Текст книги "Инопланетное вторжение: Битва за Россию (сборник)"

За всё это время новоиспечённый рядовой Бундесвера Дмитрий Смирнов научился разбирать и собирать автоматическую винтовку G3 и перестал путаться в званиях. Ну и вместе со взводом подробно изучил новые боевые наставления, которые, на взгляд Дмитрия, в большинстве своём были скопированы из боевых Уставов времен Великой Отечественной войны. На этом его курс молодого бойца закончился.

Сегодня утром после подъёма привычной команды на начало движения не поступило. Вернее, поступила, но непривычная. Роту отделили от батальона и повернули на север. Шли недалеко, километров десять. Пока шли, Дмитрий отчетливо слышал канонаду, грохотавшую сначала с запада, а через некоторое время с севера и юга.

Наконец ротный, сверившись с картой, отдал приказ взводу занять оборону на высоте, возвышающейся над перекрестком, а сам потопал с ротой по отличному шоссе дальше в непроизносимый посёлок.

А взвод под руководством тридцатилетнего герра обер-лейтенанта из резервистов начал вкапываться в податливый грунт. Причем настолько успешно, что обер-лейтенант даже выдавил из себя несколько одобрительных слов. К десяти часам первая линия траншей была закончена. Начали копать вторую. В это время беспрерывно грохотавшая канонада внезапно стихла. А минут через двадцать радист с перекошенным лицом доложил герру обер-лейтенанту:

– Боевое охранение зафиксировало приближение противника. Силами до двух рот. Они будут здесь через тридцать минут.

– Кто они? Охранение или противник?

Радист испуганно вжал голову в плечи:

– Виноват, герр обер-лейтенант, сейчас уточню…

Смирнов удобно расположился в траншее, прямо перед собой вырыл небольшую нишу, куда аккуратно положил с десяток снаряженных непривычно коротких магазинов. Слева от него устроился герр Дреер, а правее копошились Шаллеры. Марта подошла к Смирнову:

– Ну что, страшно?

– Да пока не очень. День такой теплый, солнце светит.

– Ну и хорошо. Не забыл, как делать отсечки по три патрона?

– Нет, не забыл.

– Ну и хорошо.

Слева раздался утробный крик взводного, который внимательно наблюдал за дорогой в бинокль:

– Внимание! Зарядить оружие, поставить на предохранитель! Без команды не стрелять! Гранатометчикам приготовиться!

Дмитрий сжимал винтовку в руках, внимательно наблюдая за дорогой. Там показался непонятный шестиколесный агрегат с торчавшим из небольшой круглой башни пулеметным стволом. Инопланетный БТР, или чем он там у них являлся, с весьма приличной скоростью мчался по направлению к непроизносимому поселку. Не доехав примерно метров двести до позиции взвода, агрегат резко затормозил и начал разворачиваться на дороге. Из башенки по холму заработал пулемет.

Обер-лейтенант скомандовал:

– Гранатометчики, огонь!

Раздались выстрелы, и к вражескому бронетранспортеру устремились три гранаты.

Две легли в значительном отдалении от «брони», а вот третья вошла точно в левый борт. Похоже, граната прошила броню и взорвалась внутри. Бронетранспортер остановился. Но ни взрыва, ни пожара не последовало. Лишь тонкий дымок потянулся вверх.

– Молодцы, парни, отлично сработали! – похвалил обер-лейтенант гранатометчиков. – Оружие перезарядить. Сейчас пехота полезет.

И она полезла. Взвод отбил атаку обезьян, которые, растянувшись в длинные цепи, упорно пытались окружить высоту. Обезьяны откатились назад, оставив валяться перед позициями несколько десятков тел. Взвод же потерял троих человек убитыми и пять солдат получили ранения. Из них двое – тяжёлые. Герр обер-лейтенант связался по рации с ротным, доложил обстановку. В ответ командир роты приказал держать оборону и категорически запретил отступать. С помощью радиста эта информация быстро распространилась среди солдат. Многие из них начали сперва откровенно роптать, а потом к командиру взвода направилась целая делегация во главе с командиром третьего отделения. Что там конкретно произошло, Смирнов не видел, так как по приказу Марты вёл беспокоящий огонь по шевелящемуся вдали противнику. Тот под прикрытием пулеметного огня производил какие-то передвижения.

Общение делегации солдат со взводным окончилось тем, что герру обер-лейтенанту без затей выстрелили в голову, и солдаты, побросав оружие, побежали назад по направлению к непроизносимому посёлку. В окопах на высоте осталась лишь четверка из Рамштайна и малознакомый Смирнову ефрейтор из второго отделения. Да на южном склоне безостановочно стонал тяжелораненый.

Дмитрий сидел на дне окопа и набивал магазины, щедро разбросанные вокруг дезертирами.

Марта, низко пригибаясь, подобралась к Смирнову:

– А ты почему не ушёл? Мы-то ладно, у нас к обезьянам свой счет за Рамштайн имеется. А ты? Тебя что держит?

Дмитрий пристально посмотрел в глаза Марте, аккуратно положил снаряженный магазин в нишу:

– Ты знаешь, какое сегодня число?

– Конечно. Двадцать второе июня.

– А что произошло много лет назад в этот день, не помнишь?

Марта отрицательно покачала головой:

– Нет. Ничего особенного вспомнить не могу.

Смирнов хмыкнул и начал набивать патронами очередной магазин:

– Я много думал насчет вторжения. Уверен, что и в России проклятые обезьяны воткнули свой Барьер и так же катят катком по моей стране. Поэтому, воюя здесь, я сражаюсь за свой народ, за свою землю, за своих детей. Мне отступать некуда. Да и вообще, есть у меня на Родине такое выражение: «Русские не сдаются». Именно по этому ты, Марта, и не знаешь, что произошло семьдесят лет назад.

Командир отделения тяжело вздохнула, немного помолчала и, прежде чем уйти к Андреасу, который саперной лопаткой выдалбливал нишу в стенке окопа, тихо прошептала:

– А я вот сейчас жалею только об одном. О том, что у нас с Андре нет детей…

Остатки взвода отбили еще одну атаку обезьян. А вот следующую атаку земляне отразить уже не могли.

Так как в живых к этому времени остались только двое. Смирнов и ефрейтор из второго отделения. Смирнову два раза хорошо прилетело. Первую рану ему перевязала Марта, вторую же Дмитрий как сумел перетянул сам. Ефрейтор тоже был ранен.

Сейчас он выглянув из окопа, коротко бросил:

– Идут, – и, тяжело дыша, выставил пулемет на бруствер. Высоту обезьяны окружили после второй атаки. Отступать было некуда.

Дмитрию очень не хотелось умирать. Очень. Но Смирнов понимал, что время его пришло. Он сделал всё, что мог.

Застучал пулемёт ефрейтора. Дмитрий взял свою винтовку, с трудом встал на ноги. Он успел выпустить пять патронов по наступающим врагам, прежде чем пуля попала Смирнову в голову. Пулемет ефрейтора стрелял еще девять секунд.

Два километра западнее ныне не существующего посёлка Вальдальгесхайм. 14 ноября 2066 года

Руководитель делегации подполковник в отставке Сергей Викторович Акимов произносил проникновенную речь перед собравшимся возле скромного мемориала людьми.

– В этот день, ровно пятьдесят пять лет назад, закончилось Великое Испытание нашей планеты! Сотни миллионов землян погибли, отстаивая право на существование всей нашей расы. Вы знаете, не все смогли пройти испытание Старейших. Мы помним и скорбим о Германии, Польше, Соединенных Штатах Америки. О многих других странах на разных континентах. Но планета Земля выдержала жестокий экзамен. Ценой огромных потерь, но выдержала. Мы, земляне, с оружием в руках завоевали право на жизнь. Огромный вклад в общую победу внес и наш народ, наша страна. Мы помним и чтим имена погибших героев! Также мы чтим заветы наших предков. Мы всегда готовы дать отпор любому врагу. Больше нас врасплох не застать. Никто теперь не сможет навязать нам, землянам, ложные жизненные ценности! Слишком дорого они нам обошлись в момент страшного Испытания…

Вот уже более тридцати лет, с тех пор, как поисковики наконец-то обнаружили место гибели Дмитрия Смирнова, сюда два раза в год приезжают официальные делегации из России, почтить память русского солдата и его боевых товарищей.

Среди слушающих речь Акимова стоял со своей семьёй один из лучших рабочих московского оружейного завода – Андрей Николаевич Воробьёв. И жена, и многочисленные дети со всем возможным вниманием слушали руководителя делегации.

Все, кроме самого младшего сына – Петьки. Тот постоянно дергал отца за руку, донимал вопросами. Андрей Николаевич терпеливо отвечал.

– Папа, а как нашли, что Смирнов именно здесь погиб?

– После Победы, когда Барьер исчез, конечно, не до поисков было. Потом уже люди искать начали. Узнали, что именно в этой местности рота Смирнова воевала. Ну а потом записную книжку Шаллера в окопе обнаружили. Он её в целлофан завернул и в окопе закопал. Так всё и выяснилось.

– Папа, а почему Старейшие на нас обезьян напустили, а их потом не наказали?

– Старейшие никого не наказывают. Они экзаменуют.

– Пап, а когда мне можно в пионеры записаться? Ребята уже из винтовок стреляют!

– Вот исполнится шесть лет, тогда и запишешься.

– Пап, а когда я вырасту, то стану солдатом, полечу на планету Старейших и им экзамен устрою!

Андрей Николаевич внимательно, с неподдельным интересом посмотрел на сына.

Милослав Князев
РЕСПУБЛИКА КУРШСКАЯ КОСА

Даля. Латышский стрелок.

Вообще-то я не латышка. Совсем. Но стоило один раз сказать, что мама рижский институт ещё при Советах закончила, как сразу и обозвали. Русские! Литовцы бы до такого не додумались. Поначалу обижалась, а они ещё и удивлялись. Девушка с винтовкой, на счету имею гориллоидов больше, чем любой, кого я тут знаю, так как меня ещё называть? Я и говорю, что русские.

Правда, они не только обидные прозвища придумывают, но ещё и сражаются с гориллоидами. В отличие от литовцев, а вернее, литовского сейма. Как только выяснилось, что связи с внешним миром нет и ждать помощи от НАТО бесполезно (неизвестно, существует ли оно ещё вообще, это НАТО), так сразу же в экстренном порядке созвали внеочередное заседание и практически единогласно приняли закон о капитуляции. Потом называли себя спасителями Литвы и по всем каналам крутили, как колонна из пяти необычного вида танков едет по улицам Вильнюса. Сама я в такой технике не разбираюсь, танки и танки, ничего особенного, кроме синего цвета, но в нашем отряде нашёлся специалист, который и объяснил, что нигде и никогда ничего подобного не видел. Это потом стало известно, что мы имеем дело с инопланетянами, а тогда ещё никто ничего не знал. Да и не любой поверил бы.

Особенно мне запомнился момент, как маленькая перепуганная девочка в ярком национальном костюме и с огромными бантами в соломенных волосах была выпихнута вперёд двумя здоровыми дядями и бросила на броню букет каких-то цветов. Теперь русские чуть не каждый день рассказывают, что прибалты ЛЮБЫЕ танки цветами встречают, национальная традиция у нас такая. И ответить нечего. Вернее, большинству нечего, а я предлагаю острякам сначала убить хотя бы столько пришельцев, сколько я, и уже потом языками чесать. Затыкаются. Уважают. Один даже где-то старый значок раздобыл «Ворошиловский стрелок» и мне подарил. Теперь всегда ношу, имею право.

На том берегу зашевелились, пора мне браться за свою ижмашевскую винтовку СВ-98. Вес шесть с половиной килограммов, длина тысяча двести семьдесят миллиметров без штатного глушителя ТГП-В. Десять патронов в магазине. Оптика переменной 3-10х кратности 1П69 «Гиперон» позволяет укладывать все выстрелы в круг диаметром 120–130 мм на 300 м. Ударно-спусковой механизм с изменяемым от полутора до двух кгс. Регулируемое ложе из прочнейшей авиационной фанеры, приклад с регулируемыми упорами под щеку и затыльник, телескопические сошки. Ещё совсем недавно я не только ничего этого не знала, но даже не подозревала, что есть такие слова, но теперь аккуратно наизусть выучила. Я вообще всё делаю аккуратно. Ну а запомнить сведения об оружии, от которого не только зависит жизнь, но которое ещё и неплохо по нынешним временам кормит, оказалось совсем несложно.

Во всём виновата мама. Вернее, её желание записать меня на уроки фортепиано. Мне эта идея тогда ужасно не понравилась, а папе ещё больше. Он категорически заявил, что у нас в квартире и так места мало и пианино ставить просто некуда. Вообще-то в таких случаях предки идут на компромисс, и папа обычно уступает, но не на этот раз. В детстве его родители тоже мучили музыкой, пускай это была и скрипка, так что он не сдался и вместо маминых курсов записал меня на стрельбу. Пострелять час в неделю в тире из пневматической винтовки не так уж и обременительно, поэтому я аккуратно посещала занятия. Мало ли что, вдруг мама опять про пианино вспомнит. А мне такая идея не нравилась, да и места в квартире действительно маловато было.

Литовцы занимают одно из первых мест в мире по количеству самоубийств. Но это не про меня. Поняв, что выжить вряд ли удастся, весь мир молчит, будто его уже нет, а Литва с пришельцами, кем бы они ни были, точно не справится, я решила непременно прожить всё, что мне осталось, и по возможности лучше других. А кто у нас сейчас живёт лучше? Правильно, те, кто воюет. У них и пайки больше, и спирт, и сигареты, и шоколад. Вот я первым делом и направилась в приёмный пункт добровольцев.

– И что ты умеешь, девочка? – спросил меня там усталый пожилой мужчина.

– Стрелять из снайперской винтовки, – нагло соврала я.

И свой абонемент предъявила в стрелковый клуб. А что? На нём ведь не написано, что только пневматика. Да и не проверить уже.

Никто и не собирался проверять. Выдали мне тогда «ижевку» и даже инструкцию к ней. На русском языке! Была бы она хотя бы на английском. По-русски я с трудом и не всё понимаю, когда говорят, а читать не умею совсем. И вообще, по закону все инструкции должны быть с переводом на литовский язык, и даже у любого самого китайского товара такие имеются, пускай неточные и очень сокращённые, а тут никакой. Но возмущаться я тогда не стала, а быстро нашла того, кто мне всё прочитал и перевёл.

Сейчас я даже не представляю, как выжила в первые дни. Быть снайпером и стрелять во врага издалека оказалось вовсе не таким безопасным занятием, как я поначалу думала. Но выжила. И выяснила, что стрелять я всё-таки умею и получше многих. И то, что правое плечо – один сплошной синяк от приклада, не самая большая цена. Я вон, даже на пляж ходить не стесняюсь. Когда рядом на одеяле лежит винтовка с оптикой, никогда с ней не расстаюсь, а на бикини пристёгнут «Ворошиловский стрелок», такой синяк не уродство, а отличительный знак.

Враг уже в пределах моей уверенной стрельбы, так что хватит воспоминаний. Очередная попытка занять плацдарм на нашем берегу, неотличимая от многих других. Странные какие-то эти попытки, складывается впечатление, что пришельцы с нами просто играют. И если бы не одно но, то это и было бы единственным объяснением. А что ещё можно подумать? Прилетели из огромной звёздной империи, если верить допрошенным пленным, а как минимум сам факт прилёта не вызывает сомнения, шутя уничтожили базу НАТО, без труда справились со всеми военными, из тех, которые, вопреки приказам сейма и президента попытались оказать сопротивление, потопили чем-то дальнобойным корабли береговой охраны, а теперь упорно штурмую Куршский залив на самодельных паромах, вооружённые исключительно стрелковым оружием, а некоторые ещё и мечами. Что же это, если не игра? Только вот реальные потери с обеих сторон заставляют отбросить такую версию.

На этот раз приближаются три совсем маленьких паромчика. Уже хорошо. Это значит, там никак не более полусотни человек, то есть особей противника. Хотя и люди, к сожалению, там тоже бывают. Этих я ненавижу больше всего. Как увижу зелёную полицейскую форму, сразу стреляю. У меня на счету уже даже несколько выговоров есть за то, что вместо обезьяньего офицера, полицая первым пристрелила. Но я ничего не могу в такие моменты с собой поделать. Гориллоиды всех своих прихвостней в полицейскую форму одевают. Наверное, какой-то склад с обмундированием разграбили, не сами же они её шьют. На этот раз на приближающихся плотах зелёной формы не видно. Уже хорошо, значит, очередного выговора не предвидится. Почему они не настроят тысячи таких переправочных средств и не нападут все сразу, завалив нас числом, раз уж так равнодушны к собственным жертвам, так же непонятно, как и то, почему не используют свою технику. От пленных тут тоже ничего не удалось добиться. На некоторые вопросы они отвечают нормально, а на другие, и в первую очередь на всё, что связанно со странностями, молчат. Вернее, одни молчат, другие нет, только вот что бы они ни говорили, их автоматический переводчик, который имеется у всех без исключения в виде большой синей пуговицы, каждый раз начинает нести какую-то чушь о великой миссии и тому подобном. Наверное, специально так запрограммирован, чтоб не выдать то, что у них считается военной тайной или чем-то вроде неё.

Вот в перекрестье прицела попал гориллоид с мечом.

Офицер. Теперь уже был.

Дальше можно стрелять во всех, кто высунется из-за борта. Второй выстрел. Явный промах, только патрон зря истратила. Третий, есть! Скорей всего, ранен, но всё равно считается. Четвёртый…

По мне тоже открыли ответный огонь. Винтовки у пришельцев мощные, калибр серьёзный, дальнобойность куда выше, чем у моей, да и прицелы на них хорошие стоят, а всё равно стреляют куда хуже. Или просто к нашей атмосфере не привыкли? Хотя и я сама из их позиции, с движущихся паромов, пусть в заливе почти и нет качки, стреляла бы не очень хорошо. Какая мне разница, не попадают, и это главное. В любом случае не буду дожидаться удачного выстрела.

Отползаю назад и скатываюсь по песчаной поверхности дюны. Теперь бегом к заранее подготовленной второй точке. Сбоку и чуть сзади от первой. Осторожно выглядываю. Инопланетяне уже добрались до берега и бегут, активно отстреливаясь, к лесу. Оттуда ведут частый огонь из разномастного оружия. Немало и трофейного. Плечо у меня опять болит, но на десяток выстрелов терпения хватит. Сколько раз я уже успела проклясть оружейника, подсунувшего мне винтовку под патрон от мосинки. Сейчас такими только из пулемётов и стреляют. Не мог выдать карабин СКС под патрон к АК-47. Садист несчастный! Точно садист.

– Так значит снайпер, говоришь? – нехорошо ухмыляясь, спросил он, когда я без разговоров взяла предложенное оружие.

– Да! – с вызовом ответила я.

– Ну, тогда винтовка как раз для тебя.

Вот ведь гад! Откуда я могла тогда знать про калибры и отдачу? Но сейчас не время придаваться воспоминаниям.

Целюсь. Выстрел. Теперь я немного сбоку и стреляю почти как в тире. Гориллоидам не до меня, так что к тому времени, как они отступили, потеряв половину убитыми, я успела сделать обещанные десять выстрелов, промахнувшись всего дважды.

Ну всё, мне тут больше делать нечего. Смотреть, как собирают трофеи, я не хочу, а видеть погибших с нашей стороны тем более. А их просто не может не быть. Так что можно идти отдыхать. Странная тут у нас война, и больше одной попытки в день пришельцы не делают, за что им большое человеческое спасибо, так как больше и не за что. Но сначала нужно подать рапорт об уничтоженных гориллах и получить премию. Две сигареты за тушку. И хотя сама я не курю, табак отличная валюта, и на него тут почти всё что угодно выменять можно. А кроме сигарет ещё и орден или медаль в тетрадку записать могут. Лучше бы вместо несуществующей награды лишнюю пачку дали, но не отказываться же, в самом деле? У меня там уже много всяких понаписано.

Боевое красное знамя. Кто бы мог подумать? Это за первый бой, когда мы не только выжили, но и десант отбили.

Святой Георгий четвёртой степени. Это за захваченный нормальный катер, а не самодельный паром. Тогда всему отряду ордена выписали.

Медаль «За отвагу». Ага, именно в том бою я как раз больше всего и перетрусила. Аж вспоминать неприятно, тем более что бельё постирать сразу не было никакой возможности. Но думаю, что медаль всё равно заслуженная, так как я жива, а те, кто меня тогда напугал, нет.

Орден «Дружбы народов». Смешно звучит? Это за двух пленных офицеров. Я их только в ноги ранила, а потом не дала подчинённым утащить.

Странные ордена? А что ещё делать командованию, когда из всех поощрений бойцам только повышенный паёк и сигареты? Вот и записывают в наградные книжки очередное звание или орден. Что до набора, так и люди собрались очень разные. И поскольку никто не предполагает, что это всё придётся действительно вручать, то записывают почти всё, что попросит отличившийся, лишь бы хоть приблизительно подходило. Нет, если кто потребует звезду Героя СССР или железный крест, то не дадут, так как ещё помнят, что это за награды и за что давались. Но крестов никто и не просит, ни немецких, ни, что характерно, литовских.

Кястутис. Пограничник.

Бой окончен, раненые вынесены, патроны и оружие обезьян собраны, и теперь настала моя работа. Установка пограничных столбов молодой республики. Всё очень просто, вбиваю в песчаный прибрежный грунт кол, отрубаю голову мёртвому пришельцу и насаживаю её мордой в сторону залива. Вот и вся граница. Если полицай попадается, то тоже отрубаю, но на столб не насаживаю, слишком много чести, а просто бросаю на песок рядом со столбом хозяина.

Обезьяны, между прочем, первыми начали. Но это, пожалуй, единственное, в чём их никто у нас не винит. Когда первая попытка переправиться на косу маленького отряда пришельцев была отбита, а они сами потоплены, нам предъявили ультиматум. Поскольку сейм принял закон о капитуляции, то наше сопротивление незаконно. У нас есть двадцать четыре часа на то, чтоб сложить оружие. Если мы не сдадимся, то сейм и правительство будут признаны не выполнившими своих обязательств и казнены в полном составе. Инопланетяне они такие инопланетяне. После этого ультиматума все окончательно поверили, что мы имеем дело с внеземным разумом, хотя и сомневались насчёт разумности последнего. Это же надо было такое придумать! В общем, испугали они ёжика голым задом по полной программе.

Вот тогда-то и было объявлено о выходе Куршской Косы из состава Литвы, Европейского Союза, НАТО и ООН в придачу, чтоб уж по полной, а также о желании присоединиться к Калининградской области. Никаких референдумов и голосований не проводилось, просто кто-то спонтанно выкрикнул, его тут же поддержали, и покатилась волна цепной реакции. Это вам не какая-то демократия, а настоящее волеизъявление народа.

А обезьяны честными оказались и своё обещание выполнили. Уже на следующий день на клайпедском молу появились колья с головами членов сейма и правительства. Поскольку противоположный берег в том месте совсем недалеко от нашего, то в хороший бинокль можно было даже рассмотреть знакомые лица. Так в Республике Куршская Коса появился второй государственный праздник – День Справедливости, следующий сразу же за первым, Днём Независимости.

Ещё с того дня горилл всё больше стали называть гориллоидами, в знак если не уважения, то признания пусть и инопланетными, но людьми, хотя и не все, конечно. Другие их до сих пор по-старому кличут. К тому же не очень-то они на обезьян и похожи, разве что чисто карикатурно. Мордой действительно на гориллу смахивают, хотя и не на афроамериканскую, в смысле не чернокожую, ростом под два метра, а вот телосложения вовсе не мощного, а скорее даже хрупкого.

Тогда же появилась традиция отмечать границы нового государства столбами с головами убитых врагов. Я же стал пограничником. Не самая приятная работа, подумают многие. Меня устраивает. Нет, ни мясником, ни патологоанатомом я раньше не был и даже не мечтал. Просто после того, что они вытворяли в моём родном Шауляе, готов им рубить головы сколько угодно, и рука не дрогнет. Вот когда первому полицаю рубил, тогда да, проблевался по полной программе, а гориллам – без проблем.

Для меня эта война началась утром в субботу одиннадцатого июня 2011 года. То есть с самого первого дня. Не помню уже, зачем вышел из дома в такую рань да ещё и в выходной, но куда бы я тогда ни собирался, так и не дошёл. Был крайне удивлён, увидев идущую посередине улицы колонну странных танков и ещё более странных машин. Если танки в принципе все одинаковые – гусеницы, корпус, башня, пушка, то машины действительно отличались от всего, что мне до этого приходилось видеть. Даже не берусь их описать, единственное, что запомнилось, это то, что у каждой было по шесть колёс. На всех машинах и танках имелась эмблема с изображением чего-то похожего на весы. Но в тот момент меня удивили вовсе не странная форма, необычная эмблема, подозрительно тихий шелест двигателей и даже несвойственная военной технике ярко-фиолетовая окраска, а сам факт наличия в городе такой колонны. Откуда в Литве танки? Нету их у нас.

Визг тормозов, глухой удар, скрежет рвущегося металла. В прущий на красный сигнал светофора передний танк врезался красный спортивный автомобиль. Вернее, совсем не спортивный, но одной из моделей, которые почему-то принято называть такими. Танк, даже не притормозив, переехал через свою жертву, безжалостно её круша. За ним последовал второй, третий… Вскоре от автомобиля вообще ничего не осталось. Как и от людей в нём.

С меня спало наваждение, и я бросился домой. План возник буквально сразу. Жену и дочку в охапку, ружьё и документы тоже, садимся в машину и к швогеру[6]6
  Швогер – брат жены (Прим. автора).


[Закрыть] в Калининград, а вернее, в Зеленоградск. Тем более что визы у всех есть, недавно у родственников гостили. Такому замечательному плану было суждено разрушиться о недопонимание жены. А стоило моей Наталье услышать, что я и ружьё через границу везти собрался, то вообще идиотом обозвала и больше ничего не захотела слушать. А ведь могли бы и успеть. Но никакие аргументы не помогали. Упёрлась, и всё!

– Ваше НАТО вас защитит, – только и отвечала она тоном Остапа Бендера, когда тот произносил своё знаменитое: «Заграница нам поможет».

Спорить было бесполезно, поэтому я решил использовать время с толком. Во-первых, запретил жене с дочерью выходить из квартиры. Тут она перечить не стала. Сама считала так же. Не дура она у меня, в конце-то концов, понимает, что раз по городу разъезжают неизвестно чьи танки и давят машины, то на улице действительно делать нечего. Во-вторых, включил радио и телевизор, вдруг что скажут. Но и там, и там молчали. Нет, конечно, не молчали в буквальном смысле, просто шли обычные для этого времени передачи. Ни новостей, ни «Лебединого озера» не наблюдалось. Ну и, в-главных, занялся сбором вещей, чтоб в случае чего сразу покидать в машину сумки и ехать.

Первым делом вытащил из сейфа свой новенький Mossberg 500 – один из лучших помповых дробовиков в мире (есть такие, что думают иначе, но я с ними не согласен, моё ружьё самое лучшее и точка). Трубчатый магазин под стволом вмещал в себя 7 патронов. Полимерная ложа с пистолетной рукояткой удобна как для обороны, так и для охоты. Картечь «два нуля» с расстояния в 5 метров способна уложить наповал любого среднестатистического медведя в полицейском бронежилете. Ну и все коробки с патронами, разумеется. Вот тут-то и произошёл первый скандал. Жена, наблюдавшая за моими приготовлениями и всегда отрицательно относившаяся к оружию в доме, не упустила случая высказать всё, что она думает о мужчинах и их игрушках. И самое паршивое заключалось в том, что на этот раз логика была на её стороне. Как я собрался везти оружие через границу? Однако мне почему-то казалось, что на этот раз логика может стать не самым лучшим советчиком. Отложил ружьё в отдельную сумку, которую в случае чего можно взять, а можно и не брать, и занялся остальными вещами.

Через какое-то время послышались звуки боя, и стреляли явно не из ручного оружия. Почти сразу оживилось и радио. Ведущий стал рассказывать о уже какое-то время поступающих звонках радиослушателей, сообщающих о странных танках в городе и звуках боя, доносящихся со стороны Закняй. Не забыл при этом намекнуть, что первое апреля вроде как давно прошло, да и праздников, побуждающих принимать алкоголь, тоже вроде как не было ни вчера, ни позавчера. Но вдруг пошли помехи, треск, шипение, и голос диктора сменился отчаянным визгом, тараторящим что-то на английском языке.

С английским я не в самых дружеских отношениях, но общий смысл сказанного понять способен. Сейчас в Закняй дежурили американцы, и выступал явно кто-то из них. Что эта за аппаратура такая, способная заглушить местную радиостанцию? Наверняка втихаря установили. Не на студию же он прибежал, в самом деле. Американец орал, что они неприкосновенны, так как являются гражданами США, что аборигенов без личного приказа своего президента защищать не будут и даже если таковой поступит, то только воздушное пространство и не более того. Кто бы ни нападал на американскую базу, долго они радиохулигану разглагольствовать не позволили. Вернувшийся диктор начал переводить только что прозвучавшее, не забывая при этом комментировать. Может, ему не понравились сами высказывания американца, а может, то, что тот вытолкнул его из эфира, но комментарии ведущего были крайне нелицеприятны для представителя мировой демократии. Диджей, похоже, увлёкся и забыл, что находится в прямом эфире, так как прошёлся и по самой демократии, и по штатам, и по общечеловеческим ценностям. Разве что напавших на базу открыто с победой не поздравлял. Жаль человека, его же теперь точно с работы уволят.

Но сегодня, похоже, был не его день. Не повезло парню. Кто-то опять занял принадлежащее ему место в эфире. На этот раз говорили на исковерканном литовском языке странным голосом и с непонятным акцентом.

– Тот, кто терпеть чужой солдат на свой земля, не достоин жить. Но люди добрый, благородный, великодушный. Люди чтить великий правила. Люди позволять обезьяны покидать город. Давать один час время.

После этого загадочного заявления эфир замолк, причём на всех частотах. И телевизор, кстати, тоже. В самый последний момент понял, что всё это местные или ретранслируемые станции, и переключил приёмник на средние волны. Несколько вильнюсских радиостанций нашёл без труда, но там шли самые обычные трансляции мирного времени, видимо наши новости до них пока не дошли, несмотря на то, что кто-то либо захватил, либо уничтожил базу ВВС НАТО в Зокняй. И ничего, кроме Вильнюса, вообще не было. Весь остальной мир просто молчал.

Не знаю, кто кому и зачем дал час времени, но я счёл лучшим этим воспользоваться и тоже покинуть город. Жена опять отказалась куда-либо ехать, но на этот раз не так уверенно, как с самого начала. Продолжая ворчать, она начала собирать вещи себе и дочке. Вообще-то я всё необходимое уже давно сложил в сумки, но по опыту знал, что спорить бесполезно, и стал терпеливо ждать. На самом деле Наталья была согласна с тем, что нужно ехать к её брату в Зеленоградск, и спорила только по инерции. Самым красноречивым тому подтверждением являлся факт, что всего через сорок пять минут мы кидали сумки в багажник (ту, что с ружьём, я тоже прихватил) и все втроём садились в машину, подержанный, но в приличном состоянии джип в японском понимании этого слова.