Текст книги "Богини славянского мира"

 
Сверкающий пояс, в руке булава,
Коровья на той булаве голова¹²⁰.
 

Как видим, генетическая связь Феридуна с быком или коровой постоянно подчеркивается иранской традицией: отец героя «сын быка» или «сын коровы»; кормилицей Феридуна является чудесная корова, голову которой он впоследствии изображает на своей палице. Роднит иранский эпос с русской сказкой как мотив змееборчества, так и наличие у главного героя двух братьев, не испытывающих к нему особой благодарности.

В отечественной традиции потомками коровы некогда считались не только сказочные герои, но и обычные люди. Инициал «М» в Псалтири XIV в. изображен в виде двух рыбаков, тянущих сеть и бранящихся между собой: «Потяни, корвин сын! – Сам еси таков!»¹²¹ В славянской литературе корова обозначала сварливых женщин: «Крикъ коровеи болши есть бычьего, еже противно есть прочимъ скотамъ и звѣрямъ. Подобны имъ женщины бранчивыя, но яко коровѣ бодливой, пилуютъ и претираютъ роги, тако и женамъ надобно»¹²². Однако на то, что некогда с этим животным соотносилась не просто сварливая, а вообще любая женщина, указывает весьма распространенный на Руси женский головной убор, называемый «кичка рогатая», уподобляющий свою хозяйку корове. «Рогатую кичку носили молодые замужние женщины, меняя ее в старости на безрогую. Отсюда можно заключить, что рога были связаны с производительным периодом в жизни женщин. По народным представлениям, они содействовали плодородию и благополучию семьи. Простоволосая женщина вызывала гнев домового (покровителя дома, семьи), падеж скота, неурожай хлеба и болезни людей. (…) Значение коровы как символа плодородия выявляется на белорусском фольклорном материале. Примечательно выпекание «рогатого коровая» на белорусской свадьбе»¹²³. Обычно рога на кичке достигали 20 см в высоту и более, однако в Калужской губернии еще в конце XIX в. девушки по праздникам надевали головной убор с огромными рогами. Показательно, что подобная традиция встречала явное осуждение со стороны духовенства и священники не пускали таких «рогатых» женщин в церковь и не допускали к причастию. В связи с этим следует вспомнить и наблюдение Н.А. Криничной: «Поскольку головной убор был неким средоточием тотемистической сущности индивида, ему, судя по мифам и преданиям, придавалось важное значение при исполнении обряда инициации… Можно предполагать, что головной убор маркируется как знак приобщения индивида к тотемному предку (тотему)»¹²⁴. Благодаря восходящему к глубокой древности отождествлению с этими животными, становятся понятными причины того, что в разговорной речи до сих пор девушку могут называть телкой, а в Вологодской губернии невеста еще сравнительно недавно в свадебной обрядности называлась «телушкой», а жених – «быком».

В завершение следует отметить, что в целом ряде традиций бык ассоциируется и с загробным миром. Уже при раскопках в Чатал-Хююке под лепными изображениями бычьих голов были обнаружены человеческие черепа¹²⁵. Порфирий писал, что «души тех, кто преданы земле, принадлежат быку», а в Средней Азии в древности существовал обычай хоронить умершего, завернув его тело в бычью шкуру. В Индии приносили в дар брахманам черную корову, чтобы обеспечить переход своей души через реку смерти Вайтарани. Считалось, что душа умершего ухватится за хвост пожертвованной коровы и легко преодолеет преграду. Аналогичные представления Э. Тэйлор отметил и у европейцев: «В числе верований Северной Европы упоминается, что человек, отдавший корову бедному, найдет корову на том свете, чтобы перебраться на ней через мост смерти, а обычай вести корову в погребальной процессии, говорят, удержался до настоящего времени»¹²⁶. На севере Руси генетически родственные верования бытовали до начала XX в. Так, во время похорон родственники покойного дарили корову нищему, говоря при этом, что это «коровка покойника»¹²⁷. Захоронения с бычьими черепами известны еще с эпоху неолита¹²⁸. Как показывает загадка «чорна корова людей коле, а била воскрешае» (т. е. ночь усыпляет человека, а день пробуждает)¹²⁹, коровы у восточных славян могли также ассоциироваться со смертью и воскрешением. В отечественной традиции встречаются и другие отголоски этого представления. В поучении, приписываемом Иоанну Златоусту, с этими животными отождествляются священники в загробном мире: «Луг наречется рай,… а волове – кротции епископи и попове, иже ходять по церковному учению и инех добро учаще»¹³⁰. Впоследствии на Украине отвозили покойника на кладбище на белых волах¹³¹. На возможную связь коровы с загробным миром указывают и древнерусские привески из Нефедьево, на которых головы коров соседствуют с изображением луны и звезды.

Все эти факты в своей совокупности показывают существование культа сначала диких тура и туриц, а затем и домашних быка и коровы у наших далеких предков. Зародившийся еще в период охотничьего хозяйства, он еще более развился с возникновением скотоводства и, в конечном итоге, дошел до ХIХ в., когда был зафиксирован этнографами. С течением времени он привел к представлениям о божественности быка и олицетворении вселенной в виде коровы, которые также весьма долго сохранялись в различных местах славянского мира. Время возникновения этих представлений можно датировать с большей точностью. Как считают исследователи, предком современных домашних быков и коров был дикий бык, в частности, его вымерший в дикой природе подвид тур. Его одомашнивание произошло примерно 8500 или, по мнению других специалистов, около 10 500 лет назад вслед за приручением коз, овец и свиней. Что касается территории первоначальной доместикации, то называют треугольник Алтай – Индия – Иран, либо север Месопотамии на территории современных Турции и Ирака. Подчеркнуто эротический характер праздников, посвященных туру или быку, рогатый головной убор, уподобляющий женщину корове, представление о происхождении от них сказочных героев или восприятие вола в качестве отца – все это, вместе взятое, делает весьма правдоподобным предположение о существовании некогда у наших далеких предков мифа о браке Великой богини с быком наподобие тех мифов, которые фиксируются у раннеземледельческих культур и присутствуют в греческой традиции.

Глава 4
Супруги Великой богини: змей

Вторым супругом Великой богини в неолитическую эпоху был змей. Как показывает не только индоевропейская, но и мировая традиция, женские божества были очень тесно связаны со змеями. В греческой мифологии самая первая богиня, Земля-Гея рождает «ужасного змея-дракона» Тифона, чуть было не победившего Зевса, а впоследствии родила дракона Ладона, деву-змею Эхидну и дракона Пифона. Внучкой Геи была знаменитая Медуза Горгона, покрытая чешуей и со змеями вместо волос. Как показал А. Фротингем, Медуза Горгона представляла собой гротескный образ почитавшейся богини более ранней эпохи, чем знакомая нам древнегреческая мифология. Со змеями в волосах или в руке изображалась и ночная богиня Геката. Связь богинь с этим пресмыкающимся была настолько прочна, что присутствует даже у богинь олимпийского пантеона. В орфическом гимне (ХХХII, 11) Афина Паллада просто называется змеей, в ее храме на афинском акрополе содержалась священная змея, а Софокл характеризовал эту богиню как «живущей со змеей». Змей как оружие использует супруга самого Зевса Гера, посылая их задушить новорожденного Геракла в колыбели. Использует их как средство наказания и Артемида: «Во время свадьбы Адмет принес жертвы всем богам, но забыл об Артемиде. Это и было причиной того, что, когда Адмет открыл двери свадебного покоя, он нашел его наполненным клубками свернувшихся змей»¹³². Подобная связь богинь со змеями не было одной лишь греческой спецификой, а фиксируется у очень многих народов. «Так, в Подури (Северо-Восточная Румыния) в сосуде приблизительно 4800–4600 гг. до н. э. была найдена 21 статуэтка, – по всей вероятности, приготовленные для того, чтобы быть поставленными на алтарь. У них нет рук, змеевидные головы, а бедра опоясаны змеями: по всей видимости, это – Богиня-змея и ее служительницы. Лишь у одной из статуэток рука поднята к лицу, что может означать обладание властью. Остальные 20 статуэток отличаются друг от друга размерами – среди них есть крупные, средние и мелкие, что, вероятно, отражает возраст женщин или их положение внутри совета. Эта закономерность характерна для всего неолита медного века и минойского бронзового века: не исключено, что в землях, подчиненных той или иной богине, действительно существовали постоянные советы или конклавы жриц»¹³³. Критские статуэтки традиционно изображают богинь или жриц со змеями, а в более позднюю эпоху в Греции тесно были связаны со змеями и вакханки, служительницы бога Диониса. Еврипид так описывает охваченных «священным безумием» женщин:

 
И, легкий сон сгоняя с вежд, вскочили
Вакханки на ноги – все чудо как скромны.
Старухи, жены молодые и девицы…
Сначала кудри распускают по плечам,
А у кого небрида распустилась,
Те подвязать спешат и пестрой лани
Опять покров змеею подпоясать.
И змеи им при этом лижут щеки¹³⁴.
 

Обратившись к другим народам, мы увидим, что змееногой была и верховная богиня скифского пантеона, почитавшаяся как прародительница этого народа. Со змеями изображается и индийская тантрическая богиня.

О том, что подобные представления существовали и в славянском язычестве, говорит уже этимологическое родство слов змея и земля, показывающее, что это пресмыкающееся было связано с Матерью Сырой Землей. Слово зме́я является общеславянским: укр. змiя́, змiй, др. – русск. змии, род. п. змия, болг. змия́, змей, сербохорв. змѝjа, зма̑j, род. зма̏jа, словен. zmíja, zmȃj, род. п. zmaja, чеш. zmijе «гадюка; змея, ехидна», слвц. zmijа наряду с чеш. zmek «дракон», польск. żmija, żmij «змей, змея», в. – луж., н. – луж. zmijа). Лингвисты считают, что оно образовано от слова земля́ и табуистически обозначало «земной, ползающий по земле», сопоставляя его по принципу образования с алб. dhemjë, dhemizë «гусеница» при dheh «земля»¹³⁵. Отразились эти представления и в вышивке: «Змеевидный орнамент… – змеиный узор встречается в сольвычегодской вышивке головных уборов. Иногда антропоморфная фигура – элемент композиции с лебедями или без них – сливалась со змеевидным орнаментом. В олонецкой вышивке ноги женской фигуры как бы переходят в змеевидные отростки. Известные параллели мотиву змеи имеются и в других видах творчества. Полосатые куршинские поневы (Рязанская губ.) назывались поньками шо жмеями. Мотив змеи хорошо выражен на одной из грязовецких прялок»¹³⁶. С этим следует сопоставить и русское народное поверье о том, что тому, кто во время Рождества увидит веретена, тому летом грозит частая встреча со змеями¹³⁷.

В русской сказке «Орон-верный», разыскивая своих плененных братьев, Иван-царевич вступает в схватку с Бабой-ягой: «Яга-баба видит, что его хитростью не взять, схватила из кошеля две змеи; побежала на Ивана-царевича. Змеи шипят, огнем палят. Иван-царевич взял меч-кладенец, один раз махнул – змеям головы снял. Схватил бабу-ягу, давай правду пытать. Тут она и покаялась. Он ей голову снес»¹³⁸. Эта сказка возвращает нас к эпохе ожесточенных схваток, приведших к свержению матриархата, и, помимо прочего, свидетельствует о том, что и славянские жрицы обладали ручными змеями наподобие древнегреческих вакханок. Само слово яга А.Н. Афанасьев сближал с санскр. aha – «змей». Кроме того, словацкая сказка прямо говорит, что сыновья ежи-бабы были лютыми змеями¹³⁹. К эпохе свержения матриархата относится и болгарская легенда, согласно которой в старое время одна злая баба взяла старую пелену и накрыла месяц, который тогда ходил совсем низко над землей. Месяц поднялся высоко в небо и проклял старуху, которая превратилась в змею, от которой произошли все теперь существующие земные змеи. Много людей она пожрала и истребила бы весь свет, если бы ее не убил св. Георгий¹⁴⁰. В русских поговорках змея неоднократно ассоциируется с женским началом, особенно когда требуется подчеркнуть его отрицательные качества: «Сваха лукавая, змея семиглавая!»; «Лучше жить со змеею, чем со злою женою»; «Злая жена та же змея»; «Из дому жена, из лесу змея выживают».

Теснейшая связь этого пресмыкающегося как с Великой богиней, так и со служительницами ее культа привела к тому, что змеей в славянском фольклоре оборачиваются и наделенные сверхъестественной силой женщины. В русской сказке «О лягушке и богатыре» Василиса Премудрая оборачивается не только лягушкой, но и змеей: «Иван-богатырь вышел из того места и подошел тихонько к Василисе Премудрой и ухватил ее за голову, что видя, она начала оборачиваться лягушкою, жабою, а потом и змеею»¹⁴¹. На югославском побережье считали, что ведьмы «летают по небу, чтобы нагнать вредоносные градовые тучи на виноградники тех, кому они хотят отомстить», в Далмации верили, что ведьма может превратиться в орла и предводительствовать градоносными облаками, а в Восточной Сербии было записано следующее представление: «Когда идет град, народ верит, что змеи в облике орлов ведут тучи»¹⁴². Поскольку в различных местах бывшей Югославии считалось, что в орлов могут превращаться как ведьмы, так и змеи, это указывает и на тесную связь между собой колдуний и пресмыкающихся.

В германской саге о Тидреке Бернском, сохранившей отзвуки фольклора балтийских славян, рассказывается, что после смерти правителя волотов-велетов Вильтина его земли подчинил себе Гертнит, властитель Руси. «Его жена была Остация, дочь Руны, конунга восточного царства. Ее мачеха была так искусна в чарах, что заколдовала ее в детстве и передала ей свое колдовство, так что она стала столь же вещей, как была прежде нее ее мачеха». И это умение жены колдовать пригодилось правителю Руси тогда, когда на подвластные ему западнославянские земли нападает коалиция из трех германских конунгов. Для отражения смертельной угрозы правитель волотов и русов мобилизует все свои силы: «Затем собралось к конунгу Гертниду большое войско. А его супруга Остация вышла и возбудила своих духов, так мы называем то, что она пошла колдовать… Так много совершила она своим чарами и колдовством, что наворожила к себе разных зверей, львов и медведей, и больших летучих драконов. Она укротила их всех до того, что они ее слушались, и она могла направить их против своих врагов. Так говорится в немецких песнях, что ее войско походило на самого дьявола, а сама она стала на подобие летучего дракона»¹⁴³. Превращение жены правителя в дракона вновь показывает нам теснейшую связь колдуний и жриц с этим постоянным спутником Великой богини-Матери.

Однако подобные представления, зафиксированные не только у индоевропейцев, но и у многих других народов земного шара, свидетельствуют о том, что змея в эпоху матриархата воспринималась не как враждебное, а как благодетельное человеку начало, чем и была обусловлена ее связь с верховной богиней. Анализируя изображения женщин в трипольской раннеземледельческой культуре, для которой убедительно констатируется господство матриархальных представлений, Б.А. Рыбаков отмечает: «На раннетрипольских статуэтках такая же пара змей изображалась в области живота, где змеи выступали охранительницами чрева, вынашивающего плод.

Ответ получен: трипольские змеи – носительницы добра, хранители всего самого ценного»¹⁴⁴. Однако от этого представления оставался всего лишь один шаг до возникновения мифа о браке женщины, первоначально Великой богини, со змеей. И этот шаг был сделан. В греческой мифологии существовал миф о том, что Зевс, приняв вид змея, вступил в брак с Герой. Весьма показательно, что вместе с тем Зевс в облике быка похищает Европу, что показывает переход на громовержца архаических представлений о прежних супругах Великой богини. В другом мифе глава богов, обернувшись драконом, овладевает своей дочерью Персефоной. Исследователи обоснованно считают, что глава патриархального пантеона Зевс лишь узурпировал место старого мужа Матери-Земли, для чего и понадобилось вводить мотив его оборачивания драконом. У славян отголоском этих представлений можно считать сказку «Муж-уж», неоднократно записанную этнографами в Полесье. В ней рассказывается, что девушка пошла купаться, а когда вернулась, то увидела, что на ее одежде сидит уж. Змей соглашается отдать ей одежду только при условии, что она станет его женой. Она соглашается и выходит замуж за ужа, у них рождаются дети, но в конце концов братья девушки убивают ужа, после чего она с горя превращается в кукушку и криком «Ку-пин!» зовет своего умершего мужа. В этом контексте стоит вспомнить утверждение русской поговорки «Жена да муж – змея да уж», подчеркивающее единство супругов, то, что они одной породы. В явном виде сюжет брака со змеем выступает и в былине о Волхе Всеславьевиче, в результате которого на свет появляется могущественный князь-оборотень:

 
По саду, саду по зеленому,
Ходила-гуляла молода княжна
Марфа Всеславьевна,
Она с камени скочила на лютого на змея —
Обвивается лютый змей
Около чебота зелен сафьян,
Около чулочика шелкова,
Хоботом бьет по белу стегну.
А в та поры княгиня понос понесла,
А понос понесла и дитя родила.
А и на небе просветя светел месяц,
А и в Киеве родился могуч богатырь,
Как бы молоды Волх Всеславьевич…¹⁴⁵
 

Более чем показательно, что в данном сюжете инициатива союза исходит от самой княжны. Следующим этапом развития этих представлений являются многочисленные мифы о похищении женщин змеем или драконом, от которого их, в конечном итоге, спасает герой-змееборец. Все эти мифы сложились уже в эпоху патриархата, а в более раннее время господство матриархальной идеологии змей являлся законным мужем девушки. При кардинальной смене духовных приоритетов прежний муж оказывается злодеем-похитителем, которого побеждает новый герой, отнимающий у него жену.

Змеи обитали у воды, а эта стихия традиционно ассоциировалась с миром мертвых. Этих пресмыкающихся человек традиционно изображал волнистой линией, точно так же, как он изображал воду. В результате этого у целого ряда народов возникло представление, что умершие предки принимают форму змей. Это поверье было широко распространено на Африканском континенте, а у индоевропейских народов зафиксировано у литовцев, греков и римлян, которые изображали своих ларов одновременно и в человеческом, и в змеином облике. К ним примыкает и осетинское поверье, согласно которому мясо змеи обновляет стареющие души умерших. Аналогичные верования встречаются и у части восточных славян: «Белорус не только представляет себе домового в образе змеи, но даже и по происхождению считает его едва ли не змеей»¹⁴⁶. В пограничной с Белоруссией Смоленской губернии считалось, что в каждом доме есть домовая змея и без такой змеи дом существовать не может. В белорусских поверьях ХIХ в. домовой в облике змея-цмока носит своему хозяину деньги, делает его нивы плодородными, коров дойными и наблюдает за порядком в доме. С другой стороны, археологические раскопки в Новгороде показывают, что головы драконов в этом городе достаточно часто украшают собой ручки ковшей, кровли домов и ритуальные жезлы. Касаясь причин помещения этого символа на сосуды для воды, В.М. Василенко отмечает: «Мы не знаем точно значения змия-дракона, но можем догадываться о том, что оно было положительным, иначе не стали бы держать его в своем доме новгородцы, не стали бы украшать его изображениями предметы своего быта – ковши, сосуды для воды, браги и меда. <…> Изображение змиев-драконов не сразу ушло из быта новгородцев, где они, конечно, были не только украшением, но и своеобразным оберегом: охраняли от зла, способствовали благополучию»¹⁴⁷. Гораздо позднее в Поморье считалось, что если змея «со двора – быть беде, а во двор – к радости»¹⁴⁸. Все это указывает на то, что в эпоху матриархата змей являлся подателем благосостояния земледельцам и скотоводам. Анализируя мифологические представления о змее балканских славян, Н.Н. Велецкая отмечает: «Из сложных представлений о нем для нас важно выделить такие качества: связь с миром предков, с космическим «тем светом»; сверхъестественные способности, особенно такие, как становиться и человеком, и змеем, внешние атрибуты того и другого… Основная функция змея – мифического предка, согласно славяно-балканской фольклорной традиции, состоит в защите покровительствуемой им общины от стихийных бедствий, охране посевов и ниспослании на них благодетельной влаги, а также в поддержании здорового, крепкого, чистого духом потомства. Распространенный у разных славянских народов мотив особой благосклонности змея к красивым женщинам, явление им в образе красавца, возникающего из пламени в очаге, у южных славян приобрел наиболее яркое проявление в эпическом мотиве происхождении самых могущественных юнаков от змея – любовника земной женщины»¹⁴⁹. Уже с моральной оценкой данные представления встречаются в верованиях русских старообрядцев, согласно которым после смерти нечестивых людей их души переселяются в «скотов, гадов и прочее», а из них переходят вновь в души новорожденных младенцев. В совокупности все эти данные позволяют говорить, что и у славян некогда были представления о змеях, как воплощении душ умерших предков.

Однако змеи обладали гораздо большим сокровищем, чем просто материальное благосостояние. Помимо функций супруга Матери-Земли и хранителя ее чрева змей в мифологии многих народов обладал целым рядом других черт, в первую очередь мудростью и бессмертием. О связи змеи с бессмертием в отечественной традиции наглядно свидетельствует былина о Михайло Потыке, где именно «змея подземельная» приносит герою живую воду. Когда же в подземелье, где была похоронена жена богатыря, появляется пожирающая трупы умерших змея, Михайло Потык побеждает ее с помощью кузнечных клещей – атрибута бога-кузнеца Сварога:

 
Как скоро тут Михайло сын Иванович
Захватил змею ю во клещи-то,
Хватил он тут-то прутья железные,
А почал бить поганую ю в одноконечную.
Как молится змея тут, поклоняется:
«Молодой Михайло Потык сын Иванович!
Не бей-ко ты змеи, не кровавь меня,
А принесу я ти живу воду да в три году»¹⁵⁰.
 

В конце концов богатырь заставляет змею принести живую воду за три часа и оживляет умершую супругу. Этот эпизод объясняет, почему в одном из вариантов сказки о Василисе-золотой косе живая вода называется змеиной¹⁵¹. В Полесье был записан рассказ о змеях, обладателях секрета бессмертия людей и животных, прилетавших в ту местность на Ивана Купалу: «Була во тут яворыня и туды злеталися змеи на етого самого на купалного Ивана и говорили етыи змеи што каже у Корме (название села) есть такэ зилле што коб его хто знав, тоб николи худоба б не дохла, жыла б усю жизнь, не дохла. И у Стодоличах була така криница и був таки поплау, его нихто не орау, сичас уже его нема, зорали, то понад стодолицкой криницы такэе зелле, штоб николи люди не умирали. Коб его хто знау да урвау»¹⁵². Подобные представления о змеях как хранителях бессмертия чрезвычайно архаичны и восходят к эпохе матриархата, когда эти пресмыкающиеся считались не противниками людей, а их покровителями. Осознающий смертность своего физического тела человек не мог не отметить превосходство змей над собой в этом отношении. В совокупности все это привело к тому, что змеи стали восприниматься как владеющие тайнами жизни и смерти могущественные существа, заручиться благосклонностью которых было весьма полезно как в этом, так особенно в загробном мире.

Логическим развитием этих представлений стало отдание умершего под покровительство змея как обладателя бессмертия и обожествленного предка в загробном мире. В этом отношении явный интерес представляют захоронения уже срубной культуры, носители которой погребали своих соплеменников в эмбриональном положении в чреве Матери-Земли. Так, в кургане близ хут. Дурновского в бассейне р. Хопра найдено погребение этой культуры со скорченном костяком и и сопровождавшими его тремя костяками змей: «Позвонки одной змеи были расположены легким зигзагом в ногах погребенного, за плиткой краски, позвонки другой лежали клубком на уровне груди и третьей – резкими зигзагами у спины, головой к куску краски». При раскопке кургов «Три брата» у Элисты в кургане № 9 найдены «скелеты двух больших змей», в другом кургане той же группы бронзовая булавка с изображением змей¹⁵³. Эти данные о несомненно охранительной роли змей в погребальном ритуале срубной культуры представляют несомненный интерес для нашего исследования не только потому, что эта археологическая культура располагалась на юге нашей страны, но еще и потому, что она принадлежала родственным славянам ираноязычным скифам¹⁵⁴. О том, что подобные представления о змее-защитнике умерших некогда существовали и у восточных славян, свидетельствует записанная в ХIХ в. быличка «Деньги в гробу», дополненная уже новыми религиозными напластованиями: «Сибирский богач Твердышов, говорят старожилы, зашил собственноручно в подушку все свои бумажки и просил своего приказчика положить эту подушку в гроб ему, под голову, После смерти Твердышова родственники умершего засадили приказчика в острог, за скрытие денег. К приказчику во сне явился Святитель Николай Чудотворец и посоветовал ему объявить родственникам Твердышова, что деньги покойным зашиты в мертвую подушку и лежат с ним в гробу. С разрешения губернатора, в присутствии начальства и кладбищенского священника, могила Твердышова была разрыта, открыта гробовая доска, но деньги взять было нельзя, потому что вокруг головы мертвеца обвилась страшная змея и бросалась на всех, кто только близко подходил. Говорят, что священник будто бы проклял Твердышова, и он провалился в бездонную пропасть»¹⁵⁵. В силу этого внезапное появление подземной земли в былине о Михайле Потыке получает не только мифологическое, но даже археологическое объяснение.

Впоследствии, после победы патриархата, прежний защитник и покровитель в загробном мире стал восприниматься как ужасная угроза. Именно для того, чтобы ее избегнуть и был введен ритуал трупосожжения, как это следует из описания ибн-Фадланом древнерусского похоронного ритуала в начале Х в. и его объяснение самим русом: «Подле меня стоял человек из Русов, и я слышал, как он разговаривал с толмачом, бывшим при нем. Я его спросил, о чем он вел с ним речь, и он ответил, что Рус сказал ему: «Вы Арабы глупый народ, ибо вы берете милейшего и почтеннейшего для вас из людей и бросаете его в землю, где его съедают пресмыкающиеся и черви; мы же сжигаем его в огне, в одно мгновение, и он в тот же час входит в рай»¹⁵⁶. В этом бесценном для нас отрывке иноземным наблюдателем была зафиксирована главная цель обряда трупосожжения – с помощью огня как можно быстрее и надежней отправить душу умершего в рай Сварога. Огонь, по всей видимости, охранял душу покойного от злых сил, способных навредить ей по пути в небесный сад. О том, что, представляли из себя эти злые силы, нам показывает уже упоминавшаяся былина о Михайло Потыке. Как показал академик Б.А. Рыбаков, эта былина была составлена в период борьбы между язычеством и христианством, выражая точку зрения последнего. Главный герой ее женится на Марье Лебедь Белой, которая главным условием своего замужества ставит захоронение безо всякого трупосожжения живого супруга рядом с мертвым. Богатырь согласился на такое изменение языческого обряда. Первой умерла Марья, и верный своему слову Михайло Потык велит своим товарищам-богатырям закопать его в землю вместе с мертвой женой. Оставшись без традиционного трупосожжения, мертвое тело (а возможно и душа) в земле подвергается серьезной опасности:

 
Как там была земля подземельная,
Ходила там змея по подземелью.
Приходит ко той колоде белодубовой;
Как раз она, змея, тут да дернула,
А обручи на колоде тут лопнули;
Другой-то раз еще она и дернула,
А ряд-то она тесу тут сдернула
А со тыи колоды белодубовой¹⁵⁷.
 

И это не единственное свидетельство подобного рода. Автор «Чешской хроники» так описывает действия трех дочерей Крока после смерти отца: «Они то молили милостивого Мерота, чтобы тот осветил ему путь в загробный мир, то призывали Радамоша, чтобы тот рассудил его по делам жизни, справедливость его и скромность и избавил от предания тассану (дракону. – М.С.) на пожирание»¹⁵⁸.

В одном из сербских похоронных причитаний о покойнике говорится, «что он уходит туда, где померкло солнце и царствует черная зима; там будет он вечно зимовать и лютая змея выпьет его очи»¹⁵⁹. Таким образом, мы видим, что представления о змее подземного царства носили общеславянский характер и явно сложились в глубокой древности.

Однако до того, как змей стал считаться отрицательным персонажом, он воспринимался как бог. Данные индоевропейского языкознания свидетельствуют о почитании этого пресмыкающегося в эпоху единства этих народов: др. – инд. ahi «змея», но гот. weihs «святой», греч. αγιοζ «святой»; греч. ιεροζ «святой», но др. – инд. hira «змея»; лат. colubra «змея», но лат. colere «почитать, поклоняться», др.-в. – нем. uoba «сакральное действие»; чеш. had «змея», русск. гад «змея», но хет. handas «святой»; ирл. aer «змея», но нем. ver-ahren «почитать»; др.-в. – нем. slango «змея», но латыш. lugt «молить(ся)». Лингвистика указывает даже на обожествление змеи: англ. snake «змея», но тох. Б nakte «бог»; русск. гад «змея», чеш. had «змея», но англ. god «бог»; греч. σαυροζ «ящерица, змея», но др. – инд. sura– «бог»¹⁶⁰. Как показывает лингвистика, название змеи относится уже к ностратическому праязыку, хоть эта исходная праформа и не сохранилась в индоевропейских языках¹⁶¹.

Однако археологические данные указывают на гораздо более раннюю эпоху возникновения поклонения змею, по сравнению с данными сравнительного языкознания. Так, в соседней с Белоруссией Литве культ змей, как отмечают археологи, имеет весьма глубокие корни: «В Литве найден камень с изображением змей. Несомненно, он отражает характерный для Прибалтики культ змеи. Известны очень ранние свидетельства этого культа вроде мезолитической костяной фигуры змеи из Тырвалы…»¹⁶² Весьма показательно имя литовской богини смерти – Гильтине, образованное от глагола gilti – «жалить». При этом она является сестрой богини Лаймы, определяющей судьбу человека. Тем не менее мезолитическая фигурка – это далеко не самый ранний пример поклонения змею. Так, профессор Шейла Коулсон из Университета Осло установила, что первые религиозные ритуалы возникли около 70 тысяч лет назад в Африке. При изучении священного места африканского племени сан, живущего в Ботсване, а именно холмов Тсодило, называемого ими «Горами Богов» и «Скалой, Которая Шепчет», была открыта пещера с вырезанным прямо в скале гигантским питоном. Скульптура имеет 6 метров в длину и 2 метра в высоту. При раскопках под каменным питоном исследовательница обнаружила более 13 тысяч находок, в том числе инструментов для резьбы по камню, наконечников копий и предметов ритуального назначения. Части артефактов было свыше 70 тысяч лет, что указывает на время возникновения культа змеи у древних людей. Следует отметить, что для племени сан питон до сих пор один из наиболее значимых животных в их мифологии и, что особенно важно в свете нашего исследования, сами они верят, что все люди произошли от питонов¹⁶³. Если предложенная Шейлой Коулсон датировка находок подтвердится, то это будет означать, что уже 70 тысяч лет назад у далеких предков племени сан существовали религиозные представления, заключавшиеся в поклонении питону, в котором это древнее племя видело своего перовопредка. Соответственно, подтверждение этой датировки удревнит и время матриархальной революции.