Текст книги "Кулак и крест"

Причем прозвучало это таким тоном, как будто чиновница делала выговор своим подчиненным – ну вот, оказывается, у вас и территория не убирается. «Вразуми ее Господь, – мысленно с вздохом попросил отец Василий. – И меня вразуми, дай мне терпения и мудрости».

– Доброе утро, – мягко сказал священник, обернувшись на голос.

– Доброе? – удивилась чиновница таким тоном, как будто ее застали за непристойным занятием. – Это какое же оно доброе? Интересно, священник после всех этих ночных кошмаров заявляет, что утро доброе. Вы что-то там в своих церквях совсем уже… – Женщина замялась на секунду, и священнику показалось, что с ее уст слетит слово «ополоумели». – От жизни вы там отстали.

Интересный поворот, добродушно подумал священник. Не знает, как и чем, а попрекнуть надо. Эта сейчас всех достанет, до кого только дотянуться сможет. Надо ее угомонить, а то она всем кровь попортит за утро. К тому же он заметил в вырезе дорожного халата на шее женщины золотой нательный крестик. А ведь, поди, крещеная. Или, может, отдает дань моде, как украшение носит.

– Вы что-то хотели спросить? – спровоцировал отец Василий чиновницу.

– Гос-споди, – с пренебрежением проговорила женщина, – а что вас спрашивать? У вас ведь на все один ответ.

– Простите, не понял? – разыграл крайнее изумление отец Василий.

– Вы вот мне скажите, – снисходительным тоном до предела уверенного в себе человека потребовала женщина, встав рядом со священником и уставившись недовольным взглядом в окно. – Как это вот с религией вяжется? (Как это она еще удержалась и не сказала «с вашей религией».) Если бог всех любит, о каждом из нас думает, то зачем он допустил все это, гибель людей?

Явно хотела продолжить, догадался отец Василий, что, мол, зачем он допустил гибель людей и то, что я, такая занятая, опаздываю по своим делам.

– Вопрос, я так понимаю, риторический, – с сожалением посмотрел на женщину священник.

– Почему же – риторический? – не унималась женщина. – Сказать нечего? Неисповедимы пути Господни, – процитировала она.

– Вот вы сами и ответили, – опять провокационно ответил священник.

– Что я ответила? – в крайнем изумлении повернулась женщина. По ее лицу было понятно, что не только Бог, но и отец Василий виновен во всем, что не устраивает в этом мире эту чиновницу. – Так проще всего отвечать. Это сродни ответу «я не знаю, почему он допустил такое». Если уж вы служите Богу, то должны были бы придумать более подходящий убедительный ответ.

– Ответ существует, – ответил отец Василий, – уже много сотен лет. Только мне кажется, что он вас не особенно интересует. Если вы в самом деле хотите его знать, то давайте хотя бы войдем в купе и сядем. Мне кажется циничным вести такие беседы между делом, стоя в коридоре.

С этими словами священник повернулся и вошел в купе женщин, не оставив чиновнице выбора. Не станет же она его выставлять и скандалить. В крайнем случае, откажется от дискуссии и намекнет, что его присутствие нежелательно. А вот в присутствии своей подчиненной ей придется держать форму и создавать хоть какую-то видимость умной беседы. Отец Василий сразу понял, что эта чиновница по своему культурному уровню недалеко ушла от базарных торговок. Некоторая «камерность» их беседы должна сразу же ослабить ее хамский напор. Священник не собирался «ставить» женщину на место и ни в коем случае не собирался унижать ее, задавив своим авторитетом и способностью убеждать. Кстати, с такой категорией людей это практически невозможно. А вот попытаться логикой открыть ей глаза на то, в чем она абсолютно не разбирается и не понимает, стоило. Всего лишь маленькая попытка приоткрыть перед человеком занавес, показать ему частичку того огромного мира, который существует рядом с ней. Мир, о котором она судит только по таким источникам, как «Сказка о попе и работнике Балде» или ранний труд Ленина «О религии». По возрасту она еще должна была сдавать в вузе на госэкзаменах научный коммунизм. Если только у нее вообще есть за спиной какой-нибудь вуз.

Помощница чиновницы испуганно поздоровалась с батюшкой, который неожиданно появился в дверях купе. Она прекрасно слышала все выпады своей начальницы в сторону религии и теперь опасалась скандала. Отец Василий ответил на приветствие и присел напротив женщины. Чиновница вошла следом, демонстрируя свое снисхождение и полную безнадежность позиции батюшки. Она явно считала, что он ввязался в идеологический поединок не своей весовой категории.

Ситуация показалась отцу Василий ироничной. Не так уж давно он сталкивался с подобным. Только тогда это было связано с разборками в кругу «крутых» ребят. Следовало бы в духе тех разборок сейчас сесть перед женщиной, выкатить вперед челюсть, зыркнуть глазами и потребовать ответа за «базар». Типа «ты на кого наехала»? Или – «ты на кого прыгаешь»? Правда, тогда ответа требовали с него, когда отец Василий попал в мясорубку передела криминальной власти, встал на пути наркотрафика или, сам того не зная, влез в дела того же самого Чичера. «Смешно было бы посмотреть на эту тетку при таком повороте разговора, – подумал священник. – Прости меня, Господи, за ерничество».

– Так в чем состоит ваш вопрос? – напомнил отец Василий.

– За что покарал ва… э-э, Бог этих несчастных, которые погибли ночью в электричке? – спросила женщина, чуть не брякнув «ваш Бог». – Если он такой любящий всех и всемилостивый, то почему допустил гибель невинных?

– Почему вы решили, что Бог кого-то покарал? – удивился священник. – Откуда у вас мысли, что Бог вообще кого-то когда-либо карал? Разве смерть – это кара? – Отец Василий специально не дал женщине возможности ответить и продолжил без паузы: – Вы ведь прекрасно знаете, что телесная смерть неизбежна. Смерть – это окончание срока, отпущенного нам Господом. А уж он и решает, когда и кого ему призвать. Причем же здесь кара?

– Так почему же он так рано призвал тех, кто погиб сегодня ночью?

– Откуда вы знаете, что рано? Это вы сейчас решили, что рано, а у каждого свой срок. Мы с вами об этих сроках ничего не знаем.

– Ну вы-то, священники, должны знать? Вы же разбираетесь в этих вопросах, толкуете как-то дела Божьи. Как там у вас звучит? «Божий промысел»?

– Очень большое заблуждение, – покачал головой отец Василий. – Мы, священники, толкуем, если уж вы на этом настаиваете, Писание. Мы толкуем дела святых, патриархов, апостолов. Точнее будет сказать, пытаемся в доступной форме объяснить верующим, в чем суть воли Господа, в чем суть служения Ему, следование Его заповедям. Цель священника – помочь спастись бессмертной душе, а не пытаться понять поступки Бога. Если честно, то я сижу сейчас для того, чтобы вам было понятнее, несу полную ахинею, упрощаю все до абсурда.

– А вы не упрощайте, – заинтересовалась помощница чиновницы.

– Попробую не упрощать, – согласился священник. – Только вы, в свою очередь, постарайтесь понять и не отрицайте сразу все. Чтобы отрицать, нужно иметь аргументы, знания в конце концов, а у вас, насколько я могу судить, знаний в этом вопросе крайне мало. Многие, не имеющие истиной веры, пытаются оценить отношение Бога к людям, как какого-то человека. Это, мягко говоря, неправильно. Бог ведь не человек, и с человеком в нашем понимании ничего общего не имеет. Бог есть суть всего сущего, это все, что нас окружает. Понятным вам языком – это само мироздание. Вам ведь не приходило в голову обвинять в разрушениях ураган или наводнение? Вы ведь к ним со своими претензиями не апеллируете? Вам даже не приходило в голову искать глубокий смысл в действиях муравьев, которые на пикнике забрались к вам под штанину. А ведь муравьи, как создания Божии, несравнимо ближе к нам. Мы не только не можем объяснить Божии деяния, но и не должны этого делать. Попытка объяснить или понять Божий промысел – большой грех, грех гордыни, попытка поставить себя наравне с Господом.

– Интересно, – не сдавалась женщина, – вы же сами трактуете, что Бог создал нас по своему образу и подобию?

– Вы имеете в виду, конечно же, портретное сходство и только? – рассмеялся священник. – А суть лежит гораздо глубже и в то же время совсем на поверхности. Ведь миром правят не наши телодвижения, не «рукомашества и ногодрыжества». Миром правят эмоции, движения нашей души, если хотите – психическая энергия. Любовь к ближнему, всепрощение, вера – вот что движет миром, вот что меняет мир. Вот в чем образ и подобие заключаются. В том, что своей добротой и любовью мы в состоянии менять свой земной мир, делать его светлее, чище и лучше. Вот вам и заповеди Божии, как наказ, по которому следует жить и которого нужно придерживаться. И уж ни в коем случае не нужно искать виноватых в том, что наше низкое естество чем-то недовольно. Не плотское удовлетворять нужно, а духовное. Мир держится на светлых чувствах и эмоциях.

– А вы знаете, батюшка, – снова сказала помощница, – я как-то читала, что светлые чувства питают светлые силы, а темные чувства – всякая нечисть. И мы посланы на землю, чтобы высшие силы питались нашими эмоциями. Чьих эмоций больше, тот и сильней.

– Господи, – поразился священник, – до какой степени доходит порой цинизм человеческий! Вот вам лишнее доказательство того, что не в поступках божьих разбираться нужно, а в своих собственных. Свою душу очищать нужно. Ведь, по сути, все очень просто. Взять каждому и попытаться перевоспитать всего лишь одного человека – самого себя. Не надо разбрасываться на десятки и сотни других, только одного себя. И мир уже изменится к лучшему. Если бы в моей епархии узнали, что я вам тут говорю, – рассмеялся отец Василий, – то меня наверняка бы лишили сана. Но я просто пытаюсь говорить понятным вам языком. А дело лишь в том, что это все не нужно пытаться понять, поскольку это и не требуется. В это нужно только верить. Не от понимания это приходит к человеку, а от потребности души. На то она и вера.

Чиновница как-то рассеянно смотрела в окно. Вид у нее был несколько недовольный и обескураженный. Но, самое главное, отец Василий не видел в ее глазах прежнего раздражения и укора, адресованного оптом сразу всем. И то хорошо, подумал он, может быть, в первый раз так глубоко задумалась. Разговор продолжался еще часа три, но шел он уже совершенно в других интонациях. Это уже была беседа.

Глава 2

От Иркутска отцу Василию пришлось все же добираться до Якутска самолетом. Самолетом, конечно, проще и быстрее, но священнику хотелось проехаться по тем местам, где ему придется жить и работать. Посмотреть на природу, попытаться со стороны посмотреть и попытаться составить впечатление о людях, которые живут в этом суровом краю. Чем дальше он будет ехать на север, тем суровее будет природа и климат. Фактически сейчас под его ногами была уже вечная мерзлота. Кроме жаркого лета и страшно суровых зим, здесь еще были и сильные суточные перепады температуры. Он читал, что у геологов в разгар лета по ночам в ведрах замерзала вода.

То, что люди, которые жили и работали здесь, другие, отец Василий почувствовал не сразу. Точнее, не сразу уловил, в чем отличие. Судьба помотала Михаила Шатунова по всей европейской части России, потом он надолго осел у себя на Волге, когда принял сан священника. Приходилось ему бывать и в Москве, и в Питере. И всюду ему удавалось определять для себя неуловимые различия в людях. Они выражались даже не в том, как люди одевались, точнее, не столько в этом, сколько во внешних признаках поведения, взглядах, манере общения между собой или по мобильному телефону, в темпе жизни. Каждый город и регион как будто добавляли жителям своих красок, даже на уровне полутонов, графических штрихов. Отец Василий не пытался определить, скажем, в Самаре жителя Москвы или Перми. Но в самом городе, куда он приезжал, жители неуловимо отличались.

В Москве жили на скорую руку, в бешеном темпе, пытаясь все успеть, схватить темп жизни города за руку и пробежать за ним хоть несколько минут, чтобы потом снова нырнуть под землю в метро или заскочить в высотное здание своего офиса. Даже невероятные автомобильные пробки были какими-то динамичными, несколько нервными, готовыми при первых признаках движения рвануть вперед и бешеным потоком нестись по улицам, чтобы замереть перед следующим светофором, тяжело дыша боками автомобилей, обдавая жаром двигателей, гулко выдыхая из себя смрад сгоревшего топлива. Дикая скорость и темп!

Другое дело Питер. Это сама интеллигентность и респектабельность. Отец Василий не знал, замечал ли кто еще, но в Питере он практически ни разу не увидел на улицах огромных внедорожников. По Питеру ездят на том, на чем удобно ездить по городу – на «седанах». Солидно, без вычурностей и несуразностей. Такое ощущение, что питерцы, не сговариваясь, приняли правило хорошего тона – «джип» для загородной поездки, и в городе на нем появляться просто неприлично. Темп жизни в северной столице тоже не маленький, но спешат жители степенно, интеллигентно. Даже задумчивая красота архитектуры старинного центра как будто притормаживает темп жизни, приостанавливает бег времени, замерев в позах каменных львов, перекинутых через каналы мостах и мерном плеске волн о мрамор набережных.

Поволжские города живут со своей крестьянской хитринкой и ухватистостью. Здесь всего понемногу – и бешеного темпа, и сонной полуденной лени. И богатых, зачастую до смешного аляпистых особняков, и пыльных двухэтажных, наполовину кирпичных, наполовину деревянных старинных купеческих кварталов. А разнообразие марок машин сравнимо разве что с разнообразием костюмов на древнем восточном базаре.

В сибиряках отец Василий почувствовал какую-то особую основательность. На гостей смотрели без равнодушия или раздражения, скорее с добродушным интересом и ироничным сомнением: а надолго ли ты к нам, сколько тут выдержишь и когда сбежишь. Была в местных жителях серьезная неторопливость, но неторопливость упорная, целенаправленная. Даже динамика больших городов и промышленных центров была степенной и добродушной.

В аэропорту отца Василия встретила машина, которую за ним прислал лично епископ Якутский и Ленский Зосима. Его это удивило. Он считал себя рядовым служителем церкви, даже несмотря на торжественные речи во время проводов. Такое внимание было чем-то вызвано, и это объяснил отцу Василию, приехавший с машиной отец Михаил.

– Знаете, что мы считаем самым знаковым событием? – рассказывал он, пока машина везла их с отцом Василием в епархиальное управление. – Одну интереснейшую находку. Это произошло во время реконструкции Богородицкого храма, воздвигнутого в Якутске в 1752 году. В ее дворе строители обнаружили могилу княгини Анны Гавриловны Бестужевой – первой красавицы Санкт-Петербурга, отправленной в бессрочную якутскую ссылку императрицей Елизаветой Петровной. Конечно, к этому факту можно было бы отнестись, наверное, как к любопытному привету из прошлого. Однако владыка Зосима, который и был идейным вдохновителем грандиозных строительных работ, развернувшихся год назад на Богородицком комплексе, увидел в этом особый знак. Он публично заявил, что в этом сегодня и состоит предназначение церкви – возродить утраченные духовные корни и традиции, связующие нас с предками. Восстановить добрую память о тех, кто был когда-то до нас. Именно в этом – в созидательной роли православной церкви, восстанавливающей не только материальное, но и духовное – владыка Зосима и видит отличительную черту нынешнего времени. Поэтому не удивляйтесь такому вниманию к вам. Больше скажу, владыка лично примет вас, прежде чем вы отправитесь в Верхнеленское.

– В Верхнеленское? – переспросил отец Василий.

– Да, именно туда вас мы и решили направить. Вы знакомы с этими местами?

– Абсолютно незнаком и даже названия такого не слышал, – рассмеялся отец Василий. – А это далеко от Якутска?

– Очень, километров пятьсот. А что, пугает?

– Нет, не пугает, – покачал головой отец Василий. – Скорее удивляет. Так велика епархия и так далеко простираются планы владыки.

– Не только планы, – ответил отец Михаил, – но и свершения также. Причем за очень короткий срок. Меньше чем за десять лет удалось довести число приходов до 44. В Якутии ведь было всего 17 храмов, из которых семь каменные, 20 молитвенных домов, 10 часовен. А теперь количество приходов 53, есть 30 храмов, из них уже 13 каменных. Удвоилось число священников – их сейчас 42. Всего три года назад в Якутске открылось духовное училище, для которого сегодня возводится здание в Залоге. Построено новое здание Епархиального управления, возводится колокольня и облагораживается территория женского монастыря. Очень ценит владыко таких энтузиастов, как вы.

Всего через три часа отца Василия ввели через большую приемную в кабинет владыки Зосимы. Добродушное молодое широкое лицо владыки сразу же расположило священника к нему. Ни за что бы отец Василий, встретив владыку на улице, не сказал, что это человек кипучей энергии и великий организатор.

– Очень рад, – горячо заговорил владыка, – очень. Каждому приехавшему священнику рад, а особенно такому, как вы.

– Ну, не такой уж я особенный, – смущенно заговорил отец Василий.

– Да ладно, мне о вас многое рассказали. Вы ведь в прошлом военный?

– Бывший, – хмуро кивнул головой отец Василий, которому не хотелось ворошить прошлое. – Только много воды утекло с тех пор.

– Не так уж и много, – покачала головой владыка, который заметил, как священник нахмурился. – Вы, и будучи в сане, показали себя человеком сильным и мужественным. Не нужно стыдиться того пути, который привел тебя в храм божий. А такие сильные люди нам как раз и нужны. Вы знаете, что больше половины священников, приезжающих к нам сюда, меньше чем через год уезжают назад?

– Такие высокие требования? – удивился отец Василий.

– Требование одно – служить Господу. Только трудностей не все выдерживают.

– Трудностей я не боюсь, владыка. Не хочу показаться самоуверенным, но именно поэтому я сюда и согласился ехать. Отец Михаил сказал, что вы мне и место уже подобрали, в пятистах километрах от Якутска.

– Совершенно верно. Есть там такое село Верхоленское. Это, конечно, не форпост православной веры, но от больших городов далеко. В этом и сложность. Сел вокруг много, а действующего храма нет. А ведь когда-то собор Воскресения Христова был одним из крупнейших в верховьях Лены.

– Работы уже начались? – спросил отец Василий, чтобы направить разговор в деловое русло.

– Пока только подготовительные. Мы оплатили приобретение семи колоколов. Их заказали в мастерской Владимира Шувалова в городе Тутаев Ярославской области, где колокола отливают старинным способом – вручную. Подбираются подрядные организации, изготовлен рабочий проект на реконструкцию. Но организационных вопросов еще очень много. Не решен вопрос с реставраторами, да и с финансированием до конца еще тоже не определились. Часть работ оплатит епархия со своих счетов, также будет привлечено много пожертвований, как наличными, так и по перечислению от тех, кто может помочь. Кстати, уже есть желающие, которые желают, так сказать, внести свой безвозмездный вклад, участвуя в работах. Есть мастера каменщики, плотники. От них то же не отказывайтесь, но их придется принимать, размещать.

– Ну, тут, я думаю, сельчане помогут, – заявил отец Василий, – дело-то общее. А в остальном, я вижу, что основной задел уже есть. Теперь просто нужно проследить за проводимыми работами.

– Э, нет. Не так все просто. За подрядчиками нужен глаз да глаз. И качество работы нужно принимать и за сроками следить. Обещаю, что и воровать будут, и обманывать будут тоже.

– На реконструкции божьего храма воровать, – не столько в форме вопроса, сколько с горечью произнес отец Василий.

– Что делать, не все придут по велению сердца, кое-кто и за деньгами, – кивнул владыка. – Но работать все равно надо.

– Работать надо, – согласился задумчиво отец Василий. – А скажите, владыко, как вы везде успеваете? Ведь край такой большой.

– Горячее желание есть, вот и успеваю. А главное вера, вера в то, что все у нас получится. Ведь главное сейчас, что закладываются основы духовной жизни людей, которые они стали терять. Когда я приехал сюда, то, как и владыка Герман, служил в Никольском храме, который тогда был Кафедральным собором. И помню, как удивлялся, застав его полупустым. А сегодня и Никольский, и Преображенский храмы переполнены народом. В двадцатых числах сентября начнутся службы в Богородицком храме Якутска, и мы очень надеемся, что он тоже заполнится прихожанами. Хотите, я вам расскажу еще одну историю? – предложил владыка. – Совсем недавно в местечке Тюнгюлю восстановили крест, который был поставлен еще девятнадцатом веке. Там святитель Иннокентий, митрополит Московский, совершил молебен о дожде. Долго стояла засуха, и жители обратились к нему за помощью. Святитель Иннокентий отслужил, и небо, как говорится, прорвало. Тогда люди увидели в этом серьезное знамение в память об этом событии поставили часовню. После революции она, конечно, была разрушена, а вот сегодня уже их далекие потомки решили вновь освятить это место и установить крест. Это о чем говорит? О том, что ничего не забыто! Просто на какое-то время некоторые вечные ценности завалили пыль и мусор, но началось восстановление церквей, и все пакостное слетело. Не случайно в самые тяжелые времена нашей истории начиналось строительство храмов, закладывались монастыри и обетные церкви.

– Я слышал, что Якутская епархия – одна из самых больших в России, – задумчиво проговорил отец Василий, которому положительно воспринял настрой владыки. – Как вам, при таких расстояниях удается охватить тех, кто живет за тысячи километров от столицы республики?

– Тут, знаете ли, мой предшественник потрудился. Еще при владыке Германе в епархии был создан миссионерский отдел, который занялся распространением в Якутии огня веры и православных традиций. Возглавляет его настоятель Преображенского кафедрального собора протоиерей Сергий Клинцов. Священнослужители ездят по отдаленным поселкам, встречаются с людьми. Если есть желание, то их соединяют в общину. Это важно, потому что еще не во всех районах есть священники. Я эту традицию постарался расширить и развить. Мы ежегодно отправляемся в миссионерскую поездку вниз по Лене до Тикси. И вот результат: за это время построены храмы в Тикси, Жиганске, Сангаре, часовня на Лямпушке. Конечно, не везде удается побывать, куда хотелось бы заглянуть, – епархия огромна, но пока есть здоровье и силы, стараюсь и сам ездить. Когда на машинах, когда самолетами и вертолетами, когда по воде. У меня самого в год получается около десяти таких поездок. Наладите все дела в своем приходе, глядишь, и вы иногда сможете участвовать в таких поездках.

– Да, – кивнул головой отец Василий, – край действительно огромный. А в каких улусах православных храмов еще нет?

– Единственный, пока неохваченный регион – север Якутии, где приходы по-прежнему действуют как миссионерская служба. В большинстве же районов церкви есть. Хотя, конечно, лучше в этом плане развита Южная Якутия, где строить проще, потому что есть железная дорога, да и населения побольше. Понемногу ситуация меняется в Центральной Якутии, в ее западной части строится много храмов.

* * *

Верхнеленское с выселками, сезонным рыбачьим поселком и Охотзаготконторой составляли отдельное муниципальное образование. Жителей тут было около пяти тысяч человек, но зато была своя начальная школа. Муниципальный управляющий Николай Петрович Прокопенко был на удивление молод, но пользовался уважением односельчан. Честно говоря, Николаем Петровичем его звали здесь редко. В основном уважительно – Петрович, иногда и просто Николаем.

Прокопенко служил в Якутии срочную, познакомился с девушкой, студенткой педагогического училища. Долго парень думал о том, что ему делать после дембеля, и принял неожиданное решение для своих сослуживцев. Он решил остаться служить в этой же части по контракту. Гражданской профессии у него не было, а места эти ему нравились. Ехать домой в свою деревню – а там что делать? Вот и остался Коля Прокопенко служить старшиной автороты. Поженились они со Таней, родился у них сын, но тут случилось несчастье. Молодой водитель не справился с управлением и перевернул машину, в которой ехал со старшиной. В результате Прокопенко оказался в госпитале со страшными переломами. Особенно пострадала одна нога. После госпиталя Прокопенко комиссовали из армии по состоянию здоровья. Решили с женой уехать пока в ее родное село Верхнеленское. Нужно было на что-то жить и как-то устраиваться. Пошла Таня работать учителем в сельскую начальную школу, а Коля принялся думать о получении профессии. А пока думал, общался с односельчанами. Вот тут-то Прокопенко и окунулся в местные проблемы. Энергичный характер, старшинская хватка и умение отстаивать свою точку зрения постепенно толкнули его к участию в решении сельских проблем, несколько раз ездил в район делегатом от местных жителей. Вот тут и стали замечать окружающие, что у парня-то получается. И доказывать и убеждать кого надо, причем не только своих сельчан, но и районных чиновников. Что-то удалось выбить в районе, кое-что благодаря его настойчивости включили в планы на следующий год. Вот тут-то вопрос и встал ребром: а становись-ка ты, Николай Петрович, муниципальным управляющим тут у нас, взамен тихого и безобидного пенсионера. И стал. За пять лет своего управления Прокопенко заслужил уважение сельчан, несмотря на то, что ему не было и тридцати. Он отремонтировал здание начальной школы, добился, чтобы школьный автобус заезжал в Верхнеленское за старшеклассниками, организовал свою сельскую почту на общественных началах, силами сельчан построил и пристань. В этом году районные власти закончили строительство грейдера до села, так как прошлые годы весной и осенью во время распутицы добраться сюда на машине было невозможно. А за то, что Прокопенко наладил порядок с пенсиями, льготами и другими бумажными делами, которые местные старики сами сделать не могли, многие из них при встрече кланялись управляющему в пояс. Это приводило Николая в крайнее смущение, а его жену Татьяну в состояние тайного восторга.

Отец Василий смотрел на молодого управляющего с некоторой улыбкой. Хороший парень, молодец. Помощи от него будет много, это хорошо, когда такие люди вокруг. Но должен же у него быть какой-то недостаток. Не бывает так в жизни, чтобы человек состоял только из достоинств. Уязвимое место, с точки зрения священника, обнаружилось через несколько минут после начала их беседы. Точнее, это не столько недостаток, сколько незрелость. Прокопенко был убежденным атеистом, напрочь отметая все, что связано с религией. Ему еще не хватало мудрости создавать хотя бы видимость уважения к чувствам верующих, слишком показным было равнодушие. То, что Прокопенко включился в работу по восстановлению храма, было для него одним из текущих моментов его службы и все. А общение с прибывшим священником и помощь в организационных вопросах – не более чем чувством долга перед односельчанами. Если уж народу до зарезу нужна церковь, то пожалуйста, чем могу помогу, и сделаю все, что обязан сделать управляющий. Но вы уж меня за свои дела религиозные не агитируйте. На эти замечания Прокопенко – надо отдать должное, что делались они в уважительной форме – отец Василий реагировал с иронией. Он смотрел на парня как на взрослого ребенка и слушал его рассуждения с плохо скрываемой улыбкой. Не пришло еще его время, не видел он настоящей боли в своей жизни, беды, которая оставляет в душе и на сердце огромные рваные незаживающие раны. И на мир Прокопенко еще не научился глядеть с душевным родством. Для него окружающий мир был пока лишь сферой своей бурной деятельности. Ну, да бог с ним, думал отец Василий, придет его время – сама душа попросит.

Священник придерживался точки зрения, что навязывать другим свои религиозные воззрения не стоит, и даже вредно. Часто это отталкивает от церкви и священников тех, кто еще не готов понять и принять душой. Активно помогать найти свой путь нужно тем, по мнению отца Василия, кто сам его ищет. Вот тут уже велика роль священника, пастыря. А на остальных, пусть даже убежденных атеистов, воздействовать нужно собственным примером. Им нужно показать, что вера – это прекрасно, это чистота духовная, любовь ко всему миру и всем живущим в нем. Слишком глубоко еще сидели в некоторых людях чисто советские стереотипы, особенно 20 – 40-х годов. «Религия – опиум для народа!» Это было понятно и оправданно, с точки зрения руководителей страны того времени. Им нужен был хорошо управляемый народ, который верил бы только в одно – светлое коммунистическое будущее, боготворил исключительно руководителей государства, читал не Святое Писание, а конкретику – газету «Правда», материалы съездов и пленумов ЦК КПСС, художественную литературу, одобренную цензурой. То, что пыталось создать руководство советского государства, походило на религию, но извращенную, в основе которой стояло зло. Очень трудно людям, убежденным в нетерпимости к врагам, верившим, что нужно «до основанья, а затем…», принять всепрощение и любовь православия. Для того, чтобы народ пришел в церковь и взглянул на мир с другой стороны – без ненависти, нужны десятилетия кропотливого просвещения, мировой жизни, возрождения духовности, прививаемой еще родителями с самых малых лет.

– Зря вы так, Николай Петрович, – с улыбкой возразил отец Василий на слишком откровенные слова управляющего, касающиеся его личного отношения к религии и верующим.

– Почему зря? – не понял Прокопенко. – Вы пытаетесь загнать весь народ в свои церкви и читать им там свои проповеди?

– Сразу три ошибки, – развеселился отец Василий, – и в одном предложении.

– То есть? – опять не понял молодой управляющий.

– Во-первых, мы никого не загоняем в церкви, – пояснил священник. – Церкви существуют для того, чтобы в них приходили те, кому они нужны, – для верующих. И не закрываем двери ни перед кем, даже перед теми, кто приходит в них ради любопытства. Во-вторых, это не наши церкви. Вы говорите о них лишь как о ведомственных домах культуры, которые находятся на балансе неких организаций или органов. Церковь – это еще дом Божий, храм, в котором верующий может через священников общаться с Господом, молиться святым образам. Храм – это больше духовная потребность, а не место сборищ. И, в-третьих, что значит «свои проповеди»? Проповедь – это беседа, в которой священник говорит, а паства отвечает ему своим душевным порывом; это наказы Божии, примеры православных святых, ответы на вопросы, которые возникают у верующих не по сознанию, а по чувствам.