Текст книги "Андрей Капица. Колумб ХХ века"

За геологической последовала месячная геодезическая практика в поселке Красновидово в верховьях Москвы-реки. От Можайска до Красновидово наши вещи довезли на машине, а мы сами прошли пешком (16 км). Расположились в двухэтажном так называемом “белом корпусе”. Кормили нас до этого времени вполне прилично в отличие от студентов предшествующих лет, когда еще существовали продовольственные карточки. Преобладающее блюдо в тогдашнем их меню даже нашло отражение в песне студента Володи Максаковского “Прощальная красновидовская” (1947 г.). В ней есть такие слова:

 
Прощайте же, девушки наши,
Сегодня при свете Луны
Мы в вас и в овсяную кашу
Мы все, как один, влюблены.
 

По вечерам ходили гулять в прославленную Березовую рощу, а на ступенях часовни, стоявшей на обрыве над Москвой-рекой, пели песни, в самой часовне иногда показывали так называемые “трофейные фильмы”, вывезенные из побежденной Германии (на больших московских экранах их не показывали). После создания в 1959 году Можайского водохранилища большая часть рощи и место, где стояла часовня, оказались под водой.

После красновидовской практики мы две недели отработали на стройке в районе ж.-д. станции Рабочий Поселок, где выполняли мелкие подсобные работы на территории, предназначенной, как нам сказали, для возведения поселка строителей нового здания МГУ. Это был самый начальный этап грандиозного строительства. Использовали нас крайне неэффективно, что нашло отражение в оплате нашего труда – по три с лишним рубля. Этого как раз хватило для компенсации наших затрат на проезд к месту работы на электричке.

И вот, наконец, наступило время самой увлекательной практики. Называлась она общегеографической и продолжалась без малого месяц. А в отношении ее места у нас был выбор: Кавказ или Хибины…»[157]157
  Скорняков В. А. Геофак в первые послевоенные годы (глазами студента); http://www.geograd.ru/blog/10855?tid=174&page&fbclid=IwAR0Xd4CEI1TAJ-V8HrKDKo48-QgZWg_wUGXkWWJCXjL0WjGLj-Oca-2SbNo.


[Закрыть]

Не стоит сомневаться, что Андрей Капица был тоже продут географическим факультетом через все эти «огонь, воду и медные трубы».

Однако учеба учебой, а ведь у Андрея еще были важные дела у папы на даче! Где-то с осени 1948 года Петр Леонидович начал переоборудовать сторожку на Николиной Горе в лабораторию. «Два года, до сентября 1948-го, я с Петром Леонидовичем не встречался, – вспоминал его ассистент и электромонтажник С. И. Филимонов. – А в сентябре Капица пригласил меня приехать на Николину Гору. Показал “хату-лабораторию”, как он ее называл. Это было деревянное строение, включающее гараж, и при нем две комнаты приблизительно по 13 кв. м, кухня и коридорчик. Электропроводка была только для освещения и штепселя для настольных ламп. Отопление дровяное – две печки… Меня поразило, что хотя эта “хата-лаборатория” ни в какое сравнение не шла с ИФП, Петр Леонидович говорил о ней, а как я потом убедился, и работал там с большим удовольствием и энтузиазмом… Я спросил Петра Леонидовича, кто ему помогает в лаборатории. Он ответил: Анна Алексеевна, сыновья – Сергей, Андрей…»[158]158
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 160–162.


[Закрыть]

Перед вторым годом на географическом факультете пошло традиционное разделение студентов по специализации. Андрей Капица записался на кафедру геоморфологии, самую многочисленную по количеству преподавателей и студентов на факультете. Сейчас она называется кафедрой геоморфологии и палеогеографии. Наука геоморфология изучает формы земной поверхности, их строение и структуру. Палеогеография пришла на эту кафедру только в 1987 году благодаря Капице, но об этом дальше.

Кстати, чуть раньше в повествовании вроде бы промелькнуло что-то про автомобиль «москвич». Откуда он взялся у профессора? Рассказывает Павел Семенович Оршанко, познакомившийся с Капицами в 1949 году с подачи М. М. Пришвина: «Охотились мы вблизи Николиной Горы. К полям и болотам ходили пешком. Проезд на машине к местам охоты затрудняло одно гиблое место у крайней дачи поселка, которое, как утверждал Капица, проехать нельзя. Я осмотрел это место и решил – проеду. И проехал. Когда я остановил машину… Петр Леонидович вышел из “Москвича”, обошел машину кругом, осмотрел, как бы увидев ее впервые, похвалил ее проходимость и сказал:

– Надо такую купить.

Вскоре вся семья Капиц обучалась ездить на приобретенном “Москвиче”»[159]159
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 194


[Закрыть].

3 января 1950 года Петр Леонидович написал Сталину письмо, в котором сообщил, что находится на пороге создания нового, еще невиданного оружия: «Очевидно, что когда самолет или ракета летят со скоростью, близкой по величине к скорости снаряда, то поразить их становится все труднее. Принципиально новым средством защиты явилась бы защита мощными энергетическими пучками электромагнитной или корпускулярной природы, распространяющимися со скоростью в десятки тысяч раз большей, чем наибольшая скорость, осуществляемая снарядом»[160]160
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 434–435.


[Закрыть].

Образно и эмоционально выразил тогдашний полет мысли Петра Леонидовича советский физик-теоретик, доктор физико-математических наук, лауреат Ленинской премии (1988) Гурген Ашотович Аскарьян: «Его исследования по СВЧ-разряду… не только… дали возможность предложить новую модель шаровой молнии, но и родили целый сноп изобретений нового вида лучевого СВЧ-оружия с плазмоидом на конце луча, прожигающего самолеты и ракеты, привели к новому подходу к управляемому термоядерному синтезу»[161]161
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 312.


[Закрыть]. П. С. Оршанко вспоминал: «С каждым приездом в Москву после 1951 г. чувствовалось, что дела у Петра Леонидовича идут постепенно в гору»[162]162
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 197.


[Закрыть].

«Постепенно фронт работ в лаборатории увеличивался, – писал С. И. Филимонов, – и в 1950 году была сделана пристройка площадью около 24 кв. м, а позже, в 1954 году, еще одна пристройка 12 кв. м, наполовину углубленная в землю. Мы ее прозвали “трюмом”, она предназначалась для изучения СВЧ-генератора “Ниготрон”… После окончания строительства пристройки в ней начались работы по изучению планотрона…»[163]163
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 162.


[Закрыть]

Помощь Андрея папе не пропала даром: «В июне 1952 года на планотроне был получен пучок СВЧ… мощностью 250 Вт, а в июле 1954 года – 4 кВт. Этот пучок мы выпускали через окно в лес, и его можно было обнаружить контуром с включенной в него лампочкой от карманного фонаря на расстоянии 100–120 м.

Мы решили попробовать, как наше излучение влияет на разные вещи. Вначале в пучок поместили яйцо, которое очень быстро сварилось вкрутую. При нашем опыте присутствовал и В. А. Фок (Владимир Александрович Фок, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда, номинант на Нобелевскую премию по физике, автор главных трудов по квантовой теории поля. – Прим. авт.). Он это яйцо съел.

Второй эксперимент был произведен с кварцевым шаром, наполненным гелием при давлении 10 см. При помещении его в пучок внутри шара произошла очень яркая вспышка, длившаяся всего несколько секунд. В результате шар проплавился»[164]164
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 163.


[Закрыть].

Настоящий секретный профессор и его фантастические опыты! Какой же мальчишка не захотел бы помогать такому папе!

28 августа 1953 года «Избе физических проблем» на даче у Петра Леонидовича был присвоен официальный статус Физической лаборатории Академии наук СССР.

Опыт, приобретенный Андреем в «хате-лаборатории», пригодился и в учебе. Сохранилось напечатанное на глянцевой бумаге приглашение:

«Уважаемый товарищ!

Совет географического отделения

Научного Студенческого Общества

Московского ордена Ленина

Государственного университета

имени М. В. Ломоносова

приглашает Вас принять участие

в ТРАДИЦИОННОЙ ОСЕННЕЙ НАУЧНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

Заседание 21 ноября 1951 г., среда. Начало в 17 часов, аудитория 57 (помещение: Моховая, 11, корпус 5, географический факультет МГУ)

1. Вступительное слово – лауреат Сталинской премии доктор географических наук профессор Н. Н. Колосовский.

2. Шубникова Л. А., студ. IV курса. “Солевой состав Аму-Дарьи (в связи с постройкой водохранилища)”.

3. Пушкарев Ю. Н., студ. V курса. “Сельскохозяйственный профиль через Русскую равнину”.

4. Капица А. П., студ. IV курса и Аникина М. Х., студ. III курса. “Экспериментальное изучение некоторых геоморфологических процессов”[165]165
  Архив Мемориального кабинета-музея академика П. Л. Капицы при ИФП РАН.


[Закрыть].

У Андрея был намечен доклад в первый день конференции, когда в зале бывает высокое начальство. А конференция проводилась в два дня – значит, далеко не последним он был на Географическом факультете! И именно в экспериментальной области геоморфологии нашел себя Андрей. Натренировавшись у папы на даче, он умел мастерить своими руками все что угодно.

Ю. Г. Симонов рассказывал: «Андрей не со мной одним дружил. Но хотел походить на нас, фронтовиков. Вот какие мы мужики: все с топором, все с ружьем, и если надо перейти через водораздел, мы перейдем, даже если это Памир. Вот к кому попал Андрей Капица! Но у него была своя, академическая черта.

Однажды он сказал мне: “Знаешь что, Юрк, поехали к отцу. Он просит кого-нибудь из старших преподавателей, чтобы ему рассказали, что такое география”. Шел 1950-й год, я заканчивал университет, пятый курс. Еще даже в аспирантуре не был! А Петр Леонидович захотел убедиться, что его сын делает настоящую науку! Андрей привез меня к нему на дачу, меня усадили за стол, накормили, напоили, мы поднялись к папе в кабинет. А я как раз защитил диплом по Ангаре, по Братску.

Петр Леонидович усадил меня в кабинете и стал расспрашивать: “Ну, чего ты делаешь?” Я говорю: “Я вел изыскания для Братской ГЭС”. – “А где эта Братская ГЭС?” – “В Сибири на Ангаре”. – “А, Ангара – знаю. А где там на Ангаре?” – “Где впадает в Ангару река Ока. Сибирская Ока”. – “А чего ты делал?” – “Ходил по дну будущего Братского моря, и мой научный руководитель Сергей Сергеевич Воскресенский говорил мне, что нужно обязательно найти места, пропускающие воду. А пропускает воду известняковый карст. Из-за него вода может обойти плотину ГЭС, и тогда ниже плотины все смоет. Поэтому мы копали, смотрели, какая порода. Бурили на карст, и геофизика у нас была. В принципе, зачем нужна геоморфология? Я же смотрю и вижу, что здесь карст. Тогда можно уже не бурить. Тогда можно обойтись заключением геоморфолога. Потому что я обязательно найду воронку, ячейки, пещеру”. В общем, когда я ему все это рассказал, он говорит: “Ну да, я теперь все понимаю. Ваша геоморфология – это физика!”

И когда мы снова вернулись за стол, я уже ничего не говорил. Сидел только раскрыв рот и смотрел: это вот такой-то академик, а это – вот такой-то. А мама Андрея рассказывала про него: “Мой младший сын, как приходит весна, берет резиновые сапоги, снимает со стены двустволку и едет куда-то в тайгу. И представьте, ему еще за это и платят!” И все гости – ха-ха-ха! Легкомысленно так, по-светски. Но я хорошо понимал, что сижу в одной комнате с академиками, и меня одновременно там нет. Там не географическая семья вообще. Были физики, математики, биологи. И думал, не надоел ли я никому?

Зато поедем на лыжах – лучшего спутника, чем Андрей, просто не бывает! Сидим за столом – ну, он же самый главный! Он – Капица! Он здорово катался на горных лыжах, ездил по каким-то курортам. А у меня по бедности не было горных лыж. Завидовал я Андрею ну вот просто! А он красиво спускается, и так, и этак, и с поворотами, и с разворотами. И окружение у него академическое. Но я потом тоже немножечко научился – ездил на Кавказ, пробовал кататься. Я уверен, что настоящий географ обязательно захочет научиться. И его жена Женя мне говорила: “Ну чего же ты хочешь? Андрей и ты – это же большая разница!”

И почему-то я стал у него лучшим другом по университету! Какие у него еще были друзья? Я просто с ними не встречался никогда. Хотя бывал у Капиц и дома на Ленинском проспекте, и на дачу на все праздники Андрей меня звал.

А потом я поступил в аспирантуру и еще какое-то время был связан с университетом и Андреем тоже. Мы обсуждали с ним все проблемы, которые у него возникали. Если чего-то не ладилось, он прибегал ко мне. Когда в 1950 году я женился, Андрей был главным моим другом из университета на моей свадьбе! Мы с ним вместе покупали букет цветов моей жене Верочке на этот день! И его Женя поэтому, когда он женился, тоже стала близка нам. Наши семьи дружили».

Рассказывает дочь Андрея Капицы Анна Андреевна: «Мама с папой поженились 21 июня 1952 года. Мама родом из Харькова. Отец у нее был немец по фамилии Прейсфрейнд. Сами понимаете, с такой фамилией в военное время учиться в советской школе было непросто. Прейс фрейнд переводится как “милый друг”. Но ее отец умер очень рано, когда маме было всего год-два. А потом ее мать уже вышла замуж за Ивана Васильевича Обреимова, который впоследствии стал академиком. Уже с ним они переехали перед войной в Москву. Первое время, мама рассказывала, они жили в гостинице “Москва”. И по какому-то доносу Ивана Васильевича посадили в тюрьму. Это было в 1940 году. И Петр Леонидович, который знал Ивана Васильевича с детства, они были у Иоффе в одной компании в Петербурге, за него ходил, хлопотал, и Ивана Васильевича чуть ли не 20 июня 1941 года выпустили. То есть, если бы вот еще пару дней – то всё! В тюрьме бы и остался. Потом они получили квартиру на Ленинском проспекте, и тоже в доме 13 – трехкомнатную квартиру в соседнем подъезде. Если посмотреть от квартиры Петра Леонидовича, то она находилась как бы на чердаке. То есть лифт идет до девятого этажа, вы еще пешком поднимаетесь на десятый, и там будет квартира Обреимовых – высота потолков где-то два с половиной в отличие от трех, которые ниже. Но большая просторная квартира, которую они обустроили и всю жизнь в ней жили, и сейчас там потомки живут.

Иван Васильевич Обреимов работал в своем Институте органической химии имени Н. С. Курнакова на улице Стасовой, а наша мама, Евгения Александровна, жила здесь, училась. Практически они с папой жили в одном доме в соседних подъездах. Можно было даже ходить из одной квартиры в другую – там один черный ход на два подъезда. Один подъезд 6-й, другой – 7-й. Мне в детстве было страшно до жути ходить по этому черному ходу – темно, холодно, узенькая лесенка или балкончик – не знаю – и шатающиеся перила, за которые лучше не браться!»

Началась семейная жизнь Андрея Петровича. Он вспоминал: «В начале 50-х годов на первой модели “Москвича” мы стали ездить по Подмосковью, посещая различные туристические места. После смерти Сталина Н. С. Хрущев разрешил Петру Леонидовичу выезжать в социалистические страны, но в капиталистические страны по-прежнему не пускал… Отец решил ездить в социалистические страны Европы на автомобиле. С собой он брал Сергея с его женой Татьяной или меня с моей женой Женей. Отец с мамой побывали в Польше, Чехословакии, Румынии, Болгарии и Венгрии. Позже, после снятия Хрущева, ездили на машине в Югославию»[166]166
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 308–309.


[Закрыть].

Однако и учебы в университете никто не отменял. До нашего времени дошли несколько тетрадных листков в клетку, исписанных мелким Андрюшиным почерком – что-то вроде дневника экспедиции. В правом верхнем углу явно не его рукой надписано: «Печатать Ю. С.» – видимо, это был уже готовый репортаж в факультетскую стенгазету «На одной шестой», оставалось его только напечатать на машинке. А может быть, это Юра Симонов своей рукой завизировал листочки сверху? Названия у произведения нет, место действия – Кольский полуостров, горы Хибины, а повествование, по-видимому, ведется от лица «Андрея большого», то есть его самого:

«5/II-51 г. Поднялись рано. В 7 ч. утра каша, сваренная последним ночным дежурным, была почти готова, быстро уложились. Андрей маленький и Андрей большой заготовили запас дров для следующего путника. Заполнили тетрадь, в которой отмечались все пребывавшие в этой избушке. Быстро поели, и когда собрались фотографироваться на прощание, обнаружилось, что аппарат не работает. Минут 45 его чинили, потом фотографировались и, в результате, вышли поздно. Ежедневные задержки сокращали наше дневное время для перехода, и начальник отряда с Андреем большим ввели свое декретное время втайне от остальных, переведя часы на час вперед. Наконец, вышли!

Впереди идет Андрей большой, дальше Мая (так в письме. – Прим. авт.), Андрей маленький, Наташа и Юра. В лицо дует ветер, пока мы переходим по озеру В. Гарюсное. Когда вошли в лес, ветер стих, прошли еще 1 км и вышли на оз. Н. Гарюсное. Оно около 2 км длиной. С него хорошо видно вокруг! Слева от нас тянется хребет Монче-тундра с горой Эбер Чор (Эберчорр. – Прим. авт.), справа невысокий массив Гарюсной тундры.

Р. Чуна из оз. Гарюсного вытекает широким ручьем 2–3 м шириной, во многих местах не замерзает. Шум от нее слышен довольно далеко. Двигаясь по пойме, мы не уходим далеко от Чуны, не теряя ее из слуха (так написано в письме. – Прим. авт.). Лыжи проваливались до 30–40 см. Идти было трудно. Скорость не более 1,5 км/ч. Тропим по очереди (тропить – значит петлять, обычно в поисках зверя. – Прим. авт.). Сегодня мы должны достигнуть избушки при впадении притока Чуны – Сылы-Уай. Но идти становится все труднее. Уже стемнело, а избушки все нет. У Юры начинает мерзнуть, а потом и коченеть нога. Хотим остановиться, но Юра настаивает идти дальше. Утверждает, что избушка близко. Но на одном из спусков в овражек у него обрывается крепление. Останавливаемся, чиним лыжу. Юра согревает у костра ногу. Через полчаса подъем и отходим в глухую ночь от ярко горевшего, теплого и уютного костра. Идем еще около часа и выходим на берег Чуны. Никаких признаков избы. Решаем ночевать. Раскапываем котлован для палатки, варим ужин и в 1 час ночи ложимся спать»[167]167
  Архив Мемориального кабинета-музея академика П. Л. Капицы при ИФП РАН.


[Закрыть].

Как впоследствии писал про свои студенческие годы Андрей Капица, «к концу пятого курса я уже много поездил по стране. В дни зимних каникул я со своими студентами-друзьями обязательно куда-нибудь уезжал в короткое путешествие. Побывал на Урале, в Кунгурских пещерах, на Кольском полуострове, в Няндоме, на лыжах прошел несколько сот километров по Монче и Чуне-тундре. А летом участвовал в экспедициях на Байкал и Ангару, на Дальний Восток – в Приморье и на Чукотку»[168]168
  Капица А. П. Через полюс на экватор. С. 11.


[Закрыть].

Поначалу, правда, Андрей немного переборщил с полевым костюмом. Это подметил его однокурсник Павел Алексеевич Каплин, впоследствии доктор географических наук, профессор Географического факультета МГУ, заведующий лабораторией новейших отложений и палеогеографии плейстоцена, специалист по палеогеографии морских берегов: «Андрей приехал на Чукотку, весь обвешанный биноклями, сумками и прочим. Не хватало еще только шпаги на боку». Но к концу учебы он приобрел вполне обычный географический облик. В те времена его видел «в деле» Олег Анатольевич Борсук, доцент кафедры геоморфологии МГУ, один из родоначальников математизации географии и известный популяризатор науки: «Помню, был такой парень Андрюша, в ковбойке и сатиновых шароварах. Любой работы не чурался, помню, бегал с рейкой».

Это уже происходило где-то в пойме Москвы-реки, когда Андрей увлекся исследованиями Николая Ивановича Маккавеева (геоморфолог и гидролог, основоположник советской гидротехники, доктор географических наук, профессор кафедры геоморфологии Географического факультета МГУ, основатель научно-исследовательской лаборатории эрозии почв и русловых процессов).

Так получилось, что о работе реки тогда не было точных знаний. А ведь в те годы строились все наши главные ГЭС, высаживались лесозащитные полосы, активно проводились мелиорация и водозабор. Плотины и водохранилища, изменяющие базисы эрозии гидрографической сети, наряду с нарушениями объемов стока и поступления с водосбора наносов, создавали рекам новые условия существования. А методика прогнозирования, как поведет себя в разных ситуациях река, отсутствовала. Были лишь мнения, порой авторитетные, но одинаково бездоказательные. От будущих водохранилищ ждали, естественно, заболачивания по берегам, а ниже плотин – энергичного врезания русла, что могло ухудшить условия орошения и даже вызывать необходимость перестройки судоходных шлюзов.

Н. И. Маккавеев первым решил точно ответить на все эти вопросы с измерительными инструментами в руках. Уже в самом начале своих исследований он решил построить макет реки. Андрей Капица приглянулся ему как выходец из физико-математической семьи, да еще с золотыми руками, умевшими мастерить все что угодно. Ну а студенту-романтику пройти мимо Маккавеева было просто невозможно. По воспоминаниям людей, видевших Николая Ивановича, он читал лекции с превосходным юмором и приходил на Географический факультет в форме речного капитана. Черный мундир с золотыми пуговицами и галунами на рукавах, белая фуражка с «крабом» – как раньше все было красиво!

В июле 1954 года, в самом сухом месяце года, чтобы не мешали дожди, в месте проведения летней факультетской практики, в Красновидове, на слабо наклоненной пойме Москвы-реки, прямо в грунте, в легком суглинке была вырыта искусственная река длиной 65 и шириной один метр. Сухой язык технического описания назвал эту реку «русловым лотком». В ее верховье специально оставили большой камень, породивший водопад, с помощью которого изучался процесс регрессивной (обратной) эрозии верховья. Параллельно «реке» был прорыт «сбросной канал» такой же длины, из которого к ней последовательно подводились три притока. И «река», и канал несли свои воды в один водосборный резервуар, имитировавший озеро. Сверху над всем этим ездила на роликовой тележке и натянутых тросах стереофотокамера.

В ходе исследовательских работ над «рекой», или, по-научному, «русловым лотком», было проведено множество экспериментов. Результатом стала научная статья – первая в жизни А. П. Капицы. В конце статьи проставлена дата: «Поступила в редакцию 26 октября 1954 года»[169]169
  Маккавеев Н. И., Капица А. П., Хмелева Н. В. Экспериментальное исследование процессов развития продольного профиля реки (По материалам предварительного отчета) / Вестник Московского университета № 2. М., Издательство Московского университета, 1955.


[Закрыть].

Роман Сергеевич Чалов, доктор географических наук, профессор кафедры геоморфологии, заведующий научно-исследовательской лабораторией эрозии почв и русловых процессов имени Н. И. Маккавеева МГУ, считает: «В 50-е годы появилось новое направление в науке – экспериментальная геоморфология. И начало ему положил Н. И. Маккавеев с Андреем Петровичем». В ходе экспериментов над искусственной рекой Андрей, в том числе рисуя геоморфологические профили, изобрел прибор профилограф, позволивший ему без циркуля и кальки переносить горизонтали с планшета на бумагу. Профилограф Андрея Капицы повышает точность работы и дает возможность рисовать профили с изменением как горизонтального, так и вертикального масштабов[170]170
  Капица А. Профилограф для черчения профилей по горизонталям // Ученые записки. Вып. 182. Геоморфология. М., Издательство Московского университета, 1955. С. 203–209.


[Закрыть]. Так сформировался специалист с инженерным талантом, на которого Маккавеев возлагал большие надежды».

А между тем в 1954 году дела у отца Андрея, Петра Леонидовича Капицы, шли лучше, чем этого можно было желать. С. И. Филимонов вспоминал: «Петр Леонидович мечтал построить на Николиной Горе большую лабораторию для работ по электронике больших мощностей. На его дачном участке было выбрано место, и проект такой лаборатории был разработан ГИПРОНИИ. Но этому проекту не суждено было осуществиться. В начале 1955 года Петр Леонидович был вновь назначен директором ИФП. Но он не спешил перебираться в Москву. Опыты в “хате-лаборатории” продолжались до конца 1955-го. А в мае 1955 года были начаты работы по созданию СВЧ-генератора “Ниготрон” (название образовано от Николиной Горы. – Прим. авт.)»[171]171
  Петр Леонидович Капица: Воспоминания. Письма. Документы. М., Наука, 1994. С. 163.


[Закрыть].

Вместе с Анной Алексеевной Петр Леонидович переехал в новый особняк на территории ИФП, построенный над Москвой-рекой архитектором Е. Н. Стамо в 1950 году для члена-корреспондента АН СССР, дважды лауреата Сталинских премий Артема Исааковича Алиханьяна – любимца «посаженного» директора ИФП, лауреата четырех Сталинских премий, академика Анатолия Петровича Александрова. Слишком поторопившегося с «ториевым циклом» Алиханьяна отправили на Кавказ ловить из космоса нейтрино. В особняке от него остался только потолок над лестничным пролетом, выкрашенный в ярко-синий цвет. Петр Леонидович прозвал этот потолок на втором этаже своего дома «синим небом Армении». Отныне этот особняк станет главным семейным гнездом Капиц.

Академик прощен, академик реабилитирован, он вновь посещает заседания Президиума Академии наук СССР. А между тем мировое научное сообщество готовится к Международному геофизическому году (МГГ): в период 1957–1958 годов учеными разных стран должны проводиться согласованные геофизические исследования по единой методике и программе. Один из намеченных объектов изучения – Южный материк.

«Мне было десять лет, когда я впервые познакомился с Антарктидой, – писал Андрей Капица. – Это произошло в Казани. На Бауманской улице в книжном магазине я увидел книгу Ричарда Берда “Над Южным полюсом”. Я купил ее, вместо того чтобы отправиться в кино. Всю ночь, при свете свечи, тайком от моего деда, академика А. Н. Крылова, я бродил по страницам этой книги и ощущал себя участником экспедиции Берда. Айсберги и ледяные поля, отважные полеты и трудности зимовки в далекой и таинственной Антарктиде увлекли меня. Конечно, и до этого я читал о замечательных полярных экспедициях Папанина, о походе “Челюскина”, но это было свое, северное, и благодаря газетам – какое-то сегодняшнее. А Антарктика, континент, у которого не все берега еще нанесены на карту, – то было нечто совершенно недостижимое…»[172]172
  Капица А. Через полюс на экватор. С. 10.


[Закрыть]

Андрей решился попробовать себя в большом деле. Сквозь морозный туман то ли наяву, то ли миражом далеко впереди проглянула загадочная ледяная громада…

Тут самое время вспомнить про бутылку джина, которую подарила его отцу на свадьбу вдова британского инженера – строителя ледокола «Ермак». На этом ледоколе адмирал Степан Осипович Макаров собирался достичь Северного полюса, как он говорил, «напролом». «Ермак» действительно совершил несколько рейсов в высокие широты, но это оказалось не по силам даже самому мощному тогда в мире ледоколу. «Ермак» участвовал в спасении броненосца «Генерал-адмирал Апраксин», севшего у острова Гогланд на камень 13 ноября 1899 года. В этой спасательной операции был впервые в мире использован радиотелеграф, изобретенный русским физиком и электротехником Александром Степановичем Поповым. Во время Русско-японской войны «Ермак», взломав лед в Либавском порту, провел эскадру контр-адмирала Небогатова на чистую воду, открыв ей путь на Дальний Восток.

А бутылка джина «Old Geneva Superior» так и хранилась дома у Петра Леонидовича Капицы, пока в августе 1977 года советский ледокол «Арктика» под командованием капитана Юрия Сергеевича Кучиева первым из надводных судов не достиг Северного полюса. Тогда Петр Леонидович решил подарить эту бутылку героическому экипажу «Арктики» и отправил на борт письмо:

«Дорогие товарищи!

То, что наш ледокол “Арктика” достиг Северного полюса, это большое достижение и нашего инженерного судостроения, и нашего арктического флота. Хорошо известно, что когда адмирал Макаров строил в Англии ледокол “Ермак”, он имел целью именно ледоколом достичь полюс. Так случилось, что у меня уже давно находится бутылка старого голландского джина, которую при спуске “Ермака” в Ньюкасле в 1900 г. Степан Осипович Макаров подарил строителю “Ермака” Томасу Миллару. Эта бутылка находится у меня более 50 лет, и попала она ко мне следующим образом.

Я родился в Кронштадте, мой отец, военный инженер, был в продолжение двадцати лет строителем фортов и крепости в Кронштадте. Наша семья дружила с семьей капитана Васильева, он был ближайшим помощником Макарова и первым командиром “Ермака”. Когда “Ермак” в 1902 году пришел в Кронштадт, мне было тогда около 8 лет, я помню, как мы по льду дошли до “Ермака” и осмотрели его. Несколько лет спустя в Порт-Артуре на броненосце “Петропавловск” вместе с Макаровым погиб капитан Васильев.

Уже студентом в 1914 г., чтобы усовершенствоваться в английском языке, я поехал в Англию. Эту поездку помогла устроить вдова капитана Васильева, Мария Николаевна, которая была дружна с моей матерью. Она написала строителю “Ермака” Миллару, который тогда уже жил в Глазго, и несколько месяцев я провел в гостеприимной семье Милларов. Там меня застигла война, и я с трудом вернулся в Петроград.

В 1921 г. уже молодым ученым я поехал в Англию в командировку, сопровождая академиков А. Ф. Иоффе и А. Н. Крылова, и там до 1934 г. я научно работал в Кембриджском университете. Когда в 1927 г. я женился на дочери А. Н. Крылова, то нам, как свадебный подарок, уже вдова Томаса Миллара подарила эту бутылку, которая хранилась у них в семье, как драгоценный подарок от адмирала Макарова. С тех пор эта бутылка у меня.

За все эти годы я не находил достаточно значительного повода, чтобы ее открыть. Теперь я буду очень рад, если команда и строители “Арктики” примут от меня этот подарок с самыми искренними поздравлениями с выполнением заветов Степана Осиповича Макарова и с крупнейшим научно-техническим достижением. А у меня будет чувство удовлетворения, что я не зря хранил эту бутылку 50 лет!

С большим приветом и с самыми лучшими пожеланиями команде и строителям ледокола “Арктика”.

Капица»[173]173
  Архив семьи Валерия Альбертовича Генде-Роте.


[Закрыть].

Однако джин этот он так и не подарил. Бутылка оказалась керамической, и все ее содержимое за долгие годы улетучилось…