Текст книги "Зов павшего небожителя. В тени зверя"

Тишина стояла довольно долго, но ни одному лису не пришла в голову мысль, что опасность миновала, это, наоборот, говорило об ещё большей угрозе, исходящей от врага. Командир стоял в центре круговой обороны, его органы чувств обострились, он стал обращать внимание на всё, что двигалось за пределами круга, что могло издавать какой-либо звук, трепетно относился к каждому шороху, к каждому дуновению ветра. Командир как будто мог следить даже за дыханием каждого из своих бойцов, ведь по нему многое можно было определить, что чувствует воин в данный момент: спокойствие, страх, усталость, сонливость, робость, уверенность или умиротворённость.

Повеял влажный ветер, но даже громкий шелест густой листвы не смог укрыть от слуха командира нужный звук, момент для начала сражения. Он резко и неожиданно для своих же соплеменников достал топор из-за поясницы и швырнул его прямиком в самую густую часть тумана. В тот же момент послышался звон тетивы, исходившей из того же места, донёсся хруст разломанной на части стрелы, а затем раздался зверский болезненный крик, за которым последовал звук падения мёртвого тела.

Туман развеялся в той части леса, где прятался вражеский лазутчик, его труп был ясно виден всем воинам лисьего отряда. Командир не был рад тому, что ему досталась честь первым пустить кровь врагу на поле брани, ибо своего противника он знал хорошо, часто воевать приходилось с волчьим народом. Лис знал, что своим действием он выдал месторасположение своего отряда, ведь когда начнётся волчья «перекличка», то враг поймёт, где он уже успел понести потери. Всё случилось именно так, как и предполагал лисий командир – поднялся волчий вой, сопровождаемый грозными воплями тех вражеских воинов, которые уже успели понять, что произошло. Пока гневный ор ещё стоял, лисий командир склонил колено и выставил свой меч вперёд, опершись на него обеими руками и приложив его ко лбу.

Сплотились ряды воинов лесного народа, вперёд вышли бойцы с большими, но при этом лёгкими и прочными щитами. Лучники на деревьях возложили стрелы на тетивы, копейщики встали за щитоносцами, вооружёнными исключительно мечами, ибо им не следовало раскрывать положение щитов ни на мгновение, чего могло бы потребовать обращение с иным видом оружия. Задача первой оборонительной линии – сдерживать чудовищный натиск противника, пока остальным не удастся обратить вражеские силы в бегство или в небытие.

Командир встал, выпрямился, возложил правую ладонь на лезвие меча и полностью омыл клинок в своей крови.

– Лонерса, – произнёс он.

Меч засверкал и воспламенился ярким огнём.

– Туйрэ! Штор Вульфаран ундэ![5]5
  «Стоять насмерть! Остановим Вульфарана здесь!»


[Закрыть] – кричал командир своим солдатам.

Враг не заставил себя долго ждать. Орды волчьих солдат, вооружённые длинными чёрными мечами, огромными боевыми топорами и молотами, одетые в лёгкую, но при этом также прочную кожаную броню чёрного цвета, ринулись в бой напролом, невзирая на опасность со стороны лучников, прямо на позиции лисьих щитоносцев.

Волки были похожи на людей в равной степени, что и лисы. Однако они были куда более свирепы и превосходили их приблизительно в два раза по размеру, они были более искусными в обращении с тяжёлым оружием и бронёй.

Двуногие хищники налетели на своих врагов, словно огромная волна на каменистый берег. Лисы достойно держались, сдерживать натиск врага во многом удавалось благодаря оборонительным сооружениям, которые были выставлены на встречу. Щитоносцы стояли твёрдо, копейщики били точно, лучники не пустили ни единой стрелы зря. Подобный успех в защите придал лисьему командиру большую уверенность, которая воодушевляла рядовых воинов. Первая атака была успешно отбита, но вторая волна не дала и минуты лисам на передышку.

Вперёд вышли тяжеловооружённые волчьи солдаты, по размеру значительно превосходившие даже своих соплеменников. Чтобы таких убить, потребуется свыше десяти стрелковых и ножевых тяжёлых ранений. Сопровождаемые сотнями рядовых озлобленных волков, эти великаны медленно, но верно продвигались к месту обороны лисьего народа. Вторая волна противников уже знала, в чём заключаются слабости и преимущества армии лисов, ради этих сведений и были пожертвованы десятки волчьих жизней при первой атаке.

Лучники по-прежнему стреляли метко и точно, однако большинству из них не удавалось увидеть, как целые отряды волков обходили их с фланга и начинали активно срубать деревья, на которых лисы занимали свои позиции. Могучие растения быстро падали под ударами топоров, а лучники, оказавшиеся на земле в окружении врагов, недолго могли оставаться в живых.

Тяжеловооружённые гиганты с лёгкостью сметали позиции лисьих щитоносцев и ломали защитные баррикады. Лишь командир с огненным мечом был в состоянии сокрушить таких врагов один на один, ибо перед его оружием не могли устоять ни сталь, ни плоть, ни броня. Волки устрашились лидера вражеской армии, их страх ослаблял эффективность их наступления, это приметил волчий полководец.

Бой стал вестись внутри оборонительного круга. В живых оставались лишь лучшие из лисьих бойцов, в последующем принявшие решение биться вплотную со своим командиром, плечом к плечу. Лисы бились отчаянно, пощады не давала ни одна из сторон. Вдруг в осадное кольцо прорвался закованный в тяжёлую чёрную броню волчий вожак, изукрашенный красными кровавыми метками по всему телу, ярче всего виднеющихся у волка на лице, в виде будто бы свежих кровавых шрамов от когтей под глазами. Это были ритуальные метки, предписываемые лишь самым свирепым и безжалостным бойцам в волчьей армии.

– Сурв нэн Вульфаран,[6]6
  «Приспешник Вульфарана»


[Закрыть] – молвил лисий командир сквозь зубы с ярко выраженной злобой.

Этот зверь ничего не ответил, лишь рычал устрашающим образом. Глава отряда лисьего народа выступил один на один против этого чудовища, рядом стоящих воинов он послал на поддержку стены щитов, по-прежнему сдерживающих основной натиск волчьей орды.

Вражеский вожак был вооружён огромной булавой из чёрной заколдованной стали, он сметал с одного удара всех, кто осмеливался встать между ним и носителем огненного меча. Волк бил со столь поразительной силой, что земля будто бы вздрагивала от каждого его удара. Волчьи атаки были мощны, но медлительны, лис успешно уклонялся от них, наносил точечные удары огненным мечом в ключевые места чёрной брони, ибо даже с таким оружием он не мог тотчас пробить подобные доспехи. Принятая тактика боя стала изнурять волчьего военачальника, и тот решил пойти на хитрость: он изобразил настолько сильную усталость, что лис начал терять необходимую для сражения бдительность.

Командир вознёс меч, чтобы тут же срубить голову волка с плеч, однако тот в последний момент успел сделать мощный выпад прямо под носом у лиса и при этом ещё ударить его изо всех оставшихся сил булавой, от чего тот отлетел на расстояние двух десятков шагов и выронил огненный меч. Заклеймённый воин неспешным шагом подбирался к лису, чтобы добить его, попутно убивая всех, кто пытался защитить своего военачальника. У командира были раздроблены все кости левой руки и части бедра, он стал ползти к лежащему на выжженной им же земле огненному мечу. Каждый пройденный аршин сопровождался ужасной болью и душераздирающими криками.

Почти все лисьи бойцы были перебиты, осталась лишь группа из двенадцати воинов, бьющихся рядом с командиром. Громадный волк в чёрных доспехах всё же добрался до лисьего военачальника, сперва сильно вдавил его в землю ногой, а затем обхватил правой рукой за шею и поднял того на целую сажень в высоту. Враг по-прежнему ничего не говорил, а лишь дьявольски засмеялся, а затем начал душить лиса. Командир очнулся, неожиданно в его руке снова воссиял горящий меч, и он, задыхаясь, вонзил его прямо в глотку волчьего вожака. Пару мгновений они стояли, будто окаменелые, в таком положении, изнурённые и оба побеждённые, от этого и «смертельно изумлённые». Затем они оба упали на землю, волк замертво, а лис на грани жизни и смерти.

Остальные воины сгруппировались вокруг своего командира, один из них подбежал к нему, чтобы помочь встать на ноги, но, к сожалению, удары волчьего оружия оказались смертельными. Носитель губительного меча уже не мог ни ходить, ни сражаться, ни даже дышать – из него постепенно уходила жизнь. Лезвие его оружия расплавилось, осталась только рукоять, которую лис крепко прижал подле сердца своего. На его глазах выступали слёзы, командир не мог поверить, что всё-таки настал день, когда Вульфаран смог одержать верх над их народом, он дал волю эмоциям, ведь понимал, что сам больше ничем не сможет помочь своим соплеменникам в этой ужасной борьбе. На последнем вздохе он схватил руку рядом стоящего воина и сказал:

– Сулун… эн.[7]7
  «Простите… меня»


[Закрыть]

Командир скончался, а волчья орда по непонятной причине остановила свой натиск. Видимо, для них гибель своего вожака также имела важное символическое значение даже во время боевых действий. Для волчьего народа их предводитель – нечто святое, высоко почитаемое существо во плоти, смерть которого неприемлема. Случившееся вызвало серьёзное замешательство в рядах тёмных сил, ожесточённая битва прекратилась на пару мгновений, волки всё никак не набирались решимости продолжить наступление, пока о себе вдруг не заявил их настоящий предводитель.

С неба раздался громкий, как раскаты грома, рык, что взбудоражил тьму, заполонившую небосвод. По чёрным облакам стали бить красные молнии, и одно из них, наиболее насыщенное «красным зарядом», устремилось вниз, словно метеорит. Всех – и волков, и лисов, и Ратибора – охватил безумный страх.

– Это… Вульфаран, – тихо сказал сам себе человек.

Волки отошли на безопасное расстояние, облако, пропитанное тьмой и мощным зарядом «кровавой молнии», летело на оставшихся в живых лисьих воинов. Лесные жители, переглянувшись, восприняли это как злой рок, которого невозможно избежать, и перед столкновением они все прикрыли глаза и прижали свои мечи к груди в знак смирения с судьбой, никто из них не хотел умирать трусом.

Чёрное облако обрушилось на лисов, словно огромный огненный снаряд катапульты, смерть была мгновенной для всех, так как вмиг красная молния испепелила каждого воина. Никто из них не закричал, ни от страха, ни от боли – все они приняли смерть достойно.

Волчья орда пошла дальше, Ратибор стал свидетелем того, как они разорили мирный природный край, убивали беззащитных жителей, их детей; как тьма сравняла их дома с землёй; как правительница лисьего народа сражалась с мечом в руках у врат того самого Дубового дома, пытаясь защитить тех, кто был внутри. Она погибла в объятиях резко окутавшего её мрака, при этом успев положить более десятка волчьих солдат.

Врата были запечатаны, ибо их механизм был напрямую связан с солнечными часами, встроенными в них. Едва солнце переставало светить, а тень заполоняла весь часовой круг без остатка – врата запечатывались; если бы на них лил чистый лунный свет – их можно было открыть вручную. Но тьма была повсюду, волчья орда не смогла проникнуть в дом с первого приступа.

Тёмные силы всё же ворвались туда, выбив ворота силой; красные молнии били с чёрного неба по дому и в результате проделали множество отверстий в древесной коре, в которые волки начали закидывать огонь. Мирные жители, укрывшиеся в доме, погибли либо от удушья, когда чёрный дым начал заполнять Дуб, словно вода заполняет пустой стакан, либо от огня, что заполыхал в доме. Древо погибло, но всё-таки простояло ещё множество веков, а Ратибор наконец-то понял, что «оконные» отверстия в доме были итогом штурма, а не небрежной работы строителей.

Путник перепугался и ринулся бежать в неизвестном направлении, едва ему показалось, что тьма теперь стала преследовать его. И в тот момент, когда она его настигла, Ратибору снова перед глазами стал мерещиться Вульфаран. Вскоре он услышал голос, взывающий к нему из настоящего времени:

– Гость, гость! Ты меня слышишь!? Очнись!

Путник вдруг проснулся в том самом Дубовом доме, на том самом месте, где началось его загадочное путешествие во времени. А перед его глазами был уже не Вульфаран, а Лунебрис. Он преподнёс Ратибору горячего травяного отвара, который должен был успокоить его разум.

– Пей путник, успокойся, вижу, тень недавнего прошлого всё ещё преследует тебя. Отдохни немного, потом поговорим, – сказал Лунебрис.

– Нет, – возразил Ратибор. – Лунебрис, расскажи мне, что здесь за ужасы происходят?! Расскажи мне всё, что знаешь об этом… Вульфаране.

Глава 4
Туман сомнений

– Вульфаран? Досточтимый гость, откуда сие скверное имя стало ведомо тебе? – спросил Лунебрис, с трудом скрывая внезапное изумление.

Испив горячего травяного отвара и совладав с духом своим, путник постепенно настроился на продолжительный разговор.

– Об этом имени мне ведомо из уст того, кто ныне является его носителем. За этим зверем следует тьма великая, она оскверняет и губит всё живое вокруг себя. Лунебрис, что ты знаешь о нём? Неужто я был первым, кто столкнулся с подобным злом в этих землях?

– Нет, ты не первый. Ты, гость, уже второй человек на моей памяти, кому довелось остаться в живых после встречи с этим ужасным воплощением самой смерти. Вульфаран загубил великое множество людских жизней, утащил в иной мир целое поколение: старики умирали от страха в своих домах, а молодые горячие головы, стремящиеся покончить со страданиями своего народа, находили свою погибель в волчьих зубах и когтях. Надежда на благополучное будущее возлагается на плечи самых молодых и невинных, детей малых, коих смерть с раннего детства ждёт в этом Мрачном лесу, – заговорил старик и приуныл под конец своей речи.

– Кто был тот, первый выживший? – спросил Ратибор.

– Зидхан, – с той же унылостью ответил Лунебрис. – Он вождь нашего народа древлянского. Человек из него не самый достойный, а как правитель – он деспот и тиран. Даже трудно поверить, что тьма не уволокла самого вероломного и жестокого из нас.

– Что произошло в тот день, когда Зидхан повстречал Красноглазого волка? – с необычайным интересом путник начал расспрашивать старца.

– С того дня минуло порядка пяти Кровавых лун, что являются лишь единожды за три летних солнца. Зидхан, не ведая об опасности, собрал небольшую группу охотников для вылазки в Мрачный лес. Согласно существовавшему в деревне обычаю, попутчиков для охоты вождь выбирал сам, и горечь вся заключается в том, что накануне вылазки в лес состоялось венчание двух молодых любящих сердец. То был союз удалого землепашца Кимора и великолепной красавицы Аксиньи. Кимор был кротким, весёлым, упитанным, сильным юнцом, чьё предназначение было – работать в поле, сеять хлеб, собирать урожай вместе со своим отцом Арием. Они были единственной семьёй древлянской крови, которая пыталась жить честным трудом, вспахивая грядки. А оттого-то Дархан, наш прежний вождь, и даровал им земельный участок размером в полдеревни, ибо, кроме них, некому было её обрабатывать. Малец никогда не славился особой смелостью, боевым искусством или мужеством, но, несмотря на всё это, он был добрым юношей, Аксинья могла бы быть счастлива с ним… – рассказывал Лунебрис, пока гость не стал впадать в недоумение.

– Кхе-кхе. Добрый старче, ты хотел рассказать мне о Зидхане, его встрече с Красноглазым волком. При чём здесь какая-то молодая пара и почему ты говоришь «был добрым малым» про юнца? Неужто и с ним что-то сталось? – начал спрашивать гость, боясь, что Лунебрис стал в своём рассказе постепенно отходить от главной темы разговора.

– Эх… вечно с вами, молодыми, так! Наберись терпения, гость, и выслушай меня. К тому же, ты, видать, ранее в той деревне не бывал. Ты думай о волке не более, чем о людях, к которым идёшь. Поверь, внутри этого поселения опасностей не меньше для чужака, чем в том лесу, откуда ты едва унёс ноги, – возразил старик, слегка озлобленный нетерпением собеседника. – Теперь слушай и не перебивай особо, ведь всё, что тебе скажу, может пригодиться в тамошних стенах.

– Да, гость, да! Недобрая судьба постигла мальца Кимора! – заявил Лунебрис, отвечая на второй несдержанный вопрос путника. – Как я и говорил ранее, шёл набор в группу охотников. Зидхан, видимо, позавидовал счастью юного землепашца, по неведомой для меня причине его сильно обеспокоило замужнее положение именно Аксиньи. Ему казалось, раз он – вождь, то всё дозволено! У Зидхана нет ни совести, ни чести, ни благородства, у него в сердце одна лишь алчность, жадность и жажда могущества, ему было мало той власти, коей он уже располагал. Кимор стоял у него на пути, этот безобидный парнишка. Уничтожить чьё-либо семейное счастье Зидхан умел лучше, чем кто-либо, даже лучше, чем Красноглазый волк, в зубах которого люди гибли по воле того же безжалостного вождя. Вот и сталось так, что Зидхан преднамеренно «загнал» Кимора в состав охотничьей группы. Все в деревне знали, что из него охотник никакой, но противиться слову Зидхана никто не стал.

Лунебрис ненадолго прервал свой рассказ, решив испить травяного отвара, чтобы унять эмоции при таких темах для разговора. Ратибор тоже потянулся за напитком. И в этот момент старик не мог не заметить обгоревшую прямо до костей руку собеседника, которую тот обмотал сухой рваной тряпкой по пути из Мрачного леса сюда. Приняв это во внимание, старик всё же решил продолжить рассказ.

– Охота в Мрачном лесу тогда была делом вполне обычным, никто в то время не мог предположить, какой ужас может нагрянуть… кроме меня, – спокойно говорил Лунебрис.

– Кроме тебя, старче? Как это следует понимать? – спрашивал путник.

– Были знамения. Сама природа предостерегала нас от этой напасти. Древлянам следовало бы задуматься ещё тогда, когда умер Дархан, отец Зидхана. Я был его близким другом и советником, он доверял мне и ни разу не жалел об этом. Наш народ объявил войну всем остальным нашим славянским братьям, живущим в окрестных землях, за что и был проклят, как нам тогда казалось, богом ветра Стрибогом. Мы пробудили в своём сердце самый страшный порок – гордыню, и на «запах» сгнивших душ пришёл демон, чья кровожадность не знала предела. Я был рядом с Дарханом, когда он погиб: едва он коснулся вод Днепра, как хладный воздух плетью ухватил его за горло, поднял высоко в воздух и удушил. Я пытался спасти его, предостерегая о гневе богов, но что может сделать человек перед лицом ослепительной гордыни и озлобленной стихии? Под влиянием страха мы бежали назад, в свои дома. Те воины, что участвовали в походе, но не жили в Волохе – уже давно мертвы; холод погубил их, они не смогли вовремя подготовиться к столь свирепой вьюге. Меньше, чем за месяц вокруг нашей деревни разросся лес, и не ведали мы ещё, что попали в ловушку. Вульфаран поначалу терзал нас холодом, но когда Зидхан повёл охотников в лес, он успел отведать и крови нашего народа на вкус. Теперь люди суются в лес только за дровами и только днём, ибо ночью волки могут загрызть человека даже на пороге собственного дома. Что до меня – моё мнение перестало интересовать Зидхана вскоре после смерти его отца, а с приходом Чёрного волка он отправил меня рыть ямы для умерших, коих мы обратно землёй не засыпаем. Зидхан думает задобрить Вульфарана трупами своих людей, да только этому зверю не тела наши нужны, а души. Наша погибель – вопрос времени, – рассказывал Лунебрис, навевая отчаяние.

– Охотники, ушедшие с вождём, не вернулись. Что до Зидхана, его, полумёртвого, мы нашли у опушки Мрачного леса, он был весь побитый и окровавленный. Он поведал нам об этом чудовище, кроющемся в тени деревьев, рассказал о судьбе каждого охотника, что были там, с ним. Известие о смерти Кимора едва не погубило хрупкое сердце Аксиньи. Зидхан с особой усладой говорил о мучениях этого, как он промолвил, «никчёмного труса». Уже тогда стало ясно, что Кимор в любом случае не вернулся бы живым, ведь если бы его не убил Красноглазый волк, то это сделал бы Зидхан. Уж очень яро ненавидел того вождь, – продолжал говорить старик.

– Аксинья… расскажи о ней, жива ли ещё эта бедняжка?

– заинтересовался вдруг Ратибор.

– Аксинья – дева видная, мудрая и красивая. Её лепота не увяла с годами, а скорее преумножилась… – стал говорить старик, – как и холодность её сердца, ей так же знакомо чувство долга, самоотверженности и чести. Она любила Кимора, и его смерть на ней сказалась. Тяжело в Волохе найти человека добрее, чем она, ибо, как бы ни охватило её горе, она по-прежнему остаётся милой и отзывчивой в глазах людей. Аксинья в первые мрачные годы нашей жизни с волком была лекарем, ей удавалось лечить болезни и изгонять из людей неестественный страх, подбадривая их жить дальше, но даже ей не под силу было спасать от смерти тех несчастных, коих в ночь кровавой луны кусали звери. Они умирали в адских муках, а кровь их была…

– Насыщена чёрным ядом, – внезапно продолжил мысль Ратибор.

– Верно… тебе-то откуда это ведомо? Ты вроде живой и целёхонький пришёл ко мне… почти целёхонький, – спрашивал старик, дав собеседнику намёк на обгоревшую руку.

Ратибор оголил свою рану, и теперь Лунебрис видел, что до костей обгорела не только ладонь, но и вся рука по локоть. Пытаясь ответить на вопрос старца, путник придвинул к краю стола Светоносную книгу, дабы Лунебрис мог тут же обратить на неё своё внимание. Затем Ратибор обгоревшей рукой показал на укрывшегося в углу Амикума, волка, спящего крепким сном в столь желанном тепле и уюте, а затем сказал:

– Этот зверь – мой единственный друг в этом краю, настоящий товарищ, ему уже довелось спасти мою жизнь. Его имя Амикум, и он теперь многим отличается от своих сородичей. Прежде всего, тем, что разумеет слова людские и старается жить достойно, его деяния кажутся более человечными, чем у жителей этой деревни, судя по твоему рассказу. В Мрачном лесу, пытаясь меня сберечь, он, можно сказать, дважды попал под лютую лапу Вульфарана. Некогда именно чёрный недуг терзал его тело и душу.

– От сего зла волка уберегла чудотворная сила этого загадочного артефакта, – сказал Ратибор, отведя взгляд от Амикума к Светоносной книге. – Мне неведома истинная природа этой вещи, да и важно ли знать это? Она несёт целительный свет и прозрение людям, наделяет живых творений невообразимой силой, книга позволяет преодолеть непосильные тяготы жизни. Именно с её помощью нам удалось оправиться от этой ужасной болезни, именуемой «чёрным недугом», и отбросить самого красноглазого зверя обратно во мрак лесной. Как видишь, старик, мой друг сейчас жив и здоров, а верить моим словам или нет – дело твоё.

Когда Ратибор закончил говорить, он ещё очень долгое время не мог оторвать взгляда от Светоносной книги. Она была покрыта шёлковой обложкой тёмно-бурого цвета с изображением заходящего красного солнца. Путнику вдруг пришла идея снять эту обложку и насладиться артефактом в его истинном виде. Пока Ратибор её снимал, Лунебрис, преодолев свою глубокую задумчивость, решил спросить:

– А не поведаешь ли мне, гость, как тебе в руки попала сия чудотворная вещица?

Перед тем, как ответить на вопрос Лунебриса, Ратибор снимает обложку с магического артефакта и несколько мгновений пребывает в изумлении от того, как книга выглядит на самом деле, а затем говорит:

История эта безрадостная и полна печали, а сейчас нам горечи душевной хватает с головой. Расскажу тебе всё кратко, Лунебрис. Шестнадцать лет назад, когда я был наивным отроком четырнадцати годов, мне довелось упасть в быстротечную реку, воды которой глубоко затянули меня и понесли напрямик к обрыву, небольшому водопаду. При падении я чудом остался жив, хоть вода и выбила из меня сознание. Когда я очнулся, оказалось, что я лежал на голом плоском валуне, в небольшой пещерке у реки. Там-то, меж камней, я и нашёл это чудо, уже тогда я был одурманен её сияющей красотой. Книга пробыла у меня недолго, ибо жил я в небогатой семье, где всё ценное и сияющее тотчас становилось предметом торга и обмена на ближайшем рынке. Когда я вернулся домой, отец, пребывая в радостном изумлении, что его сын всё же вернулся в столь поздний час, забрал эту книгу из моих рук и держал её как можно дальше от меня. На протяжении многих лет мой отец тщетно пытался продать эту вещицу на рынке, однако спроса у простых людей она не находила. То ли отец высоко поднимал цену, то ли хотел оставить чудную находку себе, прикрываясь стремлением её продать – ясно было лишь то, что книга не шла у меня из головы: она будто бы звала меня к себе, просила прислушаться к ней, поддаться её воле. Боже… как же безумно это звучит. Семь лет назад, в один ненастный день мой отец умирает от неведомого заболевания, а лекари говорят, что у него был «смертельный ожог», простирающийся по всей груди рядом с сердцем. Матушка давно покинула нас, после её смерти ему-то и стало тяжко сводить концы с концами. В деревне, где мы жили, приняли решение схоронить отца вместе с книгой в земле, ведь народ думал, что от неё-то все беды, кабы проклята она. Вот тут-то я совершил страшный грех: более не в силах противиться зову книги, ночью я выкопал могилу своего родителя, тем самым осквернив дух предка, и забрал книгу. На следующий день я уже был в странствии, идя туда, куда, казалось, звала «светоносная сила». Спустя пять лет скитаний она приводит меня к людям, проповедовавшим «слово Божие», и они отправляют меня сюда помочь обездоленным жителям избавиться от влияния злых сил. Так я и попадаю в эту загадочную историю с Мрачным лесом и Красноглазым волком.

В помещении воцарилась тишина, оба собеседника пребывали в глубоком раздумье. Лунебрис с Ратибором пропустили ещё стаканчик травяного отвара, а путник никак не мог оторваться от книги, теперь, когда она осталась без обложки, он стал всматриваться в её истинный внешний вид, который тоже был немного необычным.

На подлинной тёмно-рыжей, как огонь, обложке книги, в центре размещался круг, внутри которого была вырезка на первую страницу. Из этого круга исходило некое переливающееся яркое сияние, растворяющееся за пределами предмета. Это сияние Ратибор видел каждый раз, когда глядел в «бездонный океан» книжных страниц, а эта вырезка для него стала символизировать некий «солнечный водопад». Круг располагался внутри изображения золотого орла с широко раскрытыми в стороны крыльями. Слева от великой птицы было изображение лисицы, которая так же была золотого цвета. По сути, все изображения были одной окраски, в которой так же присутствовал некий пульсирующий поток светлой энергии. В верхнем левом углу стояло изображение саблезубого тигра, идущего в профиль. Справа от него, в верхней части книги, было изображение змеевидного дракона. Больше изображений не было, и это немного разочаровало путника, ведь из-за этого книга выглядела несколько неполноценной, пустой, ибо оставалось много свободного пространства без каких-либо зарисовок и изображений.

Спустя несколько мгновений необычайной тишины Лунебрис спросил:

– Доколе ж чудотворен и целителен свет сего предмета, а ты почему-то и дальше ходишь со страшным ранением на руке, чего уж так?

Путник вновь приподнял свою обгоревшую руку и стал её внимательно разглядывать.

– Сей свет столь же целителен, сколь и губителен. Было мгновение страшного отчаяния, при котором мне пришлось прибегнуть к неким жертвам, дабы вооружиться силой великой, – говорил Ратибор, продолжая рассматривать обгоревшую до костей руку с нарастающим ужасом на лице. – Как бы я ни старался, а телесный вред, который я нанёс себе этой книгой, не исцелить её же светом. Ибо нет оружия, способного учинить добро тому, кому некогда и причинило зло.

– Ха… книга книгой, а уж знахарь поможет тебе оправиться, – сказал Лунебрис с неким увеселением в голосе.

– Неужто… Что за знахарь? – стал спрашивать путник.

– Ну, я, например, – с несколько страшной улыбкой сказал старик. – У тебя был тяжёлый день, гость, тебе следует отдохнуть. Твоей скверной раной я займусь чуть позже, а до того покой – прежде всего. Но на пороге отдыха твоего стоит ещё только один вопрос от меня, гость.

– Какой же, старче? – спросил путник.

– Я назвал тебе своё имя, а ты представиться не спешишь. Как звать-то тебя? Коль выйдешь за дверь – ты уже никак не гость мне. И ещё скажи, откуда ты? – спросил Лунебрис с некой насмешкой.

– Звать меня – Ратибор, а прибыл я с юга, с полуострова Балканского, – отвечал путник смело.

– Ну что ж, Ратибор Балканский – мира и покоя тебя нынче, погружайся в сон, набирайся сил – скоро они понадобятся тебе ради великих свершений, – сказал старик напоследок.

После слов Лунебриса у Ратибора закружилась голова, и взор его делался слабым. Он поспешно посмотрел в деревянную чашу, внутри которой оставались следы используемых в отваре трав. Переведя взгляд на Лунебриса, путник понял по его лицу, что испил напитка, приносящего глубокий сон. Ратибор схватил старика за предплечье, пытаясь ещё некое время пребывать в сознании, но Лунебрис от этого лишь ещё больше повеселел. В конце концов, сон полностью затянул разум путника, и тот, откидываясь назад, потерял сознание и упал на заранее постеленные стариком толстые лоскуты мягкой ткани.

– Эх… знал бы ты, Ратибор, что тебя ждёт впереди, – тяжело вздыхая, сказал Лунебрис.

Старик встал и не спеша покинул помещение. Свет белого огня стал медленно меркнуть, а затем и вовсе погас. Ратибор и Амикум пребывали в состоянии полного покоя и уюта, к ним наконец пришёл заслуженный отдых. Однако – ближе к рассвету начало происходить нечто весьма интересное и не менее загадочное, чем состоявшийся разговор.

Амикум внезапно проснулся от некоего резкого громкого хлопка и стал обеспокоенно осматривать зал, в котором они с путником находились. Волк обратил внимание на то, что книга по какой-то причине лежит раскрытой на столе, а Ратибор находится в бессознательном состоянии рядом с ней. Изувеченная огнём рука путника была надёжно перевязана и обработана целебными настоями.

Амикум приподнялся и интуитивно приблизился к ещё сияющей книге, уж больно слепил сонного волка её мерцающий свет. Зверь начал дёргать предмет передними лапами, наивно полагая, что от этого он перестанет светиться, а затем он вспомнил, каким движением Ратибору удавалось артефакт «погасить». Волк легонечко ухватился зубами за край светоносной книги, и в этот момент из неё буквально выскочила пара искр «загустевшего» света, в единый миг влетевших в оба волчьих зрачка. От этого у Амикума некоторое время стали светиться глаза золотистым цветом. Оттащив книгу к краю стола, волк сумел закрыть её передней лапой, дёрнув за выпирающий из-за стола конец предмета.

После этого Амикум пытался вновь погрузиться в сон, однако постепенно его разум становился всё бодрее и бодрее. Проходя по залу приёмов, волк решился выйти в коридор, из которого доносилось подозрительное постукивание. Зверь начал бродить едва ли не по всему Дубовому дому. Амикум не смог попасть в покои Лунебриса, так как дверь из полусгнивших досок туда была заперта. Выйдя в прихожую, зверь понял, что постукивание издаёт та самая подозрительная дверь с изображением Вульфарана. Видимо, старик, по неизвестной причине покинув дом, сильно прихлопнул её, она не закрылась и от ветра стала слегка постукивать по краям дверного проёма и скрипеть.