Текст книги "Синдром Золушки"

2007-й: февраль

Генерального директора сильно раздражал его собственный заместитель по маркетингу. И дело было не столько в его подчеркнуто независимом поведении или в том, что он действительно знал то, о чем говорил, а в простом и нелицеприятном факте, что Петров совсем не помнил, кто ему позвонил с просьбой взять Гуронова в команду. И самое скверное было то, что этот неизвестный оставался таковым, ибо ни разу после этого не позвонил ни поблагодарить, ни справиться об успехах своего протеже. Ну просто наваждение какое-то! Каждый раз, когда Петров видел Гуронова в своем кабинете, он мучился этой загадкой и подозревал, что его просто банально развели. Ни уволить, ни спросить Гуронова в лоб – все равно ведь не скажет! – он, будучи человеком осторожным, не рисковал.

– Сергей Вениаминович, – стоявший посреди его офиса Гуронов понизил голос. – Вам надо обязательно съездить к Зурабову. На заводе новая команда – это просто необходимо.

– Зачем? – спросил Петров, не отрывая глаз от компьютера.

– Ну надо представить команду, рассказать про концепцию развития…

– Зачем?

– Ну так принято. Они ж всех и так знают как облупленных, а мы люди пришлые…

Петров оторвался от монитора и пытливо уставился на Гуронова. Хождение к чужим министрам могло оказаться рискованным делом. Дадут какое-нибудь поручение – так сам же, выходит, и напросился. И, кстати, почему Гуронов так радеет за Зурабова? Хотя если бы тогда звонили из Минздрава, Петров бы, конечно, запомнил.

– Давай сначала на ноги встанем. Зачем, Семен, нам суетиться?

– Ну вот именно для этого и надо! Чтобы не было проблем с регистрацией, сертификацией или вообще с производством наших препаратов.

– Ну хорошо, договоритесь о встрече – надо так надо, – пожал плечами Петров. – А, вообще, правильно ли будет мне к нему ехать? Слушай, может, лучше наоборот, а мы заодно ему покажем завод? Ну, например, в следующий вторник?

Даже у видавшего виды Гуронова с лица на секундочку сползла нейтральная улыбка. Им обоим было прекрасно известно, что привести министра на завод стоило бы серьезных денег. Выйдя из кабинета Петрова и убедившись, что в приемной никого нет, Гуронов смачно выругался и ушел к себе пить кофе.

Уговоры Петрова шли целую неделю, прежде чем он согласился поехать на встречу к министру. Алекс, Гуронов и Валера вошли в группу поддержки, поскольку рисковать срывом встречи было никак нельзя.

Повернув под арку со Славянской площади, замы подошли к зданию Министерства здравоохранения.

– Ну что, стоим ждем Петрова? – сказал Гуронов, посматривая на часы, – он обещал подъехать вовремя.

– Может, пойдем внутрь? Там теплее, – предложил Алекс.

– И то правда, замерз наш американец как цуцик, заболеет, а нам потом отвечать, – засмеялся Валера, потирая руки в перчатках.

– Нельзя. У нас один пропуск на всех…

– И что? – удивился Алекс.

Гуронов посмотрел на него безнадежно:

– Ты что, не видишь этот снег, берёзки и киоск с блинами напротив? Проснись и начни уже думать по-русски. Во-первых, пропуск отберут на входе и больше не отдадут, а во-вторых, подчиненные все равно должны страдать, когда начальство опаздывает, – Гуронов опять посмотрел на часы и добавил в сторону. – Где его черти носят?

Помолчав с минуту, Валера хитро посмотрел на Гуронова.

– А что, господин Гуронов, не пора ли нам открывать лыжный сезон? Я вот думаю поехать покататься в Мерибель.

– Валера, ты можешь намного дешевле и с большим удовольствием покататься у нас на Урале, – немного свысока ответил ему Гуронов.

Почему они пикируются на ровном месте – им что, не дает покоя борьба за звание любимой жены? Ведь еще недавно они вместе обедали – признак высшей чиновничьей симпатии. Какая кошка между ними пробежала? Каждый из них был по-своему симпатичен Алексу и он поддерживал строгий нейтралитет.

– А ты, господин Гуронов, на каких лыжах катаешься? – не сдавался Валера.

– У меня – «Атомик», – сухо ответил Гуронов.

– «Атомик»? Так мне приятель сказал, что это для лохов, – Валера подмигнул Алексу.

Гуронов смерил Валеру уничижительным взглядом:

– Твой приятель? Неудивительно.

«Так они еще и подерутся, пока Петров приедет», – подумал Алекс и сказал:

– А я вот тоже вчера столкнулся в метро со старушкой с лыжами. Сама на ладан дышит, а все туда же.

Оба зама посмотрели на Алекса с недоумением, но, прежде чем они нашли, что сказать, из здания Росздрава выскочили двое полицейских. Полицейские продефилировали мимо удивленных замов и трусцой направились к приближающейся возбужденной толпе. Ее возглавляли четверо молодых людей, несших черный бутафорский гроб c белой надписью «СПИД». За ними следовали другие с плакатами: «Зурабов – где лекарства?», «Заместительная терапия остановит СПИД», «Не хороните нас – мы живые!». Казалось, что не менее половины толпы составляли люди с желтыми бэйджами «пресса».

– Активисты хреновы, государство им миллиарды рублей выделило, а они все недовольны, – заявил Гуронов и повернулся к ним спиной.

– Это все наркоманы разносят СПИД. Вот в средние века крысы разносили чуму, а теперь они… – осуждающе заметил Валера.

Глядя на протестующих, Алекс вспомнил, как в колледже во время занятий по медицинской химии в аудиторию вбежал растрепанный студент младшего курса и закричал: «Наших бьют – полиция штурмует студенческий центр!». Все немедленно переместились к студенческому центру, где полиция уговаривала разойтись сидящих у входа и сцепившихся руками студентов. Отдельные полицейские вели себя довольно агрессивно и грозились использовать баллончики со слезоточивым газом. Против чего протестовали и что скандировали студенты, Алекс не понял, но вторжение городской полиции в стены колледжа было само по себе явлением экстраординарным, и из чувствa студенческой солидарности он сел вместе с друзьями на брусчатку между студенческим центром и полицейскими машинами. На брусчатке красным кирпичом было выложено «Leges Sine Justicia Vanae»[5]5
  Законы без справедливости бесполезны (лат.).


[Закрыть]. В это время подоспел президент университета, и после недолгих переговоров полицейские ретировались с территории под свист и радостные крики студентов.

Когда толпа почти поравнялась с замами, Алекс вдруг понял, что нужно делать для спасения завода. Конечно же, участники протестной акции требовали от Зурабова не дешевых лекарств, производимых «РосФармом» и еще, как минимум, десятком других отечественных компаний. Речь безусловно шла о новейших патентованных антиретровирусных препаратах, на которые никто из российских фармкомпаний не мог получить лицензию, и Минздрав был вынужден покупать их за границей. «Можно, конечно, попробовать уговорить американцев дать нам лицензию…», – думал Алекс. Это бы дало заводу фактическую монополию на российском рынке. Но мысли его неслись дальше. Он вспомнил, что перелом борьбы со СПИДом среди наркоманов на Западе наступил только когда начали сочетать эти самые препараты с заместительной терапией. Двойной удачей такого подхода было не только эффективное удержание вчерашних наркоманов в поле зрения врачей. Неожиданно уменьшилось распространение особо опасных штаммов ВИЧа, которые не поддавались даже самым передовым патентованным препаратам. У Алекса не осталось и тени сомнения. «РосФарм» однозначно должен разработать и вывести на рынок какой-нибудь препарат для лечения наркоманов!

Тем временем набежало еще с полдюжины полицейских, и они начали отводить активистов в появившийся буквально ниоткуда полицейский фургон. Под конец самый толстый полицейский, который стоял в сторонке и наблюдал, указал коротким пальцем на одного из протестующих, крепко вцепившегося в дверную золоченую ручку министерства:

– Василий, чего стоишь? Давай и его в машину!

– Товарищ майор… Он тут… – парень в полицейской форме подыскивал правильные слова, – это… Не могу.

Оказалось, что активист успел приковать себя наручниками к дверной ручке учреждения.

Посмотреть, как развивались события дальше, Алексу не удалось, так как появился Петров, и им пришлось боком протиснуться мимо явно довольного активиста в здание министерства.

Пока замов отпаивали горячим чаем в приемной у Зурабова, министр холодно обещал Петрову поддержку.

* * *

Гуронов с Алексом обедали в кафе «Барракуда». Алекс только что изложил приятелю идею о заместительной терапии и с нетерпением ждал, что тот ему скажет. Гуронов не торопился отвечать, жестом подозвал официанта и попросил заменить остывший кофе. Удивительно, подумал Алекс, еще несколько минут назад Гуронов смеялся над тем, как Алекс пытался добиться от официанта такой простой вещи, как стакан воды со льдом.

– Не думаю, что Петрову это понравится, – наконец сказал Гуронов скептически.

– Но ведь ты же сам сказал, что рынок там золотой? – удивился Алекс.

– Конечно, золотой. Более того, если это будет работать даже на треть от того, что ты тут нарассказывал, то только один этот препарат даст нам больше прибыли, чем вся наша текущая линейка, – подтвердил Гуронов.

По какой-то причине ему нравилось, как в Алексе сочетаются энтузиазм и наивность. Единственное, чего он пока не мог понять, как из этого всего можно было бы извлечь пользу.

– Ну, так какого черта? – буркнул Алекс и принялся за суфле.

– Потому что у Петрова другая задача. Кстати, что за препарат ты предлагаешь?

– Да хоть тот же бупрофиллин. У него оказался уникальный фармакологический профиль… – начал было Алекс, но тут же осекся. – Подожди, что значит другая задача? Насколько я понимаю, нашей команде поставили задачу отжать рейдеров, банкротивших завод, наладить бизнес…

– О какой команде ты говоришь? – перебил его Гуронов.

– Ну, Петров, я, ты, Валера… – немного растерянно начал Алекс.

– Ты ошибаешься. Во-первых, я не в вашей команде.

Алекс не мог поверить своим ушам. Во всем корпоративном мире всегда требовалась хотя бы формальная лояльность команде. Иначе же вообще ничего не получится. А в условиях борьбы с рейдерами их команда была сродни русскому варианту «Неприкасаемых» или даже скорее передранной с Куросавы «Великолепной Семерки», и это придавало важный смысл его в общем-то унылому, подвешенному существованию. Только так и можно было победить «Кобраком» и самого Владимира Багратионовича. Именно ради этого он пожертвовал профессиональным ростом, хорошей зарплатой и спокойной американской жизнью. А что если Гуронов прав и никакой команды и вовсе нет? Тогда нет ни хороших парней, ни рейдеров, ни бедных работяг на заводе… и вообще все это сплошной блеф? Персонаж Стивена МакКвина с кольтом сорок пятого калибра, которого Алекс сделал заставкой экрана своего корпоративного компа, отвернулся и зарыдал. Увидев непонимание на лице Алекса, Гуронов продолжил:

– А во-вторых, у Петрова совсем другой круг задач. Ну вот смотри, как ты думаешь, сколько «РосФарм» имеет площадей в пределах Садового кольца?

– Не помню, пару гектаров?

– Больше шести. Так вот, стоимость этой земли, если ее отдать под застройку, в десятки раз превышает годовой оборот компании. И кому тогда этот «РосФарм» как бизнес нужен? Ну теперь-то ты понял?

Алекс медленно начал постигать суть сказанного.

– Подожди, ты хочешь сказать, что мы отжимаем у рейдеров не бизнес, а фактически землю в центре Москвы?

– Наверное. Но пока это позиция только части чиновников. Другая часть не хочет ничего менять, а просто построить такую же систему, что и у рейдеров, но только под своим флагом.

У Алекса неожиданно пропал аппетит. Он резко отодвинул креманку с суфле.

– Ну хорошо, ты же профессионал, ты-то чего тогда на «Росфарме» делаешь?

– А вот как раз нашу команду интересует бизнес, – Гуронов сделал ударение на слово «нашу». – Мне кажется, что все интересы вполне можно разрулить, если не настаивать на самых тупых схемах распила государственной собственности. Поэтому мне твоя идея интересна, а вот Петрову – не уверен. Если вдруг «РосФарм» станет суперприбыльным бизнесом, то это определенно может расстроить некоторых людей за его спиной. Потому что заполучить все эти гектары земли можно только в случае, если компания является банкротом. Как это сделали, например, с заводом Лихачева. Слышал о таком? Короче, Петров, конечно, может рискнуть с таким проектом, но он слишком опытный политик и у него слишком много врагов.

В конце дня, сидя с братом на кухне и наблюдая, как он сигаретой аккуратно проделывает дырку в пластиковой бутылке из-под кока-колы, Алекс задал вопрос, который его мучил с обеденного разговора с Гуроновым.

– Егор, а вообще, какая у нас сверхзадача на «РосФарме»? Ну, я имею в виду, мы собираемся действительно строить бизнес или только отжать собственность у «Кобракома»?

Егор, словно не слыша вопроса, продолжал колдовать над пластиковой бутылкой. Алекс терпеливо ждал. Наконец, Егор довольно осмотрел свою поделку:

– Смотри, здесь ты сигаретой греешь маленький кусочек гашиша, наполняешь бутылку дымом. При этом нужно вот эту дырку закрыть большим пальцем.

– Какой фигней ты занимаешься! И как тебе доверяют госсобственность?

– Ну, во-первых, госсобственность вызывает немереное количество стресса, и это, – он с гордостью показал на свое творение, – это, как ты там говорил – «самолечение аффективных состояний», то есть этого самого стресса. Я же правильно понял господина ученого?

– Да, – нетерпеливо ответил Алекс, видя, что Егор пытается уйти от заданного вопроса. – Но все-таки, как насчет…

– Если ты полагаешь, что объекты госсобственности нельзя доверять ценителям каннабиноидов, то тогда бы эти объекты были либо в руках ценителей героина, либо в руках маньяков, навсегда погрязших в тех самых аффективных состояниях.

– Ладно, хватит плакаться о тяжелой чиновничьей доле. Ты мне лучше ответь – мы зашли на «Росфарм», чтобы крысить собственность или заниматься делом?

– Кто тебе сказал такую чушь?

– Гуронов. Он единственный из всей команды, кто понимает в этом бизнесе. И мне кажется, что только он и заинтересован в развитии компании, в то время как…

– Алекс, – Егор сокрушенно покачал головой, – а ты не допускаешь, что Гуронов говорит тебе то, что ты хочешь от него услышать? Что сказочные персонажи, которые поставили этого самого Гуронова на «РосФарм», ведут свою собственную игру? И, может быть, именно они хотят украсть госсобственность под самыми благими предлогами?

– Да, но… – начал Алекс и запнулся. Неужели он переоценил Гуронова? Неужели ему нельзя верить?

– Верить здесь нельзя никому, – словно читая мысли Алекса назидательно произнес Егор.

Алекс мрачно посмотрел на брата. Если предположить, что Гуронов может вести двойную игру, то тогда и Петров может делать то же самое, да и все другие.

– А тебе-то самому верить можно? – вдруг спросил Алекс.

– Мне? – удивленно переспросил Егор. – Ну здесь-то все как раз понятно: я твой близкий родственник. И даже больше – в каком-то смысле у тебя просто нет выбора, ведь я твоя добрая фея.

* * *

Благотворительный фонд «Исток», который, согласно Яндексу, был одним из организаторов протестной акции у Минздрава, располагался на втором этаже частной поликлиники. Согласно Яндексу же, приоритетом фонда являлась защита прав ВИЧ-инфицированных и наркозависимых. Алекс придержал дверь для молодой мамаши с годовалым ребенком на руках и поднялся вслед за ней на второй этаж. К его удивлению, женщина с ребенком проследовала до обитой темно коричневым дерматином двери с табличкой «БФ «Исток»». Алекс вошел вслед за ней и попал в большую светлую комнату с полудюжиной заваленных бумагами столов, за которыми сидели, курили, разговаривали с друг другом и с посетителями работники фонда. Тут же звонили телефоны и в углу рядом с открытыми пачками чая, сушек и печенья закипал электрический чайник. В Москве ни одно служебное помещение не могло называться офисом до того, как там закипал чайник и посетителю не предлагали сушки или пряники. Дверь во вторую комнату – видимо, кабинет главного менеджера – была снята с петель и прислонена к стене. Алекс и женщина стояли и молча смотрели на происходящее. Ребенок, не мигая, разглядывал Алекса большими голубыми глазами. Алекс улыбнулся ему полноценной американской улыбкой. Ответной улыбки не последовало. Тогда Алекс улыбнулся ребенку еще шире. С тем же успехом. Тогда он щелкнул языком, от чего молодая женщина вздрогнула, а колдовавший над дверью парень оглянулся. Посмотрев на вошедших, он обратился к кому-то в кабинете: – Саша, к тебе пришли.

К огромному удивлению Алекса из кабинета со снятой дверью вышла та самая незнакомка, с которой он спасал наркомана у метро, и, пройдя мимо Алекса, как будто его и не было в комнате, обратилась к женщине с ребенком:

– А, Катерина, молодец что пришла! Ой, это твой Даня? – Саша улыбнулась ребенку. – Ну, проходите в кабинет, сейчас подойдет адвокат.

Ребенок немедленно улыбнулся ей в ответ, а женщина нервно спросила: – А хуже от этого не будет?

– Хуже уже точно не будет, – заверила ее Саша. – Хочешь есть?

С этими словами она увела посетительницу в кабинет, и Алекс, все еще пытавшийся справиться с удивлением от такой встречи, остался стоять в одиночестве.

Парень взялся двумя руками за дверь и, оценив ее тяжесть, обратился к Алексу:

– Ты не мог бы мне подсобить?

Они с трудом водрузили дверь обратно на петли.

– Никита, – представился парень. – Представляешь, ночью вскрыли офис. Входную дверь как-то они открыли, а эту, гады, выломали. Вот с утра вожусь.

– Алекс, – представился Алекс, отряхивая пыль с рук. – Чего-нибудь пропало?

– Да нет, вроде ничего. Сейф тоже не вскрывали.

– Понятно.

– А тебе, собственно, чего тут надо? – поинтересовался Никита, обратив внимание на чиновничий костюм Алекса. Действительно, его одежда сильно отличалась от одежды большинства присутствующих.

– Да ничего, – поняв свой промах, покраснел Алекс. – Я видел вашу акцию у Минздрава. Круто.

– Ага, – неопределенно сказал Никита, – а ты что, из администрации района? Уж больно похож на чиновника.

– Нет, – смутился Алекс, – я вообще-то в фармкомпании работаю. Просто мне нужно проконсультироваться насчет методов лечения наркомании.

Видя, что его объяснения только усиливают подозрения собеседника, Алекс махнул рукой в сторону офиса:

– Мне нужно проконсультироваться с ней… с Сашей.

– Ладно, подожди тут, – Никита мрачно кивнул в сторону стульев у стены.

Под подозрительными взглядами работников фонда даже минутное ожидание казалось вечностью. Но ждать пришлось долго. Чтобы не встречаться ни с кем взглядом, Алекс уставился в ближайшее окно. Там было хорошо! Если окна «РосФармы» выходили на широкую улицу без единого дерева, где вдоль тротуаров лежал грязный снег, то за окнами «Истока» были высокие деревья парка. Почти как в Нью-Джерси. Необычно яркое для февраля солнце обещало раннюю весну. Маленькую часть этого обещания не пускала внутрь комнаты наклейка с волком на стекле. Над опущенной мордой хищника была надпись «Русский волк» и под ней «Патриотическое движение». А он-то как сюда попал?

– Привет, – просто сказала Саша, выйдя из своего кабинета. – Так ты, оказывается, в фармкомпании работаешь?

– Да, – сказал Алекс, сразу забыв заготовленные для разговора фразы.

– Значит, ты из тех, кто наживается на наших проблемах? Извини, у меня не очень много времени на разговоры.

Алекс растерянно посмотрел на притихших сотрудников и посетителей фонда. Все с любопытством ожидали развития событий.

– Хорошо, начну с главного. Я хочу разработать препарат для заместительной терапии в России, и мне нужна помощь, – сказал Алекс.

В помещении фонда разом повисла глубокая тишина.

– Ты – провокатор? – Саша в упор смотрела на Алекса.

– Нет.

– Ты знаешь, что метадон для лечения наркомании запрещен в России?

– Да. Поэтому мы будем внедрять другой препарат – бупрофиллин, который, с точки зрения фармакологии, тоже должен работать. Мне нужна ваша помощь для лоббирования и для организации клинический испытаний. Ведь только у вас есть доступ к таким пациентам.

Саша испытующе смотрела на Алекса. Потом развернула соседний стул и села на него, облокотившись руками на спинку.

– А почему ты так хочешь помочь наркоманам?

Мотиваций было много, но ни одна из них не показалась ему в этот момент убедительной. Алекс вспомнил свой поход в хоспис для ВИЧ-инфицированных детей в Атланте. Услышать от шестилетнего ребёнка – «…может, ученые придумают лекарство для меня прежде, чем я умру» могло мотивировать кого угодно. Однако это совсем какая-то сентиментальщина. И вообще, со стороны это могло выглядеть фальшиво. Тем более в Москве. А больше всего он не хотел выглядеть в глазах Саши фальшиво. Алекс назвал другую, более понятную, на его взгляд, для Саши причину:

– Если честно, то только это может спасти нашу компанию от банкротства.

– Да гнать его надо на все четыре стороны, – вмешался Никита. – Саша, ты что не видишь, что это подстава?!

По бурной реакции, вызванной его словами, Алекс понял, что какой бы ни была репутация у фармкомпаний в России, она была изрядно переоценена. Не глядя на Никиту, Алекс негромко сказал:

– Мне можно верить. В аспирантуре я работал над препаратом от ВИЧа, который ваши клиенты наверняка принимают.

– Врешь! Какой такой препарат? – удивился Никита.

– Ламивудин.

Никита отошел, махнув рукой:

– Так он еще и иностранец…

– Я не иностранец! – возмущенно бросил ему вслед Алекс.

Саша продолжала пристально смотреть на Алекса. У ее фонда по вполне понятным причинам были трения и с наркополицией, и с чиновниками, но это точно не имело отношения к происходящему. Вспомнив про воскрешение наркомана у метро, она приняла решение. В конце концов, не каждый день в ее офисе предлагают заняться испытанием новых лекарств от наркомании.

– Ладно, выгнать мы его всегда успеем, – сказала она Никите. – Пусть сначала изложит свою идею.

* * *

Выслушав Алекса, Саша, не оборачиваясь на Никиту, который стоял у стены, скептически сложив руки на груди, сказала:

– Нам нужно подумать. Но у нас к любому проекту есть свои требования. Во-первых…

Еще с тинейджеровского возраста Алекс совершенно искренне считал, что самое привлекательное в женщине – это интеллект. С точки зрения школьного психолога, это был нонсенс. Может, конечно, в совокупности, утверждал он, но не интеллект в чистом виде. Ведь, например, самые известные социопаты все были очень умными людьми. Так что привлекать может все что угодно, в любой комбинации, но не интеллект сам по себе. Алекс не знал ни одной женщины-социопата и остался при своем убеждении.

Конечно, до сих пор все бывшие подружки Алекса – хоть та же Сибел – служили скорее опровержением его собственных взглядов, но в Америке все было просто. Приглашаешь девушку на свидание, и если она соглашается, то все понятно. Неважно, с какого по счету свидания, но все обоюдно-ожидаемо сводилось к сексу, процесс безошибочный и надежный, как поворот двух ключей для запуска баллистической ракеты. В России, похоже, женщины претендовали на оба ключа сразу, что делало все совершенно непредсказуемым. Женщин в этой стране Алекс боялся.

Конечно, психолог был прав в том, что помимо ума, внешность, чувство юмора или общительность тоже были важны, но, в отличие от интеллекта, ими можно было легко манипулировать. И если желание манипулировать человеком как высшее проявление нечестности означало наличие всяких комплексов, то людей умных и творческих Алекс считал действительно искренними, и именно к таким людям его тянуло. К таким, как Саша. То, что она именно такая, он понял еще тогда у метро. Алекс смотрел, как она что-то ему объясняет, подкрепляя слова категоричными жестами, и убеждался в своей правоте. За такими, как Саша, удача, должно быть, следует по пятам, как тень в летний полдень. Почувствовав немедленную симпатию, он задумался по американской привычке о том, хочет ли он, чтобы они стали друзьями.

– Ты согласен?

Встретившись взглядом с Сашей, Алекс вздрогнул, словно она могла прочитать его мысли, и смущенно улыбнулся:

– Да, конечно.

* * *

Вместе с Сашей и немного остывшим после разговора Никитой они вышли из помещения фонда и направились через сквер к девятиэтажкам. По дороге Саша продолжала объяснять, чем занимается их фонд.

– Или вот эта Катерина. У нее ребенка хотят отнять по суду за то, что она хотела лечиться и встала на учет в наркологическом диспансере.

– В смысле?

– Если наркоман на учете, то к нему тут же приходят социальные службы и могут забрать ребенка. Ну это разве не беспредел? И это типичный случай. А Катерина ради этого ребенка и решила лечиться. Ее чуть ли не насильно хотели на аборт отправить, а в довершение ко всему при родах отказали в обезболивании – как опиатозависимой. Она этого Даню выстрадала, а они хотят его теперь у нее отнять. Ничего, наш адвокат пойдет завтра с Катей в суд. Обычно это помогает.

– А адвоката ей государство оплачивает? – спросил Алекс.

Никита рассмеялся:

– Какое к черту государство? Работает за бесплатно наш адвокат. Это бывший муж Саши.

– Ну не за это мы его любим, – непонятно к кому обращаясь, заступилась за бывшего мужа Саша.

Алекс так и не понял, кто любит адвоката и, главное, за что. За то, что работает бесплатно, или потому что бывший муж.

– А куда мы идем? – спросил он Никиту.

Он решил не обижаться на Никиту за то, что тот назвал его американцем. Судя по всему, Никита был нормальным парнем.

– Да Саша решила показать тебе, с кем придется работать. Тут недалеко.

Ну понятно. Они решили устроить ему своеобразную проверку на вшивость. «Ничего, – думал Алекс, заходя вслед за ребятами в подъезд девятиэтажного серого дома. – разве это может быть хуже фильма «Реквием по мечте»»?

– А что вы еще для наркоманов делаете?

– Ну, водим по врачам, в частности в СПИД-центр к Покровскому.

– А он что за мужик? Это из-за него перебои с лекарствами?

– Да что ты! Нет, он нормальный, профессионал, он даже аккуратно высказывался за заместительную терапию. По нынешним временам это почти героизм. А за закупку лекарств от ВИЧа отвечает Онищенко. Ему на лекарства шесть миллиардов рублей выделили.

– Понятно, – сказал Алекс, повторяя про себя «Покровский», «Онищенко», «шесть миллиардов».

– Учим оказывать первую помощь при передозировках, раздаем ампулы с налоксоном, одноразовые шприцы, презервативы. Плюс помогаем устраиваться на работу, решать юридические вопросы… Иногда даже еду им покупаем, – продолжал перечислять Никита. – А что мы еще можем делать?

– Ну, вот и пришли, – сказала Саша, остановившись перед обшарпанной дверью, и вопросительно посмотрела на Алекса.

Алекс, как в ни в чем ни бывало, протянул руку к звонку, но на его месте торчали только оборванные провода.

Саша постучала и по-деловому сама открыла незапертую дверь.

К удивлению Алекса, внутри тесной и темной двухкомнатной квартиры находились человек пятнадцать. Почти все они лежали на кроватях и матрасах, положенных просто на пол. Дверь в одну из комнат была окрашена в черный цвет и плотно закрыта. Наверное, здесь любят «Ролинг Стоунс»[6]6
  Имеется в виду песня «Paint it black» группы «Ролинг Стоунс».


[Закрыть].

Никита повел Алекса на кухню, где пахло серой и бензином. Сама кухня походила на лабораторию: на столе, на кусочках алюминиевой фольги лежали аккуратно отмеренные порции разных порошков, стояла немытая химическая посуда и трехлитровые банки с непонятными жидкостями. Посреди стола на лабораторном штативе висела странная конструкция из двух одноразовых шприцев, воткнутых в пробку, и подвешенных нитками к пластиковым кончикам шток-поршней, двух спичечных коробков.

– А это что? – спросил Алекс Никиту указывая на лабораторный штатив.

– Это? – Никита пожал плечами, – это импровизированные весы. На нормальные у них денег все равно нет, а без весов приличный «крокодил» не сваришь.

От такой нехитрой конструкции Алекс пришел в восторг. И действительно, градуировка одноразовых шприцов позволяла с помощью простых дробей достичь точности измерения электронных весов, за которые на Западе платят огромные деньги!

– Гениально! – в восторге сказал Алекс, – это надо запатентовать.

Никита посмотрел на него подозрительно и пожал плечами:

– Зачем? Этого добра и так по всей России полно.

Не обращая на вошедших никакого внимания, худой взъерошенный парень колдовал над плитой, на которой что-то вываривалось в кастрюле. Стена и часть потолка над плитой хранили давние следы копоти. Где Саша, куда она исчезла? Он хотел пригласить ее в кафе, а в итоге застрянет в этом богом забытом месте. Алекс вдруг почувствовал, что он сразу всем в этой квартире мешает.

– Извини, – сказал другой обитатель квартиры, слегка отодвинув Алекса плечом. Руки у него были заняты еще одной кастрюлей, которую он пристроил на плиту рядом с первой.

Алекс обратился к Никите:

– А что они варят?

– Это и есть «крокодил», или дезоморфин, по-вашему.

В Алексе проснулся профессиональный интерес.

– Ого! А из чего они его делают?

– Из «терпинкода».

«Так вот оно что! Это прекрасно объясняет почему с виду невинный препарат от кашля «терпинкод» выпускаемый «Фармстандартом», уже много лет является лидером продаж!». Никита заметил задумчивость Алекса:

– Если интересно, то Петр, – он показал на одного из работающий на кухне, – может тебе рассказать.

Из разговора с Петром Алекс понял две вещи. Первое – получаемый препарат, конечно, никакой не дезоморфин, а какая-то адская смесь его производных. Второе – что эта смесь имеет большое количество вредных примесей соединений йода и фосфора. Если эти соединения попадут в кровь, то последствия могут быть катастрофическими для здоровья. Скорее всего, именно этим можно объяснить воспаленные язвочки на руках и шее Петра.

– Петр, на мой взгляд, вам нужен дополнительный шаг по очистке вашего продукта, – решительно сказал Алекс.

Он вкратце объяснил принцип очистки опиатов от токсичных примесей с помощью дешевых ионообменных смол, которые использовались в фильтрах для воды и которые легко можно было достать. Петр ничего не ответил, посмотрел на часы и вернулся к своей кастрюле.

Неожиданно появилась Саша и сказала, что им пора идти. Радость от того, что она не оставила его один на один с этой странной квартирой, быстро исчезла. Ну понятно, нет времени на кафе. А завтра? До завтра еще дожить надо. Заходя в метро вместе с Сашей, Алекс спросил:

– Слушай, я им там насоветовал, как улучшить качество «крокодила» – а не является ли это противозаконным?

– Не знаю, – сказала Саша. – Но они вряд ли будут что-то менять в своей технологии.

– Почему, ведь мой способ безопаснее для здоровья?

– Все очень просто. Чтобы приготовить «крокодил», Петру нужно два с половиной часа. Ровно столько же нужно, чтобы эйфория после этого препарата сменилась на кумары. Это исключает время на любые дополнительные стадии.

– Сменилась на что? – не понял Алекс.