Текст книги "Маяк. Легенда"

Когда надежда расцветёт

И вмиг дурное станет пылью,

Когда звезда в ночи сверкнёт,

Тогда… легенда станет былью!

Маяк. Легенда

– Давным-давно, да так давно, что никто тех времён уже и не вспомнит, жило-было одно королевство. И в столице его, как полагается всем приморским городам и владениям, был маяк, который светил сквозь тьму потерявшимся кораблям, словно направляя на путь истинный, путь любви и добра для заблудившихся судеб… Но однажды пришли на землю ту богатую и плодородную варвары, порабощающие и другие государства. Захватили они трон и семью всю царскую уничтожили, вот только дух людской переломить так и не смогли. Не смогли сжечь и надежды. Тогда приказал подлый захватчик убить смотрителя маяка, который был сиротой, да и семьи собственной не имел. И погас в ту же секунду, как было деяние то совершено, огонь в сердцах людей, как погас и свет маяка, свет надежды и веры в душах народа. И гласит легенда, что вновь зажечь свет тот живительный сможет с первой звездой лишь тот, в ком течёт кровь последнего смотрителя.

– Мама, мама! – хором налетели детишки. – А как же его снова зажгут, если у смотрителя не было наследников?

Встревоженные и взбудораженные, они с широко распахнутыми светлыми и чистыми глазами с трепетом ожидали ответа матери, внимая каждому её слову.

– Видите ли, жила в том королевстве девушка из знатной семьи. И любили они с последним смотрителем друг друга больше жизни. Но её силой выдали замуж за богатея, подлого, жадного и злого. Вот только к тому времени она уже вынашивала ребёнка от возлюбленного своего, да никому не говорила о том, чтобы не свели со свету и малыша, чьим отцом считали мужа её законного. И даже сам смотритель не знал о сыне. Вот так и жила она, неся всю жизнь бремя тайны и счастье любви к малышу. Вскоре от старости скончался муж её, и жили они с сыном в радости. Так, от матери к ребёнку, от деда к внуку и передавалась эта тайна…

* * *

Учащённый стук каблуков эхом разнёсся по улицам небольшого приморского городка, на мгновения приглушая гул полдневной суеты.

Денёк выдался пасмурным, серым. Сильно парило, словно сами мощённые камнем улицы отдавали накопленный жар дорог. В любую минуту мог пролиться редкий дождик, охлаждая разгорячённого юношу, мчавшегося домой. Казалось, в его глазах уже давно разразилось ненастье, проливающееся сейчас по щекам крупными каплями.

– Где он? – Влетев в гостиную и утерев ладонью слёзы, которые, как могло показаться, выступили от быстрого бега, он обратился к пожилой женщине, уставшей и поникшей.

Она лишь указала рукой в сторону одной из комнат, тут же опустив её, словно та невыносимо потяжелела. Женщина была невысокого роста, с поседевшими волосами, аккуратно уложенными в высокий и объёмный пучок. Некоторые пряди выбились и падали на бледное лицо, а в глазах её, будто стеклянных, застыли слёзы.

– Отец! – нежно прошептал юноша, падая на колени у постели тяжелобольного мужчины.

– Говорит, что жить больше не может без матери твоей… Бредит о ней… Хочет к ней… – Женщина тоже тихо вошла в покои, укутываясь в широкий и колкий шарф, пытаясь согреться. Она еле сдерживала слёзы, но всё же старалась улыбаться, смотря на своего сына.

– Помнишь легенду про маяк? – не раскрывая глаз и тяжело дыша, еле слышно пробормотал мужчина, обращаясь к юноше.

– Конечно, но…

– Так вот… – продолжил он, не вслушиваясь в речь сына. Каждое слово стоило мужчине огромных усилий. Каждое слово удерживало его здесь… – В нашем роду течёт кровь последнего смотрителя…

– Что?! Но… Отец, у тебя жар… – Юноша взволнованно прислонил ладонь к горячему лбу отца.

– В тебе… В тебе… – повторив эти слова ещё несколько раз, мужчина облегчённо выдохнул.

Его губы едва уловимо дёрнулись, не успев вымолвить ещё одно слово. Так, в лёгкой улыбке, на его устах застыло имя возлюбленной.

В углу тихо заплакала женщина.

* * *

Уже прошло несколько дней, когда юноша сидел за столом, уставившись в чертежи, беспорядочно разложенные перед ним.

Прохладный вечерний ветер тревожил занавески, трепыхающиеся под его порывами. Он так и норовил смести взъерошенные непогодой листки, вновь и вновь врываясь сладкой прохладой моря в комнату, в мысли юноши, которые сейчас были погружены в слова отца. Зачем ему надо было говорить об этой легенде? Жар? А что, если это правда?

За окном снова готовилась буря. И вот косой ливень резко забарабанил по крыше, по стёклам, из распахнутого окна обдавая юношу холодными брызгами капель. Опомнившись, он поспешил затворить ставни. Однако на некоторых чертежах то стройных и строгих, то замысловатых своей изящной архитектурой зданий уже образовались мокрые пятнышки летнего дождя.

– Пойдём, хоть чаю попьёшь, – за спиной раздался тихий голос женщины, привычно укутавшейся в шарф такого же пепельно-серебристого цвета, что и её волосы, но с нежно-голубыми и бежевыми полосками, так хорошо освежавшими её побледневшее за последнее время от волнений и бессонницы лицо.

– Что-то ты мне не нравишься… – глотнув душистого чаю, промолвила она, глядя на внука.

Его тёмно-каштановые волосы приятно блестели при мерцающем свете свеч, а синие глаза печально и вдумчиво отражали их огоньки. Его строгие, но не острые, в меру мягкие черты лица так напоминали ей сына, отчего женщина на миг и сама поникла, а её серо-голубые глаза наполнились слезами.

– Сходил бы лучше погулять, – продолжила она через паузу. – А то только сидишь и проекты всякие вычерчиваешь… Вон, хотя бы с Фаиной, соседки нашей внучкой, и сходил бы.

Женщина прищурила глаза, с хитрецой смотря на внука.

Вздохнув, юноша поднёс ко рту фарфоровую с почти остывшим чаем чашку из их семейного набора, который так любила его мама, украшенную нежными узорами.

– А что ты думаешь по поводу тех слов отца? – спросил он, вновь поставив чашку на блюдце.

– Опять ты о своём! – наигранно возмутилась женщина, всплёскивая руками, улыбаясь и глубоко вздыхая.

Некоторое время они сидели в тишине, после чего она уже более вдумчиво и серьёзно произнесла: «Неспроста же каждый в нашем городке, а то и за его пределами, знает эту легенду, из уст в уста передаёт её своим детям».

И вправду, казалось, в каждом доме её рассказывают внукам вместо сказки, а дети впитывают эту историю с молоком матери. И никто до сих пор не афиширует этого, не обсуждает её на улице, хотя каждому известно, что все без исключения знают эту легенду. И что более странно, не было ни одной попытки изложить её на бумаге, издать в виде книжки наряду с другими легендами и сказками. Видимо, есть в ней какая-то тайна, не раскрытая до сих пор.

* * *

Почти незаметно промчалось ещё несколько дней. Казалось, все уже забыли о словах, адресованных отцом юноше, но так представлялось только на первый взгляд. На самом деле об этом уже шептались каждая подворотня, каждый переулок. И даже вечер лёгким дыханием тёплого ветерка разносил этот шёпот по округе.

И вот, не успев переступить порог дома, юноша тут же поймал на себе косой взгляд соседки, которая с прищуром обдала его оценивающим взглядом, изучающе разглядывая с макушки до пят, словно бы видела впервые.

Уже вовсю распускалось солнечное утро, радуя своим теплом. Полупрозрачные облака скользили по безупречно ясной лазурной дали небосклона, словно рябые волны, они то пенились, то снова растворялись в синеве. Кроны деревьев встревожил непоседливый ветерок, и листья зашумели, будто переговариваясь о чём-то меж собой, затрепыхались, точно салатовые крылья бабочек, готовых в любую секунду вспорхнуть с ветвей. До юноши донеслись ароматы ярмарки, на которую он и направлялся. Но что-то заставило его остановиться.

Сладкий шум полусонного городка прервал отчаянный крик неизвестной птицы, похожей на чайку, стрелой промчавшейся по небосклону. Всё будто затихло, смолкло, то ли напуганное, то ли встревоженно внемлющее её голосу. Через несколько мгновений она снова, кружа и мечась, издала похожие звуки, от которых стыла кровь, а по телу пробегали мурашки. Казалось, она зовёт кого-то истошно и пронзительно. Казалось, она ищет кого-то давно… Очень давно.

Юноша впервые видел такую птицу. Она была крупнее обычных чаек, с серо-коричневыми огромными крыльями и мощным тёмным клювом. Но её голос… Её голос был полон горечи, боли и одновременно надежды, вечной и непоколебимой веры в любовь, в судьбу.

Всю дорогу до ярмарки она кружила высоко в небе, которое едва заметно потемнело, посерело. Казалось, она хочет что-то сказать, о чём-то предупредить.

Воздух словно стал тяжелее. Его будто окутал невидимый туман, застилающий собой ту ясную лазурь и свежесть порывов морского бриза, которые ещё недавно радовали горожан. Снова стало парить.

      По торговым рядам сновали люди. Кто-то задерживался у прилавков, кто-то останавливал лишь взгляд на заинтересовавшей вещице. Всё двигалось, шумело, грохотало, вразнобой и вперебивку, но будто бы движимое единым ритмом, тактом, мелодией.

Но стоило чуть приглядеться, и сразу становились заметны застиранные и заштопанные одежды покупателей, их уставшие лица, пускай и улыбающиеся.

Вот две старушки болтают о чём-то в очереди, согнувшись в три погибели, лишь бы никто их не услышал. Но вдруг одна распрямилась, насколько смогла, и подняла голову к небу. Её глаза засияли, загорелись светом совсем детской радости, трепетом надежды и веры в чудеса. Куда-то сразу подевались вся угрюмость и тяжесть лет. Нет, всё-таки надежду и веру крайне тяжело погубить в человеке.

Раздалась весёлая музыка, и многие поспешили в сторону, откуда слышались звуки мелодии. Неподалёку от ярмарки остановился фургончик с бродячими артистами, которые раскрыли стены своего дома на колёсах, словно первые страницы удивительной истории, полной чудес и волшебства. Предыдущую музыкальную композицию сменила следующая, более плавная и лирическая. Проливаясь рекой, она текла и текла меж торговых рядов, меж улочек, меж людей, соединяя их взгляды, соединяя их дыхание и трепет сердец в единый мотив, в единые движения танца… Танца жизни, который мы порой не видим, не замечаем и который всегда живёт в нас.

Понаблюдав немного за представлением, юноша остановился у прилавка с продуктами, присоединившись к приличной очереди.

Перед ним стояла хрупкая девушка в лёгком бирюзовом платье, со светло-русыми удлинёнными волосами, отливающими холодными оттенками и уложенными в замысловато закрученный хвост. На плече виднелась свежая ссадина, которой девушка периодически касалась, потирая её. Почему-то юноша едва заметно, быть может, для самого себя улыбнулся.

Вдруг крупный мужчина, стоявший прямо перед ней, резко подался назад, нечаянно наступив ей на ногу.

– Извините, – не оборачиваясь, буркнул он, быстрым шагом покидая очередь, хотя от прилавка его уже отделял только один человек.

Юноша проводил его подозрительным и недоверчивым взглядом, ведь всё это время тот постоянно хмуро и колко оборачивался на него, стреляя глазами.

Скоро подошла очередь девушки, которая стала набирать фрукты, вскоре выпавшие из её старенькой корзинки и раскатившиеся по пыльной брусчатке. Она тут же опустилась на колени, пытаясь собрать их.

– Спасибо… – подняв голову, она прошептала юноше, поспешившему на помощь.

На мгновение он застыл, смотря в её хрустальные, чистые и ясные глаза цвета неба, которое сейчас снова начало проясняться, пока ещё не растеряв светло-серые и слегка сизые, лёгкие изумрудные оттенки, окутывающие его невесомой пеленой.

Опомнившись, юноша опустил взгляд, продолжая поднимать раскатившиеся по полу фрукты. Девушка стала поспешно укладывать их на край прилавка, откуда они, как заговорённые, скатывались, вновь падая под ноги.

Разобравшись с покупкой, девушка отдала несколько монет, собираясь уходить, но женщина за прилавком остановила её.

– Здесь не хватает.

– Но ведь раньше… – развернувшись, начала девушка, но, обречённо вздохнув и дёрнув плечами, прервала речь, уже собираясь выложить немного фруктов, когда юноша протянул женщине несколько монет.

«Сегодня явно не её день», – подумал он, мягко улыбаясь и смотря на незнакомку.

Когда они отошли от торговой палатки, девушка поблагодарила юношу, собираясь как можно быстрее вернуть ему деньги, ну а он, в свою очередь, поспешил заверить, что это вовсе ни к чему и что ему было приятно ей помочь.

Они продолжали о чём-то говорить, медленно уходя от суматохи ярмарки, когда к девушке подошёл коренастый и грузный мужчина.

– Дамочка, пройдёмте с нами. – Его глухой и грубый голос прозвучал резко и сухо.

Рядом с девушкой стоял мускулистый мужчина среднего роста в форме с вышитым гербом королевства, над которым был вышит символ, обозначающий некое покровительство других – которые, захватывая так многие королевства, лишь высасывали из них природные богатства, навязывая свою идеологию, уничтожая их и не давая им развиваться. И настолько сильно было это угнетение, что уже обнищавшему королевству тяжело было бороться с ним.

– Но я заплатила… – девушка уже было начала объяснять, но мужчина, не желая и слушать, схватил её за локоть, потянув за собой.

– Какие-то вопросы? – Юноша перехватил руку весьма подозрительного хранителя порядка и прямо посмотрел ему в глаза. Пустые, они не выражали ничего, кроме раздражённости и спешки. Так и хотелось поскорее отвести от них взгляд.

– Да, – с вызовом ответил уже другой, хриплый и низкий, голос, раздавшийся со спины юноши. Кто-то сильно сжал его плечо, не давая даже развернуться.

Воцарилась непродолжительная пауза, которой без промедлений и решил воспользоваться юноша, резко отведя назад свободную руку и давая локтем прямо под дых стоявшему позади мужчине. Тот, скорчившись, ослабил хватку.

– Ты!.. – Отпустив девушку, первый мужчина пошёл на юношу, который, увернувшись от удара, дал ответный, тем самым ненадолго обезвредив его.

– Скорее! Бежим! – Он взял ошарашенную девушку за кисть, и они поспешили удалиться.

Вокруг уже собралась небольшая толпа, будто гулом перетекая от торговых палаток.

– Держи! Уходят! – раздался приглушённый и шипящий выкрик одного из мужчин.

* * *

От быстрого бега и прохладного ветра пересохло в горле.

Светло-серые облака, затянувшие голубые разводы небесной дали, лишь изредка пропускали едва ощутимые лучики солнца. На улицах было немноголюдно и тихо. Поэтому беглецы с лёгкостью выдавали себя учащённым стуком каблуков. И только эхо запутывало их звуки в лабиринте улиц.

Юноша остановился, прижавшись спиной к холодному камню стены одного из домов. Такие сооружения теперь служили либо торговыми домами, либо пристанищами для странников, забредших в этот некогда славный городок. Люди теперь селились в крохотных, тонких, как картонка, продуваемых всеми ветрами, сырых домиках, стараясь на каждом свободном клочке земли наладить своё, пускай и скудное, хозяйство, чтобы обеспечить семью собственным пропитанием.

Он старался как можно тише дышать, прислушиваясь к шагам преследователей, но слышал только своё сердце.

– Кто это такие? Почему они за нами гонятся?! – возмущалась запыхавшаяся девушка, повернувшись к юноше, который, не оборачиваясь, только поднёс указательный палец к губам, призывая говорить немного тише.

– А кто вы такой? Почему я должна убегать?! Чего они хотели? – ещё больше разгорячилась девушка, говоря только громче.

– Где-то там! – послышался озлобленный голос одного из преследователей, за которым последовал гул быстрых шагов, переходящих на полубег.

– И вооб… – продолжила девушка, но юноша, не теряя времени, закрыл ей рот рукой, другой обхватил её за плечи, быстро начав движение, пытаясь продвигать упиравшуюся и вырывавшуюся девушку как можно быстрее.

Так они успели только перебежать улицу, когда всё громче послышались приближающиеся шаги.

Воспользовавшись секундной заминкой и оторопелостью юноши, девушка вырвалась и без оглядки рванула в тень улиц.

– Стой! – прошептал он, помчавшись за ней.

– Да где же ты?.. – остановился юноша, высматривая скрывшуюся за одним из поворотов девушку и прислушиваясь к шагам преследователей.

Вскоре он метнулся туда, где девушка уже вовсю барабанила по первой попавшейся двери. Казалось, что от сильного испуга ей было тяжело даже кричать, просить о помощи. Но вскоре на пороге появилась женщина, и недавние знакомые вбежали в дом, поспешив запереть дверь.

В доме пахло чистотой и парным молоком, а перед ними стояла худощавая молодая женщина с серым и уставшим лицом, с покрасневшими от недосыпа глазами. Её редкие и тонкие серо-русые волосы были наспех заплетены в длинную косу. От неожиданности она не могла ни вымолвить ни слова, ни прогнать непрошеных гостей. Равно как и девушка просто смотрела на хозяйку, умоляя укрыться в её доме.

Немой разговор прервали оглушительные удары о дверь. Юноша схватил свою недавнюю знакомую за руку и рванул в одну из комнат, плотно прикрыв дверь.

– Что тут происходит?! – раздался мужской голос, и вскоре кто-то грузный быстро спустился в коридор, открывая входную дверь.

– Что вам надо? – резко и без лишних фамильярностей отрезал всё тот же голос.

– К вам сейчас никто не заходил? – послышался один из уже знакомых грубых голосов.

– Нет. Поищите в другом месте! – Видимо, мужчина собирался захлопнуть дверь, но двое, находящиеся за порогом, придержали её.

– Вы, кажется, не поняли. Нам очень нужно, чтобы вы ответили: заходил ли кто-то к вам сейчас или нет?

Юноша на всякий случай схватил первый попавшийся тяжёлый предмет, которым оказалась глиняная ваза с небольшим сколом на самой кромке горлышка, и встал боком к двери.

Помещение, в котором они оказались, было небольшим, но довольно уютным, с одним окном, расположенным на противоположной стороне от двери. По левой от входа в комнату стене стояли старые, местами потрескавшиеся и обтёсанные комоды, а по другой – пара детских, таких же потрёпанных деревянных кроваток, в которых мирно спали малыши, завёрнутые в тонкую, местами прохудившуюся от частых стирок ткань.

– Приятно познакомиться, Каэл! – вполне серьёзно, но с нотками лёгкого задора, подменявшего сейчас такую же лёгкую панику, прошептал юноша, протягивая девушке свободную руку.

Недавняя знакомая пристально посмотрела на него. Её волосы уже давно выбились из аккуратно и изящно сплетённой причёски, и сейчас, почти распущенные, они спадали до самой талии, переливаясь под хрупким светом дня, который попадал сюда сквозь плотные тёмно-серые с выцветшим сливовым отливом шторы, едва прикрывающие окно. Но казалось, что так ей идёт даже больше.

Недолго думая, девушка вручила недоумевающему юноше корзинку с покупками, которую до сих пор держала в руках, и решительно поспешила к окну.

– Я непонятно изъясняюсь? – донёсся раздражённый голос мужчины, сдерживающего незваных гостей.

– Да куда же ты?! – Каэл поспешил остановить девушку, открывающую окно, чтобы сбежать. Но она сама вскоре остановилась, ведь оно выходило на ту же сторону, что и входная дверь, на пороге которой сейчас разворачивался более чем эмоциональный диалог.

– Послушай, всё… Всё наладится… – Юноша попытался успокоить девушку, с надеждой и горечью смотря ей в глаза.

Но казалось, что эта надежда, вера и почти что уверенность в завтрашнем дне касались только будущего девушки, а горечь, тревога и трудноуловимая печаль во взгляде юноши относились к его собственному будущему.

Но кто он? Почему помогает ей сейчас? Что у него случилось? И почему вообще за ними гонятся? Может, гонятся только за ней? Девушка окончательно запуталась. Отведя взгляд, она тяжело вздохнула.

Её мысли прервал плач одного из малышей, который тут же подхватил его братик или сестричка.

– Как вы смеете врываться в мой дом?! Вы! Вы разбудили моих детей! Убирайтесь отсюда! Сейчас же! И никогда больше не попадайтесь мне на глаза! – заорал хозяин дома, и его голос громом пролетел по тихим улочкам городка.

С грохотом захлопнулась дверь, от чего холодок пробежался даже по тонким стенам дома. Послышались приближающиеся твёрдые и глухие шаги. Дверь резко распахнулась, не успев и скрипнуть. На пороге стоял плотный и коренастый мужчина с взъерошенными бакенбардами, лёгкой щетиной и залысиной на затылке.

Казалось, не прошло и секунды, как он ринулся обратно.

– Стойте! Стойте! Они здесь! Сюда! – завопил он.

– А вот теперь бежим! – смотря на окно, юноша обратился к девушке. Обернувшись, он едва улыбнулся, видимо, намереваясь этим жестом внушить им обоим спокойствие и уверенность.

Когда в комнату вломились двое мужчин, из распахнутого настежь окна дул прохладный летний ветерок, наполняющий комнату сладкими ароматами салатовой листвы и лазурного моря. Где-то вдали кричали чайки, а разгорячённые лучики солнца ненадолго смогли пробиться сквозь пепельную дымку временами пасмурного дня, кое-где проясняя светлую лазурь небосклона. А на полу у одной из детских кроваток, к которым уже подбежала испуганная мать, лежала плетёная корзинка, которую только недавно девушка передала своему уже знакомому незнакомцу.

* * *

От быстрого бега закладывало уши, но сбавлять темп было недопустимо. Они бежали к окраине городка.

– Ай! – Девушка резко отпустила руку.

Стук сердца отдавался в ушах, а глаза будто бы заволокла та же пелена, что окутывала сейчас вновь посеревшее небо. Кажется, стал накрапывать редкий дождик.

Юноша незамедлительно обернулся и тут же подхватил подвернувшую ногу девушку. Он обеспокоенно посмотрел ей в глаза, а она, отвечая ошарашенным и испуганным взглядом, покачала головой. Затем девушка попыталась самостоятельно продолжить движение, но теперь каждый шаг отдавался резкой болью.

– Скорее! Они не могли далеко уйти! – эхом донеслись раздражённые выкрики. А через несколько мгновений уже где-то поблизости послышался ускоряющийся стук каблуков.

Девушка испуганно посмотрела на ногу, потом на юношу. Тогда, не медля, он подхватил её на руки и вновь поспешил вперёд.

Через некоторое время он почувствовал, что силы уже на исходе. С каждым новым ударом сердца перед глазами всё темнело и расплывалось. Юноша уже давно не знал, куда бежит, и единственное, что он смог разглядеть, – какой-то силуэт вдали. Это было похоже то ли на повозку, то ли на непонятное сооружение. Но сейчас это не имело особого значения. Единственное, на что он надеялся, – лишь бы это не был пункт пограничной охраны.

Хорошо, что теперь дорога шла под горку, но от этого ноги юноши подкашивались только сильнее.

Вскоре силуэты стали проясняться, и оказалось, что перед ними стоял фургончик бродячих артистов. Юноша не верил своим глазам, ведь это был их шанс на спасение. И, скорее всего, единственный. Однако хозяева этого маленького домика на колёсах с большой долей вероятности могли не принять их, так как живут в основном обособленно, не очень чествуя гостей из «внешнего» мира.

– Что с вами?! – К ним подбежал светловолосый парень выше среднего роста, взволнованно и настороженно смотря вдаль, словно выискивая и одновременно опасаясь преследователей.

Но объяснять не было ни времени, ни сил – на что, как показалось, и не рассчитывал артист. Он только едва уловимым движением головы пригласил проследовать за ним, поспешив к фургону.

* * *

Послышался приглушённый женский смех и последовавший за ним тихий неразборчивый разговор.

Каэл открыл глаза. Он лежал на чём-то мягком, приятно пахнущем пылью, без ноток затхлости и прелости. Казалось, весь воздух в фургончике был пропитан лёгкой затхлостью старых вещей, отчего становился немного сладким. В помещение проникал нежный и мягкий свет уже давно отгоревшего заката, оставившего после себя на ещё голубом у самого края обозримых просторов земли небе лишь розоватые и золотистые разводы, скрывавшиеся за светлой дымкой плывущих куда-то облаков, которые таяли и непрерывно сменяли друг друга. Они, словно паруса, то раздувались, то уплотнялись, каждую секунду находясь в движении – пускай и неуловимом для случайного взгляда, но постоянном. И вот уже через некоторое время этот взгляд не заметит их на необъятном просторе небосклона. Не увидит их, скрывшихся за горизонтом.

В распахнутую дверь подул лёгкий вечерний ветерок, наполнивший помещение свежестью и прохладой, донеся и шелест травы, и стрекот сверчков, который заглушал всё вокруг. Он то нарастал, то чуть затихал, звеня повсюду в преддверии ранней ночи. Юноша поёжился от прохладного прикосновения ветерка, лишь немного развеявшего духоту помещения. Каэл даже не помнил, как ближе познакомился с их спасителями и как оказался здесь, на чём-то мягком и приятно пахнущем пылью. Он просто незаметно прилёг, то ли заснув от поглотившей усталости, то ли потеряв сознание.

Когда юноша вновь открыл глаза, сердце бешено колотилось от воспоминаний о произошедшем, точнее, от попыток его осознания, а ещё от суматошных мыслей о будущем.

Беседа за стенами фургончика продолжалась, и юноша невольно прислушался.

– Так как тебя зовут? – раздался приятный, какой-то бархатистый мужской голос.

Наступила пауза, которую не смогли заполнить даже трели сверчков.

– Селина, – прозвучал мелодичный и звонкий голосок.

Девушка стояла, прижавшись спиной к стене фургончика, задрав голову наверх. Небо уже прояснилось, и в тёмно-синей дали зажглись первые звёзды. Селина закрыла глаза и глубоко вдохнула сладкий и одновременно терпкий от ароматов луговых трав воздух. Они остановились на широком поле неподалёку от кромки леса.

Юноша, стоявший рядом, задержал на ней взгляд, вскоре, прищурившись, переведя его куда-то за горизонт. Он был крупноватого и коренастого телосложения, с мягкими чертами лица и пшеничными волосами, переливающимися синеватыми оттенками под светом уже ночного неба.

Казалось, смолкло всё, кроме звона голоса девушки и учащённого стука сердца Каэла. «Селина», – повторил он про себя.

– Как же вы живёте, постоянно передвигаясь с одного места на другое, не задерживаясь подолгу ни на одном из них, не имея дома? Это же невыносимо!.. – девушка обратилась к молодому человеку, в негодовании дёрнув плечами и переведя взгляд на казавшуюся шёлковой тёмно-салатовую, местами изумрудную траву, волнами стелящуюся под дуновениями ветерка.

– Знаешь, когда мне не хватает дома, чего-то постоянного и нерушимого, чего-то что всегда будет рядом, чего-то родного, я всегда поднимаю глаза, – через непродолжительную паузу ответил юноша, поднимая голову к звёздам, приумножившимся за это время. – Небо-то везде одно… – промолвил он тихо, снова прищуриваясь, вглядываясь в созвездия, в мерцание тишины глубокой ночи. – По крайней мере, так кажется днём, – улыбнулся юноша, вновь поворачиваясь и задерживая взгляд на девушке.

– Упала! – неожиданно дёрнулся он, указывая куда-то в трудноопределимую точку на небосклоне позади девушки и прерывая тем самым хрупкую тишину.

Селина улыбнулась и посмотрела на юношу, который тут же обернулся, почувствовав прикосновение её взгляда.

Наступила пауза, в которую сердце Каэла забилось чаще прежнего. Юношу охватило пока непонятное и еле уловимое чувство тревоги. Казалось, что для него за эти считаные секунды прошли целые часы, которые тянулись невыносимо долго.

Стало душно, и он присел. Кто-то дёрнулся рядом. Юноша оглянулся. Оказалось, что помимо него в фургончике дремали ещё трое артистов, которых до сих пор он не замечал. То ли они спали настолько бесшумно, то ли стрекот сверчков заглушил все остальные звуки. Но только разговор двоих за стенами фургончика он, то ли к счастью, то ли к сожалению, заглушить не мог. По крайней мере, для Каэла.

– А парень… – молодой человек прервал тишину, снова прищуриваясь, переводя взгляд. – Разве ты с ним давно знакома? – смотря на небо, как бы между прочим спросил он.

Селина уже с нотками недоверия посмотрела на юношу, но всё же, выждав несколько мгновений, ответила:

– Ну… Скоро будет уже целый день.

Теперь натянуто улыбнулась она, переводя взгляд на небо. Но сейчас она смотрела в эту даль куда более отстранённо, чем это делала ещё пару минут назад.

– Значит, случайные знакомые… – выдохнул собеседник, опуская взгляд и смотря теперь почти себе под ноги. Он явно о чём-то думал.

– А почему вы спрашиваете? – насторожилась девушка, косо поглядывая на юношу, который тотчас же сменил выражение лица и улыбнулся ей.

– Просто… Любопытство. – Как-то слишком просто прозвучали эти слова, будто отозвавшийся юноша лишь делал вид, что не придаёт им, а вместе и своему вопросу никакого значения.

Селина отвела взгляд куда-то в сторону.

– Уже поздно. Завтра предстоит нелёгкий день. – Юноша ещё раз улыбнулся и под предлогом произнесённых слов поспешил оставить девушку наедине с её мыслями, а ещё – с мягкими порывами прохладного ветерка, шелестом травы и мерцанием холодных звёзд в глубокой, заметно потемневшей дали.

В его улыбке было что-то странное, искусственное и натянутое, наряду с казавшейся искренностью и каким-то едва уловимым и тщательно скрываемым волнением.

Девушка думала о произошедшем, вспоминала… Она никак не могла понять, что произошло, а главное – почему.

– Отправляемся! – скомандовал звучный голос.

Сколько она так стояла? Может, минуту, а может, гораздо дольше, но вскоре послышалось ржание лошадей, и фургончик тронулся с места, непривычно и убаюкивающе застучав деревянными колёсами.

* * *

Всю ночь Каэл не мог уснуть. Сердце продолжало бешено колотиться, а мысли смешались в единый клубок, распутать который юноше пока не удавалось. И только когда первые лучики солнца показались из-за горизонта, освещая остывшую после ночи землю и разгоняя сырость тумана, укрывавшего её одеялом влаги и ночной прохлады, ему удалось задремать.

Через крохотное окошко, выбитое прямо в двери, проникал полупрозрачный свет юного и ясного утра. Такого светлого, которого уже давно не наставало и по которому все так соскучились этим летом.

Селина недавно проснулась и теперь встревоженно смотрела на Каэла. Он не поднимался уже с того момента, как они сели в фургон. Девушка невольно стала разглядывать морщинки на его лице, более глубокие из которых шли от уголков глаз и губ, видимо, появляясь, когда он смеялся. Лёгкая улыбка застыла и на её лице, а глаза засияли хрустальными лучиками рассвета.

Его приятные черты лица с в меру выраженными скулами оттеняли тёмные пряди взъерошенных волос, а на щеках багровел румянец. Улыбка сошла с лица девушки, делая его выражение серьёзным и взволнованным. Она аккуратно поднесла руку ко лбу юноши, заботливо дотрагиваясь ладонью.

* * *

В расплывчатом светлом тумане сна виднеется образ матери, которая с тревогой смотрит на сына. Она протягивает свою тёплую руку, касаясь его лба. И в это же мгновение её ладонь кажется ледяной, а прикосновение – настолько ясным и чувствующимся кожей, каким может быть только наяву. И вот женщина уже нежно улыбается, всё отдаляясь от юноши. Рядом с ней, из той же пелены, появляется мужчина, её муж и отец их сына. Он приобнимает её за плечи так же ласково, не отрывая взгляда от юноши. Они словно растворяются во влаге облака. Белоснежного облака.