Текст книги "Обзор истории русского права"

б) Тяглые люди

Как основанием для служилого класса была обязательная служба и частное (зависимое) землевладение, так тягло (финансовая служба государству) и общинное землевладение дает основание классу тяглых людей. По этому главному основанию все тяглые общины – одинаковы; но фактическая разница между большими и торговыми общинами (посадами) и меньшими – земледельческими (сгруппированными в волости) подала основание и для юридического различия посадских людей и крестьян. Торговля концентрируется правительственными мерами в одних городах ради удобства взимании пошлин (см. Уст. Белоз. гр. 1488 г., ст. 8; в 1539 г. отменены торги во всем новоторжском уезде, кроме города Торжка).

Посадские люди (городское население)

Посадом называется поселение вокруг укрепления (города); так как служилые люди, имевшие жительство или осадные дворы в «городах», отделились в особый класс, то остальное население (не служилое) уже перестало именоваться горожанами; с XVI в. ему усвоено название посадских людей. Посады могли возникать и помимо укреплений, называясь в таком случае слободами, а жители – слобожанами (каковое название, впрочем, поглощалось первым общим).

Разряды посадских людей. Еще от 1-го периода осталось разделение городского населения на гостей, простых купцов и черных городских людей. – Полуслужилое состояние гостей, начавшееся с древнейших времен, укрепляется за ними в Московском государстве. Здесь гость есть звание, пожалованное великим князем какому-либо торговцу; уже при Дмитрии Донском даваемы были жалованные грамоты на гостинство (Доп. к ак. ист., I, № 9). В 1598 г. царь Борис Годунов пишет: «Пожаловали есмя нашея отчины В. Новгорода торгового человека Ивана Онаньина, сына Соскова, гостиным имянем, велели ему быти в гостех» (Там же. № 147). Пожалование давалось и за сторонние услуги и именно иностранцам (в 1665 г. – фон Горну «за поимку вора Тимошки Анкудинова») и за устройство государственных займов (Там же. IV, 53). Сначала давалось пожалование каждому лично; в 1613 г. выдана общая жалованная грамота классу гостей; но за потерей этой грамотой юридической силы, выдана новая в 1648 г. (с прописанием содержания первой). Сущность пожалования заключается в следующих привилегиях: освобождение от суда подчиненных властей и подчинение только суду царя; освобождение от общинных податей и повинностей; освобождение от платежа мыта и мостовщины; право владеть (до 1666 г.) вотчинами и получать поместья и др. Но пожалование дается за службу и под условием службы. Служба гостей – финансовая: заведывание таможнями и кружечными дворами, оценка и распределение царской казны (мехов, получаемых из Сибири). В присутственных местах, ведавших эти отрасли управления, гости занимали места голов и дьяков. Для отправления этой службы, всякий торговый человек, возведенный в звание гостя, должен был переселяться из родного города в Москву. Таким образом лучшие элементы местных городских общин были отвлекаемы на службу. Впрочем, число гостей даже в конце существования Московского государства было ограничено (по свидетельству Котошихина, в его время было их только 30 человек).

Торговые люди гостиной и суконной сотни составляют второй разряд после гостей. Еще в XIV и XV вв. после гостей упоминаются обыкновенно «суконники» в качестве богатых, но непривилегированных купцов. По Судебнику 1550 г., это звание (в числе классов, между которыми расписана такса за бесчестие) не упоминается. В XVII в. из богатых торговцев, не получивших личного пожалования звания гостя, составляются особые общины («сотни»), отличающиеся с другой стороны от черных посадских сотен. Члены гостиной и суконной сотни сгруппированы только в Москве, по назначению правительства и по вызову из провинциальных городов в Москву лучших местных торговцев. В таком, например, смысле состоялось распоряжение в 1647 г. и вызвало взаимную борьбу черных сотен и посадов, не желавших лишаться лучших платежных сил, с привилегированными сотнями, стремившимися к увеличению своего числа и, следовательно, к облегчению службы. Тогда было решено возложить отправление служб в городах на местных торговцев. Хотя в Уложении опять предписано назначенным в привилегированные сотни продать свои имущества в городах, «а самим жити на Москве» (Ул. XIX, 34), но в половине XVII в. члены гостиной и суконной сотен находятся во многих городах. Служба членов этих сотен состояла в том, что они были товарищами при гостях в финансовом управлении. В награду они получали привилегии однородные, но меньшие, чем гости (не нести общих повинностей с посадскими общинами). Гостиная сотня считалась много почетнее суконной.

Посадские черные люди. С выделением из общины гостей и членов привилегированных сотен в разряд полуслужилых людей, личные силы городских общин ослабевали («людишки бедные и молотшие от того великого тягла бегут розно, а которые были у нас лутшие люди, и те взяты в гостиную сотню и суконную», – заявляют посадские люди в 1621 г. Ак. ист. V, 92, IV). Собственно городскую общину составляли уже одни простые, или черные посадские люди, что приводило общины к постепенному обеднению и затем к мерам прикрепления посадских людей. Каждый посад составлял общину на тех же основаниях, как и сельские волости, т. е. на общинном землевладении, круговой уплате податей и отправлении повинностей и на выборном управлении. Город Москва, впрочем, не составлял одной общины, а делился на сотни (древнейшие общины) и слободы (позднейшие на окраинах города); таковы сотни: Дмитровская, Ордынская, Ростовская, Ржевская, Новгородская, Сретенская, Покровская и Мясницкая; полусотни: Устюжская и Кожевенная; четверть сотни: Митрополья, Арбатская и Черторская; слободы: Заяузская, Новая Кузнецкая, Екатерининская, Голутвинская и Воронцовская. Во главе сотен состоят сотские, во главе слобод и провинциальных посадов – старосты земские. Имущественные силы общин постепенно ослаблялись внедрением неподатных классов (беломестцев) в среду городов, иногда по распоряжениям самого правительства[42]42
  Имущественные и административные отношения городских общин будут изложены в своих местах.


[Закрыть]. Так как тяглыми имуществами посады владели на общинных началах, то и самое тягло (податная служба государству) возлагалось не на лица, а на общины: кроме уплаты прямых налогов (причем за пустые места платили наличные жители, за несостоятельных – более имущие), на них возложены выборы голов и целовальников в кружечные и другие дворы, с ответственностью за недобор, неисправность и злоупотребления выборных; далее, люди посадские не были освобождены и от личной службы государству – чрез поставку даточных людей в войска, постройку и поправку городских укреплений и пр. На земском соборе 1642 г. тяглые люди заявили: «А мы, сироты твои… ныне оскудели и обнищали от великих пожаров, и от пятинных денег, и от даточных людей, от подвод… и от поворотных денег, и от городового земляного дела, и от твоих государевых великих податей, и от многих целовальничь служб… с гостьми и опричь гостей»… Следствием этого было бегство посадских людей из посадов в села – в крестьяне и в частную зависимость (в закладчики и кабалу) к лицам богатым, что в свою очередь еще более уменьшало населенность городов и отягощало положение остальных членов посадских общин. Постепенное уменьшение городского населения в XVI и XVII вв. видно из следующих цифр: в 1545 г. в Муроме было 111 дворов жилых, 107 пустых и 800 пустых дворовых мест; в 1668 г. в Ярославе было 3468 посадских людей, а через 10 лет – 2862; в Костроме тогда же 1322, а через 10 лет – 1044.

Образование отдельного класса городских обывателей через прикрепление. Государство, не имея возможности облегчить для посадов тягло, должно было прибегнуть к прикреплению городских обывателей. Еще в 1613 г. велено возвращать посадских людей, бежавших из Москвы: в 1619 г. состоялось постановление земского собора о том, что вообще ушедшие посадские люди должны быть возвращены на прежние места; затем то же подтверждалось частными указами и распоряжениями 1638–1642 гг., с угрозами наказаний. Но окончательное прикрепление сформулировано в Уложении ц. Ал. Мих. (гл. XIX): возвратив (ст. 1-11) посадам отторгнутые от них земли (от беломестцев) и другие имущества: лавки, дворы (от крестьян), Уложение (ст. 18 и др.) старается возвратить посадам утраченное население из поступивших в частный заклад (кабалу), из поступивших в служилые люди (если только они сами, а не отцы их поступили в стрельцы, казаки и солдаты), из ушедших вследствие брака (женщина посадская влечет обратно в посад и мужа и детей). Целые слободы служилых людей, поселенные около посадов и подрывавшие торговлю и промыслы горожан, отчасти привлечены к общему с посадами тяглу (пушкари, затинщики и пр.), отчасти к уплате одних таможенных пошлин (стрельцы, казаки и драгуны). Впредь выход из посадов запрещается под угрозой ссылки в Сибирь, на Лену. Запрещается также переход из одного посада в другой (по ук. 1658 г. под угрозой смертной казни).

Этими мерами и здесь (как и в служилом классе) не образовано среднего, или городского сословия, а лишь класс, прикрепленный к тяглу и месту жительства.

Такой ход возникновения этого класса как раз противоположен процессу образования среднего сословия в Западной Европе. Там государство, имея также в виду усиление собственных финансовых средств, надеялось достигнуть того через развитие богатства в городах (промышленности и торговли), а потому снабжало городские общины привилегиями, или укрепляло за ними те права, которые захвачены были самими городами в Средние века. Это привлекало в города население из сел, бежавшее туда от крепостной зависимости. У нас, наоборот, население бежало из городов в частную кабалу. Территория государства и его потребности росли не в уровень с населенностью и экономическими средствами, что в особенности отразилось на судьбе сельского населения.

Крестьяне (сельское население) Мы знаем уже, что в 1-м периоде значительная масса сельского населения попала в состояние прикрепленных путем личной экономической зависимости («ролейные закупы», «старые изорники», «смерды»), и что другая часть сельского населения образовалась уже тогда из поселенных несвободных людей. В XIV и XV вв. в Московском государстве делают дальнейшие успехи частные формы зависимости: в XVI и XVII вв. установляется общее прикрепление сельских обывателей.

Состояние крестьян в XIV, XV и XVI вв. В XIV в. вообще наименование всех тяглых людей (обнимавшее и городских обывателей) было письменные или численные люди, т. е. люди, записанные и исчисленные для уплаты податей; в то же время, по отношению к монголам – нехристианам, общее наименование всего населения – христиане (крестьяне) – специализируется (в XV в.) для обозначения сельских обывателей (см. Судебник 1-й, ст. 57 «О христианском отказе»). Вообще же права и фактическое положение сельских обывателей в XIV и XV вв. равнялись правам и положению городских обывателей. Однако, между городскими и сельскими поселениями была та разница, что первые (по общему правилу) не попадали в частное владение и оставались в непосредственном подчинении государству (даже у бывших удельных князей великие князья старались выкупать города). Наоборот, в сельских поселениях развивалась власть частных лиц и церковных учреждений; рядом с черными волостями были владельческие села и вотчины; судьба населения тех и других была неодинакова, пока, наконец, судьба первых не подчинилась исторической участи вторых.

Население черных волостей. Волостью называется союз нескольких сел и деревень (с одним центральным поселением), имеющий одно (выборное) управление, владеющий сообща землей[43]43
  Администрация волостей излагается в гл. об управлении, а имущественные отношения их – в истории гражданского права.


[Закрыть] и находящийся в круговой зависимости по уплате податей и отправлению повинностей. Имея в виду не права волостей, а права лиц, составляющих волость, находим, что они разделяются на людей тяглых или «вытных» и «безвытных».

Тяглые, или вытные люди — это члены общин, владеющие податными участками («вытями»). Только они составляют полноправных членов общин (участвуют в выборе общинных властей, в раскладе налогов, отвечают за исполнение податных обязанностей). В имущественном отношении они – постоянные владельцы (но не собственники своих участков)[44]44
  Проф. Сергеевич неизвестно почему причисляет нас к категории писателей, признающих черные земли казенными (Рус. юр. др. I, 254); в истории частного права (где излагается история собственности, см. ниже) мы очень ясно выражались всегда, что собственником был не великий князь, а волость, т. е. совокупность ее населения (крестьян), но не крестьяне в отдельности.


[Закрыть]; обыкновенно крестьяне становились к волости в такие же отношения, как и к частным землевладельцам: условие заключается большей частью на один год, с подробным описанием получаемых построек, с обязательством починивать их и полученного жеребья впусте не покинуть. Но условие на один год есть лишь форма: обыкновенно на 1-й год давалась льгота, а затем поселенец входил в общую круговую поруку по уплате податей (Ак. Юр. № 187) и продолжал жить неопределенное время; он часто передавал свой участок по наследству. Поселенцы могут даже отчуждать свои участки, но под условием, если покупщик заменит продавца и в тягловом отношении: «…а кто будет покупит земли данные служни или черных людей, а те, кто возможет выкупити, – и не выкупят; а не возмогут выкупити, – и не потянуть к черным людям; а кто не всхочет тянути, и не ся земль съступять, а земли черным людем даром» (Договор Дмитрия Ивановича Донского с Влад. Андр. в Собр. гос. гр. и дог. 1, № 33). Иногда участок (пустой, необработанной) земли сдается волостью новому поселенцу на условиях простой аренды, причем новый поселенец уплачивает только оброк, но не входит в общие права и обязанности волости: по одной правой грамоте времени вел. кн. Василия Ивановича волость предъявляет свои права собственности на такой участок против арендатора, который стремится освоить его, так: «…вси (которые) пахали ту землю, у нас наимывали… у нашего старосты», который брал наем и деньги клал всей братье на столец (Ак. Изд. Фед. Чехов. I. С. 31). Из освоения таких участков волостной земли и передачи ее по купчим возникает частное владение землей членов общины, именуемое «вотчиной»; так крестьянка закладывает «свою вотчину на Курострове деревню Онфимовскую Невейницыну, отца своего оставленье (наследство), двор со всеми хоромы, и дворище и огородец и земли орамые горные, а луговые, и пожни, и перелоги с займищи, и с перевесищи, и с рыбными ловищи и с летними ухожеи» (Ак. Изд. Фед. Чехов. I. № 91)[45]45
  Факт относится к позднему времени (1610 г.), но явление – древнее.


[Закрыть]; между тем заложенная деревня входит в Куроостровскую волость, чего не отрицает и владелица. – Вообще равенства между членами волости быть не могло; издревле существовал класс богатых («лучших») людей и классы средних и меньших (неимущих) людей. Среди волостей зарождалась своего рода частная собственность (на тяглом праве). – Черным волостным людям принадлежат полные права на движимые вещи. – Личные права их не были ничем ограничены; однако, обыкновенно тяглым черным людям не дозволяется переход из одного удела в другой (наравне с слугами невольными). «А которые слуги потягли к дворьскому при наших отцех, а чорныи люди к сотьскому, а тем нам не примати, такоже и тобе» (Договор вел. кн. Василия Дмитриевича с кн. Влад. Андр. 1389 г. в Собр. гос. гр. и дог. I, № 35; см. также № 45, 71, 78, 84). Но иногда и такой переход дозволялся: «И бояром, и детем боярским и слугам и христианом меж нас вольным воля» (Там же. I, № 127). Переход из одной черной волости в другую в одном и том же княжестве (а по уничтожении уделов – в целом государстве) не подлежит ограничениям (Судеьник 1-й, ст. 57; «а христианом отказыватися из волости…»; Судебник 2-й, ст. 88 поясняет: «из волости в волость»[46]46
  Между тем проф. Дьяконов (с. 16) говорит, что «Ограничение перехода волостных тяглых людей не нашло никакого отражения в Судебнике». Конечно, неопределенное выражение Судебников не означает воспрещения перехода для всех волостных крестьян на частные земли (см. ниже).


[Закрыть], что может быть разумелось и в 1-м Судебнике). Переход из черных волостей в частные вотчины ограничиваем был с ранних времен (партикулярными распоряжениями; например, давая жалованную грамоту Покровскому монастырю, углицкий князь Андрей Васильевич пишет: «А тяглых моих людей письменных и вытных в ту слободку не приимати» (Ак. Арх. Эксп. I, № 102; см. также № 34 гр. Отрочу монастырю 1437–1461 гг. и свод подобных указаний у проф. Дьяконова: «К ист. крест, прикрепления». С. 21, прим.).

Безвытные люди — это лица, не входящие в общину, т. е. не занимающие тяглого участка, а обрабатывающие земли по частным условиям с отдельными членами общины; они именуются иначе «подсуседями», «половниками», «казаками» (т. е. батраками), а также бобыли, занимающие дворы, но не пахотные участки. Их личные права не ограничены ничем и, по-видимому, превосходят права вытных людей, именно они могут переходить на частновладельческие вотчины; но фактическое их положение, как лиц неимущих, ставило их в тесную зависимость от хозяина. В таком же положении находились и лица, зависимые по семейному праву (дети при отцах, племянники при дядях и пр.).

Те же обстоятельства, как и в посадах, привели и в волостях к одинаковым последствиям, а именно: имущественные силы волостей ослаблялись отторжением сел, деревень и пустошей в руки лиц, обеленных (служилых людей и церковных учреждений) по захватам и по жалованным грамотам самих великих князей; черные земли хотя и отличались от частных имуществ князей (дворцовых), но состояли в непосредственном распоряжении великих князей, как государей, которые и начали раздавать их служилым лицам в поместья и жаловать монастырям в вотчины. Тягло с остальных частей волости соответственно с этим не уменьшалось, а возрастало с развитием государственных потребностей. Вследствие этого население черных волостей бежит к частным землевладельцам (большей частью на земли церковных учреждений), где поселенцы надеялись найти, хотя бы временно, льготу от трудностей тяглой службы, и где они получают ссуду (подмогу) на обзаведение; черная волость не имела денег для такой цели, ибо не вела частного хозяйства[47]47
  Лишь в редких случаях сельский тяглый человек мог достигать такой имущественной состоятельности, что не нуждался в занятии ни общинного участка, ни участка на земле частновладельческой, а владел, как собственник, землей на частном (тяглом, а не служилом) праве. Это так называемые своеземцы, замечаемые в прежних владениях Великого Новгорода (на севере России). Обыкновенно такие земли составляли результат первоначальной расчистки, и владельцы их были колонизаторами диких и пустых мест, не входивших ни в какую волость и ни в чью вотчину; в 1524 г. трое двинян нашли за Двиной соляные ключи в черном лесу; «…а дворы и пашни на тех местах не бывали от века; а от волости те места за 20 верст со всех сторон; угодья к тем местам не пришли ни от которых волостей»; великий князь пожаловал находчиков этой землей с правом созывать новых поселенцев (Ак. Арх. Эксп. I. № 385). Этот вид тяглой собственности, уцелевший только на севере, в остальных местах исчез бесследно: своеземец, подавленный тягостью налогов, продавал свой участок служилому владельцу, или бросал его в пользу общины. Уцелело только оброчное владение частными лицами из крестьян (см. Ак. Юр. № 172).


[Закрыть]. Но мы видели, что для тяглых людей переход в частные вотчины был затруднен уже с давних времен специальными предписаниями князей великих и удельных. Чтобы согласить право перехода с интересами государства и волости относительно исправного поступления податей (при круговой поруке), установилось правило: тяглец может уйти, посадив на свое место другого. Этим право переходов в принципе не отнято и самый переход в частные вотчины не устранен общим узаконением для всех. Затем оставалось еще право перехода из волости в волость (которое, однако, при изложенных условиях, далеко не было заманчивым). Все указанные обстоятельства вели только к тому, что черноволостные крестьяне в большинстве засиживались в волости долго, тем более, что волостные крестьяне имели гораздо более побуждений к оседлости, чем частновладельческие: община рассматривает волостную землю, как собственную; усадьбы, выстроенные членами общины, передаются по наследству. Поэтому в волостях несравненно больше старожильцев, чем новоприхожих. Но именно старожильство и повело их к прикреплению: в XVI в. переход воспрещается не для всех тяглецов, а именно тяглецов-старожильцев. Так, в Уставной Важской грамоте 1552 г. читаем: «Старых им тяглецов-крестьян из-за монастырей выводить назад бессрочно и беспошлинно» (см. нашей Хрест. по ист. рус. пр. Вып. II; см. также Акты о тяглом населении. II, № 27). Так создается институт давности практикой, помимо закона (подобно тому, как постановление Литовского статута о 10-летней давности прикрепления крестьян задолго предупреждено обычным правом о крестьянской заседелости)[48]48
  Проф. Дьяконов («Очерки» и пр., с. 19–23) говорит: «Нельзя не отметить одной общей черты… старожильства: это известная давность поселения… (факты) дают некоторое основание к предположению, что право перехода стало ограничиваться для старожильцев раньше, чем для других разрядов крестьян». А между тем он же отрицает действие давности, без содействия «обстоятельств побочных» (с. 22). «Побочные обстоятельства» суть условия для возникновения давности, а раз она возникла, то уже ею одною определяются юридические последствия. В Литовско-русском государстве раньше прикреплены «отчичичи», т. е. наследственные владельцы тяглых участков (см. ниже о владельческих крестьянах).


[Закрыть].

Население частных вотчин. Когда князья оседают на месте (делаются в тесном смысле отчинниками), то это в высшей степени отражается на усилении частного землевладения. Сами они увеличивают свои недвижимые имущества промыслами (прикупкой) сел (см. Духовн. Калиты 1328 г. в Хрест. Вып. II. С. 6–7). Существовавшие с древнейших времен «села боярские» увеличиваются в числе вместе с развитием и оседлостью (начинающимся прикреплением) служилого класса по жалованным грамотам князей; особенно же расширяются вотчины церковные (вследствие усилившегося религиозного чувства после ужасов татарского погрома и расширения права князей жаловать земли); не исчезло еще и право лучших городских людей (гостей) владеть вотчинами в уездах. Все эти частные имущества развиваются главным образом за счет свободных волостных земель. – «Села» (в отличие от волостей) населялись в древности главным образом несвободными и полусвободными людьми: холопами, закупами и изгоями (последние особенно на церковных землях, так как изгои главным образом доставались церкви). Но такими людьми обрабатываемы были только незначительные по величине дворовые участки; остальная земля обрабатывалась свободным пришлым населением.

Судьба свободного населения (крестьян) была неодинакова, смотря по исчисленным родам частных вотчин. Великокняжеские (или подклетные, а потом дворцовые) вотчины, а также княжеские (бывших удельных князей) и монастырские были столь обширны, что составляли уже целые волости; иногда они и по происхождению своему были не что иное, как черные волости, обращенные в частную собственность (сначала великий князь овладевает ими при присоединении новых княжеств, а потом от великого князя часть их поступает или «в путь» дворцовым чиновникам, или посредством пожалования в вотчину церковным учреждениям). В таких волостях-вотчинах условия быта поселенцев остаются почти такими же, как и в черных волостях (лишь вместо дани уплачивается частный оброк): община продолжает функционировать, избирая свое управление и даже распоряжаясь участками земли при сдаче новым поселенцам. Вообще же положение крестьян в больших вотчинах-волостях могло быть (и бывало) весьма различно; они могли получать от своих владельцев пожалования целыми деревнями на служебных условиях: в 1527 г. митрополит Даниил пожаловал исстаринного своего крестьянина Дементия четырьмя деревнями с селищами и пустошами, с озерами, реками и пр. с тем, чтобы он не «окняжил, ни обоярил» и вообще не отчуждал этих деревень (Ак. Ар. Эк. I, 74). Типом «вотчин» в собственном смысле надо считать меньшие, отдельные вотчины частных светских владельцев (древние «села»), нередко вторгавшиеся в середину черных волостей и постепенно разрушавшие их. К этому типу потом приравнялись и вотчины вообще, а равно и поместья.

Отношения перехожих поселенцев к землевладельцу определялись частными условиями между ними и отчасти (со времени 1-го Судебника) законом и уставными грамотами церковных властей. Условия в древности, конечно, были словесные, но с XVI в. начинают преобладать письменные (более в интересах землевладельцев); они называются «порядными», или «рядными записями». Условие обыкновенно обеспечивается поручительством и неустойкой; поручителями являются прежние крестьяне той вотчины, в которую входит новый поселенец; этот вид частной круговой поруки обеспечивал владельца возможностью за неисправность нового пришельца усилить свои права на прежних. Частное поручительство дополнялось (в уставных грамотах церковных учреждений) общей круговой порукой известной вотчины: «А который крестьянин выйдет из тех сел за волость, двор огноивши, – и тот двор ставить тех сел крестьяном, которые останутся в тех селех своими деньгами, потому, чтобы берегли друг друга, чтобы двор не огноен был» (Уст. гр. патр. Иова 1590 г. Новинскому монастырю). Неустойка («заряд»), обеспечивающая условия, обыкновенно была довольно высока (10 руб. в рядн. 1586 г. – Ак. Юр. № 186; 5 руб. в поручн. 1585 г. – Там же. № 290, I, что на наши деньги составляет 140–170 руб.). Существенные части «рядной записи» касаются: а) срока. Переходы крестьян совершались в различные сроки (сохранились условия, по которым крестьянин подряжался с Пасхи и т. д.). Но более общим сроком в обычном праве был Юрьев день осенний (26 ноября); Судебник 1497 г. узаконил этот срок, как общий, но несколько расширил пределы самого термина (за неделю до Юрьева дня и неделю спустя после этого дня). Такое постановление закона можно считать состоявшимся в интересах обеих сторон (как крестьян, так и землевладельцев), для устранения беспорядков при расчете. – Хотя те же сроки подтверждены и Судебником царским, но на практике и после сего допускались и другие, особенно при переходе из одной вотчины в другую того же владельца (на Николин день вешний в рядн. 1590 г. Ак. Юр. № 186; 25 марта в рядн. 1585, Там же. № 299,1). В рядных 2-й половины XVI в. означается только срок начала действия обязательства, и вовсе не обозначается срок окончания его, – как бы предполагается, что поселенец поряжается жить на вечные времена. И действительно, хотя порядные записи возобновляются, но не вследствие истечения срока первых, а вследствие занятия крестьянином другого участка или изменения других условий. – б) Другая главная часть рядной касается пожилого, т. е. платы при выходе, за здания (двор), занимаемые поселенцем; в частных рядных условия, относящиеся сюда, были разнообразны: крестьяне обязывались частью выстраивать новые здания («во дворе нам поставити изба новая полутретьи сажени»; рядн. 1582 г. в Ак. Юр. № 182) и исправить старые. Но, вероятно, эта часть условий возбуждала наибольшие недоразумения, и потому закон поспешил прежде всего дать свое определение на этот счет: Судебник 1-й (ст. 57) установил общую оценку крестьянского двора в степной полосе в рубль (Судебник царский прибавил еще два алтына), а в лесной – в полтину; закон предполагает, что пользование этим имуществом в продолжение четырех лет равняется полному истреблению двора (зданий); а потому, если крестьянин, просидевший 4 года, уходил, то платил по полной оценке двора; проживший меньшее количество времени платил по расчету (за 1 год – 1/4 цены, за два – 1/2 цены, за три года – 3/4).

Из приведенной выше Уставной грамоты видно, что такие определения закона казались недостаточными: землевладельцы прибегали и к другим средствам охранения зданий; но во всяком случае могли предъявить к крестьянину иск за «пожилое», будет ли цело здание или нет. Далее, на практике землевладельцы не исполняли таксы, предписанной законом, и взыскивали за пожилое по 5 и даже по 10 руб. – в) Третья часть условий касается уплаты государственных податей: «А живучи нам на той деревни, тягло государьское всякое тянуть с волостью вместе, как соху наставим» (Рядн. 1576 г. в Ак. Юр. № 178). При переходе крестьянина являлся вопрос, кому платить подать с оставленного засеянного участка; Судебник царский (ст. 88) решает: что, если останется у крестьянина (озимый) хлеб в земле, то он может (на другое лето) сжать его, уплатив в пользу владельца баран и два алтына; но пока рожь его была в земле, он должен платить царскую подать с этого своего прежнего участка, хотя за это время все отношения его «к боярину» (землевладельцу) прекращаются. – д) Дальнейшие условия касаются обработки земли: в этом отношении возможны двоякие условия: или крестьянин садится на льготу на необработанном участке, или на готовом участке; в первом случае он обязывался построить вновь здания (в числе и размерах, точно обозначаемых в условии), а затем «пашню распахать, поля расчистить, городьбу около полей городить и луга расчистить» (рядн. 1590 г. Ак. Юр. № 186); за это поселенец пользовался в течение известного количества лет (2, 4 и более) свободой как от уплаты оброка за землю и издельных повинностей, так и от государственных податей. – При занятии обработанного участка, крестьянин обязывался «пашню пахать и земли не запереложить» (т. е. не запустить, не оставить необработанной). Участки, занимаемые крестьянином, были весьма неодинаковы (полвыти, 1/4 выти, 1/5 выти, полуплуг, обжа, 1/2 обжи, 1/6 обжи и т. д.). Выть не есть постоянная мера: пространство ее изменялось, смотря по качеству земли (от 2 до 10 десятин). Обжа = 10 «четвертям» (т. е. 5 десятин) земли. «Обыкновенный участок земли, на который садился крестьянин, простирался от 3 1/2 до 5 десятин (Хлебников. «О влиянии общ. на орг. госуд.». С. 50). К каждому участку пахотной земли прибавлялось соответственное количество сенокосов (на 5, 10, 20, 40 копен сена). – е) За занятый участок крестьянин ежегодно вносит арендную плату – оброк, который обыкновенно уплачивался натурой (хлебный оброк) или в виде части урожая, или в определенном – условленном количестве хлеба с выти, но иногда переводился на деньги (денежный оброк). Закон не входил в определение величины оброка, и рядные записи предполагают ее известной, так как большей частью она определялась не для каждого отдельного крестьянина в особенности, но устанавливалась надолго для целой вотчины или села. Можно думать, что для целых больших частей государства и для значительных периодов времени высота оброка была одинаковой; лишь изредка крестьянин в рядной прямо обязывается к определенной уплате в деньгах. При определении величины оброка для конца XV в. могут служить новгородские писцовые книги, по которым в имениях детей боярских крестьянин уплачивает 5-ю или 4-ю часть урожая, а если эта часть переводилась на деньги, то от 2 1/2 до 5 гривен (до 70 денег) с обжи (Новг. писц. кн. I. С. 415). Четвертая часть уплачивалась и по Псковской судной грамоте изорниками. Для половины XVI в. примерным показателем может служить Уставная грамота крест. Соловецкого монастыря 1561 г.; в ней с выти назначается по 4 четверти ржи, 4 четверти овса, по сыру сухому на Успеньев день (или за сыр деньгами – 2 деньги), по 50 яиц, по хлебу и по калачу – на Покров. (Ак. Арх. I, № 258). По этому примеру трудно сделать вычисление того процента урожая, который следовал в пользу землевладельца, ибо дело идет о местности северной – весьма неплодородной. Для конца XVI в. могут быть приведены следующие примеры: в 1586 г. крестьянин садится на 1/6 обжи и обязывается уплачивать оброку по 1 руб. в год (А. Ю. № 178). В 1590 г. – с обжи 5-й сноп (Там же. № 186; то же № 189, 1599 г.). В Славетинском погосте при 111 жилых обжах с 444 крестьян получалось оброка 471 руб. 11 алтын (по 4 руб. 21 алт. на обжу, или 1 руб. 4 алт. на участок, приблизительно в четверть обжи. См. еще Уставн. грам. всем селам Кирилло-Белозерского монастыря 1593 г. в Ак. Арх. Эксп. I, № 357). Хлебный или денежный оброк (как видно из предыдущего) дополнялся поборами в виде хозяйственных продуктов (сыр, яйца, мясо, хлеб печеный, пиво, лен, куры и пр.); впрочем, высшее количество этих поборов понижало нормальный оброк и обратно. – ж) Важнейшая часть отношений крестьян к землевладельцам состоит в издельных (барщинных) повинностях. Когда и из каких оснований возникла барщина? Явление это, несомненно, весьма древнее; ролейный закуп Русской Правды исправлял разные службы на господина. Потом мы видели, что, по Псковской Судной грамоте, барщинными услугами были обязаны «старые» изорники[49]49
  Г. Дебольский («К вопросу о прикреплении крестьян». С. 7) находит наше изъяснение ст. 75 Пск. Судн. гр. «тенденциозным»; но мы не даем никакого толкования, а принимаем буквальный текст: «Старый изорник должен возы возить на хозяина». Кстати о Пск. Судн. гр.: на с. 23 автор упоминает постановление Витебских земян 1531 г. держать вольных (похожих) людей «по-полоцкому», т. е. так, как установлено в Полоцкой земле; автор заключает отсюда: «Тут, очевидно, к Витебску применялось правило Псковской Судной грамоты (по-полоцкому)». Здесь какое-то большое недоразумение: Псков не Полоцк. Полоцк и Витебск находились в Литовском государстве, а Псков с начала XVI в. – в Московском.


[Закрыть]. Думают, что барщиной обязывались только серебреники, т. е. крестьяне, получившие ссуду; следовательно, барщина есть последствие договора займа (Беляев. Крестьянство на Руси. С. 43). Но личная работа могла также явиться в виде дополнения, или замены оброка. Во всяком случае уже в древнейших письменных свидетельствах Московского государства находим, что крестьяне обязаны были и барщиной: по грамоте митрополита Киприана Константиновскому монастырю 1391 г., крестьяне «церковь наряжали, двор тынили, хоромы ставили, пашню пахали на монастырь изгоном, убирали хлеб и сено (на монастырских запашках), прудили пруды, сады оплетали, на невод ходили, хлебы пекли, пиво варили, лен пряли». Если так было в конце XIV в., то нельзя видеть большого преувеличения в словах Герберштейна о начале XVI в., а именно, что поселяне работают на своего господина б дней в неделю; седьмой же день предоставлен им на собственную работу (Зап. в пер. Аноним. С. 85). Судебник царский говорит о барщине, как явлении общем и законном, позволяя «не делать боярского дела» такому крестьянину, который уже перешел, и лишь хлеб его оставался в земле. По уставной грамоте 1561 г., барщина на землях Соловецкого монастыря состояла в следующем: крестьяне обязаны обрабатывать дворовую землю, причем с каждой выти надела они обязаны были засеять по четверти ржи и по 2 четверти овса; они обязаны молоть рожь и солод для приказчика, слуги и доводчика; возить с выти по 3 воза дров; вести повоз к Вологоде с выти по лошади (или за подводу по 4 гривны); поправлять монастырский двор и гумна и ставить новые хоромы взамен обветшавших; барщинная работа начинается от восхода солнца, как десятский весть подаст; за неявку на работу платится заповеди 2 деньги (Ак. Ар. Эк. I, № 258). В рядных записях конца XVI в. уже обыкновенно пишется: «Всякий оброк хлебной платити сполна, и изделие нам монастырское делати, как и прочие крестьяне». – Монастыри в этом отношении должны были опередить светских владельцев, которые долго не жили в своих вотчинах и не могли иметь больших собственных хозяйств. С XVI в. барщина распространяется повсюду. – з) Самое решительное влияние на судьбу крестьян обнаруживают условия о подмоге или ссуде[50]50
  Была высказана мысль о различии «подмоги» и «ссуды»; первая якобы давалась за особые труды по разделанию необработанного участка, вторая – на обычный инвентарь крестьянского хозяйства. Источники не дают права делать такое различие. При занятии невозделанного участка давалась не подмога, а льгота.


[Закрыть]: крестьянин, сверх всего изложенного, обыкновенно берет у землевладельца при поступлении ссуду деньгами или вещами, без которых не может начать обработки (например, без скота, без орудий). Величина ссуды могла быть различной: 2 руб., 5 руб. и выше; крестьянин обязан был возвратить ее при выходе. Такая ссуда называлась «серебро», а крестьяне, получавшие ее, «серебрениками». Для такого крестьянина выход становится невозможным фактически, ибо, при изложенных условиях аренды, капитализация излишка для уплаты ссуды невозможна. Выход мог быть осуществлен только тогда, когда новый владелец, к которому переходит крестьянин, уплачивает за него прежнему; в таком именно виде акты уже с XV в. и упоминают о переходе крестьян; не крестьяне «отказываются», а их «отказывают» новые их владельцы: «И вы б, – пишет Белозерский князь Михаил Андреевич в 1450 г., – серебреников, и половников, и свободных людей (Кирилло-Белозерского монастыря) не о Юрьеве дни не отказывали, а отказывали серебреника и половника о Юрьеве дни, да и серебро заплатит» (Ак. Арх. Эк. I, № 48). Крестьянин, фактически не могший воспользоваться правом перехода долгое время, становился «истаринным» и терял это право навсегда. К XVII в. такой разряд крестьян, фактически прикрепленных, сделался самым многочисленным; к нему приравнялось положение и всех прочих крестьян. Что в XVI, XV вв. (предположительно и гораздо ранее: см. выше с. 165) было немало прикрепленных крестьян, в этом ныне уже не может быть никакого сомнения; приведем один пример: в писцовой книге Тверских земель 1580 г. значится 2217 человек населения; случаев перехода крестьян указано 305; но из этих 305 случаев «только в 53 крестьяне вышли законно, в 188 – вывезены законно и незаконно, в 22 – выбежали, в 16 – сбегли безвестно, в 11 – сошли безвестно» (Дьяконов. «Очерки из истории сельского населения». С. 26). Если взять отношение числа 53 не к 2217, а только к 305, то и тогда оказывается, что правом перехода в 80-х годах XVI в. пользуется лишь 1/6 часть крестьян, населения. Существует немало актов, свидетельствующих о праве иска о возвращении беглых крестьян (см., например, акты 1577, 1587 и 1592 гг., приводимые проф. Дьяконовым на с. 25–27).