Текст книги "Власть в тротиловом эквиваленте. Тайны игорного Кремля"

К тому же Михаил Сергеевич внезапно снял с работы Ненашева. И в ноябре назначил председателем Гостелерадио Леонида Кравченко. Мне дали понять, что Леонид Петрович получил от Кремля соответствующие указания. Какие – стало ясно позднее. Теперь уже Кравченко был вынужден изворачиваться и врать. Через несколько лет он признался в интервью, что Горбачев и перед ним поставил задачу тянуть с переговорами бесконечно, а частоту России не отдавать. Цирк, да и только! Вот такого многоликого президента посылал Бог нашей стране – Советскому Союзу!

Что ж, пора было, как говорится, спускать собак. Через печать на Кравченко обрушила свой гнев московская и питерская интеллигенция. Она объявила бойкот Первому каналу. На сессии Верховного Совета РСФСР я озвучил доклад об информационной блокаде России. Выступления депутатов не сулили интриганам ничего хорошего. Думаю, Кравченко, осознал, что в случае разборок на съезде Михаил Сергеевич сдаст его за милую душу. И в начале апреля 91-го подписал протокол о передаче России Второго канала (после августа ВГТРК получила и весь комплекс на Шаболовке). Со стороны РСФСР протокол подписали назначенный председателем ВГТРК Олег Попцов и я.

На переговоры с Кравченко мы ездили уже вместе с Олегом Максимовичем Попцовым. Попал он в председатели, сам того не ожидая. И в общем-то не особенно желая. А удружила ему Белла Алексеевна Куркова.

Ельцин наседал на нас с ней:

– Мне уже все пороги обили – ходят и предлагают себя в руководители Российского телевидения. Депутаты – телевизионщики прямо за горло берут. Но я же не знаю никого. Давайте быстрее кандидатуру.

– Это не ко мне, – отмахивалась от него Куркова. – Разбирайтесь в своей Москве сами.

У меня, конечно, было немало знакомых телевизионщиков. Но одних не позовешь – у них приличные должности в Гостелерадио. Идти на голое место не согласятся. Другим не доставало опыта работы с людьми. После долгих раздумий я прицелился к Александру Николаевичу Тихомирову.

Журналист он талантливый. Поднимался по ступенькам с городской, областной газет, проявил себя в «Комсомольской правде» и «Социалистической индустрии», больше трех лет собкорил от Центрального телевидения на Сахалине. Последние годы работал политическим обозревателем Гостелерадио и вел еженедельную программу «Семь дней». Зрителям нравился глубиной анализа.

Как и полагается в таких случаях, стал аккуратно наводить справки о кандидате. Ох, это наше телевидение – настоящий серпентарий, где змеиными клубками шипят друг на друга противоборствующие группировки. Едва провел я с коллегами пару конфиденциальных разговоров, как Останкино загудело от слухов. И ко мне потянулись делегации от конкурентов Александра Николаевича.

Они винили его за антисемитские высказывания и намекали прозрачно: если мы сделаем ставку на Тихомирова с его группой единомышленников, то их хорошо организованная братия будет всячески мешать становлению российского телевидения. А если я начну упорствовать, они поработают с депутатами из блока «Демократическая Россия», чтобы Тихомирова при утверждении прокатили. До чего же хваткий народец! Хотелось брать в руки дрын и гонять этих телевизионных хорьков-шантажистов по переулкам Москвы.

Но часто обстоятельства бывают выше нас. В той сложной политической ситуации не хватало еще внести бациллу раздора в новое дело. На конфронтационном поле телекомпанию не построишь. Во главе ее нужна объединяющая фигура, нейтральный человек, далекий от внутриостанкинских интриг. Я сидел в кабинете и прикидывал варианты. Появилась Белла Куркова – как всегда шумная, стремительная. Выслушав меня, сказала:

– Ну что ты голову ломаешь. Давай предложим Олега Попцова – нашего питерца. Писатель. Демократ. Умеет ладить с людьми. Его телевизионщики не разведут – он сам хитрее ста китайцев. А в замы пусть возьмет себе какого-нибудь профессионала.

Это была интересная мысль: назначить на ВГТРК человека не из телевизионной среды, а со стороны. Я хорошо знал Олега – был у него доверенным лицом на выборах в народные депутаты. Контактный, речистый. Когда-то работал секретарем Ленинградского обкома комсомола, потом сел на заштатный журнал «Сельская молодежь» и сделал его прогрессивным изданием. Фигура, подходящая во всех отношениях.

Правда, было одно «но». Попцов недавно перешел в газету «Московские новости» первым замом главного редактора. А главред Егор Яковлев страшно не любил, когда его раскулачивали. Надо было искать подходы. Мы тут же позвонили Олегу Максимовичу: «Приезжай. Есть серьезный разговор».

Он приехал и на наше предложение долго выдыхал свое излюбленное: «Это же бред!». Но побрыкался-побрыкался и все-таки согласился. Как я выторговывал его у Егора Яковлева за бутылку виски, распространяться не буду. Об этом Попцов написал в своей книге «Хроника времен «царя Бориса». Ельцин одобрил наш выбор – так Олег стал председателем ВГТРК.

У меня самого была суетная пора: формирование министерства, создание газет и обустройство редакций, упразднение всей сети Главлита (от Москвы до самых до окраин) и посадка на его материальную базу инспекций по соблюдению Закона о печати и защите независимых изданий от произвола чиновников.

Олег Попцов с первых же дней вцепился, как клещ: «Я не напрашивался – вы сами меня позвали. Дайте здание! Дайте финансы. Дайте оборудование!» И это была правильная позиция. Не частную лавочку пригласили его создавать, а сложную государственную структуру. Если российская власть решила обзавестись своим телевидением, она и должна обеспечить проект материально-технической базой. А дело Олега – устройство компании, вещательная концепция, кадры.

Куратором проекта Ельцин определил первого зама премьера Юрия Скокова. Мне нравилась его манера ведения планерок: конкретность и жесткость. Чувствовалась школа прежнего руководства мощным объединением военно-промышленного комплекса.

Мы собирались у него регулярно – министры, Попцов с кем-то из своих замов. У министра финансов Бориса Федорова вдруг не оказалось валюты на оборудование? «Займите срочно у банкиров, у коммерсантов под гарантии правительства!» – распоряжался Скоков. Срок такой-то, исполнение доложить тогда-то. И запись в протоколе для контроля. Министру связи и космоса Владимиру Булгаку: «Распространение телесигнала по России – время первого этапа подготовки заканчивается. Как обстоят дела – помощь нужна?» Булгак: «Нет, не нужна. Все идет по графику». И так по остальным проблемам: «нет возможности – аргументируй. Будем искать другой вариант. Возможность есть – выполняй точно и в срок».

Это продолжалось не один месяц.

Нам с Попцовым досталась вроде бы не самая сложная задача: присмотреть в Москве подходящие здания, желательно бесхозные. Пусть даже запущенные (ремонт можно сделать быстро) или недостроенные. А уже демократическая столичная власть в лице Гавриила Попова и Юрия Лужкова обещала разбиться в лепешку, но с помещениями помочь.

6

В ту пору как раз прошла волна ликвидации многих союзных министерств и ведомств. Закрылась целая сеть государственных контор калибром поменьше. Так что в Москве освободились десятки зданий – столичная власть взяла их на свой баланс. Я осмотрел их визуально и с готовыми предложениями отправился к председателю Моссовета Гавриилу Попову (попутно надо было договориться о выделении помещений для нашего нового министерства).

Попов не собирался засиживаться на Москве. Как однажды признался мне Ельцин, он подумывал взять Гавриила Харитоновича к себе в напарники на выборах Президента и вице-президента России. И посоветовал ему приблизить Юрия Лужкова, чтобы потом оставить на него столицу. Горбачев и Ельцин опасались восхождения на московский трон какого-нибудь несговорчивого, да еще совестливого человека.

Но затея с вице-президентом почему-то не вышла – у Ельцина всегда было семь пятниц на неделе. Опытный Попов лучше других понимал, куда понесет «нас рок событий». В кадровом центре Бнай Брита – Международном институте прикладного системного анализа (ИИАСА) в Вене – он прошел стажировку еще в 1977 году. И не мог не догадываться о конечных целях всех горбачевских реформ.

По большому счету это была диверсионная операция продажной части номенклатуры против своего народа и государства. И оставаясь во главе Воруй-города, Попов был как бы заодно с этой номенклатурой. А ведь он ненавидел ее и боролся с ней всю жизнь. В нем проснулся генетический страх представителя вечно преследуемой нации. Все вроде бы шло лучше некуда, но все как-то зыбко: эйфория пройдет и народ останется у разбитого корыта – а ну как начнет он брать за задницу тех, кто в суматохе присвоил власть и крупную собственность. Выкрутятся, как всегда, евреи и их прислужники-русские. А на греков опять могут навесить всех собак. Лучше уйти в недоступные глубины науки.

И мудрый Гавриил Харитонович решил заблаговременно спрыгнуть с московского трона, куда тут же вскарабкался Юрий Лужков. Как человек не жадный, Попов довольствовался по нынешним меркам пустячными отступными – кое-какой недвижимостью в Москве и подмосковном Заречье. Но это было чуть позже.

А в тот день Гавриил Харитонович на мою просьбу о помещениях сказал:

– Конечно, надо помочь. Но все хозяйственные вопросы я передоверил Лужкову. Решай с ним.

Он позвонил Юрию Михайловичу, и через несколько минут я был у того в кабинете.

Тоже дружеский прием: чай, приказание секретарше пока ни с кем не соединять. Но разговор какой-то ватный, неопределенный:

– Да, московская власть обязана решать, но свободных площадей нет.

Я назвал первый адрес: многоэтажное здание пустует, его только что освободило упраздненное министерство.

– Трудно, – сказал Лужков, – здание уже передано советско-американской группе «МОСТ».

Назвал ему второй адрес – там уже тоже «МОСТ». Назвал третий – и снова «МОСТ».

Было начало 91-го, и до встречи с Юрием Михайловичем я никогда не слышал об этой фирме. Гораздо позже ее название стало у всех на слуху, а владелец «МОСТа» Владимир Гусинский превратился в крупного олигарха и полухозяина Воруй-города. На «МОСТ» работала большая группа гэбистов во главе, как упоминалось раньше, с бывшим первым замом Председателя КГБ СССР генералом армии Филиппом Бобковым. А тогда я спросил у Лужкова: что же это за всесильная структура, если из-за нее похериваются договоренности с российской властью. Кто-то печется о становлении государственности, а кто-то – кому все происходящее «мать родная» – уже распихивает по карманам табачок.

Юрий Михайлович изобразил на лице глубочайшее сожаление и сказал, что он здесь ни при чем. Он был бы рад сделать для нас доброе дело, да его возможностей не хватает. А «МОСТ» вместе с Гусинским ему ни сват ни брат – ничего общего у руководства столицы с ним нет.

В душе я даже посочувствовал Лужкову: нашлась же зараза, которая так крепко повязала руки отзывчивого человека. А в ноябре того же года эта «зараза» выдала себя с головой: в Консульское управление МИДа России поступили две заявки от Владимира Гусинского на поездку в Великобританию большой группы консультантов «МОСТа».

Приглашение было оформлено адвокатской конторой «Сamecon Markby Hewwitt», активно сотрудничавшей с «МОСТом». Сроки поездки совпадали с рождественскими праздниками в Лондоне. Но не в этом соль.

Кого же за прилежную работу поощрил Гусинский такой командировкой? Вот состав выезжавших: Юрий Лужков с женой Еленой Батуриной, его зам. Владимир Ресин с женой Галиной Фроловой, председатель комитета по управлению имуществом Москвы Елена Котова с сыном Юрием, управделами правительства столицы Василий Шахновский и др. официальные лица. Железный принцип олигархов: «Покупай чиновников, а собственность придет тебе в руки сама!», оказывается, действовал еще до явления народу Чубайса!

Тогда, помнится, с брезгливостью относились к политикам, ездившим за рубеж за счет коммерческих фирм. Их называли побирушками. Думаю, и Ресин с Лужковым вспоминают начальную пору освоения кладовых Воруй-города с усмешкой постаревшего дона Корлеоне. Сейчас, как предполагаю, у них вполне хватит личных средств, чтобы свозить бесплатно в Лондон все население Москвы. За его фантастическое долготерпение. За его всепрощенчество.

А с Юрием Михайловичем у нас случился еще один разговор по поводу нежилых помещений. Скажу о нем сейчас, чтобы не возвращаться к скучной теме. Было это летом 92-го. Я ехал по центру города, и мне в машину позвонила моя секретарша. В приемной меня ожидала взволнованная делегация издательства «Музыка». «А что случилось?» Пришли в издательство люди с распоряжением Лужкова – здание передается их коммерческой фирме. Выбросили на улицу столы и все вещи работников издательства, вставляют металлическую дверь. Какая-то невероятная ситуация! Дом издательства, которое обеспечивало страну музыкальной литературой, являлся федеральной собственностью. И московское правительство никакого отношения к нему не имело. Никто в наше министерство не обращался.

Улица Неглинная, где находилась «Музыка», была как раз по пути. Подъехал к издательству: колченогие допотопные столы валялись на тротуаре, под дождем мокли ворохи детских книжек о музыке, самоучители игры на баяне. Мокли и растерянные работницы издательства – пожилые женщины, отдавшие любимому делу всю жизнь. Новая металлическая дверь уже была заперта, никто изнутри не отзывался.

Добравшись до министерства, я позвонил Лужкову – он был недоступен. Тогда я попросил своего управделами Анатолия Курочкина съездить к издательству, разобраться пообстоятельнее. Курочкина я переманил в наше ведомство с должности заместителя председателя Краснопресненского райисполкома. Он дружил с председателем этого исполкома Александром Красновым – автором нашумевшей тогда книги о команде Лужкова и нравах Воруй-города «Московские бандиты». Сам управделами в политику не лез – был хорошим организатором и совестливым человеком.

Он вернулся: да, это хулиганский захват федеральной государственной собственности. Там бесчинствовала не то дочка «МОСТа», не то другая коммерческая фирма – разговаривать не желали, ссылаясь на распоряжение Лужкова, и завозили в помещения свою новую мебель.

– Такие бандитские вылазки надо пресекать на корню, иначе полезут дальше. У них карманы безразмерные, – сказал расстроенный Курочкин. – Разрешите?

Мне было понятно, что он замышлял. Помчится к Краснову и возьмет у него группу ОМОНа. Затем поедет в издательство «Музыка» восстанавливать справедливость.

Я подумал. Еще раз позвонил Лужкову – не отвечает. И сказал:

– Разрешаю!

К вечеру Курочкин доложил: с группой ОМОНа он выгнал захватчиков, вынес их мебель на мостовую. А вещи издательства «Музыка» водворил на место и врезал в металлическую дверь новые замки. Справедливость восторжествовала. (В 96-м мы направили Курочкина наводить порядок в хозяйстве ОРТ. Он регулярно рассказывал, как нагло ему угрожали за пресечение воровства. А в 97-м Анатолий был убит на автотрассе при загадочных обстоятельствах. Светлая ему память!).

На следующее утро я сидел в кабинете Ельцина: обсуждали совсем другие проблемы. Заскрипев, на селекторном аппарате засветилась кнопка прямой связи: «Лужков». Ельцин снял трубку, стал слушать и многозначительно посмотрел на меня. Ухмыльнулся и переключил звук на полную громкость – по кабинету поплыл возмущенный голос Юрия Михайловича. Он жаловался на меня, называя партизаном и самодуром. Действительно, отыскался же тип, который отважился перечить градоначальнику!

Лужков не знал, что я нахожусь рядом с Борисом Николаевичем, и беззастенчиво врал, будто наше министерство грабило чужое добро. Я перегнулся через стол и сказал в аппарат:

– Не надо врать президенту, Юрий Михайлович! Скажите лучше, по какому такому праву вы распоряжаетесь чужой собственностью в интересах коммерческих фирм? Вышвыриваете на улицу беззащитных старушек. Действуете из-за угла, втихаря…

Лужков поперхнулся, но посчитал, что это божья роса, и вскоре пришел в себя. Мы еще какое-то время перепирались по громкой связи. Потом Ельцин сказал:

– Ну, хватит! Прошу вас не ссориться.

Миротворец!

На том конфликт посчитали исчерпанным. Больше Юрий Михайлович к нам не лез. И я, слава богу, в дальнейшем никаких дел с ним не имел.

К поиску здания для ВГТРК рассерженный Ельцин («В Москве есть какой-то порядок?») подключил даже премьера и своего первого зама Руслана Хасбулатова. На носу были выборы Президента России, а до конца информационная блокада не прорвана. Со скандалом забирали дом на 5-й улице Ямского поля. Там располагался Минтяжстрой СССР, его только что ликвидировали, но московские чиновники быстренько организовали коммерческую структуру и здание присвоили. Когда их строго попросили оттуда, они выломали и увезли с собой все двери, все люстры, все выключатели, всю мебель. Втроем – Силаев, Попцов и я – прошлись по разгромленным этажам: впечатление было жуткое. Как будто Воруй-город был отдан на разграбление победителям.

Премьер в тот же день распорядился о начале ремонта. А потом пошли правительственные деньги на мебель и технику, на обеспечение компании всем необходимым. В мае 91-го она начала вещание.

В непростых условиях создавалась ВГТРК. И создавалась только и только усилиями российской власти. Как, собственно, и полагалось. Но вот читаю Медиа Атлас с эмблемой ВГТРК, а там написано: «Государственное телевидение и радио России состоялось только благодаря команде профессионалов-единомышленников, которые уверенно расстались с должностями на Центральном телевидении, в Иновещании и на радиостанции «Юность» ради веры в новое дело…» Это функционеры ВГТРК так «продают» себя публике.

Телевизионщики вообще народ странноватый. Многие из них без тормозов и без комплексов. Особенно телевизионщики 90-х годов и нынешней генерации. Они отличаются от газетчиков. Чем? Отношением к собственной персоне. Мне пришлось долго работать и в печатных, и в электронных СМИ – материала для наблюдения, да и для сравнения, было достаточно.

Журналист ведь тогда пишется с большой буквы, когда талант и масштабность мышления соседствуют в нем с уважением к человеку и скромностью. Мне на знакомства с такими везло.

В молодости я подружился с блестящим журналистом – работником казахстанской молодежной газеты Адрианом Розановым. Для молодежки он был уже староват, но его материалы составляли гордость издания. И Адриана не отпускали в другие газеты. Он был сыном создательницы детских театров, народной артистки СССР Натальи Ильиничны Сац и повидал в жизни много трудностей (не поехал, кстати, с ней после ссылки в Москву из Алма-Аты, а остался в республике).

Адриан опекал меня, заставлял больше писать в центральные издания, а не лениться. Приезжая в наш город, останавливался не в гостинице, а у меня на квартире. И тогда мы вечерами успевали обсудить проблемы и темы. В честь него я собирался даже назвать своего старшего сына, но жена воспротивилась: «Подумают, что мы двинулись на итальянском певце. И ребенку создадим проблемы». Тогда на пик славы восходил как раз Адриано Челентано.

Розанова боялись чиновники – он замордовал их фельетонами. Фельетонами ироничными, вкусными, издевательскими. Зная хорошо производство, опираясь на точные факты, не давал малейших зацепок для опровержений. А в очерках Адриана о «маленьком человеке» всегда было много теплоты и сочувствия. При его популярности он мог позволить себе кое-какое нахальство по отношению к окружающим. Но Адриан был удивительно застенчивым человеком, искренне радовался чужим успехам. А к своим материалам относился как к заурядным поделкам.

– Я тут надристал кое-что, посмотри на досуге, – говорил он редактору, передавая рукопись. И в этом не было никакой рисовки, никакого притворства В этом был характер Розанова.

Школа русской журналистики – рыть глубоко и отважно, выпячивая в статьях больные проблемы, а не себя любимого, – давала нам много прекрасных публицистов. У меня лично самые приятные впечатления оставались от общения с такими мэтрами газетного дела, как Анатолий Аграновский, Вера Ткаченко, Юрий Черниченко, Василий Селюнин, Анатолий Стреляный… Помнит ли их теперь молодежь? А к ним за советами обращались и зубры-министры – так хорошо они разбирались в том, о чем принимались писать. Их не останавливали цензурные загородки. Рискуя, они исхитрялись пробираться через них с правдой на газетные и журнальные полосы, как диверсанты. А в быту, с людьми держались подчеркнуто скромно. Не зря же говорили: чем крупнее журналист, тем меньше в нем амбиций. И наоборот.

У телевизионщиков был другой, полутеатральный подход к творчеству. Они видели специфику ТВ в том, чтобы воздействовать не на разум, а на эмоции. Отсюда и превосходство формы над содержанием (вместо соответствия одного другому). А за обожествление формы приходится платить верхоглядством.

В студиях Гостелерадио СССР тогда появилось много шустрых, но малосведущих работников. Свою некомпетентность они пытались прятать за маской надменности. А отсутствие твердой гражданской позиции, характерной для русской журналистики, выдавали за презрение к пропаганде. Хотя истинная публицистика стояла и стоит, вскрывая пороки, на пропаганде добра, самоотверженности, порядочности, человеколюбия и всего остального, чем держится мир.

Создавая ВГТРК, мы хотели заложить в нее принципы русской журналистики и уберечь от родимых пятен Центрального телевидения – пустозвонства и лакировки действительности. Новое телевидение должно было честно и прямо отвечать на вопросы: что происходит в стране, куда мы идем, что власть еще готовит народу?

А для этого телевизионщикам надо было самим подняться на определенную высоту и не бояться зазывать на передачи неравнодушных умных людей с разными взглядами.

Что получилось в итоге? Как ни старался Олег Попцов, а достойную команду сформировать не удалось. Были, конечно, работники с твердой гражданской позицией, но в основном пришли люди, чтобы просто мельтешить на экране (неважно с чем) и заниматься саморекламой. Они получили полную свободу творчества, однако тратили ее на погремушки и заказные сюжеты (джинсу), а использовать журналистский поиск ленились. Сам Олег Максимович много времени отдавал сбору материала для своей будущей книги «Хроника времен «Царя Бориса», а бесхозная его команда промышляла коммерцией. На одной из пресс-конференций Попцов посетовал: «Мы поставили на молодых: на их подвижность, дерзость, смелость. Но при этом получили и поверхностность. Основная проблема РТВ – нехватка профессионализма».

Эти «молодые» образовали потом костяк ВГТРК или разбрелись по федеральным каналам и разнесли с собой местечковость и фанфаронство. Теперь они повзрослели, но твердости под ногами так и не ощутили. И вот что мы сейчас наблюдаем: достаточно было на них прицыкнуть, и все доморощенные «звезды», все «академики» вытянули руки по швам, ходят на цыпочках по одной плашке, указанной властью. Таков удел всех, у кого паруса большие, а якорь слабоват. Куда дует чиновничий ветер, туда и несет.

В выборную кампанию Президента России ВГТРК подключиться успела. Мы снабжали ее информационными лентами РИА «Новости». В отличие от диетических материалов ТАСС, которыми питалось Центральное телевидение, оно поставляло острую продукцию – непривычную для зрителя. Чем и вызывало его интерес к телепередачам. Заставлял Попцов крутиться и своих, еще не вполне обустроенных журналистов.

После победы Ельцина популистская трескотня во всех СМИ поутихла. Никто не собирался выполнять предвыборные обещания и ложиться на рельсы или урезать власть Москвы в пользу регионов. На поверхности политической жизни наблюдался вроде бы штиль, но заметна была возня под ковром: кто-то с кем-то договаривался.

В стране создалась новая политическая ситуация. Многих интересовал вопрос: что будет дальше?