Текст книги "Пензенское дело"

Михаил Окунь
Пензенское дело

Посылочка

В конце пасхальной недели 1908 года в кабинет начальника сыскной части в Москве явился пожилой перепуганный человек, по виду мелкий купец, и, заикаясь от волнения, поведал следующее.

Им с женой пришла посылка аж на три пуда весом. Послал ее, судя по письму, к которому была приложена багажная квитанция, сын из Пензы, уехавший туда погостить к невесте на Пасху. Чуть ли не всю ночь старики плохо спали, гадая, что же может быть в посылке: платки пуховые, фрукты, стерлядь сурская?.. А наутро, наскоро напившись чаю, отправились на Рязанский вокзал и доставили домой тяжеленный, обшитый рогожей ящик. Подумали: если стерлядь, то уже подпортилась – странный дух шел от ящика. Дальнейшее бедняга описывал так:

«Запустил я сбоку руку вглубь, нащупал какой-то предмет и вытаскиваю. Мать честная! Святые Угодники! Я даже икнул, а супруга грохнулась на пол. Я держал за пятку кусок человеческой ноги, обрубленной по колено!.. Осмотрели мы, господин начальник, посылочку вдоль и поперек. Ничего, можно сказать, суприз! Человечье тело, разрубленное на четыре части, и промеж ног голова всунута. По всем видимостям, труп молодой девицы, можно сказать, девочки. Заметно это по телосложению трупа, опять же на голове длинная коса и в нее вплетена лента. Вот, извольте получить».

«Самый главный сыщик России»

Тут стоит рассказать о человеке, который сидел за столом перед сдрейфившим купцом Плошкиным. Зная его, можно было почти не сомневаться в успехе следствия, ибо это был «самый главный сыщик России» Аркадий Францевич Кошко.

Он родился в 1867 году в Минской губернии. Окончив Казанское пехотное училище, служил в армии. Однако истинное свое призвание обрел в криминалистике. Выйдя в отставку, служил в полиции Риги, Царского Села, Петербурга, Москвы. В 1913 году международный съезд криминалистов, состоявшийся в Швейцарии, признал деятельность московского сыскного отделения и его начальника лучшей в мире.

С помощью экспертизы Кошко быстро установил, что труп из посылки принадлежит девочке примерно четырнадцати лет, убитой ударом колющего предмета в сердце около двух суток назад. А сличение почерков сына купца и того, которым было написано письмо, определило, что они явно не совпадают. Ввиду необычности дела, Кошко лично выехал в Пензу.

В городе на реке Суре

В местном сыскном отделении сразу выяснилось, что три дня назад поступило заявление о пропаже 14-летней девочки, дочери продавщицы казенной винной лавки Ефимовой. Исчезнувшая Маша служила ученицей у портнихи Знаменской. Затем последовала тягостная сцена опознания матерью ленточки, найденной на трупе, и «раскрытие страшной правды».

Счастливый жених, сын купца, как и предполагалось, оказался ни при чем. Кошко приступил к разработке версии, касавшейся портнихи, которая, как выяснилось, имела темное прошлое и обширные знакомства с подозрительными личностями.

«Бродячий торговец»

Надо сказать, что в своей работе сыщик широко использовал так называемых «агентов», засылаемых в «стан врага». Этим приемом он позже воспользуется и в данном случае, а для начала посетил ателье Знаменской сам, для чего, не чураясь театральных эффектов, подкрасил нос в красный цвет, оделся в отрепья босяка и принял всклокоченный вид бродячего торговца портновской мелочью: пуговицами, крючками, лентами и т. п.

Войдя через кухню в квартиру Знаменской, псевдоторговец обнаружил там трех обедающих девиц – двух 14-летних и одну постарше, лет семнадцати. А дожидаясь вызванную хозяйку, уловил из разговоров о пропавшей Мане и то, что кроме как «жабой» ученицы свою благодетельницу не называют. Все это, как и последующий разговор с хозяйкой, убедил Кошко, что силы поиска следует направить именно в этом направлении.

Агенты

Тут-то и вступили в дело его агенты. Сыщик так описывает их:

«Я телеграфировал в Москву моему помощнику, предлагая ему командировать в Пензу агентов Сергеева и Тихомирову. Эти агенты были не только весьма способными людьми, но и обладали особыми качествами, пригодными для данного случая: Сергеев был мужчиной лет пятидесяти, с несколько помятым лицом, монтеристого вида из прокутившихся кавалеристов. Я пользовался услугами Тихомировой в тех случаях, когда по ходу дела мне требовался тип барыни. Она обладала красивыми манерами, недурно говорила по-французски и английски, со вкусом одевалась».

Под видом богатой супружеской четы агенты посетили ателье портнихи. Пока «жена» занималась со Знаменской обсуждением фасона платья, «муж» вел себя весьма вальяжно и активно перемигивался с молоденькими ученицами, на прощание потрепав одну из них по щечке, что не ускользнуло от внимания хозяйки.

Девочки для «помещика»

Когда впоследствии Сергеев пришел один за заказом, состоялся его разговор со Знаменской, из которого той стало ясно, что приехавший в Пензу из имения богатый помещик, до черта уставший от семейной жизни, отправил домой супругу, но таскаться по кабакам и шантанам не желает, а скоротать вечерок в окружении «молоденьких помпонов» весьма не прочь. В итоге сговорились, что жуир посетит портниху послезавтра вечером.

В установленный день «помещик» с корзиной, набитой всякими вкусностями, пожаловал к Знаменской, где, кроме трех учениц, его дожидались еще две хорошенькие пятнадцатилетние гимназистки. То есть шитье, как и предполагалось, было не главным заработком портнихи, а под вывеской ателье скрывался, по сути, небольшой публичный дом.

Подобные подпольные «мини-дома», особенно те, где «работали» малолетки, не были большой редкостью в России начала ХХ века. В Петербурге этот «бизнес» пышно расцвел в 1910-е годы и особенно с началом Первой мировой войны, когда взрослые проститутки потянулись к западным границам за армией, а на трудовом посту их сменили малолетки.

Несмотря на богатый выбор, «заказчик» оказался весьма привередливым. Всех предложенных девиц он забраковал – «и водку-то они хлещут, и подмазаны изрядно», и сделал портнихе-притонодержательнице «спецзаказ»: «Найдите вы мне, Марья Ивановна, этакую блондиночку лет пятнадцати, с фарфоровым личиком, льняными волосиками, точеными ручками и ножками, с большими синими глазами и чтобы в них была постоянная жемчужная слеза».

Портниха не удивляется ничему – она и не с таким сталкивалась: «Вот месяца два назад пристал ко мне эдакий ядовитый слюнявый старикашка: достань да достань ему хроменькую, да еще со стоном… пусть себе хромает и стонет, хромает и стонет».

«Салон» Петра Ивановича

Сергеев и Знаменская тут же покатили еще в один «салон» к некоему Петру Ивановичу. Там, впрочем, картина была еще более удручающей: «С полдюжины понурых девиц в несвежих платьях сидело вдоль стен». Однако была и комната для особых посетителей.

В результате выяснилось, что фамилия Петра Ивановича – Сивухин, и некогда он служил в Москве у купца Плошкина приказчиком, но был с треском уволен. Было установлено, что не так давно он на извозчике отправлял большой ящик к утреннему московскому поезду. После получения показаний одной из девиц «салона» Сивухина и допросов его сожительницы Прониной и Знаменской выяснилась следующая картина убийства Маши Ефимовой.

Бедная Маня

К Сивухину красавицу Маню завлекла Знаменская, встретив ее случайно в тот день на улице. Она знала, что у Сивухина есть привередливый заказчик, который дает огромные деньги – тысячу рублей, но при этом уже забраковал пятерых девиц.

Заказчиком, как выяснилось впоследствии, оказался коммерсант из Тифлиса по фамилии Абрамбеков. Ему-то и продали Маню в комнате «для особых посетителей».

Однако девочка оказалась с характером. Вот что рассказал об этом на допросе бывший приказчик:

«Одно только скажу – видит Бог, не хотели убивать девчонку. Когда уехал господин, мы с нею (он кивнул на сожительницу), нагруженные разными пряниками, фруктами, с куском шелковой материи и сторублевкой в руках, вошли к Ефимовой в комнату. Сердешная сидела за столом, уронив голову на руки, и ревмя ревела. «Эх, Манечка! – весело сказал я ей. – Есть о чем печалиться. Вот поешь лучше конфект разных да погляди, какое платье скроишь из этого шелка. К тому же вот тебе и целый капитал – сто рублевиков копейка в копейку…» И куда тут! Девчонка оказалась с норовом: сгребла конфекты на пол и, разорвав этакие деньги, швырнула мне их в морду. «Вы, – говорит, – подлые люди, заманили меня сюда, обесчестили, а теперь откупаетесь. Нет, – говорит, – отпустите меня, я все матери расскажу, и вас по головке за то не погладят».

Возникшая ссора закончилась трагически: «Тут я не стерпел, выхватил из кармана нож да как шандарахну ее в грудь, ажно косточки захрустели. Крикнула она, повалилась на пол и не шевельнулась, губы побелели, от личика кровь отлила, словом, преставилась!»

Кошко замечает: «С волнением выслушал я повествование Сивухина – эту странную смесь какой-то жестокости и чуть ли не мягкосердечия, нередко свойственных русским преступникам».

О купце Плошкине Сивухин вспомнил, случайно увидев на улице его сына, и решил подшутить над стариком, который когда-то его выгнал, сделать тому «суприз».

Дело, таким образом, было полностью раскрыто. Сивухина и Пронину, помогавшую ему, приговорили к 20 годам каторжных работ. Абрамбеков был обвинен в изнасиловании и получил 8 лет каторги. Знаменская отделалась тремя годами тюрьмы за сводничество.

После октябрьского переворота сыщицкий талант А. Ф. Кошко оказался невостребованным. Более того, ему пришлось сначала перейти на нелегальное положение (еще бы – «цепной пёс» классового врага!), а затем эмигрировать. Он умер в Париже в 1928 году, оставив три книги «Очерков уголовного мира России».

© 2009, Институт соитологии