Текст книги "Романы Романовых"

Сожительства со своими бывшими женщинами, как мы помним на примере Анны Монс и Евдокии Лопухиной, Петр никому не прощал, и мог бы разобраться с Орловым по-своему, но здесь было другое дело – продажа секретных документов иностранцу расценивалась уже как государственная измена! Петр приказал незамедлительно схватить Марию. На дыбе она созналась во всем. И в том, что прелюбодействовала с Орловым, и в том, что воровала деньги и драгоценности у Екатерины, надеясь добиться благосклонности любовника, и в том, что распускала сплетни о царице, что та, де, кушает воск (воск в те времена заменял жвачку) и от этого у нее на лице появляются угри. Этим она надеялась заново привлечь к себе внимание Петра. Наивная, она надеялась, что Петр перестанет любить угристую Екатерину! А еще она созналась, что в 1715 году дважды вытравливала плод незаконной любви. Услышав это, Петр даже отшатнулся. Убивать нерожденное дитя? Да за это ей самой смерти мало!

Немного подумав, Петр пошел к Екатерине и сообщил ей о краже, тем более что часть ворованного у Марии нашли. Однако Екатерина в этой ситуации поступила нестандартно – она заступилась за Машку! Ведь в ее руках была судьба бывшей соперницы, и ей ничего не стоило стереть ненавистную Машку в порошок. Искушение отомстить было слишком велико. Но Екатерина проявила истинное милосердие и просила Петра строго не наказывать преступницу. Вдобавок ко всему она заставила вступиться за Марию еще и жену старшего брата царя, Ивана, вдовствующую царицу Прасковью Федоровну, которая вообще была не склонна к милосердию. Петр очень уважал царицу Прасковью и должен был прислушаться к ее словам, ведь, по понятиям старой Руси, для убийц нерожденных детей находилось много смягчающих вину обстоятельств.

«Я прощаю ее за все содеянное, бог ей судья», – тихо сказала Екатерина.

Но Петр оказался неумолим: «Я не хочу быть ни Саулом, ни Ахавом, нарушая Божеский закон из-за порыва доброты». В связи с пропажей документов, которые Мария якобы продала иностранцу, ее продолжали пытать. Гамильтон, конечно же, ничего не знала о пропаже бумаг, но под муками созналась в том, что она собственными руками задушила младенца. Розыскная машина закрутилась с новой скоростью. Опять принялись бить Орлова, но тот клялся и божился, что об убийстве ребенка ничего не знал, и опять начал выставлять Марию как совершено безнравственную и распутную женщину. Нельзя сказать, чтобы этот предок фаворитов Екатерины II братьев Орловых вел себя достойно.

Тогда к допросам привлекли прислугу фрейлины, и от Екатерины Тарновской узнали всю правду: Машка задушила младенца собственными руками, а муж Тарновской вынес труп к фонтану в дворцовой салфетке. Надо отдать должное Марии – она ничего худого об Иване Орлове не сказала.

Петр I приказал «казнить смертию» Марию Гамильтон за убийство младенца. Прав ли он был? Одно дело – сделать тайный аборт, другое – лишить жизни уже родившееся дитя. Это преступление противоречило как юридическим законам, так и православной морали. Да что там православной – никакая религия, кроме язычества, не приемлет детоубийства.

Прав ли был в этом отношении Петр? Безусловно, так как еще при отце, царе Алексее Михайловиче, был принят закон, гласящий: «А смертные казни женскому полу бывают за чаровничество, убийство – отсекать головы, за погубление детей и за иные такие же злые дела – живых закапывать в землю». Позже, в 1715 году, уже сам Петр издал указ «О гошпиталях», в котором говорилось: «Зазорных младенцев в непристойные места не отметывать, а приносить в гошпитали и класть тайно в окно», – а детоубийцам полагалась кара: «Коли кто умертвит такого младенца, то за оные такие злодейственные дела сами будут казнены смертию».

Так что Петр поступил правильно, хорошо хоть не приказал Марию живьем в землю закопать! В оправдание Петра поставим читателей в известность – английская королева Елизавета в этом отношении была еще хуже русского царя: она приказывала рубить головы изменившим ей любовникам, а заодно и соперницам. А шведская королева Христина велела казнить неверного любовника прямо на своих глазах. Но вот то, как Петр обставил казнь, действительно было омерзительно, отвратительно и недостойно царя! Байки о том, что Петр рассердился на Марию за то, что не досчитался трех будущих солдат, и о том, что якобы задушенный ею ребенок был от царя, пусть останутся байками. Петр никогда солдатских жизней не жалел, и ему было в то время не до Марии – у него и других любовниц хватало. Так или иначе, но Петр следовал закону, а может быть, он сделал это и в назидание другим дамам, чтобы те не вздумали вытворять ничего подобного.

14 марта 1719 года в Петербурге при большом стечении народа Мария Гамильтон взошла на эшафот. Ей было всего около 25 лет. О том, как это происходило, мы уже писали в начале главы. Кровавое и омерзительно зрелище. Скажите, какому самодержцу придет на ум целовать отрубленную голову своей бывшей любовницы в губы, а затем на «живом примере» показывать отрубленные позвонки? Иван Грозный настолько уж был сатрапом, но даже он до такого не додумался. Однако Ивана Грозного мы осуждаем, а Петра возвеличиваем, несмотря на все мерзости, совершенные им лично.

А что же секретные документы, которые пропали из кабинета государя? А они, представьте, вскоре нашлись! Оказывается, при переодевании Петра Иваном Орловым бумаги, из-за которых и разгорелся весь этот сыр-бор, закончившийся казнью Марии, просто завалились за подкладку сюртука! Мария была права, заявив на допросе, что никаких важных бумаг в глаза не видела, а уж тем более не продавала чужеземцам, а Орлов врал, чтобы выгородить себя. Вот и имей такого любовника!

Что до головы Марии, то подчиненные немедленно выполнили приказ Петра, положили ее в стеклянную банку, заспиртовали и действительно поместили в Кунсткамеру. Поместили и забыли на долгие годы. С этой головой приключилась довольно занятная история. В 1783 году Екатерина Дашкова, только что назначенная президентом Академии наук, в состав которой входила и Кунсткамера, принимая дела, заметила, что в музее наличествует перерасход спирта. В Кунсткамере действительно хранились множество заспиртованных уродов и монстров, и банки с ними следовало постоянно доливать, так как спирт испарялся, но чтобы такой перерасход? Она позвала старого служителя, чтобы строго спросить с него, но тот отвел ее в подвал и показал заспиртованную голову несчастной Марии Гамильтон. Вот куда идет спирт! Дашкова доложила об этой страшной находке Екатерине II. Та тоже об этом ничего не знала, и чтобы не держать такой нечеловеческой мерзости в Кунсткамере, приказала зарыть голову Марии в том же подвале. Наверное, она там до сих пор находится, следует только хорошенько поискать.

Клеветника Ивана Орлова сначала разжаловали и заточили в крепость, но потом царь смягчился, и он до конца своих дней числился в офицерах Преображенского полка. Сожительство с Марией Гамильтон не сильно повлияло на его карьеру. Вообще общественное мнение и законодательство за прелюбодеяние более наказывало женщину, чем мужчину. Скажем только, что Петр никогда не прощал женщинам измены ему, даже когда бросал своих бывших жен и любовниц. В его представлении, как и в представлении любого мужчины-собственника, эти женщины должны жить затворницами, не выходить замуж, не иметь любовников и всю жизнь вспоминать только о нем, «любимом». Так что Петр в этом отношении был здесь не оригинален. Но если остальные мужчины-собственники только хотели бы этого, то Петр действовал – он мстил, и мстил страшно.

Итак, Марию Гамильтон судили не за воровство денег и драгоценностей у Екатерины, а за тайные аборты и за убийство младенца. Что же до воровства, то им занималась еще одна любовница Петра I, некая Анна Кремер. Она, как и Екатерина, была уроженкой города Нарвы. После взятия Нарвы в 1704 году она попала в плен к русским солдатам, в общем, повторив судьбу будущей императрицы Екатерины I. Попользовавшись ею, солдаты продали ее казанскому губернатору в наложницы. Потом губернатор подарил ее Петру I, который включил ее в состав свиты Марии Гамильтон. Петр некоторое время принимал ласки обеих женщин, и вскоре она перекочевала в штат Екатерины. Про запас, так сказать. При дворе у Екатерины Анна быстро сошлась с другой шлюхой, немкой Каро, проституткой из гамбургского борделя, привезенной в Россию кем-то из дипломатов. В 1716 году, вскоре после смерти родной сестры Петра I, царевны Натальи Алексеевны, при осмотре фамильных драгоценностей была выявлена огромная недостача бриллиантов, изумрудов, сапфиров и иных драгоценных камней, а также изделий из золота и серебра. Воровать у родной сестры государя было то же самое, что воровать у него самого. Разгневанный Петр приказал учинить тщательное расследование, которое позволило бы выяснить все обстоятельства пропажи драгоценностей. Оказалось, что они были украдены у только что умершей Натальи Алексеевны пройдохами и шлюхами Анной Кремер и Каро! Разоблаченные воровки, страшась дыбы и побоев, тут же начали клеветать на всех, кто согласился у них купить ворованные драгоценности. При этом пострадало немало высоких особ, якобы не знавших, что бриллианты ворованные. В итоге Кремер и Каро отправились на каторгу.

В череде любовных утех Петра были и досадные случаи. Гигиена тогда была в зачаточном состоянии, а средств контрацепции вообще никаких. СПИДа, конечно, в те времена не существовало, а вот венерические болезни были, и в частности сифилис. Однажды Петр заболел «дурной болезнью» после того, как около 1710 года переспал с еще одной своей кратковременной любовницей, 17-летней Евдокией Ржевской. Осерчав, Петр тут же выдал ее замуж за своего денщика Григория Чернышева и приказал супругу выпороть ее без всякой жалости. При этом Петр не порывал связи с ней: оба они вылечились. Чернышев же искал повышения по службе и не возражал против такого «тройственного» союза. У Евдокии впоследствии родилось четыре дочери и три сына; говорили, что будто от Петра. Принимая во внимание легкомысленный нрав Дуняши, отцовство Петра в данном случае более чем сомнительно. Ведь заразилась же она от кого-то до того, как лечь в постель с Петром? Но Евдокия нравилась Петру своим бойким нравом, и никаких последствий этот казус не имел. Петр, обычно не расположенный к сантиментам, с восхищением называл ее «бой-бабой». Чернышев впоследствии стал генералом, а Евдокия, соответственно, генеральшей. Она скончалась в 1747 году, уже при императрице Елизавете, значительно пережив Петра.

Интересная деталь: в знаменитой «Пиковой даме» Александра Сергеевича Пушкина выведен образ старой графини, которая подсказала Германну три карты: тройку, семерку, туз. Так вот, достоверно известно, что прообразом этой старухи послужила княгиня Наталья Голицына, отцом которой был генерал П. Чернышев, сын того самого денщика Петра I Григория Чернышева. Таким образом, Наталья Голицына, возможно, была внучкой самого царя!

И наконец, о последнем большом увлечении Петра – княжне Марии Кантемир. Мария была дочерью молдавского господаря Дмитрия Кантемира. Родилась она в 1700 году, то есть была на 28 лет моложе Петра. В детстве она была вывезена в Стамбул, где обучалась древнегреческому, латинскому, итальянскому языкам, познала основы математики, астрономии, риторики, философии, увлекалась западной литературой и историей, любила рисовать и музицировать. То есть она была высокообразованной, умной и начитанной женщиной. Шлюхи и проститутки, глупые кокетки, составлявшие в основном окружение Петра, ей и в подметки не годились.

Во время неудачного для России Прутского похода против турок в 1711 году отец Марии и союзник царя Дмитрий Кантемир потерял свои владения и нашел пристанище в Петербурге. Дочь сначала жила на Украине, а потом – под Москвой, в имении Черная Грязь. Занималась она тем, что изучала русский язык и грамоту, а в 1720 году переехала в столицу. В доме отца она и познакомилась с Петром, Меншиковым и другими приближенными государя. Петр, как известно, любил шумные развлечения – ассамблеи, маскарады и прочие разгульные празднества, где все присутствующие, и дамы в том числе, напивались в доску. Мария приглянулась развратнику и по этикету должна была присутствовать на этих оргиях. Однако однажды побывав на одной из таких «вечеринок», она навсегда зареклась посещать подобные мероприятия. Царь, конечно же, рассердился и даже поручил обер-прокурору П. Ягужинскому и доктору Л. Блюментросту провести расследование. Впрочем, оно ничего не дало – Мария просто не хотела посещать подобные развратные гулянки, и все. Петр сначала рассвирепел, а потом зауважал Марию – ишь ты, какая гордая! Потом ему в голову пришло затащить ее в постель, ведь он никогда не спал со столь образованными дамами! Большей частью ему приходилось довольствоваться проститутками, портомоями, солдатскими да кабацкими девками.

Зимой 1721–1722 годов ему все-таки удалось уложить Марию в свою солдатскую койку. Кто был в домике Петра в Петербурге, тот видел его так называемое «ложе». Заметим, что отец Марии, Дмитрий Кантемир, этому непотребству никак не препятствовал. Таким образом он рассчитывал породниться с царем и с его помощью освободить свои владения от османского владычества. Наивный, он еще не знал, что так называемая «любовь» царя кратковременна, как летний дождик!

В 1722 году черт дернул Петра ввязаться в еще одну авантюру – совершить так называемый Персидский поход. Этот поход был удачнее предыдущего – за Россией удалось закрепить города Дербент и Баку. В поход Петр взял с собой жену Екатерину и любовницу Марию Кантемир. Вероятно, одной дамы ему было мало. Но Мария отправилась в Персию уже беременной от Петра. Для Екатерины же это был роковой момент – после смерти ее сына Петра Петровича, которого царь мог сделать своим наследником на русском престоле, существовала опасность, что непостоянный Петр женится на Марии, а от нее избавится. Причем избавится так же, как и от своей первой жены Евдокии Лопухиной, – отправит в монастырь, а может, выдумает что и похуже. Французский посол Ж. Кампредон докладывал своему королю: «Царица опасается, что если княжна родит сына, то царь, по ходатайству Валахского господаря, разведется с женой, и женится на своей любовнице». Ситуация для Екатерины была очень опасная.

Из-за тяжести пути Мария осталась в Астрахани, а Петр с Екатериной двинулись дальше. Настало время рожать, но приспешники Екатерины постарались – в 1723 году Мария родила мертвого ребенка. Она тяжело заболела, опасались даже за ее жизнь. По всей вероятности, Марию отравили, что было тогда в порядке вещей, но она выжила и лишь потеряла ребенка. После Персидского похода, закончившегося для Кантемиров столь неудачно, отец с дочерью уехали в орловское имение Дмитровку, где господарь вскоре скончался. Княжна получила в наследство все драгоценности матери, стоившие 10 тысяч рублей.

Связь Петра I Марией Кантемир возобновилась, когда царь в 1724 году узнал об измене своего «ангела небесного» Екатерины с камергером Виллимом Монсом. Он был родным братом той самой Анны Монс, о которой мы писали ранее, но об этом мы подробно расскажем в следующей главе. Царь тогда рассердился на Екатерину и снова подумывал жениться на княжне. Вскоре, впрочем, Петр переменил гнев на милость и остался с Екатериной, хотя их отношения так и остались натянутыми. Он даже не назначил себе преемника на троне. Не была ли виной тому связь Екатерины с Монсом? Как знать…

А что же Мария Кантемир? Лишившаяся честолюбивых надежд, она после кончины Петра I в 1725 году серьезно заболела и даже составила завещание в пользу своих братьев. После выздоровления она жила в Петербурге, но совершенно не интересовалась жизнью двора. При Петре II она переехала в Москву, где служили ее братья. В связи с участием ее брата Антиоха Кантемира в возведении на престол Анны Иоанновны в 1730 году она была назначена фрейлиной императорского двора. Было сделано ей и предложение выйти замуж – его сделал грузинский царевич А. Бакарович, но Мария его отвергла. Почему? В память о Петре? Это вполне возможно, ведь не пустилась она во все тяжкие после своей отставки, как Гамильтон или Монс с Лопухиной, не стала заводить себе любовников… Не стала искать приключений в амурных делах, в общем, вела себя как вдова. Петру I, наверное, такое поведение Марии Кантемир очень бы понравилось.

В Москве она вела светскую жизнь и общалась со многими выдающимися деятелями постпетровской эпохи. Во время коронации императрицы Елизаветы Петровны Мария сумела расположить ее к себе, была обласкана царицей и получила во владение новые вотчины. Скончалась Мария Кантемир 9 сентября 1757 года в возрасте 57 лет в Москве, так и не познав ни одного мужчины, кроме Петра.

Петру же после Марии Кантемир, вероятно, понравились умные и образованные женщины, поэтому в последние годы своей жизни он завел роман с Елизаветой Сенявской, урожденной княжной Любомирской, которая была женой польского коронного гетмана Сенявского. Она получила западное воспитание и была очаровательна, но Петр восхищался не столько ее красотой, сколько редким умом. Ему нравилось ее общество, да и любовь с ней тоже. Елизавета давала ему советы, и он, подумав, находил их дельными. Она была прелестна, и царь поддался ее очарованию. Усмиренный и облагороженный ее присутствием, он как будто преобразился рядом с этой чистой и благородной натурой.

Однако как только оставил Елизавету Сенявскую, он опять принялся за свое. В 1724 году он завлек в постель 19-летнюю княжну Марию Матвееву, внучку того самого Артамона Матвеева и Евдокии Гамильтон, о которых мы писали ранее. Она была легкомысленной и любвеобильной особой. Историк, великий князь Николай Михайлович, которому были известны многие тайны династии Романовых, писал: «Она занимала первое место среди любовниц великого императора, он любил Марию Андреевну до конца жизни, и даже ревновал ее, что случалось с ним нечасто. Желая, чтобы кто-нибудь держал юную графиню “в ежовых рукавицах”, государь выдал 19-летнюю Матвееву за своего любимого денщика Александра Ивановича Румянцева…» Скорее всего, царь, узнав об очередной измене своей любовницы, постарался от нее избавиться, выдав замуж за денщика, совершенно так же, как он это проделал с Евдокией Ржевской, выдав ее замуж за денщика Чернышева. В этом была вся натура Петра – позабавился и бросил. Эта связь имела последствия – от Петра у Марии Матвеевой, теперь уже Румянцевой, в 1725 году родился сын, будущий великий русский полководец фельдмаршал Петр Румянцев-Задунайский. Это единственный достоверный факт отцовства Петра.

Общее же количество известных бастардов Петра достигает 90 или 100 человек. Число неизвестных детей может быть и больше, возможно, несколько сотен! Дело в том, что нам доступны сведения только о дворянках, переспавших с Петром, и вообще женщинах из высшего общества. В то же время есть множество свидетельств тому, что Петр не брезговал крестьянками и солдатками. Взять хотя бы ту же историю с портомоей Екатериной. По количеству бастардов Петр, пожалуй, переплюнул своего современника, французского короля Людовика XIV, такого же ненасытного любовника. Правда, всех перещеголял на этом поприще еще один его современник, король Польский и курфюрст Саксонский, дамский угодник Август II Сильный. По преданию, у него было 700 любовниц и около 350 детей!

Факт. Король-Солнце Людовик XIV

Людовик XIV (1638–1715) был сыном Анны Австрийской и Людовика XIII, его называли «Король-Солнце»; это ему принадлежит изречение: «Государство – это я!» Еще в пятилетнем возрасте он взошел на престол Франции. Людовик был красавцем, и женщины любили его так же, как и он их. В отличие от Петра I, который никого не любил, он часто влюблялся, но не забывал и о мимолетных связях.

В 15-летнем возрасте его совратила камеристка королевы мадам де Бове, в молодости страшная развратница. Ей в ту пору было 42 года. «Это» ему так понравилось, что он решил разнообразить свои похождения. Он начал со зрелых придворных дам, а потом приступил к методичному «освоению» фрейлин, живших во дворце под присмотром мадам де Навай. Каждую ночь он через окно проникал в их покои, чтобы вкусить сладость любви с первой же фрейлиной, которая попадалась ему под руку. Вскоре об этом узнала госпожа де Навай и приказала поставить крепкие решетки на все окна. Однако Людовик не спасовал перед возникшими трудностями – он позвал каменщиков и велел сделать потайную дверь в спальню одной из фрейлин. Днем она маскировалась спинкой кровати, а ночью на этом ложе он постигал тайны плотской любви. Так продолжалось несколько дней, пока мадам де Навай не обнаружила тайный ход и не приказала замуровать его. Ночью Людовик, к своему удивлению, обнаружил гладкую стену на том месте, где был секретный ход. Это возмутило юного монарха, и он выслал из Парижа несносную мадам де Навай.

Перебрав всех фрейлин, Людовик перешел к простонародью и сделал своей любовницей дочь садовника. Она родила ему ребенка. Затем он решил попробовать «плоды» повкуснее – стал проводить время в обществе племянниц кардинала Мазарини, сестер Манчини. В итоге 16-летний Людовик влюбился в свою ровесницу Олимпию, старшую из племянниц Мазарини. По Парижу сразу же распространился слух, что Олимпия станет королевой Франции. Мать юноши не на шутку рассердилась – мало того, что она сама была любовницей Мазарини, так еще ее сын путается с его племянницами! Не бывать этому! Олимпии было приказано удалиться из Парижа. Мазарини все правильно понял и выдал девушку замуж за графа Суассонского.

В 19 лет король влюбился во второй раз – в мадемуазель де ла Мот д´Аржанкур, фрейлину королевы. Коварный кардинал решил отомстить юному королю – он поведал о том, что его новая избранница раньше была близка с самим кардиналом Ришелье и что он однажды застал их за тем, как «они занимались любовью на табурете». Такие подробности не понравились Людовику, он порвал с ней и уехал воевать с англичанами. На войне он тяжело заболел и был на грани смерти. За ним стала ухаживать еще одна племянница Мазарини – Мария Манчини, которая уже давно любила короля, но не решалась об этом ему сказать. Людовик сразу понял, что он любим, и вскоре сам признался ей в любви. Чтобы понравиться той, которую он уже считал своей невестой, король, получивший до этого самое поверхностное образование, решил «подтянуться» – стал изучать иностранные языки, читать. Мария была образованной девушкой, и под ее влиянием Людовик стал проявлять такие качества, как любовь к искусству, стремление повелевать; она разбудила в нем дремавшую гордость. В общем, Мария Манчини была примерно тем же, что и Мария Кантемир для Петра I. Она тоже стремилась в королевы, но из этого ничего не вышло – Людовик должен был из политических соображений жениться на испанской инфанте Марии-Терезии. И Мария во благо короля пожертвовала своей любовью – она порвала с ним!

Людовик был в отчаянии, но недолго. Женившись на Марии-Терезии, он вновь пустился во все тяжкие, перепархивал из одной женской постели в другую, наутро объясняя жене свои отлучки государственными делами. Однажды на балу он встретился взглядом с хромой фрейлиной Луизой де Лавальер и в очередной раз влюбился. Эту связь он старался скрывать, пока однажды случайно все не обнаружилось. Шел дождь, и Людовик снял шляпу, чтобы прикрыть ею голову своей возлюбленной. Невиданное дело – король снял шляпу перед фрейлиной – заставило говорить об этом весь Париж. А король был счастлив, что сумел оказать прекрасной Луизе эту мелкую услугу. На ее хромоту он внимания не обращал и ревновал ее ко всем мужчинам. Но набожной Луизе эта связь с королем не нравилась – она часто отказывалась от свиданий, между ними происходили ссоры, но в конце концов любовники приходили к согласию. В 1663 году Луиза родила ему мальчика, которого по обычаю, принятому при королевском дворе, записали на чужое имя и отдали на воспитание в надежные руки. Обрадованный этим обстоятельством, Людовик сделал ее своей официальной фавориткой в Версале. В 1665 году Луиза подарила Людовику еще одного мальчика, которого тоже пристроили в хорошую семью. Луиза же все время плакала и постоянно испытывала угрызения совести.

В конце концов Людовику надоело постоянно успокаивать свою любовницу, и он обратил внимание на принцессу Монако. Она охотно дала соблазнить себя. Их связь продолжалась всего три недели, короля сильно утомила навязчивость принцессы, и он снова вернулся к Луизе. В 1666 году умерла мать Людовика, вдовствующая королева Анна Австрийская, а через неделю Луиза де Лавальер уже стояла на мессе рядом с официальной женой короля Марией-Терезией.

Именно тогда внимание короля постаралась привлечь к своей особе еще одна фрейлина королевы, Франсуаза Атенаис, красивая и остроумная женщина. Она уже два года была замужем за маркизом де Монтеспаном, но была супругу неверна. Людовик вскоре подпал под ее чары. А Луиза, снова разрешившись от бремени, затаилась в своем особняке и принялась страдать. Но король любил театральность и на одном представлении дал обеим любовницам одинаковые роли. Все сразу поняли, что обе дамы будут делить любовное ложе с королем. Но не тут то было – Людовик даровал Луизе Лаальер титул маркизы и признал ее третьего ребенка своей дочерью (оба ранее родившихся мальчика умерли во младенчестве). Разгневанная госпожа Монтеспан побежала к жене короля, Марии-Терезии. Та лишь рыдала и тоже ничего не могла понять. Такого явного бесстыдства давно не было во Французском королевстве.

После этого Луиза Лавальер родила королю еще одного сына. Он получил титул графа Вермандуа. Обозленная неудачей, госпожа Монтеспан кинулась к колдунье, которая вручила ей пакет с «любовным порошком» для короля, состоящим из обугленных и растолченных костей жабы, зубов крота, человеческих ногтей, шпанской мушки, крови летучих мышей, сухих слив и железной пудры. В тот же вечер коварная соблазнительница подсыпала Людовику эту гремучую смесь в суп. Тот съел его как ни в чем не бывало и – вы не поверите – упал в объятия маркизы де Монтеспан! Колдовское зелье, как ни странно, подействовало! Луиза была посрамлена.

Затем у короля была еще целая вереница женщин, с которыми госпоже де Монтеспан приходилась сражаться за его любовь. Она еще не раз прибегала к колдовскому зелью, чтобы отвадить Людовика от других любовниц, а одну из них, мадам де Фонтанж, даже отравила. Монарх догадался, конечно, кто это сделал, и с той поры охладел к ней. Потом в жизнь короля вошла еще одна Франсуаза, на сей раз госпожа де Ментенон. Она была воспитательницей детей мадам де Монтеспан. На этот раз постельных сцен не было – мадам де Ментенон всячески старалась вернуть ветреного короля в семью, давала ему советы, умело и ненавязчиво вмешивалась во все дела и в итоге стала для него необходимой. Дело дошло до того, что король настоял на их тайном браке. Он был заключен в 1684 году, и с тех пор Людовик забросил свои похождения. При дворе были запрещены игривые выражения, дамы и кавалеры не могли открыто объясняться в любви, а кокетки были вынуждены скрывать свои чувства под маской благочестия.

В 1707 году умерла маркиза де Монтеспан, но король не опечалился ее смертью. «Для меня она уже давно умерла», – заявил он. В 1715 году в возрасте 77 лет тихо скончался и сам Людовик XIV, великий грешник и прелюбодей, правивший Францией в течение 72 лет. Заметим, что своих детей, которых у него было не меньше, чем у Петра I, король никогда не бросал, и даже если не признавал их официально, всегда обеспечивал им титул и приличное содержание.

«Любил Его Величество женский пол», – отметил один из современников Петра. Скажем больше, он даже вел специальный «Постельный реестр», куда заносились все женщины, которыми Петр овладел. Интересно было бы на него взглянуть! Однако в архивах его нет. Наверное, он уничтожен Романовыми, чтобы не компрометировать предка. Интересно, что Екатерина сама подыскивала для мужа любовниц – «метресс», как их называли на французский лад.

Мы уже писали, что Петр никого из бастардов не признавал и никогда не помогал никому из них. Император неоднократно высказывался в том духе, что если наследник способен хоть к чему-либо, то он и сам пробьется, поднимется, и помогать ему не нужно. Некоторые действительно пробились, как, например, Румянцев, но большинство так и остались безвестными, особенно дети женщин из простонародья. Очень может быть, что некоторые из наших современников, сами того не подозревая, являются потомками Петра!

Петр никогда не общался и с собственными детьми. С бедным Алексеем, рожденным от первой жены Евдокии Лопухиной, он никогда не разговаривал, да и вообще не интересовался им. Алексей видел своего отца всего два-три раза. Лишь в 15 лет цесаревич получил повеление (!) явиться ко двору. Однако Петр и здесь его никак не выделял, но требовал, чтобы тот разделял его интересы и пристрастия. Это было психологически невозможно. Требовать от совершенно заброшенного юноши, чтобы он любил отца и был ему предан, было вопиющей несправедливостью. В итоге Алексей погиб под отцовскими пытками…

То же самое относилось и к детям от Екатерины. Какие-то чувства у него были лишь к младенцам Петру и Павлу, но они умерли, а остальные были женского пола, и на них Петр и вовсе никакого внимания не обращал, разве лишь как мужчина.

Он даже подвел своеобразную философию под отношения с женщинами: «Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны». Очень нехитрая, скажем, мысль – свою распущенность, непостоянство и неуважение к женскому полу он прикрывал необходимостью службы!

И еще одно замечание относительно поведения Петра с женщинами. Многие думают, что многочисленные любовницы царя просто боялись его, а тем более боялись отказать ему. Это отчасти верно, но только отчасти – огромных роста и силы, с бешено вращающимися глазами, страдающий эпилептическими припадками, Петр действительно мог вызывать страх. Тем более что никаких нравственных ограничений он не признавал. Он ни от кого не скрывал своих связей и, более того, во время развлечений в компании мог «уестествить» какую-нибудь из своих приближенных дам прямо на глазах у всех, даже не спрашивая ее разрешения. И возражать ему действительно было опасно, ведь он за отказ мог и на дыбу поднять, и палкой побить. Ведь отказ Петру расценивался бы им как оскорбление «Его Величества». Петр спал даже со своими родственницами! Как пример можем привести записки современника: «В Берлине царь встретился со своей племянницей, герцогиней Мекленбургской, поспешно пошел навстречу ей, отвел в комнату, где уложил на диван, а затем, не затворяя двери и не обращая внимания на людей в приемной, предался, не стесняясь, выражению своей необузданной страсти». Можно сказать, что он не пропускал ни одной юбки, ни одной представительницы женского пола. И не только женского, заметим, но об этом потом.