Текст книги "Кари, ученик художника"

3. СОЛНЕЧНЫЙ КОТ

Когда Тути входил в комнату, ему казалось, что вся эта стена уже готова, расписана, но теперь, вглядевшись, он убеждается, что ошибся.

На стене должно быть три ряда изображений, закончены же два с половиной, а дальше сделаны только контуры фигур и покрыт желтой краской фон. Кари как раз и показывает на середину нижнего ряда. Что же тут такое?

Ярко-рыжий пушистый кот держит в лапке нож и этим ножом отрезает голову большого змея с черной спиной и белым брюхом. Вся картина сделана очень хорошо. Кот явно разгневан, так и кажется, что он сердито фыркает и громко мяучит. Да это и неудивительно – борьба была, несомненно, очень упорной и опасной: змей огромный, длинный, он все еще извивается, хотя его голова наполовину отрезана и из раны льется кровь.

– А это что такое? Почему кот убил змея? – спрашивает Тути.

– Это не простой кот, это же Солнечный кот! – Кари удивлен. – Разве ты не знаешь сказания о борьбе бога Ра и змея?

– Знаю, но только про кота там ничего нет!

– Нет, есть одно сказание и про кота! А ты, наверное, знаешь только про то, как бог Ра борется со змеем Апопом? Про то, как Апоп пробует мешать солнцу спокойно плыть на утренней ладье по небу с востока на запад и на вечерней, под землей, с запада на восток? Знаешь, что каждую ночь под землей происходит сраженье солнца с этим змеем и что, победив его, Ра утром восходит на восточном краю неба, выплывая из подземного мира? А раньше, давно-давно, так давно, что никто даже не помнит, когда это было, у Ра были и другие враги-змеи, и ему приходилось бороться с ними то тут, то там, причем солнце принимало разный вид – то оно летело на змея огромным соколом с радужными крыльями, то появлялось в виде могучего воина с головой сокола. А один раз Ра превратился в страшного, свирепого огненно-рыжего кота, вот такого, как я его здесь нарисовал. На этот раз бой шел за древний город Ону, который змей хотел захватить себе. Но Солнечный кот и на этот раз оказался сильнее и, победив змея под священным деревом – большой сикоморой, отрубил ему голову! Говорят, эту сикомору и до сих пор показывают в Ону! Вот бы посмотреть ее, а?

– Да, это было бы интересно! – соглашается Тути. – Откуда ты все это знаешь?

– А нам надо хорошо знать все сказания о богах, иначе как же мы сможем рисовать их?

– Да, это правильно. Кари, неужели этого кота ты нарисовал сам?

– Сам, все сам – и кота, и змея, и сикомору. Я старался сделать шерсть кота яркой и золотистой, чтобы она напоминала солнечные лучи, а для листьев дерева долго искал такой оттенок зеленого цвета, какой действительно бывает у сикоморы. Конечно, я не выдумал всю эту картину, – у меня был образец, вот, смотри!

Кари берет со стола деревянную дощечку. Она разлинована в клетку, и на ней нарисован штрихом кот.

– Дело в том, что когда пишут росписи в гробнице или в храме, то ничего почти нельзя придумывать самому, – говорит Кари и слегка вздыхает. – Ведь здесь все взято из священных рукописей, не только молитвы, но и картинки тоже. Мы должны рисовать именно то, что полагается изобразить около записи такой-то молитвы или слов похоронного обряда… Вот видишь, здесь нарисован жрец, который несет ногу теленка, а рядом написаны те слова, которые говорят, когда приносят дары умершим. Вот Инхерхаа поклоняется богам подземного мира… И для всех этих картинок есть образцы, по которым их надо делать.

– А кто нарисовал образцы и откуда вы их взяли? – спрашивает Тути. Он присел на корточки около столика и рассматривает другие дощечки, которые ему дает по очереди Кари.

– Мой учитель давно еще срисовал их, когда учился в Доме жизни,[6]6
  Дом жизни – высшее училище писцов, художников, жрецов.


[Закрыть] – отвечает Кари. – Ты знаешь, что это такое – Дом жизни?

– Знаю, конечно. Там хранятся древние рукописи, там их переписывают: там юноши, которые хотят стать учеными писцами, учатся после школы, – отвечает Тути.

– Не только учеными писцами, некоторые учатся рисовать и становятся мастерами-художниками, – добавляет Кари. – Вот и мой учитель Хеви не простой живописец, а ученый художник. Вот потому он хорошо знает, что, где и как надо рисовать. Хеви у нас в поселке лучший художник. Без такого главного художника не начнут расписывать ни одной гробницы. Вот позовут, например, Хеви, он и выбирает, какие взять надписи и рисунки, показывает, где их расположить на стенах. Ведь гробницы бывают разных размеров, стены могут быть и больше и меньше, значит, можно сделать больше или меньше рисунков. Иногда, в маленькой гробнице, приходится выбирать только самые главные молитвы и самые нужные рисунки.

– Но рисует твой учитель, наверное, не все сам?

– Нет, не все. Ему всего и не успеть! Гробниц, которые расписаны им самим с начала до конца, здесь у нас в поселке очень мало. Вот и теперь ему иногда помогает живописец Амонмес да еще я. А обычно Хеви либо рисует контуры главных фигур, либо, как я уже сказал, составляет общий план росписи гробницы. Ему ведь приходится работать в разных местах – и в царских гробницах, и в храмах. Его даже посылают по приказу фараона в другие города.

– Значит, его знает сам фараон? – В голосе Тути слышится явное уважение к такой славе художника.

– Да, знает и даже наградил его золотым ожерельем.

– И он всегда носит это ожерелье?

– Нет, только в самые большие праздники, когда ему приходится бывать в Городе. А так Хеви не любит роскоши и живет очень просто.

– А кто же выполняет росписи в тех гробницах, где Хеви только намечает, что надо изобразить?

– Другие живописцы, – отвечает Кари. – Но Хеви талантливее всех. Он самый замечательный, самый интересный художник!

«Кари, видимо, очень любит своего учителя», – думает Тути.

– А как работают живописцы по указаниям Хеви? – спрашивает Тути.

– Обычно пользуются образцами, которые дает главный художник. Вот я тебе показывал дощечку с рисунком кота и змея – таких дощечек с рисунками у главных художников очень много. Вот, смотри!

Кари берет стоящую рядом с ним на полу корзинку с крышкой и открывает ее. Там, бережно переложенные кусками чистых тряпок, лежат дощечки. Кари осторожно вынимает несколько штук и начинает их показывать.

– Вот цапля с хохолком, ее надо раскрашивать голубой и белой красками. А вот сокол. Видишь, какой у него крупный клюв? А вот бог Осирис на троне, совсем как фараон.

Некоторые рисунки раскрашены, у других только нарисованы контуры, но на всех дощечках непременно налинованы клетки. И Тути спрашивает:

– Зачем везде клетки?

– А это, чтобы наши рисунки получились совсем похожими на образцы, – отвечает Кари и, видя по лицу Тути, что тот не понял, объясняет: – Ведь на стене все рисунки должны быть гораздо крупнее, чем на образцах! Так вот, чтобы не ошибиться при увеличении и сделать совершенно точную копию, мы делаем так: сначала всю стену делим на клетки, только большие…

– Как – всю стену? – перебивает Тути. – Ведь это же страшно долго и, наверное, скучно?

Кари улыбается:

– Нет, совсем уж не так долго. Видишь, вон там в углу лежит веревка, вся выпачканная красной краской?

– Ну, вижу. Только при чем тут эта веревка? Я же спрашиваю, долго ли вы делаете клетки?

– А при том, что мы этой самой веревкой и делаем клетки на стенах! Сначала рассчитываем, где пройдут поперечные и продольные линии, и ставим на краях стен в этих местах точки. Потом обмакиваем длинную веревку в красную краску и, натянув как можно туже, щелкаем веревкой по стене. На ней и получается красная линия. И так по всей стене, все линии – вдоль и поперек. А потом, когда художник начинает рисовать, то он смотрит на образец и считает, сколько там клеток приходится на всю человеческую фигуру, сколько на ногу, на голову, и на таком же количестве клеток намечает контур фигуры на стене. Понял?

– Понял, конечно, чего же тут не понять! – отвечает Тути.

– Ну, а если понял, то вот и помоги мне сделать такие клетки на этих двух стенах! Ты ведь обещал помочь выполнить задание Хеви, а учитель велел мне сделать это!

Тути никак не ожидал этого и немного растерялся.

– А я справлюсь? – спрашивает он.

– Ну конечно, справишься! – весело говорит Кари. – Это совсем не трудно, тем более что я вчера все уже рассчитал и поставил точки, так что нам с тобой надо только провести линии.

Кари быстро устанавливает по краям стены небольшие приставные лесенки и вытаскивает на середину комнаты глиняный горшок с красной краской. Вот веревка уже опущена в краску, вот Кари вынимает ее, дает один конец Тути.

– Держи крепко и осторожно поднимайся по лестнице! Смотри, чтобы веревка пока не коснулась стены!

Тути старается сделать все так, как говорит Кари. Вот он, как и Кари, забирается уже на верхнюю ступеньку своей лесенки.

– Ну, видишь там, наверху, точку? Прижми к ней конец веревки и держи крепко-крепко, а я буду натягивать веревку и потом щелкну ею по стене! Ну, держишь?

– Держу!

– И я держу! Раз!..

Кари ловко отводит пальцем натянутую веревку и быстро отпускает палец, так что веревка щелкает по стене.

На белом фоне теперь отчетливо видна тонкая красная полоска.

– Хорошо! – говорит Кари. – А теперь то же самое сделаем ниже… Нашел следующую точку? Прижал конец веревки? Опять держи крепче, я натягиваю!

Тути уже перестает смущаться и ловко помогает Кари. Еще полоска, еще… Изредка Кари слезает вниз, снова намачивает веревку, и мальчики дружно продолжают работу.

Вскоре стена уже вся покрывается горизонтальными полосами.

– Теперь надо делать поперечные полосы, – говорит Кари. – Я думаю, тебе лучше полезть наверх, а я буду внизу натягивать веревку.

Тути снова поднимается на самый верх своей лесенки. Теперь веревка натягивается уже не вдоль стены, а от потолка до пола, и на стене появляются четкие ряды клеток. Кари хорошо расставил точки – клетки все одинаковые, квадратные, ровные.

Тути с удовольствием помогает товарищу, и мальчики вскоре заканчивают и вторую стену. Пока Кари складывает в углу лесенки, веревку и горшок с краской, Тути стоит посередине комнаты и любуется клетками.

– Послушай, Кари, – говорит он, – а ведь срисовывать с образцов по клеткам, наверное, не так уж трудно, а?

– Ну, как тебе сказать, – улыбается Кари. – Надо рисовать очень точно, линия должна быть ровная, четкая. Приходится очень долго упражняться, пока этого добьешься. Вот, смотри!

Кари берет другую корзинку. В ней лежат черепки битой глиняной посуды и небольшие, но все почему-то плоские куски известняка. Оказывается, и на этих камнях, и на гладкой стороне черепков – везде рисунки. Кари вынимает один черепок и протягивает его мальчику.

На черепке – профиль мужской головы в царской короне. Одной четкой линией сделан низкий лоб, большой орлиный нос, крепко сжатые губы, крутой подбородок. Так же четко сделаны глаз, бровь, головной убор. Весь рисунок выполнен черным цветом. Но кое-где видны красные штрихи, и Кари именно на них показывает концом кисточки.

– Эту голову фараона нарисовал я, а красные линии – поправки учителя. Лоб надо было сделать немного прямее, бровь круче и дальше проложить ее к виску, ровнее сделать вот этот бок короны…

– Значит, Хеви поправляет твои рисунки так, как в школе учителя поправляют наши рукописи? – говорит Тути.

– Да, совсем так же, – соглашается Кари.

– А тебе не скучно учиться? Тебе действительно хочется стать художником? – спрашивает Тути.

Кари перестает перебирать черепки и оборачивается.

– Очень хочется, очень! – горячо говорит он. – Я всегда мечтал об этом и так рад, что Хеви заметил, как я рисовал для отца разные образцы, и взял меня к себе в ученики. – Кари думает минуту и продолжает: – А насчет того, скучно ли учиться, – нет, наоборот, учиться очень интересно, особенно у такого человека, как Хеви. Он так все хорошо показывает, объясняет… А вот другое действительно скучно – скучно рисовать все одно и то же, да к тому же с образцов, а не то, что хочется рисовать самому!

– А что тебе хотелось бы нарисовать? – с любопытством спрашивает Тути.

– Новое, такое, чего еще никто не рисовал, такое, чего нет в образцах, что я сам замечаю! Нарисовать то, что я вижу интересное, красивое, необыкновенное, вот что! А здесь, в гробницах, это можно сделать очень редко. Вот, смотри!

Кари схватывает Тути за руку и тянет его к той стене, которую они рассматривали раньше. Здесь он останавливается около левого края стены и говорит:

– Видишь, как будто самая обыкновенная картина, обязательная для каждой гробницы, – люди приносят подарки умершим родителям. Ты, наверное, видел много раз такие изображения в гробницах, правда? А посмотри внимательно. Видишь – около Инхерхаа и его жены – их внуки? Скажи, ты когда-нибудь видел, чтобы в гробницах так живо были нарисованы дети?

– Нет, никогда не видел, – говорит Тути, – а ведь это очень хорошо сделано! Особенно мне нравятся маленькие ребята – совсем как живые! Они точно разговаривают с дедом! А почему же здесь так необычно изобразили детей? Это что, Хеви так придумал?

– Да. Инхерхаа очень любит своих внуков, и, когда Хеви предложил ему сделать вот такую живую группу и показал черновой набросок, Инхерхаа сразу же согласился. Он ведь сам зодчий и умеет оценить художественное произведение…

– Ах, Кари, а я ведь сразу и не разглядел, как хороша эта птичка в руках у девочки! – неожиданно перебивает Тути, внимательно рассматривавший роспись.

Кари улыбается.

– Тебе нравится? А ведь это я ее написал! – говорит Кари, довольный похвалой.

Тути никак не ожидал такого ответа.

– Какой же ты молодец, Кари! – говорит он. – Как же это ты сумел так нарисовать птичку?

– Как? А я и сам не знаю. Я просто всегда стараюсь запомнить, как ходят или играют животные, запомнить движения людей или необычные фигуры, а потом рисую их для себя. Вот в этой корзинке у меня сложены именно такие рисунки – для себя самого. Вот, смотри!

Кари достает еще одну корзинку и, порывшись в ней, протягивает глиняный черепок. На нем – великолепный рисунок лошади, роющей землю копытом.

– Здорово! – восхищается Тути.

– А это? – Кари дает еще черепок, на нем опять лошадь, совсем как живая – она точно остановилась на миг на всем скаку и, стоя на трех ногах, задней ногой чешет морду. Все полно движения, все сделано с настоящим мастерством – и летящий по воздуху хвост лошади, и красивый изгиб ее спины, и поворот головы, и тонкие ноги.

– А вот теленок. Видишь, как он повернул голову назад? Это он смотрит, где его мать… А вот кошка ест рыбу… Вот котенок!

Один рисунок лучше другого, и Тути продолжает восхищаться талантом Кари.

– Котенок-то как живой, смотрит вверх и лапку кому-то протягивает! А кошка так и впилась зубами в рыбу! Ты замечательно рисуешь, Кари, ты просто настоящий художник, тебе и учиться больше не надо!

– Ну, до настоящего художника мне еще очень далеко, – отрицательно качает головой Кари. – Наоборот, мне как раз еще надо много учиться. Я еще часто делаю ошибки, вообще еще мало знаю… Вот видел бы ты замечательные росписи в гробнице скульптора Ипи! Он жил больше ста лет тому назад, но эти росписи и сегодня выглядят так, точно их только что сделали. Эта гробница большая, там можно было изобразить разные сцены и из жизни Ипи. Вот где много интересного и необычного! Например, как показаны работы в мастерской, когда под руководством Ипи изготовлялась обстановка для одного храма: несколько столяров делают большой резной балдахин; все работают, а один лентяй взял да и улегся спать. Надсмотрщик бранится, другой столяр пробует растолкать лентяя, а тот все спит. Ты бы видел, до чего это здорово сделано, просто замечательно!

– А ты покажешь мне сегодня эти росписи? – спрашивает Тути.

Но Кари отрицательно качает головой:

– Сегодня нельзя, мы не успеем, ведь тебе надо еще засветло вернуться домой, а ты лучше приходи к нам еще, хорошо? Тогда я покажу тебе все свои другие рисунки и росписи в гробнице Ипи, и еще много интересного, – обещает Кари.

Тути очень не хочется уходить, не посмотрев всего, о чем рассказывает его товарищ, но он понимает, что Кари прав – пора домой.

Мальчики направляются к выходу. На дворе их сразу охватывает зной, глаза невольно жмурятся от яркого света, тяжелее становится дышать. По-прежнему ни ветерка, ни облачка. Вот они снова на тропинке. Начинается обратная дорога.

4. УЧЕНИЦЫ СТАРОГО АРФИСТА. В СВЯТИЛИЩЕ

К удивлению Тути, Кари, выйдя из двора, поворачивает не направо, откуда они пришли сюда, а налево.

– Куда же ты? – спрашивает Тути. – Ведь нам надо обратно, сюда!

– Нет, так короче, – отвечает Кари и, показывая вниз на поселок, добавляет: – Видишь, мы ведь находимся почти у южного конца поселка? Пока мы шли до гробницы Инхерхаа, мы прошли чуть не вдоль всего поселения. Значит, теперь нам ближе обойти его здесь, чем идти обратно опять вдоль поселка и огибать его с севера. Да и отсюда тебе до твоего дома будет ближе. Ты, пока плутал утром, зашел очень далеко в сторону, а отсюда можно пройти гораздо короче.

Тути смотрит вниз на поселок, потом кругом на горы, на солнце, мысленно прослеживает направление к дому и соглашается – Кари прав.

Мальчики некоторое время идут молча, потом Тути, взглянув еще раз вниз на поселок и перебирая в памяти все события этого необыкновенного дня, вспоминает о Панебе и о том, что он еще не спросил о нем Кари. Вот сейчас, кажется, самое удобное время узнать что-нибудь об этом человеке, которого следует почему-то опасаться, – кругом нет никого, одни скалы.

– Скажи, Кари, а кто такой Панеб, о котором тебе говорила твоя мать? Почему он у вас всех обижает?

– Панеб – начальник одного из отрядов работников нашего поселка, – отвечает Кари. – У нас все работники царского кладбища разделены на два отряда. Начальник другого отряда – зодчий Инхерхаа, человек как человек, тоже не очень-то добрый, но все-таки с ним жить можно. Ну, а Панеб – такого зверя никогда еще у нас не было! Он и начальником-то стал незаконно… Ну, да об этом я тебе когда-нибудь потом расскажу, – неожиданно сам себя перебивает Кари.

Тути понимает, что Кари сейчас не хочет больше говорить про Панеба, и решает не спрашивать его.

Мальчики огибают поселок, вот они уже идут вдоль его противоположной стороны.

Здесь легче дышать – скалы местами защищают от солнечных лучей. Тропинка идет немного ниже, еще ниже. Внезапно до слуха мальчиков доносятся звуки музыки и пение. Тути вопросительно смотрит на Кари, но тот продолжает путь, ничему не удивляясь, и Тути не задает вопросов.

Музыка и пение слышатся все отчетливее, можно уже различить высокий, тонкий голосок и низкий мужской голос. Еще ближе. Кари останавливается и, перегибаясь через плоский большой камень, смотрит вниз. Тути тоже с любопытством заглядывает туда же.

Под ними – небольшая ровная площадка, которую почти совсем окружили скалы.

С правой стороны виден вход в пещеру. На площадке танцуют две девочки лет десяти-одиннадцати. Одна держит бубен, другая две костяные палочки, которыми она ловко щелкает в такт пляски.

Перед входом в пещеру на разостланной пестрой циновке сидят еще одна девочка и старик. Этой девочке лет восемь или девять. Она поет и при этом бьет в ладоши. Старик играет на арфе и тоже поет.

Около танцующих девочек смешно подпрыгивает и машет ручонками совсем маленькая девчушка. Ей не больше пяти лет. На ее чисто выбритой головке кое-где торчат нарочно оставленные пучки черных волос – обычная прическа маленьких детей. Волосенки забавно встряхиваются при движении.

У старших девочек волосы заплетены в длинные тонкие косички. У каждой много таких косичек, и во время пляски они то извиваются, как змейки, то, при быстрых поворотах, разлетаются во все стороны и даже закрывают лицо.

Движения девочек настолько грациозны и свободны и в то же время так отработаны и точны, так соответствуют музыке, что, посмотрев пляску даже несколько минут, можно убедиться, что исполнительницы – умелые, хорошо подготовленные танцовщицы.

Музыка и пение не уступают пляске; песня льется свободно, и слушать ее – большое удовольствие.

О чем они поют?

 
Маленькая сикомора,
Как она прелестна!
Ее листва прекрасна,
Зеленая, как папирус.
Она полна плодами,
Краснее красной яшмы,
Ее листья – как малахит,
И в зной она дает прохладу…
 

Последние слова песни повторяются на слегка измененный напев, певцы умолкают, в музыке слышны заключительные аккорды, танцовщицы замирают в сложном повороте, подняв руки кверху. Еще мгновение звенит бубен, два раза щелкают костяные палочки… Все!

Маленькие плясуньи со смехом бегут к подруге и садятся на циновку. К ним торопится и малышка.

– Кто они? – тихо спрашивает Тути.

– Это девочки из нашего поселка, – отвечает Кари, – с бубном плясала сестра Паири, Райа, с палочками – ее подружка Мерит, самая маленькая – младшая сестра Паири, Тади, а пела моя сестренка Тайси. Ну, а старого арфиста ты не узнал?

Тути сначала удивленно смотрит на Кари, потом вглядывается в старика и вскрикивает:

– Неферхотеп?! Тот, которого изобразил Хеви?!

Кари кивает головой:

– Тот самый. Что, похож?

Тути не успевает ответить, внизу поднимается шум, и все головы оборачиваются наверх, к ним. Чуткий слух слепого арфиста уловил звуки голосов мальчиков, и он что-то спрашивает у девочек, показывая рукой наверх. Девочки вскакивают и, перебивая друг друга, кричат:

– Это Кари!

– И с ним чужой мальчишка!

– Эй, вы! Что вы там делаете? Спускайтесь к нам! – зовет Райа.

– Пойдем! Мне хочется увидеть Неферхотепа! – просит Тути. – И может быть, они еще что-нибудь споют и станцуют, мне очень понравилось!

– Хорошо, – соглашается Кари, – только ненадолго. Тебе надо торопиться.

Мальчики спускаются вниз. Девочки с любопытством смотрят на Тути. Кари вкратце объясняет, почему он оказался здесь, и подводит его к арфисту. Тути почтительно склоняется перед арфистом, а тот кладет руки на голову мальчика, проводит гибкими проворными пальцами по его лицу, потом тихо гладит голову и плечи.

Кари садится на циновку рядом с арфистом и манит к себе Тути.

– Иди сюда, посмотри, какие красивые вещи умеет делать Таиси!

Вокруг девочки лежат связки окрашенной в разные цвета соломы, крепкие стебли каких-то растений, пучки тростника. На коленях у Таиси небольшая, почти готовая корзиночка, которую она, видимо, плела в промежутках между песнями. Девочка явно смущена словами Кари, она смотрит вниз и молчит. Тогда старик ощупью берет ее за руку и ласково говорит:

– Покажи гостю свою работу! Не бойся, Таиси!

Девочка все так же молча поворачивается и достает из-за спины несколько готовых корзинок. Все это она ставит перед собой и только потом решается взглянуть на мальчика – как, нравится ему?

Тути осторожно берет корзинки и внимательно их рассматривает. Ему, конечно, не раз приходилось видеть корзинки и другие изделия, сплетенные из цветной соломы или тростника. И дома у них есть такие вещи, есть даже еще и столики, и скамеечки, и маленькие шкафчики. Но, пожалуй, такого красивого плетения он еще не видел. Корзиночки, которые достала Таиси, все разные и по форме и по узорам.

Одна довольно большая, круглая, с крышкой. Она сплетена из зеленой и красной соломы простым узором – шашечками. Другая, маленькая, из очень тонкой соломки, сделана так, что снизу почти до половины идет мелкое плетенье одного желтого цвета, зато по верхней части точно наложена гирлянда из голубых и белых лотосов. У этой корзиночки тоже есть крышка, вся синяя, с пестрой веселой шишечкой посередке. На остальных корзинках – то разноцветные спирали и розетки, то ромбики с кругами внутри, то гроздья винограда и бутоны лотосов.

– Это действительно очень красиво! – с восхищением говорит Тути. – Откуда ты берешь такие замечательные узоры?

– Отовсюду, где увижу, – отвечает Таиси. – Вот этот узор я переняла с росписи потолка. А гирлянды цветов я увидела на больших кувшинах у нашего гончара. Только мне у него не понравилась расцветка – я сделала цветы ярче, а листья другого оттенка. А многие узоры я составляю сама, часто смотрю, как отец расписывает стулья или ларцы, которые он делает. Выбираю, что мне понравится, и переделываю так, как мне каждый раз нужно, чтобы подходило к форме корзинки.

Таиси уже не боится чужого мальчика. Она довольна его похвалой и охотно рассказывает о своей работе.

– А почему ты делаешь все это здесь, а не дома? – спрашивает Тути.

– Дома в комнатах тесно и душно, на дворе тоже, – отвечает Таиси, – а на крыше можно сидеть только вечером – днем все время солнце. А здесь так хорошо, прохладно. Утром отец или мама меня сюда приносят, и я тут целый день и сижу. Еду мне тоже приносят, а все нужное для работы у меня там. – Девочка показывает на пещеру.

Тути хочет спросить у Таиси, почему она сказала, что ее «приносят», но в разговор вмешиваются другие девочки. Перебивая друг друга, они рассказывают, что и они тоже любят здесь бывать, тут тихо, их никто не слышит, не мешает им петь и плясать. Сюда приходит их учить и арфист Неферхотеп и главная танцовщица поселка. У них в поселке многие женщины – певицы, или танцовщицы, или музыкантши. Они участвуют по праздникам в торжественных процессиях, пляшут, поют в местных святилищах, их приглашают петь на похоронах. И девочек тоже иногда уже берут вместе со взрослыми.

– Пожалуйста, спойте и спляшите еще что-нибудь! – просит Тути.

Девочки смеются, слегка отказываются, но потом соглашаются. Мальчики усаживаются около Неферхотепа, танцовщицы выходят на середину площадки. Мелодию начинает арфа, затем вступают голоса, вот резкий удар бубна, и начинается пляска. Но в это время неожиданно сверху раздается громкий голос:

– Вот молодцы! А ну, быстрее, быстрее!

Однако действие от этого пожелания получается обратное: всё останавливается – и танец и музыка. Все смотрят наверх – туда, где раньше находились мальчики, а теперь стоит рослый молодой мужчина, вооруженный дубинкой и луком.

Девочки с криком прячутся за Неферхотепа и что-то оживленно шепчут ему.

Пришелец ловко спрыгивает вниз. Он одет в короткую одежду, через плечо на перевязи у него висит колчан со стрелами, за пояс заткнут кинжал.

– Чего вы испугались, разве я хочу вас съесть? – весело шутит воин. – Или, может быть, вы собираетесь грабить царские гробницы и потому боитесь меня?

– Действительно, чего вы так испугались-то? – тихо говорит девочкам Кари. – Это же Монту, один из новых маджаев[7]7
  Маджай – полицейский, стражник.


[Закрыть] царского кладбища. Его не надо бояться; говорят, он добрый, не то что другие маджаи, помните, я вам про него рассказывал и даже показал как-то? Вы, наверное, не узнали его?

Кари приветствует маджая наклоном головы, его примеру следуют другие дети. Маджай, в свою очередь, здоровается с Неферхотепом и детьми и просит продолжать пляску. Неферхотеп кивает головой и хлопает в ладоши. Девочки покорно выходят и повторяют все, что уже видели и слышали мальчики – быстрый танец и песенку про сикомору. Маджай шумно выражает свое одобрение и присаживается около старого арфиста.

– Откуда ты идешь и куда? – спрашивает тот.

– Да вот, ловим неизвестно кого, – смеется Монту.

– То есть как это – неизвестно кого? – спрашивает Кари.

– А очень просто, так и не знаем, кого надо ловить! Рассказать, так не поверите! – говорит маджай. – Такая идет кутерьма, и ничего понять нельзя! Началось с того, что крепко поссорились два больших начальника, правитель Восточной части Города Пасер и правитель Западной части Пауро. Пасер пожаловался везиру, что Пауро плохо смотрит за порядком на царском кладбище и что там разграблено много гробниц. Везир и спрашивает у Пауро, так ли это, а тот отпирается, уверяет, что Пасер все это написал просто по злобе на него… И вот сегодня Пауро послал и стражу, и писцов, кого куда: одних к царским гробницам, причем и сам пошел туда же, других к вам в поселок, а третьих осматривать горы. Вот я с другим маджаем и бродил сегодня по горам… Сейчас он остался на сторожевом посту, а я пошел вокруг поселка. А чего осматривать, кого ловить? Ловите, говорит, всех, кто там шатается без дела, и тащите ко мне! Вот тебе и приказ, думаем, кого же понесет сюда без дела?

Тути встревоженно смотрит на Кари, тот подмигивает – ничего, не робей, все будет хорошо!

– Ну и что же, так вы никого и не видели? – спрашивает Неферхотеп.

– Нет, никого, – отвечает Монту. – Вот отдохнем да и пойдем опять бродить до самого заката, а потом придется идти к начальнику с докладом. Все зря ноги топчем, – начальники ссорятся, а мы ищем вчерашний день! О, а что это тут у тебя такое? – Маджай замечает красивые корзинки Таиси. – Это твоя работа, крошка? Ты что, продаешь их?

Девочка молча кивает головой.

– Продай мне вот эту корзинку, ладно? – Монту берет самую маленькую корзиночку с пестрой шишечкой на крышке.

– Хорошо, – тихо отвечает Таиси.

– А что у тебя еще есть красивого? – спрашивает маджай.

– Есть еще корзиночки, есть ларчик, – говорит девочка.

– А ну, покажи!

– Принеси, пожалуйста, Райа, оттуда, ты знаешь! – просит Таиси, показывая в сторону пещеры.

Райа бегом бросается выполнять ее просьбу.

– Вот какая ты ленивая, посылаешь подругу, а сама не идешь! – смеется Монту.

Кругом наступает неожиданная тишина. Таиси становится очень серьезной, ее губы вздрагивают. Она смотрит прямо в глаза маджаю.

– Я не ленивая, – говорит она, – у меня просто не ходят ноги.

– Как – не ходят ноги? – Маджай поражен.

– Не ходят, болят. Я не могу даже встать, – спокойно объясняет Таиси.

«Так вот почему она сказала, что ее приносят», – думает Тути.

– Ох, прости, девочка, я ведь не знал, – говорит маджай. – Я здесь недавно и мало знаю людей и из вашего поселка, и живущих на берегу. Как тебя зовут и кто твой отец?

– Меня зовут Таиси, это мой брат Кари, а наш отец – столяр Онахту…

– Как, твой отец столяр Онахту?! – перебивает маджай. – Твоего отца я как раз успел узнать очень хорошо, да и не только узнать, ведь он мне жизнь спас! Разве он ничего об этом вам не рассказывал?

– Нет, ничего! – в один голос отвечают Таиси и Кари.

Теперь все детские глаза так и впиваются в маджая. Его неожиданные слова мгновенно пробудили острое желание узнать все, что можно, о таком интересном событии. Как бы это сделать – ведь прямо спросить нельзя, детям не полагается спрашивать старших, тем более чужих. И тут выручает старик Неферхотеп. Он внимательно слушал весь разговор девочки с маджаем и теперь обращается к нему:

– Расскажи, воин, как это случилось.

– Охотно, – отвечает Монту. – Это было вскоре после того, как меня назначили сюда. Я обходил горы и только что встретил двух мужчин, которые шли по направлению к вашему поселку, как меня неожиданно ужалила в ногу ядовитая змея. Нога сразу начала опухать, я не мог двинуться, потом упал и начал звать на помощь. Тогда один из прохожих вернулся и, узнав, в чем дело, немедленно опустился на колени и высосал яд из раны… Понимаете, он рисковал жизнью ради незнакомого ему человека!..