Текст книги "Путешествие в чудетство. Книга о детях, детской поэзии и детских поэтах"

Чародей из Макарокко
Пётр Синявский

Мой друг Пётр Синявский прислал такое стихотворение:

 
Если слово БУТЕРБРОД
Прочитать наоборот –
У любого, кто не глуп,
Выйдет слово ДОРБРЕТУБ.
 

Пётр Синявский очень любит вертеть слова так и сяк – у него обязательно выходит что-нибудь остроумное и полезное.

Своеобразие его стихов относится к искусству произношения: Синявский много внимания (и умения!) уделяет звуковой стороне стиха: его творчество – бесценный клад для педагогов, родителей, логопедов, для всех, кто старается, чтобы наши дети выросли носителями правильной русской речи. При этом поэт умело уходит от поделочной поэзии, практически каждая его миниатюра – маленький шедевр и праздник звука.

 
Сидит ворона под окном
В дырявом башмаке
И распевает на родном
Вороньем языке:
 
 
– Каркарандаш, каркарапуз,
Каркарточка, картошка,
Каркарамель, каркарусель,
Картуз, Каркарабас.
 
 
И если кто-нибудь из вас
Картавит хоть немножко,
Пускай попробует пропеть
Хотя бы триста раз:
 
 
– Каркарандаш, каркарапуз,
Каркарточка, картошка,
Каркарамель, каркарусель,
Картуз, Каркарабас.
 

Когда я читаю Петра Алексеевича Синявского, мне всегда не терпится найти у него какую-нибудь очередную словесную находку, и ждать приходится совсем недолго – то появится удивительная рифма, то необычное звукоподобие, то невиданное словечко: например, «прознакивпутизабывака», или совсем непонятное «егороданилашен»… Что за Егор? Что за Данила? Но стоит прочитать это слово задом наперёд, и всё становится на место. Большинство фантазий Синявского свили гнёзда в густой кроне нашей речи. В этом смысле он, на мой взгляд, понастоящему современный поэт, – ведь сегодняшний день детской поэзии определяется именно работой внутри языка.

 
Мы встречали Новый год:
Папа, мама, я и кот.
Я пил праздничный компот,
Взрослые – шампанское
А ужасно важный кот
Уплетал сметанское.
 

Вот такой «синявский» язык!

И ещё одна радость: Пётр Синявский всё чаще пишет для самых маленьких. На этом поэтическом поле он заявляет о себе как о великом умельце и знатоке.

 
Я смелее, чем мышонок,
И храбрее котика.
Я уже не малышонок,
Мне уже три годика.
 

Он и внешне похож на мастера старой школы – одновременно простого и интеллигентного, доброго и внимательного к окружающему. На такого, каким, собственно, и должен быть детский поэт.

Однако Синявский не только поэт, но и музыкант, – за это его «совместное» творчество он получил премию читательских симпатий «Золотой крокодил», одну из самых престижных поэтических премий, которую вручают на литературном фестивале имени Корнея Чуковского. Его песни мелодичные и легко запоминаются. Помню, давным-давно в московском Доме детской книги я услышал, как Синявский исполняет красивую рождественскую песенку (текст её ныне входит во многие хрестоматии), и ещё долгое время у меня в ушах звучал её простой и вместе с тем виртуозный припев:

 
Возле ёлки снова,
Возле ёлки снова
Торжество, торжество –
Рождество Христово,
Рождество Христово,
Рождество, Рождество!
 

Слово «виртуозный» подходит ко многим стихам, написанным Петром Синявским. Обратите внимание на его тактичные по звуку скороговорки, на его «детские» неологизмы, на блистательно придуманные стихи, например, про твёрдый и мягкий знаки, на его работу с поэтическим словом, которая превращает каждое стихотворение в «мироузнавание». Это занимательное чтение для всех, кто старается докопаться, как, каким образом устроен наш язык и какие, оказывается, удивительные метаморфозы могут в нём и с ним происходить.

Музыка придаёт стихам особый колорит. И, наверное, не случайно Пётр Синявский в соавторстве с Андреем Усачёвым придумали телевизионную «Весёлую квампанию». Песни из этой передачи изданы отдельной книгой, к которой можно прибавить и другие поэтические книжки Синявского: «Зелёную аптеку», «Таракана-американа», «Непобедимое пугало», «Лягушенцию». И недавние – «Цирк синьора Макаролли», «Бутерброд наоборот».

Иногда так и хочется пропеть его стихи или проскандировать:

 
Я просил у родителей кошку,
А купили губную гармошку.
– Ну, пожалуйста! Ну, гармошечка!
Помяукай немножко, как кошечка…
 

Совершенно мастерски этот праздник языка продемонстрирован в большом рассказе (поэме? стихотворной повести?) «Цирк синьора Макаролли», давшем название одной из последних книжек Синявского. Оказывается, простое детское поедание макарон может превратиться в цирковое представление, от которого так и хочется прыгать по кухне – в восторге от всего намакороненного поэтом.

 
Перед публикой почтенной
Пар клубится над ареной,
И в чалме своей бесценной
Возникает не спеша
Величайший маг Востока,
Чародей из Макарокко
Макарон-оглы-паша,
По прозванию Лапша…
 

Пётр Синявский пишет с таким вкусом, что прямо пальчики оближешь. Почитайте – не пожалеете!

Мурашки по коже
Марк Вейцман

Когда я был совсем юным, мои поэтические учителя советовали узнавать, хороши стихи или нет, «мои» они или не «мои», самым простым способом: доверяться своему организму. «Если, – говорили они, – ты читаешь стихи, а у тебя по спине бегут мурашки, значит, это твоё, про тебя, это – поэзия».

Через много лет я неожиданно совпал в этих давно уже проверенных ощущениях с Марком Вейцманом:

 
…И при этом – мурашки по коже!
Делать выводы, может, и рано,
но поэзия всё же, похоже,
существует, как это ни странно!
 

«Моё», «про меня», – возможно, самое главное: большое искусство всегда должно быть – про нас. Долгие годы, читая всё новые и новые стихи Вейцмана, я убеждаюсь: они мои живые собеседники. Повторю вслед за Марком слова, сказанные им самим по другому поводу: всё это лирика в полном смысле слова, то есть повествование о внутреннем мире человека. Особенно – в экстремальных обстоятельствах:

 
Чужие мальчишки
возникли из мрака,
и Васька не струсил.
Обычная драка.
 
 
А Колька замешкался
самую малость,
Он думал: что делать?
И Ваське досталось.
 
 
Потом он решился
и ринулся смело…
Но это значенья
уже не имело…
 

Мы познакомились в начале восьмидесятых годов: Марк тогда жил в Украине, в Черкассах, учительствовал, писал превосходные стихи для детей (причём не только для маленьких, а, по большей части, для подростков), издал несколько книжек, мучительно вступал в Союз писателей, приезжал в Ленинград – в ту пору журнал «Костёр» устраивал незабвенные конференции детских писателей; с тех самых лет пошла наша переписка, которая не прекращается и по сей день. И сегодня мало кто пишет про младшую и среднюю школу столь серьёзно и внимательно.

Серьёзно – поскольку Марк Вейцман работает много, тонко чувствуя аудиторию. У него одна цель: на уровне высокой поэзии отобразить многообразную внутреннюю жизнь ребёнка. Его герой задаёт вопросы – не столько окружающим, сколько себе. Это вопросы нравственные; пытаясь ответить на них, понимаешь, что есть такие понятия, как душа и совесть.

 
В жёлтых опилках сухая трава,
старые парты пошли на дрова.
Вот я за новою партой сижу,
ручку над чистой страницей держу.
Ручку держу, а писать не пишу,
что там проходят, понять не спешу.
Что-то мне жарко,
     и в горле – комок…
Над кочегаркой
вьётся
дымок…
 

Внимательно – поскольку в любом стихотворении автор находит точный сюжетный ход, или деталь, или просто интонацию, благодаря которым оно становится событием читательской жизни. И событие это и естественное, и забавное, и трогательное – как в стихотворении «Действия с дробями»:

 
Три с половиною овечки
и восемь сотых пастуха
однажды встретили у речки
четыре пятых петуха.
 
 
А у доски, в штанишках мятых,
пока визжал от смеха класс,
стоял один и ноль десятых,
и слёзы капали из глаз.
 

Марк Вейцман рассказывает в стихах о чувствах и маленького, и подростка и находит в малышовой душе зародыши взрослых ощущений:

 
Марина Петровна, я вас ненавижу
за то, что от вашей улыбки завишу,
от вашего голоса, вашего взгляда.
Марина Петровна, кому это надо?!
Зачем вы так радостно розовощёки?
Как медленно тянутся ваши уроки!
Я письма писал вам – во сне, наяву ли.
Я вас защищал от огня и от пули.
А вы – единицу…
    В журнал…
        Хладнокровно…
Я вас ненавижу,
    Марина Петровна!
 

Вот некоторые книги Вейцмана: «Пора каштанов» (1983), «Шестой урок» (1985), «Спросите меня» (1988), «Понедельник – день весёлый» (1989), «Лирические приключения» (1991). Вышли они уже давно, но вы всё-таки постарайтесь их разыскать – они того стоят. Правда, совсем недавно вышла в Москве «Обычная драка» – книга, вобравшая в себя всё лучшее из прежних и новые стихи. Четверть века их автор работал учителем физики в школе – кому, как не ему, знать, что происходит с его подопечными. И многое из того, что с ними творится, он перетворил в весёлых и лирических стихах.

Оп! – Тимист
Вадим Левин

«Мне повезло, когда я родился. Случилось это очень давно – в 1933 году. Но оказалось, что Корней Иванович Чуковский, Самуил Яковлевич Маршак и Борис Владимирович Заходер успели родиться ещё раньше. Поэтому в детстве у меня было много замечательных книг с добрыми, умными и весёлыми стихами. Я запоминал эти стихи наизусть, играл с ними, рассказывал их взрослым и ровесникам и пробовал сочинять собственные. Пробовал, пробовал, пробовал и привык».

Так начинает свою маленькую автобиографию Вадим Александрович Левин. Мы все узнали и полюбили его стихи, когда на исходе 60-х годов появилась вышедшая в Новосибирске его книга «Глупая лошадь» с дивными иллюстрациями Спартака Калачёва и со стихами, которые тут же запомнили многие читатели страны:

 
Лошадь купила четыре калоши –
пару хороших и пару поплоше.
 
 
Если денек выдаётся погожий,
лошадь гуляет в калошах хороших.
 
 
Стоит просыпаться первой пороше –
лошадь выходит в калошах поплоше.
 
 
Если же лужи по улице сплошь,
лошадь гуляет совсем без калош.
 
 
Что же ты, лошадь, жалеешь калоши?
Разве здоровье тебе не дороже?
 

Книжка была неожиданная – переложения, подражания, переводы с английского, а на самом деле – самые что ни на есть оригинальные стихи, только написанные в новом жанре. В те же годы эти стихи печатались на знаменитой 16-й странице «Литературной газеты» с таким примечанием: «Переводы с английского настолько новые, что большую часть из них англичане ещё не успели сочинить на своём языке».

В 70-е годы у Вадима Левина вышло несколько тоненьких книжек, а потом был большой перерыв, который, к счастью, нынче кончился, стали издаваться новые книги, и вышли два больших красивых тома его избранных произведений для детей, стихов и сказок, – «Лошадь в галошах» и «Куда уехал цирк».

С тех самых 70-х годов я запомнил малышовые стихи Вадима Левина, например, такие, как «Мышиная считалка»:

 
– Раз, два,
три, четыре.
Сосчитаем
дыры в сыре.
Если в сыре
много дыр,
значит,
вкусным  будет сыр.
Если в нём
одна дыра,
значит вкусным
был
вчера.
 

Или – рядом с ней – «Считалочка для кошки»:

 
Раз, два, три,
четыре, пять.
Кошка
Учится
считать. –
Потихоньку,
Понемножку
Прибавляет
к Мышке
Кошку.
Получается ответ:
«Кошка –
есть,
а Мышки –
нет!»
 

А ещё были песни – музыку на стихи Левина писали Сергей Никитин, Виктор Берковский, Григорий Гладков. А ещё были мультики с его стихами – «Алиса в Стране Чудес» и «Алиса в Зазеркалье». А ещё были многочисленные выступления, на которых Вадим Александрович всегда заражал слушателей талантом и оптимизмом. Не случайно одна из его поэт ических историй кончается такими словами:

 
Пускай швыряет нас вода
то вверх, то – ОП! – и вниз!
Когда со всех сторон беда,
спасает – ОП! – тимизм!
 

Признаться, кому как не Вадиму Левину знать малышовую аудиторию – ведь по профессии он детский психолог и, как бы казённо не звучали эти слова, методист-новатор, приобщающий и детей, и взрослых к искусству и, прежде всего, к поэзии. Может быть, самым замечательным созданием В. Левина – конечно, после стихов! – стала его «Лесенка», этот, как он сам определяет, «многотомный учебник нового типа – учебник принципиально коллективного использования, формирующий читающее сообщество детей и взрослых», настоящая всемирная библиотека для маленьких!

Конечно, в такой библиотеке найдётся место и для стихов самого Вадима Левина – и не только стихов, но и его переводов с английского, польского, идиша, иврита. Вот какой, например, примечательный получается у него Юлиан Тувим:

 
Жил-был мальчик Збышек. Знаешь, что он делал?
Вечером на крыше «ку-ка-реку!» пел он.
 
 
Дул с утра на солнце в жаркую погоду,
В лес дрова носил он, а в колодец – воду.
 
 
Загорал всю зиму при свече в чулане,
Ночевал в корзине или в чемодане.
 
 
В кузницу однажды он привёл корову,
чтобы ей прибили новую подкову.
 
 
На охоту шёл он с индюком и кошкой.
Рисовал на стенке пирогом с картошкой.
 
 
Чистил зубы перцем, умывался супом.
Вот каким был Збышек.
 
 
– А каким же?..
 

Надеюсь, юные читатели и слушатели тут же найдут отгадку – каким оказался Збышек в этом переводе.

В общем, вы можете оценить щедрость поэта, который дарит нам встречу не только со своими маленькими героями, но и знакомит с другими талантливыми стихами, написанными на другом языке.

Мне кажется, стихи Вадима Левина рассчитаны на наше с вами сопереживание и со-чтение. Со-чтение – это вот что: взрослые могут прочитать эти стихи детям, а потом дети могут прочитать их взрослым. А потом те и другие могут сесть рядком и поговорить о стихах – вот будет замечательно, если и маленьким, и большим понравится одно и то же! Я даже догадываюсь, что понравится всё целиком. Читайте и проверяйте!

Стихи и не только
Марина Бородицкая

Однажды поэт Марина Бородицкая загадала «очень трудную загадку»:

 
Я раздобыл её в лесу,
Искать её устал,
И вот – домой её несу,
Поскольку не достал.
 

Не знаю, как вы, дорогие читатели, но я так и не смог её разгадать. Если хотите подумать, закройте ладонью отгадку, которую я сейчас напишу: это – заноза!

«Подумать» – и вообще-то хорошее слово, но цена его неизмеримо возрастает, когда дело касается стихов. Кажется, стихи Марины Бородицкой – лёгкие, крылатые, звучные, ритмически совершенные – само собой входят в наше сознание и не нужно производить никаких усилий, чтобы они запомнились и полюбились. Так-то так, да не совсем. Как раз стихи Бородицкой рассчитаны на читателя умного и внимательного, который умеет увидеть за строчками картинку, за звуком – мысль, за рифмой – образ.

 
Уселся воробышек
Рядом со мной.
– Не трусишь? – спросил я. –
Ты что же, ручной?
 
 
– Я дикий! – сказал он,
Взлетев на скамью. –
Бросай бутерброд,
А не то заклюю!
 

Вот такая мальчишеская энергичность очень в духе трогательной и женственной Марины. Как-то на вопрос: «Кем вы хотели стать в детстве?» она ответила: «По порядку: медсестрой, токарем на заводе, юнгой на корабле, лётчиком-парашютистом… и наконец – о чём до сих пор, несбыточном, плачу! – актрисой-травести: играть мальчишек, девчонок, Виолу в “12-й ночи” и заднюю ногу крокодила!»

Вот видите, какой весёлый и оптимистичный человек Марина Бородицкая!

К тому же она поддерживает и развивает уникальную традицию отечественной поэзии, существуя одновременно в трёх измерениях – в лирике, переводе и детской литературе. Её знают и любят как детского поэта, автора многочисленных и популярных стихов, в основном, для самых маленьких (что редкость) и для подростков (что ещё бо́льшая редкость), – и не менее любят и знают как «взрослого» лирика и переводчика англоязычной поэзии, от народных песенок до Чосера, Бернса, Китса, Киплинга, Милна…

О детских стихах Марины Бородицкой, о её взрослой лирике, о её удивительных переводах, о её подвижнической деятельности как пропагандиста настоящей поэзии я могу говорить долго и с возрастающим пристрастием: на мой взгляд, Марина Бородицкая – приметнейшая фигура сегодняшней литературы, и каждая её новая книга, надеюсь, подтверждает это моё мнение. Наш общий с Мариной друг поэт Марк Вейцман как-то заметил: «Марина Бородицкая – один из редких поэтов, умеющих выражать счастье, а оно, что бы ни говорили, всегда с избытком разлито вокруг».

Вот об этом счастье и хочется думать, говоря о Марине Бородицкой. Прочитав её стихи «для взрослых», видишь: она нередко пишет о печалестях, горестях, тяжести бытия, несправедливости – а получается о свете, надежде, счастье и любви. Пишет о страждущей, приземлённой плоти, – а получается о странствующей неусмирённой душе. Марине свойственны и талант изображения, и талант отображения, но более всего – талант преображения: оказывается, можно сделать фактом высокой поэзии и приземлённый быт, и эстетику подённого литературного труда.

Чтобы заниматься всем этим сразу, да ещё так продуктивно, да при этом воспитывать литературную смену (в её учениках числятся многие уже известные детские писатели, а на радио Марина ведёт авторскую передачу для старшеклассников), надо быть, по меньшей мере, весьма оптимистичным человеком, распахнутым любому возрасту. Например, в подзаголовке её книжки «Прогульщик и прогульщица» написано: «Стихи для детей и не только». Это «не только» открывает самые широкие горизонты: «не только» – это, конечно, и для сегодняшних взрослых, но самое главное – это для тех взрослых, которыми завтра станут юные читатели.

А начинаем с малого. Одна из совсем малышовых книг Бородицкой называется «Ореховый гном» – вот по какому стихотворению:

 
В орехе одном,
В орехе лесном
Вчера поселился
Ореховый гном.
В ореховый домик
Он скрылся от всех,
Но ветку пригнули,
Сорвали орех,
И вот
Он плывёт
В лукошке моём:
Качается дом,
Кувыркается гном,
Гадает –
Куда принесут?
Съедят
Или впрок запасут?
 

Марина Яковлевна умеет нас подводить к любопытным вопросам, на первый взгляд, простым, но попробуй-ка, ответь! Изюминка в том, что, отвечая, ты должен поставить себя на место героя стихотворения. В данном случае, надо быстро преобразиться вот в такого орехового гнома, представить себя в ореховом домике и понять, что происходит в твоём ореховом мире. Целая вселенная в одном вопросе!

Детство в стихах Бородицкой очень узнаваемо, но повёрнуто к нам своими «умными» сторонами. Кто бы ни стал её героем – ребёнок или зверёныш, рыбка или дождик, лужица или светлячок – каждый решает свои вопросы «детского бытия», а поэт им, героям, и нам, читателям, просто немного помогает, внося в мир гармонию звука и слова. А это, скажу я вам, необыкновенно увлекательное и полезное дело!

Могу с вами поделиться главным секретом чтения: оно «получается», когда проходят годы, а ты снова и снова возвращаешься к книге, полюбившейся тебе когда-то в детстве или отрочестве. И каждое новое прочтение приносит новые ощущения, одаривает новыми мыслями и обогащает новыми чувствами. Мне кажется, стихи Марины Бородицкой предполагают вот такое длительное, многолетнее соучастие в чтении.

Тем более, что многие её книжки получаются на вырост: в них могут оказаться и стихи, казалось бы, для совсем маленьких, как, например, моя любимая «Щи-талочка»:

 
Чищу овощи для щей.
Сколько нужно овощей?
 
 
Три картошки, две морковки,
Луку полторы головки,
Да петрушки корешок,
Да капустный кочешок.
 
 
Потеснись-ка ты, капуста,
От тебя в кастрюле густо!
Раз-два-три, огонь зажжён –
Кочерыжка, выйди вон!
 

И тут же весёлая школьная лирика – вроде, возможно, многим знакомого стихотворения «На контрольной»:

 
Не решается задачка – хоть убей!
Думай, думай, голова, поскорей!
Думай, думай, голова,
Дам тебе конфетку,
В день рожденья подарю
Новую беретку.
Думай, думай – в кои веки прошу!
С мылом вымою тебя! Расчешу!
Мы ж с тобою
Не чужие друг дружке.
Выручай!
А то как дам по макушке!
 

Или такие щемящие стихи про то, что почти наверняка знакомо и ребёнку, и взрослому: про родной дом, идущий на слом, – а на самом деле, не только о нём, но прежде всего, о прошлом, об уходящем детстве, о том чувственном опыте, который должен навсегда с нами остаться:

 
Мой дом на Пушкинской сломали,
Пустырь забором обнесли,
В пятиугольной нашей зале
Звезду небесную зажгли.
 
 
Вдохну вечерний воздух влажный,
Приму столичный праздный вид,
А в горле ком – пятиэтажный.
Оштукатуренный, стоит.
 

А в стихотворении «Прогульщик и прогульщица», например, не просто рассказ о ребятах, решивших вместо школы отправиться в музей: это трогательная история первой любви, когда, повесив курточки в гардеробе, наши чудные прогульщики «В пластмассовые номерки друг дружке пальцы вдели…» Иногда хватает всего одного намёка, одного точного поэтического образа, чтобы нарисовалось целое художественное полотно.

Уверен, что многие из нас, читая и слушая Марину Бородицкую, наверняка могут сказать: «Да это же всё про меня! Это я такое помню, я так слышу, я об этом думал, и со мной такое бывало…» Если стихи – про нас, это счастье. Счастливое чувство единения с автором и редкостного соучастия чужих стихов в нашей собственной судьбе.

Стихи Марины Бородицкой хочется перечитывать и время от времени возвращаться к каким-то целебным строчкам – как это делал старый портной из её стихотворения: с любовью и вдохновением шил он платье своей маленькой внучке, шил «на счастье и на здоровье», любуясь своей работой и с утра до вечера повторяя:

 
Ах, боже ты мой, боже,
Какая красота!..
 

А ещё – несколько слов про Маринины переводы. Когда-то давным-давно попалась мне в руки книжка – она называлась «В один прекрасный день». День оказался действительно прекрасным – потому что вместе с книжкой я открыл для себя удивительных английских поэтов. Алана Милна, автора знаменитого «Винни-Пуха», я, конечно, знал и раньше. А вот Джеймса Ривза и Элеонору Фарджен тогда прочитал в первый раз. Эти три поэта стали визитной карточкой не только английской поэзии для детей, но и их переводчиков.

Если бы известный всем Знак качества распространялся на поэзию, я думаю, каждый текст Марины Бородицкой был бы им отмечен. У серьёзного поэта есть свои интонации, словечки, фразы, – вот и в переводах Бородицкой прежде всего узнается её индивидуальная речь. Потому что «Драконов нечего беречь!» или – о мыльном пузыре – «Мой не лопнул дольше всех!» – так воскликнуть могла только она, Марина Бородицкая.

Теоретики перевода не прекращают спорить о том, до какой степени индивидуальность переводчика может проявляться в его работе и не должен ли яркий поэт несколько притушить свои собственные краски, чтобы не затмить переводимого автора. В этом споре я остаюсь на стороне переводчика. Мне кажется очень важным то обстоятельство, что, читая переводы Маршака или Пастернака, Левика или Гелескула, мы всегда узнаём их авторство. Ведь эти переводы стали для нас явлением собственной нашей поэзии.

Переводы М. Бородицкой в той же самой степени не спутаешь ни с какими другими – как её собственные стихи и прозу. Просто потому что они – талантливы. Всё, что пишет, она пишет на одном дыхании, стихи и переводы как-то незаметно перетекают друг в друга и создают единое ощущение большой литературы – по степени «вживаемости» в текст, органичности, удивительной чистоте звучания и остроумию они соответствуют тому, что мы называем «переводами поэта». В данном случае я не постеснялся бы сказать: выдающимися переводами значительного поэта.

Читайте Бородицкую, друзья! Это высокое чтение.