Текст книги "Крайний срок"

Два

Я затормозил перед микроавтобусом. Лишь тогда я оглянулся и внимательно осмотрел Бекс и Алариха – нет ли у них ран или крови. Одежда оказалась перепачкана, но следов крови я нигде не заметил.

– Кого-нибудь из вас укусили?

– Нет, – ответила Бекс.

Аларих только головой покачал. Бедняга до сих пор выглядел так, будто его сейчас стошнит.

– Царапины есть?

Терпеть не могу данную часть работы. Пока Джорджия была жива, первичный осмотр всегда делала она. У меня вообще не возникало жгучего желания допытываться у ребят насчет каких-либо травм, а она меня не заставляла. Теперь я – начальник, и проблема эта – исключительно моя головная боль.

– Нет.

– Нету.

– Ладно. – Я перегнулся через Алариха, открыл бардачок и вытащил оттуда три прибора для анализа крови. – Надеюсь, вы все понимаете.

– Красота… – поморщился Аларих. – Кровопролитие. А я уж подумал, что на сегодня с меня хватит.

– Прекрати ныть и проткни палец, – приказал я, протянув Алариху и Бекс небольшие пластиковые коробочки.

Если не считать стонов и ворчания из-за уколов, следует отдать должное этим устройствам. Они представляют собой потрясающее техническое достижение и с каждым годом становятся все совершеннее. Приборчики, которые я раздал своим спутникам, были просто загляденье. В десять раз чувствительнее приспособлений, которыми мы с Джорджией пользовались до того момента, как дали согласие участвовать в президентской кампании Римана. Кстати, тогда он еще был сенатором. Мы с сестрой получили доступ к гораздо более продвинутому оборудованию. Всего лишь один легкий укол пальца и – хоп – остальное брали на себя датчики одноразового анализатора. Они исследовали нашу кровь в поисках активных тел вируса – сигналов необратимого каскада событий, ведущих к размножению зараженных клеток и зомбификации человека.

Анализы крови – часть повседневной жизни, особенно если вы собираетесь на полевую работу. С годами большинство из нас стали относиться к этому гораздо спокойнее, что вызывает у меня искреннее удивление. Ведь плохой результат анализа означает смерть. Никаких вам переговоров и пересдачи экзамена. По идее, следовало бы сильнее волноваться за свою жизнь. Думаю, люди научились легко выбрасывать из головы мысли о возможных последствиях. Наверняка теперь они могут спокойно спать по ночам.

Хотя и мне такой способ чертовски помогает.

Я открыл крышку своей коробочки и произнес:

– Один…

Два, – проговорила Джорджия через полсекунды после Алариха.

– Три, – поморщилась Бекс.

Я стараюсь не присматриваться к огонькам анализаторов. Иногда получается. Пока приборчики работают, они мигают красным и зеленым светом. Они вроде бы показывают, что возможен любой результат. Устройство это отчасти психологическое и в некоторой степени оберегает своих производителей от судебных разбирательств. «Я пристрелил жену, офицер, но у нее на анализаторе не зажегся зеленый датчик». Человек, способный выстроить подобную линию защиты, наверняка загреб бы приличную сумму денег или даже заключил бы договор с кинокомпанией. Кому охота попадать под суд? Поэтому любой анализатор имеет дополнительную функцию в случае, если индикаторы будут «молчать». Он просто автоматически включается заново и требует повторить попытку. Словом, в этом мигании есть смысл, но я предпочитаю за анализатором не следить. Слишком много раз я уже видел красный огонек. На некоторые вещи лучше не смотреть – может стать очень больно.

– Чисто, – сообщил Аларих с нескрываемым облегчением.

– У меня тоже, – сказала Бекс.

– Отлично.

Я открыл глаза и взглянул на свой анализатор. Не мигая, горел зеленый индикатор. Ничего удивительного. Вирус Келлис-Эмберли никак не мог меня убить. Это было бы слишком милосердно.

– Возвращайтесь в микроавтобус, пока ваши новые приятели нас не догнали, – распорядился я. – Дейв готов вывезти нас отсюда на бешеной скорости. Верно я говорю, Дейв?

Конечно, он подслушивал. Я так и знал. Он немедленно ответил по общему каналу группы:

– Готов жать на газ, босс.

– Вы слышали. – Я вытащил из бардачка прочный пластиковый пакет и протянул его Бекс. – Возьми анализаторы, Бекс, потом положи пакет в контейнер для биологически опасных предметов. По дороге начинайте чистку материалов съемки. Соберемся в офисе после дезинфекции и отдыха.

– А ты чем будешь заниматься? – немного опасливо осведомилась она.

– Подгоню джип к дому. А теперь выходите.

Бекс уставилась на меня, и сразу стало ясно: она готова со мной поспорить. К счастью для моего артериального давления, она передумала.

– Давай, Аларих, – сердито произнесла она, властно взяла шокированного новостника под руку и выволокла парня из машины. – Пусть между нами и кое-какими идиотами скоро вырастет стена.

Дважды упрашивать его не пришлось. Я еще ни разу не видел, чтобы он двигался настолько проворно. Мы изумленно переглянулись, когда за шмыгнувшим внутрь микроавтобуса Аларихом захлопнулась дверца. Я искренне расхохотался и жестом велел Бекс следовать за ним.

– Ступай, – примирительно проговорил я. – Со мной все будет нормально.

– Не сомневаюсь, босс, – ответила девушка и отвернулась.

Я дождался, пока за ней закрылась дверца, и услышал, как завелся мотор микроавтобуса. Только тогда я снова нажал на газ. Мы едва успели дать деру: я уже слышал стоны надвигающихся зомби. Лишь рев моторов наших машин заглушил их подвывания.

Неплохо для рейтинга, – высказалась Джорджия.

– Можно подумать, он имеет какой-то смысл.

Ответа у сестры не нашлось. Дейв вывел микроавтобус на некое подобие дороги, и я поехал за ним.

Судя по часам на приборной панели, в Лондоне уже миновала полночь. Паршиво – но не слишком, когда речь идет о профессиональном блогерском времени.

– Черновая передача информации, – произнес я.

Мои наушники пискнули. Ага, поступил сигнал, означавший, что мои персональные камеры закачивают свежие данные в буфер обмена, а не ведут прямую трансляцию. Не очень круто для рейтинга, но это единственный способ сделать хотя бы минутную передышку. Я имел возможность стереть все, что не желал выкладывать в Сеть.

– Телефон, набери номер Махира.

– Местное время в Лондоне приблизительно тридцать семь минут пополуночи, – сообщил автоматический оператор с механической вежливостью. – Миссис Гоуда просила, чтобы текущие звонки были отложены до восьми утра по местному времени.

– Миссис Гоуда не имеет права блокировать мой вызов, поскольку я начальник ее мужа, – дружелюбно сообщил я. – Пожалуйста, набери Махира.

– Принято, – ответил оператор и умолк.

Послышались едва различимые щелчки набора международной связи. Я негромко напевал себе под нос, глядя, как за окнами джипа проносятся безлюдные пейзажи Калифорнии. Красиво, только мертвечина вид портит.

– Шон?

Обычно ровный, сдержанный голос Махира был хрипловатым от усталости. Его британский акцент звучал заметнее, чем обычно.

– Махир, рука моя правая! Какой-то ты измученный! Я тебя разбудил?

– Нет, но очень хотелось бы, чтобы ты перестал звонить поздно ночью. Ты ведь знаешь, как Нандини сердится.

– Опять ты за старое. Ты упрекаешь меня в том, что я нарочно пытаюсь разозлить твою женушку. Ничего подобного. Кстати, на самом деле ты обо мне гораздо лучшего мнения. Разве я даю деньги на благотворительность или перевожу старушек-зомби через дорогу, чтобы они покусали детишек?

Махир обреченно вздохнул.

– Да… Чувствуется, ты сегодня не в настроении.

– Ты форумы проверял?

– Конечно. Ну то есть смотрел, пока спать не лег.

Точно. Кроме того, я знал, что любые цифры он вспомнит в ту же секунду, как только я выдерну его из кровати. Мозг Махира работает только так. Некоторые проверяют наличие денег в собственном бумажнике, Махир – наши рейтинги.

– И ты понимаешь, почему мне неохота поддерживать светскую беседу про «солнышко и щеночков». – Я помедлил. – Какая бессмысленная фраза. С какой стати, черт побери, я вообще обязан пребывать в прекрасном настроении?

– Шон…

– Ну ладно, солнышко – это еще терпимо. Вообще-то следовало бы говорить: «солнышко и пистолетики». Неплохая тема для общей радости.

– Шон…

– Как там наши видеозаписи?

Последовала пауза. Махиру пришлось подстроиться под мой стиль, и я смог перейти к нормальным вопросам. Он кашлянул и сказал:

– Мы приближаемся к самым высоким показателям по количеству просмотров и закачек за последние шесть месяцев. Поступило одиннадцать внешних запросов на интервью. Если заглянешь в свой почтовый ящик, думаю, найдешь еще столько же. Шестеро ирвинов молокососов треплются в корпоративных чатах насчет того, что ты готовишься провести экскурсию. – Он замолчал. – За время твоего пребывания в должности главы департамента новые сотрудники на работу не поступали.

Это означало, что ребята меня знали, но никогда не работали вместе со мной в полевых условиях. Я вздохнул.

– Понял, расстреливать никого не буду. Какой самый худший заголовок?

– Ты уверен, что хочешь это услышать, будучи за рулем?

– С чего ты взял…

– Ты переключился на режим отсрочки, но некоторые наблюдают за тобой через камеру заднего вида вашего микроавтобуса. Полагаю, они надеются, что на вас снова нападут зомби.

Ясное дело. Кто бы сомневался.

– Знаешь, иногда я искренне жалею, что не бухгалтер или еще кто-нибудь в этом роде.

– Ты бы давно чокнулся.

– Но зато избавил бы себя от чужих глаз. Какой самый жуткий заголовок, Махир?

Махир снова тяжело вздохнул.

– Ты уверен?

– Да.

– Слушай. «Шон, воскресший из мертвых, часть вторая».

Он помедлил. Я не реагировал. Похоже, мое молчание было воспринято Махиром как знак, что можно продолжать.

– «Шон Филип Мейсон, самый популярный и высокопоставленный экшн-блогер, или же просто ирвин, (напомним, что данный термин отсылает нас к прошлым временам и одному известному натуралисту по имени Ирвин, который обожал возиться с опасными животными) опять взялся за свое! Сегодня он вернулся к полевой работе – а ведь он провел в офисе почти целый год! Неужели пришел конец его широко обсуждаемому «уходу»? Возможно, теперь Шон намеревается пересмотреть свою карьеру и сменить деятельность, в которую погрузился с головой сразу после гибели сводной сестры, Джорджии Мейсон. Действительно, для него это было крайне тяжелое время. Напомним, что девушка являлась блогером, специализировавшимся на фактических новостях. Вероятно…»

– Хватит, Махир, – проговорил я негромко.

Он сразу умолк.

– Прости.

– Не извиняйся. Я был готов к таким паршивым отзывам. Ну, по крайней мере, теперь я в курсе того, с чем предстоит иметь дело, когда я вернусь в офис.

Джорджию не меньше меня бесило то, что мир не желал оставить меня в покое. Я слышал, как моя сестрица негромко ругается у меня в голове. Но это скорее подбадривало меня, нежели отвлекало. А иногда вещи, которые задевают меня, ее не цепляют. Если честно, я едва не схожу с ума, когда приходится с ней спорить.

– Ты в порядке?

Я ответил не сразу – подыскивал подходящие слова. Если у Джорджии и был лучший друг (ну, кроме меня) – то это точно Махир. Пока она была жива, он являлся ее доверенным лицом, и она во всем могла на него положиться. Когда она умерла, Махир получил повышение, которого вовсе не хотел. Порой мне казалось: он – единственный, кто понимает, насколько мы с сестрой были близки и как меня выбила из колеи ее гибель. Махир даже не удивлялся тому, что Джорджия до сих пор со мной разговаривает.

Если честно, он вроде бы слегка ревновал – она-то никогда не беседовала с ним подобным образом.

– В принципе я в норме. Немного устал. Не надо мне было туда ездить.

– Но ты не…

– У Бекс все было под контролем. Она – начальник отдела. Не стоило мне вмешиваться.

– Ты прекрасно знаешь, что это не так.

– Неужели?

Махир помолчал.

– Я был действительно рад видеть тебя на полевой работе. Прости меня, Шон, но ты впервые за долгое время стал похож на себя самого. Можешь считать свой поступок началом подлинного… возрождения. Я вообще-то не любитель пафосных слов. Короче, у тебя есть реальная возможность заниматься чем-то еще, кроме того, чтобы днями и ночами торчать в офисе.

– Подумаю на досуге.

Нет, не подумаешь.

– Нет, не подумаешь, – произнес Махир вслед за Джорджией.

После такого повтора мне стало не по себе.

– Теперь и ты на меня наседаешь, – пробормотал я.

– Что?

Махир порой бывает слишком пытлив.

– Ничего, – ответил я громче. – Я сейчас отключусь. Надо сосредоточиться на дороге.

– Шон, я считаю, тебе стоит…

– Передай управленцам – я не буду звонить, пока в вашей части планеты не наступит более удобоваримое время. Как насчет вызовов примерно за пять минут до сигнала будильника?

– Шон, я честно…

– Отбой.

Я нажал кнопку на приборной панели и прервал Махира на полуслове. Наступила тишина. Она была исключительно приятна, и я почти забыл о том, что меня все еще снимают. Я поднял руку и показал заднему стеклу микроавтобуса средний палец.

Нехорошо, – укорила меня сестра.

– Джорджи, пожалуйста.

Она мрачно замолчала. В данный момент я не имел ничего против такого поворота событий. Лучше обиженная сестра, чем та, которая ругается на чем свет стоит, когда ты пытаешься хорошенько обмозговать факт, что весь мир жаждет регулярно видеть тебя в зоне боевых действий. Видимо, окружающим мало одного мертвого представителя семейства Мейсонов.

Чтобы отвлечься, я посильнее надавил на газ, прибавил скорость и обогнал микроавтобус. Это было отклонение от нашего устоявшегося построения, но не очень серьезное. Полагаю, мой маневр не слишком сильно огорчил нашу команду. Но, не спорю, зрители, наблюдающие за нами, могли расстроиться. Конечно, больше всего пострадал тот процент аудитории, который мечтал увидеть через камеру, установленную на заднем стекле микроавтобуса, как я буду отбиваться от орды зомби. Но наши сотрудники должны были меня понять.

И я помчался к округу Аламеда, домой.

До гибели Джорджии мы вместе с приемными родителями жили в добротном доме в университетском Беркли. После трагедии с Джорджией я снова вернулся туда, но быстро понял, что надо убираться восвояси. Примириться с тем, что у меня в голове поселился призрак Джорджии, я еще мог… Но видеть, как Мейсоны порхают по комнатам и пытаются сколотить на смерти приемной дочери капитал, оказалось нестерпимо. Мы всегда понимали, как Мейсоны относятся к нам на самом деле, но только после гибели Джорджии я осознал, насколько же все безобразно. Поэтому я снял маленькую квартирку в центре Эль-Серрито. Полгода спустя я переехал еще раз – после того, как сайт начал приносить деньги. Тогда и появилось название «Известия постапокалипсиса». Наша команда арендовала четыре квартиры в небольшом доме в Окленде. Одну мы превратили в офис, в другой поселились закадычные дружки – Аларих и Дейв. Третья предназначалась для приходящих сотрудников, которым нужно было хоть где-то перевести дух и переночевать.

Четвертую занимали мы с Джорджией. Как вы понимаете, сейчас сестра вообще не нуждается в физическом пространстве. Но почему-то занимает не только мою несчастную голову, но и всю квартиру. Иногда мне удается убедить себя в том, что Джорджия вышла подышать свежим воздухом. Она вернется, надо лишь немного подождать. В одном я не сомневаюсь: если бы я до сих пор посещал психиатра, мне бы прочли целую лекцию насчет собственных нездоровых чувств к покойной сестре. Хорошо, что я прогнал своего психоаналитика, верно?

В любом случае, Окленд – очень славное местечко. Четверть века назад – приблизительно, конечно (я в математике не силен), – город представлял собой настоящее поле боя. В начале восьмидесятых годов двадцатого столетия здесь существовала проблема банд, но с ними давно разобрались. А ко времени Пробуждения в Окленде кипела новая война. Он стал местом непрекращающегося конфликта между местными старожилами и силами джентрификации[3]3
  Джентрификация – комплексное изменение городской среды, происходящее в результате переселения состоятельных граждан в кварталы, заселенные представителями низших классов.


[Закрыть]. Последним нестерпимо хотелось, чтобы на каждом углу стояла кафешка Starbucks[4]4
  Starbucks – американская компания по продаже кофе и одноименная сеть кофеен. Starbucks является самой крупной кофейной компанией в мире, с сетью кофеен более 19 тыс. в 58 странах.


[Закрыть], а в каждом кармане лежало по айпаду. Затем появились зомби. Джентрификации пришел конец.

Мы кое-чему научились во время Пробуждения: трудно джентрифицировать город, в котором бушует пожар.

Так вот, те, кто переехал в Окленд недавно и смогли уцелеть, дали деру. Они сбежали прямиком в горы. А местные жители хорошо знали окрестности и понимали, что это такое – сражаться за свою землю. У горожан не было преимуществ, которыми изначально обладали богатые мегаполисы, но с избытком хватало оружия и укрытий, где можно было окопаться. А самое главное – эти ребята еще с тех времен, когда в городе безобразничали гангстеры, умели управляться с пушками.

Окленд уцелел. Дела здесь обстояли лучше, чем на всем Западном побережье США. Когда после Пробуждения «осела пыль», город остался потрепанным, побитым, но он устоял. Не так плохо для места, в котором сотрудники службы спасения единогласно утверждали только одно – помочь людям уже нереально. И по сей день Окленд являет собой гордое, вооруженное до зубов сообщество.

От Бердз-Лэндинга до Окленда – около пятидесяти миль, а самая безопасная дорога еще длиннее. К счастью, имея журналистскую лицензию, можно не объяснять, почему ты не пожелал ею воспользоваться. Проехав миль двадцать по каменистым, разбитым вдребезги второстепенным калифорнийским шоссе, я поравнялся с первым пропускным пунктом перед выездом на магистраль I 80. Судя по сохранившейся информации, до Пробуждения такие точки назывались местами сбора пошлины. Здесь принимали наличные, а не снимали деньги с вашего банковского счета. Кроме того, на тех старых пунктах не было вооруженных охранников и не требовалось сдавать анализ крови. Да уж, до появления зомби путешествия были весьма скучным занятием.

Конечно, число автомобильных поездок сокращается, а количество миль, проезжаемых средним американцем на машине за год, неуклонно падает. Теперь люди все чаще заказывают продукты на дом и общаются через Сеть, не имея нужды и желания лишний раз выходить на улицу. Тем не менее шоссе необходимо для грузового транспорта и журналистов. Дорожное покрытие на трассе I 80 было в пристойном состоянии – если вы любитель дорог, огороженных с обеих сторон бетонными и проволочными заборами. Большинство ДТП здесь заканчиваются смертельным исходом, но виноваты тут вовсе не водители. Просто вас может завертеть волчком и швырнуть на ближайшую бетонную ограду. Уцелеть совсем не просто. До ближайшей реанимации путь не близкий. Наверное, поэтому и пробок нет.

Когда я достиг трассы, мой навигатор подсказал, что я опережаю микроавтобус на семнадцать миль. Я прибавил скорость и разогнался до разрешенных восьмидесяти пяти миль в час. Наш микроавтобус с такой скоростью мчаться не мог – если только они не пожелали перевернуться вверх тормашками. У меня появилась возможность добраться до дома, пройти дезинфекцию и запереться в квартире, прежде чем меня изловят и попытаются взять интервью с пылу с жару. Меньше всего хотелось иметь дело со сборищем тупиц, которые накинутся на меня и начнут задавать нудные вопросы (даже если эти придурки – из числа моих сотрудников).

Камеры, установленные на турелях вдоль трассы I 80, поворачивались и следили за мной. Очередная услуга, придуманная правительством для охраны нашего мира от инфекции, живых мертвецов и ужасного риска свободы частной жизни. Для моего поколения последнее понятие стало одним из тяжелых последствий Пробуждения – и мало у кого было время об этой потере скорбеть.

Пробуждение. Случайное слово, обозначающее массовое размножение и вспышку инфекции после первичного появления мутировавшего штамма вируса Келлис-Эмберли. Все случилось в 2014 году – жарким и жестоким летом. Я и моя сестра родились за три года до катастрофы. Тогда умерло больше людей, чем успели толком сосчитать. Так продолжалось пять лет.

До Пробуждения зомби были персонажами научно-фантастических книг и примитивных ужастиков, но не теми, кого теперь можно запросто встретить на улице. Пробуждение все перечеркнуло. Мир никогда не будет прежним.

Но многое осталось по-старому. Глобального конца света не произошло. Не было и речи о «крошечных анклавах людей, сражающихся за выживание на обезумевшей планете Земля» и прочей чуши. Но, с другой стороны, мир, как и смертоносный вирус, – модифицировался. Джорджия говорила, что мы создали культуру страха и добровольно позволили пугать себя от колыбели до могилы. Сестра знала толк в подобных вещах. Я еще многого не понимаю, но вот эти слова я уразумел. Большинство из уцелевших боится не только зомби, и даже встречаются люди, которым нравится новый порядок.

Я подъехал к следующему пункту на трассе I 80, у меня снова взяли кровь на анализ. Заразиться на закрытой трассе – явно из разряда чудес. Хотя такое пару раз случалось. Спонтанное распространение инфекции – редкость, но вероятность имеется. Именно поэтому – не считая культуры страха – и работают пропускные пункты. Как я и ожидал, мой инфекционный статус за время поездки не изменился. Охранники осмотрели мой ободранный джип, словно он был чем-то вроде смертельного капкана на колесах. Меня пропустили так быстро, как только позволяли федеральные правила. Я одарил всех белозубой улыбкой, отчего мрачные взгляды, направленные на меня, стали еще суровее. Затем я свернул с трассы на окраинные улицы.

Здание, где мы квартировались, построили неподалеку от шоссе. Расстояние меньше чем миля. Местоположение просто идеально для наших нужд. Остальные жители Окленда к этому району особого интереса не проявляют, поэтому квартирная плата не очень высока. У нас нет собственного гаража. Мы пользуемся надежной «общественной структурой» совместно с соседями – обитателями половины домов в нашем квартале. Любой местный платит налог в фонд района, и за счет этого получает зарплату охрана. Правильное, разумное вложение средств. «Известия постапокалипсиса» регулярно перечисляют в фонд дополнительную сумму денег – чтобы все оставалось на своих местах.

Подъехав, я обнаружил Джеймса на посту. Он сидел, водрузив ноги на стол рядом с монитором. На коленях у парня лежал свежий номер «Плейбоя». Он без всякого стеснения разглядывал центральную вкладку, но удосужился оторвать взгляд от журнала и посмотрел на меня, когда я подкатил к воротам. Улыбнувшись, Джеймс нажал клавишу интеркома.

– Добрый день, мистер Мейсон. Хорошо время провели?

– Лучше не бывает, Джимми, – ответил я. – Не хочешь меня пропустить?

– Сложный вопрос, мистер Мейсон. Не покажете ли мне ваш пропуск? Приложить ладонь к моей маленькой коробочке также не помешает.

– Ну ты и зануда, Джимми.

Я вытащил бумажник, вынул из него пластиковую карточку и вставил ее в щель на панели миниатюрной шлюзовой камеры будки охранника. Пропуск должен был продезинфицироваться до того момента, как Джеймс прикоснется к нему. Но он предварительно надел тефлоновые перчатки и только затем поднес карточку к сканеру. Протокол, ничего не поделаешь. Приходилось мириться с правилами. Иначе можно было бы мгновенно чокнуться.

Пока Джеймс разными способами исследовал пластик и проверял данные на предмет подделки, я сунул руку во встроенный в будку анализатор. Спустя секунду я привычно скрипнул зубами – в подушечки пальцев впились иглы. Они ухитрились угодить точно в свежие ранки. Самое мерзкое при выходе в опасную зону – не мертвяки, не необходимость гнать машину во весь опор. Самое гадкое – бесконечные анализы крови.

– Мистер Мейсон, похоже, все в порядке, – объявил Джеймс с неизменной улыбкой и бросил карточку в щель шлюзовой камеры. – Добро пожаловать домой.

– Спасибо, Джимми, – произнес я.

Приветствие Джеймса являлось единственным подтверждением того, что я не заражен. В отличие от индивидуальных анализаторов, которые обязаны показывать вам результат, другие приборы зачастую открыты только тем, кому положено видеть результаты. В случае малейшей опасности любого безжалостно убьют.

Мы с Джеймсом помахали друг другу, я забрал пропуск и поехал дальше, оставив охранника в удобной будке из оргстекла наедине с мужским журналом.

Подземное строительство в Калифорнии небезопасно, но и по улицам ходить страшновато. Такая блестящая логика привела к созданию туннелей, связывающих жилые дома с соседними постройками. Подобный проход, ведущий к нашему дому, длиной примерно с футбольное поле. Шагая под землей, я развлекал себя размышлениями о том, сколько зомби здесь поместится, если будет прорвана система безопасности. И только я успел подсчитать, что сюда могут набиться примерно две сотни инфицированных тел, как поравнялся с дверью. Я вставил пропуск в сканер и оказался дома.

В трехэтажном здании, где мы обитаем, десять квартир. Две на первом этаже и по четыре на втором и третьем. Мои сотрудники занимают три из четырех квартир на третьем этаже, а четвертая принадлежит старенькой миссис Хейгар. Она настолько глуха, что, пожалуй, ничего не заметила бы, даже если бы мы каждую неделю устраивали оргии на крыше. Бекс зовет ее «старой милашкой» и носит ей печенюшки. Миссис Хейгар из благодарности перестала грозить запустить в нас гранату всякий раз, когда мы сталкиваемся в подъезде. Пара шоколадных маффинов – не самая высокая цена за то, чтобы тебя не разнесло в клочья, когда ты забираешь корреспонденцию из почтового ящика.

Управляющему принадлежит одна из квартир на первом этаже. Он почти никогда не бывает дома. Мы уверены: у него есть другое жилище вне Окленда. Нечто более безопасное. Многие полагают, что за городом вообще безопаснее – там не слишком много тел, способных к заражению. «А значит, и пушек мало», – любила говаривать Джорджия. Я предпочитаю рисковать и оставаться в центре событий.

Вторая квартира на первом этаже – моя. И от сотрудников недалеко, и хоть какое-то ощущение свободы частной жизни. Немного приватности никогда не повредит. Я приложил ладонь к очередной панели для следующего анализа крови, отпер дверь и наконец остался один.

Один? – вопросила Джорджия с суховатым удивлением.

– Прошу прощения. – Зажмурившись, я откинул голову и прижался затылком к стене. – Квартира, зажги свет в гостиной, выведи новости без звука на главный монитор и приготовь душ для дезинфекции.

– Принято, – ответил мне вежливый искусственный голос. Послышались мелодичные сигналы.

Компьютерная система начала включать запрошенные мной приспособления. Я еще несколько секунд постоял у двери, чтобы потянуть время. В эти мгновения я мог находиться где угодно. Мог оставаться в Окленде. А мог перенестись в дом приемных родителей – сидеть в спальне, смежной с комнатой Джорджии, и ждать своей очереди в ванную комнату.

Наконец я открыл глаза.

Моему жилищу ни за что не выиграть конкурс красоты. Гостиная, спальня и кабинет представляют собой одинаковое скучноватое зрелище. Все завалено коробками, до потолка заставлено компьютерным оборудованием и стойками с оружием. А в ванной практически все свободное пространство занято суперсовременной душевой кабиной и устройством для дезинфекции. Оружия там нет. Только боеприпасы. Пули теперь делают водонепроницаемыми, при жгучем желании я могу брать их с собой в душевую кабину.

В моей квартире пахнет пиццей, оружейным маслом и отбеливателем. Некоторые заявляли, что она выглядит как нежилая. Но именно это мне и нравится. Я редко здесь бываю, и мне не приходится много думать о Джорджии.

Пятнадцать минут у меня ушло на стандартную процедуру мытья и дезинфекции. Я надел чистую одежду, а грязную бросил в автоклав для стерилизации. Потом проверил показания навигатора, встроенного в браслет наручных часов. Судя по координатам, микроавтобус с остальными членами нашего «дружного коллектива» подъехал к посту охранника и получил возможность оценить недюжинное увлечение Джеймса порнографией. Отлично. Это означало, что у меня еще осталось немного времени побыть в одиночестве. Взяв чистую куртку, лежавшую поверх стопки журналов, посвященных методикам выживания, я поспешил к входной двери. По пути я заскочил в кухню и выудил из холодильника банку кока-колы.

Спасибо, – произнесла Джорджия, и я выскочил из квартиры.

– Не за что, – прошептал я, вскрыл любимый напиток сестры и сделал большой глоток. Затем я направился к лестнице, ведущей на крышу. Такая выходка могла вызвать реальное недовольство со стороны соседей. А здесь – наоборот, налицо все преимущества обитания в нашем доме. Миссис Хейгар точно не услышит нас наверху, если только мы не примемся взрывать пехотные мины. Но этим мы занимались лишь единожды – для контроля безопасности.

На двери, за которой начиналась лестница, раньше висел амбарный замок. Можно подумать, зомби могли начать свою атаку сверху и ринуться вниз. Ничего подобного не случалось с тех пор, как на фоне массовых вспышек инфекции раненые забирались на крышу и безуспешно ждали там спасателей. Те, ясное дело, не появлялись. Управляющий периодически замечает, что замка нет, и вешает новый. А на следующий день кто-нибудь из наших ребят его срезает. Жизнь кипит. Ничто не остается запертым навечно.

Ты сегодня в депрессии.

– Денек выдался сложный, – буркнул я.

Мы с Джорджией поднимались по лестнице в состоянии, близком к тотальному одиночеству.

Я плохо переношу социальный вакуум. Возможно, поэтому я предпочел сумасшествие.

Как только мы поселились на третьем этаже, вся команда занялась обустройством крыши в соответствии с нашими потребностями. Этот проект – из разряда тех, которым никогда не суждено завершение. Всякий раз, забираясь наверх, я обнаруживаю нечто новое. Дейв соорудил здесь «кинотеатр под открытым небом». Речь идет о нескольких складных стульях и подвесном экране, а он, кстати, постоянно падает. Вся конструкция расположилась под навесом, который Дейв приобрел в Уол-Марте в Мартинесе. Теплыми ночами он вытаскивает на крышу проектор и крутит фильмы ужасов из старых времен. Думаю, он пытается выманить Мегги в город, соревнуясь с ее вечеринками. Не исключено, что спустя некоторое время Дейв может преуспеть в своем замысле.

Бекс устроила тут маленький тир с мишенями, годящимися для стрельбы из любого оружия – от самого простого пистолета до ее любимого арбалета, закрепляемого на запястье. Эта девица читает слишком много комиксов. Но я должен признаться, что не забыл ту голову зомби, которая воспламенилась после прямого попадания меткой горящей стрелы Бекс. Наши восторженные зрители – свидетели.

Ну, а у меня на крыше есть пустой уголок, где я могу посидеть, выпить колы, поглядеть на бегущие по небу облака. Здесь я уже не начальник – не большой босс. Я просто могу быть самим собой. Когда я сюда прихожу, мои сотрудники готовы горы свернуть, лишь бы меня никто не беспокоил. Ребята знают: мне надо побыть в тишине. Чаще всего они оберегают меня и вообще ведут себя так, словно я покрыт яичной скорлупой, но бывают исключения.