Текст книги "Имя твое – номер"

Глава 3
Шантаж

1

Москва, два года спустя

Они встретились в небольшом ресторане Москвы, куда часто заглядывали знаменитости; выбор был за Михаилом Курбатовым. Гриневич отгородился рукой от объектива фирменного фотоаппарата: «Не надо меня снимать». Он не хотел еще раз, как в советские времена, попасть на Доску почета. Ему за глаза хватало этой публичной встречи со своим старым товарищем. Причем в этом престижном заведении вначале снимали, а уж потом наводили справки: кто попал в кадр.

Михаил Курбатов только что не спел, провожая соратника к столику: «Ты помнишь, как все начиналось?..»

Курбатов окончил юридический институт. Его работа начиналась на различных должностях в органах прокуратуры. Как и его собеседник, он работал старшим следователем по особо важным делам, но только при Генеральном прокуроре СССР. Находился под подозрением в организации преступного сообщества, группы дискредитации чиновников и представителей органов правопорядка. Позже обвинения с него были сняты, и он стал народным депутатом.

Гриневич любил водку, Курбатов отдавал предпочтение коньяку. Они выпили.

– Слышал, получил солидный заказ.

– Мелочь, – отмахнулся Гриневич. – Заработаю на нем меньше сорока тысяч долларов.

– То есть ты нашел краденую картину, а ее владелец ни в какую не желает отдавать ее… Милый мой, есть не только суды, но и мальчики с бейсбольными битами.

– Я не знаком с таким контингентом, – поморщился Гриневич. – Мои парни знают, как решать такие щекотливые вопросы.

– Кстати, они неплохо зарабатывают?

– Мог бы платить им больше. Но еще не настала пора. Так зачем я тебе понадобился, Михаил Георгиевич?

– Давай я немного расскажу о тебе, – предложил Курбатов. – Я давно не прокурор, но от прокурорского стиля работы никогда не избавлюсь.

Он откинулся на спинку стула, не обращая внимания на проходящую мимо официантку, ослабил ремень на брюках. И действительно, придерживаясь обвинительного тона, будто выступал на суде, заговорил:

– Итак, страховая компания «Артика». Специализация – розыск и возвращение украденных произведений искусств: картины, скульптуры и так далее. Меня всегда интересовало, с чего начиналась твоя деятельность на этом уважаемом рынке.

– С чего обычно начинается работа? – Гриневич пожал плечами. – С нуля, конечно.

– Вот и я так посчитал: с нуля. Все так думают, так и начинают. Только не ты, Алексей. Ты свою работу начал с минуса. Так просто свои услуги не предложишь, нужно имя, нужно хотя бы одно успешное дело. Как заиметь клиента, который потянет за собой еще одного, еще, и все они впоследствии перейдут в категорию контактов, связей? Как заиметь благодарного, что называется по гроб доски, клиента? Как сотворить то, что всегда называлось раскруткой? Я знаю приемы спецслужб изнутри. Порой они используют провокации, подстраивают ситуации, нередко это спасение ребенка клиента и так далее. И ты не стал отступать от стандарта.

– Хочешь сказать, я пошел на провокацию? – заиграл желваками Гриневич. – Я адвокат, если ты не забыл.

– Помню. Но до того ты был военным прокурором.

– Куда приведет нас этот разговор?

– К своему завершению. Я подбираюсь к концу. Последнее время стали воровать чаще и больше. Особенно – мировые шедевры. Представь себе миллионера, у которого украли картину. Ты узнаешь об этом уже после того, как об этом напишет пресса или за дело возьмется детективное агентство вроде твоего. Пусть даже ты узнал об этом раньше всех. Считаешь, владелец похищенной картины даст это дело тебе, новичку? Да никогда в жизни. Если украли золотую вазу, то, пока ты чешешься, ее переплавят и продадут бесформенным слитком. Если это картина, то она может отсыреть, если будет храниться в подвале, или выцвести, если на нее будут падать прямые солнечные лучи, и в конце концов обесценится.

– Я все еще ничего не пойму.

– Наконец я понял, как ты заполучил первого клиента, заработал первые неплохие деньги, а заодно приобрел репутацию классного сыщика, как твоя страховая компания стала котироваться на рынке так называемых разыскиваемых предметов старины, художественных ценностей. Ты сделал точный, выверенный ход. Боевое ядро твоей команды организовало похищение ценной картины. При этом никто, кроме «Артики», не смог вернуть похищенную ценность владельцу, не раскрывая, разумеется, своих сыскных приемов. Я аплодирую тебе и твоим парням. Кстати, о боевом ядре «Артики». Оно укомплектовано не медвежатниками и специалистами по сигнализациям. Оно состоит из диверсантов, выпускников соответствующих учреждений. И только поэтому они работали четко, без осечек. Они проникали в неприступные с виду жилища нуворишей, обходили самые надежные системы слежения. Отличный выбор.

– Действительно, неплохой, – согласился Гриневич. Он недоверчиво покачал головой. – Неужели ты хочешь обвинить меня в этом стандартном, как ты его назвал, приеме?

– Нет! – живо запротестовал Курбатов. – Конечно же, нет! Если даже все твои клиенты узнают об этом, они будут аплодировать тебе стоя. А ты напишешь книжку «Как я украл миллион» и заработаешь на ней в десять раз больше. В Америке.

– Ты сказал, что от прокурорского стиля никуда не денешься. Вижу, он сошел на нет.

– Перейдем к судьям. – Курбатов немного подался вперед и облокотился о стол. – Все бы ничего, но твоя команда переборщила. Вы редко крали картины и якобы вели их розыск, а потом возвращали владельцам за солидное вознаграждение. Надо отдать вам должное, вы приобрели навыки настоящих сыщиков. Ну а гибкость твоей команды – это отдельная песня. Но вот она оборвалась. Чуть было не оборвалась. Дело было в Швейцарии. Боевики взяли картину, обойдя все системы слежения, и находились у входной двери. Они не ожидали, что вернется хозяйка дома. И вот тут гибкость и уникальность твоей команды дала первый сбой. Диверсанты по своей сути, они отреагировали так, как их учили в спецшколах. Один из них выхватил нож и перерезал женщине горло. Одним точным и очень сильным ударом. Как кукле. Он едва не снес ей голову.

– Я знаю об этом инциденте из газет…

– Убийцу зовут Андрей Вихляев, он лидер группы твоих боевиков. Самый опытный. Окончил школу водолазов в Севастополе, спецшколу в Новороссийске, работал инструктором на Балтике. Даже, как прокурор, я снял бы с него часть вины: он действовал рефлекторно и облегчил бы работу тебе – как адвокату.

Курбатов с минуту молчал, покручивая в сухих пальцах бокал.

– Дело серьезное, – наконец продолжил он. – Швейцарская прокуратура внесла в свой список и твою компанию как вероятного виновника трагедии. У погибшей женщины остались двое несовершеннолетних детей. Теперь к делу. В моих силах представить в прокуратуру Базеля материалы, говорящие о полной невиновности твоих боевиков, тебя лично и твоей «Артики».

– Ты забыл объединить людей, организацию и само действие, – еще больше побледнел Гриневич.

– Вижу, тебе нужно подумать.

Гриневич рассеянно пожал плечами. Он не мог сосредоточиться на простейших мыслях. Они витали, как голуби. Алексей встрепенулся. Кто сказал про голубей? Вроде бы в голове прозвучал голос Андрея Вихляева…

Сколько времени прошло – пять, десять, пятнадцать минут?..

В ресторане, словно дым, повис голубоватый будто свет, просачивающийся с прозрачного дна-пола.

Гриневич всегда славился своей выдержкой, но едва не зашелся в нервическом смехе. Его лицо осталось непроницаемым. Он вдруг сосредоточился на мелочах. Официанток он называл стандартно – девушками, а Курбатов – барышнями; Гриневич девушек приглашал на танец, Курбатов предпочитал их ангажировать; Гриневич предупреждал, что идет в туалет сполоснуть руки, Курбатов – отлить или попудрить свой член.

И только сейчас эти мысли, похожие на бред, родили возглас: «Вот это я влип!»

– «Мужчина с веткой вербы». Слышал о такой картине? – спросил Курбатов.

– С каких это пор ты начал интересоваться произведениями искусства? – наконец спросил Гриневич. – Слышал, конечно. Картина без подписи автора. Написана она в 1888 году, до недавнего времени находилась в частной коллекции в Питере.

– Кстати, твои люди меняют почерки работы? – Курбатов намеренно резко сменил тему разговора, словно дал коню шпоры.

– Разумеется, – не сразу ответил Гриневич. – Иначе нас давно бы раскусили. В Интерполе разрабатывают до десятка банд, специализирующихся на ограблениях. Тогда как организация одна.

– Картина, о которой я говорю, – банальность. Ты точно отметил – 1888 год. Многие выдающиеся полотна датированы этим годом. Почему? Был всплеск? Выброс солнечной энергии, грызня, пошлая конкуренция?

Гриневич не ответил на вопросы. Он внимательно слушал собеседника и пришел к выводу: ни ему, ни его якобы знакомому картина, датированная «знаменитым» годом, не нужна. Что же остается? Владелец картины?

– Меня интересует владелец картины, – легко озвучил чужие мысли Курбатов. – Леонид Василевский. Личность известная. В большой политике оказался из конъюнктурных интересов. В Кремле полагали, что бывший участник афганской войны будет вести не менее решительные политические баталии в парламенте, чем на поле боя. Однако он первый заявил о махинациях на государственном уровне, связанных с поставкой вооружения в Азербайджан на сумму свыше двух миллиардов долларов. Мы обеспокоены и тем фактом, что Василевский, как глава Комитета по вопросам обороны, и дальше будет щеголять своей генеральской прямолинейностью. – Курбатов презрительно сморщился. – Он не гибок в политике. Госдума позволила увидеть Василевскому много негативного, что из армейских рядов им не просматривалось, точнее воспринималось в эфемерном свете жизнеутверждающих заявлений высших должностных лиц. Я представляю людей, которые не нашли ничего лучшего, как изолировать Василевского. Я бы сам задушил его в вонючей подворотне голыми руками. Но убийство свяжут с его деятельностью и статусом политика. Тень падет на очень высоких людей. Они же, как и я, не любят теней.

– Ты говоришь от их лиц?

– Я всегда говорю только от своего лица. Иногда делаю ссылки, сравниваю. Если ты спросишь, важно ли это для общего дела, я отвечу: важно для меня.

– Какой же мотив тебя устроит? – спросил Гриневич, уже точно зная, какое предложение ему сделает Курбатов. – Убийство на бытовой почве?

– Нет, – покачал головой бывший прокурор. – Это значит, жертву заказали. Поковырялись в его вещах, бросили с испуга цацки и побрякушки на пороге его квартиры.

– Не перечисляй дальше. – Гриневич развел руками. – Ты обратился не по адресу.

– Ты так считаешь? – Курбатов обаятельно улыбнулся официантке с огромным бантом чуть ниже пояса и проводил ее лениво-похотливым взглядом. – Один миллион долларов тебя устроит? Не отказывайся от предложения, иначе отработаешь на меня бесплатно. Не вставай в позу. Я объясню на пальцах. Во-первых, я точно установил, что Василевский получил в дар картину из частной коллекции бывшего блокадника…

Курбатов довольно долго объяснял прописные истины, хотя Гриневич распознал арию с пол-аккорда.

– Планируешь убийство под воровство?

– Я увеличу ставку до полутора миллионов. – Курбатов выложил на стол несколько листов бумаги. – Не переживай, расписку с тебя я не требую. Здесь планировка дома Василевского, расположение сигнализаций и их работа. И главное – картина, которую ты должен похитить. Картина висит здесь, над изголовьем генеральской жены. Твои парни проникают в дом как профессиональные воры. Вот этот момент очень важен. Они снимают картину, а дальше – они сами выберут место – нашумят. С этого момента будут готовы убрать генерала кухонным ножом, столовой вилкой, не знаю… Пусть Вихляев снесет ему башку крышкой от кастрюли. Картина должна остаться в доме, на подходе к дому – грабители бросили ее, испугавшись убийства. Я еще раз акцентирую – профессионализм, своеобразный почерк представит следователям одну-единственную версию. Только одну. Об этом должна кричать любая деталь…

– Пока что кричишь ты.

Курбатов понизил тон.

– Это будет первое убийство, которое ты организуешь. В противном случае первым убийством и станет первое – в швейцарском Базеле. Заодно проверишь, как будут действовать твои люди в такой обстановке. Они входят в дом, проникают в спальню, где якобы находится объект их посягательства – картина. И нарываются на огонь хозяина. У него, кстати, имеется наградной пистолет.

– Идеальное убийство? – усмехнулся Гриневич.

Курбатов пожал плечами.

– Его мотив надежно прячется за версией ограбления, ибо все будет свидетельствовать за это: тщательные приготовления, работа в группе, отключение сигнализации, знание объекта. Убийства так не планируются, а если планируются, то раскрываются, на то указывают все детали, описанные выше; все-таки ограбление – это не убийство. Это еще и знание психологии: хозяин окажет сопротивление, а похитители убьют его.

Гриневич понимал, к чему клонил его старый друг. Он предлагал создать неуловимую банду, которая крадет и убивает.

Уже на сегодняшний день у Гриневича появились обширные связи, в том числе и за границей. Он возвращал похищенные ценности хозяевам крупных предприятий, боссам даже криминальных группировок, которых чистота сделки и работы не волновала. Он мог потребовать от них услуг, поскольку намеренно снижал ставки и приумножал свой риск, делал все, чтобы его клиенты были ему обязаны. Он мог потребовать от них услуг, что обговаривалось во время неслучайных встреч.

Обговаривалось?

Во время неслучайных встреч?

Вот этот момент отчего-то стал переломным. Гриневич принял предложение Курбатова. Может, оттого, что устал от прямых и завуалированных угроз. Оттого, что тщательно охраняемая тайна перестала быть тайной. Или оттого, что у него не было выхода? Во-первых, у него не было времени проверить источники Курбатова, откуда берет начало его осведомленность в «швейцарском деле», прикинуть, есть ли у него досье на «Артику».

– Серия, – Гриневич слабо сопротивлялся. – Следствие установит серию и похоронит легенду о случайных убийствах.

– Рано думать о сериях. Пока принимай заказ на одно убийство. Не переживай, о втором ты услышишь не скоро.

И Курбатов подал кому-то знак. Повинуясь его жесту, к нему подошел человек лет тридцати в деловом костюме.

– Открой.

Подчиненный положил на край стола кейс-атташе, щелкнул замками дорогого чемоданчика и отступил на шаг.

Сами деньги не произвели на Гриневича особого впечатления – он видел намного больше. На его счету в Национальном банке Испании лежало содержимое десяти таких кейсов. Вряд ли его приманивала перспектива работы с бывшим следователем прокуратуры. Даже одна-единственная сделка с ним была чревата многими неприятностями. И чтобы не нажить их в дальнейшем и в этом плане сорвать надежды Курбатова, Гриневич сам закрыл крышку кейса, снял его со стола и поставил под ноги.

– Сроки? – спросил он, переходя на деловой тон.

– Не стоит затягивать с этим делом.

Гриневич не помнил, на чем закончился их разговор, как они распрощались. Но его затылок долго ломило от чужого взгляда…

2

…Его план противодействия родился спонтанно. Он предчувствовал цепь неприятностей, и если не предпримет жизненно важных шагов сейчас, то после, второпях, будет поздно. Он не найдет человека, на которого можно будет опереться. Он сделал ставку на Костю Романова. К выпускнику балтийской разведшколы он присматривался давно, ничьими рекомендациями не пользовался. Он предложил ему место в команде, и Костя отработал в ней всего три месяца. После кражи «Желтого Христа» Гогена Романов отказался участвовать в подобных акциях. Однако спустя год и восемь месяцев попросил Гриневича «восстановить его в должности детектива». То есть Романов вернулся в команду до того злополучного происшествия в Швейцарии, и он об убийстве швейцарки ничего не знал.

В этот же вечер Гриневич сам убрал Романова из команды. Но прежде состоялся разговор с боевиками. Введя их в курс дел, не сводя глаз с главного виновника – Андрея Вихляева, Гриневич в упор спросил:

– Романов справится?

Он заранее готовился услышать отрицательный ответ. Потому что ответ положительный для всей команды означал приобрести еще одного человека, знавшего об убийстве в швейцарском доме.

– Нет, – Вихляев быстро покачал головой.

– Почему ты так уверен?

– Румын нестабильный. Захочет – придет, захочет – уйдет. Он вроде как сторонится нас, парень сам себе на уме.

– Нет, он не сторонится, – вступился за товарища Ветеран.

– Итак, ваш ответ…

– Мы идем на дело втроем, – ответил за всех командир.

Гриневич хмыкнул:

– Ты так быстро вручил черную метку Романову лишь потому, что уже поделили его долю?

…Гриневич прощался с Костей под дождем. Они стояли у машины. Гриневич, словно собрался ударить Романова – так крепко он держал его за грудки, и отчеканивал каждое слово:

– Я убрал тебя из команды, потому что мне предложили дерьмовую работу. О ней знать тебе не положено. Потому что увидели, что моя команда стала уже не той. Держись всегда рядом, Костя. Заведи свое дело и помни, что эти деньги, – Гриневич передал Романову пакет с пятьюстами тысячами долларов, – твой начальный капитал. Ты отработаешь их. Отработать их будет означать следующее: всегда быть готовым к неожиданностям. Ты ничего не должен мне в материальном плане. Я подскажу, куда вложить деньги, чтобы сделать из тебя преуспевающего человека. Возможно, тебе придется убить одного подонка, возможно, их будет больше. Ты убивал когда-нибудь?

– Мне однажды сказали: если ты убил, никому не говори об этом.

3

Неделю спустя

Выдержка из статьи российской газеты:

«Трагическая гибель лидера военной оппозиции Леонида Игоревича Василевского в ночь на 1 сентября сделала его имя значимым в политической жизни России. И дело не только в том, что обстоятельства убийства еще долгое время будут оставаться таинственными: версии гибели на бытовой почве противоречат предположениям о политической подоплеке заговора против непримиримого борца за социальную справедливость. У каждой из сторон есть свои аргументы. Но версию политического теракта разбивают сообщения о том, что в километре от дачи генерала найдена картина; эксперты утверждают, что это подлинник картины «Мужчина с веткой вербы» неизвестного автора. Напомним, что эта картина была передана в дар Леониду Василевскому ветераном Великой Отечественной войны. Эксперты утверждают: почерк неизвестных убийц скорее указывает на ограбление, а убийство было совершено «по неосторожности». За эту версию выступил и депутат Госдумы Михаил Курбатов. Он также заявил прессе: «Достоверная картина той трагической ночи вряд ли когда-либо будет восстановлена во всех деталях. Но в данном случае над бытовой версией не будет довлеть версия политическая».

Глава 4
Нож в спину

1

Московская область, четыре года спустя, наши дни

Гриневич не собирался созывать экстренное совещание. Как правило, он остановился на командире боевой группы. И начал со стандартных слов:

– Андрей…

– Да, Алексей Викторович.

– Курбатов, эта сволочь, этот подонок…

– Что? – округлил глаза Вихляев, занявший лучшее место в офисе – у окна.

– Он планирует еще одно убийство.

– Блин… – вырвалось у командира группы. – И чтобы мы снова замаскировали убийство под ограбление?

Гриневич кивнул: «Да».

– Нам же серия корячится, Алексей Викторович. И последняя операция закончится раскаянием отрицательных героев. Кто клиент? – после паузы спросил Вихляев.

– Неважно! – психанул Гриневич. – Меня больше всего волнует ваш почерк. Времени у нас мало, его нет для подготовки.

– Что вы предлагаете, шеф? Разбежаться? – спросил Вихляй. – Лично мне жалко терять не такую работу – работу можно найти в слесарной мастерской, я по этой жизни скучать буду. Я скисну, как от плевка в душу.

Вихляй говорил искренне. А Гриневич впервые пожалел не о том, что вовлек этих парней в преступный бизнес, а посадил их на него. Ему показалось, он нашел выход из этого положения.

– Разбегаться мы не станем. Мы пойдем на задание. Но с одним условием. Аванс нам выдали…

– Выдали? – глаза Вихляя блеснули. – Сколько?

– Пятьсот «штук». Этими деньгами и ограничимся, – Гриневич осадил командира. – После нашего разговора можешь созывать «военный совет» и стращать: «Кто против – поднимите руки и валите к чертям собачьим». Мы и без вас «доберем» денег на следующей операции.

– Кто клиент, шеф?

– Если я назову его имя, это что-то изменит?

– Как это? – не понял Вихляев.

Гриневич с минуту молчал.

– Ты знаешь, что Курбатов состоит в политической партии. Он участвовал в предвыборных кампаниях на всех уровнях, включая выборы мэров городов. Он брал бюджет города, например восемь миллиардов долларов, и требовал с кандидата в мэры откат, равный четвертой части бюджета. Как правило, наживал врагов. В этот раз кандидат в мэры пообещал ему «телегу». В прокуратуру. Причем в любом случае, даже жертвуя своим местом.

– Так как фамилия клиента? – повторился Вихляев. И его выгоревшие брови поползли вверх, едва босс тихо выговорил имя Михаила Курбатова:

– Клиент – заказчик.

– Курбатов?!

– Нам нужно убрать эту гадину, чтобы он не убрал нас, – сквозь зубы с ненавистью прошипел Гриневич. – Чтобы прекратить эту нескончаемую серию убийств. Убрать так, как и планирует сам этот ублюдок, – маскируя убийство под ограбление.

– Швейцарка – раз, – начал загибать пальцы Вихляй, – генерал Василевский – два. Теперь – Курбатов. Или мэр, если мы примем предложение. Голимая серия. Я уже молчу о «тюленях» из Майами.

Гриневич встал, глянул на часы, пару раз прошелся по комнате, потом вдруг куда-то заторопился:

– Поговорите наедине.

– С кем?

– С Паниными, с кем же еще? – удивился вопросу Гриневич.

Вихляй как-то странно улыбнулся:

– Они не согласятся.

– Как это – они не согласятся? – опешил Алексей.

– Мы шесть лет работаем вместе. Мне ли не знать.

– Что же нам делать? – У Гриневича опустились руки.

Вихляева осенило. У него даже голос сел, когда он сказал:

– Панины не узнают правды. Они пойдут на ограбление. На ограбление, понимаете? А когда я разберусь с Курбатовым, то куда им деваться?

– А если они что-то заподозрят?

– Положитесь на меня. Жаль, не смогу проникнуть на объект в одиночку, только с командой, – посетовал Вихляев. – Сколько у нас времени на подготовку к операции?

– Неделя.

Вечером Гриневич встретился с Курбатовым и поставил ему жесткое условие:

– Это в последний раз, Михаил Георгиевич. В последний раз, ты меня понял?

– Конечно, дорогой, – улыбнулся Курбатов.

– Никуда не уезжай из города. Сразу после работы – сразу, понимаешь? – ты полностью рассчитаешься со мной.

– Кстати, ты сам-то никуда не собираешься?

– Мне к заданию готовиться надо.

2

Неделю спустя

Ночь. Лай соседских собак. Яркий свет в гостиной загородного дома Курбатова, темные окна в спальне на втором этаже. Головной боец, вооруженный бесшумным пистолетом «вул», воспользовался зеркальцем на телескопическом удлинителе и осмотрел двор, не влезая на забор. Сложив телескопичку, он молча кивнул товарищу: «Давай». Тот размотал скатку – состеганное втрое байковое одеяло, и с помощью товарища набросил его на гребень забора, усыпанного битыми бутылками. Третий боевик присел, широко раздвинув ноги, и сцепил руки в замок. По его знаку головой сначала забор преодолел лидер группы, затем второй боец. Замыкающий поднял руки, и его втянули на гребень последним.

Проникнув во двор с правой стороны дома, боевики распределили сектора обстрела.

Тройка бойцов заранее ознакомилась с планировкой здания и, выявив ряд защитных электронных устройств, приготовилась к контрмерам. Сейчас все трое по заранее составленному плану передвигались от укрытия к укрытию, скрывающему их от глаз сотрудников охраны, находящихся в доме.

Они прошли вдоль западной стены здания, остановились. Командир снова воспользовался зеркальцем и оглядел очередной участок, который им предстояло пройти. Самый опасный, поскольку охранялся он собакой.

Огромный дог будто заранее определил свою охраняемую территорию и к забору, даже если бы заметил там опасность, вряд ли двинулся бы, а дал знать отрывистым лаем. Но в этот раз крупная служебная собака даже не повела носом в сторону забора, она обращала нос в сторону, укрытую от ветра.

Лидер группы показал Ветерану: «Приготовься. Выйдешь по моей команде».

Вихляй снял бесшумный пистолет с предохранителя и поднял его на уровне плеч.

Выждав несколько секунд, Панин резко появился из-за угла дома и оказался на прилично освещенном участке. Своими быстрыми действиями он настроил собаку на сходные ответные меры. Огромный дог не зарычал, неожиданно увидев чужого, лишь оскалил клыки и наморщил нос, готовясь к предстоящей бойне.

Вихляй уже держал его на мушке, но стрелять не спешил. Выстрел в голову сложен и опасен: потому что собака, получив единственное, не смертельное ранение в голову, заскулит.

Вихляй, чувствуя прилив адреналина, тронул Панина за плечо. Тот сделал еще один шаг в сторону, словно не замечал собаки, и тем самым заставил ее совершить роковую ошибку. Хорошо дрессированный пес поплатился за это своей жизнью. Он показал стрелку бок, как показывает борт парусник вооруженному носу корабля противника. Вихляй стрелял по движущимся и стоячим мишеням одинаково хорошо. Он четырежды нажал на спусковой крючок, поводя стволом и целясь собаке в сердце. Трижды она могла заскулить и рухнуть замертво, но всякий раз ей мешал это сделать очередной выстрел, очередная нестерпимая боль в боку…

– Готов… – не без сожаления прошептал Вихляев, опуская пистолет. Глядя на неподвижное тело пса, под которым начала разползаться кровавая лужа, он сменил обойму спецпистолета, рассчитанную на шесть патронов.

Трое боевиков в черной униформе приготовились к очередному этапу операции, где им противостоял пока что один противник – электронный глаз камеры видеонаблюдения.

Они прошли к «красному» краю здания, вплотную к стене, внутри низкой кованой изгороди, и остановились за углом. Казалось, они собираются повторить прежние действия. Только в этот раз на первый план вышел Юниор. Вооруженный мелкокалиберной винтовкой, он выглянул из-за угла и пару секунд изучал обстановку. Собственно, он смотрел из-за правого, фасадного угла здания на въездные ворота и каменное строение контрольно-пропускного пункта. Дремавший в нем охранник находился лицом к фасаду.

Новый тип затвора «мелкашки» «СВ-99» и ее ювелирное украшение – тактический глушитель – делали ее практически бесшумной. Панин был готов к выстрелу через распахнутое окно КПП, но не спешил – снимать часового или охранника – дело последнее. Как говорил Вихляй: «Во время спецоперации можно простить только одно – неточный выстрел».

Вихляй присел на колено, вынул из походного ранца сканер и включил его. Пока «Рапискан» загружался, он успел мысленно поблагодарить бывшего члена команды Костю Романова. Работу сканера английской фирмы, предложенного Романовым для работы, порой трудно было переоценить. «Рапискан» позволял обходить преграды там, где заметить их было невозможно.

Вихляй заслонил свет от жидкокристаллического монитора и включил автоматическое сканирование. В левом углу монитора на всплывшей вкладке замелькали цифры – видеочастоты, определялась скорость потоков в нормальном, наиболее выгодном режиме, при котором качество сканирования математически не уступало качеству, обозначенному как «Эйч-0», лучшему, но самому медленному.

В противоположном углу экрана на итоговой вкладке стали появляться первые результаты.

Прошли восемь минут. «Рапискан», оборудованный приемной и передающей антеннами, обнаружил на объекте четыре камеры видеонаблюдения и вывел изображения с них на четыре экрана сканера, которые программное обеспечение распределило «плиткой».

Вихляй видел то, что видели на своих мониторах операторы. Изучив сектора наблюдений с каждой камеры, определив границы их возможностей радиальными линиями, Вихляев наметил план действий.

Три камеры – одна на фасаде, две внутри дома, не имели поворотных станков и выдавали статическую картинку, словно панорамный лист, шаблон художника-мультипликатора, на котором вот-вот появится персонаж. Четвертая же, смонтированная на будке КПП, имела так называемую секторную скорость. Поворотный станок этой камеры словно описывал радиус-вектор движущейся точки.

Оставив без внимания изображение с этой камеры, Вихляев сосредоточился на трех других. Фасадная показывала въездные ворота, ее площадь сектора покрывала едва ли половину общей площади парадной части двора. Вихляй видел лишь одного охранника – оператора – в будке. Что делают его коллеги – узнать было невозможно. Лишь в том случае, когда один из них покинет рабочее место и окажется перед камерой. А скорее всего – операторский пульт один. Экранов и видеокамер поровну – четыре.

Вихляй вызвал меню, выбрал опцию «Запись», выделил все четыре камеры, за частоты которых намертво вцепился сканер, и, не теряя времени, нажал на клавишу «Запись».

Боевики за эти несколько минут не проронили ни слова. Они всегда работали втроем, не считая водителя-оператора. Он сейчас находился в машине с мощными активированными антеннами и облучателями. Марки «Газель» микроавтобус находился в трехстах метрах от объекта и в пятидесяти от КПП вневедомственной охраны. На его борту красовались надписи:

СПУТНИКОВОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ.

УСТАНОВКА. РЕМОНТ.

КРУГЛОСУТОЧНО.

ПРОЩЕ ПИЦЦЫ.

Приемная антенна в машине получила сигнал. Оператор по имени Сергей Геншин проследил за началом записи одновременно на четыре носителя. Не сводя глаз с небольших мониторов и показаний индикаторов записи, он ответил на телефонный звонок Вихляева.

– Восемь минут записи. Понял?

– Восемь. Понял, – по-военному ответил Геншин.

Прошли ровно восемь минут. Оператор остановил запись. На всякий случай синхронизировал все четыре полученных видеофайла вручную, гарантируя отсутствие помех в начале воспроизведения, убрал видеотишину с каждого ролика также в самом начале. На своем оборудовании он, рискуя, включил опцию – пропускать трек, если во время его воспроизведения возникнут ошибки. Однако смычка «Рапискан» – спутниковое оборудование в плане ошибок синхронизации никогда еще не подводила. Но помехи и появление в кадре в ходе сбоя системы вооруженных людей – почти одно и то же. В одном случае – это плюс группе, которая при сбое срывалась в открытый бой, в свою вторую стихию.

Напоследок Геншин отрегулировал нормализацию сигнала до установленного. То есть исключил возможность отличаться копии от оригинала (в данном случае имелось в виду реальное время), повышения или понижения пикового уровня записи.

Вихляй взял управление процессом на себя. Отсчитав пальцами до пяти, он нажал на сканере кнопку воспроизведения. В тот же миг приемная антенна сняла сигнал с беспроводной связи, а передающая антенна не дала выползти зловещей видеотишине, и сканированные частоты заполнили сразу четыре сигнала.