Текст книги "Шум пройденного (сборник)"

Можно было бы исчезнуть. Уйти на подводной лодке. Но так жалко всех. Будут искать, мучиться… Какое-то время, конечно.

Я-то вернусь. Просто они не знают. А вот когда я вернусь, будет жалко себя.

Они уже смирились, привыкли, поняли, что так легче. И вдруг я – здрасте! Обалдели все и даже кто-то лишний.

Что же делать? Возвращаться на подлодку? И здесь моё место и там моё место заняты… Вот положение.

Несколько часов приставал к знакомым: «Что вы посоветуете?…» – затем вернулся в свой дом и Бога благодарил за место в собачьей будке.

Исчезать всегда приятно…

Если не думать…

– Нам по пятьдесят. Это юбилей, а не заказ.

Автограф

В Одессе на книжной ярмарке на морвокзале я подписывал книги.

Образовалась даже небольшая даже очередь.

Даже народ галдит.

Я пишу в Америку, в Израиль, в Германию, Австралию.

В общем, нашим, но туда.

Кто-то просит подписать «Гале от Юры», кто-то – «мой папа Вас любит».

– Как папу зовут?

– Валера.

– Как маму зовут?

– Шурочка.

– Тебя как, девочка-радость?

– Надеждочка.

«С Вашей Надеждой не расстанусь».

Пишу быстро, бодро.

– Кому, девушка?

– Сыну Кириллу.

«Твоя мама, Кира… В общем, держись, Кирочка, за маму… Я тебя сменю…».

И тут слышу два женских голоса:

– Почему я должна у него подписывать?

– Ну, пока он здесь.

– И что он мне должен написать?

– Ой, Рая, что ты начинаешь.

– Я не начинаю. Что, я должна книгу у него купить? Дай двадцать гривен, я куплю.

– У меня нет. Купи ты.

– Не хочу. Почему я должна за двадцать гривен…

– Ну, дай ему что-нибудь подписать.

– А что он мне напишет?

– Я не знаю. Он что-то тебе напишет.

– Что, Рая, что он мне напишет? Это я что, в очереди должна к нему стоять?

– Не надо. Тебя пропустят.

– Кто?

– Все. Они тебя увидят – они пропустят.

– И что я должна сделать?

– Ой! Дай ему какую-нибудь бумажку, он что-то на ней напишет.

– Что, Рая? Что он должен написать? Я должна ему продиктовать?

– Он сам напишет.

– Что?

– Откуда я знаю. Он всем пишет. Подсунь бумажку. Он тебе напишет…

– Что?

– Он сам придумает.

– А если какую-нибудь гадость, как я Лёне покажу?

– Значит, не покажешь.

– Как я могу не показать? Мы столько лет вместе, как я могу не показать, тем более он всё равно найдёт.

– Что ты боишься? Ты уже на костыле. Что он тебе такое напишет, что ты не сможешь показать Лёне?

– Рая… Рая… Ты вчера видела по телевизору? Они все теперь только об этом и пишут. У них какое-то воспаление.

– Он такого не напишет. Я его знаю давно.

– Ты же говорила, что он редко приезжает.

– Сейчас редко, да…

– Ну вот… Между приездами их так портят, Рая. Они сейчас только об этом и пишут.

– Ну, тогда он просто распишется.

– А если он что-то ещё начнёт?…

– Вырви…

– Хорошо… Граждане, дайте инвалиду без очереди на костыле… Молодой человек, вот Рая просит, чтобы вы ей что-то подписали.

Я пишу: «Раечка! – так звали мою маму… – Будьте здоровы!»

– А, ну, тогда и мне что-то напишите… Мусе.

Я пишу: «Муся! Не доверяй Лёне! Пусть знает – я тебя любил, люблю и буду любить. Мои руки, руки тебя помнят. Сердце, сердце ноет. Пусть его утешает, что мы редко видимся. Целую тебя, Мусенька, и, так и быть, жму руку Лёне. Всегда рядом, всегда… Пиши, Муся. Твой…»

– Рая! Ты видела, что он написал! Они все испорчены до мозга костей. Они помешаны на этом сексе. Его руки меня помнят. Как тебе нравится… Хотя я была в Ялте в 68-м году… Может, действительно… Я уже не помню… Рая, пусть эта записка пока полежит у тебя…

– Что значит «пока»?

– Я хочу его жене показать.

– Эй, девочки! – закричал я. – Верните автограф! – но было уже поздно.

В отношении между людьми главное – расстояние.

На каком расстоянии у тебя друг, враг.

Близкий, но глупый.

Далёкий, но умный.

На каком расстоянии друг или начальник.

Близость измеряется не родственностью, а расстоянием.

Кого-то ты держишь на расстоянии вытянутой руки.

Кого-то – на расстоянии телефонного звонка.

Кого-то – на расстоянии междугороднего телефона, SMS, электронной почты.

Эти расстояния устанавливаются сразу.

И не изменяются.

Но неожиданно пропадают с приездом или отъездом.

Свобода – это расстояние между людьми.

Пусть автор не обижается!

Где-то кто-то что-то хорошо сказал.

О чём-то.

Что – не помню.

Но так хорошо сказал!

Как раз об этом.

Очень хорошо сказал.

Когда кто-то хорошо о чём-то говорит, чем это хорошо?

А тем, что тебе уже об этом можно и не говорить самому.

Уже сказано.

И сказано хорошо.

Запомни и пользуйся.

Думай над другим.

Формулируй, обрывай лишнее, полируй.

Закругляй, чтоб формула гладко шла, без сопротивления, в память входила и ложилась вплотную.

Когда об этом надо сказать.

Она и из тебя выскакивает без сопротивления.

Вначале ты и автора помнишь.

Потом забываешь.

Фамилия мешает…

Она же в формулу не входит, она торчит и срывается, пока формула скользит туда-сюда.

И автор пусть не обижается.

Чего ему обижаться?

Мы же детей своих в суворовское училище отдаём, жене отдаём.

Что же, он будет всюду с отцом таскаться?

Вперёд одному легче.

Гости из будущего

В Одессе в старое время, то есть в советское время, мы что-то у кого-то отмечали за праздничным столом.

Компания – человек десять.

Часть сидела на кушетке.

А за их спиной пара спала под покрывалом.

Были на пляже.

Выпили.

И спали мертвецки.

И вдруг в разгар веселья они зашевелились.

И очень бурно.

И очень громко.

Со стонами и криками.

С воплями:

– Тебе хорошо?

– Мне хорошо!

Или они нас не видели.

Или они думали, что мы думаем, что мы их не видим.

Чёрт-те что!!!

За спиной.

Вместо того, чтоб заглушить их, все замолчали.

А они – яростно и тяжело дыша…

Мы, которые сидели на кушетке, не могли удержать рюмку.

Меня била в спину чья-то нога или голова.

Ужас! Стон! Стыд!

Мы, как нас учили, не замечали.

Но как ты не заметишь ногу на своём плече?

Кто-то перекошенно процедил:

– Вот такая любовь!

Под крики:

– Не так! Нет, так! Левее! Вот так! – мы выскочили с рюмками.

Я думаю, какое это было противное и старое советское время.

Кто сейчас на это обратит внимание!

Я уже тогда понял – это гости из будущего.

Женщина, которую я не в силах убедить

Ты – женщина, которую я бессилен убедить.

Как ты можешь мне быть близкой – женщина, которую я бессилен убедить.

Я говорю, говорю, говорю.

А ты молчишь, уверенная в своей правоте, женщина, которую я не в силах убедить.

Разве я прощу тебе это.

Я же муж твой.

Как же я люблю тебя, женщина, которую я не в силах убедить.

Как же нам жить вместе, когда то, за что я люблю тебя, так непреодолимо.

Сколько раз ты плакала, пытаясь убедить меня.

Сколько раз я напивался, видя тебя там же, где ос-тавил.

– Зачем ты ломаешь меня, – говорила мне женщина, которую я не в состоянии убедить.

И не в силах заставить.

Закончились слёзы.

Только мой голос и твоё молчание, женщина, которую я не в силах убедить вернуться ко мне.

Клевета

Муж узнаёт последним.

Сколько вокруг скверных, злобных людей, однако мужу раскрывать глаза никто не торопится.

Потому что это может случиться с каждым.

Потому что это лучше не знать.

Потому что выхода из этого нет.

Потому что такое пережить нельзя.

Кто же эти, засевшие на телевидении, что бьют и добивают и дают порочному порочить и не дают порядочному молчать?

На что ушло детство, где тебя отец учил не отвечать грязью на грязь?

Потому что грязь отмечает только того, кто ею пользуется.

С каким радостным воем месят это дерьмо пишущие и говорящие.

Всё это называется просто и беззлобно – поделись с нами!

Поделись.

И, поделившись, ты эту пулю получишь в лоб.

В этом и нет разницы между нами.

И ты, и они – ради денег.

Ничего личного.

Когда тебе и им за это платят.

Ты очень-очень разная.

То ты собираешь волосы и расплетаешь ноги.

То ты распускаешь волосы и заплетаешь ноги.

Он пишет, как кладёт асфальт – широко, ровно, гладко, быстро, плоско и ненадолго.

Клюв с борцом

Если ты с клювом и ещё летаешь, ты можешь напасть внезапно сверху…

Да на кого хочешь.

На осу, на червяка, на абрикосу.

Ты можешь сожрать жука, ящерицу.

Оскорбить женщину сверху.

Испортить причёску.

Мерзавцу бизнесмену изгадить белый шёлковый пиджак.

А если ты ещё перед этим поел черники, или голубики, или тутовника, ты ему изгадишь всё торжество.

А если будешь действовать экономно, ты истребишь несколько пиджаков и юбок на бреющем полёте.

Летом в воскресенье при лётной погоде и хорошей видимости последний боеприпас можно пустить с большой высоты в именинный торт с тридцатью тремя свечами.

Тридцать три – расцвет.

Восхождение бизнеса.

Сорок три – закат расцвета восхождения.

Если ты маленький с большим клювом, очень скоростной и злобный, ты ещё в воскресенье утром заметишь приготовление к банкету.

Зрение не подведёт тебя.

Ты истинный народный мститель.

Ешь и громи.

Сытый солдат – счастливый солдат.

Переевший солдат – вооружён вдвойне.

С боевым кличем ты бросаешься в гущу противника.

Входя в пике, ты блюёшь непроглоченным, выходя из пике, ты гадишь переваренным.

Ты опасен с двух концов.

Они знают, кто ты и что означает твой прилёт.

Ты вестник грядущих перемен.

Зоркий, юркий, быстрый и злобный, ты неуязвим.

Никому не дано пожирать безнаказанно общественный продукт, кайфовать на общих недрах.

Громи, малыш! Из пушек по воробьям не бьют…

Пользуйся этим, рви на заправку.

Мужественный выразитель.

Мы только подумали, а ты уже выразил.

С двух концов.

Лети, мечта о мщении.

А если доведут до смерти, рванёшь в авиамотор.

Он тоже не переварит тебя.

Мать и дочь

– Кого слушать, – сказала она, показывая на меня пальцем, – вот этого лысого, что ли? Вот этого старого?

– А сколько мне, как, по-вашему? – пробормотал я, дико краснея.

– Да лет сорок.

Моё лицо горело.

– Да. Почти. Тридцать девять, – пробормотал я.

– И что он мне расскажет?! – кричала она. – Что надо быть честной, порядочной? Родителей уважать? Что он мне расскажет? Кого вы привели? Я живу, с кем хочу!!!

– Почему она грубит уважаемому человеку? – закричали все. – Пусть извинится!

– Я?! – закричала она. – Я ещё ничего не сказала. Вы мне ещё пятидесятилетнего приведите нотации читать!

И что было глупо – я обиделся.

Ещё глупей – я с ней перестал разговаривать.

И что глупее глупого – я уже старше, чем она могла себе представить.

Её дочь уже такая, каким был я.

И мы уже с дочкой разругались, когда она что-то такое же сказала насчёт моего возраста.

– Я ненавижу вас! – кричал ему незнакомый мальчик. – Объясните мне, почему я вас так ненавижу?!

Он долго страдал и вдруг ответил:

– Это потому, что ты меня не понимаешь.

То, что понять – значит простить, – мы усвоили.

А не понять – это возненавидеть, – приходится усваивать.

Лучшее время суток

Наконец-то впереди ночь – 7–8–9 часов свободы, одиночества, наслаждение книгой, мыслью, любовью.

Совершенно. Господи, 7–8 часов.

Как же их провести?

Читать… Но ведь можно и писать. Но самое удивительное, что можно и не писать, и не читать.

Может быть, кино?

Можно.

А может быть, и не стоит, времени жалко. Жалко этого сказочного одиночества на чужой фильм.

Вспоминать? Лежать и вспоминать? Кого? Кого всегда вспоминаешь. От первого до последнего поцелуя.

Можно вспоминать. Но вспоминать – это возвращаться… На это уже ушло время в своё время. Зачем тратить новое.

О сегодняшнем дне…

Думать!

Да чёрт с ним. Такое недостойное занятие.

Кто только о нём не думает. Хотя для некоторых он очень хорош, но чтобы подыграть массовым массам, которые не хотят жить прилично, а хотят престижно угрожать всему миру.

Что за смысл всё помнить одному, если другие забыли.

Они не верят, что не было хлеба, пива, мяса, масла.

Они уверены, что всё это было. И водка была, думают они.

– Не было, – кричу я один, неубедительно и слабо.

– И свобода слова была, – говорят они.

– Не было, не было, не было, – кричу я, стуча кулаком об забор.

– И одежда была.

– Это была спецовка.

– Нет, одежда.

– Спецовка, спецовка, – стучу я и плачу.

– Мы плохо жили, – кричу я и плачу.

– Мы жили хорошо, – кричат все и стучат кулаками по стенам, по заборам, по столам, по мне. – Это ты один, ты один жил плохо… А сейчас ты один живёшь хорошо.

Разве ты можешь убедить такую массу?

– Значит, вам было хорошо? – сдаёшься ты, спрашивая: – Жили вы плохо, но вам было хорошо?

– Нет! И жили мы хорошо.

– Значит, и жили вы хорошо, – окончательно слабеешь ты, – и живите так опять. Кто вам всем может помешать опять жить так же?

Все едины: и управители и управляемые. Кто же их остановит?

И время уже 3 часа 25 минут. Нельзя тратить ночь на бессмысленные споры. Для этого есть день. Ночь тиха и полна. Она движется к рассвету. День движется к закату, только ночь – к рассвету.

И дело не в политике. Занимайся политикой, если хочешь изменить жизнь. Изменил – отойди, дай другим заняться политикой.

А когда сидишь со своими за столом, и ты знаешь, чем и как живут остальные, всем, с кем ты сидишь, хорошо.

И вы за столом.

И вы спаяны и скованы, вы что-то знаете, и горячий пар после бани, и горячий живот после водки, и плотно прижата нога секретарши, такая желанная к такой надёжной.

И ты на коне.

Какой тут на фиг закат, когда дело идёт к рассвету.

Встреча с милицией

Служебная инструкция для гражданина, выходящего из дому.

При встрече с милиционером не надо смотреть ему в глаза.

Не раздражать милиционера длинным ответом.

Надо понимать требование показать документ.

Как «дай прикурить» означает начало конфликтной ситуации в любом случае.

Не глядя милиционеру в глаза, передай паспорт.

Ни в коем случае не надо шутить.

Сразу вынимай паспорт с деньгами.

Помните, что вы к встрече не готовы.

Он готов, обучен, вооружён и в форме.

Вам ему нечего противопоставить.

Не геройствуйте, не демонстрируйте знание законов.

Он вооружён и раздражителен.

Упоминание закона может быть той каплей, тем пределом, за которым ваша жизнь теряет ценность.

Осторожно, не глядя в глаза, отдавайте всё, что у вас есть.

Выполняйте все требования.

Если он найдёт, что документов недостаточно, чтобы отпустить вас, доставайте часы и всё ценное, что у вас есть.

Повторяем.

Для сохранности вашей жизни стойте, опустив голову, и соглашайтесь по всем пунктам разговора.

Видя, что вы унижены и раздеты, вас отпустят.

Милиционер к голому и нищему быстро теряет интерес.

Мы рассказали о том, как вести себя при встрече с милиционером.

Главное – этой встречи избежать.

Не появляйтесь в тех местах, где бродят милицейские патрули.

Спешно покидайте район, где видны проблески патрульной машины.

Помните, милиционер – не бандит, от него нет спасения в толпе, в такси, в автобусе.

На любой вопрос: прописка, регистрация, иммиграция, виза, права, справка о здоровье – давайте всё, что у вас есть.

Деньги. Часы. Кольца. Кулоны.

И медленно, не поворачиваясь, пятьтесь за угол…

Не бегите.

Не смотрите в глаза.

Не иронизируйте.

Исчезните и провалитесь.

На футболе

Когда моя знакомая ради любопытства пошла на футбол, стотысячный стадион ревел.

Она возбудилась.

Она кричала.

В перерыве со всеми рванула в туалет.

Нашла дверь с буквой «Ж».

И в ужасе выскочила.

Там полно мужчин.

Стоят спиной.

Курят.

Она к дверям – там ясно буква «Ж».

Опять вошла.

Спросила:

– Мужики, вы что?

Кто-то из мужчин сказал ей:

– Футбол – игра жёсткая, девочка.

Народная власть

Самой народной властью была Советская.

Её лозунг – «С этим народом надо разобраться!».

Перетасовать.

Отсеять плохое.

Уничтожить в народе то, что народу мешает.

Наказать, поощрить, посадить, наградить.

Даже сообщить!

Но не выслушать его.

Всё отсеяла народная власть.

Осталось то, что осталось.

А из отсеянного выросло много хорошего.

… В других местах.

Вот интересно, что лучше.

Все вещи на себе и лёгкий чемоданчик? Или вещи в чемодане и тяжёлый чемодан?

Конечно, лучше тяжёлый чемодан.

Легче же…

Я тоже так думал и поставил чемодан возле себя.

Так в лёгком и остался.

Пить бросил – стал себя хуже чувствовать.

Курить бросил – задыхаться стал.

Зарядку начал – на улице подобрали.

Уговорили бросить женщин – по ночам спать перестал.

Говорят – ты закалился, теперь забор перепрыгни.

Ну, я разбежался, попал в середину забора, плечо вывихнул.

В прорубь нырнул – месяц в больнице.

Сейчас пью, курю, организм работает и я невредим, тьфу, тьфу, кха, кха.

У нас отношение к юмору, как у дикарей к бусам.

За безделушки отдаёшь слоновую кость.

Внутреннее благородство кого хочешь выведет из себя.

Он чиновник.

Он компанию себе выбрать не может.

Я могу.

Я могу не говорить, когда не хочу.

А он обязан.

Я могу не присутствовать там, где не хочу.

А он обязан.

Я могу даже не пить, если вдруг и это захочу.

А он обязан.

Я могу развестись.

А он обязан быть женатым.

Моя жизнь лучше.

Она у меня моя.

А у него чужая.

Много нас в Москве. Много!

Всё, что было на краю, сейчас посредине.

Была квартира на краю – сейчас посредине.

Была могила на краю – сейчас посредине.

После путча на сцену выскочили пороки и стали резвиться, петь и шутить, вызывая аншлаги и бурю оваций.

А как же, мы же их раньше не видели на сцене.

У них самые большие гонорары.

Им подражают дети.

Им подпевают дети.

Они вместе с детьми набросились на цивилизацию.

Отгрызают огромные куски.

Пороки и дети.

Они теперь вместе.

Такому содружеству нечего противопоставить.

Пороки, дети.

Сокрушительная сила.

Библиотеки и симфонические оркестры ещё колеблются, но скоро присоединятся.

Можно устоять против урагана, но не против денег.

Беспорочный может быть без денег и еды, но таких мало.

Многие любят поесть.

А убивать или не убивать – им всё равно.

Враньё и воровство прорвали плотину.

Нас затапливает.

Нас покрывает с головой.

Судьба вдруг врывается в биографию и припечатывает…

И ты с этого места что-то заново.

Что-то начерно…

Что-то набело…

Что-то вообще иначе.

Тычась и повизгивая.

Ища соску и смачивая углы.

Охотясь за своим хвостом, возвращаясь, ползя наугад.

Щупая носком ноги провалы.

Валяясь и приподнимаясь.

Всё наугад, всё наобум.

Определяя пройденное лишь по времени и утыкаешься в конце концов всей бородатой мордой в надпись «ВХОД».

И завершаешь то, что называют упорным, правильным путём.

Явление

И я стал являться во сне.

Она раньше шла спать с удовольствием, потом её стало раздражать.

– Как вы смеете в таком виде?

– А что я говорю, что я говорю?

– Всё равно не смейте. Это отвратительно, и то, что вы говорите, и то, что делаете. А я считала вас порядочным человеком.

– Но послушайте…

– А что же я делаю. Я слушаю. Но то, что вы несёте… Извините, я считала вас умным.

– Ну, хотя бы пример.

– Бросьте! Какая женщина сумеет это повторить. Я даже таких слов не знаю. Я прошу вас быть сдержанным. Я всегда шла спать с удовольствием, сейчас – как на плаху. Эти требования, эти приставания. Какой-то шантаж. Вы претендуете на общие воспоминания. Я завтра всем расскажу.

– О чём?

– Да не было ничего. Это ваши крики.

– Что вы хотите рассказать? Кому?

– Вы просто сошли с ума. Два раза душили.

– За что я вас душил?

– За что мужчина душит женщину? Я не могла понять, что вы хотели, а вы не могли объяснить – и за горло, и за нос… Где вы этому научились? Садист.

– И что, у вас синяки?

– Конечно… Вот… Вот…

– Ужас… Простите, это я?

– А кто же? Вы думаете, я себя сама избиваю? Я сколько раз вам говорила: мы всё можем решить мирно, но вы отвратительны, вам нужно крови, пыток. Где вы родились?

– Я прошёл войну.

– А я вас почти любила, но после этих грязных предложений… У вас действительно было столько женщин?

– А что я говорил?

– Ну, где-то 300–350.

– Ну, может быть – наоборот – 350–300.

– Я прошу вас: больше не появляйтесь.

– А вы не могли бы ложиться позже и сильно уставать перед сном? Чтоб сон был крепче, примите снотворное.

– Я уже приняла.

– Ну?

– В ту ночь вы были чудовищны. Вы привели какую-то девку голую, грязную, в плаще, завалили рядом со мной на плащпалатке, и оба орали такие мерзости. Потом душили меня вдвоём.

– Простите, у неё была татуировка на ягодице?

– Да!

– Вот сволочь из медсанбата… Вернулась. Я её найду… Я знаю, где она прячется, наркоманка проклятая. Простите, видимо, я стараюсь отвлечься.

– Нельзя ли приходить в другой дом?

– Поверьте, если бы это зависело от меня…

– А откуда у вас эти плётки?

– Да это я… Там один тип мне одолжил… Я ему верну… Не волнуйтесь, простите. А если нам лечь вместе?

– Я думала об этом. Ну, вы хотя бы пригласите на ужин. Мы же не животные.

– Хорошо. Я продам эти плётки и всё устрою. Без меня не ложитесь.

– А вы примете ванную?

– У вас?

– У меня?? А почему вы два слова скажете и сразу начинаете душить?

– Да… это… так.

– Что?

– Да просто руки у меня сильные, а мозгов нет.

– Что у вас с плечом?

– Рикошетом осколок, шрам, а так ничего.

– Ну посмотрите: вы же днём нормальный человек.

– Да это я… Я вообще нормальный. Спите, не бойтесь. Я буду рядом. В случае чего – просыпайтесь и ко мне. И по морде меня!

– От вас к вам?

– Да… И я вас спасу.

– А почему вы появляетесь во сне?

– Видимо, стараюсь отвлечься. Вы ж видите, какая жизнь. Но вы не бойтесь. Я буду рядом.