Текст книги "Криминальная любовь"

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Притихнув, я с волнением в груди наблюдала за менявшимися видами. Минуту назад автомобиль, свернув направо, миновал блокпост с охраной, и покатился вперед по узкой, но идеально гладкой дороге.

Мы оказались в самом сердце леса. Теперь со всех сторон к нам подступали ели. Мохнатые лапы задевали корпус машины, царапали окна. Будто намереваясь пробраться внутрь.

Я приложила ладонь к прохладному стеклу.

Испытывая почти нестерпимое желание прикоснуться к еловым иголкам, я погладила стекло так, словно гладила их по-настоящему.

– Приехали, – Калаш вышел из машины, Макс последовал за ним.

Я тоже не стала засиживаться на месте. Только выбралась наружу, и поняла, как сильно кружится у меня голова.

То ли от свежего воздуха, то ли от того, что я не спала и испытывала боль, но накрыло меня ощутимо. Аж в глазах задвоилось.

Чтобы не упасть, я облокотилась на машину. Ощущая под своей спиной её плавные изгибы, я медленно перевела взор вперед.

– Ничего себе домик, – озвучила мои мысли Майя.

Она быстро подошла ко мне и встала рядом. Я покосилась на неё – красивое лицо подруги смешало в себе удивление и замешательство.

Да уж, похожие чувства испытывала и я.

В еловых объятиях красовался двухэтажный каменный дом. Он был таким огромным, что я почувствовала себя лилипутом на его фоне.

Нет, у нас тоже был двухэтажный дом, но не такого масштаба! Этот – что вширь, что в длину, был таких размеров, что в нем бы с удобством разместилось бы половина улицы, на которой я жила.

– Нравится, да, – заулыбался Макс.

Его глаза, поблескивая, сфокусировали внимание на Майе.

Мне показалось, или они у него потемнели?

– Еще спрашиваешь, – усмехнулась она, продолжая разглядывать дом, – тут такие хоромы, что аж любопытство берет, что там внутри.

– А зачем мучиться от любопытства? – Макс встал напротив Майи. – Может, ты тоже поживешь тут? Так сказать, составишь компанию.

– Кому? Тебе, что ли? – Майя с вызовом посмотрела на Макса.

Это был один из её фирменных взглядов. Обычно мужчины робели от него, частенько бывало, что даже ретировались – ощутив, насколько ничтожны они рядом с моей красоткой-подругой.

Но не Макс.

В ответ он заулыбался еще шире и сказал:

– Можно и мне. Я не против. У меня спальня – шикардос. Тебе понравится.

– Твоя спальня или ты сам? – насмешливо уточнила Майя.

– Хех, – Макс обернулся на Калаша, – похоже, я не ошибся. Подруженька-то царевны тоже из дворянок будет. Слышишь, как речь толкает?

– Ага. В дом пошли, а то царевна вот-вот в обморок долбанется, – Калаш двинулся в мою сторону, и Макс с Майей, давая ему пройти, отошли.

– Что, Василек, еле ноги держат, да? – приглушенно начал Калаш.

Наверное, чтобы остальные не услышали. Но судя по громкой беседе, продолжавшейся между Майей и Максом, им было совсем не до нас.

– Почти, – я заставила себя улыбнуться, чтобы уж совсем не выглядеть жалкой в глазах Калаша.

Улыбка получилась кривой, потому что щека еще сильнее заныла.

– Помочь дойти? – он выжидающе смотрел на меня, я отвечала ему прямым взглядом.

Теперь, когда Калаш был так близко, у меня появилась возможность разглядеть оттенок его глаз.

Я удивилась, обнаружив, помимо уже знакомого мне стального оттенка, зеленые вкрапления в нем. Будто кто-то обмакнул тонкую кисть в акварель мшистого цвета, а потом разукрасил мужские глаза. Пожалуй, самый насыщенный оттенок был рядом со зрачками.

Надо же, бывает такое!

Впервые я видела такие удивительные глаза.

– Молчание – знак согласия, – сделал свой вывод Калаш.

Он уже потянул ко мне руки, и я, пробудившись, испуганно дернулась в сторону.

– Я сама, – нервно ответила я, и как в замедленной съемке, начала оседать на землю.

Калаш с нечитаемым выражением на лице молча наблюдал за этим процессом.

Видимо «я сама», брошенное мной, останавливало его от каких-либо действий, а, может, он просто решил проучить меня.

Как только я почувствовала под попой мелкие камушки, то мои руки сами потянулись к Калашу.

Он, сохраняя молчание, обхватил их пальцами. Я едва не взывала от его стальной хватки. Мужские руки были такими сильными, будто передо мной был робот.

И лишь тепло, исходящее от кожи Калаша напоминало мне, что он – живой человек, из плоти и крови.

Он медленно потянул меня за ладони, и когда я поднялась, обвил мои плечи рукой.

Потрясенная этим жестом, я подняла на Калаша смущенный взгляд.

– Долбанешься вдруг, у нас тут ступени, – пояснил он.

– Спасибо, – внезапно задетая таким ответом, я опустила глаза.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Вчетвером – я, Калаш, Макс и Майя, мы подошли к дому, когда, вдруг, его дверь с треском открылась, и на пороге показался совершенно незнакомый мне мужчина.

Он был высокого роста и имел слегка неопрятный вид. Мятая, клетчатая рубашка была, кажется, на размер больше своего хозяина, впрочем, это можно было сказать и про поношенные, с чуть вытянутыми коленками, джинсы.

На голове – что называется, воронье гнездо из русых волос.

Его лицо имело правильные черты – прямой нос, красиво очерченные губы, которые сейчас даже не пытались изогнуться в подобии улыбки. И без того узкий разрез глаз казался еще более узким из-за нависающих темных бровей.

Взгляд у незнакомца был такой, словно его только что вырвали из привычного ему мира, и он пытался понять, что здесь происходит.

– Башка, здорово, ты что, уже проснулся? – Калаш вытянул руку и крепко пожал протянутую ему широкую ладонь.

Тоже самое сделал и Макс.

Я заметила, что у всех мужчин были жилистые руки. Они так отличались от холеных ручек отчима и тех парней, что учились со мной в универе!

– Типа того, – ответил Башка и смерил нас с Майей, которая теперь стояла слева от меня, все тем же непонимающим взглядом.

– Это наша гостья, Василиса, она будет жить у нас. Вечером привезем её младших сестер, – чуть сильнее сжимая мои плечи, сообщил Калаш, – а это её подруга.

– Майя, – самодовольно, будто ему предстояло развернуть желанный подарок, добавил Макс. – И я постараюсь сделать все, чтобы она тоже заночевала у нас.

Сбоку послышался насмешливый смешок Майи.

– Макс, не забывай, что они – наши гостьи, – произнес Калаш, и я почувствовала в его тоне предупреждение.

– Да как такое забыть? К нам бабы-то сюда никогда не приезжали, а теперь – сразу две! Долго мы тут будем стоять? В ногах правды нет!

Значит, мы первые гостьи тут? Вот это очень интересно!

Калаш кивнул, и мы прошли в дом.

– Обувь снимайте, – скомандовал он.

Я непроизвольно улыбнулась.

Меня всегда раздражало, вызывало неприятные чувства привычка американцев, канадцев и прочих ходить дома прямо в обуви.

Помню, как долго пыталась привыкнуть к тому, что Ганс расхаживает по дому в туфлях. Но так и не привыкла.

Все-таки, дом – это не просто стены и крыша.

Это место, где можно расслабиться, успокоиться. А вот обувь никак не способствовала этому. Создавалось ощущение, что дом слишком грязный, чтобы ходить по нему босиком.

Я скинула кроссовки, Майя поставила рядом свои модные туфельки. Их острые носы претензионно поглядывали на мою простую, но такую удобную, обувь.

Мужчины тоже, разумеется, разулись.

Наконец, мы прошли дальше.

Признаться, я уже начала испытывать некое волнение от того, что нас пустили сюда.

Ведь мы оказались не где – нибудь, а в доме Калаша!

Говорят, о том какое жилище, можно понять, что за хозяин у него. Если это правда, то мне трудно было подобрать подходящие слова для того, чтобы охарактеризовать хозяев дома.

Здесь была особая, мужская атмосфера.

Первое, что я ощутила, был запах.

В воздухе витал аромат крепкого кофе вперемешку со свежим лесным воздухом. Видимо, дом хорошо вентилировался.

Я прошлась взглядом по пространству.

Всё – стены, пол, потолок выдержаны в темных тонах в разных его вариациях. Никаких картин, аляпистого декора. Все строго. Почти по-спартански. Но уютно.

Казалось, я забрела в берлогу к медведю.

Мы прошли по просторному коридору и оказались в огромном зале.

Ух! От увиденного у меня перехватило дыхание.

Темное дерево, кожа, большой камин, от вида которого у меня разыгралось воображение, и я представила, как, наверное, уютно было бы растянуться перед ним на ковре и читать хорошую книгу. Одну из тех, полки с которыми, занимало часть стены.

А за окном шел бы дождь…

Окна!

Отдельная любовь, настоящий шедевр, от которого трудно было отвести взор.

Окна занимали всю стену – от высокого потолка до пола – и с них открывался вид на еловый лес.

Интересно, а на втором этаже такие же окна?

– Ничего себе у вас тут просто замок какой-то! – крутя головой, восхищенно протянула Майя.

Я перевела на неё взгляд. Большие глаза подруги сияли, как у ребенка, который оказался в магазине игрушек.

– А ты как думала? – Макс встал позади Майи, и та, заметив это, повернулась к нему лицом.

Окинув его улыбающееся лицо надменным взглядом, подруга выдала:

– Ты дистанцию-то сохраняй, а то того гляди спалишь мне волосы своим дыханием.

– Это я могу, – улыбка Макса стала еще шире, и он шагнул к Майе, – пчелка Майя…

– Макс! – рявкнул Калаш.

Макс дернулся, как собака, которую настиг окрик хозяина.

– А?

– Чайник поставь. А то у нас гостьи.

Макс переменился в лице. Было очевидно, что ему совсем не хотелось покидать общество Майи, но судя по всему, команды Калаша не подвергались обсуждению.

Макс покорно скрылся в коридоре.

– Ой, я твои вещи в машине оставила, – спохватилась Майя.

– Я могу помочь принести, – впервые за эти минуты нарушил молчание Башка.

Майя окинула его внимательным взглядом. На секунду её взор переменился, но, наверное, это заметила только я – потому как знала подругу не первый год.

– Было бы неплохо, а то я тут потеряюсь, – сдержанно ответила она.

Башка качнул головой и пошел к двери. Майя поспешила за ним.

Когда они ушли, то до меня дошло, что мы с Калашом остались одни. Впервые. И почему-то эта мысль вызывала нервную дрожь.

А может, дело было не в этом, а в том, что я была голодная, уставшая и мучающаяся от боли?

– Идем, покажу комнату, где ты будешь жить со своими сестрами, – Калаш прошел до дальней стены, и только теперь я заметила в ней дверь.

Он открыл её и прошел внутрь.

Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Я оказалась в просторной спальной комнате. В середине стояла добротная двухспальная кровать, напротив – шкаф, рядом с ним письменный стол с креслом, у квадратного окна – небольшой диванчик.

Сбоку я заметила еще одну дверь. Предполагаю, что она вела в ванную комнату. Очень хотелось, чтобы было именно так, потому что от одной только мысли, что я буду ночью блуждать с сестрами по этому огромному дому в поисках туалета, мне становилось не по себе.

– Чистое белье, полотенца – в шкафу, – ровным голосом, словно начальник, рассказывающий своему подчиненному о том что где лежит, сообщил Калаш.

Я вяло кивнула головой. Взор мой заметался между кроватью и диванчиком. Хотелось прилечь и закрыть глаза.

Хотя бы минут на десять.

– Располагайся, а мне нужно сделать звонок, – с этими словами Калаш быстро вышел из комнаты.

А я сделала то, что так давно хотела. Подойдя к диванчику, я медленно опустилась на него и легла.

Господи! Я и забыла, каково это – просто лежать. Вот так, не переживая, что кто-то ворвется и сделает ужасное с твоей семьей или тобой.

Пожалуй, можно немного полежать, и даже закрыть глаза. Недолго, разумеется.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Что-то давящее, пробуривающее мне лицо, заставило меня открыть глаза.

Как только я сделала это, то пожалела об этом. Прежняя боль, обжигая, принялась меня снова терзать. Глаз закололо, и я почувствовала, как из него покатились слезы.

– Таблетки на столе. Рекомендую выпить их, а потом я осмотрю твой глаз, – все тем же строгим тоном начальника, заявил Калаш.

Калаш…

Когда он успел прийти? Я даже не заметила его появления… Похоже, я все-таки уснула.

Я начала садиться. Голова в отместку за это действие закружилась и заболела. Казалось, что кто-то вгонял мне в щеку и глаз раскаленные иглы. Ужасная боль!

Взор мой был мутный, и потому я не могла разобрать каким было выражение лица Калаша. Единственное, что я заметила, что тот сидел в кресле.

– Как долго ты сидишь здесь? – сдавленным голосом, спросила я и, наконец, села.

Пытаясь сфокусировать свой взгляд, я несколько раз моргнула. Кажется, это немного помогло. Теперь мне стало чуть лучше виден Калаш.

Его красивое лицо выражало глубокую сосредоточенность. Словно он прямо сейчас решал какую-то сложную математическую задачку.

Интересно, что он успел увидеть, пока сидел здесь? Может, я храпела или, что еще хуже, испустила газы?

Такое часто бывало с моими сестренками, значит, и меня могло настигнуть подобное.

Я почувствовала, как мое лицо начала заливать краска стыда.

– Около часа, – ответил он на мой вопрос, о котором я уже забыла.

Калаш встал, взял что-то со стола и подошел ко мне.

– Выпей это, – он протянул мне две таблетки.

Синюю и красную.

– Ха, – усмехнулась я, – прямо как в кино. Это на выбор или сразу две? Я узнаю правду или все забуду? Окажусь в матрице?

– Сразу две. Тебе будет не так больно и отек немного спадет, – игнорируя мой шутливый тон, он положил мне таблетки на ладонь, и я послушно проглотила их.

Хотя будь это иной случай, добровольно я бы никогда не сделала так. Но я доверилась Калашу, и была уверена, что это лекарство будет мне во благо.

– Для того чтобы узнать правду, таблетки не нужны, – он забрал из моих рук пустой стакан и вернул его на стол. Снова что-то взял с него и подошел.

– Голову запрокинь, – скомандовал Калаш.

– Зачем? – я непонимающе глянула на его невозмутимое лицо.

– Глаз осмотрю и закапаю, – в его взгляде скользнуло нетерпение, и я, издав усталый вздох, сделала как он сказал.

Откинув голову на спинку дивана, я наблюдала за тем, как Калаш располагается рядом.

Он сел так близко…

Очень близко!

Его тело хоть и не касалось моего, но я чувствовала невероятную энергию, что оно источало. Будто сотни микропокалываний – надо добавить приятных, сродни тому, когда распаривалась кожа в бане, прошлись по мне.

Мне стало жарко.

Словно желая добавить еще пару градусов, Калаш обхватил мое лицо пальцами и наклонился.

Буравя меня потемневшим взглядом, он изучал мой больной глаз с такой маниакальной сосредоточенностью, что мне стало не по себе.

Другая его рука скользнула вверх. Горячие пальцы оттянули мне нижнее веко с такой профессиональной точностью, что я невольно задалась вопросом, а не было ли у Калаша медицинского образования?

Где-то там, в далеком прошлом?

Сколько скелетов было в его шкафу? Ведь понимала, что почти не знаю о Калаше.

Разумеется, кроме того, что он возглавлял самую жестокую мафию, которая держала всё побережье в страхе.

Именно по этой причине я и обратилась к нему.

Кстати, я еще не знала сколько ему лет. Но чувствовала – разница в возрасте между нами не в пять лет, а минимум в два раза больше.

– Сейчас будет больно, – бесчувственно предупредил Калаш, и через секунду мой глаз обожгли прохладные капли.

Обволакивая глазное яблоко, они просачивались в него, вызывая этим сильное жжение.

– Аа! – не сдержавшись, жалобно выдохнула я.

– Проморгай, – не отпуская моего лица, приказал Калаш.

– Больно, жжется!

– Я сказал – проморгай, это поможет каплям попасть куда надо, – игнорируя мои вопли, продолжал приказывать он.

– Они уже и так попали куда надо, – я все же стала моргать, – ужасные капли.

– Замечательные капли. Еще несколько раз в день, недельку, и глаз как новенький будет, – он убрал ладонь с моего лица.

– Недельку? – перестав моргать, я уставилась на Калаша.

Тот ответил мне ровным взглядом.

– Что тебя так удивляет? – все тем же тоном, в котором ощущалась снисходительность, уточнил он.

– Я не думаю, что буду жить тут недельку… Или ты дашь мне капли с собой? – с каждым новым словом меня охватывало смущение.

Оно сдавливало мне грудь, отчего ощущение жара только прибавлялось.

– С чего ты взяла, что ты не будешь жить тут недельку? – Калаш сдвинул брови на переносице, отчего его взгляд теперь выглядел иначе – он стал таким претензионным, что я ощутила неловкость от столь близкого соседства с ним.

– А разве нет? Я думала, когда все наладится, я смогу вернуться домой.

– Нет, – холодно ответил Калаш.

С этим словом он поднялся с дивана и отвернулся.

Я скользнула взглядом по его спине. Мне показалось, или Калаш был напряжен?

Я хотела спросить, почему он так категорично заявил «нет», но в ту же секунду в кармане моих джинсов зазвонил телефон.

Звонила мама.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Да? – пальцы мои затряслись, и я, опасаясь выронить телефон, сжала его сильнее.

– Доченька, у тебя все хорошо? – в голосе мамы звучали беспокойные нотки, что только усилило мою тревожность.

– Да, мамочка, – предчувствуя, что мама вот-вот скажет что-то нехорошее, я вся выпрямилась – словно это могло каким-то образом смягчить удар.

– Это хорошо. Доченька, тут какие-то странные вещи происходят.

– Какие именно? – я поднялась, и тут же пожалела об этом.

Коленки мои подкосились, и я была вынуждена вернуться на место.

– Не знаю, может, мне просто кажется. Тут около палаты какие-то люди. Мужчины. Выглядят как охрана. Серьезные такие, накаченные. Я подумала, сперва, что в больнице какая-то знаменитость лежит. Но когда поняла, что эти мужчины кружатся только рядом с моей палатой, решила позвонить тебе. Предупредить, мало ли.

Мама хоть и старалась теперь говорить спокойно, это у нее плохо получалось. Тревога звучала в каждом слове.

– Мамочка, я тебе через минутку перезвоню, ладно? Ты только никуда из палаты не выходи, пожалуйста.

– Да куда я выйду? Мне капельницу поставили.

– Я скоро, – пообещала я и отключила звонок.

Сердце, громко грохоча от страха за маму, заставило меня позабыть о собственной слабости и смущении.

– Калаш! – обратилась я к нему, благо тот еще не успел уйти.

– Мм? – он глянул на меня исподлобья.

– У меня там мама… Там люди какие-то возле её палаты, – я заставила себя встать. – Едем!

Я решительно подошла к нему.

– Куда собралась-то? – усмехнулся Калаш.

Волна злости обдала меня с головы до ног. Стало так душно, аж ладони вспотели!

– В больницу! К маме!

– Не вижу смысла делать это прямо сейчас, – Калаш стоял, не сдвинувшись с места. – Успокойся.

Ох, зря он это сказал! Правду говорят, слово «успокойся» для девушки – это как ментос и кола.

– Да как ты не понимаешь?! – вскрикнула я. – Там мама! Одна! И там какие-то левые мужики! Вдруг они убьют её?

– Не убьют, а защитят. Это не левые мужики, а охрана, которую я поставил.

Сердце в груди подпрыгнуло от облегчения, и следом странная слабость окатила меня теплой волной.

– Охрана? Правда? – я покачнулась, но устояла на месте.

– Правда. Охрана. Звони матери и идем есть, – Калаш, давая мне поговорить с ней наедине, вышел.

Я тотчас позвонила маме и успокоила её. Стараясь не вдаваться в подробности как так получилось, что возле палаты была охрана, я взяла с неё слово о том, что она не будет переживать, и пообещала позвонить ей перед сном.

Прежде чем выйти из комнаты, я заглянула в туалет. Слава Богу, что он был тут! Быстро сделав свои дела, я осмелилась посмотреть на себя в зеркало.

Лучше бы я этого не делала.

Я выглядела ужасно.

Ужас ужасный.

Опухшая щека, заплывший глаз. Мой вид напоминал махровую алкоголичку, которая бомжевала последние недели на улице.

Самое печальное, что ничего не могло сейчас исправить ситуацию. Даже самый лучший тональник был бы не в состоянии снять отек и убрать синеву-красноту с лица.

А уж глаз… Как говорится, без слез не взглянешь. Разглядывая красный, изрезанный капиллярами глаз, я испытывала еще большую боль в нем.

Представляю, сколько «удовольствия» вызывал мой вид всех тех, кто смотрел на меня.

– Василек, ты там не долбанулась случайно? – голос Калаша напомнил мне, что я задержалась больше положенного.

– Нет, я иду, – я бросила прощальный взгляд на свое отражение и поморщилась.

Пытаясь не показывать, как огорчена собственным видом, я вернулась в комнату. На пороге стоял Калаш. Всунув руки в карманы олимпийки, он смотрел на дверной косяк с видом человека, которого что-то заботило.

Заметив мое появление, Калаш окинул меня долгим, задумчивым взглядом.

Я особенно робела, когда он так смотрел на меня. Будто что-то особенное пытался разглядеть.

Но не было во мне ничего особенного. Ни яркой внешности, ни точеной фигурки, ни женской обворожительности, которой в совершенстве владела Майя.

Я была, что называется, девчонкой с соседнего дома.

– У тебя есть солнцезащитные очки?

– Есть.

Он отвернулся и вышел из комнаты. Я пошла следом за ним.

Стоило мне только оказаться в той просторной комнате, как мой нос уловил аромат чего-то вкусного…

Желудок болезненно заныл, а рот наполнился слюной.

Когда я последний раз ела?

Я не помнила. Даже тот сэндвич, с работы, наверное, все еще валялся в коридоре дома.

Наконец я увидела источник этого восхитительного аромата. На деревянном столе стояла сковорода, в которой скворчали жаренные сосиски и яичница.

Рядом – вилки, нарезанный хлеб и помидорки черри в пиале.

– Садись, – Калаш кивнул на кожаный диван.

– Это ты приготовил? – усаживаясь на диван, произнесла я.

– Башка у нас за повара, – Калаш сел сбоку от меня.

– А где Майя? И остальные? – я несмело взяла вилку, которую подвинул ко мне Калаш.

– Подруга твоя еще час назад уехала. Башка на кухне, Макс где-то в доме.

Стоило Калашу сказать про Макса, как тот появился в комнате.

– О, еда, – оживился он и довольно заулыбался.

– Башку позови, пусть тоже поест, – то ли попросил, то ли скомандовал Калаш.

Макс, послав сковородке с едой тоскливый взгляд, скрылся в коридоре.

– А почему вы называете его Башка? – тихо спросила я.

– Захар, он же Башка, головастый парень. Умный очень. Бухгалтерия, компьютерные программы и прочее – всё на нем. Ты что не ешь? Сейчас эти двое придут и сметут все.

Я неуверенно подцепила вилкой кусочек яичницы и отправила её в рот. Мм, вкуснятина! Сочно, в меру соленое, да еще на сливочном масле…

А ведь я еще сосиску не попробовала! Поколебавшись, я воткнула в неё зубцы вилки.

– Впечатляет! – рассмеялся Макс, в это время появившийся в комнате.

– Это типа тебе предупреждение, да, Калаш? – добавил он и плюхнулся в кресло напротив. – Чтобы ты не подкатывал к царевне. Видишь, какая опасная.

– Невероятно опасная, – согласился Калаш.

Блин, о чем они говорят? При чем тут несчастная сосиска? До меня стало доходить, и я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Щеки защипало. Я, оставив вилку, опустила голову в надежде, что никто не заметит этого.

Сковорода, вдруг, громко затрещала.

Я удивленно посмотрела на неё и нашла объяснение этому звуку.

Башка и Макс принялись за обед. Словно мечами, они то и дело сталкивались вилками, отчего раздавался характерный звук, сопровождаемый разлетающимися в разные стороны кусками яичницы.

Моя вилка, воткнутая в несчастную сосиску, покачивалась, как одинокий парусник посреди бушующего моря.

Калаш молча взял пиалу с черри. Опрокинув её, отчего помидорки покатились по столу, как крошечные красные мячики, он положил в пиалу сосиску с моей вилкой и сверху наложил еще кусок яичницы, которую пока не успели разодрать на части голодные Макс и Захар.

– Ешь, – с этими словами он поставил пиалу передо мной.

– Спасибо, – пробормотала я, не уверенная в том, что Калаш услышал меня.

Пока я ковыряла свой обед, мужчины уже закончили есть. Теперь они обсуждали какие-то машины, потом перешли на тему спорта, и потому для меня стало неожиданностью, когда Макс громко обратился ко мне:

– Царевна, может ты скажешь мне, у Майи-пчелки есть кто?

Я проглотила яичницу и посмотрела на Макса.

Его выразительное лицо застыло в предвкушающей улыбке.

Что мне сказать в ответ? Я ведь и сама толком не знала, есть ли кто у Майи. Но сегодняшний разговор по телефону, случайным свидетелем которого я стала, оставил в моей душе неприятный осадок.

Переживала я за подругу, что таить.

– А почему бы тебе самому у неё не спросить? – ответила я.

– Так я спрашивал, но она толком ничего не сказала, – Макс почесал щетинистую щеку. – Ну? Есть или нет?

– Не знаю, – я продолжила есть.

– Да прям не знаешь. Она же твоя подруга. А подруги всё-всё друг про друга знают, – не унимался Макс.

– А ты что, влюбился что ли? – раздался сбоку от меня насмешливый голос Калаша.

Теперь он, откинувшись на спинку дивана, выглядел куда более расслабленным, чем в комнате, в которой я спала.

Мне даже показалось, что его губы почти улыбались.

Я, вдруг, ощутила любопытство. А как выглядел Калаш, когда искренне улыбался? Ведь говорят же, что улыбка преображает человека. Не то чтобы он нуждался в этом, но, все же, мне было интересно увидеть его таким.

– Еще спрашиваешь! – в отличие от Калаша, Максу не составляло труда улыбаться.

Теперь на его лице играла немного сумасшедшая, но не лишенная своего очарования, улыбка.

– В такую девушку, да не влюбиться! Лицо, волосы, фигурка! Куколка просто! Скрывать не собираюсь, я влюбился! – высокопарно продолжал Макс.

– Да ты каждые две недели в кого-то да влюбляешься, – впервые за это время нарушил молчание Захар.

– Ты что, осуждаешь меня? – густые брови Макса поползли наверх.

– Я просто озвучиваю свои наблюдения. Каждые две недели у тебя случается влюбленность, если посчитать последний год, то это у тебя будет 25 влюбленность, – ответил Башка.

– 25! – Макс подпрыгнул на месте и с грохотом сел. – Юбилейный! Это – судьба!

– Это – играй гормон, – голосом циника высказал свое мнение Калаш. – Держи свою влюбленность крепко в штанах.

– Обижаешь. Я может, на полном серьезе, – Макс выразительно глянул на Калаша.

– Посмотрим, каким будет твое на полном серьезе месяца через два, – Калаш подтянул к себе помидорку и закинул в рот.

– Два месяца?! – глаза Макса округлились от ужаса. – Ты смерти моей хочешь?

– «Не везет мне в смерти – повезет в любви», – почти пропел Калаш.

Я удивленно глянула на него.

Вот так Калаш!

– Ладно, Василиса, собирайся. Ехать пора, – поймав мой взгляд, привычно строгим тоном приказал он.