Текст книги "Алмазы Якутии"

Глава 8

Слипшийся верхний слой снега образовал непрочную ледяную корку. Ступая по ней, Егор то и дело проваливался. Завывания ветра стихли – гигантский полог деревьев не пускал его в глубь тайги. Здесь царила первобытная тишина, нарушаемая лишь отдаленным гулом. Происхождение этого гула оставалось загадкой – не то ветер сонно шевелил верхушки лиственниц и елей, не то какие-то животные обменивались друг с другом только им понятными сигналами.

Над выгнутыми верхушками елей лимонной желтизной светился растущий месяц. Егор остановился после часа бешеной ходьбы. Посмотрел на небо. Прикинул в уме, в каком направлении идти. Сердце стучало как молот. Его учащенное биение по невидимым нитям спускалось к животу и отдавалось там болезненными спазмами.

Зажав карабин под мышкой, Егор поднес ко рту руки, стараясь их согреть. Ситуация выглядела не очень обнадеживающей. Впереди – океан тайги, позади – преследователи, которые хуже диких зверей.

Нужно идти. Егор оторвался от ствола огромной лиственницы и зашагал в выбранном направлении. Дышал через нос, стараясь привести дыхание в норму. Он не чувствовал страха или отчаяния. Его захлестнула неумолимая механика движения – древний инстинкт, подчиняясь которому человек старается выжить в любой ситуации, когда оказывается посреди неисследованного пространства.

Мысль об отдыхе не приходила ему в голову. Ему казалось, что он может идти так целую вечность, несмотря на мороз, несмотря на безграничное пространство тайги.

Он уходил от преследователей и терять ему было нечего. Замерзнуть в тайге или попасть в лапы Карагодину было для него равнозначно.

Он шел как заведенный. Ритм шагов, замедляемый провалами в снег, спасал от ненужных размышлений.

Сколько он может так пройти? День, два, три? Что потом? Как ему спать, что есть? – эти вопросы не нарушали чудовищной гармонии, которая устанавливается в иных обстоятельствах между отчаявшимся существом и стремящейся поглотить его стихией.

Каковы были его перспективы? У него был карабин, пачка патронов, спички, нож, две банки тушенки. Пройдя еще пять-семь километров, он мог бы устроиться где-нибудь на ночлег. Найти какое-нибудь защищенное место, соорудить из веток небольшой костер, разогреть тушенку, согреться самому...

«Это уже кое-что», – улыбнулся заледенелыми губами Егор.

И потом, не может же тайга быть совсем необитаема? Егор кормился иллюзиями цивилизованного человека, отказывающегося верить в существование необитаемых островов.

Егор пробирался меж веток деревьев. Лес становился гуще. Его сонное равнодушие почти не беспокоило Егора. Люди для него представляли большую опасность. Чтобы как-то занять свой мозг, он принялся как-то отстраненно размышлять о перспективе замерзнуть насмерть в этом лесу. У них был на станции такой случай. Один сотрудник неумеренно выпил и замерз. У него остались жена и маленькая дочка. Алкоголь заглушает инстинкт самосохранения.

Он читал, видел в кино, как это происходит. Обессилевший человек падает в снег и радуется тому, что наступил отдых. Не надо больше никуда идти, сопротивляться белой стихии, заставлять себя сделать еще шаг... Вот так падает, садится, засыпает. На волосы и бороду стекается снежное серебро, облепляя человека мертвой коростой. Он засыпает, медленно, сладко... Сознание растворяется в белом хаосе, мозг отказывается фильтровать реальность и сны. Наверное, человека посещают какие-нибудь приятные галлюцинации. Он видит себя по пояс в траве, в райском саду, журчит ручей, сотканные из воздуха и света проплывают силуэты неземных красавиц...

Егор остановился. Прислушался. Напрягать слух было необязательно, чтобы в висящем где-то в отдалении гуле различить ленивый и жалобный вой волка.

Егор ускорил шаг. Он почти бежал. Но вой его преследовал. Он разрастался, ширился, креп. Одному голосу, выбивавшемуся из общего тоскливого скулежа, вторил другой, «песню», которая, казалось, вот-вот умолкнет, подхватывал третий голос.

Егор стал озираться. Снег, тусклый под сенью ветвей, на более открытых участках отсвечивал лунной желтизной.

«Волки необязательно нападают, – мелькнуло в голове у Егора, и в ту же секунду он скорее почувствовал, чем услышал быстрое скольжение тени за деревьями. Егор напрягся, взял ружье на изготовку. – Нет, просто так эти серые пираты меня не возьмут!»

С другой стороны шевельнулась ветка. Неуловимо тонко хрустнул подмороженный снег. Егор посмотрел туда и увидел несколько быстрых темных силуэтов.

Егор прижался спиной к стволу сосны. В морозной свежести растекался едва уловимый запах смолы.

«Как быстро они приблизились!» – подумал Егор, по-прежнему упираясь спиной в ствол дерева. Однако все смолкло. И Егору на минуту показалось, что стая пробежала мимо. Он напряженно вглядывался в подернутую скупым лунным сиянием темень. Лицо горело от мороза, сквозь рукавицы он чувствовал холодную сталь карабина.

Идти дальше? Он машинально посмотрел вверх. Его взгляд затерялся в густой кроне сосны. Нет, взобраться на нее невозможно – гладкий толстый ствол не оставляет шанса.

Он снова огляделся. Сзади справа что-то мелькнуло. И тут опять раздался тоскливый вой. На этот раз он был до того явственным и звучным, что сердце у Егора мячиком подскочило к горлу, а потом скатилось куда-то к желудку. Он почувствовал неприятное сосание под ложечкой.

«Слава богу, что ружье есть...»

Отголосок воя еще томился меж заснеженных лап лиственниц, когда Егор различил в сумерках три бесцеремонно надвигающихся силуэта. Он выстрелил, не надеясь на попадание. Было слишком темно. Силуэты растворились во мраке, тишину разорвал свирепый рык. И снова все смолкло.

У Егора мелькнула надежда, что хищники испугались. «Ну не такие же они глупые!»

Волк – животное умное, хитрое... Но и отважное. Но раз волки собираются напасть на него, значит, они голодны. И так просто не отстанут.

Наступившее безмолвие таило в себе ощутимую угрозу. Стрелять в ночь не было смысла. Егор не знал, сколько хищников в стае, но не сомневался, что не менее шести-семи. А то и все десять. Он знал, что волки придерживаются в охоте особой тактики. Они распределяют обязанности, одни гонят добычу, другие обходят с фланга, загоняют в засаду.

Егор вздрогнул и обернулся. Рядом, в нескольких десятках метров выли волки. На этот раз вой не отличался особой протяжностью. Волки, очевидно, чувствовали себя вполне уверенно. Они взяли его в кольцо!

Подтверждая его слова, слева метнулась черная тень. Егор выстрелил. Опять промазал. Тень исчезла. Окружающие сосну деревья не давали возможности контролировать подходные пути.

Егор затаился. Затаились и хищники.

Нет, не удастся ему спокойно и безболезненно замерзнуть в снегу, с иронией подумал Егор. Если только волки не снимут осаду и не уберутся восвояси.

В этот момент совсем близко из-за ствола лиственницы вынырнул огромный волк. Егору даже показалось, что он видит, как сверкают глаза хищника, слышит, как клацают его клыки. Егор, быстро среагировав, нажал курок. Раздался оглушительный выстрел – точно ухнуло подпиленное дерево. И следом – визг. Подстреленный в прыжке, волк глухо шмякнулся на снег. И тут же пространство затопил угрожающий вой его сородичей. Волк лежал неподвижно.

Егор достал коробку и заполнил магазин карабина. Атака не возобновлялась. Так прошло почти два часа. Егор плясал на месте, чтобы не замерзнуть. «Что же, эти гады решили взять его измором?» Карабин выпал у него из рук при очередном приседании, и в ту же секунду, словно заметив это, к нему метнулись два волка. Он подхватил оружие, выстрелил, потом еще и еще. Хищники вовремя скрылись за деревьями и запорошенным снегом багульником.

Снова наступило изматывающее затишье. Егор замер, прислушиваясь к лесу. Справа послышался нетерпеливый скулеж. Потом рык.

«Видно, сильно оголодали, если бросаются на человека», – подумал Егор. Он снова забегал вокруг дерева. Руки почти не чувствовали карабина. Егор держал его на согнутых локтях, прижатым к груди.

В течение часа он то прыгал и приседал, то застывал на месте, то сползал по стволу сосны. Усталость превратила его тело в ватный столб. То и дело слышался вой – будоражащий, жуткий, предвещающий смерть. Рискуя стать легкой добычей, Егор пробежался до растущей неподалеку березы. Достав нож, срезал несколько тонких веток. Пока срезал, все время косился по сторонам, ожидая нападения. Вернувшись к сосне, сложил срезанные ветки и вынул из кармана спички. Порывшись в карманах, выудил из внутреннего два свернутых клочка бумаги. Ими оказались билеты на самолет, на рейс, которым они с Ириной прилетели в Якутск. Горько усмехнулся.

Ему казалось, что со времени их прилета в Якутск прошла вечность. Мог ли он тогда предположить, что события закинут его в глухую тайгу и он станет для волков лакомым куском?

Руки повиновались с трудом, но Егору удалось разжечь огонь с одной спички. Этому он научился в экспедициях. Проходил курсы выживания. Сжег лишь один билет, другой убрал в карман. В тайге надо экономить! Костер получился скромный, но Егор был доволен. Он присел на корточки и вытянул над хилым пламенем озябшие руки. Огонь мгновенно поглотил два голубоватых клочка.

Такой огонек волков не остановит – это как дважды два. Но сильный огонь будет сильно дымить. Дым поднимется к небу, может привлечь чье-то внимание. У Егора были еще патроны. Был еще нож. Согрев руки, он почувствовал себя значительно лучше. Но костер, кроме тепла, нагонял дрему. Организм расслабился. Егор зевнул, потом встал и вытянул над огнем правую ногу. Он грел ноги попеременно, потом снова опустился на снег и, подогнув их под себя, задремал. Незаметно для самого себя провалился в вязкую жижу судорожной дремоты. Его сознание то поднималось на поверхность, то, барахтаясь, снова погружалось на дно.

Протек еще час. Медленный и мучительный.

Небо на востоке, клочками проглядывающее в густом кружеве высоких крон, тронула предрассветная бледность. Егор безнадежно смотрел в эти светлеющие прогалы. Ему не удалось уйти на безопасное расстояние. Обнаружить его – пара пустяков. Затянувшееся противостояние с волками ломало все планы Егора. Хотя какие уж у него были планы? В нем трепетало примитивное желание выжить, оторваться от преследователей.

Егор снова погрузился в дремоту и выпустил карабин из рук. Пламя в костре угасло, и теперь над одетой в белую коросту землей тянулся слабый серый дымок. Егор спал.

Сон его покачивался, как сосновые ветви на ветру. Кто-то сильный и осторожный раздвигал эти ветки, снег летел с ветвей, холодной пылью окропляя Егору лицо.

– А-а! – Егор ударился головой о ствол сосны.

Его согнутая рука уперлась локтем в пасть хищнику. Огромный, высотой чуть меньше метра в холке волк, свирепо рыча, навалился на него всей массой своего тела, прижимая к подмерзшему снегу. Волк был истощавший, поэтому чересчур агрессивный. Егор опрокинулся на спину, стараясь отбиться ногами. Но хищник был сильнее. Он отчаянно наседал, целя клыками в глотку. Егор ухватил волка обеими руками чуть пониже ушей, завел большие пальцы за волчьи щеки и пытался отвести от себя его смертельные зубы. Волк тяжело и грозно урчал, его злые глаза горели у самого лица Егора.

Консервные банки в карманах били по ногам.

Егор, не чувствуя боли в прокушенной руке, старался перевернуться вместе с волком, чтобы тот оказался под ним. Тогда бы он дотянулся до карабина... Но у него ничего не получалось. Хищник был необыкновенно силен. Тогда Егор снова подставил раненую руку волчьим клыкам, а другой рукой достал нож из кармашка на правом бедре. Краем зрения он увидел еще одного волка. Тот словно робел или выжидал, чтобы напасть наверняка. А может, был уверен, что его напарник справится с человеком. Волка отделяло от борющихся расстояние в несколько прыжков.

Издали донесся равномерный гул вертолетного двигателя.

Егор напрягся, усилием отстранил от себя волка и... всадил ему охотничий нож в грудь по рукоять. Нож вошел в тело бесшумно и легко, как в кусок подтаявшего масла. Егор выдернул нож. Хищник дико взвыл. В последний раз блеснули его глаза. Блеснули безумно и остекленело. Кровь из раны хлынула Егору в лицо.

И в этот момент к нему подскочил другой волк. Все это время он был нерешителен, поглядывал наверх и жался к земле. Но теперь он скалился и, казалось, был готов разорвать Егора на куски.

Тот, быстро перекатившись, нащупал карабин. Прицелиться не было времени. Поэтому он просто надавил на курок. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от правой лапы хищника. Волк издал короткий рык и, подскочив, кинулся прочь.

Егор машинально спрятал нож в карман и, зачерпнув ладонью шершавые ошметки развороченного снега, поднес к лицу, стараясь смыть кровь. Снег корябал щеки, лоб, подбородок. Левая рука сочилась кровью. В месиве шерстяных ниток, натурального пуха и синтепона маячила довольно глубокая рана. Егор поднялся, держа здоровой рукой карабин, больную – прижимая к телу.

Шум вертолета раздвигал тайгу. Застреленный волк лежал на снегу, похожий на красивую скомканную шубу. Пепельный круг от костерка резко выделялся на фоне белого глянца. В бледном свечении туманного утра промелькнули серые тени. Напуганные вертолетом волки убегали, сняв многочасовую осаду.

Егор поднял глаза к небу. Он понял, что деваться ему некуда. Холодное, мертвое отчаяние сковало его.

И все-таки он побежал. Ноги проваливались в снег, шум вертолета дрожал в ушах, стволы деревьев, казалось, затеяли адскую пляску. Колени дрожали, глаза слезились, пальцы рук ничего не чувствовали. Он бежал, пока, поскользнувшись на склоне, не полетел кубарем в овраг. Он катился вдоль ствола поваленной лиственницы, пока не ударился плечом о большую каменистую кочку и не очнулся посреди заснеженного бурелома. На него обрушился душ из белых комьев. Карабин отлетел куда-то в сторону. Консервные банки в который раз больно ударили по бедрам, с глухим металлическим звуком шваркнулись при падении о землю.

От вертолетного рева, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Поломанные ветви березы зигзагообразно сплелись над головой Егора, образовав другое небо.

На его запрокинутое разгоряченное лицо мягко, словно в замедленной съемке, планировали оторвавшиеся от хлопьев снежинки. Посреди вертолетного шума неожиданно сплелась прохладная крона тишины. Точно Егор вылетел в стратосферу или без сознания лежал посреди развороченного улья, не слыша надсадного жужжания, не чувствуя боли от укусов.

Между тем нарастающий рокот вертолета разросся до горизонта, а потом начал медленно слабеть, стягиваться к упорно парящей точке. Егор чуть приподнял голову – темные контуры машины маячили над лесом, поднимавшимся по противоположному склону оврага.

Его не заметили! Он готов был петь и танцевать. Вот только мешала больная рука, да голос ушел, как корень сосны в таежную почву.

Откуда взялся этот овраг? Наверное, старое пересохшее речное русло... Река высохла, и мощная таежная флора придвинулась к ее берегам.

Егор в который раз подивился закону природной восполнимости, как он называл чудо безостановочного воспроизводства. «Вот так и поверишь в бога», – думал Егор, разум которого не мог, как ни старался, охватить мир одновременно в целом и единичном. «Удерживать эти две крайности по плечу только богу», – решил он и прикрыл веки.

Рана саднила. Он лежал неподвижно, времени у него было навалом. Утро не принесло потепления, но, зарытый в снег, Егор не чувствовал холода. Вертолет мог вернуться в любой момент. Карагодин, возможно, захочет заново прочесать весь район.

И все-таки странно, что он не ощущает холода, – мелькнула у него чуткая мысль. Может, он засыпает, то есть замерзает? Егор открыл глаза, шевельнул здоровой рукой, потом ногами. Нет, он еще жив. Если бы не рана!

Он стал машинально двигать конечностями, чтобы не замерзнуть. Потом вспомнил о карабине. Повернул голову туда-сюда. Оружие, почти целиком врытое в снег, лежало в нескольких метрах слева. Виднелся только кончик ствола.

Патронов у него мало, продовольствия – две банки тушенки. Он может растянуть каждую банку раза на три. В лесу есть всяческий подножный корм вроде ягод, шишек и тому подобного... Спичек у него предостаточно. Но сколько ему идти? Где ближайшее жилье? Все равно какое – улус, изба, землянка. Кровь в ране резко пульсировала. Егор поморщился. Гул вертолета все удалялся, пока не слился с дрожанием морозного воздуха. Все равно надо было лежать... Карагодин мог вернуться.

Глава 9

Сколько прошло времени, прежде чем он сел в снегу, Егор не знал. Поднимался он медленно, осторожно, стараясь не разбередить рану. «Надо что-то делать с этим», – подумал он, глядя в распоротый рукав куртки.

Рану необходимо промыть. Он решил это сразу. Вот только сделать это было непросто. Он встал на ослабевшие ноги, направился к карабину. Поднял его, потряс. Потом окинул взглядом склон оврага. Да, подниматься придется долго.

Егор пересек овраг и стал подниматься. Используя карабин в качестве опоры.

Это оказалось, как он и предполагал, делом нелегким. Ноги проваливались в снег, подошвы скользили. Не удержавшись, он свалился. Вскрикнул от боли: упал на больную руку.

Снег запорошил дыру на рукаве. Но холод был даже приятен. Егор с усилием перевернулся на живот, потом подобрал под себя ноги, встал на четвереньки, опираясь одним локтем о землю, и, медленно сев, отдышался. Потом облокотился на карабин и тяжело поднялся.

Продолжил путь. На этот раз Егор ступал более осторожно и размеренно, не торопился. Но все равно скользил и еще пару раз падал. Наконец он добрался до ствола поваленной ели и сел отдохнуть, расположившись возле места слома. Он воткнул карабин в снег, снял рукавицы и грел дыханием покрасневшие заледеневшие пальцы.

Сначала они не поддавались. Потом стало возможным скупо двигать ими. Егор надел рукавицы, встал со ствола и продолжил подъем. Задыхаясь, он хватался за ветви стелющейся березы. Наконец выбрался из оврага. Огляделся. Достал из кармашка нож и срезал несколько молодых ветвей с невысокой лиственницы. Разделил их на две кучки. Из одной сложил костер. С больной рукой это заняло гораздо больше времени, чем обычно.

Достав из кармана оставшийся авиабилет, Егор поджег его и угнездил в кольце веток. Огонь принялся. Егор достал консервы. На коричнево-желтой этикетке значилось: «Тушенка говяжья, вес нетто четыреста граммов», дата изготовления, срок реализации – отпечатан черным, неотчетливо, произведена Олекминским мясокомбинатом.

Когда образовались угли, Егор вскрыл ножом банку. От банки пошел аппетитный запах человеческой пищи. Егор поставил ее на угли.

Над банкой разрасталось горячее облако мясного аромата. Егор втягивал его ноздрями. Жир начал закипать. Пустой желудок спазматически урчал. Егор вдруг почувствовал страшный голод.

На три раза, как он планировал, банку разделить не удастся. И не потому, что он был так голоден, а потому что Егору нужна была посудина.

Он оттянул рукав куртки, используя его вместо тряпки, и снял банку с углей. Ел он при помощи ножа, жадно и быстро, обжигая рот и рискуя обрезать губы.

Когда с тушенкой было покончено, он наполнил банку жестким снегом и, подложив веток в костер, раздул его. Снова водрузил банку на угли.

Желудок праздновал насыщение. Это было чертовски приятно. По телу разливалось живое тепло. Как все-таки много значит пища! Егор не хотел думать о том времени, когда вторая банка тушенки будет съедена и ему придется самому добывать корм.

Вокруг царила тишина. Если не считать неугомонного дятла, стучащего клювом по стволу далекого дерева. Снег в банке растаял, потом вода пошла мелкими пузырями. Егор снял банку, ополоснул ее от жира и вылил воду. Снова наполнил банку снегом и поставил на огонь.

Пока снег таял, Егор срезал с ближайшей сосны ветку. Мелко нарубил и бросил в закипающую воду. Прокипятив воду с хвоей несколько минут, снял банку и поставил на снег.

Долго остужать не пришлось. Температура была низкой. Егор принялся за дело. Для начала он попробовал снять куртку. Левый рукав не поддавался. Сочащаяся из глубины раны кровь омывала ее запекшиеся края, густела и въедалась в ткань. Нитки и клоки материала прилипли к ране, точно вросли в нее, и оторвать их, казалось, было невозможно. Егор снова достал нож из кармашка и принялся распарывать рукав. Когда разрез на рукаве оказался достаточным для манипуляций, он смог безболезненно снять куртку. Потом проделал то же самое с джемпером. Оставшись в одной футболке, Егор подцепил ножом сначала правый рукав, распорол его, потом – левый и сорвал ее с себя. Отложил в сторону.

Егор набросил куртку на плечи и стал размачивать присохшие нитки. Они поддавались с трудом. Рискуя подцепить воспаление легких, он несколько раз кипятил хвойный настой. Кое-как размочив нитки, он принялся медленно отсоединять ткань от краев раны. Его лицо то и дело искажала гримаса боли.

Наконец он промыл рану хвойным настоем и, подобрав футболку, перетянул руку. Он держал зубами один конец футболки, а другой тянул здоровой рукой. Трясясь от озноба, он напялил на себя джемпер, потом куртку.

Срубил еще несколько веток и подбросил в угасший костер. Достал спички, запалил. Он просидел у костра не меньше часа. Потом подобрал карабин и тронулся в путь, положив пустую банку в карман. Бессонная ночь давала о себе знать, рана тоже. Ноги подкашивались, тело налилось свинцом. Мысли в голове скакали и путались.

Сквозь кроны сочилось белое солнце. Как только Егор задирал голову, она кружилась, и ему казалось, что он вот-вот упадет на землю без чувств.

Он прошел около трех километров. Однообразие безлюдного пространства угнетало. Запалив новый костер, Егор присел над ним и вытянул руки. Наступило не лучшее время. Время трезвого анализа. Впереди простиралась тайга. По солнцу он определил северо-западное направление. Но это было слабым утешением. Сколько ему идти в этом направлении, пока он встретит хоть какой-то намек на человеческое жилье?

«Все-то людей тянет к себе подобным, – невесело усмехнулся Егор. – Так уж устроен человек, – принялся размышлять он, – ничего тут не поделаешь. Это в городе он ищет убежище от шума, суетливого внимания соседей и коллег. А в тайге его влечет к людскому жилищу».

Он прикрыл глаза. Представил лицо Ирины. Обеспокоенное, недовольное, настырное. Настоящая дочь своего края. Прямая, несгибаемая, требовательно-беспощадная. Но она умела быть и ласковой, понимающей, доброй.

Следом за Ириной возник Кюкюр. Егор распахнул глаза. Не время сейчас дремать или задумываться о прошлом. Надо идти.

Егор поднялся и зашагал. Медленнее и тяжелее. Временное облегчение, которое принесла промывка и перевязка раны, уступило место новому приступу боли. Егор ощущал в руке сильную пульсацию и не сомневался, что в ране начался воспалительный процесс. Рана была коварной, со рваными краями.

К вечеру Егор совершенно ослаб. Впереди лежала огромная сломанная сосна, за ней, в темном изумруде веток, маячил просвет. Егор обошел дерево. Тайга неожиданно перешла в редкий ельник, а тот вывел на поляну. Поросшая кустарником, она плавно спускалась к болоту. Егор увидел на кустах чернильно-пурпурные ягоды. Они ярко полыхали среди снежных шапок. Егор сорвал ягоду и положил ее, освежающе морозную, в рот. Брусника.

Полакомившись ягодами, он огляделся. Перед ним расстилалось болото. Не замерзшее, оно тусклой зеленовато-бурой змеей вилось среди заснеженных островков. Осока и мхи. Прибитая морозом трава инисто лоснилась. У краев болота замерла хрупкая ледяная корка. Далеко справа и слева темнел лес.

Егор решил идти прямо, выбирая твердую почву меж извилистой топью. Пройдя несколько десятков метров, он вышел к незамерзающему болоту, над которым висело серое облако тумана. На поверхности плавала ледяная корка, но под ней угадывалась темная глубь. Кое-где маячила жижа – цвета чая. Справа убегала к лесу гряда островов, но, чтобы добраться до них, надо было преодолеть топь шириной в два метра.

Если бы болото было замерзшим! Он видел такие верховые сфагновые болота – их срединная часть заметно выпирала, потому что торф здесь накапливался интенсивнее. Над поверхностью поднимались ледяные бугры с постоянным мерзлым ядром внутри. Некоторые из таких бугров достигали в высоту до десяти метров.

Но ему попалось иное болото. Перегнивая в его мутной глубине, растительные остатки выделяли тепло, которое нагревало застойную воду, препятствуя ее замерзанию.

Егор несколько минут стоял в нерешительности. Возвращаться значило потерять уйму времени. Сколько ему придется идти в обход? К тому же начало смеркаться и надо было что-то решать.

Егор разбежался и прыгнул. Его левая толчковая неудачно соскользнула с заиндевевшей травы, он оказался по колено в холодной липкой жиже. Карабин выпал из руки, мягко приземлившись на тронутый снегом пепельно-бурый мох. Егор что было мочи уцепился за твердую землю. Его пальцы впились в мох, пытаясь достать до стелющихся веток березы. Он попытался подтянуться, не обращая внимания на боль в руке.

Чавкающая жижа облепила его, въедаясь в него, наполняя его тело избыточной силой тяжести. Егор сделал еще одно усилие. Пальцы на сгибах побелели. Он скрежетал зубами, в отчаянии чувствуя, что последние силы покидают его.

Нижние конечности не слушались его, точно не были частью его тела. Он увязал в холодной мутной каше.

И тут до его слуха донесся гул работающего двигателя. Он приближался, похожий на жужжание гигантского шмеля.

«Вертолет»! – ужаснулся Егор. И то, перед чем оказался бессилен разум, сделал страх. Егор что было сил рванулся вперед, разгребая тяжелую ледяную воду и хватаясь за ветки. Он чувствовал, как кровь заливает его руку под перевязью. Горячую, ее ни с чем нельзя было спутать. Тело Егора изнывало от леденящего липкого холода.

Вертолет повис над восточной окраиной леса, а затем стал медленно надвигаться. Егор вылез из болота. А что дальше? Его мокрые, облепленные грязной жижей штанины сразу начали затвердевать. Егор отчаянно работал руками, ногами. Поднял карабин.

На вертолете заметили его. В этом не было никакого сомнения. Машина спокойно приближалась. Или сидящие в вертолете люди были уверены, что он никуда от них не денется, или просчитывали ситуацию. Посадить машину среди разросшегося болота было невозможно. Если же приземлиться на поляне, откуда шел Егор, то у него был шанс улизнуть. Он выигрывал во времени. Можно было еще нависнуть низко над болотом и вести Егора, пока он не вступит на надежную почву. Но там снова был лес, если не считать микроскопического участка земли, на котором росли береза и осока.

«Стрелять они не будут, – убеждал себя Егор, – я им нужен живым. Они ведь хотят узнать, где алмазы».

Он пополз, скользя по схваченной морозом траве, перебирая руками меж кочек, цепляясь за них. Потом заставил себя подняться. Ноги дрожали, не слушались, руки с трудом держали карабин.

Егор косился на вертолет, который неумолимо приближался.

Внизу стыло широкое, иссеченное островами болото. Вертолет начал снижаться.

– Не уйдет, гад, – торжествующе и хищно улыбался Карагодин, высовываясь из кабины, – на-ка, выкуси... Садись, садись, – показал он пилоту.

– Не могу сесть, – сказал пилот, – негде.

– Надо, тезка, сесть, как хочешь. – У Карагодина чесались руки, и он начал нервничать.

– Понятное дело, но тут болото, а там лес... Можно на поляне, потом пешком...

– Ага, – раздраженно мотнул головой Карагодин, – а он, падла, за это время уже в лесу окажется!

– Так что будем делать? – спросил пилот.

– Ты этой вертушкой управляешь, ты и решай. Я знаю только одно, мне этот хрен живым нужен. У меня к нему разговорец серьезный.

– Тогда можно попытаться зависнуть над ним, лестницу спустить...

– А Гришка по этой лестнице соскочит на землю? – усмехнулся Карагодин. – Гришка, ты готов? Коля дело предлагает. Будешь как каскадер...

Майор с недоумением посмотрел на Карагодина.

– Надо, брат, ничего не поделаешь... – пробурчал Карагодин.

Вертолет завис у Егора над головой. Егор не прекращал движения, то и дело рискуя снова свалиться в болото. Он из последних сил перебирал ногами, перепрыгивал через топь, не обращая внимания на призывы Карагодина, которые перекрывались грохотом двигателя.

– Эй ты, мешок с дерьмом, – вопил тот, – стой, все равно не уйдешь. Стой, падаль!

– Да пошел ты, – огрызнулся Егор.

Как назло, он поскользнулся и упал. Его падение вызвало насмешки. Вертолет все больше снижался. Егор прикрыл голову руками. Жухлая дремотная вода заволновалась.

– Вы посмотрите на этого Фенимора Купера, – смеялся довольный Карагодин, – от него так воняет, что даже сюда доходит. Где ты так перемазался? В говно провалился? Давай, Гриша... Хлеб отрабатывать надо.

Григорию лезть не хотелось. Егор, по-прежнему пригибаясь к земле, поднял глаза на вертолет. Он увидел, как из его нутра выбросили веревочную лестницу, и мент стал выбираться из кабины.

Егор ползком стал пробираться между кочек. Потом вдруг развернулся и наставил на майора карабин.

– Убью, – крикнул он.

Мент озадаченно посмотрел вверх, на Карагодина. Они не слышали того, что кричал Родионов, но наставленный на спускавшегося карабин говорил лучше всяких слов. Егор воспользовался заминкой, вскочил не помня себя и побежал к лесу. Вертолет летел за ним, очень низко, наполняя округу диким рокотом. Казалось, что разогретое подземным огнем болото закипает.

Егор перепрыгнул через последнюю «лужу» и оказался на поляне. Он повернулся и, подняв карабин, почти не целясь, выстрелил. Пуля прошла в трех сантиметрах от виска майора. Следующая зацепила плечо, вырвав из бушлата клок меха. Майор вскрикнул. Карагодин, вне себя от бешенства, не соображая, что делает, схватил с сиденья «узи» и принялся палить по Егору. Тот уже пересек небольшую поляну и стал углубляться в ельник, когда что-то горячее впилось в ногу. Егор упал. Выпущенная Карагодиным пуля зацепила ногу чуть выше колена.

Он увидел майора, держащегося за лестницу одной рукой. Карагодин орал на него, истерически матерясь.

Карагодин перестал стрелять и теперь приказывал пилоту посадить вертолет.

Вертолет низко висел над поляной.

– Прыгай, на хрен, – кричал майору Карагодин.

Мент прыгнул, сгруппировавшись в воздухе. Но прыжок оказался не очень удачным. Как он ни старался смягчить удар, он здорово ушибся.

Егор поднялся на одно колено. Его шатало, голова кружилась, по бедру и ноге текла кровь. Он поморщился от боли. Глянул вниз. Кровь, мешаясь с болотной грязью, текла по ноге, быстро застывая на морозе. Штанина быстро бурела. Он собрал остатки сил, поднялся, облокачиваясь на карабин и покачиваясь из стороны в сторону, припадая на ногу, захромал.