Текст книги "Тропами Пилигрима. Пешком по Индии, от Ганга до Дели…"

Рикша-Джин

Леха Лоргов из Удмуртии – мой стихийный напарник по форс-мажорному заезду в Индию, ему надо было в какой-то «ашрам» под каким-то местным Бангладешем.

Бродя по тесным и злачным улочкам Мейн-Базара вперемешку с коровами, туристами и местными, мы были окликнуты моторикшей на чисто русском языке. Он крикнул: «Садись – прокачу! Бесплатно, слышишь, а?» Ну как не соблазниться? Поехали.

Длинный нос, косая челка, крашенная хной, и кавказские усы – данный тип нам был знаком по кривым улочкам Москвы. «Интер Пол», – так представился погонщик повозки-тарахтелки. Одет он был для индуса обыденно – невзрачно-застиранная рубаха и рабочие штаны. Ну, сели да поехали, сначала вырулив из людоворота базара и, наконец, проносясь наперегонки с другими такими же желто-зелеными шумахерами по достаточно ровно застеленным улочкам Нью-Дели. Куда мы едем, непонятно. Это был уже не первый день пребывания в Дели, но ведь надо же и шикануть. «Едемте в нумера» – стадия загулявшего Кисы Воробьянинова уже в Нью-Дели.

Рикша – индо-узбек

Товарищ Пол, который Интер, обул нас не по-детски… Попросту завез к явному духовному отцу всех рикш мира в отель с незамысловатым названием «Лорд». Папу я сразу узнал – седой и добрый, как Гурджиев, только не лысый, нет, лишь слегка седоватый. Маскировочный имидж под гуру из Дели ввел нас в заблуждение окончательно. «Я вам помогу!» – сказал он даже не по-английски, а на хинди. Хотя говорили больше его черные и алчные, как у всех индусов, выразительнейшие глаза. Лехе он всучил самопальную писульку о том, что тогда-то тот уедет – за мзду папе Карлу…

Меня же умудрился, не иначе как пользуясь цыганским гипнозом, делая непонятные пасы руками, кинуть при обмене долларов. У меня было ощущение, что мне надо поменять лишь 40, но отдал-то я бумажку номиналом в 50 баксов! Мошенники радовались и меня смешили, потому что я был совершенно доволен и счастлив таким оборотом событий. Лишь только видевший всё, вся и всех чтивший чернокожий помощник сконфуженно ухмылялся глупости русов.

Вся эта фигня закончилась позже, когда я смекнул, что «драхм» явно не хватает… Вы спросите, отдал ли он разницу? Нет! Как истинно верующий индус, он клялся всеми своими святыми, что он в отцы мне годится, показывая на свою седую щетину на голове, но в итоге пару сотен рупий отдал, услышав в моей речи слово «полиция». «Это Индия», – сказал он. То есть это второй Иркутск – все кидают всех и потом еще за это кошмарят. Так у нас принято… Стоило ли так далеко уезжать, чтобы на эти грабли наступить не в центре Иркутска, а в Дели!

Но вернемся к рикше Полу, которого Интерпол пока не разыскивает за его мелкий калибр. Итак, везя в своей цыганской бричке тупых белых по кругу, он умудрялся на чисто русском еще и плести всякий экскурсоводный бред: посмотрите направо, оглянитесь налево… Понятно, что мы ничего не запомнили, только разве что, прокатившись быстро – останавливаться строго запрещено – у экс-резиденции вечно живущей английской монархии, нафоткались этим фортом. Никаких достопримечательностей тут нет – это всё пустопорожняя декорация, потемкинские конюшни, построенные с пафосом крутизны перед живущими до сих пор в джунглях и мусорных завалах, вечными, как стадо обезьян, индийцами.

Омерзительная феерия туристского запала прошла у нас, только когда рикша-узбек начал клянчить деньги: то на бензин просил штуку, то за самый большой в мире обезьян круг почета по самым крутым хайвеям, по местным Бродвеям… Леху он в итоге отвез окружными путями на какой-то дальний второй вокзал в Дели, ну, а меня еще завез в какие-то индобутики со словами «тока посмотреть». А там такие спецы по гипнозу работают, что, накупив абсолютно гнилых штанов и маек и спустив на это астрономическую по местным меркам сумму, я был наконец накормлен за свой счет шашлыком вдесятеро дороже и высажен где-то в скверике с фразочкой: «Денег дай – жена дома злая». Пятясь от него спиной и делая «намасте», я отошел.

Опыты, нашествия

Самое нужное в любой вылазке – решимость ее осуществить. Когда я уезжал в Индию, должен был родиться мой первый сын Роман. Но тогда гуру всем сказал: «Что бы вас ни ждало дома, обязательно посетите Индию. Не откладывайте, не соглашайтесь на другое». Пришлось поверить. Оказалось, конечно, всё не так просто – встряска была сильная. Но твои кармические дела останутся с тобой – внутренняя перезагрузка необходима. Хотя прошло столько лет, в памяти навсегда остались дары Индии – шок и трепет, отчаянье и тоска, радость и теплота.

Всё вспомнить не получится. Но то, что мы ждем от мира, – он нам дает, только в совершенно иных формах, неподвластных любым представлениям…

Мне вспомнилось, как я проснулся и вышел на кухню посреди смытого лавиной Тулуна. Чашка кофе и вид из окна, как в Индии. Только привычные остовы домов свалены в кучу, всюду гигантские лужи. Я думал о том, как бренна жизнь и как случайна роль человека и декорации к ней. Среди кого ты? Куда ты топаешь? Зачем всё? – эти вопросы приходится задавать всегда… Сегодня ты король, завтра нищий, сегодня мастер, завтра бомж. Главное – не бояться ничего. Следовать своему предназначению и относиться к миру с улыбкой, а к себе – со строгостью.

Мой клиент – депутат Госдумы – спал в соседней комнате. Я приготовил ему греческий салат, а он отправил водителя за чем-то посущественней. Смакуя ситуацию, думаю о своем.

Этот день я провел на съемках фильма. Мне досталась роль начальника охраны Хрущева. Пришлось сбрить бороду. Надев китель, убедился: как влитой, съемщики-монголы знали свое дело. Раньше я играл охранника Ивана Грозного в Москве. А теперь я в белой рубашке, выбрит, обут в хромовые сапожищи. От этого мне и странно, и грустно. Лицо за дюжину лет, что я был в бороде, стало жестким. Скошенный подбородок не хуже, чем у Берии, разве что глаза не маслянисто-вкрадчивые. Лицо резко вырезано, сухой рот, эти безэмоциональные манеры создают Терминатора.

Сейчас снимается сцена в загородном особняке местного чиновника, жену которого я по сценарию вытаскиваю из тюрьмы… Я, как аист, шагаю по мраморным лестницам, смотрю в камеру с соломинкой в туго сжатых губах и понимаю, что это еще один штрих. Атмосфера дружелюбная, расслабляющая. Никто не прикрикивает, не одергивает, не «строит» почем зря. Мне дано право тут же написать репортаж. Даже сапоги снять позволили.

В роли охранника Хрущёва с Цеденбалом

Играть монстра от КГБ мне не зазорно: адепт карательной системы наследственный! Какая разница, в какой форме людей выбивать из строя, психиатрически или политически?

Вся моя роль без слов заключалась в том, чтобы на шикарном крыльце дорогого особняка встречать гостей и в финале подойти к Хрущеву и, шепнув ему на ухо код сдачи главного героя, в пафосном апломбе стоять руки за спину и спесиво смотреть в даль…

Немного сперчил эту роль флиртом перед камерой с застольными дамами и поглаживанием жены монгольского героя, которая бежит вслед уходящему из злого дома оппозиционеру. Всё в руках всемогущих органов. Когда-то была тень раздора, сеянного еще большевиками и убежденно воспринятого почти всем социумом: что ни делай – посадят и всё отберут.

Конечно, нам всем теперь неприятно смотреть в кривое зеркало истории, когда от славной советской эпохи остаются такие сценки, где все друг друга сдают и рады рабству. Но как сымпровизировать роль палача при царе так, чтобы все поверили, передернулись и никто не сомневался в том, что, скорее всего, так и было? Используй страх большинства!

Кинороли тем и хороши, что они высвечивают в тебе скрытые тенденции, при их перезапуске через тебя подключается эгрегор, тогда всё удается с блеском и все в восторге. С юности изучаю феномен диссидентства на примере биографий репрессированных и ведя долгие кухонные диалоги с «врагами» – жертвами тоталитарной системы.

Главное, что отличает любого нищего изгоя от влитого в систему потребления, – отвращение к благам сего ветхого мира и попросту слабые нервы. Поймал себя на мысли, что ни стоять в очередях, ни ехать в трамвае, ни быть в одном ряду с обычными гражданами после съемок в фильме «Дэцэнбал» я просто не смогу!

Всё бы ничего, но тут в квартиру, где живут мои дети, пришла жена, а я еще умудрился позвонить московскому редактору. Он, учуяв момент, начал прикрикивая пристыживать меня. Я говорю:

«Жене трубку передаю – поорите друг на друга!»

А она мне на это:

«Какая я тебе жена!»

Мать моих детей. Любимая моя женщина. Это не в прошлом, в параллельном настоящем…

Обычная готовка лепёшек – ничего странного

Вот теперь вы понимаете, почему я все-таки съездил в Индию? Адом ад лечится. Духовный. Реклама Индии не хуже, чем в Америке: круто там, блин! Оказываешься в этой плотно-потной толпе бредущих туда-сюда иностранцев на тесных улочках Мейн-Базара и понимаешь, что ты в новой душно-вонючей резервации.

В принципе, ничего не изменилось кроме того, что ты в окружении беспечных бродяг… Бредущих в поисках новых запахов, вкусов, касаний и трений с тяжким бытом. Смысла в этом не больше, чем в том, чтобы, прилетев в Москву, «не гуляйте по Арбат, а арбайт, арбайт, арбайт!» Мне и первое надоело, и до второго таки не дозрел до конца.

В жизни для тебя имеет смысл только то, чему ты придаешь исключительное значение. А то, что ты делаешь ради подражания или приличий, или потому, что тебе это внушили, – бред. Кстати, когда я впервые услышал голос Шри Шри Рави Шанкара, дико захохотал, потому что четко пришло осознание: «Этот точно никогда не будет работать!» Расслабон…

Ташкентия и Самаркандия

Вспоминаю мои скитания по Средней Азии.

Многие мне твердили, что в Узбекистан меня не пустят. Но я всё же решился и прошел его вдоль и поперек, заехав и выехав из него три раза. Потому что без регистрации дается лишь три дня – этого мало. Пройдя бумажкозаполнение, сумковыворачивание, сканирование обуви и листание паспорта, я шагнул в пекло степного Узбекистана.

Первый же подвозивший меня юный таксист-узбек явно не знал ни слова по-русски – это был шок! Жевал насвай, предложил мне, потом с легкостью решил подвезти за так, что для таксиста ломка и невыносимая мука.

Шагая по широким трассам узбекского края и голосуя, я был удивлен, с какой легкостью тут останавливаются и, хоть часто не понимая наш язык, всё же готовы подвезти. Даже накормить! Узбекских денег у меня с собой не было. И однажды мало того, что пирожками с картошкой угостили, так еще дали три тысячи узбекских сумов – это около 20 наших рублей. Странно то, что у каждого селения – пункт милиции, которая тебя «регистрирует», выписывая твои паспортные данные и прося номер телефона того, к кому ты едешь в гости. К такой «регистрации» постепенно привыкаешь. Понятно, что их ментам это особо не нужно, просто такие требования – бесконечные пустые проверки…

Азиатский базар – рынок на трассе в Андижан

Итак, за Андижаном, в Намангане, меня внезапно хитростью садят в такси – иначе, дескать, тебе сегодня в Ташкент не попасть… Ну ладно, кое-как уговариваю таксиста везти меня туда за так. Он берет мой сибирский адрес, обещает приехать в гости и на заработки, улыбается, расспрашивает. Цирк заканчивается вечером по приезде в Ташкент, когда встречавший меня русский дядя Саша был атакован узбекской алчностью водилы: денег за него (меня) ему отдавай! Что ж, он отдал без спора, сумрачно загрузил меня с рюкзаком и повез на ночлег в гости к своему отцу на Рисовую улицу. По пути были куплены пара арбузов-дынь и отменно выпеченные лепешки.

Сашин отец Сергей Михайлович родился и вырос в Ташкенте. Его родители приехали сюда из Великих Лук поднимать столицу Узбекской ССР в 1928 году, когда было еще установление советской власти со стройкой всего и вся. Все его годы, вся его жизнь прошла на дорогах Средней Азии. Водитель-отец вырастил сына – ремонтника машин, и даже внук пошел по той же стезе. Как им всем живется в этом странном азиатском мирке, было интересно понаблюдать на следующий день.

Страна без банкоматов

День начался с того, что мы долго ездили по всем банкам и гостиницам в тщетной надежде снять с моей карточки деньги. Банкоматов в узбекских банках просто нет! В гостиницах стоят банкоматы для карт «Виза», у моей карточки был другой формат. Нам всё же удалось снять деньги – в баксах. Саша их поменял на черном рынке по вдвое большему курсу, чем официальный в стране.

Жизнь Александра – это бесконечный ремонт разнообразных машин. Заработок – от 50 долларов в день. И это всё, что держит его здесь, кроме старого отца и юного сына. Дочь уже в Петербурге. Сам он внимательно расспрашивает о разных регионах России, о жизни там, о местах работы. Пока, говорит, заработки позволяют ему содержать две семьи – официальную и дополнительную. Со второй семьей я мельком виделся, когда выезжал на недельный отдых на Иссык-Куль. Мы вкусно перекусили узбекскими национальными блюдами. Потом Саша довез меня до малой автостанции у Ташкентского тракторного завода, и мы вместе еще долго ждали маршрутку на Газалкент. Это по пути на Бурчмуллу (до 70-х годов поселок назывался Брич-Мулла) – легендарное место, из песен только и знакомое всем нам.

Местечко Брич-мулла с рекой бурной по имени Чирчик

Маршрутку люди ждали долго… и брали штурмом, хотя мест хватило на всех. Иное дело, что многие ехали из столицы с баулами и не хотели остаться на пекле еще лишний час. Через час напряженной и тесной езды, выйдя в Газалкенте и купив местного ледяного лимонада, я был приятно удивлен его с детства знакомым вкусом. Но на пекле любую воду надо пить залпом. Не проходит и получаса – вода в бутылке нагревается до сорока градусов, и допивать ее трудновато. Отбившись от атаки вездесущих назойливых узбекских таксистов, поймал-таки нужную машину и на пути в Бурчмуллу любовался видами гор и рек, поднимающимся по мягкому серпантину дороги ландшафтом, всегда (я это уточнял) бирюзовой речкой Пскем. Узкий мост с обеих сторон сторожат полицейские кордоны – весьма вежливые молодые люди в зеленых мундирчиках.

Нанай и сады Бога

Наконец, не выдержав езды с бесконечными спусками-подъемами и поворотами, говорю: выйду тут. Уютный кишлак называется Нанай. Кругом журчат арыки, продают нехитрый товар, есть и чайхана у дороги, и сам кишлачник Абу-Али хорошо говорит по-русски… Он поясняет, что их село Нанай живописнее хваленой Бурчмуллы, да и водопадик тут побольше. Конечно, когда тебя зовут в гости – надо соглашаться не раздумывая, выбор невелик. Сходив к реке, не дойдя до водопада с километр, понял, что отдых и досуг на природе одинаков – нехитрая вылазка, омовение и перекус захваченной снедью. Всё, как и на Байкале. Тут потеплее – снаряжения для ночевки с собой надо тащить меньше. На местных биваках даже одеяла остаются.

Заев маленькие шашлычки салатом, закусив их арбузом-дыней, пройдя до речонки Пскем и немного поговорив с зелеными человечками о невозможности фотографирования на секретном мосту, я был приятно удивлен их спокойствием, нелюбопытством и отстраненностью. Потом была прогулка по задворкам кишлака Нанай – тут ишаки, и сады, и арыки, и тень, и пыль. Люди сидят в тени и очень удивляются твоему появлению – ты загадка и полупризрак в этих горах. Наконец, выруливаю к Абу-Али. Он наливает настойку из злаков на кислом молоке – сытная вещь. Зовет в дом. Мы располагаемся на летней кухне. Как обычно – ковры и подушки, низкий столик. Его дочери приносят чай. Он долго с ностальгией рассказывает о Кубе, как там служил в юности. Как всё было хорошо организовано – питание, досуг с кино и прогулками. Да и сама Куба – рай. Он мне еще показал свежеотмазанную глиной кухню, где пекутся свежие ароматные лепешки в тандыре, где в больших казанах готовится пенджабский плов и варятся всевозможные яства.

Мост через речку Чирчик – и петлеобразная дорога, шёл пешком

Очень душевно у нас получилось побеседовать. Разговор об общем прошлом от советской власти до наших дней нереально сближает! Люди становятся ближе родни, просто вспоминая.

Наутро меня вывез к цивилизации таксист за девять их тысячных купюр – по-нашему рублей за сто. Водитель, оказалось, не так давно работал в Иркутске водителем на молокозаводских цистернах. Говорит, заработал хорошо. Только приехал – сразу земляки работу нашли, никаких сложностей. Чудеса в решете – по всему Узбекистану встречаю массу людей, бывших в России на работе. Никого не кинули, никто не остался разочарованным – просто поработав малость, вернулись к своим домам. То ли дело нашему брату россиянину: ищи не ищи работу – какое-то кидалово, да и просто ее нет.

Как Маугли по бахчам

Далее я на пару суток поехал в Таджикистан. Надо было найти могилу деда. Он жил в Ленинабаде (ныне Худжанд). Это всё, что мне было известно в чужой стране.

Помог случай, сведший меня с Бахри Валеевной – чудной энергичной женщиной, моей коллегой по СМИ и ныне соратницей от ТВ-проекта «Жди меня». Она чудодейственным образом там находит людей, без вести пропавших, без документов, даже без своего имени живущих в горах…

Пару случаев из своей практики по обнаружению русских Маугли, одичавших среди таджиков, она мне рассказала. Кто-то из этих парней прошел закрытые психлечебницы, кого-то били так, что он стал бояться своей тени, кто-то, наоборот, даже стал вором в законе среди таджикистанцев.

Бахри Валеевна с подарками безымянным рабам с горных кишлаков

Не прошло и часа, как мы от нее ушли с моим местным проводником. Бахри Валеевна позвонила ему и указала точное место захоронения моего деда Юровского Бориса Константиновича с точной информацией о годе рождения, смерти, кладбище и… о том, с кем рядом он упокоен. Просто фантастика!

После этого, не тратясь на ночлег в городке Худжанде, переночевав на арбузном поле, я вышел за пределы Таджикистана опять в узбекский стан, держа направление уже на древний Самарканд. Придя в этот город в дневное пекло и не понимая, как можно ходить по этим раскаленным плитам, когда местные прячутся в любую тень, и, не видя ничего от слепящего мрака, еле нашел уют в чайхане напротив культурной сказочной царской станицы Регистана. Я заказал чай плюс кило персиков. Как потом объяснили мне местные, столько их есть нельзя – они сильно снижают давление. Но мне от этого только полегчало. Кажется, если бы не персики, чай и тень, я бы скоро там помер…

Наконец, время к вечеру, и мне надо во что бы то ни стало найти себе ночлег в культурной столице Узбекистана. Но сделать это, как в нанайском поселении, довольно сложно – никто так просто к себе не позовет… Наконец, додумавшись приехать на железнодорожный вокзал Самарканда, я был просто в шоке от того, что на этот вокзал просто так не пускают – терроризм кругом, нет ни комнат отдыха, ни камер хранения… Ну, думаю, пора выехать в степь и идти куда глаза глядят… Но тут вдруг на остановке вижу русскую женщину – среди моря азиатских лиц это сильно бросается в глаза. Заговариваю с ней:

«Как, вы отсюда еще не уехали?»

«Нет, – говорит, – здесь всё еще живу…»

Согласилась меня приютить.

Так я подружился с Татьяной. Оказалось, что, вырастив четырех дочерей, она осталась одна… Одна дочь в Китае, другая – в Киеве, третья – в Ташкенте, четвертая – в Самарканде. Все они далеки от нее, стараются наладить личную жизнь, несмотря и вопреки – одна с турком, другая с иранцем, третья с китайцем. Последний оказался самым приличным человеком.

Итак, в первой же чайхане мы садимся за бокал недорогого узбекского пива и много говорим. Она в 16 лет покинула родной Донбасс и, оказавшись в вечном пекле Средней Азии, трудилась на самых тяжелых работах в электроцехах, налаживая жизнь современного города-сказки Самарканда. То, что ее не оказалось в обширных потоках отъезжавших русских, Татьяна объясняет тем, что ее родителей уже нет, а сейчас на Донбассе идет война и ехать из азиатского плена в жерло войны – хорошего мало…

Ирония судьбы Татьяны заключается в том, что нынешним ее мужем оказался выходец из Западной Украины – работящий мужичок Дмитрий. По ее словам, они много конфликтуют. Это как синдром большой и больной страны, в маленьком бытовом измерении не могущей найти союза. Кто кому с кем изменил, кто что у кого украл, кто больше прав имеет на этот загородный домик…

А кругом такое пекло! Выйти за порог этого самого Мостопоезда (так называется район) – пытка! Особенно удивляют дома-гиганты с воротами, как будто под фуры – так они велики. Роскошь и нищета тесно соседствуют, как в Индии. А рядом растет виноград, уже спелый в начале августа, что по меркам нашего российского Юга – феномен. Словно стараясь соответствовать мощи великих империй древности, тут и сейчас возводят дворцы-полукрепости с высотой стен больше десяти метров и глухими воротами.