно встретить возраст, сохранять органичность и не становиться заложницей молодости. Натягивать себе щеки на уши, надевать короткие юбки – не хочу. Мне кажется, лучше быть такой, как Маргарет Тэтчер, которая никогда искусственно не молодилась.

Достойную встречу своего «полтинника» Свиридова устроила осенью 2012-го в столичном «Крокус Сити Холле». Накануне события в очередном нашем разговоре она еще раз оглянулась на минувшее двадцатилетие, соединив его с днем сегодняшним.

– Твой первый, а возможно главный успех случился на «Поколении», в подвижную российскую эпоху, среди продвинутого музыкально-клипмейкерского сообщества. В «нулевых» непритязательная эстрада восстановила свои позиции.

– История совершила виток по спирали. Сегодня мы опять где-то в конце 1980-х. Только артисты чуть лучше одеты, у них подороже, поярче декорации, но все те же на манеже.

– А тебе куда пристроиться при таком положении вещей?

– Жду, что в следующем году произойдет массовый приток моих слушателей. Сейчас ко мне проявляет повышенное внимание пресса, а затем должны появиться и новые зрители. В начале 1990-х тоже господствовала совсем другая музыкальная эстетика. Почти все крутили пальцем у виска, услышав мой репертуар и разговоры, что я хочу с ним куда-то пробиться. Лишь несколько человек считали, что такой материал представляет какой-то интерес для массовой публики. И они оказались правы. Надеюсь, и сейчас произойдет что-то подобное. Хотя я стала писать другие песни, моя прежняя суть в них осталась. Как и раньше, пытаюсь послать слушателям некий месседж.

– По-моему, массовая публика в 1990-х как раз тянулась к чему-то для нее не традиционному, открывала для себя различные жанры и новых артистов, а сегодня, напротив, у нее в почете предсказуемость и консерватизм.

– Мне кажется, такое произошло от того, что появился огромный поток информации, люди начали теряться и с радостью хватаются за что-то знакомое. А новое нужно оценивать, анализировать, распознавать хорошо это или плохо, применяя в том числе и свой жизненный опыт. Но заморачиваться никому не хочется.

– Учитываешь это при написании нового альбома?

– Пока довожу его до ума. Все-таки меня немного стилистически «разносит», и нужно понять, как сложить в один паззл интересующие меня вещи.

– Поставить на один диск резко контрастирующие композиции ты считаешь не вполне правильным?

– Ну да, не совсем. Это как выйти в «Диоре» и с авоськой в руках. Хотя и в таком сочетании некая концепция, возможно, есть, но это не для меня.

– К тебе всегда тепло относились многие коллеги по цеху, и при желании ты, наверное, можешь собрать для записи альбома солидный состав музыкантов, скажем, из «Морального кодекса», «Машины Времени», «Квартала» и т. п.

– Думаю, никто из них не откажется со мной поиграть. Но записывать диск я тем не менее буду со своими музыкантами. Хотя кого-то, возможно, и позову, как когда-то Николая Девлет-Кильдеева или Сашу Дитковского. Если опять буду использовать трубу, то Сашу позову обязательно. Он лучший в мире трубач. А вот на концерте в «Крокус Сити Холле» появятся Сергей Мазаев, Валера Меладзе, Вова Пресняков, Александр Маршалл.

– У тебя возникали сомнения – акцентироваться ли публично на своей круглой дате или постараться ее завуалировать?

– Сначала хотела сделать нечто в духе антиюбилея. Но потом подумала: если в таком возрасте нормально чувствую и выгляжу – это в принципе круто. Пришлось, конечно, над собой немного поработать. Женщины и мужчины по-разному воспринимают некоторые цифры, да и общественное мнение слегка поддавливает. Про 50-летних дам нередко говорят – это уже старая калоша. А я в некотором смысле превратилась в экспонат. На моих концертах некоторые сейчас удивляются: ей уже 50? Ни фига себе! Ну что ж – тоже приятно.

– Еще в первом твоем альбоме появлялся романс Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном». Не думаешь сегодня обратиться к подобной форме, дабы органично чувствовать себя на сцене?

– Ну, песни Вертинского у нас не спел только ленивый. Мне хочется сегодня не столько петь песни Александра Николаевича, сколько продолжить его традицию, стать женской вариацией Вертинского в наши дни. Вообще чувствую с ним некую духовную близость. Он мог бы стать моим другом, братом, возлюбленным. Мне кажется, ему понравилось бы то, что я делаю. Мы с ним на одной волне.

– Тогда тебе нужно больше драматической надломленности, рефлексии в песнях, а ты, напротив, выглядишь сейчас скорее озорной, задорной, оптимистичной.

– Да. Это парадокс. Вот в 18 лет я была полна трагизма, хотя ничего особо серьезного со мной не происходило. И наоборот, когда в моей жизни начали случаться вещи, которые действительно грозили оставить шрамы на моем нежном сердце, у меня появилось отношение к жизни веселое и фатальное, без надлома.

– Твой старший сын уже взрослый и давно живет не с тобой, в Канаде. Это тебя как-то царапает или у вас налажено нормальное общение?

– Общение налажено, хотя чувство вины у меня есть. Когда он был поменьше, предъявлял мне претензии: «Как же ты, мама, уехала в другой город и оставила меня одного?». Я объясняла: «Представь, Васюшка, вот у тебя выбор: заниматься в жизни тем, чем хочешь больше всего, или отказаться от этого, но остаться рядом с любимой мамочкой, что бы ты сделал?». Он подумал и сказал: «Да, наверное, ты права». Это нас примирило. Но все равно, вспоминая его маленького, я, конечно, понимаю, что любви и нежности ему недодала. Сейчас, кстати, решила вытащить его пожить в Москве, чтобы мы ощутили себя единым целым, и мой младший сын побыл рядом со своим старшим братом. Ему не хватает такого общения.

– А последовать в Канаду и там воссоединить своих детей ты не можешь?

– Нет. Я же тут востребована. А там что? Стать домохозяйкой? Этого я не смогу.