Текст книги "Связанные звездами"

– А что, это так ужасно?

– Просто жалко.

– Но у меня нет его номера. Я не смогла бы связаться с ним, даже если бы хотела.

– Чушь, – отрезала Тара. – Солнышко, иногда приходится брать быка за рога. Найди его в «Фейсбуке», свяжись с его родителями, зайди в тот ресторанчик в обеденное время… что угодно, но обещай мне, что ты как-нибудь, в любой форме или виде, свяжешься с этим парнем. Обещаешь?

– Ну-у-у… – протянула Жюстин. Не так уж много времени оставалось до прихода нового гороскопа от Лео, готового к набору и корректированию. Может быть, но только может быть, она еще раз попросит помощи у звезд?

– Возможно, есть один способ.

Около полуночи в кабинетах редакции «Звезды» царили тишина и покой. Спали компьютеры, погасив экраны, и, размеренно мигая зелеными огоньками бесперебойников, дремал в коридоре старый капризный копировальный аппарат в пыльном пластиковом корпусе. Посреди хаоса на рабочем столе Анвен набор фигурок из «Звездных войн» украсился ярким серпантином из хлопушек, взорванных в честь четвертого мая.

Едва ощутимый сквозняк слегка шевелил листья папоротника на столе Жюстин и пушок на кардигане из ангоры, висящем на спинке стула. В небольшом высоком окне виднелось лишь темно-оранжевое ночное небо большого города. Но могло ли так случиться, что через пару минут после полуночи луч звездного света проник сквозь окошко над столом? И что эта одинокая мерцающая нить спикировала в тишину кабинета и пробудила к жизни факс-машину?

Машина зашумела, готовясь к работе, а затем печатающая головка начала двигаться справа налево, слева направо по странице. С каждым проходом на ней оставался след из половинок слов.

Пиксель за пикселем появлялись предсказания и советы для всех знаков зодиака по очереди. Дойдя до одиннадцатого знака, машина выдала следующее: «Водолей. “Противоречия, – как говорил Паскаль, – не говорят о ложности, точно так же, как их отсутствие не говорит о правдивости”. В общем, Водолеи, в этом месяце лучшее, что вы можете сделать, – ничего не делать из-за сильных, противоречащих друг другу влияний Марса и Нептуна. И если Марс требует решительности и активности, то Нептун склоняет к осторожности и вдумчивости. Будет разумным достичь определенности прежде, чем принимать важные решения».

Через пару секунд сообщение пришло полностью, и листок с ним выпал из факса прямо в корзину для бумаг, где и остался лежать до понедельника, ожидая прихода Жюстин.

Перекресток

В тускло освещенном салоне самолета высоко над экватором Зейди О’Хара положила прохладную ладонь на влажный лоб маленькой девочки.

– Мамочка? – позвала та, но девушка не стала поправлять ее.

Вместо этого Зейди – Водолей, стюардесса компании Qantas[28]28
  Qantas Airways Limited – самая большая авиакомпания Австралии.


[Закрыть], когда-то не прошедшая отбор в школу искусств, коллекционер и профессионал в ношении туфель на головокружительно высоком каблуке, обладательница иссиня-черной шевелюры и сестра рыжеватой блондинки Лариссы О’Хара, выпускницы фармацевтического, – быстро, но практически бесшумно взялась за дело.

Правой рукой она решительно распаковала гигиенический пакет и поднесла его к подбородку девочки, чья мама только что объявила, что ее дочь вовсе не тошнит. Левая рука Зейди тем временем собрала растрепанные после сна волосы малышки в хвост. Она успела вовремя. Поток рвоты, извергшийся в пакет, был пенистым и коричневым, похожим на колу с комочками и к тому же весьма обильным. Зейди чувствовала, как теплеет дно пакета в ладони.

Мать девочки, вырванная из оптимистического забвения, навеянного парой мини-бутылочек каберне мерло, внезапно засуетилась, расстегивая карманы сумок в поисках влажных салфеток, изо всех сил демонстрируя сострадание и раскаяние. Зейди выпрямилась и стряхнула крошечный кусочек рвоты с форменной юбки. Затем запечатала край белого пакета, плотно, как конверт.

– Вы – волшебница, – хватило такта признать матери девочки. – Как вы узнали?

Зейди, собранная и профессиональная, уверенно подмигнула женщине.

– Скажем так, это не первое мое родео, – ответила она и двинулась по проходу, постукивая каблуками темно-синих лодочек так спокойно, словно шла по залу аэропорта, пусть и с полным гигиеническим пакетом в наманикюренных пальчиках.

Она почти добралась до шторы, отделявшей хвостовую часть от салона, когда поняла, что у нее проблемы. Рванув раздвижную дверь туалета, девушка поспешно вошла и закрылась на защелку, заставив ослепительно вспыхнуть лампы освещения. Рвота подступила к горлу и хлынула в унитаз: красновато-оранжевая, как дитя порочной связи несвежей моркови и карри, съеденного в аэропорту.

Морковью в этом случае, скривившись, поняла Зейди, был долговязый новозеландец по имени Стюарт. Что за Стюарт? Кто такой Стюарт? Зейди не знала. В начале апреля – как бы не на сам День дурака – она внезапно оказалась с ним рядом за стойкой одного из сингапурских баров. Она пришла туда со своей коллегой Лени-Джейн, которая вскоре, что для нее весьма характерно, отправилась с одиноким бизнесменом-немцем в его просторный люкс. Зейди, брошенная в одиночестве в самом начале вечера, понимала, что она уже слегка подшофе, зверски скучает и, ко всему прочему, отлично выглядит в симпатичных туфельках от «Флювог» и бледно-голубом платье с завязками на шее. Вот почему этому Стюарту весьма легко – бокал за бокалом, шутка за шуткой – удалось постепенно продвинуть обтянутое джинсой колено между ее ног.

Это тоже было не первое ее родео, и Зейди в больших карих глазах, редеющих выгоревших волосах и заметных морщинах увидела тот тип парня, симпатичного от рождения, который недавно понял, что он вовсе не Питер Пен и теперь весьма этим обеспокоен.

На рассвете следующего дня Зейди проснулась в своем номере, с колтуном на голове вместо привычной гладкой прически и пересохшим, занимающим по ощущениям весь рот, языком. Через пару секунд во рту появилась слюна, а в голове – воспоминания о том, где она, почему между ног у нее влажно, сколько разнообразных и необычных поз они перепробовали, а также осознание, что кроме нее в кровати, да и в номере никого нет. Может быть, он в ванной? Она заставила себя встать и приоткрыла дверь. Нет. Стюарт исчез.

Зейди открыла бутылку воды из мини-бара и практически опустошила ее одним долгим глотком. Затем решила, что так лучше. Да, лучше. Оглядев типично бежевый гостиничный номер, она поняла, что единственным признаком того, что они со Стюартом знатно покувыркались – не считая смятых простыней, – оказался презерватив, жалким червяком лежащий на плюшевом ковре. Посмотрев на него еще раз, внимательнее, она заметила, что он совершенно точно порван. Черт.

Зейди нажала на смыв, и резкий всасывающий звук заставил ее прижать руку к животу в инстинктивном защитном жесте. В кошмарах именно с таким звуком во вторник, в полдень, ей проведут процедуру. Так это назвала женщина, с которой она говорила по телефону. Они прекрасно разбирались в эвфемизмах, там, в «центре контроля рождаемости».

В зеркале, которое, безусловно, входило в тройку наименее льстящих в мире, отразилось лицо Зейди. С волосами все было в порядке, но вот кожа выглядела ужасно, и под слоем основы, которую она щедро намазала на лоб и скулы, отчетливо проступали прыщики. Да и скрыть то, как лиф ее формы обтягивает набухшую, чувствительную грудь, уже не представлялось возможным. На прошлой неделе ей пришлось отменить обед с Лариссой, поскольку если кто и заметит внезапные и весьма специфические изменения в твоем внешнем виде, то это явно невероятно наблюдательная и отлично образованная сестра. Та самая, которой никогда не придется стоять в туалете самолета, с незапланированным ребенком в животе и беспокойными мыслями о том, какое из двух чудовищных зол можно считать меньшим.

Да, Лариссе не пришлось бы этого делать, поскольку она принимала бы таблетки. А кроме того, у Лариссы в сумочке обнаружился бы запас суперпрочных, усиленных стальными нитями, антибактериальных презервативов. Всю жизнь Ларисса была аккуратной, а Зейди – любопытной. И это, как любила говорить их мать Патриция, было абсолютно правильным. В конце концов, Ларисса была Козерогом, а значит, расчетливой, уверенной в себе и разумной девушкой, а Зейди – Водолею – ближе были путешествия и приключения, исследования и эксперименты.

Но куда этот внезапный, в духе Водолея, квест приведет ее теперь? С ее кочевой работой она даже кота себе позволить не может, не говоря уже о ребенке. У нее за душой ничего нет: единственные более-менее ценные вещи – это хетчбек «Киа», тридцать шесть пар любимых шпилек и айпад первого поколения. Мать-одиночка, безработная и без перспектив, застрявшая в самой заднице мира, на окраине какого-нибудь Нигдевилля: вот кем она станет, если решит оставить ребенка. Но единственной альтернативой для нее был «центр контроля рождаемости» в полдень, во вторник. И это в качестве выбора казалось как минимум столь же ужасным.

Мысли Зейди прервал торопливый стук в дверь туалета. Чертовы пассажиры. Они, что, читать не умеют? «Занято», – хотелось ей закричать. За-ня-то.

– Ты в порядке, куколка?

Это была Лени-Джейн. Которая, должно быть, видела, как Зейди кинулась в туалет. Которая не даст себя одурачить. Которая, какой бы милой, веселой и легкой в общении ни казалась, на самом деле самая несдержанная из всех, кого Зейди знает. Черт.

– Да, солнце. Выйду через минуту, – откликнулась Зейди.

Затем с трудом заставила себя собраться и привести туалет в порядок. Мешок с рвотой маленькой пассажирки все так же стоял на краю раковины. С огромной осторожностью Зейди отправила его в мусорное ведро и вымыла руки, используя, возможно, слишком много мыла. Чтобы скрыть запах рвоты, она брызнула на лицо из флакона с надписью «Освежающий спрей». Когда она в конце концов вышла из туалета, вокруг нее плыло облако лавандового запаха отчетливо химического происхождения.

Лени-Джейн ждала ее за шторой, опершись на дверцы кладовой, и на лице ее было написано удивление. Напарница была невысокого роста, пухленькая, с акцентом, скорее всего, скопированным у Силлы Блэк[29]29
  Силла Блэк – британская певица, актриса и телеведущая.


[Закрыть], и яркими птичьими глазами, которые сейчас внимательно изучали Зейди.

– Ты уверена, что все в порядке? Выглядишь так, что краше в гроб кладут. Иди-ка сюда и присядь.

Зейди позволила Лени-Джейн устроить ее в раскладном кресле и укрыть пледом. И с благодарностью приняла стакан газировки и мятную пастилку. Она устала, так устала. Устала, как никогда прежде за всю свою жизнь. Ей казалось, что сердце превратилось в кусок свинца, или сила земного притяжения возросла в разы, причем только для нее. Она представила, что летит, словно тяжелый кожаный мяч, сквозь складное кресло, сквозь пол самолета, прямо к земле. Выбивает в ней кратер.

– Ну, и что происходит? – спросила Лени-Джейн, склонив голову набок. Скинула туфли и скрестила руки на груди, став еще короче и шире, и теперь походила на встревоженную мать-наседку.

– Все хорошо, спасибо, солнце. Правда. Просто когда ту малышку вывернуло, у меня желудок к горлу подпрыгнул, – объяснила Зейди с натянутой улыбкой. – Скоро приду в норму.

– В но-о-орму, – протянула Лени-Джейн, подозрительно нахмурившись. – Хм-м-м. Посиди-ка здесь с полчасика, потом посмотрим, полегчает тебе или нет.

Лени-Джейн впихнула маленькие пухлые ступни в узкие туфли и отбросила с лица жесткие высветленные пряди волос. Прежде чем вернуться в слабо освещенный салон, она кинула на колени Зейди журнал.

– Вот. Займи чем-нибудь свою голову, – посоветовала коллега, внимательно и, по мнению Зейди, слишком уж понимающе взглянув на нее.

То, что случилось потом, Зейди всегда будет помнить с абсолютной четкостью. Она вспомнит и вес журнала, напечатанного на высококачественной бумаге, и карикатурный ярко-красный нос премьер-министра на обложке. Зейди вспомнит и другие, совершенно случайные вещи: рыжеватый цвет грязи в рекламе джипа, странный шрифт в стиле ретро, использованный в заголовке «Развод – хит сезона», и резкие черты главного астролога журнала на черно-белом фото.

Зейди не особо увлекалась астрологией. Этим, скорее, интересовалась ее мать. Патриция О’Хара не считала астрологию мистической наукой, она подходила к ней с практической, обыденной точки зрения. Ее знак был фактом, таким же, как цвет волос, глаз или кожи, и она верила, что принадлежность к Девам объясняет все, начиная от ее манеры складывать простыни (прямо как в том ролике Марты Стюарт на YouTube) до полностью укомплектованной аптечки в сумочке.

Прямо сейчас Зейди больше всего на свете хотелось, чтобы ее мать оказалась рядом с теплой маской для лица в руках и задушевным разговором наготове. Но в отсутствие Патриции О’Хара Зейди пришлось положиться на Лео Торнбери и один жалкий абзац с советами звезд.

Водолей. В этом месяце Водолеев ждет удача с новыми начинаниями. Чувство правильности и своевременности распространится на все сферы вашей жизни, вызывая на первый взгляд случайные встречи и события. Но ведь, по словам Эйнштейна, совпадения – это способ бога сохранить анонимность. Когда Вселенная отправляет вам сообщение в виде шанса, разумнее не закрывать перед ним дверь.

У Зейди, читающей эти слова, внезапно закружилась голова. «Мамочка?» – вспомнились слова той девочки, прозвучавшие как вопрос. А еще была путаница с почтовыми доставками, когда ей прислали полдюжины детских костюмчиков из хлопка с бамбуковым волокном вместо лифчиков пуш-ап, которые она заказывала. Это было в тот самый день, когда из школы, в которую она когда-то ходила, пришел рекламный буклет с сопроводительным письмом, подробно описывающим, как записать туда своего ребенка. Но ведь все это наверняка были совпадения? И они ничего не значили. Так ведь?

Зейди прикрыла глаза, пытаясь успокоиться, и словно взглянула внутрь себя, внезапно увидев огромный новый мир. Оказалось, что внутри она пустая, как огромная полость с отдаленно поблескивающими кристаллическими стенками. Но открывшееся пространство было огромным, по-настоящему огромным, словно в пределах мерцающих стен ее внутренней пещеры могла уместиться целая Вселенная.

Вселенная отправляет вам сообщение… Эти слова плыли по внутреннему космосу Зейди, словно составленные из звездной пыли. Мерцая и меняясь, они появлялись и исчезали, уменьшались и росли. Вселенная отправляет вам сообщение. Вот тогда-то Зейди и ощутила это, где-то внизу живота. И она не просто вообразила себе это, она действительно ощутила: фейерверк вероятностей, всплеск бытия, ее личный Большой Взрыв. Именно в этот и ни в какой другой момент, подумает она позже, жизнь ее ребенка действительно началась.

Шарлотта Джунипер – Лев, выпускница факультетов юридических и политических наук, бывшая единоличная правительница студенческого сообщества (большей частью просвещенная), гордая обладательница сияющей копны медных волос, достигающей талии, в детстве увлекавшаяся гимнастикой, а теперь иногда отправляющаяся в ночной клуб без белья – стояла голая в темной кухне, которая отнюдь не была ее собственной. Она открыла шкаф, в котором наверняка хранила бы стаканы, будь она хозяйкой этой кухни в лофте, оформленном в стиле 1950-х годов. Но обнаружила лишь разобранный кухонный комбайн. Открыла другой шкаф, но в нем обнаружились запасы чая и кофе. Затем еще один. Алкоголь.

– Фу… – Ее передернуло.

Шарлотта проснулась около половины второго от пульсирующей в висках боли – явного признака похмелья и от калейдоскопа обрывочных мыслей в голове. От кожи шел острый анисовый запах самбуки, а высыхающий пот добавлял к нему солоноватый запах победного секса. Сегодня Шарлот получила – и приняла – предложение работы. Настоящей работы, как у взрослых. Работы редкой, чудесной и принадлежащей ей.

Все выпускники юрфака или политики, которых она знала, вскоре после получения диплома понимали, что зарабатывать в этих сферах могут только плохие парни. К работе для людей с идеалами прилагались весьма ощутимо урезанные зарплаты. И все же ей представился отличный шанс благодаря внезапной отставке Марджи МакГи. Очень неожиданно упомянутая Марджи уволилась с поста советника зеленых и вернулась к активной борьбе на экологическом фронте. Она планировала грандиозную сидячую забастовку на дереве где-то в Тасмании, как слышала Шарлотта. Впрочем, какая разница. Благодаря внезапному решению Марджи у Шарлотты теперь была одна из редких возможностей получать неплохие деньги за добрые дела. У нее будет достаточно денег на шикарные наряды и вино в любых количествах.

Шарлотта Джунипер, советник зеленых. И особенно сенатора Дейва Грегсона. Дейва Грегсона, звезды рокабилли[30]30
  Рокабилли (англ. rockabilly) – музыкальный жанр, ранняя разновидность рок-н-ролла, представляющая собой синтез рок-н-ролла и кантри-музыки.


[Закрыть] и спортсмена, ставшего политиком. Дейва Грегсона, бывшего музыканта и нынешнего спутника известной как в Австралии, так и за рубежом певицы Блесид Джонс, которая в данный момент уехала в тур по Новой Зеландии в поддержку своего альбома. Того Дейва Грегсона, который сейчас наверху, в своей спальне, пытался прийти в себя после самбуки и секса. Дейва Грегсона, который – без ведома Шарлотты – оставил телефон на беззвучном режиме в кармане пиджака, где тот вот уже несколько часов подряд принимал СМС и голосовые сообщения от Блесид Джонс, подхватившей простуду, отменившей последние концерты тура и спешащей домой поздним ночным рейсом. Того самого Дейва Грегсона, который, судя по всему, не держал стаканов ни в одном подходящем месте кухни.

Шарлотта распахнула дверцу холодильника, наполнив кухню светом пополам с прохладой. Поток холодного сухого воздуха мгновенно высушил островки пота в ямке между ключицами и под тяжелыми, в узорах голубых венок, грудями. Она глотнула апельсинового сока прямо из бутылки. Именно в этот момент до нее, исключая малейший шанс на ошибку, донесся звук поворачивающегося в замке ключа.

Дверь лофта распахнулась, и на пороге возникла невысокая, подсвеченная сзади фигура Блесид Джонс. Она выглядела так, словно сошла с обложки альбома: платье с зауженной талией и пышной юбкой, изящные ботильоны, фетровая шляпа, венчающая пышную шапку кудрей, чехол с гитарой в руке, и ореол янтарного света вокруг. Шарлотта попыталась прикрыть лобок бутылкой апельсинового сока. От испуга ее соски встали торчком.

Фигура Блесид Джонс издала еле слышный звук, похожий на судорожный вздох.

– Вы – Блесид Джонс, – беспомощно пробормотала Шарлотта. – Мне нравятся ваши песни.

Кирпичи и доски – Цена? Доставка?

Крючки для картин (самоклеящиеся)

Сушилка для одежды (маленькая)

Пробка для слива (55 мм)

Лампочки (свечки)

Занавеска для ванной

Ник Джордан, едущий в хозяйственный магазин на велосипеде, пытался представить, что разумный человек подумал бы про его список, если бы вдруг тот выпал и его нашли бы на улице или в автобусе. Может быть, его приняли бы за образчик экспериментальной поэзии? Или, если бы в списке узнали список, можно было бы по нему представить себе жизнь написавшего его человека?

Сможет ли тот, кто найдет список, догадаться, что составивший его человек только что переехал в съемную квартиру, в которой – как и в любом другом таком жилье – на стенах нет ни одного крючка для картин? Сможет ли он представить себе сбивающий с ног запах свежей белой краски? А легкую примесь плесени? Сможет ли вообразить гостиную с мрачным зеленым ковром, все еще слегка влажным после химчистки, и все его постеры, выстроившиеся вдоль стен на высоте колен? Представит ли себе стопки книг и дисков, которые некуда ставить? А также банковский счет составителя списка, размер которого намекает, что кирпичам и доскам придется в очередной раз играть роль полок.

«Балкон» – говорилось в объявлении о сдаче. Но это нельзя было назвать настоящим балконом. Это был бетонный выступ, обнесенный ржавыми железными перилами, на котором мог поместиться либо ящик с помидорной рассадой, либо сушилка для вещей, которую Ник собирался купить, но никак не то и другое вместе. Трудно было понять, почему архитектору вообще пришло в голову возиться с балконами, если, конечно, архитектор – верное определение для того, кто спроектировал ужасную многоэтажку, в которой Ник сейчас жил. Здание построили так близко к жилому комплексу в стиле ар-деко, что Ник легко мог бы доплюнуть вишневой косточкой до окна соседней квартиры.

В объявлении было написано «кухня в стиле лофт», что, как теперь понял Ник, значило: она просто крошечная. Печь старая и грязная, с конфорками, которые наверняка грелись целую вечность; спальня больше походила на шкаф, а о ванной, решил Ник, лучше вообще не вспоминать, ведь ее проектировали в тот короткий период истории человечества, когда ковер на полу ванной считался отличной идеей.

Ник миновал перекресток, объехав похожую на многоглавую гидру стайку такс, выбежавших на прогулку. На другой стороне улицы он остановился, чтобы вставить наушники в уши и набрать номер на телефоне. Теперь, после перехода на летнее время, разница во времени с родителями снова составляла всего два часа, и он вполне мог поболтать с мамой по дороге в магазин ранним воскресным утром. Гудок в трубке прозвучал четырежды. Ник представил, как Джо Джордан берет мобильный с кухонного стола на другом конце страны и открывает дорогой кожаный чехол. До него почти донесся соленый ветер, а перед глазами встал вид из окна родительской кухни – холмистое побережье и пронзительная синева Индийского океана.

– Сынок! – воскликнула мама.

– Привет, мам. Извини, ветер шумит.

– Ты где?

– Еду на велике.

– Я бы очень хотела, чтобы ты не болтал по телефону за рулем.

– Ма-а-ам.

– Ладно, ладно. Как новая квартира?

– Печально. Противно. Пакостно. И множество других слов на «п». Кстати, о «п», – выпалил Ник и глубоко вдохнул, будто готовился нырнуть. – Подруга.

– О, ты с кем-то встречаешься, – обрадовалась мама. – Как здорово!

– Вообще-то, не думаю, что тебя это обрадует.

Он ощутил внезапное падение температуры, словно кто-то вылил жидкий азот на телефонную линию. Но все равно продолжил.

– Мы с Лаурой решили попробовать еще раз.

В последовавшем за этими словами молчании он легко мог представить выражение лица матери. Ему, казалось, было слышно, как она прикусила нижнюю губу.

– Я хочу сказать, – продолжил он, – что мы не собираемся жить вместе, не так сразу. Мы будем двигаться постепенно. С самого начала. Ну, знаешь, сперва свидания. Шаг за шагом.

Мать по-прежнему молчала.

– Она согласилась не давить на меня. А я согласился как следует подумать о том, как развивается моя карьера. Это компромисс. Я хочу сказать, может, пришло время мне начать… То есть, понимаешь, папа всегда говорил… Даже ты иногда говорила… Я никогда не думал, что быть актером легко, но и не представлял, что это так сложно. Наверное, я не смогу быть на мели постоянно. Мам?

Он слышал, как она дышит. Подбирает слова.

– Мам?

– Ты сам выбираешь свой путь, Нико. Подругу, карьеру. И все прочее. Все это ты должен выбрать сам. Не я.

– Она…

– Я знаю, дорогой. Знаю. Три года – немалый срок, и ты много вложил в эти отношения. Я могу понять твое желание все взвесить. Но если отношения не удались один раз… Я хочу сказать, что ты взрослеешь, и жизнь ставит перед тобой новые препятствия, Ник. И нужно быть уверенным, что человек, который рядом с тобой, действительно тот самый. А ведь всякий раз, когда мы с тобой разговаривали за последние месяцы, ты, по-моему, был абсолютно уверен, что ваш разрыв – к лучшему. Что случилось?

Теперь пришла очередь Ника подбирать слова.

Чувство правильности и своевременности, писал Лео, и на первый взгляд случайные встречи и события. Пытался ли бог анонимно помочь ему, когда размещал лицо Лауры везде, куда бы Ник ни посмотрел? Казалось, что всякий раз, как он поворачивал за угол, его ждал рекламный щит или витрина, с которой на него смотрела она.

Сейчас ее портрет, в разы больше реального, украшал витрину «Кантри Роуд»[31]31
  Country Road – австралийская компания по производству и продаже одежды класса премиум.


[Закрыть]: сплошь длинные ноги, дымчатый макияж, летящие бронзовые шелка. Ее длинные и прямые темные волосы сияли, а лицо было… каким? Ник полагал, что в «Кантри Роуд» хотели, чтобы она выглядела изысканно и недостижимо, так, словно одежда этого бренда служит пропуском в место, где никакие заботы не отразятся на твоих мыслях, лице или внешности. Она демонстрировала не только одежду от «Кантри Роуд», но и очки бренда «Офелия». На доброй половине городских автобусов разместили ее изображение в пурпурных очках, с вьющимися волосами, слегка растрепанными тщательно срежиссированным бризом.

Даже в «Звезде Александрия Парк» через страницу от гороскопа Лео появилась реклама игристых вин «Шанс», и в ней, на фоне деревянных винных бочек, в джинсах, подчеркивающих ее стройные ноги и невероятно тонкую талию, красовалась она, Лаура Митчелл. Блузка цвета розы была целомудренно застегнута на все пуговицы, но при этом тесно ее облегала. Нежные, идеальной формы губы изгибались в манящей улыбке, а наманикюренные пальчики небрежно держали высокий бокал с шампанским. Золотистое вино в бокале мерцало, маня обещанием свадебных колоколов, и на его поверхности вспыхивали искры праздничных огней. «Лови свой шанс» – гласила надпись, сделанная изысканным курсивом.

Когда Вселенная отправляет вам сообщение в виде шанса, разумнее не закрывать перед ним дверь…

Ник понимал, что мать ждет от него ответа.

– Просто думаю, что так будет… правильно. Понимаешь? – сказал он.

– Нико?

– Да, мам?

– Ты же знаешь, что склонен видеть в людях только лучшее. И это здорово… Только береги свое сердце.

– Эй, – воскликнул Ник, вспомнив, о чем еще хотел рассказать маме, – ни за что не догадаешься, кого я недавно встретил. Дважды. Жюстин Кармайкл.

– Жюстин? О боже. Правда? Как она поживает? Чем занимается?

– Работает в журнале.

– Ну еще бы, – сказала мама с довольным вздохом. – Ей же всегда нравились слова, правда?

Ник начал рассказывать матери об их с Жюстин импровизированном ужине в парке, об их встрече в «Роге изобилия», о том, что она ничуть не изменилась, и внезапно понял, что описывает все очень подробно. Может быть, даже излишне подробно, словно он тщательно скрывал в себе желание поговорить с кем-нибудь. О Жюстин.

– Вы двое были такими хорошими друзьями, – сказала мать Ника. – Знаешь, Мэнди и я, мы когда-то мечтали, чтобы вы с Жюстин… ну, все это было давным-давно. Я очень скучаю по Мэнди.

Возникла короткая пауза.

– Иногда я думаю, как бы мы жили, если бы никогда не уезжали из Эденвейла, – задумчиво выдала Джо.

Ник подъехал к магазину.

– Мне пора, мам.

– Люблю тебя, дорогой, – сказала она. – Если встретишь Жюстин снова, обязательно передавай привет.