Текст книги "Черная аллея"

Однажды я проснулся еще до восхода солнца. В окно врывался солоноватый морской воздух, и пахло от него теплом и ленью. И еще немного – рыбой... И этот новый день уже не казался нереальным. Нет, он был полон жизни, имел фактуру и вкус. Затем вдруг возник еще один замечательный запах, которому я особенно обрадовался. Он показался сладчайшим из ароматов на свете...

Доктор Морган вошел в комнату с кружкой дымящегося кофе и вместительной белой миской.

– Ты как, не против?

– Без молока, пожалуйста. И два пакетика заменителя сахара.

– А я-то думал, ты захочешь просто крепкий черный...

– Ну нет, это для крутых ребят, – ответил я.

Он раскрыл ладонь. На ней лежали несколько розовых пакетиков заменителя сахара. Выглядели они так, словно он подобрал их на помойке.

– Знаешь, где достал? – Я не ответил. – Лежали в кармане твоего пиджака.

– Тогда с чего вы решили, что я буду пить просто черный, без сахара?

– Ошибся в диагнозе. Так с сахарином?

– Конечно.

Сахарин был не первой свежести, но в целом кофе оказался вкусным. Это была первая чашка, выпитая мной за долгое время. И мне казалось, что я готов выпить весь кофейник. Но, выпив чуть больше половины кружки, я вдруг поставил ее на стол и вопросительно взглянул на доктора Моргана.

– Все нормально, – заметил он. – Организм сам решает, сколько ему надо. Так что не насилуй себя. Есть хочешь?

– Да нет, не очень. Насытился кофе.

– Тогда попозже я принесу тебе вкусную кашу.

– С чего это вы так добры ко мне? – спросил я.

И снова увидел, как пролегли меж бровей морщинки озабоченности, и услышал, как он ответил:

– Ты завернул за угол. И входишь теперь в новую фазу.

– Да нет, я не о том.

Морщинка улетучилась, ее сменила немного растерянная усмешка.

– Ну... вообще-то особого смысла лгать нет.

– И?..

– Мне нужен твой опыт. – Теперь уже я глядел растерянно, и он, заметив это, добавил: – Вернее, совет.

– О чем?

– О том, как не попасть в тюрьму. Я разъезжал повсюду в старой тачке с украденными нью-йоркскими номерами. И уверен, что однажды меня остановят, хотя бы просто потому, что эта развалина дымит и воняет, резина лысая, а глушитель тарахтит, как автомат.

– Приятно, что я наконец-то кому-то понадобился. Тут и думать-то особо нечего, какие проблемы! Деньги у вас есть, док?

– Ага. Полные карманы пустых бутылок.

– Старые документы сохранились?

– Все, что лежало в бумажнике. Водительские права, удостоверение врача еще из той больницы, регистрационная карточка избирателя, в общем, вся эта муть.

– Прекрасно. Тогда купите машину, зарегистрируйте ее на собственное имя, оформите все должным образом и легально. И вперед, получать права. Ведь у вас имеется удостоверение личности. Просто скажите им, что надоело сидеть без дела, что мечтаете вновь поступить на работу. Это на тот случай, если возникнут вопросы.

– Но, Майк, ведь официально я давно покойник!

– Послушайте, док, – резко сказал я, – кто это будет вспоминать о глупости, которую вы совершили несколько лет тому назад? Кроме того, вы мало похожи на покойника. Поверьте, никто не будет ничего проверять. Только сперва раздобудьте себе приличную одежду, чтоб вам поверили. Ну, какие-нибудь там брюки в клетку и футболку для игры в гольф с маленькой такой вышитой ящеркой.

– Я в гольф не играю.

– Тогда оденьтесь под рыбака.

Он поднялся и поглядел на меня сверху вниз. Затем на лице его расплылась широкая улыбка, и он заметил:

– Нет, ей-богу, никакого кайфа в том, что ты покойник, нет!

* * *

Зазвонил телефон. Моргана не было, а потому трубку снять он не мог. А когда снимал, обсуждал разные мудреные вещи по части медицины или доставки продуктов на дом.

Я снял трубку и, стараясь изменить голос до неузнаваемости, рявкнул:

– Да?

Но едва услышал первое слово, спину и плечи словно холодком обдало. Он сказал:

– Привет, Майк! Тебе как, лучше?

Он старался выговаривать слова как можно мягче и приветливее, словно и не было разрыва в наших отношениях, точно и не было той перестрелки в порту!..

Секунду-другую я молчал, затем набрал побольше воздуха, затем спросил своим, уже нормальным голосом:

– Как это ты меня нашел, а, Пат?

– Я ж как-никак полицейский, или ты забыл? И у нас, капитанов, все же имеются кое-какие возможности и власть.

– Откуда звонишь?

– Нормальный телефон, не прослушивается. Из будки автомата, в универмаге.

– Но как ты все-таки меня нашел?

– Это было непросто, – сознался он.

– Раз нашел, значит, и другие тоже могут.

– Только в том случае, если в их распоряжении всякая там электроника и нужные люди, – сказал Пат.

Я еще раз глубоко втянул в грудь воздух.

– Тогда скажи вот что, приятель... Зачем?

На сей раз уже он сделал паузу, прежде чем ответить.

– Кто-то стрелял в Маркоса Дули.

Я тихо чертыхнулся.

Пат знал, о чем я думаю, а потому не торопился. Старый приятель Маркос Дули, это он привел меня и Пата в военную разведку еще до окончания войны и продвигал по службе, пока мы не заняли нынешние должности. С той разницей, что Пат носит синюю форму нью-йоркского департамента полиции, а я носил при себе удостоверение частного детектива штата Нью-Йорк, а также имел разрешение на оружие. Со временем Маркос Дули превратился в полное ничтожество, и вот теперь его убили. Но мы поддерживали друг друга в самые горячие и трудные денечки, когда кругом свистели пули и рвалась шрапнель. И вышли живыми из этой смертельной игры, потому как делали все правильно, прикрывали друг другу задницу, а уже потом... Потом было куда легче.

– Как это произошло, Пат?

– Кто-то ворвался к нему в дом и выстрелил в живот.

– Ты знаешь кто?

– Пока нет. Но подозреваемый уже наметился.

– Я его знаю?

– Ясное дело. Ты пристрелил его братца. Уго Понти.

Я буркнул нечто невнятное, потом спросил:

– Как он?

– Помирает. Как считаешь, можешь сюда приехать? Он хочет тебя видеть.

– Приеду. – После паузы я спросил: – А как там Вельда, Пат?

Я прямо так и видел, как он ухмыляется в телефонную трубку.

– Ждет, – ответил он. – Ей и в голову никогда не придет, что ты можешь окочуриться.

* * *

Врач посадил меня на самый ранний рейс до Нью-Йорка, разорившись при этом на билет в первом классе, где можно нормально вытянуть ноги и отдыхать. Я попросил стюардессу не будить меня до посадки, затем скинул мокасины и уснул. На сей раз – без всяких таблеток. Это был нормальный, естественный сон с наиестественными сновидениями, которые казались столь реальными, что пришлось проснуться, чтоб избавиться от них. Изуродованные, но тем не менее узнаваемые лица, глухие грохочущие звуки пришли ко мне из прошлого. Иногда время как бы сжимается, и, прежде чем я успел вырваться из лап какой-то неописуемой штуковины, которая впилась в меня мертвой хваткой, я вдруг открыл глаза и увидел хорошенькое личико стюардессы. Склонившись, она нежно трясла меня за плечо. Я выдавил улыбку.

Но она догадалась.

– Страшные сны?

– Ужасные.

– Вы хотели побить меня?

– Нет, конечно, не вас.

– Тогда кого же?

– Плохих ребят, – ответил я.

– Вы военный?

– О, был. Но уже давно.

– Тогда, значит, коп, – она слегка сощурилась, в глазах светилась усмешка.

– Ну, в каком-то смысле да, – ответил я.

Хмурость исчезла, смешинка в глазах осталась.

– О-о-о... – протянула она. – Один из тех... – Заметила, что я, по всей видимости, не понял, и добавила: – Ну, типа террориста.

На сей раз уже я усмехнулся, выпрямился в кресле, привел спинку в вертикальное положение и сказал:

– Можно, конечно, считать и так.

Улыбка, которой она одарила меня в ответ, говорила, что она не поверила. Ни на грош.

Курортный сезон еще не настал, а потому птиц, слетавшихся с юга, встречало не так уж много людей. Я перекинул сумку через плечо и медленно двинулся по коридору, шагая гораздо неспешнее, чем обычно принято для ньюйоркца.

Все остальные пассажиры с того же самолета уже опередили меня, когда, наконец, я подошел к выходу с неким странным замиранием сердца и ощущением радостного предвкушения. И тут же увидел встречающих – Пата Чамберса и Вельду. Они искали меня глазами и не знали, кого сейчас увидят – ходячего мертвеца, духа из прошлого или же озверевшего от чувства мести парня, не знающего, на кого излить свой гнев.

Но все сошло вроде бы благополучно... Я понял это по выражению лица Пата и искорке, сверкнувшей в глазах Вельды. Мой друг знал меня как облупленного, как может знать только очень близкий друг. Что же касается Вельды, то она была наделена даром видеть вещи как бы изнутри. И глаза ее говорили о том, что невыносимо долгие месяцы нашей разлуки теперь в прошлом. И ничего более. От меня не требовалось ни оправданий, ни объяснений, ни каких-либо историй на тему этого самого прошлого, если только я, конечно, не захочу рассказать сам. Достаточно было этого взгляда без слов, говорившего: «Я рада, что ты вернулся», вот и все.

Со стороны обмен приветствиями мог бы показаться довольно формальным. Мы с Патом обменялись рукопожатием, не слишком крепким – оба знали, что время для крепкого еще не настало. Потом мы с Вельдой обнялись – тоже не слишком крепко, но нежно. И обменялись одним лишь поцелуем, который мог бы показаться постороннему ничего не значащим, просто приветственным. Но для нас обоих в этом поцелуе тлела и подразумевалась страсть. Да нет, слабо сказано, то был целый взрыв эмоций, по-своему даже пугающий. Вельда скромно отстранилась, потом заглянула мне в глаза и поняла, что я почувствовал то же самое.

Было время, когда я подвергал сомнению наши чувства, толком не мог в них разобраться. Но не теперь. Теперь я точно знал. И еле слышным шепотом, так тихо, чтоб даже Пат не услышал, сказал:

– Я люблю тебя, Вельда.

И она быстро и тоже тихо ответила:

– Знаю.

Я ждал. Она улыбнулась. Потом наконец сказала:

– Ты ведь знаешь, что я чувствую, верно?

Тут уже я выждал секунду, ухмыльнулся и ответил:

– Теперь знаю, котенок.

Глава 2

В квартире моей все изменилось. Там по-другому пахло. Нет, мебель стояла та же, но выглядела как-то ярче. А вот шторы на окнах висели новые, не те, которые однажды повесила одна девушка с Третьей авеню. Вельда проследила за моим взглядом и сказала:

– Их надо было сменить.

Я кивнул, давая знать, что понял, о чем это она.

В кухонной раковине – ни единой тарелки. В ванной – кусок нового мыла и новые чистые полотенца на вешалке.

– Я здесь прибрала, – сказала Вельда. – А потом все время поддерживала чистоту.

– Да, – кивнул я. – Сразу заметно.

– Правда? – На лице ее сияла полная самодовольства улыбка.

– Уходя, я опустил крышку унитаза, – сказал я.

Тут она начала хохотать. А потом, когда наконец успокоилась, глаза ее проделали одну такую штуку, которая всегда меня страшно заводила. Только женщина способна проделывать глазами такие штуки, и Вельда, похоже, владела этим мастерством в совершенстве.

И голос ее звучал низко и хрипловато, а слова, которые она выговаривала, – зазывно и нежно. Она еще немного поиграла глазами, прекрасно осознавая, какое это производит на меня впечатление, а затем спросила тихо:

– И как собираешься благодарить меня за это, а. Майк?

Я тоже не новичок в этих играх. Я знал, чего она от меня добивается, какие хочет услышать слова, но пришло время удивить и ее. Причем удивить не на шутку, а так, чтоб до самых колготок проняло. Меня-то вообще тоже уже проняло, на миг даже мелькнула мысль, что это возможно, но... Но миг прошел, и я понял: всему свое время. И мое время еще не пришло. А потому я притянул Вельду к себе и взял за руки. Я чувствовал, какие они теплые и сильные, и меня так и пронзило, точно током. Тоже на миг.

И вот очень тихо и медленно я произнес:

– Ты знаешь, что со мной случилось, куколка. Изрешетили всего насквозь. И теперь я не стою ни цента. Кроме того, разные люди будут меня искать, чтобы убедиться, что точно убрали. В финансовом плане я тоже особого интереса не представляю. Хотя в целом ситуация не столь уж безнадежна, пока я жив. И поверь, это, второе, дается мне очень нелегко.

Она озабоченно нахмурилась, глаза затуманились. В них читались растерянность и недоумение, точно она пыталась разгадать загадку, ответ на которую будет неприятен.

Я высвободил одну руку и погладил чудесные золотисто-каштановые волосы, которые, изгибаясь такой красивой волной, падали на плечи. Кажется, эта прическа называлась «паж»... И сказал:

– Хочу жениться на тебе, котенок. Кажется, всегда этого и хотел... С того самого момента, как ты вошла в контору наниматься на работу.

Рука, крепко сжавшая в ответ мою руку, сказала, что и Вельда всегда хотела того же. Но глаза ее по-прежнему смотрели недоверчиво и удивленно, будто она услышала нечто совершенно неожиданное. Нет, радость в них тоже была, но она пыталась ее скрыть.

– Что ж, это хорошая новость, – сказала она, явно ожидая продолжения.

Горло у меня перехватило.

– Есть и плохая. Нам придется немного подождать, – сказал я.

– Почему?

– Потому что мне надо закончить одно дельце.

– Маркос Дули?

Я кивнул.

– Пат тебе сказал?

– Да.

– И как считаешь, я должен поступить, а, Вельда?

Ни на секунду не задумываясь, она выпалила:

– Закончить свое дельце, Майк. Потому как если этого не сделать, будешь думать, что ни на что не годен.

Пат несколько облегчил мне задачу. У входа в больницу «Бельвью» меня поджидал полицейский в штатском, которого я знал. Увидел меня и заметил с ухмылкой:

– Нельзя сказать, чтоб ты выглядел как новенький, Майк... Все было тихо, спокойно, и вдруг опять объявился.

– Может, на этот раз удастся обойтись без проблем, – усмехнулся я в ответ. – Как там Дули?

– Совсем плох. Помирает, Майк. Если б не знал, что ты точно приедешь, уже небось бы помер.

Мы вошли в лифт, и полицейский надавил на кнопку нужного нам этажа.

– Кто его охраняет? – спросил я.

– Ну, как обычно, – ответил он, потом пояснил: – Окружная прокуратура интересуется этим делом. Но врач пока что не разрешает его допрашивать.

– Выходит, окружная прокуратура всерьез намерена разобраться с шайкой Понти?

– Ну, ты меня понял.

– Больше он ничего не сказал?

– Нет. Только звал тебя.

– Кто дежурит у двери?

– Никого, кроме ребят из окружного департамента.

Свернув за угол, я увидел, что вход в коридор блокируют двое парней в униформе. Тот, что повыше, переминался с пятки на носок, второй медленно и внимательно оглядывал коридор. Заметив нас, они слегка расступились и пропустили. Сотрудник в штатском остановился у двери и сделал мне знак рукой: входи.

– Ты не идешь? – спросил я его.

– Он не будет говорить, если рядом станет ошиваться кто-то еще.

– Палата прослушивается?

– Нет.

– Как это понимать?

Коп в штатском усмехнулся.

– Капитан Чамберс и доктор спелись. Пляшут под одну дудку.

– И какая же мелодия?

Он снова усмехнулся.

– Да все та же. Как бы вставить ребятам из окружной прокуратуры. Засунуть им по самую глотку.

Я повернул ручку, вошел и притворил за собой дверь.

Да, то была палата для умирающих. В самом воздухе витал запах смерти. Освещалась она лишь какой-то штуковиной в виде панели, укрепленной за изголовьем, тускло-оранжевым светом. Тут прямо-таки воняло смертью. Нет, на самом деле ничего такого, конечно, не было, но человеку понимающему сразу становилось ясно.

Когда глаза немного привыкли к полумраку, я разглядел под простыней холмик и понял, что это и есть Дули. Стараясь ступать как можно тише, я подошел и остановился у постели. И глядел вниз, на некое подобие отверстия, из которого вытекала жизнь. Дыхание было слабым, но довольно ровным, боль, по всей видимости, заглушалась какими-то сильнодействующими препаратами.

Пока я думал, как бы поделикатнее разбудить его, он, видимо, почувствовал, что в палате кто-то есть, и с усилием приоткрыл глаза. Секунду он смотрел в никуда, потом взгляд сконцентрировался на мне.

– Так тебе... удалось?

– Конечно. Чего только ради тебя не сделаешь, Дули. Почему не хотел говорить с Патом?

– Он... не такая змея... как ты.

– Да будет тебе... – начал было я, но он еле заметным покачиванием головы дал знак замолчать.

– Майк... ты вообще-то жуткая скотина... Ты подлый... гадкий... Ты проделывал такие грязные штуки... на которые больше никто... не способен... Пат – он совсем другой.

– Он просто коп, Маркос.

Улыбка была искренней, но вымученной.

– Ты всегда... называл меня Маркосом.

– Знаю... Когда на тебя злился.

– А сейчас... злишься?

– Послушай, приятель, после того, как меня напичкали свинцом, просто нет на это сил. И сейчас я тихий, как киска.

– Ну а мысли... насчет того... зачем я тебя позвал, есть?

– Кое-какие есть.

– Кха-кха... – Он закашлялся, лицо исказилось от боли. Теперь глаза мои уже окончательно освоились с темнотой, и я отчетливо видел его. Старость ничуть не красила Дули, а уж полученное ранение довело работу времени до конца.

Прошла, наверное, целая минута, прежде чем боль стихла, но секундная стрелка продолжала бежать по кругу, неотвратимо приближая конец. Я это знал, и он – тоже. С каждым скачком стрелки – ближе к концу. Сделав усилие, он снова сосредоточил на мне взгляд затуманенных глаз.

– Майк... помнишь дона Анжело?

Я подумал, что он погрузился в воспоминания. Дон Анжело умер лет двадцать назад. Умер в возрасте девяноста с хвостиком, тихо и мирно, в своей постели, окруженный скорбящими родственниками. Своей настоящей семьей. Другая семья, насчитывающая в сотни раз больше членов, распространяла свое влияние на все Восточное побережье, которое дон считал своим.

– Ну конечно. Дули. А что?

Лицо его исказилось. Глаза смотрели виновато. Затем, после долгой паузы, он сказал:

– Я работал на него, Майк.

В это невозможно было поверить.

– Ты, Дули?!

– Мне не везло... Ну, как тебе и Пату... Дон Анжело узнал... что я служил в армейской разведке... И у него появилась для меня работенка.

– И какую же работенку ты исполнял для мафии, Дули? – спросил я. – Стрелок из тебя, прямо скажем, средний. В незаконных делишках тоже вроде бы замечен не был.

Он приподнял руку, и я умолк.

– Это была... совсем другая... работа. – Я кивнул, давая знать, что понял, и он продолжил: – Тебе известно, что ежегодно... – Он умолк, подыскивая нужное слово, а потом сказал: – Примерный подсчет оборота мафиозных группировок?

– Да, слышал. Вроде бы этим занимается налоговое управление США.

– И?..

– Там крутится огромная куча денег, – сказал я.

– Майк... – тихо и мрачно пробормотал он, – ты и представления не имеешь... о масштабах...

– К чему клонишь, Дули?

Грудь, покрытая простыней, приподнялась. Он сделал несколько глубоких вдохов. Закрыл глаза. Очевидно, снова приступ боли. Поборов его, он снова открыл глаза и, кривя губы, пояснил:

– Оттуда и происходят все неприятности... Майк. Помнишь, когда молодые ребята... собрались прибрать к рукам... бизнес семьи?

– Но ведь у них ничего не вышло, Дули.

– Да нет, не тогда... – Он снова, болезненно морщась, втянул в грудь воздух. – Но это заставило донов задуматься.

– Да, – кивнул я и напомнил: – И все они принялись судорожно легализировать свои делишки. И просто бизнес превратился в Большой бизнес.

Кривая усмешка, которой он одарил меня, заставила почувствовать себя полным идиотом. Специально выждав несколько секунд, чтоб помучить меня еще немного, он сказал:

– Пять главных семей устроили в Майами нечто вроде совещания... Они обсуждали и изучали ситуацию... подвергли свои расчеты и учеты независимой экспертизе, как любят говорить власти...

– И все же не пойму, о чем это ты, Дули?

Он снова усмехнулся, на сей раз с видом глубочайшего удовлетворения.

– И всех их... кинули собственные дети... Те самые ребятишки, которых они обучали в разных колледжах... Те, которым они собирались передать свой бизнес впоследствии...

– Но не такие же они тупицы, эти доны, – возразил я.

– Компьютеры... – пробормотал Дули.

– Компьютеры?

– Их обучали... как ими пользоваться... еще до школы... И детишки не захотели ждать. Они хотели получить все сразу... и немедленно... И получили. А теперь заткнись и не перебивай, пока я не закончу.

– Похоже, это целая сага, – заметил я.

– Придется тебе ее выслушать... – сказал он.

– Не люблю, когда мне приказывают заткнуться, – заметил я, изображая, что оскорблен до глубины души. – Ладно, все, заткнулся.

– О'кей. Молчи и... слушай. Все эти старые доны... никогда не использовали толком свои богатства... Нет, у них была куча денег, но выглядели они так, словно и цента нет за душой. Паршивые маленькие домишки, их жены сами готовили и стирали. Нет, они устраивали себе праздники... но только когда ездили на родину... А дети... эти скверные непослушные дети... знали, что деньги есть... но не знали, где доны их прячут... – Он вдруг задышал прерывисто и часто, и мне это очень не понравилось, но останавливать его я не стал. – Ну и тут... они обратились ко мне... – Он понял, какой вопрос я собираюсь задать, и отрицательно помотал головой. – Потом... поймешь... почему. Сейчас это неважно.

На панели, что за изголовьем, замигала маленькая красная лампочка. Мигала секунды две, потом погасла. В палату никто не пришел, и я решил не обращать на это внимания.

Он сказал:

– Никто так и не узнал... как это им удалось. Наличные, ценные бумаги, все это вывозили грузовиками, причем всякий раз разные люди... И никто не знал, откуда взялись эти деньги и куда потом делись... За исключением небольшой группы людей...

– А с ними что?

– Ну, как в старые добрые пиратские времена. Остались одни скелеты... до сих пор там. Они сделали свое дело... а потом разделались с теми, кто им помогал... —

Он снова поднял на меня глаза. – Не перебивай ладно?

Я кивнул.

– Самые большие состояния... были в ценных бумагах. Они обналичили все, что смогли. Превратили в доллары... Они сняли все, что было... на номерных счетах в банках, в Швейцарии, на Багамах и так далее... Нет, наличность к мафии поступать продолжала... доходы от казино, букмекерства, наркоторговли... ну, сам знаешь. – Я снова кивнул. – И это сбило стариков с толку... Птенчики обвели их вокруг пальца... Деньги продолжали поступать и крутиться, а основные капиталы... исчезли.

– Можно? – спросил я.

– Валяй... – похоже, он устал и был рад прервать свое повествование.

– Когда все это выяснилось?

– Ну, месяцев за шесть до той перестрелки в порту... Опять же с помощью компьютеров. Сперва... сперва они подумали, что это какая-то ошибка... Но когда машины подтвердили – нет ни хрена, тогда... наконец они поняли, что их... ограбили. Ну и забегали... и начали выяснять, в том числе и отношения... Отсюда и все эти сумасшедшие перестрелки. Теперь... расскажи, что ты помнишь...

То, что рассказал он, походило на правду. Года два назад в высших эшелонах мафиозных структур действительно стало наблюдаться некое беспокойство. Но все держалось в полной секретности, и даже налоговое управление США хранило молчание. Потому, как сколько бы они ни старались и ни суетились, выходило, что на счетах мафии денег практически нет и прицепиться не к чему.

Дули сказал:

– А доны все старели... И когда умирали... это казалось нормальным и естественным... Умирали от чего и положено умирать старикам. Ну, инсульт, сердечный приступ, случайно свалился с лестницы...

– Помню. Одно время был прямо парад пышных похорон. Одни за другими...

Это я хорошо помнил. В каждой газете и на экранах телевизоров красовались изображения длиннющего ряда похороненных под грудами цветов «Кадиллаков». У могильных плит проливались моря слез скорбящих по усопшим. У всех членов семей выражения лиц самые что ни на есть трагические, на губах – ни тени улыбки. Но в самой глубине глаз с каждыми новыми похоронами все больше разгорался веселый огонек. И, похоже, всем так и не терпелось узнать, кто же станет новым королем.

Я думал обо всем этом, глядя сверху вниз на Дули. И тот, похоже, прочитал мои мысли.

– В то время я... работал на Лоренцо Понти, Майк... Понти, он очень умен... Он проворачивал крупные дела. Он оказался куда шустрей молоденьких мальчиков, всегда опережал их, хитрая лисица...

– И он стал главарем, когда все остальные умерли, да? – спросил я.

– Черт, Майк, но они... они же не просто так умирали. Их перебили, всех до одного... Кроме Понти. А стоит уйти и ему, и донов больше не останется. Одни сосунки, которые просто... с ума сойдут от злости, узнав, что их наследство улетучилось. Пуф – и нету!.. Вот... такие люди, – он пытался прищелкнуть пальцами, но, видно, не хватило сил.

– Скажи-ка, Дули, а как ты думаешь... Лоренцо Понти знает, где хранятся награбленные сокровища?

– Считает, что знает.

– А что, его самого тоже кто-то кинул?

– Я... – прошептал Дули. – Я его... кинул. Сменил дорожные знаки... перекрыл пути, все перепрятал. Придет день, сам узнаешь... Понти, конечно, будет копать, но только не там, где надо...

Тут лицо его исказилось от страшной невыносимой боли, спина под покрывалом выгнулась дугой. Он вступил в черную аллею и что-то увидел там. Настолько ужасное, что в это невозможно было поверить.

– Эти врачи... Майк...

Он умолк, словно захлебнувшись словами, и закрыл глаза. А потом, когда с усилием открыл их снова, смотрели они страшно серьезно и строго. Я сказал:

– Вообще-то они неплохие ребята. Дули. Может, даже лучшие на этом свете.

– Зато я сам... не из лучших...

– Это для них значения не имеет. Ты в больнице, ты их пациент.

– Тогда почему никто ничего толком не скажет?

– Может, еще анализы не готовы.

– Чушь это все, Майк... Они ввели мне какую-то дрянь, внутривенно, и теперь я вообще ничего не чувствую. – В глазах его блеснула злоба. – Ты знаешь, что в меня... стреляли, да?

– Да. Пат сказал.

– Только не лги! Скажи честно, плохи мои дела?

– Плохи, – ответил я. Обманывать не было смысла. Он и так все понял, по моему лицу.

– Говори.

– Тебе всадили в брюхо три пули.

– Короче, разорвали на части, да?

Я отделался коротким кивком.

– Так почему они мне не сказали?

– Потому что они врачи. И всегда есть надежда.

– Однако самих их тут почему-то нет.

– Просто тебе нужен покой, вот и все.

– Да будет тебе, Майк!.. Я умираю... это ясно. Чувствую, как это... ко мне приближается, так что нечего молоть всякую чушь... У меня кишок не осталось. Вообще никаких внутренних органов... Ничего... Кишкам каюк, понял?

– Понял, – ответил я.

– И сколько осталось, Майк... – Это был не вопрос, и он не требовал от меня выражения сочувствия и утешения. На уме у него было нечто совсем другое.

Я ответил:

– В любую минуту, дружище. Ты подошел к самому краю... Возможно, они сочли, что лучше оставить тебя в покое. Что будет лучше, если ты войдешь туда один. Это... совсем не больно...

На губах его мелькнуло подобие улыбки, на лице отразилось облегчение.

– Послушай, – прошептал он, – что бы ты сделал, если б... в руках у тебя оказались... восемьдесят девять миллиардов долларов?..

– Купил бы новую машину, – ответил я.

– Я же сказал... восемьдесят девять миллиардов, Майк...

Я приготовился было отшутиться, но слова так и замерли на губах. Теперь глаза у Дули были ясные-ясные и смотрели прямо в мои. А на лице возникло какое-то странное выражение. Он умирал, это несомненно. И то, что он только что сказал правду, тоже не вызывало сомнений.

Я тихо заметил:

– Только у правительства могут быть такие огромные деньги, Дули.

Спорить он не стал.

– Верно. На то оно и правительство. И у него... все есть. И люди, и налоги, и солдаты, и больше денег... чем можно себе представить. Но их почему-то никто не видит, этих денег... они не хотят, чтоб их видели.

Я, слегка хмурясь, смотрел на него, и он понял – я догадался, о чем идет речь. И глаза Дули улыбались – до тех пор, пока не начался очередной приступ боли. И я понял, что вот это и называется агонией. Он не хотел, чтоб я говорил, потому что должен был успеть сказать мне что-то еще, самое важное, но времени уже не осталось.

– Они оставили... восемьдесят девять миллиардов, Майк... Миллиардов, ясно? И я знаю, где... эти деньги, а они – нет, не знают, – и тут искорка в глазах потускнела.

Он еще шевелил губами, слова были еле различимы. И я склонился над ним совсем низко. И вот тихим, но многозначительным шепотом он добавил:

– Ты... сможешь... узнать... где они. – Глаза так и остались открытыми, только последняя искорка жизни в них угасла. Они принадлежали мертвецу.

Пат поджидал меня в холле. Не было нужды сообщать ему, что Дули умер. Все было написано у меня на лице. Полузалеченные раны в боку снова заныли, кожа натянулась, когда я, наклонившись, смотрел, как умирает мой старый друг. При мысли о том, что он сообщил по спине пробежал озноб и боль вонзилась в мозг. А потому я остановился и ухватился за спинку кресла.

Пат спросил:

– Ты как, нормально?

– Все в порядке, – солгал я. – Просто еще не привык так много ходить.

– Врешь. Давай садись.

Я уселся рядом с ним и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Пару минут спустя почувствовал, что вроде бы прихожу в норму.

Пат знал, что Дули умер.

– Сильно мучился? – спросил он.

Я кивнул.

– Он испытывал страшную боль... Черт, он просто с ума сходил от боли. – Обернувшись к Пату, я спросил: – Как все-таки это произошло, а, Пат?

– Почему раньше не спрашивал?

– Просто не знал, смогу ли это вынести. Я ведь и сам недавно побывал почти что на том свете.

– Ну, как сейчас, получше?

– Все прекрасно, Пат.

– О'кей. Он был дома. Один. Только что пришел, вскоре после девяти, ужинал в какой-то забегаловке. Сидел, читал газету, заполнял квартирные счета. Начал было заполнять пятый, и последний, и тут это произошло. Ожогов от пороха на коже не обнаружено, так что стреляли не с близкого расстояния. Ну и он свалился со стула. А падая, случайно прихватил телефон. Трубка слетела с рычага, но внутри аппарат не сломался. И ему удалось набрать 911 и сообщить оператору, что в него стреляли. Они проследили, откуда сделан звонок, приехали и отвезли его в больницу. Почти все время был без сознания. Пришел в себя лишь за несколько часов до твоего приезда. Врачи не разрешали пускать к нему посетителей, но...

– Он узнал того, кто в него стрелял?

– По всей видимости, нет. Да и потом, это было бы сложно. Дверь оказалась не запертой изнутри на замок. Кто-то просто выбил ее ударом ноги, увидел Дули, сидевшего футах в пятнадцати, и всадил в него три пули из «магнума» 357-го калибра. У преступника было достаточно времени, чтобы смыться. И, разумеется, ни одного свидетеля не объявилось.

– Оружие проследить удалось? Я имею в виду, по пулям?

– Нет. Такое продается в каждой оружейной лавке.

– Что говорят ребята из лаборатории?

– Да ничего существенного. Стрелявший в комнату не входил, палил прямо с порога. Чуть выше дверной ручки и на косяке – следы пороха. Так что совершенно очевидно, откуда он стрелял.

– Ну и что скажешь, Пат?

На секунду он опустил глаза, задумался, потом ответил: