Текст книги "Гончаров и смерть репортера"

– Ты совсем офонарела? Ну почему вы все непременно хотите меня на себе женить? Стоит пару раз с вами переспать, и вам обязательно хочется сделать мне гадость! Где вы, добрые и терпеливые Русские Женщины? Нет Русских Женщин, остались одни…

Кажется, я вякнул что-то обидное, потому как в следующий момент меня сбили с ног каким-то дурацким приемом.

– Иди помойся, переоденься и больше никогда не груби беременным женщинам.

– И не подумаю!

– Ты мало получил? Сейчас добавлю! Немедленно ползи в ванну!

– Ладно, амазонка хренова…

Весь вечер я промаялся, ожидая, когда припозднившиеся гости начнут поглядывать на часы. Но куда там! В одиннадцать они все еще резвились и рассказывали друг другу бородатые, непристойные анекдоты. Окончательно на них обидевшись, я выпил полный фужер водки и тут же, в кресле, захрапел.

Утром, обозвав меня скотиной, раздраженная Милка умчалась к подругам.

Наверное, ей не терпелось сообщить о своем счастье, о том, какого безупречного супермужика ей удалось урвать.

* * *

Выдув больше литра крепкого чая, я насиловал себя чтением старковской подборки по делу о незаконном присвоении земельной площади. Судились две старухи – семидесятилетняя цыганка Панченко и хохлушка Иванченко, того же года рождения. Первой иск на свою соседку подала Иванченко, и заключался он в том, что ответчица, якобы незаконным путем, путем подкупа ее сына-алкоголика, оттяпала у нее жирный и плодовитый кусок земли, а потом соорудила на нем гараж.

Общая площадь ущерба составила десятую часть сотки.

Однако из объяснений ответчицы следует, что спорный участок был выменен ею по обоюдному согласию сторон на равноценный, только на задах двора, что и подтверждают прилагаемые документы.

Второй иск от гражданки Иванченко поступил год назад, но опять-таки не был удовлетворен. После этого последовала уже целая серия заявлений – в милицию, суд и прокуратуру. Суть их сводилась к тому, что гражданка Панченко, подпоив своих многочисленных родственников, подговаривает их убить соседку.

Они, то есть Панченко, вооружившись топорами и ломом, ночью через подпол проникают к ней в дом и забивают ее до смерти. А заранее подкупленный ими судмедэксперт выдает ей лживое заключение, в котором говорится о «…незначительной ссадине в области левой скулы…».

К этим заявлениям аккуратный Старков скрупулезно подклеил пару десятков всевозможных бумажек, начиная с опросов свидетелей и кончая протоколами и заключениями экспертизы, медэкспертизы и даже психушки. Далее следовало несколько встречных заявлений в милицию, написанных уже гражданкой Панченко.

В них цыганка в некорректных выражениях жаловалась на неприличное поведение своей соседки. Педантичный Старков методично подколол к ним копии протоколов участкового и следователей.

Все, больше копаться в старческом маразме не было сил! Бедный журналист! Как у него хватало терпения купаться в этом дерьме? Тяжба, подобно вязкому болоту, даже с листа бумаги, чавкая, высасывала мозги. Почувствовав головную боль, я с раздражением отбросил папку и задумался.

Нет, не зря я пролистал эти бумаги! Конечно же к убийце журналиста они меня не приблизили, но одно я понял абсолютно точно. Старков обладал бульдожьей хваткой и проницательным умом. И, что самое главное, не лаял из подворотни по пустякам. Попавшему под его наблюдение индивидууму стоило серьезно задуматься о своем ближайшем будущем. Теперь я знал, что остальные три дела, не законченные Старковым, могут принести результат. Просто так он бы за них не взялся. Эх, если бы знать, какое из них стоило ему жизни! Какое?

Убийство инспектора рыбнадзора? Труп в деревенском борделе? Наркотики?

Все, пока хватит! Мозги – штука тонкая, могут сгореть. Ты прав, господин Гончаров! Что ты там намекал мне насчет «чуть-чуть выпить»? Ты все правильно говорил, можешь не повторяться. Мы с тобой отлично друг друга поняли!

После ста граммов положена сигарета, только где она? Я перерыл ящик кухонного стола и даже заглянул в бар, но нигде нужного мне зелья не нашел.

Наверное, вчерашние гости расстарались, подумал я, вытряхивая содержимое пиджачных карманов, где, по моим подсчетам, что-то должно было быть. Я оказался прав. Более того, вместе с помятой пачкой «Явы» я выудил скрепленные чеки фотоателье «Гелиос». С удовольствием закурив, от нечего делать принялся их бессмысленно перелистывать. Наконец, затушив сигарету и отбросив не нужные мне квитанции, я растянулся на диване, рассчитывая еще немного вздремнуть.

Прозрачное, едва уловимое чувство беспокойства пришло не сразу, но оно пришло, и избавиться от него я уже не мог. Ворочаясь с боку на бок, я безуспешно пытался выяснить его источник. Только через полчаса, вдруг прозревший, ошпаренной кошкой я метнулся к столу, судорожно схватил чеки и, путаясь в собственных пальцах, начал их перелистывать. Этого можно было и не делать. Нужный чек, вместе с квитанцией, лежал на самом верху, и датирован он был тридцать первым марта сего года. Гончаров, ты же гений, ты сам этого толком не понимаешь, но ты лучший сыщик нашего подъезда! Только спокойно, как бы себя не перехвалить. Сначала – маленький анализ или теоретическое воспроизведение событий полуторамесячной давности.

Итак, тридцать первого марта. С утра пораньше просыпается корреспондент Старков и, готовясь идти на работу, осматривает оружие, в данном случае – фотоаппарат «Зенит». С огорчением заметив, что пленка кончилась, он меняет кассету и по дороге на службу забрасывает экспонированную пленку в ателье. Ему добросовестно выписывают товарный чек, который он не менее добросовестно отдает в бухгалтерию и сразу же получает маленькую денежку. Этой же ночью его кто-то усердно зажаривает. Но фотолаборантка Светуля, естественно ничего не зная об этом, старательно обрабатывает негатив и шлепает покойнику уже не нужные ему снимки. На одном из них, очевидно, и запечатлен его душегуб.

Предположим, все это так, но что дальше? А дальше возможны два варианта: либо конверт с выполненным заказом и по сей час где-нибудь в отстойнике дожидается хозяина, либо уничтожен как невостребованный, и это, к сожалению, вернее всего.

Отлично вы мыслите, господин Гончаров, но что из того, если снимки сожгли?

Положив конец пустым гаданиям, уже через полчаса с коробкой конфет я торжественно вплывал в пустой зал ателье. Заказы сегодня принимала другая, не знакомая мне особа.

– Как хотите? – не отрывая глаз от книги, равнодушно спросила она.

– На вашем месте я бы спросил, кого хотите.

Удивленная моим нестандартным ответом, она отложила книгу и вопросительно на меня уставилась, не зная, то ли ей обижаться, то ли смеяться, а то и вовсе – гневаться.

– Не волнуйтесь, ласточка, – поспешил я ее успокоить, – вас я не хочу. Мне нужна маленькая девочка по имени Света.

– Она занята, – наконец найдя верный регистр, сухо ответила мымра. – Подойдите к концу работы.

– Ну что вы, девушка, никак не можно, я ведь только что из Парижу.

– В таком случае я из Вашингтону, – поглядев на мои спортивные, вытянутые на коленях штаны в тон проблеяла приемщица и закрылась книгой.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, не впорхни в зал Светочка.

Увидев меня, она почему-то покраснела. Может, я в самом деле похож на супермена? Улыбаясь, я протянул конфеты.

– Нет, нет, что вы, я же ничего для вас не сделала… Не нужно.

Она покраснела еще пуще, и я с сожалением понял причину ее смущения.

Самоуверенны вы, однако, мистер Старый хрен!

За ручонку утащил я ее в уголок и объяснил суть дела. Поняла сразу.

– Ой, ну почему вы вчера об этом не сказали? Никуда мы их не выкидываем, они у нас по полгода хранятся, мало ли что – заболел человек или уехал. Погодите, сейчас отыщем! – И обратилась к мымре:

– Татьяна Петровна, найдите, пожалуйста, оплаченный заказ за номером четырнадцать от тридцать первого марта. Заказчик объявился.

– Этот, что ли? Чего ж он сразу не сказал, нес какую-то чепуху. Здесь его заказ. Подойдите, гражданин, распишитесь в получении.

С замиранием сердца я шел к стойке, где должен был поставить закорючку. Я уже взял ручку, когда Татьяна Петровна неожиданно, но громко взбрыкнула.

– Стойте! – Она даже привстала, разглядывая черно-белые снимки. – Это же фотографии Старкова!

– Конечно, – услужливо согласился я. – Мои снимки.

– Мужик, чего ты мне лапшу вешаешь? Уж Сашку-то я хорошо знаю! Что-то давно не появляется…

– А он и не появится.

– Это почему?

– Уехал Сашка.

– Куда?

– В горячую, очень горячую точку и велел вам передать, чтобы вы туда не спешили.

Пока мымра, открыв рот, соображала, что за ахинею несет небритый полудурок в фирменных штанах от Диора, я ловко выхватил у нее черный конверт и дал деру. С душераздирающим воплем она выскочила из-за стойки и кинулась следом. Прохожие вежливо освобождали нам тротуар. Я шел в отрыве, и наша дистанция все увеличивалась. Мой финиш – открытая троллейбусная дверь – был совсем рядом, но, как всегда, мне крупно «повезло». Черт их принес! Неожиданно из-за угла мне наперерез выскочили три пацанчика в милицейской форме и с дубинками. Так называемый наряд батальонников бдил спокойствие города.

Интересно, где они отсиживаются по ночам, когда бьют запоздалых прохожих?

Воинственно ощерив зубы и дубинки, они двинулись навстречу. Мне оставалось только одно – юркнуть в арку во двор. Здесь стояли временные разборные гаражи еще времен Никиты Сергеевича Хрущева. Лавируя между ржавыми коробками, я надеялся натянуть им нос, поскольку, по моим расчетам, мальчики должны были преследовать меня гурьбой. Однако я недооценил юношеский ум, когда по их восторженным крикам понял, что группа захвата разделилась и устроила мне маленькую ловушку. Гаражи стояли вплотную в три ряда, между которыми было несколько проходов. Как бы я ни петлял, в итоге они все равно меня ущучат. И непременно изобьют! Но лучше позже, чем раньше. Поиграть с ними стоит – а вдруг да повезет. Вжавшись в дверной проем, я затаился, прислушиваясь к расстановке сил и планам неприятеля.

– Ну че, Серега? – звонко спрашивал голос позади меня, за гаражом.

– Да нет его тут ни… – хрипло ответил Серега откуда-то слева от меня.

– Никуда он не денется, сучара, – успокоил их третий голос с кавказским акцентом, – не дергайтесь, пацаны! Серега, стой на месте, Вовчик, лезь на крышу. Посмотри – че, как.

Наступила пауза, а затем послышался грохот ботинок по железу, видимо, Вовчик старательно выполнял приказ старшего, совсем неглупого батальонника.

– Никого не вижу, – прямо надо мной раздался разочарованный голос наблюдателя, – только два мужика в первом ряду бухают, давай хоть их зацепим.

– За хер себя зацепи! – посоветовал грозный начальник. – Стой на месте и смотри. Серега, иди вдоль гаражей по первому ряду.

– А ты?

– Не твое дело, ща мы его, козла, накроем! Ща мы его замесим.

А ведь и накроют, грустно подумал я. Совсем не глупый им попался начальник, даже не сообщил о своем направлении. Куда мне теперь двигаться?

Наверняка Серега, дойдя до конца первого ряда, свернет на мою тихую аллею, но в данный момент покидать ее мне никак нельзя – надо мной расположился наблюдатель. Откуда появится старший? Вообще загадка. Короче, кранты тебе, господин Гончаров. Лучше сдаться на милость победителя, может, хоть дубасить не будут.

Именно так я и хотел уже поступить, когда слева от меня послышался хруст гравия. Очень даже странно. Кто бы это мог быть? Для моих охотников слишком рано. Господи, это еще что за образина? Прямо на меня шел крепкий бородатый мужик примерно моего возраста.

– Але, гражданин, – послышался голос сверху, – вам там шмырь не встречался?

– Какой еще шмырь? – удивленно задрав голову, прогудел бородач.

– Ну, такой, в спортивных штанах и в пиджаке.

– Не видел я никаких шмырей – кроме тебя.

– Но-но! Поосторожней, дяденька, я ведь и зацепить могу.

– Я тебе зацеплю! Я тебе так зацеплю, глядь сопливая, что и дубина твоя не поможет, – вел рискованный диалог бородач, открывая двери прямо у моего носа.

– Ко мне, пацаны!!! – истошно заревел Вован, требуя немедленной подмоги.

– Да заткнись ты, пес кастрированный, – спокойно посоветовал ему бородач. – И немедленно убирайся с моей крыши! Продавишь, я твоему тяте такой счет выставлю, что тебе придется дослуживать в Таджикистане, козлик гребаный.

Нелюбезно закинув меня в гараж, бородач продолжал ссору с властями.

Моментально оценив обстановку, я тут же юркнул под машину, в смотровую яму.

Отсюда было слышно, как подоспела подмога и завязалась громкая, неконструктивная беседа. Громче всех кричали батальонники, голос бородача по-прежнему бубнил размеренно и спокойно.

Ничего себе! В хорошенькую же историю я снова влип, да хоть бы один, а то еще и постороннего человека прихватил. И опять оказался в яме. Кажется, мне не терпится оказаться под землей. Оно конечно, все мы там будем, но зачем же форсировать события?

– Эй, герой, вылазь! – философские измышления неожиданно прервал голос моего спасителя. – Да не бойся, убралась эта склизь.

– А я и не боюсь, – высовывая голову, с гонором ответил я, – просто не хотелось руки о них пачкать.

– Ну-ну! – заржал борода. – Вид у тебя самый геройский. Вылезай, будем знакомиться. Меня зовут Георгием, или попросту Жорой.

– Константин, или попросту Гончаров. – Отряхнувшись, я протянул ему руку. – Весьма вам благодарен за своевременную помощь, но почему вы это сделали? Что, рожа моя показалась симпатичной?

– Рожа как рожа, у меня не лучше, просто я на дух не переношу этих козлят!

– Да, к сожалению, их многие не любят.

– Не любят многие, а ненавидят единицы, хотя лично они тут ни при чем, во всем виноваты их сучьи родители.

– Да, конечно, только я не понимаю, при чем здесь пращур милиционера?

– Кажется, о милиции я не говорил, а говорил я об этих сопливых негодяях, которые благодаря мамкиным деньгам да папкиным связям пристроились служить в собственном городе. Развеселая это служба: днем отлавливать подвыпивших стариков и пьяных работяг, а по ночам околачивать яйца о жопы блядей! В то самое время, когда кишки их сверстников везут домой в цинковых гробах.

– Вы потеряли сына?

– Двоих…

Отвернувшись, он склонился над инструментальным ящиком и громко забрякал железяками. Я потихоньку попятился к дверям.

– Погоди, давай выпьем. Ничего, я редко себе такое позволяю, только с незнакомыми. Помянем Бориса и Глеба.

Мы выпили, и мне очень захотелось познакомиться с ним поближе.

* * *

Домой я примчался в половине четвертого и, подобно голодному псу, сразу же набросился на свою добычу. В конверте оказалось десять черно-белых фотоснимков форматом девять на четырнадцать и пластиковый пакетик с разрезанной на части пленкой. Шесть фотографий я отложил сразу, поскольку под мои версии они не подходили, а значит, и интереса не представляли. На них были запечатлены две дорожно-транспортные аварии с живописно искореженными машинами и окровавленными трупами. Возникло ощущение, что Старков снимал их с расстояния двадцати сантиметров. Кроме пера, он отлично владел и фотокамерой.

Оставшиеся четыре снимка были непонятными и потому представляли интерес. Итак, сделаны они в период между пятнадцатым и тридцатым марта, так как предпоследний чек ателье датирован четырнадцатым числом. Но как увязать эти фотографии с теми делами, которыми занимался журналист? Три темы: наркотики, бордель и инспектор рыбнадзора. Я разложил перед собой фотографии. Улыбающаяся кому-то рожа мужского пола, заснятая примерно с пяти метров в полуанфас, в тот момент, когда она об этом и не подозревала. Вторая и третья фотографии показывают одно и то же место, только проэкспонированное с различных точек. И место вроде мне знакомо, но в каком районе города находится этот заснеженный кусок сквера или аллеи? В центре снимка то ли клумба, то ли невысокий фонтан, накрытый толстым слоем снега. С правой стороны, в верхней части кадра, угол какого-то нежилого здания, слева садовая скамейка. Где, где я мог это видеть?

На третьей фотографии под иным ракурсом опять по центру все та же клумба. Нет!

Теперь точно видно, что это фонтан. Слева уже не скамейка, а правый угол того же здания. В правой части снимка какой-то магазин или аптека или что-то в этом духе. Где находится кусок этого архитектурного варварства? Нет, не вспомню!

Четвертое фото меня несказанно порадовало. На нем был изображен добротный деревенский дом с громадным подворьем, всяческими пристройками и свинарниками.

Тут и Гончарову было понятно, что находится он не где-нибудь, а в Гридневе, и именно в нем, а точнее, в какой-то пристройке, веселая хозяйка поутру обнаружила труп неизвестного мужика. Ну что же, не так уж и плохо для начала!

Если же учесть, что местонахождение фонтана я могу определить хоть сейчас, то совсем хорошо. Зачем все-таки покойный запечатлел это безлюдное место? Вот так всегда: я могу биться над этой загадкой месяц, а потом окажется, что автор – просто пейзажист.

Не откладывая дела в долгий ящик, я пошел по знакомым соседям, тыча им в морду городской пейзаж. Удивительно, но ответ у всех был до глупости стереотипен и очень походил на мой собственный: где-то видел, а сейчас не помню. Не соседи, а чурки с глазами! В конце концов, плюнув на их ограниченный кругозор, я выпил у пенсионера-фронтовика стакан водки, пожелал ему долгие лета и поплелся спать.

– Опять мой котик нажрался, скотина! – услышал я сквозь сон милый моему сердцу голос беременной невесты. И куда только подевался тот самый шарм, так пленивший меня при первой нашей встрече?

– Ага! – согласился я, блаженно зевнув. – Завари-ка, милая, чаю, да покрепче, мне на работу пора.

– У котика мозги потекли? Посмотри на часы!

– Восемь часов, ну и что? «Восемь часов, осторожное время, три пограничника, ветер и темень…» Самое подходящее время для ищеек и воров.

– И проституток тоже.

– Пардон, мадам, не вижу связи.

– Зато я ее просматриваю отлично. Что это тебя на городские виды потянуло? Или все не можешь забыть «знакомые печальные места»?

– Миль пардон, мадемуазель, о чем это вы?

– О том самом, и не строй из себя невинного мальчика, во сне переспавшего с пионервожатой!

– А у кошечки с головой все в порядке? О чем ты шипишь?

– О Пяти фонтанах, или попросту о Блядском пятачке. Весь стол его видами завалил. Соскучился по трипперу?

– Господи, Милка, – наконец до меня дошло, – да ты же самая умная обитательница этой квартиры! За исключением кота. Ты даже не представляешь, как ты мне помогла. Это же Дворец культуры «Нептун», а сзади набережная.

* * *

В палату, где, выздоравливая, лежал Ухов, меня пропустили беспрепятственно: дежурная медсестра куда-то отлучилась по своим, наверное, очень важным делам. Широкий, ярко освещенный коридор был абсолютно пуст. Должно быть, с драками и поножовщиной сегодня была напряженка.

Держась правой стороны и стараясь ступать тихо, я уже миновал половину этой взлетно-посадочной полосы, когда прямо передо мной неожиданно приоткрылась дверь. Я оказался нос к носу с насмерть перепуганным рыжим старичком. Ойкнув, он тут же захлопнул дверь с позолоченной табличкой «Старшая медсестра». Ну и дела! Как там у поэта? «В тесной будке с судомойкой развлекается квартальный…» Не скучают ребята даже здесь.

Тихонько, чтобы не потревожить драгоценный покой лейтенанта Ухова, я приоткрыл палату. Лежа на широкой кровати, одним глазом Макс смотрел какой-то увлекательный фильм, а другим зорко ощупывал ляжки медсестры, оголенные до пояса. Она тоже смотрела телевизор, искоса наблюдая, как буквально на глазах поднимается жизненный тонус больного. Они настолько были увлечены этими процессами, что ничего постороннего вокруг не замечали. Как хотите, но курс лечения никто прерывать не вправе.

Так же тихо прикрыв дверь, я направился в ординаторскую, где сегодня, по моим сведениям, должен дежурить молодой хирург Олег Львович, вытащивший Макса с того света. Он оказался на месте и тоже лежал на диване, но в отличие от Макса занимался делом более полезным. Укрывшись толстым медицинским фолиантом, доктор спал. Не желая и его беспокоить, я прокрался к столу, чтобы оставить на нем то, что принес, – дорогие часы с гравировкой. Оказывается, сон хирурга неглубок и чуток. Едва только я успел положить свой презент на стол, как он крабом вцепился мне в задницу.

– Попался, сукин сын! – Он торжествующе заломил мне руку и резким движением дернул ее вниз. Взвыв от боли, я отпрыгнул в угол, ровным счетом ничего не понимая. Левая, кажется, уже поломанная рука болталась соплей. От боли, неожиданности и испуга я начал громко икать.

– Т-ты-ы сд-ду-у-рел, п-па-арень?

Кажется, парень испугался. По тому, как оторопело он смотрел, я понял, что доктор ошарашен не меньше моего.

– Вы кто?! Как вы сюда попали? Кто вы такой?

– Хрен с клюкой! Тебе что, клиентуры не хватает, надо здоровых людей калечить? Я тебя сейчас так покалечу, что сам Склифосовский тебя не соберет!

– Простите, я не хотел… То есть хотел, но не вас.

– Ты меня здорово утешил, чего стоишь? Втыкай руку на место, гад ползучий!

– Да, да, конечно, я сейчас. Позвольте снять с вас одежду.

– Снимай хоть туфли, только перестань трещать и давай скорее, больно же…

– Сейчас вам будет немного…

С сухим треском сустав встал на место, а я улетел. Когда вернулся назад, то с большим удовлетворением отметил, что мое плечо растирает сам хирург, и не чем-нибудь, а настоящим ректификатом.

– Олег, – тихо, но строго начал я, – вы глупец и, видимо, не знаете, что наружное применение этого чудесного препарата дает гораздо меньший эффект нежели внутрижелудочное вливание.

– Замолчите! Лежите спокойно, сейчас я вас туго перебинтую, а потом дам немного коньяку. – В его голосе появились металлические нотки. – Зачем вы принесли часы?

– Да уж не для того, чтобы вы ломали мне кости.

– Еще раз прошу прощения, но, честное слово, вы тут ни при чем.

– То есть как это ни при чем? – справедливо возмутился я. – Мои же кости ломают!

– Простите, так получилось.

– Что значит – так получилось? Меня, как глупого зайца, подло хватают из засады, выламывают лапы, а потом говорят: извини, брат Кондрат, ошибочка вышла. Как мне теперь работать? Чем я детям хлеб добывать буду?

– Вы не волнуйтесь, больничный лист я вам устрою. Все сделаем, как надо. А засада не для вас предназначалась. Завелась у нас в отделении крыса, то ли кто-то из своих, то ли кто из ходячих больных промышляет. Сегодня опять пропажа, у заведующей бумажник с двумя тысячами ушел, она его на ночь в кабинете в столе забыла, а закрывать дверь привычки не имеет. Позавчера тоже – у санитарки двести рублей пропало, ее вообще жалко, на две ставки пашет. На кого подумать, не знаем. У нас ведь двадцать палат на этаже, одних только ходячих больных больше полусотни.

– Какова общая сумма украденного?

– Наверное, тысяч пять наберется.

– И как давно это началось?

– Первая кража случилась дней десять назад. Но почему вас это заинтересовало? И вообще, расскажите мне наконец, кто вы такой и что вам здесь нужно? Часы какие-то, ничего не пойму!

– Неужели вы меня не помните?

– Нет, да и с какой стати я должен всех запоминать! Передо мной каждый день мелькают десятки новых лиц, так что же, я должен всех заносить в компьютер?

– Конечно же нет, но тогда я предстал перед вами в несколько своеобразном виде и со специфическим запахом, у вас на него сразу возникла аллергия.

– Теперь понятно, вспомнил. Вы тогда доставили нам тяжелораненого.

Ухов его фамилия. Тогда все с вами ясно! В знак благодарности вы притащили мне этот дорогой презент.

– Совершенно верно, а вы за это сломали мне руку.

– Очень сожалею…

– Да ладно уж, чего не бывает…

– … Очень сожалею, что не сломал другую, кажется, еще в первый раз я вам по-русски объяснил, что в ваших деньгах не нуждаюсь, а то, что положено было передать сиделкам, я передал. Ваш друг помещен в отличную палату. За нее платит ваша организация, чего вы еще хотите?

– Я действительно как-то хотел выразить свою признательность. Тот человек мне очень дорог.

– Послушайте, идите домой, не морочьте голову ни себе, ни людям. Хотя нет, погодите, вы ведь тоже из милиции?

– Допустим, – осторожно ответил я.

– Тогда окажите нам любезность, отыщите вора.

– С удовольствием, если вы заберете часы, тем более – они подписаны.

– Ну хорошо, только после того, как вы выполните свое обещание.

– Тогда пойдемте со мной.

– Куда?

– Проведем совместный вечерний обход палат.

– Но он уже проводился. Многие больные уже спят.

– Не волнуйтесь, мы спящих не потревожим. Вор на то и вор, чтобы ночью не спать. Только предупреждаю вас – без эмоций! Усе сделаем тихо.

Рыжий испуганный дед находился на излечении в восьмой четырехместной палате. В момент нашего прихода он еще не спал, но, получше меня разглядев, захрапел старательно и громко. Тихо подойдя к его изголовью, я проговорил довольно громким шепотом, старательно картавя:

– Олег Львович, милейший, этот больной стаггичок подлежит немедленному пеггеводу в двухместную палату. Забота о стаггиках и детях – наша наипеггвейшая задача! Гаспогядитесь, батенька, я пока с ним подежугю.

Переводить старичка никуда не потребовалось – по тому, как он крепко вцепился в подушку, я понял, где он прячет ворованное.

– Отставить, Олег Львович, обойдемся малыми затратами. Просто поменяйте ему подушку, думаю, этого будет достаточно.

Просто так отдавать награбленное старик не хотел. Отчаянно защищая свой трофей, он сражался до последнего, помогая себе даже сломанной рукой.

Вскрытие постельной принадлежности проводилось уже без участия хирурга. По причине колото-резаной раны он был срочно отозван в операционную. Мне ассистировала дежурная медсестра, которая наконец-то оказалась на месте. В качестве понятых мы пригласили четырех ходячих больных. Когда они пришкандыляли в ординаторскую, мы начали операцию. Прошла она успешно. Инородное тело в виде полиэтиленового мешочка уже через пять минут вытащила ассистентка, а немощные понятые с удовольствием поставили свои подписи под кустарным протоколом.

На сей раз Макс действительно отдыхал, и будить его было непростительным варварством. Оставив ему записку, я прикрыл дверь.

* * *

В десять утра я стоял на взгорке перед въездом в деревню Гриднево, стараясь визуально отыскать нужный мне дом. Это оказалось несложно, потому как добротных строений, вроде дома, изображенного на моей фотографии, было не более двух десятков. Нужный мне находился на отшибе, в самом конце села. До него можно было добраться двумя путями: либо прямо через деревню, либо минуя ее, в объезд. Я выбрал второе, здраво рассудив, что клиентура мадам Хвостовой наносит ей визиты именно таким путем – через заднее крыльцо.

Лихо разогнав машину, я резко саданул по тормозам уже возле самых ворот. Бедная резина пронзительным визгом известила о моем приезде. Из салона я выходить не стал, полагая, что хлеб за брюхом не ходит, и оказался абсолютно прав. Минут через пять на крыльцо выплыла дородная девушка лет сорока. Ни дать ни взять – кустодиевская красавица, только чуть изможденная пороком. Лениво потянувшись, она широко открыла пасть и, показав золотую фиксу, зевнула. Только потом соизволила спрятать полупудовую грудь под тонкий шелк халата. Решив, что утреннюю процедуру прихорашивания можно считать оконченной, она улыбнулась мне совершенно по-детски, обезоруживающе:

– Привет, парень, ты че приехал?

Такого начала я не ожидал никак, поэтому ответил сбивчиво и невнятно:

– Да, это… Я так, мимо ехал, дай, думаю, загляну.

– Ну так загляни, че в тачке-то париться. Я щас чай пить буду, заходи, не стесняйся, я одна. Или боязно?

Рассмеявшись, она ушла в дом, оставив двери открытыми. Я готовился к чему угодно, только не к такой необычной, даже удивительной встрече в стиле прошлого века. Впрочем, и сама женщина показалась мне необычной, какой-то естественной и настоящей, как сама земля. Может быть, первое впечатление обманчиво, но недаром же, едва увидев ее, я вспомнил о Кустодиеве.

Неизвестно чему усмехнувшись, я решительно вышел из машины. Нет, внутри дом не был деревенской избой, наоборот, представлял собой комфортабельное городское жилье довольно обеспеченного человека. На зарплату милиционера такую обстановку не купишь. Особенно эти пейзажи не известных мне художников. Конечно, это не Левитан, но живописные оригиналы тоже что-то стоят.

Значит, все-таки моя красавица продолжает делать деньги на бабских задницах.

– Ты чего головой-то вертишь? Картины, что ли, не видал? Гляди, если интересно. Мне-то они и даром не нужны, все Витькина дурь. Ты как чай пить будешь? С молоком или с лимоном, а может, так просто? Я вот люблю так просто.

Да ты садись, парень, тебя как зовут? Меня вот Марго кличут, а тебя?

– Меня попроще, Константином нарекли.

– Меня тоже проще нарекли, Марией, а только с детства все Марго зовут. Ты по какому-нибудь делу приехал или просто отдохнуть?

– А по какому к тебе делу можно приехать? Конечно отдохнуть.

– Верно говоришь, какой из меня, к черту, делец, только и годна, что в баньке попариться или попарить кого! – Показав целый набор золотых зубов, она рассмеялась свободно и призывно. – Это я мастерица, тут я свое дело знаю от и до.

– Любое мастерство – это искусство! – Непроизвольно я выдал очевидную глупость, но она почему-то очень понравилась. Заливаясь смехом, хозяйка несколько раз ее повторила.

– Мастерство – это искусство! Замечательно! Костя, а ты как отдыхать-то у меня хочешь?

– Ну, Марго, что за нескромный вопрос! Отдыхать, как все у тебя отдыхают.

– А откуда ты знаешь, как у меня отдыхают все?

– Ну ты даешь! – Мне стало немного не по себе, не настолько она проста, как мне показалось. – Слухами земля полнится, прослышал о тебе.

– Понятно. Прослышал, значит. Конечно, обо мне разное болтают, иногда правду, иногда брешут. Ты мне пояснее скажи, какой тебе отдых предпочтительней, а то я вдруг чего не так пойму.

– Ну как может отдыхать мужик, у которого баба уехала на месяц.

– Ну тогда и отдыхай, вот она я.

Дело принимало непредсказуемый, неконтролируемый оборот. Я не знал, в какое русло мне направить стремительный ручей нашего диалога.

– Костя, чего ты думаешь, я готова! – Засмеявшись низким грудным смехом, она повторила:

– Я всегда готова!

Марго резко встала, и легкий халатик, словно сам по себе, неслышно соскользнул к ее ногам. Передо мной стояла сама мощь земли с величественными, грандиозными формами, сложенная абсолютно пропорционально. Ручей превратился в полноводную реку, и меня унесло в спальню.

* * *

– Ты приезжай завтра, – уже провожая меня, ясно улыбнулась Марго. – Поговорим о твоем отдыхе всерьез, если ты не передумал.

– Завтра не обещаю – ты из меня все соки выпила, а вот послезавтра обязательно, если ты не боишься.