Текст книги "Шествие с ума"

– Мама! – вырвалось у Николая.

К столу быстро подбежала женщина лет пятидесяти – в старомодном платье, небольшого роста, что выглядело диссонансом по отношению к Николаю.

– Сынок!

Николай подскочил. Они обнялись. Николай представил Наташу и маму друг другу и рассказал в подробностях о происшествии.

– Объясни мне: что ты собрался делать?.. Ну каким моряком? Ты же ничего, кроме книг и своих химреактивов, не видел в жизни. Ты же химию любишь? Я очень удивилась, когда узнала, что возле тебя девушка! – забрасывала мама Николая вопросами.

– Мама, это было раньше. А в последнее время что-то произошло. Причём это готовилось где-то внутри. Как будто сегодняшнее событие, подобно лавине, снесло какие-то заслоны. Вениамин – тот любил физику беззаветно. А кто такой я?.. Я не знаю. Я должен это узнать, а здесь мне не дадут. Я хочу научиться вязать узлы, – перебивал сам себя Николай.

– Коля, это твоя жизнь, – вцепилась мать в руку Николая. – Я понимаю тебя. И отпускаю. Будь осторожен. Наташа, он спас вас, а вы спасите его. Я отпускаю его только потому, что вы рядом с ним. Я знаю, что вы не сможете его бросить. Он совсем ребёнок, – разрыдалась она.

– Я изменился, – ответил юноша.

– Чтобы измениться, нужны годы, нужны навыки, – как будто сама себе сказала мама.

Наташа взяла руку женщины:

– Я буду рядом. Пока это возможно.

* * *

Через два часа Николай и Наташа ехали на скоростном поезде в Новороссийск. Точнее, не ехали, а плыли. Поезд использовал вместо воздушной подушки сверхпроводящий состав, благодаря чему он не испытывал трения с дорогой. Этот состав выталкивал поезд вверх, и казалось, что тот парит над землёй.

Николай впервые отправился так далеко на поезде и пытался проанализировать свои ощущения от железнодорожного приключения. Ему казалось, будто то, что описывала мама, было как-то по-другому. Поля, леса, овраги, реки были теми же, мимо которых проезжали на электропоездах пятьдесят лет назад, но их восприятие изменилось. Подобно скорочтению, где улавливается только общий смысл, скорость около пятисот километров в час не позволяла разглядеть детали, а в городах, встречающихся по пути, которые в прежнее время вносили существенный вклад в оценку путешествия, поезд теперь не останавливался. Он проезжал их в глубоком тоннеле, что занимало всего пару минут. На тёмные окна в это время транслировали кадры с последними успехами РЖД.

Весь путь до Новороссийска занимал около трёх часов. Купе вагона блистало новизной, обшивка из стекла и пластика была мягкой на ощупь и создавала ощущение комфорта и безопасности. Николай взял пульт и выбрал режим «альпийский луг», после чего тонкие ароматы эдельвейса и мака затопили купе. Уже несколько лет темы тактильных ощущений и запахов активно заполоняли рекламу. Везде предлагали что-то такое на ощупь с ароматом чего-то, начиная от одежды и заканчивая шариковой ручкой.

– Наташ, а ты чего улыбалась тогда, в «Старбаксе»? – спросил Николай, достав из-под стола пришедший по пневмопроводу ланч и откинувшись на спинку кресла-трансформера, которое тут же «подстроилось» под форму спины.

– Гримасы мне твои понравились, у тебя все эмоции на лице. Такие лица не врут. В отличие от многих, – что-то вспомнила Наталья и продолжила: – Все говорят: тебе это нужно, тебе то нужно. А сами понимают, что это может быть не так. Но боятся даже себе в этом признаться. Всё должно быть в порядке. Беспорядка боятся как огня. У меня ведь та же проблема. Генеральный тест показал, что я должна быть стюардессой. Да, я люблю путешествовать, но, может, из меня геолог бы получился. А в самолёте мы мира не видим… А изменить что-либо я уже не могу. Всевышний тест… Отпуск мне дали легко, когда узнали, что произошло, на целых две недели, чтоб нервы успокоила – стюардесса должна быть уравновешена, – подытожила Наталья.

– А ты красивая и эмоциональная… – вдруг сказал Николай, и, испугавшись сам себя, начал быстро жевать, чтобы заполнить неловкую паузу.

Еда, пришедшая по пневмопроводу, напоминала космическую пищу: она была в виде желе, в баллонах и пакетах.

– Знаешь, Наташ, скоро зубы пропадут как атавизмы, раньше они были нужны, чтобы вгрызаться в жизнь, а теперь система жуёт всё за тебя, – пошутил Николай и достал пакет с орехами. – И ещё, к слову, про тест. Вот чего я не понимаю: зародыш живого существа состоит из стволовых клеток, и потом генетическая программа начинает формировать из них различные органы – сердце, печень, лёгкие. Человек тоже должен быть в детстве готов к любому будущему, тогда появляется всезнающий тест и решает кому куда. Но ведь тест определяет специализацию на основании данных датчиков. Наверно, генетическая программа тоже не цацкается со стволовыми клетками. Какой-то замкнутый круг.

– Он будет замкнутым, пока нет Бога. Бабушка говорила, что Бог – это иррациональность. И поэтому правила не могут быть всеобщими. Не забывай, что в двадцать три года нас ждёт следующий тест, где определят вторую половину, где тебе определят жену, а мне мужа. Хотя раньше родители тоже решали вопрос замужества, и я читала, что многие браки были счастливы, и это происходило тоже через Бога… Но… Я боюсь даже представить, как это будет, – заключила она и вытянула ноги в «вечных» джинсах.

– Да, мы через месяц собирались с Вениамином проходить этот тест. Месяц, какой-то месяц. Я думал, он будет у меня шафером на свадьбе. Все знаки Бога налицо, скрутила жизнь бензол в кольцо, – с болью выдавил Николай и замолчал уже надолго.

Он думал о системе и внесистемности. О том, что мы на самом деле замечаем только внесистемности, и только из них состоит жизнь, но они часто бывают болезненными… Похороны дедушки в прошлом году… Николай не поехал на них, у него были экзамены. Система тогда в очередной раз победила. И теперь Николай вместе со всей системой на полной скорости влетел в точку сингулярности смерти Вениамина…

– Ваши билеты! – резкий, как звук тормозов, голос контролёра из дверной щели заставил дёрнуться Николая.

– Пожалуйста… – Наталья включила смартфон и протянула его мужчине лет сорока, всклокоченные, на манер Эйнштейна, волосы которого мешали тому посмотреть на экран, где высвечивался билет.

Контролёр всей пятернёй забросил густую охапку волос назад и неприятно посмотрел на Николая. Тот послушно протянул свой телефон.

– И что? – странно посмотрев, спросил служащий.

– Что – «что»? – не менее странно переспросил Николай.

– У вас здесь указано, что вы брат и сестра. А по документам вы такие же брат и сестра, как я ваш дедушка. Вы же прекрасно знаете, что разнополым пассажирам нельзя ездить в одном купе, вы могли бы сесть в сидячем вагоне, – скрипуче и очень жёстко пригвоздил контролёр. – Придётся вызвать службу охраны.

– Я хотел сделать приятное девушке, у нас сегодня случилось страшное происшествие! Я могу выйти в коридор и там стоять, – извинялся Николай.

Он крайне непривычно для себя сжульничал на вокзале, где кассир, не проверив, поверил ему на слово.

– Хорошо, – так же неожиданно согласился служащий.

Николай надел кроссовки и вышел из купе. Для Натальи всё произошло так быстро, что она только в недоумении проводила взглядом обоих вышедших мужчин: с нежностью – Николая и с ненавистью – контролёра.

Николай подумал, что надо начинать привыкать к трудностям, и встал в коридоре, решив провести там оставшиеся до Новороссийска два часа. Спустя какое-то время Наталья вынесла ему десерт и виновато пожала запястье. Юноша, погружённый перед этим в свои «песочные» думы, отряхнулся и просветлел:

– Спрашивается, после трёх уровней контроля на вокзале зачем ещё контролёр? Какая бы совершенная система ни была, человек ей не доверяет, – незнакомая, но приятная улыбка скользнула по губам Николая.

Наташа спустя минуту вернулась в купе, чтобы не раздражать контролёра.

«И ничего не произошло. Солнце светит. Поезд движется. Я жив. А ведь всё могло только что закончиться…» – Напряжение схлынуло конвульсией и перешло в умиротворение.

Николай положил руку на окно, пошевелил пальцами, убедившись в том, что они слушаются его, и сквозь пальцы увидел, как лучи солнца волнами отражаются от поля, мимо которого пролетал поезд. Разобрать, что там росло, было невозможно. И это было не нужно, волны света захлестнули Николая, и казалось, что проникли до самой глубины.

Из запястья, которого коснулась Наталья, шло тепло, оно сплеталось со светом и вибрировало по всему телу. Миллиарды клеток в его руке чувствовали то же самое, они были заодно с Николаем.

Два часа пронеслись как одно мгновение.

* * *

Новороссийск преобразился из крупного портового города времён молодости дедушки в город цветов и виноделия. Если в прошлом грузы доставлялись контейнеровозами, то теперь пневмопроводы, проложенные для этих целей под морем, были быстрее и удобнее. Некоторые из кораблей переделали в музеи двадцатого века. Остались туристические корабли и суда специального назначения, в том числе военные. Но город продолжал жить.

Теперь в окрестностях города выращивали цветы, которые вытеснили с рынка России некогда известные голландские розы. Всезнающий тест подбирал теперь в Новороссийск флористов.

Николай и Наташа сняли две соседние комнаты в недорогом отеле. На стойке регистрации они не показали того, что даже знакомы. Комнатки были малюсенькие – кровать при помощи пульта выдвигалась из пола. Если бы она находилась в комнате постоянно, то передвижение от входной двери к окну было бы затруднительно.

На следующее утро, во время завтрака, Николай как будто случайно подсел к Наташе и сообщил, что он попытается устроиться на любое судно, а там как Бог даст.

Николай отправился в порт и поднялся на борт пассажирского катера.

– Ваше направление? – был первый вопрос.

Опасения подтвердились: система знала всё и шансов попасть на корабль с навыками смешивания реактивов не было. Он попытался поговорить со шкиперами, чтобы они взяли его на борт тайно, но система работала и здесь – все боялись лишиться баллов и понизиться на несколько профессиональных уровней ниже.

– Неужели ничего не придумать? – пытал Николай матроса в одном из прибрежных кафе. Николай угостил того обедом, и матрос, расчувствовавшись, поделился:

– Попробуй спросить капитана про нелегальные розы, которые мы возим в Сочи. Может, шантаж поможет.

Николай рискнул и спросил. Кулак шкипера моментально прижал его к входной двери:

– Не знаю, какой добрый человек проболтался, но ты – не розы.

Уходя с судна, Николай вспомнил последнюю встречу с Вениамином, его предложение выпить, вспомнил свой отказ и зелёный халат, который должен был последовать за согласием. Будь на месте капитана Вениамин, он придумал бы что-нибудь.

Наташа все эти дни, пока Николай бродил по порту в поисках решения, купалась, загорала и гуляла в парке цветов. Посетителей там днём, во время жары, было немного. Она впервые видела такое великолепие – здесь были собраны все известные сорта роз. Весь парк гудел так, словно где-то рядом был аэропорт и шёл на посадку самолёт. Пчёлы, не покладая крыльев, заботились о цветах. Вечерами Наташа и Николай уславливались о встрече в кафе, где разыгрывали давно не видевших друг друга и случайно встретившихся друзей. После перепалки с контролёром они решили не привлекать внимания и стали аккуратнее в поведении.

Им даже нравилась подобная конспирация – Николай подсовывал под дверью записку с адресом очередного кафе.

«Привет, Наташ!» – «Коля, это ты?! Сколько лет, сколько зим!» – было ежевечерним паролем на встрече друзей. Нечаянные взгляды, лёгкие касания рук, оговорки и, конечно, интрига – всё это добавляло внутреннего трепета в их отношения. Наташа, привыкшая в самолётах к множественному вниманию мужчин, неожиданно для себя сосредоточилась на Николае. Ей, очевидно, нравилось проявлять небольшую, допустимую в этой ситуации заботу о нём.