Текст книги "Тропа тунеядцев. В августе 34-го. Из жизни контрразведчиков"

– И, не только дружинники. – Скромно, опустив глаза, сказал Фомичев. – Ведь буквально все, все кто мог, бросились на выручку своих товарищей, в цеху безалкогольных напитков.

– Мы снова обратились с вопросом, к капитану Злыднику

– Скажите, товарищ капитан, видимо в дверях возникла давка, и милиция вынуждена была стрелять в воздух?

– Здесь, два факта, из происходившего сегодня на комбинате, смешаны воедино, а должны стоять отдельно. Я имею в виду, возникшую в дверях сумятицу и то, что работники предприятия, возможно, приняли за стрельбу. К тому, же эти события разделены значительным отрезком времени.

Злыдник говорил так уверенно, что полковник Бурый, поймал себя на том, что верит, каждому сказанному им слову.

– Сегодня, на комбинате, проводился плановый рейд службы Санэпиднадзора, и видимо их действия, породили эти неоправданные домыслы.

– Мы поговорили, с работником санитарной службы. И, вот, что, нам, рассказали.

– Перед объективом телекамеры, предстала вторая сестра – Наталья Петровна Баран, в девичестве – Ермак, которая стала резать правду-матку:

– Буду говорить прямо. Виной всему крысы. Если производственные помещения просто идеальны, в плане чистоты и стерильности, то примыкающий к комбинату полигон промышленных отходов, оставляет желать лучшего.

После вступительного слова, девица в аккуратном, идеально белом халате, донесла до зрителей, что в деле борьбы с грызунами, наука шагнула далеко вперед. Что капканы и яды это уже вчерашний день, и сегодня санитарная служба страны осваивает новые технологии.

Оказалось, что для борьбы с серыми разносчиками заразы, сейчас начинают использоваться химические ловушки, которые при приближении грызуна срабатывают, как петарды, выбрасывая вещество смертельное для крыс, но совершенно безвредное для человека.

– Сегодня, на полигоне четвертого комбината, была опробована экспериментальная партия, нового средства. Похоже, что у некоторых это вызвало растерянность. Но могу вас уверить, что наши действия, были заранее согласованы, с дирекцией.

Камера, в очередной раз, показала корреспондента, которая всем своим видом показывала, что готова добиваться истины, в этом деле, любой ценой.

– Нам удалось поговорить с очевидцами, происходившей на полигоне испытательной акции.

Камера показала черноволосого и черноглазого, мужичонку, в новенькой спецодежде. За его спиной, безмятежно, смотрел в камеру, другой, более интеллигентного вида, в такой, же новенькой спецодежде.

– Этот человек отказался назвать свою фамилию и представился, просто, Валерием. Причина, по которой, он отказался представиться полностью, довольно банальна. Пусть, он сам расскажет об этом.

– Скажите, Валерий, вы, ведь, не сотрудник комбината?

– Нет. – Помотал головой, брюнет, известный в определенных слоях общества, под погонялом «Румын».

– Расскажите телезрителям, как вы здесь оказались и чем занимаетесь!

– Ну, как, вам, сказать… – Румын стал, смущенно царапать носком ботинка землю.

– Дело в том, что Валерий, в данный момент, отбывает наказание за административное правонарушение. Искупает честным трудом, совершенный по неосторожности проступок. Так, ведь, Валерий?

– Совершенно, верно. – Воспрял, духом, Румын. – Вот именно – по неосторожности. Сейчас, искупаю трудом… Все, что могу…

– Вы были свидетелем испытаний?

– А, то – как же! Видел все своими глазами! Нас, ведь, близко не подпускали. Мы издалека, все видели, как оно там стреляет. Но крыс мертвых осталась тьма-тьмущая. Пусть, вон, Серега скажет. Скажи, Серега?!

– Совершенно верно. Ничего не могу прибавить к сказанному. – Подтвердил второй.

После интервью, со свидетелями и участниками событий, корреспондент, еще минут пять, говорила о человеческом факторе и, возможно, допущенной халатности, что, в итоге, привело к аварийной ситуации на предприятии.

Впрочем, концовку репортажа, она провела, на мажорной ноте, сделав вывод: что ни делается, все – к лучшему. Мол, из допущенных ошибок, будут сделаны правильные выводы и подобная ситуация больше никогда не повториться.

– Ну, что же, – сказал генерал Пчелкин, – давайте, Александр, вашу бумагу. Я подпишу.

Когда телевизионщик покинул кабинет, генерал задумчиво сказал:

– А, этот, твой, Злыдник – ничего. Справился. Судя, по тому, что мне, докладывали… Да. Титаническую работу проделал. Прямо Геракл, какой-то! Теперь, давай, разбираться с остальным. Что, у тебя – по Рахметову?

– Рахметов, на комбинате был. Но скрылся, под шумок. Ищем. Теперь уже двоих. Рахметова и некого Леоновича. Они, по всей видимости, ушли на пару. На квартиру Леоновича, отправлена группа. Возможно, они появятся там. Сейчас, пробиваем родных и знакомых. К утру, установим наблюдение, за всеми возможными местами их появления.

– Ладно. Что еще?

– Наш связной встретился с человеком из ФСБ.

– Так.

– Русские дали нам разъяснения, по поводу Белой.

– Так.

– Оказывается – никакая она не Белая. Она – Чернышевская. Дочь известного российского олигарха Чернышевского.

– Да, что, же это такое, в самом деле?! – Пробормотал Пчелкин, чувствуя онемение во всем теле.

– Чего, они раньше молчали? – Спросил он

– Они, сами, узнали совсем недавно. От сопровождающего.

– Этот, Ломако – сопровождающий, при дочери олигарха?! Вы разберитесь, с ним. Все-таки интересно, он в самом деле – алкаш или только прикидывается. А, эта, Туманова, кто – такая? Что мне, теперь, докладывать Самому? Да, дела.

– Чернышевский, сейчас, ближе всех к телу. – Задумчиво сказал Бурый, в подробностях, вспоминая рапорт Скрипака.

– Да, знаю я! – Вспыхнул генерал. – Ты, куда смотрел?

– Мое дело задерживать и пресекать, а выяснять обстоятельства – дело следствия. – Парировал Бурый.

Сейчас он был на сто процентов уверен, что, докладывая утром высокому руководству, генерал, от себя, совершенно неприлично приукрасил рапорт Скрипака. Хотя тот и так, без всяких прикрас, тянул на международный заговор.

– Дело следствия, дело следствия… – Побарабанил пальцами по столу Пчелкин. – Ладно!

Он снял трубку телефона:

– Дежурный! Терещенко, завтра, сразу, как появится, ко мне!

Положив трубку, генерал встал со стула. Бурый последовал его примеру.

Пчелкин ходил по кабинету. Бурый переживал, стоя у стола.

Наконец, генерал начал притормаживать и, в конце концов, стал на месте. Остановившись, тяжело вздохнул и сказал:

– Расходимся. Все равно, сейчас, мы, здесь, ничего не решим. Нужно докладывать, на самый верх. А, там будет видно…

Глава восьмая

– Ой, смотрите, девчонки – лес кругом! – Дрожащим голосом, сказала Нина Григорьевна, глядя в окно.

Ее робкий голос, прервал дискуссию о том, кто вчера пострадал сильнее всего.

Девчонки, каждой из которых было в районе пятидесяти, дружно поглядели на окна.

Какое-то время, в палате, было тихо.

– Ох! – Простонала Фаина Геннадьевна. – А мне, вчера, укол в вену кололи!

– Ой, Фаина, что, тут – такого? – Сказала Алла Михайловна. – Мне, вчера, тоже кололи! И, не один, а – три. а, то и четыре. Я уже не помню. И Нинке кололи. И Анюте…

– У вас, может, организм – другой, а, как я всего боюся… Смотрите, Ганна спит – хоть бы хны!

– Ее, вчера, как привезли, укол дали – она сразу и заснула. – Сказала Нина Григорьевна. – Вот, мне бы так! Вы все спите, а я заснуть не могла полночи!

– Храпела, будь-будь! – Сказала Фаина Геннадьевна.

– А, мне так казалось, что я не спала… – Удивилась Нина Григорьевна.

– Может, это тебе приснилось, что ты не спала. – Сказала Алла Михайловна.

Ганна, всхрапнула и повернулась, с боку на бок.

– Нет! – Взметнулась на кровати Алла Михайловна. – Пойду, узнаю, где – мы. Кто – со мной!

Фаина Геннадьевна и Нина Григорьевна ответили, на ее вопрос, дружным стоном.

– Никто? Ну, так, я, сама. Пойду и все узнаю!

Когда она вернулась, на нее обрушился град вопросов:

– Ну, что? Узнала?

– Где мы?

– Что, за больница?

– Новинки. Центр психического здоровья нации. – Коротко сказала Алла Михайловна и, не говоря больше ни слова легла, на кровать.

Наступила тишина, в которой отчетливо было слышно, как Анна Михайловна посапывает носом.

– А, Ганне, хоть бы, что! – Растерянно произнесла Фаина. – Спит и горя не знает.

– Ой, девчата, что, вы, так волнуетесь? – Мгновенно перешла от сна к бодрствованию Ганна. – Новинки, так Новинки. Тоже – больница, то же лечат! Вы бы на себя, вчера, со стороны глянули! Фаиночка, я, даже, не представляю, как ты выдюжила! И Нина, вся побелела с лица. Про Аллу, я, даже, не говорю…

Дверь в палату открылась, и вошла пожилая женщина, в белом халате, с ведром и шваброй в руках.

– Проснулись? – Радостно спросила она, проворно проскальзывая внутрь. – Я освежу у вас, немного.

Но тереть пол не стала, а, поставив ведро и оперившись на швабру, запричитала:

– Боже, боже! Это же, кто мог подумать, что у нас такое может случиться. Столько народу погибло!

– Да, не может быть! Да, что, вы, говорите? – Села на кровати Фаина. – И, где такое случилось?

– Так, у вас же! На комбинате! – Удивленно сказала санитарка.

– У нас?! – Схватилась за сердце Фаина Геннадьевна. – Ой, ой! Не может быть!

Санитарка, открыв рот, уставилась на нее.

– Фаина, ты, что – ничего не помнишь? – Спросила Анна Михайловна, она же – Ганна.

– Да, помню! Джихадисты. Заминировали все. Только, мы с Нинкой на втором этаже были. Не видели ничего.

– И, как стреляли не помнишь?

– Как стреляли – помню. Потом – взрыв! И уже, потом, все в голове перемешалось.

У санитарки, на щеки вернулся румянец.

– У нас, говорят, вся «Скорая помощь» ранеными забита! – Сказала она, радостно. – Это все, тунеядцы устроили!

– О, господи! – Схватилась, за сердце, Нина Григорьевна. – Только, тунеядцев нам не хватало!

– У меня, сразу, ноги отнялись, сердце заколотилось. – Сказала Фаина Геннадьевна. – Все вниз бросились, а мы с Нинкой сидим, шагу ступить не можем. Хорошо, Ганна потом вернулась…

В середине разговора, в палату заглянула женщина, в белом колпаке.

– Завтрак, кушать, будете? – Спросила она и, получив отказ, присоединилась к беседе.

– Ну, как, вы, тут? Живые? – Говорят, у вас вчера перестрелка была?

– Это, не у нас. Это – на свалке. – Сказала Ганна, свешивая ноги с кровати.

– А. кто, в кого стрелял?

– Там, не пойми, что творилось. Милиционеры бегали, стреляли, взрывали, что-то, а что не понять было. Что бы – толком.

– А, джихадистов много было? – Спросила женщина, в белом колпаке.

– Много, наверно. – Уверенно сказала Ганна. – Потому, что стреляли долго. Это на полигоне, у нас, так свалка называется. А, внизу, что было так и не знаю. Я, с Фаиной, наверху побыла немного, а, когда за врачами пошла, так внизу – все стекла выбиты и кровь повсюду.

– А, по телевизору говорят, что пять раненых всего было. Я, сегодня, своей знакомой позвонила. Она, в «Скорой помощи», работает. Так, она сказала, что ужас, что творится! Столько народу навезли! Всю ночь возили. Так, она говорит, что, к ним, только самых тяжелых брали. А, остальных в другие больницы развозили!

– Страх! Страх, что творится, на этом свете! – Всплеснула руками Фаина Геннадьевна. – Как, мы живы остались – неизвестно!

Дверь приоткрылась. В нее просунулся любопытный нос. Потом показалась и сама обладательница носа – медсестра, в ладно подогнанной, по фигуре, зеленой униформе.

– Здрасте. – Сказала она и стала в круг медперсонала.

– Нинка, как, все началось, сомлела бедная. Повисла у меня на руках. Я, сама, шагу ступить не могу. Руки колотятся, все внутри колотиться…

– Ага. – Подтвердила, Нина Григорьевна. – Как стало мне плохо, кругом стреляют, я бежать хочу, а ноги не слушаются…

– Это просто ужасно, это просто ужасно! – Качали головами работники диспансера.

– Ну, что, тут, за сборище! Расходимся, по рабочим местам. Пациентам покой нужен! – Возвестил, с порога, доктор; средних лет, приятной внешности мужчина.

– Все уже уходим, Алексей Дмитриевич

– Уходим, уходим!

Когда палата опустела, Алексей Дмитриевич вышел на середину и, постукивая по ладони маленьким молоточком, весело спросил:

– Ну, как самочувствие? Приходим в себя, потихоньку?

– Ой, доктор, знаете, я – вся такая разбитая. Наверно давление подскочило. И, знаете, вот здесь, в затылочной части – тяжесть какая-то… – Пожаловалась Фаина Геннадьевна.

– Так, так!

– И, еще, знаете, вот, здесь, в боку – резь, от чего-то…

– Разберемся.

– И, еще, бывает, ни с того ни с сего, как в пот бросит…

– Так. – Взмахом руки, остановил ее врач. – Голова, сегодня, не болит?

– Болит. Голова, тоже, болит…

– Как остальные себя чувствуют?

– Слабость доктор. – Подала голос Нина Григорьевна.

– Подташнивает. – Сказала Алла Михайловна.

– Это, вы, милочка, вчера, с валерьянкой перестарались. Она, конечно, успокаивает. Однако, в большом количестве, действует, скажем так, возбуждающе.

– Это – не валерьянка, доктор. – Захохотала, Ганна. – Это, она, вчера, в кафе закрылась и там пересидела нападение

– Мудрое решение! – Восхитился доктор и проявил профессиональный интерес. – Извините, вы это предприняли целенаправленно или спонтанно?

– Само собой, получилось. – Скромно опустив глаза, вздохнула, Алла Михайловна.

– Тогда, я, вам назначу, на сегодня, дополнительную капельницу.

– Так, а, вы, у нас – кто?

– Станюта. – Сказала Нина Григорьевна, в которую ткнули молоточком.

– Станюте, тоже добавим, витаминчиков и для укрепления сосудов. И, еще – усиленное питание.

– Доктор, а, что с нами? – Дрожащим голосом, спросила Нина Григорьевна.

– Вы, еще спрашиваете?! Это – после вчерашнего кошмара?! Вообще я, в своей практике, еще не встречал людей, у которых нервная система – в полном порядке. А, в наше время – говорить не о чем! Нервная система, у всех, не в порядке. А, вы пережили такой стресс! Разумеется, это оказало воздействие на весь организм. Отсюда – слабость, головокружение, скачки давления и прочее, прочее…

– Все болезни, от нервов! – Поддержала доктора Фаина Геннадьевна.

– Я, об этом и говорю! – Согласился Алексей Дмитриевич. – Подлечим, вас – укрепим нервную систему; заодно и иммунитет. Понаблюдаем. После того, что случилось, возможен посттравматический синдром.

– Это, что – такое, доктор? – Испугалась Фаина Геннадьевна.

– Вещь – смертельно не опасная, но очень неприятная, в плане восприятия реальности.

– О, господи!

– Не волнуйтесь… Э-э… Фаина! Вы – в надежных руках!

После ухода доктора, палата снова стала наполняться посетителями. В основном, это был медперсонал, но зашло и несколько неясных личностей, в больничных халатах.

Вопросы, четырем жертвам теракта задавались вразнобой и бессистемно, пока Ганна, не взяла дело, в свои руки.

– Ой, девки, вы, все, путаете! Сначала пришла Станюта…

В изложении Ганы, ход событий на комбинате, стал восстанавливаться в хронологическом порядке.

Посетители слушали ее, как очарованные, лишь изредка прерывая, наводящими, вопросами,

– А, по телевизору сказали – крыс травили?

– Крыс, как, же! Пока, там, в коридоре, группу прорыва организовывали, я в окно все видела четко! Окружили, они, ангар, этот, и, как стрелять начали! Из автоматов! А, те, что, в складе, в них стреляли. Ангар, аж, ходуном ходил! А, как начало все потом взрываться! За дымом, не видно ничего. Страх! Просто – страх!

Когда рассказ закончился, одна из медсестер – уже в годах женщина сказала, обращаясь к соседке, но так, что слышно было всем:

– Видите, повезло, вам, как! К, нам, тоже, одного, с комбината, привезли. На первый этаж. Так тот ничего не рассказывает. Как очнется, молчит и по сторонам зыркает. Трясется, с перепугу. Никак, в себя придти не может. А, ведь – в охране работал!

– В охране? – Встрепенулась Алла Михайловна. – Кто – в охране?

– К нам, говорю, в двадцать девятое, привезли вашего, из охраны. Не понятно, что – с ним. То ли – напуган сильно, то ли – ударился.

– Лысый, такой? – Подозрительно спросила Алла. – Нос – уточкой?

– Ну, да… Вроде…

– Это же – сообщник!

– Какой – сообщник? – Обмерли посетители.

– Какой – «какой»! Террористический! – Разъяренно заявила Алла. – Охрана, ведь, была подкуплена!

– Была, была. – Подтвердила Станюта.

– Была! Я сама слышала! – Заявила Фаина.

Потом, все головы разом повернулись к Ганне, чей обстоятельный рассказ, убедил присутствующих, в ее полной адекватности.

– Я, вам, вот, что скажу! – Заявила, та, став чрезвычайно серьезной. – Он же, еще, и убил кого-то!

Раздался дружный, вздох.

– Собственными ушами, слышала. Когда все вниз побежали, то кричать начали: «Убили! Убили! Начальник охраны убил!» Вот – как!

– И, двери он позакрывал, чтоб никто не выбрался! – Добавила Алла.

– Я, тоже, про начальника охраны слышала. – Слабым голосом, подтвердила, со своей кровати, Станюта. – Вот, как сказали про него, так и вспомнила.

– Его, замкнуть надо! – Заявила Алла. – Может, он придуривается, а сам, драпануть, хочет!

– А, может уже, сбежал! – Рассудила Ганна.

– О, господи! – Побледнела медсестра, из двадцать девятого отделения, и выбежала из палаты.

Там, на первом этаже, после поступления дополнительной информации, к Мордуеву, были приняты меры особого порядка. Так, как вип-палаты, для платных пациентов пустовали, Мордуева перевели в одну из них, и приставили к нему отдельного санитара.

Теперь, когда он приходил в себя, то рядом присутствовало не ужасное видение, в образе женщины, а прекрасный образ, в облике плечистого мордоворота, сидящего на стуле.

Мордуев ласково улыбался ему, а санитар, напряженно наблюдая за пациентом, думал:

– Бог, его знает! С психом, конечно, я с любым справлюсь. А, как – с этим? Этих террористов, разным приемам, ведь, обучают. Уткой, разве что ему засветить, если вдруг кинется? А, так наверно и не справлюсь, если сойдемся врукопашную!

Бурый ночью почти, не спал; ворочался.

Когда засыпал в голове, все равно крутилась служебная круговерть, только с оттенком безумия.

На службу, полковник выехал очень рано. По дороге, голова начала работать. Приказав водителю не спешить, Бурый погрузился в грустные раздумья.

Известие, о том, что Белая – никакая не Белая, а дочь московского олигарха, выбило генерала Пчелкина, из колеи. До этого, дело катилось, как по накатанной. Блистательный рапорт Скрипака – раз! Докладывая «Там», Пчелкин, конечно, добавил и от себя. Вполне вероятно, было сказано, что эту террористическую группировку, под его личным руководством, разрабатывали давно, а теперь взяли с поличным. Очень может быть. Оставалось добиться показаний у доморощенных террористов, что ими руководили из-за границы, и дело – в шляпе!

Водитель подъехал к служебному подъезду, но полковник не спешил выходить.

– Что, теперь, придет на ум генералу, не ясно. Ясно одно – Скрипака, никто даже не пожурит. Генерал выкрутится. Скажет, что зам-карьерист ввел его в заблуждение.

Он представил Скрипака, в своем кабинете, и ему стало грустно.

– Впрочем, насколько известно, депутатам кабинеты тоже положены. – Утешил он себя, поднимаясь по лестнице.

– Довожу до твоего сведения, что дело, которое мы обсуждаем, там, – генерал указал пальцем, на потолок, – считается, на данный момент, приоритетным.

Не успел Бурый подняться, к себе, в кабинет, как последовал вызов, от генерала.

Теперь, он сидел, у него, за столом, и слушал, стараясь скрыть внутреннее напряжение.

– То, что Белая-Чернышевская – дочь московского олигарха, не дает ей права нарушать наши законы. Просто, так отпустить мы ее не можем.

Пчелкин сделал паузу, подумал немного и продолжил:

– Судить ее, однако, проблематично. Москва потребует открытого процесса. Так, что сплавить ее, куда-нибудь, в санаторий, по-тихому, не получится. Беда в том, что СМИ уже объявили ее не просто соучастницей, а прямо намекнули, что задержанная иностранка, осуществляла связь местных провокаторов с их зарубежными покровителями. Какие будут соображения?

Пока генерал говорил, полковник размышлял.

– Самое первое, что надо сделать, это изменить задержанной условия содержания. – Сказал Бурый. – Нужно перевести, эту Белую – Чернышевскую, куда-нибудь в нашу агроусадьбу. Пускай дышит свежим воздухом, общается с гостеприимными белорусскими людьми. А, мы, пока будем думать.

– Изложи свои соображения, в более развернутом виде.

– Товарищ генерал, дело в том, что пока Белая-Чернышевская находится, в нашем изоляторе, мы находимся в неловком положении. Позиция русских, пока не очень ясная. Они, тоже – в замешательстве. Посадив ее, под домашний арест, что не вызовет никаких подозрений у соседей, все-таки – дочь олигарха, мы сможем спровоцировать русских, на какие-то действия. Не исключено, что удастся определить полный круг лиц, проявляющих, к этому делу, повышенный интерес. Посмотрим, кто начнет там крутиться. Выявив весь спектр заинтересованности, их, в этом деле, будем предпринимать конкретные действия. А, пока и мы, и официальные российские власти в тупике. Ходим вокруг да около проблемы.

– А, что! Сделаем нейтральный ход и подождем. – Обрадовался Пчелкин.

– Вот именно. – Сказал Бурый. – Вначале, чтобы не портить отношения, между союзными государствами, был возможен вариант объявить эту Белую, агентом империалистической разведки. Мол – Россия, здесь не причем. Но это было возможно, пока она была просто Белой. Когда она стала Чернышевской, это не прокатит. И на роль главаря, она больше не годится.

– Что ты предлагаешь? – Напрягся генерал.

– Надо тихонько переводить стрелки. Один, из этой группы, у нас – в бегах.

– Так!

– В розыск, мы его не объявили?

– Еще, не объявляли. – Подтвердил Пчелкин.

– Нужно срочно объявлять. Инкриминируем ему, что-нибудь посерьезнее. Возьмем и поставим во главе организации.

– Не понял?

– Может девочка – непричем? По всей видимости, этот Рахметов и есть самый главный злодей. Доверчивая журналистка угодила в сети антинародной группировки, но благодаря вмешательству органов безопасности, вовремя вернулась на правильный путь. Такой вариант, всех устроит.

Генерал откинулся на спинку кресла и долго думал.

– Что же ты так долго думаешь. – Злился, про себя, Бурый. – Чего, ты, там, «наверху», доложил такого, что единственно приемлемый вариант тебя не устраивает?!

– Согласен. – Вышел из состояния задумчивости Пчелкин. – Белую переводим. Рахметова объявляем в розыск. Немедленно. Позвони Калюнову, пусть сообщение, о розыске, вставляет во все новостные выпуски. Инкриминируйте ему, что ни будь основательное. Найти его следует, обязательно. Как думаешь, он может оказать сопротивление, при задержании?

– Трудно сказать. – Пожал плечами Бурый и, прикинувшись, что не понял тонкого намека, добавил:

– Судя по поведению, он не склонен к агрессии. Злыдник, высказал соображение, что если бы не налет на свалку, Рахметов вместе со всеми, вернулся бы с работы. Арестанты это подтверждают.

– Может, просто хитрил? – Недовольно заметил Пчелкин.

– Возможно и так. Нужно разбираться.

Генерал зевнул.

– Разбирайся побыстрее. Да, полковник, я понимаю, что твой Злыдник – совершенно великолепный парень, но мне уже звонили и министр МВД и директор Департамента Исполнения Наказаний. Так, что давай его – ко мне. Часика через три, заходите вдвоем. Будем разбираться.

Генерал зевнув взглянул на часы.

– В два часа, жду тебя, вместе со Злыдником.

Генерал снова зевнул.

– Все. Иди – работай.

В приемной, Бурого, дожидался майор Барабанов.

– Заходи. – Кивнул полковник.

– Что-то, есть? – Спросил он в кабинете.

– Есть кое-что.

– Давай.

– С Соловьевым, вышли на связь.

– Опять Ломако?

– Нет. Не Ломако. Некий гражданин Жигадло. Гражданин Беларуси. Автомеханик. У нас, на него, ничего нет. Имел проблемы, с налоговой, но все – по мелочи. В Россию, выезжает два-три раза в год. Гоняет оттуда машины.

– Ну, можно сказать – в России бывает часто. – Заметил Бурый.

– Ну, да. – Согласился Барабанов. – Так вот – этот Жигадло позвонил ему на сотовый, из другого конца города. Если бы мы, этого Соловьева, не обложили со всех сторон, вряд ли бы засекли. Назначил встречу, в шестнадцать ноль-ноль, в Шабанах.

– Наблюдение установили?

– Уже вычислили. Ведем. К дому, тоже направили группу.

– Хорошо. Что еще?

– Провели ориентировку на местности. Побеседовали, с населением. Выяснили. Живет один. С женой развелся. Жадный. Не описать словами. Вчера привел женщину.

– Ага! – Оживился Бурый. – Думаешь – наша пропажа?

– Ничего утверждать, пока не могу. Будем работать.

– Работайте предельно осторожно. Если это – та о ком мы думаем, то надо помнить, что она – та еще штучка.

– Не волнуйтесь, товарищ полковник, второй осечки не будет.

– Действуй. Докладывай мне постоянно.

– Слушаюсь!

Проснулся Рахметов поздно, вернее не проснулся, а обрел самого себя. Просыпался он, за утро, много раз, и тогда, когда за окном стояли серые сумерки, и, когда рассвело, но солнце, еще не встало над городом. И, когда встало.

Сейчас августовское солнышко, свысока заглядывало в окошко, и он чувствовал, что, не смотря на тошноту, расстройство желудка и молочную кислоту в мышцах, его тело способно обрести вертикальное положение.

Еще ночью, по характерному скрежету и провисанию затекшего тела, Рахметов определил, что спит на раскладушке.

Тогда, находясь на грани забытья и реальности, он вспомнил, как они, с Валерьянычем, шли берегом ручья, потом выбрались, через рапсовое поле, в город. Рахметов, тогда, еще спорил с Валерьянычем, оспаривая его тезис, что можно пройти напрямик.

– Да, не пройдешь, через рапс, никогда в жизни! – Убеждал он спутника, а тот, только посмеивался и вел его, в самую гущу.

И, в самом деле, пригородное рапсовое поле, снаружи – монолитное, на вид, оказалось внутри все испещрено тропами, тропинками и скрытыми ходами. Здесь, под нависающей зеленью, прятались укромные местечки, со следами потухших костров, замусоренные всякой рванью и пустыми бутылками, большей частью от «керосина».

В одном месте, они даже наткнулись на полдюжины, развешенных на склоненных стеблях, женских трусов, необъятного размера.

– Видал, что творится?! – Плевался Валерьяныч. – Ну, заночевал, ты, выпил. Ну, зачем, так гадить?

Изнемогая от желания восстановить душевное равновесие, они, наконец, наткнулись на чистую полянку и уютную пещерку, рядом.

Валерьяныч потоптался перед ней, принюхался и скомандовал:

– Здесь, притормозим. Да, не лезь ты внутрь. Тут конечно, люди приличные останавливались, только, мало ли кто, после них проходил. Ведь, у нас – как?! Вышел, за полосу – сразу надо насрать! Ладно… Не тот разговор, я завел. Наливай!

Сразу, они собирались идти к Валерьянычу.

– Пойдем, ко мне, Серега! Помоемся, поспим на мягком, а завтра сдадимся. Я, сколько раз, так делал.

Но, перед самым городом, тот, то ли одумался, то ли загрустил и заявил, что они пойдут не к нему, а к Верке.

– Хорошая баба. Давно ее не видел.

Несмотря на юношеский оптимизм, Рахметов прекрасно знал, чем заканчиваются такие посещения. Их не пустят на порог, обхамят и, все равно, придется тащиться к Валерьянычу.

Однако, чувствуя в сумке увесистую бутыль, спорить не стал, сообразив, что горючего, до дома Валерьяныча хватит, даже если он живет на другом конце города.

В домофон, Валерьяныч сказал:

– Это я!

И нижняя дверь, без задержки, открылась.

– Вечная, беда, с этими домофонами. Хрипят, свистят и голос искажают. Не разберешь, никогда, кто, там, отзывается! – Думал, поднимаясь на лифте, на пятый этаж, Рахметов. – Сейчас наверху разберутся, кто, к ним, в гости пожаловал – огребем, по полной!

Выйдя из лифта, он увидел, что дверь в двухкомнатную квартиру приоткрыта.

В проеме стояла высокая сухопарая женщина, в чем-то темном, с надменным выражением лица.

– Ага! Вот оно! – Подумал Рахметов, но Валерьяныч, не теряя темпа, двинулся вперед.

– Вера, привет! – Сказал он.

Женщина посторонилась, пропуская его в квартиру, и спросила:

– Юноша – с тобой?

– Со мной! – Отозвался Валерьяныч уже изнутри.

Женщина молча кивнула Рахметову: «Заходи, мол», и он вошел в квартиру.

Потом, конфисковав бутыль с чачей, их вынудили, не просто помыться, а принять душ. Их одежду хозяйка свалила на балкон и выдала, взамен, симпатичные халатики, узкие, во всех местах. В них, они оба выглядели, как стриптизеры в гримерке.

В таком виде, они и сели к столу.

– А, вы, с нами, разве не выпьете? – Помнится, постоянно спрашивал Рахметов, и хозяйка, каждый раз, отвечала:

– Цирроз, молодой человек. Цирроз печени.

Потом, наступил провал.

Или, кажется, еще «Румына» показывали по телевизору.

Приснится же такое!

Рахметов сел, на раскладушке, прислушался к ощущениям, возникшим в организме, потом встал на ноги.

Ноги уверенно поддерживали, насыщенное отходами алкоголя тело, и он двинулся из комнаты, страстно желая посетить туалетную комнату.

На кухне, за прикрытой дверью, слышались голоса.

Помня страстную привязанность хозяйки к чистоте, после туалета, он посетил ванную комнату и, моя руки, обнаружил собственные трусы, висящие, на змеевике.

Вчера, принимая душ, он, сам, их выстирал и оставил здесь сушиться. Это, потом, доставило массу неудобств за столом, потому, что не рассчитанный на мужской размер халатик, постоянно норовил распахнуться.

Обрадованный находкой, Рахметов, приоделся и на кухню вошел, в более-менее приличном виде.

– А, вот и вождь краснокожих. – Радостно сказал Валерьяныч.

Ему, Рахметов просто кивнул, а в сторону хозяйки, отвесил поклон и вежливо поздоровался:

– Здравствуйте, Вера Павловна!

В последний миг, он вспомнил ее отчество, о котором, вчера, переспрашивал раз двадцать.

– Привет, привет. – С усмешкой, кивнула она ему. – Выспался, соколик?! С приятным пробуждением.

– Присаживайся. – Кивнул Валерьяныч, на место, за столом, и налил ему, в стакан, чачи, из хрустального старомодного графина.

– А, ты?

– А, я – уже.

– Ну, как говорит «Колхозник», будем здоровы.

– Будь!

– На здоровье!

– Слушай, Валерьяныч! – Сказал Рахметов, поставив стакан. – Мне приснилось или – как, что, вчера, «Румына» по телевизору показывали?

– Показывали. И вчера показывали и сегодня показывали, и еще показывать будут.

– Вот, это – да! А, я думал, что мне приснилось!

– Румын, Румыном, – Сказала стоя у плиты и ворочая ямс на сковородке, Вера Павловна, – но ваше изображение, отрок, тоже, показывали в эфире. В последних новостях. А, это уже не – «Вот, это – да!», а настоящее – «Твою мать!».

Рахметов недоверчиво взглянул, сразу на Веру Павловну, потом на Валерьяныча и усмехнулся:

– Смеетесь?!

– Ага! Обхохатываемся! – Сказала Вера Павловна.

Валерьяныч покивал головой и задумчиво сказал:

– Давненько, я такой веселухи не видел. С тех пор, как венки, к памятнику Ленина, возложили.

– Нет, правда, что, ли? Да, ну вас! Шутите. – Махнул рукой Рахметов.

Валерьяныч налил, из графина, в два стакана.

– Давай, Серега!

– Интересно, все-таки, что, вчера, за стрельба была, на свалке? – Подумал, вслух, Рахметов, мысленно вернувшись ко вчерашнему разговору.