Текст книги "Морские приключения Трисона"

Глава 4

Попрощавшись с коллегами, мы вышли из здания штаб-квартиры полиции и направились в сторону автомобиля. После прохладных помещёний, оказавшись на улице, я почувствовал, как нещадно жжёт солнце. Морду сразу опалил горячий воздух. Скажу честно, ходить по раскалённому асфальту – дело не из приятных. Приходилось постоянно пританцовывать чечётку.

На Севере я переживал, чтобы не примёрзнуть к сугробу, а здесь думал, как бы не поджарить лапы. Хоть бы какие сланцы для нас придумали. Надевали же на меня тапки на Чукотке во время бега в упряжке. Не представляю, как можно жить в такой духовке десять месяцев в году. Ведь можно с ума сойти! Уж лучше пусть будет холодно. Нет, пусть во всём будет золотая середина.

– Макс, предлагаю убить сразу двух зайцев, – сказал Лёва, доставая из нагрудного кармана солнцезащитные очки, – пока будем гулять по старому городу и смотреть достопримечательности, я буду делиться с тобой опытом. Например, как мы вычисляем в толпе подозрительных личностей. Иерусалим – это лакомый кусочек для преступников всех мастей. Кого здесь только не встретишь!

– Трисон, ты слышал, что сказал мой товарищ? – обратился ко мне напарник. – Мотай каждое слово на ус, чтобы по возвращении домой ты был у меня настоящим асом.

Хм, да мне и учиться не надо, я и так найду, что хочешь. Хоть иголку в стоге сена, лишь бы она запах имела.

– Если хочешь, проведу для тебя экскурсию по библейским местам. Я, конечно, не лучший гид, но расскажу, что знаю, – предложил Лёва.

– Отличная идея, – согласился Елисеев, – совместим приятное с полезным.

– Тогда нам нужно будет немного проехаться. Здесь недалеко.

Полицейская машина приветственно моргнула фарами, когда он нажал кнопку на пульте сигнализации. Макс открыл заднюю дверь и скомандовал:

– Ныряй, собакен.

Только очень умный пёс способен понять такую команду. Другой бы на моём месте полчаса думал, что от него хочет человек, и неизвестно, догадался бы в конечном итоге или нет.

Мужчины расположились спереди, Лёва на полную мощность включил кондиционер, и через несколько минут по салону поплыла долгожданная приятная прохлада. Он вырулил с парковки, машина с небольшой скоростью двинулась по улицам Иерусалима. Дома из белого камня светились в лучах солнца и выглядели настолько древними, что при взгляде на них казалось – каждый камень, каждый кирпич помнит события давно минувших дней.

– Подъедем чуть ближе к старому городу, там есть небольшая стоянка, где можно оставить машину, – сообщил Лёва. – Предлагаю пройти по улице Via Dolorosa. Кстати, название улицы в переводе с латинского языка означает «путь скорби». Как ты уже понял, по этой улице Иисус Христос нёс свой крест на Голгофу. А начинается она с того места, где когда-то была резиденция Понтия Пилата.

– Я читал, что старый город поделён на четыре квартала: мусульманский, христианский, армянский и еврейский. По какому из них проходит путь?

– В основном по мусульманскому. Вот мы и приехали. Остаётся только найти место, где припарковать машину.

– Так быстро, мы же ехали совсем ничего! – удивился Макс.

– Иерусалим – это тебе не Москва, – заметил Лёва. – Тут чтобы добраться от одного места до другого на машине, нужно пять минут – при условии, что нет пробок.

– Так вот же есть место, – воскликнул напарник и показал на свободное пространство между двумя автомобилями.

– Здесь нельзя стоять. Видишь знак? Это стоянка для инвалидов.

– Лёва, так у тебя полицейская машина с мигалкой, тебя же никто не тронет! – удивился Елисеев.

– Ну, я же не инвалид. Кем бы я ни был, хоть самим Господом Богом, я не имею права занимать чужое место.

– Понял, – закивал головой Елисеев. – Как у вас всё серьёзно.

– Ты знаешь, я сам был в подобной ситуации лет семь назад в Штутгарте, – рассказал Лёва. – Я тогда был в командировке в Германии. Вечером мы отправились поужинать вместе с местным полицейским на его служебной «BMW». Парковка у ресторана была подземная, и когда мы туда заехали, обнаружили одно свободное место прямо у лифта. Рядом абсолютно никаких знаков. Смотрю, он не ставит на него машину, а кружит по стоянке в надежде найти другое. Я у него спросил: «Так вон же место. Почему туда не поставить?» А он ответил: «Это стоянка для одиноких дам, видишь, место рядом с лифтом и освещено». Честно сказать, я тогда обалдел от его сознательности. Казалось бы, ставь машину и иди ужинай – а он думает о какой-то одинокой женщине, которой вздумается приехать ночью в ресторан. Нам тогда повезло, вскоре освободилось место. Так что и мы постоим кцат-кцат, и нам тоже повезёт.

– Что означает «кцат-кцат»? – спросил Макс и предположил: – Похоже на «чуть-чуть».

– Угадал, хавер, – улыбнулся коллега.

– А это ещё что означает?

– Друг. Так поживёшь со мной две недели, глядишь, и иврит выучишь.

И правда, ждать пришлось недолго – через некоторое время с парковки выехал автомобиль, уступив нам парковочное место. Мы выгрузились из машины, и Максим, надевая солнцезащитные очки, обратился ко мне:

– Триха, будь рядом, от меня ни на шаг. Не дай бог потеряешься, где потом тебя искать?

Рядом так рядом, мне и самому не хотелось заблудиться в лабиринтах древнего города.

– Вот, собственно, то место, откуда начинался путь Христа. Здесь когда-то находилась резиденция Понтия Пилата. – Лёва показал на строение из светлого камня с надписью над входом. – От неё, конечно же, ничего не осталось. Теперь здесь находится женский католический монастырь.

Мы неторопливо пошли по узкой улочке, вымощенной старинным булыжником. Нас то и дело обгоняли туристы – либо поодиночке, либо в группах. Они глазели по сторонам, застывая с открытыми ртами у древних построек, бесконечно фотографируя каждую надпись и табличку, каждую фреску и барельеф.

– Насколько мне известно, путь Христа отмечен четырнадцатью остановками, ещё их называют станциями. Девять из них находятся на этой улице, остальные – в храме Гроба Господня, – рассказывал Лёва на ходу.

– Ты же не еврей, откуда всё это знаешь? – удивился Максим.

– Ко мне часто друзья приезжают из России. Это ты первый раз у меня в гостях, – ухмыльнулся он. – Когда есть время, хожу вместе с ними на экскурсии. Волей-неволей всё запоминаю. Я уже запросто могу работать экскурсоводом по Иерусалиму.

– Станции – это, я так понимаю, места, где останавливался Иисус?

– Да, – кивнул товарищ и, приложив ладонь козырьком ко лбу, рукой показал на белокаменное строение с золотыми буквами в виде арки. – Вон видишь сверху щит с римскими цифрами? Они обозначают номер станции. Это третья – место первого падения Иисуса под тяжестью креста. Теперь здесь находится католический храм.

Извивающаяся как верёвка тесная улица, вымощенная булыжником, создавала впечатление, будто мы попали в самые настоящие каменные джунгли. От всех этих древних построек веяло прохладой. Максим то и дело останавливался и тоже просил товарища сфотографировать нас на фоне библейских достопримечательностей.

– А это четвёртая станция? – Он показал на римскую цифру, выбитую в чёрном круге на стене.

– Да, – ответил Лев, – здесь произошла последняя встреча Христа с матерью. Видишь барельеф над воротами? – Он показал на каменное изображение. – Отсюда Дева Мария обогнала процессию и весь оставшийся путь наблюдала за страданиями сына. Теперь здесь Армянская католическая церковь.

Старый город представлял собой сплошной рынок. Чем здесь только не торговали: и лепёшками, и восточными сладостями, и сувенирами, и одеждой, и даже школьными рюкзаками. Проходя мимо отдельных лавок, я невольно глотал слюну: не знаю, что они там готовили, но запахи стояли фантастические. Я бы с удовольствием попробовал заморского лакомства.

Среди туристов с визгом носилась детвора, едва не сшибая прохожих с ног. Особо ловкие подростки лавировали на велосипедах и самокатах. У Лёвы зазвонил телефон, и, отвечая на звонок, он чуть замедлил шаг и немного отстал от нас. Максим остановился у лавки, рассматривая сувениры. Продавец в это время общался с девушкой, показывая ей товар и при этом улыбаясь во весь рот. Девушка, по всей видимости, плохо владела местным языком и жестами пыталась объяснить, что ей нужно. Остановившись, я оказался между ней и напарником. Она посмотрела на меня и улыбнулась добродушной улыбкой, отчего на щеках заиграли кокетливые ямочки. У неё были светлые волосы, гладкие, точно шёлк. Они рассыпались по плечам, покрытые разноцветным платком. В руке девушка держала сумку. Неожиданно я уловил знакомый запах. Чуть приблизившись, я уткнулся носом в подол платья – и вдруг меня осенило. Это же тот самый запах ванили и цветов из перепутанного багажа! Ещё раз глубоко вздохнув, я уже нисколько не сомневался, что передо мной хозяйка злополучного чемодана. Я завилял хвостом и неожиданно для себя громко гавкнул. Честное слово, не специально – видимо, от радости. Она удивлённо посмотрела на меня и спросила на родном языке:

– Дружок, тебя что-то смутило?

Что я мог ей ответить? Я продолжал вилять хвостом, гипнотизируя её взглядом: мало ли, а вдруг догадается? Хотя как, она же не обладает таким нюхом, как у меня.

– Трисон, ты что, на солнце перегрелся? Ты чего на людей кидаешься? – спросил Максим, посмотрев на меня из-под насупленных бровей.

Я продолжал усиленно вилять хвостом, давая понять, что рядом с ним стоит та самая барышня, чей чемодан он упёр из аэропорта. Но разве они могли меня понять? Эх, как жаль, что я не умею говорить!

– Не ругайте его, – вступилась девушка.

Она взглянула на Макса и ослепительно улыбнулась:

– Вы же видите, он хвостиком виляет, значит, чему-то радуется.

– Хорошо, не буду, – кивнул напарник и, посмотрев на меня, усмехнулся. – Ты смотри, какая очаровательная у тебя защитница нашлась.

В этот момент, словно из ниоткуда, выскочила ватага мальчишек. Они вихрем пронеслись мимо нас. Следом за ними шёл подросток – со стороны казалось, что он увлечённо изучает что-то в телефоне. Поравнявшись с нами, парень внезапно резко дёрнул сумку девушки и, выхватив её из рук, что есть мочи пустился наутёк.

– Стой! – закричала она. – Помогите, у меня украли сумку!

Девушка сорвалась с места и пустилась вслед за мальчишкой, выкрикивая на ходу:

– Господи, там все документы!

Мгновенно сообразив, что случилось, Максим приказал:

– Трисон, догони!

Я бросился в погоню со всех лап и, обогнав девушку, помчался за подростком. Я даже не заметил, как мальчишка выглядит, но мне, собственно, это было и не нужно: главное, я знаю, как выглядит сумка, и чувствую её запах. Правда, на улице старого города воришка ощущал себя как рыба в воде и ловко перепрыгивал ступени и другие препятствия, обегал лавки и торговые точки. Казалось, никто не обращал внимания на бегущую вереницу.

Вокруг жизнь шла своим чередом: в шуме и гаме то и дело раздавались крики торговцев. Обернувшись на бегу, я мельком заметил, что за мной несётся Макс, а следом – Лёва. Девушки не было видно, она совсем отстала. Мальчишка свернул в арку, забежал в подворотню и помчался в сторону металлической лестницы сбоку здания. Прыгнув на неё, он начал быстро карабкаться вверх. Я взлетел следом и успел намертво ухватиться зубами за штанину. Он, продолжая держаться руками за перила, начал дёргать ногой, пытаясь сбросить меня. В этот момент в подворотню забежал Максим, а через пару секунд и Лёва. Не на шутку испугавшись, подросток бросил сумку на землю, и все её содержимое рассыпалось. Но я по-прежнему держал его за штанину, и он тщетно пытался освободиться от моей хватки. Воришка мог бы стянуть штаны и убежать, но не догадался. Из глаз подростка брызнули слёзы, он стал жалобно причитать. Не надо быть знатоком иврита, чтобы понять – парень умолял отпустить его.

Лёва взбежал по лестнице и, схватив подростка за шиворот, спустился вместе с ним на землю. Тем временем в подворотню забежала запыхавшаяся девушка. Увидев разбросанные на земле вещи, она стала спешно собирать их и складывать в сумку. Закончив, она подошла ко мне и, присев на корточки, взяла мою лапу.

– Спасибо тебе, собака. Если бы не ты, я бы лишилась всех документов, – поблагодарила она, затем посмотрела на Макса и добавила: – И вам спасибо.

– А мне-то за что? – улыбнулся он. – Это всё Трисон, я ничего не сделал.

Я мысленно поблагодарил Макса, что не назвал меня Трихой, – хоть не пришлось краснеть перед девушкой.

– Ну, это же ваша собака. – Она мило улыбнулась и обратилась ко мне: – Так значит, тебя зовут Трисон?

Надо же, какая умная женщина! С первого раза запомнила моё имя. Хорошая, просто потрясающая девушка. Как жаль, что я не могу сообщить Максу, кто она такая! Напарник-то мой холостой, может быть, и она не замужем. Глядишь, и получилась бы замечательная пара.

– Ав, – ответил я и радостно завилял хвостом.

– Какой ты умница! – воскликнула она. – Хороший пёс.

Девушка начала нежно поглаживать меня по голове и, скажу по секрету, меня это нисколько не раздражало – наоборот, я чуть ли не мурчал от удовольствия, как кот.

В этот момент в подворотню вошли двое полицейских. Мгновенно сообразив, что почём, они сразу подошли к мальчишке и взяли его с обеих сторон под руки.

– Лёва, может, надо было его отпустить? – спросил Елисеев, кивнув на парня. – Он же ещё совсем пацан.

– Макс, знаешь, скольких людей обчистил этот пацан? Мы никак не могли его поймать, каждый раз ускользал от нас, как угорь. Полиция уже давно охотится за их бандой, у него ещё напарников с десяток будет. Они промышляют по всей стране, особенно там, где много туристов. Спасибо твоему Трисону: если бы не он, воришка и в этот раз ушёл бы.

Полицейские о чем-то поговорили с Лёвой на местном языке, а затем он обратился к девушке:

– К сожалению, вам придётся вместе с сотрудниками проехать в участок и рассказать, как всё произошло.

– Вот и сходила на экскурсию, – грустно вздохнула она. – Ну что ж, если надо, придётся съездить.

– Если хотите, мы проведём для вас экскурсию в другой раз, – улыбнулся Максим и кивнул на товарища. – Тем более, у нас есть свой экскурсовод.

– Спасибо за предложение. Только теперь я не знаю, когда у меня будет возможность снова приехать сюда, – пожала плечами девушка.

Полицейские под руки повели парня к выходу из подворотни. Понуро опустив голову, девушка пошла за ними, но затем обернулась и слегка улыбнулась.

– Спасибо вам ещё раз! – Она махнула рукой и добавила: – Пока, Трисон.

Очень хорошая девушка. Я бы даже сказал, замечательная. Только вот мой напарник, простофиля, ни имени её не спросил, ни номера телефона не взял.

Когда они скрылись из виду, Лёва, почесав затылок, с ухмылкой произнес:

– Ещё неизвестно, кому из нас надо делиться опытом – мне с вами или вам со мной. Трисон, у меня нет слов, ты просто красавец! Настоящий полицейский.

– Молодец, Триха! – Напарник потрепал меня по холке. – Я горжусь тобой, брат.

Я думал, у меня вырастут крылья от их слов. Спасибо вам, коллеги, за достойную оценку моих способностей! Не подумайте, что хвастаюсь, но вы же знаете – я на многое способен.

– Вот идиот, – воскликнул Макс, будто прочитав мои мысли, – что же я у девушки телефон не попросил?

– Понравилась барышня? – усмехнулся товарищ.

– Угу, – кивнул Елисеев.

– Телефон её найти не проблема, – сказал Лёва и добавил: – Так что, пойдём к Стене Плача или поедем домой?

– Пойдём, конечно, – развел руками напарник, – неизвестно, получится ли ещё приехать в Иерусалим.

Стена Плача оказалась хорошо охраняемым объектом. Чтобы попасть к ней, мужчины прошли через металлодетектор – такой же, как в аэропорту, – и охрана тщательным образом проверила все их карманы. Перед тем как войти на территорию, Макс показал на место возле ограждения – туда, где стояли сложенные один в один пластмассовые стулья, – и строго-настрого предупредил:

– Трисон, сиди здесь, никуда не отходи, ни на шаг. Ты меня понял?

– Ав, – ответил я.

Конечно, понял, я же не тупой пёс.

– Не вздумай за кем-нибудь погнаться, пока меня не будет. Я недолго, – добавил он.

Животных, как я и предполагал, на территорию не пускали. Между прочим, мы не с луны свалились, нас тоже Бог создал. Тогда почему люди могут подойти к стене и обратиться к нему с просьбой, а мы – нет? Что за дискриминация? Пришлось вести монолог с Богом, сидя за решёткой ограждения. Пользуясь случаем, я попросил сделать так, чтобы люди стали чуточку добрее, терпимее и милосерднее не только друг к другу, но и к нам.

Тот день закончился хорошо, больше ничего не приключилось. По дороге домой мы заехали в кафе. Пока мужчины покупали еду на вынос, я сидел рядом и давился слюной, наблюдая, как работник ресторана укладывает аппетитные, поджаристые кусочки индейки, всякие салаты, питы, хумус и фалафель в термозащитные контейнеры. Кстати, фалафель – это такие жареные шарики из измельчённых бобов, приправленные различными пряностями. Не знаю, нравится людям это блюдо или нет, но у меня не возникло желания его пробовать. Я же не мышь-полёвка, которая сутками грызёт семечки.

Когда мы добрались домой, еда была ещё тёплой. Накрыв стол под каштаном, мужчины с аппетитом принялись за ужин. Все разговоры за столом были обо мне. Сколько приятных, ласкающих уши слов я услышал в свой адрес! Тем временем я тоже наслаждался едой. Представляете, мужики специально для меня купили целую порцию индейки! Лёва выложил её в миску и зачем-то добавил туда гору овощей. Я вот не понимаю, неужели нельзя обойтись без них? Ну зачем портить вкус потрясающего блюда? Заметив, как я выковыриваю из салата кусочки мяса, он сказал:

– Трисон, ты нос не вороти, овощи надо есть обязательно.

Может, людям и надо, а мне они ни к чему. Чувствую, в Израиле я превращусь в барана – хоть на пастбище отправляйся. Я упрямый пёс: мясо съел, а овощи оставил в тарелке. Если хотите, ешьте их сами.

Глава 5

Вот и мы с напарником познакомились с израильскими тараканами. Скажу вам честно: таких отвратительных существ в своей жизни я ещё не встречал. Накануне вечером, укладываясь спать, Максим открыл окно. Для чего он это сделал, я так и не понял – толку от него всё равно никакого. На улице тишь да гладь, ни малейшего дуновения ветерка, даже занавеска не колыхнулась. Можно было включить кондиционер, но, как говорит Лёва, прожорливый зверь «мазган» (так кондиционер называется на иврите) употребляет очень много электроэнергии, которая в Израиле стоит баснословных денег. Да и спать всю ночь под ним вредно, так как можно заработать воспаление лёгких. Поэтому включают его здесь ненадолго перед сном, чтобы освежить комнату, но через пять минут от прохлады не остаётся и следа.

Духота в комнате была невыносимой. Елисеев долго не мог уснуть, всё крутился на кровати, то и дело тяжело вздыхая. Его состояние передавалось мне – я тоже не мог заснуть, наблюдая за ним через приоткрытые веки. В конце концов он не выдержал, сел на кровати, взъерошил волосы и обратился ко мне:

– Трисоныч, ты спишь?

Хм, это что ещё за обращение? Если я правильно пониманию, что-то типа отчества. Получается, что моего батьку должны были тоже звать Трисоном. И тогда моё имя звучало бы так: Трисон Трисонович. А если бы ещё фамилия была Трисонов, тогда полное имя было бы Трисонов Трисон Трисонович. Прямо как у людей. Вот тогда ко мне запросто можно было бы обращаться Трисоныч. Как я называю Андрея Максимовича – Максимычем. Но по паспорту я просто Трисон. Тогда при чём здесь отчество? Прости, дорогой читатель, за мысленный каламбур, но это всё Макс виноват, на ходу придумал новую кличку, а мне теперь голову ломай, что она означает.

– У-у, – тихонько ответил я, что, как вы знаете, означает «нет».

– Пошли чего-нибудь хлебнём, – предложил напарник.

В такую духоту от холодненькой водички я уж точно не откажусь. Вообще-то воду я очень люблю. Не зря же Анна Михайловна, мать Максима, называет меня водохлёбом – правда, иногда очень сильно ругается и говорит обидные вещи, когда я неаккуратно пью. Увидит лужу вокруг миски и давай шуметь: «Трисон, ты не собака, а поросёнок. Зачем ты здесь болото развел?»

А я, вот хоть убей, стараюсь лакать аккуратно, но нет-нет да и разбрызгаю капли по полу. Честное слово, не нарочно, просто так получается.

Макс достал из холодильника бутылку воды, отхлебнул глоток и предложил:

– Пойдём немного на улице посидим, что-то не спится мне.

Выйдя из дома, он вылил в мою миску половину бутылки, а сам сел в кресло. Утолив жажду, я облизал усы и пристроился у его ног. Тихая ночь давала иллюзию прохлады, но ненадолго. Напарник одним глотком осушил бутылку с оставшейся водой и поставил её на стол. Поглаживая меня по голове, он вдруг спросил:

– Трисон, скажи честно, тебе понравилась та девушка в Иерусалиме?

– Ав, – ответил я.

Она и правда мне понравилась. Я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в женской привлекательности. Для меня красивый человек – это, прежде всего, добрый и отзывчивый человек. На мой взгляд, девушка симпатичная, а самое главное, как я понял, она любит животных – значит, у неё большое и доброе сердце. Для меня это очень важно. Мне теперь жить и работать с Максом: представьте, если он женится на какой-нибудь злобной мегере, которая собак на нюх не переносит, – как потом с ней уживаться?

– Вот и мне понравилась, – вздохнул он. – Только я, осёл такой, телефон у неё не взял и даже имени не спросил. Ты знаешь, увидел её, и теперь она весь вечер не идёт у меня из головы. Со мной такое впервые.

Эх, дорогой мой напарник, ты даже не догадываешься, что это за девушка. Сдаётся мне, судьба неслучайно перепутала ваши чемоданы.

– Хотя, может, зря я заморачиваюсь? Возможно, завтра, а вернее, уже сегодня проснусь и забуду о ней. Ты как думаешь? Ты меня знаешь, я закоренелый холостяк. И девушки рядом со мной надолго не задерживаются, не каждая захочет и сможет жить с полицейским. Им бизнесменов подавай да знаменитостей.

Просто до сих пор тебе попадались не те девушки. Твоя мать много лет прожила с отцом, а он тоже, между прочим, всю сознательную жизнь прослужил в милиции.

– Знаю, ты сейчас подумал, что мне ещё не встретилась достойная женщина, – вздохнул Елисеев, словно прочитав мои мысли. – Да только вот где её найти, ту единственную и неповторимую, которая будет готова терпеть и меня, и мою работу? – спросил он и махнул рукой. – Ладно, как говорят в народе, утро вечера мудренее. Идём спать. Завтра, тьфу ты чёрт, уже сегодня, предстоит много дел.

Если бы вы увидели Максима в тот момент, когда мы вернулись в спальню, вы бы упали со смеху. Заметив на белоснежной простыни двух чёрных тараканов размером с пол-ладони, он застыл на месте, вытаращив глаза, и принялся тыкать пальцем на кровать и мычать что-то нечленораздельное. Теперь смешно вспоминать ту ситуацию, а тогда, глядя на непрошеных гостей, мне было не до веселья. Я хоть и смелый пес, но с такими врагами сражаться не привык. Как вспомню усатых, до сих пор шерсть встаёт дыбом. Бр-р.

– Трисон, убери их! – завопил Максим.

А почему сразу Трисон? Они же на твоей кровати сидят, вот сам и убирай. Мне лично они не мешают.

– Триха, ну ты чего сидишь, сделай что-нибудь! – не унимался он.

Елисеев стоял в стороне, боясь подойти к кровати, словно на ней лежали два голодных крокодила.

– О господи, а это что ещё за зверь? – воскликнул Макс, посмотрев на потолок, на котором сидела маленькая ящерица розовато-бежевого цвета. – Это не комната, а какой-то зверинец! – чуть не плача, произнёс напарник и добавил: – Трисончик, ну сделай что-нибудь. Ты же всё можешь!

Я смотрел на него и думал: вроде взрослый сильный мужчина, ловит преступников, каждый день подвергает свою жизнь опасности, а боится каких-то насекомых. Хотя, чего уж греха таить, я и сам испугался до чёртиков. Ну что же, придётся брать ситуацию в свои лапы. Готовьтесь, друзья, миссия по освобождению комнаты от тропических монстров начинается!

Собравшись с духом, я подошёл к кровати, опёрся лапами на край и потянулся к таракану, пытаясь схватить его зубами. Тот взмыл вверх, словно дельтаплан и, сделав под потолком мёртвую петлю, вылетел в окно. Я мысленно поблагодарил его за верно принятое решение. Другой притаился и ждал моих дальнейших действий. Когда я наклонился над ним, усатый помчался на другой конец кровати, быстро перебирая мохнатыми лапами.

– Давай, лови его быстрее, а то он сейчас уйдёт, – подбадривал меня Елисеев.

Хм, легко говорить, не тебе же его ловить. Я аж содрогнулся, представив, как он будет трещать на зубах.

Тараканище перелетел на спинку кровати и начал демонстративно прохаживаться по ней, как по бульвару, будто испытывая наше терпение. Смахнув его тапкой, словно теннисной ракеткой, Максим закричал:

– Трисон, хватай!

Усатый отлетел в противоположный конец комнаты и приземлился на пол. Я ринулся к нему, но хитрое насекомое меня опередило. Он взлетел перед самым носом и принялся нарезать круги над головой Макса. Тот сражался с тараканом, как Дон Кихот с ветряной мельницей, отчаянно отмахиваясь от него обеими руками. Наконец усатый сжалился над нами и вылетел в окно.

– До чего же отвратительные твари! – Напарник обессиленно опустился на кровать, продолжая с опаской оглядываться по сторонам. – А с тем чудищем что будем делать? – обращаясь ко мне, он кивнул на потолок.

Извини, приятель, туда я уж точно не доберусь. Придётся тебе самому попросить зверушку покинуть помещение.

– Как же теперь уснуть? – Макс посмотрел на меня. – Не понимаю, как люди здесь живут. Мало того, что жара невыносимая, так ещё всякие мерзкие насекомые лезут со всех щелей. Уж лучше всю жизнь в валенках ходить.

Вот и я теперь уже не знаю, что лучше. Жарко – плохо, но и когда слишком холодно, тоже не очень хорошо.

Со стороны казалось, что ящерица спит. Пока шла война за территорию с усатыми, она не сделала ни одного движения.

– Я пойду за табуреткой, – сказал Макс, – а ты сторожи, чтобы она никуда не убежала. А то до утра будем её ловить.

Максим вышел из комнаты, а я задрал голову и не спускал глаз с микродинозавра. По всей видимости, ящерицу разбирало любопытство: что же за диковинный зверь смотрит на неё? Она побежала по потолку, виляя из стороны в сторону своим прозрачным телом, затем ловко перебралась на стену. Человек-паук даже в самом фантастическом сне не смог бы так передвигаться. Спустившись на один уровень со мной, ящерка вытаращила на меня немигающие глаза и застыла на месте. Я даже смутился под её неотрывным взглядом. В это время открылась дверь, и на пороге в сопровождении Лёвы появился Макс с табуреткой в руке.

– Это её ты испугался? – Он обратился к Елисееву, кивнув в сторону ящерицы. – Так они же совершенно безвредные. Говорят, от них, наоборот, только польза в доме, они же ловят мелких насекомых. Видимо, ящерица здесь появилась из-за тараканов. Она бы сама их поймала, но вы не дали ей этого сделать.

– Так откуда мне было знать, что она охотница за тараканами? – развёл руками Макс. – Сказала бы, мы бы ей уступили поле боя.

– Сейчас мы тебя, дорогуша, отправим на прогулку, – произнёс коллега, аккуратно приближаясь к зверушке.

Та молниеносно сорвалась с места и опять убежала на потолок. Лёва забрался на табуретку и потянулся к ящерице, пытаясь ухватить её за хвост. Но хитрая рептилия не собиралась просто так сдаваться. Она начала носиться кругами по потолку как сумасшедшая, у меня даже голова закружилась от наблюдения за её беготней.

– Так мы её никогда не поймаем, – вздохнул Елисеев. – Это не ящерица, а какой-то неуловимый Джо.

Лёва спрыгнул на пол, взял тапку, а другую протянул Максу.

– Забирайся на кровать, а я на табурет, и будем атаковывать её с двух сторон. Гони зверя в сторону окна, – сказал он.

Тоже мне, зверя нашёл. Честно скажу, со стороны это выглядело очень комично – два полицейских посреди ночи гоняются за ящеркой размером чуть больше спичечного коробка.

– В народе бытует мнение, что они приносят в дом удачу и деньги, – сообщил Лёва, размахивая тапкой, – а я считаю, что, кроме короткого замыкания, они ничего не могут принести. Разве только они и правда в состоянии поймать тараканов и мелких насекомых.

Каждый раз, когда зверушка бежала в сторону Макса, он подпрыгивал на кровати, как на батуте, и при этом отчаянно махал тапкой. Ящерица ещё некоторое время носилась по потолку туда-сюда, будто дразнила людей. Скоро до неё дошло, что ей здесь не рады, и она юркнула в окно, даже не попрощавшись. Лёва спрыгнул с табурета, а Максим упал спиной на кровать и, обхватив голову руками, произнёс:

– Весёлая выдалась ночка.

– Зато будет что вспомнить, – с улыбкой заметил товарищ и добавил, почесав подбородок: – Чувствую, надо поставить сетку и на это окно. У нас в этой комнате никто не живёт, кроме гостей, а они приезжают не так часто, вот мы и не заморачивались. Если жарко, тогда уж лучше мазган включи ненадолго.

В ту ночь мы уснули с горем пополам. Макс ещё долго крутился, переворачиваясь с одного бока на другой. Каждый раз, когда он шарил рукой по простыни, словно боясь нового нашествия насекомых, мне приходилось поднимать голову, потому что его действия сопровождались громким недовольным бормотанием и бесконечными вздохами. Эта тараканья паранойя передалась и мне. Услышав, что его дыхание выровнялось, я ещё раз прошёлся по комнате и осмотрел каждый угол. Тщательным образом обследовав ковёр и убедившись, что живности больше нигде нет, я растянулся на полу, облегчённо вздохнул, закрыл глаза и уснул.