Текст книги "Штурм Пика Сталина"

Михаил Д. Ромм
Штурм Пика Сталина

I

Таджикско-Памирская экспедиция и её руководитель. – Цели и задачи восхождения на пик Сталина. – Дорога из Москвы в Ош.

Большой кабинет уставлен книжными шкафами, завален образцами минералов. На стене висит фотография: широкий глетчер, словно недвижная река, течёт между двумя грядами обрывистых снежных пиков. Лёд, снег и камень. Суровый пейзаж своей обнажённой рельефностью напоминает макет.

Из-за письменного стола встаёт высокий, слегка сутулый человек. Я всматриваюсь, стараюсь разглядеть его лицо. Лицо не расплывается в официально-любезную улыбку, не становится подчёркнуто серьёзным. Николай Петрович Горбунов смотрит спокойно, чуть-чуть благожелательно.

Первая встреча, обычно определяющая отношения, складывается просто и легко.

На столе лежит карта Таджикистана: на востоке – Памир, величайший горный узел Азии, квадратом врезавшийся в рубежи Китая, Индии и Афганистана. К западу от Памира – территория бывшей Восточной Бухары, страна, рассечённая снеговыми хребтами на ряд широтных речных долин, отделённая от Афганистана извилистой лентой Пянджа. Между этими двумя частями – область огромного оледенения, страна гигантских глетчеров и снежных вершин, заброшенный на юг кусок Арктики, таинственный западный край Памирского нагорья, ещё недавно лежавший на картах сплошным белым пятном.

Наклонившись над картой с карандашом в руках, Николай Петрович рассказывает, раскрывает передо мной перспективы экспедиции.

Таджикистан, юго-восточная окраина нашего Союза, последний вошёл в семью советских республик. В стране, освобождённой от двойного гнёта царизма и местных феодалов, разорённой войсками эмира Бухарского, бандами Энвера и шайками басмачей, только в 1926 году собрался первый учредительный съезд советов.

Новый порядок жизни пробивал себе дорогу в тьме почти поголовной неграмотности, в сложном переплёте родового уклада и магометанской религии.

На месте разрушенного Энвером-пашой кишлака Дюшамбе возник социалистический город Сталинабад. Распланированные квадраты новых улиц заменили глиняный хаос кривых переулков.

Шоссейные дороги разбежались от Сталинабада радиусом во все стороны, и там, где в серой пыли просёлков издавна медленно громыхали огромные колёса арб, зашуршали по гудрону шины сошедших с конвейеров автомобилей.

Над библейскими силуэтами верблюдов на горных тропах Дарваза и Памира возникли стремительные тени самолётов.

Сотни школ и больниц были построены в далёких кишлаках, где раньше мулла и знахарь заменяли учителя и врача.

Ликвидировалась неграмотность, создавалась национальная интеллигенция, женщина завоёвывала себе равноправие, становясь в ряды строителей новой страны. Край разительных географических контрастов, край пустынных нагорий Памира и буйного плодородия Ферганского оазиса, субтропических джунглей речных долин и вечных снегов на вершинах гор – стал краем самолётов и верблюжьих караванов, гудронированных шоссе и головоломных оврингов, комвузов и кое-где ещё просачивающейся за афганский рубеж золотой дани Ага – хану, живому богу исмаилитов.

Лицо страны менялось. Стирались постепенно белые пятна с географической карты Таджикистана. Но геологически Таджикистан до 1932 года оставался почти сплошным белым пятном.

Богатейшие недра страны были не разведаны, не изучены.

Пятилетний план поставил перед Таджикистаном проблему индустриализации. Промышленность требовала сырьевой базы.

Нельзя было разведывать недра Таджикистана обычным порядком, мерной поступью Союзгеоразведки. СССР догонял передовые страны Европы и Америки, Таджикистан догонял СССР.

Разведка недр должна была вестись масштабом широких теоретических прогнозов. Таджикистану требовалась помощь лучших научных сил Союза.

Эта помощь была подана в 1932 году в форме большой научной экспедиции, направившей десятки своих отрядов и сотни научных работников в ущелья и речные долины Таджикистана. Экспедиция включала отряды географические, геологические, энергетические, ирригационные. Она изучала недра и сельское хозяйство, экономику и эволюцию социальных отношений. Ока должна была дать первый черновой набросок края во всех разрезах, основу для дальнейшего, более специального и углублённого изучения.

В экспедиции, названной Таджикской комплексной экспедицией – сокращённо ТКЭ, – принимали участие акад. Ферсман, профессора Наливкин, Наследов, Преображенский. Под их руководством пошла в пустыни Памира, на ледники Дарваза, в зной и джунгли южного Таджикистана младшими сотрудниками, прорабами, коллекторами кипучая и бодрая молодёжь московских и ленинградских вузов.

Свыше 200 научных работников приняли участие в экспедиции. Её исследования покрыли площадь около 100 квадратных километров. Такова же, примерно, была протяжённость маршрутов всех её отрядов.

Экспедиция делала своё дело в трудных и опасных условиях, несла человеческие жертвы. На Памире в горном обвале погиб прораб одного из отрядов – Масловский. В Центральном Таджикистане среди участников экспедиции свирепствовала малярия.

Но все это не останавливало исследователей, продолжавших работу.

Недра страны выдавали свои тайны. Карта Таджикистана покрывалась кружками и значками, отмечавшими золото, свинец, олово, медь, моноциты, цирконы, флюорит, берилл, вольфрам, радий.

Открытия экспедиции становились объектами промышленной разведки. Начиналось строительство рудников, перекраивалась наново экономика страны.

На севере Таджикистана, возле Ходжента, славившегося фруктами и хлопком, наметился большой горнорудный район Кара-Мазара, с залежами цинка, свинца, серебра, радия, урана, висмута, вольфрама.

В Пенджикентском районе выявлены Кштутские месторождения коксующихся углей.

В окрестностях Сталинабада обнаружены миллионные запасы фосфоритов, могущие полностью обеспечить удобрениями сельское хозяйство Средней Азии.

Южный Таджикистан оказался богатым залежами соли.

Вчерне подсчитаны неисчерпаемые ресурсы водной энергии Таджикистана, достигающие 15 миллионов киловатт.

Опыт 1932 года был удачен. Большая научная экспедиция, покрывающая огромную территорию, ведущая работу под единым руководством, оказалась целесообразной формой изучения малоисследованных областей Таджикистана.

Экспедицию решено было превратить в постоянно действующее учреждение при Совнаркоме СССР. Она была переименована в Таджикско-Памирскую (ТПЭ). Слово «комплексная» было вычеркнуто из её названия, так как сельское хозяйство, проблемы ирригации, экономика остались за пределами её работ. Сорок отрядов ТПЭ должны были вести на Памире и в Северном Таджикистане геологические, геохимические, поисковые, энергетические, гидрологические, метеорологические исследования, углубляя и уточняя результаты прошлого года.

Трудные задачи стояли перед экспедицией в неисследованной области Западного Памира, в этом сплетении грандиозных горных цепей, где на стыке хребтов Петра I и Академии наук, господствуя над десятками высочайших пиков, поднимается на 7 495 метров над уровнем моря снежный массив пика Сталина, самой высокой вершины СССР.

Район пика Сталина интересен не только для географа. Хребты Академии наук и Петра I образуют своеобразный метеорологический рубеж. На их склонах и вершинах осаждается влага Средиземья, Каспийского и Чёрного морей, принесённая западными ветрами. Она питает мощные фирновые поля, из которых образуется целая система огромных ледников. В них берут начало почти все реки Среднего и Южного Таджикистана. Стремительно низвергаются они с западных склонов Памирского нагорья и растекаются по долинам. Иссушенная почва впитывает в себя их мутные воды, и выжженная солнцем лёссовая степь превращается в край богатейшего плодородия.

Западные ветры, лишённые влаги, несут дальше на восток своё сухое дыхание. И поэтому к западу от хребтов Академии наук и Петра I – утопающие в зелени кишлаки, рощи грецких орехов и фисташек, белая пена египетского хлопка, багрянец персиков и прозрачный янтарь виноградных гроздьев, а к востоку – область мирового минимума осадков, безводная и бесплодная пустыня, лёд, скалы и галька памирских нагорий.

Горные реки Таджикистана дики и капризны и причиняют нередко много вреда. Уровень воды в них неожиданно и резко меняется, меняется подчас и самое русло.

Некоторые из них никуда не впадают. Оросив сотни тысяч га, они теряются в песках. Пустыня в конце концов побеждает реку.

Чтобы овладеть этими реками, чтобы заставить их орошать хлопковые поля и плодовые сады таджикских колхозов по точному расписанию агрономической науки и послушно вращать турбины гэсов, надо прежде всего изучить режим несущих влагу западных ветров и питающих реки ледников.

Цепь метеорологических станций, расположенных в широтном направлении, – Красноводск, Ашхабад, Сталинабад, Гарм, Рохарв, Кара-Куль, Мургаб – изучает этот сложный метеорологический комплекс. Но на наиболее ответственном участке, на самом метеорологическом рубеже, в хребте Академии наук, звенья этой цепи отсутствовали. И после того, как экспедиции Крыленко и Горбунова в 1928, 1929 и 1931 годах создали необходимые географические предпосылки, было решено восполнить эти недостающие звенья. Для этого 37-й отряд ТПЭ заканчивал в этом году постройку на леднике Федченко, на высоте 4300 метров, высочайшей в мире постоянной гляциометеорологической обсерватории, и 29-й отряд ТПЭ, сформированный совместно с ЦС ОПТЭ из наших лучших альпинистов, должен был совершить восхождение на вершину пика Сталина и установить там метеорологический прибор, отмечающий силу и направление ветра и передающий результаты своих записей автоматическими радиосигналами на радиостанцию этой обсерватории.

Кроме того альпинисты 29-го отряда, поднявшись на вершину пика Сталина, почти на километр вознёсшуюся над соседними снежными гигантами, должны будут нанести на карту расположение горных хребтов и ледников, проникнуть в последние тайны памирского белого пятна.

Я слушаю рассказ Горбунова, бессменного начальника ТПЭ, и под этот рассказ карта Таджикистана оживает: могучие потоки, низвергающиеся с крутых склонов гор, таящие в себе десятки Днепростроев электроэнергии, растекаются по буйному плодородию лёссовых долин и исчезают в песках пустыни, Грядами неприступных вершин высятся цепи памирских гор, и там, в хребте Академии наук, отделяющем Памир от Дарваза, мне чудится огромный массив пика Сталина, высочайшей вершины СССР, которую нам предстоит покорить.

Через несколько дней мы уже ехали с Горбуновым на юго-восток. Все вагоны обращены коридором к солнечной стороне, В купе – тень. И все же невыносима жарке.

Давно проплыли мимо нас в окнах вагона приволжские леса и поля и зеленые степи Поволжья. Остались позади предгорья Урала и песчаные барханы пустыни.

Поезд идёт цветущим оазисом Ферганской долины, останавливается на маленьких, тонущих в зелени станциях, расцвеченных гармонической пестротой халатов и тюбетеек, поясных платков и узорных рукояток ножей.

Воздух по-азиатски лёгок и прозрачен – сухой, лишённый влаги воздух величайшего континента выжженных зноем степей и безбрежных пустынь.

На горизонте встают снежные зигзаги Алайского хребта. В Андижане мы покидаем вагон. Автомобиль должен доставить нас в Ош, маленький киргизский городок, первый этап нашего путешествия. В Оше находится база всех памирских отрядов ТПЭ.

Дорога из Андижана в Ош идёт безлесными холмами, чертящими свои закруглённые контуры на лёгком небе юга. Скупой и манящий пейзаж среднеазиатских предгорий. Оазис Оша ложится зелёным пятном на рыжую степь. Мы проезжаем улицами старого города – глухие глиняные стены с маленькими резными дверями – и попадаем в новый город – Киргизторг, Госбанк, почта и телеграф.

Густая, тяжёлая пыль азиатских дорог плотными клубами поднимается из-под колёс автомобиля и встаёт за нами сплошным, непроницаемым облаком.

Мы минуем почти весь город и въезжаем во двор дома, где помещается база ТПЭ.

На дворе базы навалены мешки с ячменём, ящики со снаряжением, одеждой, продуктами, вьючные сумы. Несколько в стороне раскинуты палатки, в которых живут, в ожидании выхода в поле, научные работники экспедиции.

Одна из таких палаток предназначена для меня. Я устанавливаю в ней сумы и вьючные ящики, в которых хранится моё походное снаряжение, раскладываю спальный мешок и с наслаждением растягиваюсь на нём. Я – дома.

II

Ошская база ТПЭ. – Геологи и альпинисты. – Тренировка на Сулейман-баши. – Формирование каравана. – Памирская. караванная тропа. – Памирстрой. – Высочайшее горное шоссе в мире. – Политическое и культурное значение новой автотрассы.

С раннего утра на базе пронзительно ревут ишаки и верблюды, ржут лошади, басисто гудят полуторатонки. Отряды формируют караваны и уходят на Памир.

Склад базы выдаёт продовольствие и снаряжение. Прорабы и научные работники укладывают в штабеля мешки и ящики и терпеливо метят их краской, ставя номер отряда.

Под навесами, среди палаток, идут производственные совещания.

Внизу – па берегу Ак-Буры – раскинул свой лагерь геолог Марковский. Спасаясь от жары под большим тентом, он лежит на брезенте между пиалами с чаем и чашками с урюком.

Марковский объединяет группу памирских отрядов ТПЭ. Каждый день он собирает начальников отрядов и обсуждает с ними подробности будущей работы. Почтённые геологи лежат на брезенте на животах, головами вместе, ногами врозь, образуя своеобразную восьмиконечную звезду.

Шесть отрядов будут делать геологическую площадную съёмку Восточной и Юго-восточной части Памира. Эта работа была начата в прошлом году отрядами ТКЭ. Площадной съёмкой было покрыто около четверти территории Восточного Памира между озером Кара-Куль и Мургабом. Остальная часть была пройдена только маршрутной съёмкой.

Два отряда будут вести поиски золота. Экспедицией 1932 года на Памире обнаружены два золотоносных пояса, две дуги – северная и южная. В прошлом году была исследована только западная половина северной дуги и обнаружены россыпи промышленного значения в районе озера Ранг-Куля, в области южной золотоносной дуги. Теоретический прогноз проф. Наливкина предсказывал наличие россыпных и коренных месторождений промышленного значения и в северном золотоносном поясе. Предстояло поэтому обследовать восточную часть северной дуги и южную дугу на всем её протяжении.

Отряд Клунникова будет продолжать на Южном Памире разведку месторождений редких элементов – моноцита и циркона.

Три палатки на базе занимают участники 29-го отряда экспедиции, который получил задание совершить восхождение на пик Сталина. В списках личного состава экспедиции, в графе «профессия», против их фамилий значится «альпинист». Трудная и опасная профессия, когда речь идёт о том, чтобы взять одну из высочайших вершин земного шара.

Центральный совет ОПТЭ, формировавший совместно с ТПЭ 29-й отряд, выделил для него своих лучших и опытнейших альпинистов. Большая часть из них находится уже на Памире, на подступах к пику Сталина. В Оше остались трое: начальник оперативной группы отряда инженер Гетье, председатель мос – ковской горной секции ОПТЭ Николаев и врач отряда Маслов. Они резко отличаются от остальных своей «прозодеждой»: короткие штаны вместо верховых рейтуз и тяжёлые, окованные триконями башмаки вместо сапог.

Они очень разные, эти три «покорителя вершин». Гетье я знаю давно. Лет пятнадцать тому назад мы впервые встретились с ним на боксёрском ринге в жестокой схватке на первенство тяжёлого веса. Вскоре после этого он перешёл на работу тренера. Он дал советскому боксу таких мастеров и чемпионов, как Михайлов и Иванов, Тимошин и Репнин.

Затем Гетье увлёкся альпинизмом. Упорно и методично, как и все, что он делает, он стал изучать нелёгкую технику горовосхождения. Зимой и весной его можно было встретить на Ленинских горах с тяжёлым рюкзаком за спиной. Высокий, широкоплечий и широколицый, с приплюснутым носом боксёра, спокойный и медлительный, он тренировался в работе с ледорубом и верёвкой. Летом он уезжал на Кавказ. Обе вершины Эльбруса, Тетнульд, Гестола, Безенгийская стена – таков его альпинистский актив.

В альпинизме Гетье привлекает его спортивная сторона – трудная и напряжённая борьба с опасностями гор, борьба, в которой неверный шаг нередко означает гибель. Он любит широкий и свободный уклад экспедиционной жизни, так непохожий на размеренное городское существование. Он любит и знает в нём каждую деталь, каждую мелочь. И теперь в Оше он проверяет снаряжение, исправляя его недостатки. В кузнице Памирстроя он наладил выковку новых станков для рюкзаков. Узбеки – сапожники, сидя на дворе базы, заменяют по его указанию негодные ремни. сыромятью.

Николаев, доцент одного из московских втузов, – прямая противоположность Гетье. Небольшого роста, лёгкий и стройный, с чётким орлиным профилем и застенчивой мечтательной улыбкой, он влюблён в горы. Восхождение на – пик Сталина представляется ему романтическим подвигом, который призваны совершить советские альпинисты. Он думает о нем днём и ночью. Его мучит опасение, что он может не попасть в штурмовую группу, которая будет брать вершину. Эта группа должна формироваться, перед самым восхождением, когда выяснится, кто из альпинистов хорошо переносит высоту.

Доктор Маслов, невысокий, коренастый блондин, совмещает в своей персоне врача отряда, художника и альпиниста.

Доктор Маслов – хлопотун. Он постоянно разбирает и перебирает свои вещи, «наводит порядок». И все же в аптечке у него обычно можно обнаружить тюбики с краской, а легко бьющиеся склянки с лекарствами лежат в опасном соседстве с кошками. Очевидно, многообразие функций сбивает его. Доктор обладает удивительной способностью внезапно исчезать. Вот мы собрались куда-нибудь: на утренний завтрак, на купанье, на прогулку. И когда все готовы уже выступить в путь – доктор бесследно исчезает. После долгого ожидания он появляется как ни в чём не бывало с безмятежной улыбкой на устах. Однако рассердиться на него всерьёз никому не удаётся: его беспредельная доброта и товарищеская услужливость обезоруживают.

На краю города воздушно-лёгким серым контуром высятся скалы Сулейман – баши. Альпинисты ежедневно тренируются на них в скалолазании.

Я иду с ними. Узкими улицами старого города мы выходим к подножью горы. По травянистому склону поднимаемся к скалам.

Мы выбираем самые трудные места, где скалы кажутся неприступными. Непонятно, как можно взобраться по их гладким отвесам. Гетье ощупывает скалу руками. Вот найден маленький, незаметный для глаза уступ – есть за что ухватиться рукой. Ещё одна неровность – сюда можно поставить ногу, вернее пальцы ноги. Мягким движением подтягивается Гетье на полметра вверх. Две ноги и одна рука прочно прилепились к скале. Вторая рука шарит выше по камню, ища, за что ухватиться. И так, шаг за шагом, человек, как кошка, под – нимается вверх по скале, висит над обрывом, преодолевает кулуары и траверсы. Прекрасная школа для мускулов и нервов. Все мышцы тела работают равномерно, внимание напряжено.

После часовой работы мы отдыхаем в тёмной, прохладной пещере.

На вершине Сулейман-баши – маленькая старинная мечеть. Когда-то киргизские женщины приходили сюда лечиться от бесплодия. Камень, к которому прикладывались чающие исцеления, гладко отполирован.

Мечеть в запустении. Никто больше не верит в чудодейственность камня. От бесплодия лечатся у врачей. У входа в мечеть на матрасике лежит старик-узбек в тюбетейке и пьёт чай из старинной кашгарской пиалы.

Мы возвращаемся на базу. Гетье, Николаев и Маслов принимаются за разборку и укладку вещей. Десятки вьючных ящиков с продовольствием и снаряжением должны быть заброшены к подножью пика Сталина. Консервы, кошки, ледору – бы, палатки, спальные мешки, ледниковые очки, ватные костюмы, аптечки…

Через несколько дней после нас в Ош прибывают передовые из отряда Крыленко – альпинисты Рубинский и Ходакевич. Отряд Крыленко будет продолжать исследование ледников на северных склонах хребта Петра I и подступов к пику Сталина с запада. Рубинский – инструктор физкультуры, Ходакевич – слесарь 22-го завода, добродушный гигант с огромными руками и ногами. Они располагаются в соседней палатке и приступают к формированию каравана.

Древняя караванная тропа из передней Азии в Китай, Индию и Афганистан проходила когда-то через Ош. Тысячелетиями ходили, позвякивая бубенцами, по этой тропе караваны верблюдов. Это был торговый путь мирового значения.

Рельсы железной дороги соединили Ош с Ташкентом, Самаркандом, Москвой. Красные товарные вагоны с надписью «Ср. – аз. ж. д.» вытеснили верблюдов.

Но в Оше цивилизация кончалась, и седая древность вступала в свои права.

Товары и люди перегружались на верблюдов и лошадей, и. как и встарь, шагали караваны по узкой тропе, извивавшейся по горным ущельям, зигзагами поднимавшейся на крутые перевалы.

Тропа вела из Оша к предгорьям Алайского хребта, перекидывалась через него перевалом Талдык. После Талдыка у Сарыташа от главной тропы шло ответвление на восток, в Китай, на Иркиштам и Кашгар.

Главная тропа пересекала тридцатикилометровый простор Алайской долины и перевалом Кызыл-Арт поднималась к пустынным нагорьям Восточного Памира ма высоту 4 тысяч метров. Изредка встречались здесь юрты кочевых киргизов. Пять киргизских родов – Ходырша, Теиты, Кипчак, Найман, Оттуз-Угул – враждовали из-за скудных высокогорных пастбищ. Под властью родовых старейшин объединялись и богатые манапы и бедные пастухи, пасшие их стада.

Караванная тропа шла дальше. В самом сердце Памирского нагорья она проходила через Мургаб, маленькое военное поселение.

Потом тропа разветвлялась. Разветвления её шли в Китай, Афганистан, Индию. По одному из этих разветвлений прошли караваны Марко Поло, знаменитого венецианца, в конце XIII века проникшего в Китай и Индию. По одной из этих троп прошёл в 1603 году иезуит Бенедикт Гоэс.

Путь на Афганистан проходил по Западному Памиру, через Хорог – крайний пункт нашей территории. Здесь тропа шла мимо шугнанских кишлаков. Следы родового быта сохранились и здесь, сохранились и остатки кастового деления.

Двадцать дней караванного пути отделяли Ош от Мургаба и тридцать – от Хорога. Ош был городом караванщиков и чиновников, пересадочным пунктом с железной дороги на вьючную тропу.

На Памир уезжали, словно в далёкую и опасную ссылку. Брали с собой из Оша «временных памирских жён» и перед отъездом устраивали пьяные проводы.

Три года тому назад в Ош приехал Федермессер, дорожный строитель-практик. В потёртом портфеле он привёз постановление СНК СССР о сооружении автомобильной дороги Ош – Хорог.

720 километров труднейшего горного пути по извилистым ущельям, каменистой пустыне и перевалам, достигающим 4800 метров высоты, надо было проложить в два года.

Задание казалось невыполнимым в такой короткий срок. Однако работа закипела. На окраине города над воротами маленького домика появилась вывеска «Памирстрой». Из ворот выезжали автомобили с изыскательскими партиями, прокладывавшими трассу.

«На хвосте» изыскательских партий шли строители. Проект издавался тут же в поле. По проекту 4500 рабочих – русских, киргизов, узбеков, таджиков – строили дорогу.

В Москве проект мытарствовал по инстанциям, кочевал из одной канцелярии в другую, На строительстве рабочие с лопатами и винтовками в руках брали один десяток километров за другим, штурмовали перевалы.

Проект обрастал резолюциями, поправками, дополнениями, строительство – автомобильным парком, ремонтными мастерскими, столовой, клубом, хлебопекарней, школами для рабочих-националов.

Дорога была окончена почти одновременно с утверждением проекта.

Широкая лента шоссе легла старой караванной тропой. Чёткий ритм автомобильного мотора ворвался в мерное позвякивание бубенцов на шеях верблюдов и сократил путь из Оша в Хорог с сорока дней до четырех. Пролетарская рать Федермессера и конвейер Горьковского автомобильного завода, выбросивший на новую дорогу сотни автомобилей, сорвали паранджу легенд с Памира, включили величайшее горное плато – «крышу мира» – в план социалистического строительства.

И Памир для Оша – уже не таинственная страна легенд, а просто соседняя Горно-Бадахшанская область, то же, что Калуга или Рязань для Москвы.

Ежедневно уходят на Памир и приходят с Памира автомобили, и шофёры привозят письма, написанные два дня тому назад в Мургабе и четыре дня тому назад – в Хороге.

Ошские счетоводы и машинистки прикидывают, не съездить ли им на год – полтора на работу в Мургаб, где платят двойные оклады. И, решив вопрос положительно, отправляются к врачу на осмотр – можно ли ехать, так как Мургаб всё-таки на высоте 4 тысяч метров.

Памирстрой в Оше был не только управлением строительства. Он был здесь первым большим предприятием, показавшим организацию и темпы крупного производства. Он втягивал в ударнейшую работу тысячи местных жителей, привлекал сотни квалифицированных рабочих со стороны. «Памирстрой» с хорошей многотиражкой, клубом, школой, кинематографом стал также культурным центром Оша.

Белые домики дорожных мастеров на шоссе и рабочие лагеря были проводниками новой культуры в далёкие узбекские и киргизские кишлаки, в летовья кочевников.

И наконец – Памир. Революция проникла сюда в 1921 году. Она нашла натуральное хозяйство, примитивное земледелие на карликовых полях, разбросанных по горным кручам, где земля меряется не на гектары и даже не на квадратные метры, а на тюбетейки, примитивное скотоводство, промывание золота на бараньих шкурах, торговлю опиумом, продажу женщин в Афганистан, сифилис, трахому, почти поголовную безграмотность. Революция вступила в бой с косным, веками устоявшимся патриархально-родовым бытом, с заветами шариата и адата, с делением на касты. Не так-то легко было вырвать корни старого быта. Он проявлял необычайную устойчивость, изумительную способность проникать в новые формы жизни, наполнять эти формы своим содержанием.

Революция выкорчёвывала вековой уклад рабства и эксплоатации. Но коммуникационная линия революции была в этой битве слишком растянута. До сих пор революция шла на Памир старой караванной тропой, сорокадневными переходами из Оша в Хорог. Теперь она идёт туда широкой лентой автотракта.

Строительство дороги принесло в глухие памирские кишлаки новые формы труда и культуры. Крестьяне, тюбетейками носившие землю, пастухи, пасшие в горах овец, учатся на дорожного мастера или шофёра.

Новая дорога изымает Памир из-под зарубежного влияния. Не надо забывать: те же киргизские роды – Ходырша, Тенты, Кипчак, Наймая, Оттуз-Угул, – что кочуют по пустынным нагорьям Восточного Памира, живут и в прилегающей к нашим границам части Кашгарии. Из Мургаба идёт прямая дорога в Кашгар, и Кашгар ближе к Мургабу, чем Ош.

He надо забывать: Хорог лежит на берегу Пянджа, и по Другому берегу расхаживают солдаты афганской пограничной стражи. И на обоих берегах живут те же племена шугнанцев.

Автомобильная трасса сорвала для таджиков Памира паранджу легенд с Советского союза так же, как для нас – с Памира.

Растёт поток советских товаров и советской литературы, проникающих в глухие кишлаки. Тот, кто читает газеты, не шлёт больше золота Ага-хану. И не Ага – хану, а Ленину поставлен памятник в Хороге…