Текст книги "Сталин их побери! 1937: Война за Независимость СССР"

Угроза колониального захвата Советского Союза

Вероятно, англичане и немцы сами не подозревали, какие стихии высвободятся в результате падения самодержавия. Начавшаяся в России Гражданская война перепутала Антанте и Германии все планы, а многие их вчерашние друзья, переодевшись в кожаные курки и подняв над собой красные, зеленые и желтые флаги, заговорили совсем другим тоном.

По этой причине первоначально Запад поддержал Белое движение, способное, как казалось, навести порядок в России и бравшееся обеспечить в стране защиту экономических интересов своих зарубежных покровителей. Однако очень скоро стало ясно, что именно большевистское правительство, несмотря на приверженность непривычным для Запада политическим формам, решает задачу «умиротворения России» наиболее эффективно.

В основном именно поэтому Антанта поспешила прервать военную интервенцию, куда менее выгодную, нежели экономическая экспансия, от которой разоренной России, будь она белой или красной, – одинаково некуда было деться. Действительно – уже в 1918–1922 годах Советская Россия восстановила экономические отношения с большинством крупных зарубежных государств.

А тем временем экономика России лежала в руинах. В 1920-м объем производства промышленной продукции снизился по сравнению с 1913 годом в 7 раз. Россия была не в состоянии производить практически никаких промышленных товаров, скатившись до уровня наименее развитых стран. Мало кто верил в возможность выхода из этой, казавшейся тупиковой, ситуации. Ни денег, ни кадров для восстановления экономики у РСФСР не было. Сотни тонн золота – львиная доля национального золотого запаса – в годы Гражданской войны перекочевали в подвалы английских банков, что, однако, не избавило Советскую Россию от колоссального внешнего долга перед Антантой.

В этих условиях РСФСР, а позднее и СССР вынуждены были встать на путь неэквивалентного торгового обмена с Европой, открыть свои рынки для третьесортных импортных товаров, за которые надлежало расплачиваться золотом и природными ресурсами по самым высоким ставкам.

Полуколониальный характер ранней советской экономики подтверждает тот факт, что к 1926 году СССР уже в основном восстановил довоенный уровень добычи нефти и угля, в то время как по выплавке чугуна и стали едва достиг половины показателей 1913 года. В этот период Советский Союз практически не импортировал промышленного оборудования, ввозя в основном продукцию легкой промышленности и иные товары «колониального» экспорта. В то же время едва ли не 90% в структуре экспорта самого СССР составляли зерно, лес и нефтепродукты, а 10% приходились на вывоз пушнины, ювелирных изделий и предметов роскоши. Помимо этого, в 1922–1926 годах, по существу, не предпринималось попыток создания национальной автомобильной, авиационной и химической промышленности, которые могли бы стать основой для восстановления экономической независимости страны.

При этом рост национального дохода в первые послереволюционные годы (в 1921 году он составил 38% к показателям 1913 года, а в 1926-м – 103%) при отсутствии каких-либо реальных социалистических преобразований в экономике следует отнести скорее за счет экспроприации экспроприаторов, а также инициативы населения, постепенно возвращавшегося к мирному труду.

Несмотря на национализацию промышленности и невозможность открытого приобретения крупной собственности и средств производства в Советском Союзе, Запад в двадцатые годы нашел способ для непосредственного проникновения в нашу страну посредством получения концессий на пользование природными ресурсами России или на развитие отдельных отраслей ее хозяйства. В этот период, в частности, были заключены следующие крупные концессионные договоры: на разработку лесных угодий и экспорт лесоматериалов с голландскими и норвежскими промышленными группами, на разработку Чиатурских месторождений марганца с Соединенными Штатами Америки, на развитие авиационной промышленности в СССР с германской группой «Юнкерс». Помимо этого Великобритания получила право свободного лова рыбы в советских территориальных водах, а англо-американская компания «Лена голдфилдс» на разработку золотых месторождений в Восточной Сибири.

В ряде случаев такая политика СССР была оправданна, как, например, при передаче Японии концессии на добычу нефти на Северном Сахалине, способствовавшей прекращению японской интервенции на Дальнем Востоке. Однако огромное большинство указанных выше и им подобных соглашений, заключенных по инициативе и под непосредственным руководством Л.Д. Троцкого, наносили России колоссальный материальный урон, представляя собой типичный пример неоколониального грабежа.

В этой благоприятной для себя ситуации Запад вплоть до конца 1920-х годов не воспринимал всерьез возможность построения в СССР социализма и не усматривал в связи с этим угрозы своему положению. Отдельные тревожные сигналы, такие как реализация Советским Союзом плана ГОЭЛРО и значительный рост энерговооруженности советской экономики, принципиально положения вещей не меняли. У Советского Союза совершенно очевидно отсутствовала экономическая база не только для построения социализма, но и для простого обретения экономической независимости. Таким образом, Запад имел все основания рассчитывать, что коммунистическая риторика в СССР вскоре иссякнет сама собой.

На всякий случай экономические интересы Запада в Советском Союзе гарантировались уже упомянутой «пятой колонной» и широко разветвленной внутри нашей страны шпионской сетью, о составе и характере которых речь пойдет ниже. Помимо этого страны Запада были готовы в случае необходимости и к прямой интервенции против СССР.

После Гражданской войны советское правительство финансировало вопросы обороны по остаточному принципу. Красная Армия была сокращена в десять раз (с 5,5 миллиона до 530 тысяч человек) и переведена на территориально-милиционную систему комплектования. Эта система (детище Троцкого, полагавшего постоянную кадровую армию атавизмом классового государства) привела к резкому падению боеспособности РККА, о чем можно судить по примеру 4-й Донской кавалерийской дивизии – лучшего соединения Красной Армии, доведенного к 1929 году до состояния коллапса и возвращенного к жизни только усилиями Г.К. Жукова. Помимо этого наши войска в послереволюционный период не получали новых образцов военной техники, а остатки царского флота, находившиеся в удручающем техническом состоянии, ржавели у пирсов.

РККА отставала по оснащению даже от армий таких стран, как Польша, что же касается Великобритании и Франции, экономики которых после Первой мировой войны были до предела милитаризованы, то их военное превосходство над Советским Союзом было попросту невообразимым. Не считая всего этого, на содержании Запада находились боевые белоэмигрантские центры в Европе и военно-националистические организации в Средней Азии.

В наши дни открыто говорится о связях большевиков с иностранными правительствами – как британским, так и германским. Сам факт установления в дореволюционный период такого рода связей сегодня не вызывает сомнений. Другое дело, что после прихода к власти часть большевиков продолжала ориентироваться на Запад, сохраняя верность ранее принятым на себя обязательствам, а другая часть, изначально воспринимавшая контакты с Западом как тактический ход, стремилась разорвать их и добиться экономической и политической независимости для своей страны. Первую часть принято идентифицировать с Л.Д. Троцким, вторую часть возглавил И.В. Сталин.

В 1927 году по инициативе Сталина Советский Союз взял курс на индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства. В декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) принял решение о составлении первого пятилетнего плана. Уже через год-полтора структура импорта СССР претерпела кардинальные изменения – отныне ввоз промышленного оборудования составлял более 55%, а доля преобладавшего ранее «ширпотреба» снизилась до 2%.

Сталин умело использовал противоречия между западными державами, сделав ставку на экономическое сотрудничество с Соединенными Штатами Америки. Поскольку СССР покупал оборудование целыми заводами, никакая ненависть к первому в мире государству рабочих и крестьян не могла удержать капиталистов от заключения сделок, тем паче что западные экономики, пораженные кризисом, стояли в полосе «мертвого штиля».

Однако наиболее влиятельные реакционные круги на Западе, прежде всего в Великобритании, попытки советских властей избавиться от экономической зависимости восприняли крайне болезненно. Воинственная позиция Лесли Уркварта и других британских воротил, рвавшихся вернуться к полномасштабному грабежу России, находила все более широкий отклик в официальных кругах Лондона. Весной 1927 года был организован ряд провокаций против учреждений СССР за рубежом: в Лондоне произошел налет на советское общество по торговле с Англией АРКОС, в Китае разгромлена советская дипломатическая миссия, в Варшаве убит полпред СССР в Польше П.Л. Войков. Великобритания демонстративно разорвала дипломатические отношения с СССР. Все это были предупреждения Сталину, замыслившему подорвать экономические позиции Запада в России.

Индустриализация СССР наносила прямой ущерб и Германии, претендовавшей на роль «мастерской России», рассчитывавшей за счет этого восстановить свои силы, подорванные войной и репарациями. По мере активизации в Германии идей реванша правящие круги этой страны находили с Великобританией все больше понимания по «русскому вопросу».

Несмотря на то что достичь всех целей, запланированных на первую пятилетку, не удалось, результаты ее впечатляли. Удельный вес промышленного производства в структуре экономики вырос с 48% в 1928 году, до 70% в 1932 году. Рост продукции крупной промышленности составил 352% к показателям 1913 года. В годы первой пятилетки правительство Советского Союза вложило в развитие промышленности в два раза больше средств, чем за весь период 1918–1928 годов. Было построено 1500 предприятий, отвечавших самым современным требованиям качества и организации производства. СССР вышел на второе место в мире по машиностроению, уступая лишь США (это за четыре с половиной года!). Уже к 1938 году ввоз промышленного оборудования в структуре импорта СССР составлял не более 1%(!).

Таким образом, страны Запада, прежде всего традиционно озабоченная русской угрозой Англия, были поставлены перед фактом того, что здоровым силам нашей нации под руководством Сталина вскоре удастся вывести страну из положения полуколонии на большую историческую дорогу.

В свое время Карл Маркс не без горькой иронии говорил:

Обеспечьте капиталу 10% прибыли, и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживлённым, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы пойти, хотя бы под страхом виселицы.

Между тем перемены, происходившие в Советском Союзе, были чреваты для западного капитала потерей прибылей, сравнимых с критической марксовской цифрой в 300%. Нет ничего удивительного, что Запад отнесся к возникшей в СССР ситуации самым серьезным образом, готовясь к открытому противостоянию со Сталиным.

Первым делом Запад планировал оказать воздействие на политику Советского Союза при помощи скрытой в советском обществе «пятой колонны», численность и положение членов которой позволяло рассчитывать на успех в деле усмирения или ликвидации Сталина. В качестве первоочередных мероприятий на этом пути имелась в виду организация саботажа индустриализации СССР и переоснащения РККА. При этом приоритет должен был сместиться с использования белой эмиграции (получившей от ОГПУ ряд ощутимых ударов и в значительной степени оторвавшейся от русской почвы) на внутреннюю троцкистскую оппозицию и ее политических попутчиков.

Разумеется, кроме этого очевидного конфликта в Советском Союзе на рубеже 20 – 30-х годов параллельно существовало множество иных противоречий. Не до конца была разрушена классово-сословная структура общества, оставались непростыми межнациональные отношения, крайне тяжело решались социальные проблемы – преступности, безработицы и беспризорности.

Однако основным, важнейшим конфликтом, запустившим механизм драматических событий в СССР в 1930-е годы, следует считать стремление Запада при поддержке сил внутренней оппозиции предотвратить экономический рост СССР, установив контроль над его богатствами, и, с другой стороны, стремление СССР, стремление Сталина всеми силами противодействовать этому.

Глядя сегодня на сложившуюся в те годы ситуацию, зная какими ресурсами обладали стороны, вступая в эту борьбу, нельзя не признать, что никаких внятных шансов противостоять объединенной колониально-троцкистской экспансии у нашей страны не было. Оценивая положение России в конце 1920-х годов, можно однозначно утверждать, что наша страна была обречена на порабощение и расчленение, а русская нация в том виде, в котором мы ее знаем, – на гибель.

Орудие экспансии – троцкизм

Троцкий

Лев Давидович Троцкий – одна из центральных фигур истории СССР, что, впрочем, определяется не столько его непосредственным влиянием на события в нашей стране, сколько широким распространением троцкистских идей среди известной части советского общества. Прошло уже без малого сто лет с тех пор, как само понятие «троцкист» стало в России нарицательным, не имеющим, пожалуй, аналогов в нашей истории по своей одиозности и скандальности.

В период борьбы с врагами троцкисты обнаруживались буквально повсеместно – от Генштаба РККА до китобойного колхоза на Чукотке. Количество разоблаченных троцкистов в качестве обязательного пункта вошло в служебные анкеты, непременно содержавшие слова, вроде таких: «Лично разоблачил председателя артели «Водовоз» Цицкина, как троцкиста». Неудивительно, что у следующих поколений русских людей возникли вполне обоснованные опасения, не есть ли весь этот троцкизм от начала его и до конца лишь порождение фантазии репрессивно-пропагандистской машины сталинизма. Как обстояло дело в действительности?

Надо сказать, что до революции Лев Давидович Троцкий (Бронштейн) был известен в партийных кругах как способный пропагандист, не принадлежавший, безусловно, к руководящему ядру партии. До 1917 года Троцкий находился в эмиграции, где подвизался на ниве журналистики, работая корреспондентом захудалой нью-йоркской газеты. Между тем, вернувшись в Россию в мутные дни августа 1917 года, он уже через несколько месяцев стал одним из руководителей Октябрьского вооруженного восстания, или, как не без основания называют его сегодня, большевистского переворота.

Дальше больше – в том же году Троцкий возглавил Наркомат по иностранным делам нового государства, именно то ведомство, от которого в значительной степени зависел ключевой для Антанты вопрос – продолжится ли и в каком качестве и объеме участие России в мировой войне. В этой должности Троцкий вскоре прославился провалом Брестских мирных переговоров, отклонив германские предложения вопреки прямому указанию Совнаркома, самого Ленина. Уже на этом этапе вполне проявились политические качества Троцкого – авантюризм, истеричность и непоследовательность.

Однако, несмотря на выказанную молодым наркомом профнепригодность, на его очевидное предательство дела революции, Троцкий не только не был наказан, но и получил повышение, заняв самую важную на тот момент должность в стране – народного комиссара по военным и морским делам. Если учесть полнейшее отсутствие у Троцкого какой-либо практической или теоретической военной подготовки, подобное решение Ленина может объясняться только наличием за спиной Троцкого могущественных покровителей, перед которыми большевики, вероятно, имели обязательства или с которыми вынуждены были пойти в той обстановке на тайный временный компромисс. Сегодня представляется наиболее вероятным, что таким покровителем Троцкого являлись Соединенные Штаты Америки.

Задачи, решавшиеся ведомством наркомвоенмора в ходе Гражданской войны, далеко выходили за чисто военные рамки. Первоначально органов внутренних дел, как таковых, у Советской России не имелось. Созданная в декабре 1917 годов Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) не располагала ни достаточным аппаратом, ни территориальными органами для того, чтобы играть решающую роль в борьбе с внутренней контрреволюцией и политическими преступлениями в армии. Вполне естественно, что в ситуации, когда молодая Республика превратилась в окруженный фронтами военный лагерь, задачи репрессий в отношении чуждых классов, осуществления так называемого «красного террора» легли главным образом именно на Красную Армию. Направлял и вдохновлял эти репрессии наркомвоенмор Троцкий.

Троцкистский «красный террор» отличался уничтожением «врагов» главным образом по формальному признаку принадлежности к «чуждым» классам. Размах его, вне всякого сомнения, многократно превосходил количество жертв «сталинских политических репрессий». Известно, что определяющую роль в организации этого террора играли лица еврейской национальности. В наше время сионисты пытаются скрыть, замолчать этот факт. И совершенно, кстати, напрасно. Еврейский народ вовсе не должен считать себя обязанным искупать грехи Троцкого, Землячки и подобных им личностей.

Так или иначе, а массовые репрессии, обрушенные Троцким на наиболее образованные слои русского общества (являвшиеся в значительной мере носителями национальной идентичности) в течение нескольких лет, привели к практически полному их уничтожению или выдавливанию за границу. Разве не логичным будет предположить и по этому эпизоду наличие связи между Троцким и силами, заинтересованными в захвате при его помощи России?

По окончании Гражданской войны в 1923 году Троцкий создал так называемую «левую оппозицию», которая целенаправленно занялась насаждением в Красной Армии и государственном аппарате троцкистских элементов, а также стала координировать деятельность троцкистов, уже внедренных в структуры государства в ходе Гражданской войны. С самого начала «левая оппозиция» задумывалась как инструмент заговора и мятежа, с самого начала она находилась на связи с зарубежными разведцентрами.

Покидая РККА, Троцкий старался закрепить свое влияние в армии. С 1922 года в Политическом уставе Красной Армии, параграф 41, стала красоваться его биография, увенчанная совершенно убойной формулой: «Тов. Троцкий – вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республики». Троцкий, как вы понимаете, пошел на принятие указанного параграфа только после многотысячных просьб советских граждан и вопреки своей неописуемой пролетарской скромности.

Вероятнее всего, будь Троцкий русским или хотя бы просто не евреем, его приход на смену Ленину во главе государства был бы более чем вероятен. Можно предположить, что в 1924 году иностранные покровители побоялись выдвижения Троцкого на высший государственный пост в Советском Союзе, не рискнув играть с самолюбием русских.

Разумеется, еврейство Троцкого являлось препятствием не столько с точки зрения его анкетных данных, сколько с точки зрения его совершенно недостаточной ассимиляции в России. В то время как грузин Сталин предпринимал титанические усилия для того, чтобы в культурном отношении влиться в русский народ, Троцкий, овладев внешними формами русской культуры, продолжал относиться ко всему русскому с откровенным презрением и непониманием, оставаясь чужаком не по рождению, а по духу.

В первой половине 1920-х годов, очевидно, не расставшись еще с надеждой занять положение вождя, Троцкий написал несколько работ, посвященных вопросам культуры и языкознания, проявив при этом просто удручающий разброс сознания, непонимание России, ее сложнейших, не поддающихся большевистскому наскоку культуры и уклада. Критикуя сталинские порядки в Советском Союзе, Троцкий писал:

Директор московского завода, видный коммунист, хвалится в «Правде» культурным ростом руководимого им предприятия. «Механик звонит: «Как прикажете, сейчас остановить мартен или обождать…» Я отвечаю: «Подожди…» Механик обращается к директору крайне почтительно: «как прикажете», тогда как директор отвечает ему на «ты». И этот непристойный диалог, невозможный ни в одной культурной капиталистической стране, рассказывается самим директором на страницах «Правды», как нечто вполне нормальное. Редактор не возражает, ибо не замечает; читатели не протестуют, ибо привыкли. Не будем удивляться и мы: на торжественных заседаниях в Кремле «вожди» и народные комиссары обращаются на «ты» к подчиненным им директорам заводов, председателям колхозов, мастерам и работницам, специально приглашенным для награждения орденами. Как не вспомнить, что одним из наиболее популярных революционных лозунгов в царской России было требование отмены обращения на «ты» начальников к подчиненным!

Вот из-за чего, оказывается, красные и белые разнесли Россию в пух и перья – начальство на «ты» обращалось!

Не ясно только – действительно Троцкий не понимал, что обращение на «ты» имело в России более доверительный характер, а среди товарищей, единомышленников – вообще единственно приемлемый, или просто злобствовал? А вот Сталин все эти нюансы русского самосознания понял и принял очень быстро, что и помогло ему завоевать сердце народа.

То, что русские предпочли Троцкому – гению, с его собственной точки зрения, серого азиатского мужика – Сталина, доводило Троцкого до крайней степени озлобления по отношению к России и, по-видимому, решило вопрос его перехода к активной подрывной деятельности по отношению к СССР. А чтобы закрыть вопрос о грубости Сталина, приведем мнение на этот счет Павла Анатольевича Судоплатова, вспоминавшего:

…мне пришлось убедиться, что руководители того времени позволяли себе грубость лишь по отношению к руководящему составу, а с простыми людьми члены Политбюро вели себя подчеркнуто вежливо.

С началом восстановления экономики Советского Союза и демобилизацией Красной Армии должность наркома по военным и морским делам утратила прежнее значение. Троцкий мгновенно потерял к ней интерес и в 1925 году занял неприметный на первый взгляд пост председателя Главного концессионного комитета СССР, того самого, который, как мы помним, рассматривался западными державами в качестве отмычки для проникновения в экономику Советского Союза и эксплуатации нашей страны. Показательный карьерный путь, не правда ли!

Разумеется, было бы несправедливым упрощать отношения, существовавшие между Троцким и иностранными, прежде всего американскими, спецслужбами. Справедливость требует сказать, что этот пламенный революционер не мог, конечно, являться простым «наемником американского империализма».

Союз Соединенных Штатов Америки и троцкизма был классическим примером единства противоположностей, в котором каждая из сторон рассчитывала переиграть и обхитрить другую, использовав партнера для достижения исключительно своих собственных целей. Подробный анализ идеологии троцкизма выходит за рамки этой книги, однако нет оснований сомневаться, что Троцкий совершенно искренне бредил мировой революцией. В одной из своих поздних работ он, в частности, писал:

Границы СССР – есть только временные траншеи классовой борьбы! Границы всех государств – лишь оковы производительных сил! Задача пролетариата – не охранение статус-кво, не увековечение границ, а наоборот – их революционное упразднение с целью создания Социалистических Соединенных Штатов Европы и всего мира! Но для того, чтобы такая международная политика стала возможна, если не теперь, то в будущем, нужно, чтобы сам Советский Союз освободился от господства консервативной бюрократии с ее религией «социализма в отдельной стране».

Для чего же понадобился этот большевистский бред прагматичным американским капиталистам?

Не секрет, что пока англичане, французы, русские и немцы душились на Марне, в Галиции и под Верденом, травили друг друга газом под Ипром, Америка танцевала фокстроты и набивала подвалы золотом, наживаясь на военных поставках. В годы мировой войны американская экономика совершила качественный рывок вперед. Теперь обратного пути для США быть не могло – их экономика еще в первые годы ХХ века исчерпала все внутренние резервы для развития и, чтобы не взорваться, обязана была расти только экстенсивно, пожирая все новые и новые рынки. Однако по окончании войны сбыт американских товаров резко упал – оказалось, что свободных рынков в мире попросту нет: куда ни повернись, всюду были территории, подвластные Британской империи или Французской колониальной державе. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы британцы или французы «пустили козла в огород», открыв американцам рынки своих колоний. Складывалась ситуация, когда США могли в течение нескольких десятилетий растерять весь накопленный потенциал, а Англия и Франция за счет эксплуатации колоний вернуть былое экономическое могущество. Таким образом, для США буквально вопросом выживания стало разрушение колониальных империй и установление в бывших колониях либерально-демократических режимов с последующим захватом их рынков.

Именно для этих целей американцы первоначально предполагали использовать Троцкого. Конечно, они не верили в реальную возможность организации троцкистами мировой революции, однако троцкистские идеи об абсолютном интернационализме, об отмирании государства действительно способны были раскачать национальную государственность противников США, а имея в «союзниках» троцкистский марионеточный режим в России, Соединенные Штаты Америки на самом деле могли решить проблему установления мирового экономического господства.

Необходимо отметить, что Великобритания, уловив, куда движется корабль американской внешней политики, поспешила пристроиться к нему в кильватер, рассчитывая, действуя в своем привычном стиле, проломить американской головой русскую стену и ликвидировать, таким образом, опасность своим интересам как со стороны Советского Союза, так и со стороны Соединенных Штатов. Следуя данной установке, Intelligence service также активизировало контакты с Троцким.

Однако вскоре ситуация вновь изменилась. Переход в оппозицию и изгнание из СССР осложнили взаимоотношения Троцкого с Западом, поскольку лишенный власти в Советском Союзе прежнего интереса для англо-американцев он уже не представлял – идеи Троцкого ведь могли жить и без него. Поэтому неудивительно, что после прихода к власти в Берлине нацистов и оглашения ими своей внешнеполитической программы, Троцкий все больше тяготел именно к Германии, полагая, что германские штыки раньше всех прочих могут решить задачу «освобождения» России от сталинизма. Впрочем, в этой мысли Троцкий не был оригинален – она не давала покоя многим головам как в Европе, так и в СССР.

Союз троцкизма с фашизмом не являлся фантазией Сталина, но был вполне реальным фактом. В июне 1941 года, когда с самим Троцким уже было покончено, И. Геббельс записал в своем дневнике: «Мы работаем на Россию при помощи трех тайных радиопередатчиков. Тенденция первого – троцкистская, второго – сепаратистская и третьего – националистическая русская. Все три – резко против сталинского режима».

Ослепленный успехом большевизма в России, Троцкий совершенно утратил чувство реальности – он готов был сотрудничать хоть с дьяволом, лишь бы учинить мировую революцию. Россию же Троцкий и троцкисты считали пройденным этапом, а ее народам цинично отводили роль хвороста, потребного, чтобы разжечь мировой революционный пожар. Таким образом, интересы реакционных, агрессивных кругов за рубежом и троцкизма в отношении России совпадали, что представляло для нашей страны прямую и непосредственную угрозу.