Текст книги "По вине Аполлона"

Мне не пришлось взламывать дверь, что меня несказанно обрадовало, поскольку я была не совсем уверена в своей способности совершить этот подвиг с помощью кредитных карточек и шпилек для волос. Одно из окон было разбито брошенной кем-то пивной бутылкой, которая так и осталась лежать в комнате на выцветшем ковре, так что я просто вынула из рамы осколки стекла и влезла внутрь. Или, вернее, сунула вначале внутрь Аполлона, не обращая внимания на его поскуливание и царапанье, а потом уж влезла сама.

Внутри оказалось темнее, чем я ожидала и, сунув руку в сумочку на ремне у себя на талии, я достала оттуда маленький, в форме авторучки фонарик. Весьма неподходящий источник света даже для археолога-любителя, но другого, к сожалению, у меня не было.

– Эй! – громко позвала я, обводя лучом фонаря комнату. Мне не хотелось никаких сюрпризов. Разумеется, я всегда носила с собой в сумочке газовый баллончик – просто так на всякий случай, – но у меня не было ни малейшего желания применять его на практике. Если в комнате расположился какой-нибудь бомж, решила я, то я тут же вылету отсюда и выкину всю эту глупую затею из головы.

Однако в комнате никого, к счастью, не оказалось. Я обследовала еще несколько комнат на первом этаже и, ничего там не обнаружив, поднялась наверх, хотя волосы у меня на затылке буквально стояли дыбом. Наверху было душно и, стянув с себя свой огромный спортивный свитер, я повесила его на перила.

Стиснув пальцы вокруг подаренного мне Викторией медальона, который висел у меня на шее, я осмотрела второй и третий этажи. Результат был тот же, что и на первом. Кроме нескольких банок из-под пива и окурков, оставленных, вероятно, живущими по соседству подростками, я не нашла ничего, говорившего о том, что когда-то здесь жили люди. Все ценное было давно уже вынесено отсюда и обменено на наркотики, заключила я наконец со вздохом, закончив свой осмотр.

К этому времени Аполлон сделался совершенно невыносим. Высвободив ноги из закрученного вокруг них поводка, я отругала его, говоря, что он думает лишь о своих любовных делах и совершенно игнорирует мои проблемы. Он в ответ лишь отчаянно скулил и пытался отгрызть шнурки на моих кроссовках.

Подобное поведение было в высшей степени необычным даже для Аполлона. Он был таким спокойным, уравновешенным тираном, ворча лишь на незнакомых людей, которые ему не нравились. Поразительно, как это животное мгновенно чувствовало, кому можно было доверять, а кому – нет.

Ни о чем не догадываясь, я игнорировала все его отчаянные попытки привлечь мое внимание, как вдруг он взвизгнул и бросился вверх по лестнице, таща меня за собой.

– Стой! – крикнула я, взлетая вслед за Аполлоном вновь на третий этаж, но мой крик не произвел на него никакого впечатления. Мы влетели в какую-то комнату, которая, похоже, была некогда спальней. Заметив в полу широкую трещину, я с силой дернула за поводок, но мне не удалось остановить Аполлона. Он пронесся через всю комнату и только тут замер у небольшой двери в треугольной стене. Я дернула за ручку, но дверь оказалась заперта.

Чердак, осенило меня, и я почувствовала, как меня охватывает возбуждение. Если кто-то хотел здесь что-нибудь спрятать, то чердак был для этого самым подходящим местом.

Замок в двери, краска на которой совершенно облупилась, был старым и ржавым, с широкой замочной скважиной. Здесь мои кредитные карточки были абсолютно бесполезны. Я попробовала открыть замок с помощью шпильки, но все мои попытки оказались тщетными. Аполлон скулил и скребся в дверь, проявляя явное нетерпение. Я отстегнула поводок от ошейника и сунула в сумочку, чтобы он не замотал его снова вокруг моих ног, после чего навалилась всем телом на дверь и почувствовала, что она поддается. Дерево почти сгнило, и, надавив сильнее, я наконец сорвала ее с петель, и мы вошли внутрь.

На чердаке царила кромешная тьма, в которой почти сразу же потонул тонкий лучик света от моего фонарика. Я прищурилась, надеясь, что постепенно мои глаза привыкнут к мраку, но мне так и не удалось ничего разглядеть. Все вокруг к тому же было сплошь затянуто паутиной, как я вскоре обнаружила, шагнув вперед и ткнувшись в нее прямо носом. Поспешно я стерла с лица липкие волокна, содрогнувшись, когда почувствовала одно из них у себя на языке.

Аполлон терся о мои ноги, продолжая скулить. Я похлопала его по голове, пытаясь успокоить.

– Я тебя не виню. Это была с моей стороны глупая идея – мы никогда ничего не найдем здесь, тем более при таком свете. Идем-ка дом…

Не успела я договорить, как послышался гул, который шел, казалось, отовсюду, и в ту же секунду весь дом задрожал.

– Землетрясение! – воскликнула я в ужасе, внезапно сообразив, что этот полуразвалившийся дом, разумеется, не был укреплен в соответствии с городскими стандартами сейсмической безопасности.

Дом дрожал все сильнее, и вскоре стены вокруг меня буквально заходили ходуном. Одна из балок, пролетев в нескольких дюймах от моей головы, с грохотом рухнула на пол, и у меня едва не выскочило сердце из груди.

Фонарик выпал из моих пальцев и разбился. Нас вновь окутала кромешная тьма. Аполлон принялся отчаянно царапать меня по ногам, но когда я, наклонившись, попыталась взять его на руки, он увернулся.

Никто даже не подозревает, что мы здесь, пришло мне только тут в голову, и я задрожала всем телом при виде внезапно вспыхнувшей у меня в мозгу картины. Перед моим мысленным взором, как живой, стоял брат Виктории, Натаниэль, который бесследно исчез отсюда более восьмидесяти лет назад – во время точно такого же землетрясения.

Глава 2

Подхватив Аполлона, я кинулась к двери и тут же едва не упала, споткнувшись обо что-то в темноте. Пол у меня под ногами ходил ходуном, сверху на голову сыпалась какая-то дрянь. Откуда-то издали доносился приглушенный вой сирен.

– Помогите! – крикнула я, пытаясь хоть за что-то ухватиться, но рука моя неизменно встречала одну лишь пустоту.

Кричать, разумеется, было глупо; никто не мог меня здесь услышать. Я взгромоздилась на какой-то ящик или, во всяком случае, что-то, показавшееся мне устойчивым. Внезапно он накренился подо мной и меня куда-то швырнуло. В ушах у меня зазвенело, и возникло ужасное ощущение, что я лечу в пропасть. Прошла, казалось, целая вечность; внезапно время словно остановилось и все окутала непроглядная тьма.

Не знаю, когда до меня наконец дошло, что этот кошмар кончился. Осознание приходило постепенно, по мере того, как стихал гул и в доме мало-помалу вновь воцарялась тишина.

Аполлон лизнул меня в лицо, словно пытаясь убедиться, что со мной все в порядке.

– Да, парень, – пробормотала я, с трудом поднимаясь на ноги, – это было нечто.

Родившись в Калифорнии, я с детства привыкла к землетрясениям и смотрела с еле скрываемым презрением на перебравшихся к нам жителей восточных штатов, которые бледнели при едва заметном колебании почвы. Но нынешнее землетрясение было намного сильнее всех тех, которые мне когда-либо довелось испытать. Вероятно, его мощность достигала семи или даже восьми баллов по шкале Рихтера. И разрушения в городе должны были быть ужасны.

Я представила отца, который в это время дня обычно валялся пьяный на диване, и меня бросило в дрожь. Что если в нашей убогой квартирке рухнул потолок? Он не успел бы даже понять, что на него свалилось. А мама? Она, скорее всего, была уже на пути на работу, когда началось землетрясение. Уцелел ли театр, в котором ей удалось получить в этом месяце небольшую роль? Мои родители были, разумеется, далеко не ангелы. И все же при мысли о том, что я могу их потерять, у меня комок подкатил к горлу.

Внезапно я вспомнила о дряхлой, полуслепой Виктории, сидящей в полном одиночестве в своей квартирке в Мишн-дистрикт. Что если она ранена и нуждается в помощи? Нет, пора было выбираться из этого дома и немедленно.

Поспешно обследовав Аполлона и убедившись, что он не ранен, я ощупью добралась до двери и взялась за ручку. Но когда я попыталась ее повернуть, у меня из этого ничего не вышло. Дверь не поддалась, даже когда я навалилась на нее всем телом, и в отчаянии я заколотила в нее изо всех сил.

– Заклинило, – прошептала я мгновение спустя и почувствовала, как меня охватывает леденящий ужас. Аполлон тревожно задышал. Как это могло случиться?

Не паникуй, приказала я себе, стараясь не думать о том, что пройдет, по меньшей мере, несколько часов, прежде чем кто-нибудь хватится меня, если такое вообще произойдет. Дюйм за дюймом я принялась ощупывать стены в поисках второй двери. Той, через которую ушел Натаниэль. Но, может, ее заделали, когда Феннивик перестраивал дом?

Не знаю, сколько прошло времени; это могло быть и тридцать минут и три часа. Наконец я обнаружила его – второй выход, ведущий на крышу. Распахнув дверь, я увидела перед собой лестницу и, перескакивая через две ступени, ринулась наверх.

– Слава Богу! – воскликнула я с облегчением, оказавшись на «вдовьей дорожке», и невольно подумала, как должно быть странно я выгляжу сейчас со стороны, разговаривая с собакой. Вдохнув полной грудью свежий ночной воздух, я подошла к перилам и посмотрела вниз.

Внизу была тьма. Кромешная.

– Должно быть, отключилось электричество, – пробормотала я вслух и нахмурилась.

Прелестно! Только этого нам недоставало. И как теперь прикажете выбираться отсюда? А? Я явно не тянула на человека-паука, да и Аполлон с его короткими лапами уж никак не обладал умением лазать по стенам.

– Эй! – крикнула я и замахала руками над головой словно идиотка. – Есть там кто-нибудь внизу?

И тут только я обратила внимание на прямо-таки неестественную тишину. Вой сирен умолк – странно, почему? – и кроме шелеста листьев и отдаленного стука, похожего на цокот копыт, до меня не доносилось ни звука. Даже после землетрясения должен же был быть слышен шум машин… Если только упавшее дерево или рухнувший дом не загородили улицу, подумала я, несколько успокоенная тем, что не нахожусь в «Сумеречной зоне».

Я закричала громче. Минут через десять, однако, я пришла к выводу, что кричать бесполезно; к тому же на крыше было довольно прохладно. Я решила вернуться на чердак и подождать там до утра.

На чердаке было душно, и я оставила дверь слегка приоткрытой, подперев ее чем-то тяжелым, чтобы она не закрылась. В щель проник бледный свет луны, и с удивлением я вдруг увидела в углу у двери какие-то ящики, сундуки, плетеную птичью клетку и старое кресло. Я была уверена, что раньше их там не было… но конечно же они должны были там находиться. Я просто не заметила их в темноте. Если только во время землетрясения не обрушилась ложная стена, за которой все это было сложено. Во рту у меня мгновенно пересохло. Но ведь это и было то самое чудо, которое я искала! Если все эти сундуки и ящики принадлежали семье Стюартов или даже тем, кто жил после них, то дом не станут сносить, пока здесь не будут произведены более тщательные поиски.

Неожиданно пол у меня под ногами слегка качнулся.

– По…последний толчок… Ху…худшее уже позади, – пробормотала я заикаясь в попытке успокоить себя и Аполлона, который то тыкался мне носом в щиколотки, то пытался залезть на колени.

Комната вздыбилась и меня отбросило к двери, ведущей в дом. В ужасе я подумала, что сейчас рухнет крыша, и мы с Аполлоном окажемся погребенными здесь заживо вместе со всеми найденными нами историческими ценностями.

– Помогите! – завопила я во все горло, вскакивая на ноги и молотя обеими кулаками в дверь.

И тут только заметила, что дверь висит на петлях. Но я же собственными глазами видела, как она соскочила с петель, когда я вломилась на чердак… Может я сошла с ума, мелькнуло у меня в голове, и я почувствовала, как волосы у меня на затылке встают дыбом.

Я забарабанила в дверь сильнее. Разум говорил мне, что никто меня не услышит, но мне уже было все равно. Все это с каждой минутой становилось все более страшным, и я была просто не в состоянии сидеть и ждать неизвестно чего.

– Мы застряли, вытащите нас отсюда! – кричала я, и Аполлон, которому должно быть передался мой страх, вторил мне оглушительным лаем.

Я продолжала колотить в дверь, и удары эхом отзывались у меня в голове. Внезапно дверь распахнулась, и, поспешно отступив назад, я упала, споткнувшись о какой-то ящик. Передо мной в дверном проеме возник высокий мужской силуэт.

– Что, черт возьми, все это значит! – проревел мужчина.

Осторожно я приподняла голову над ящиком. Сердце у меня колотилось как сумасшедшее, готовое казалось вот-вот выпрыгнуть из груди. Было слишком темно, чтобы разглядеть черты лица мужчины, но я видела, что он высок и широк в плечах. На нем было что-то вроде длинной ночной рубашки – и ничего более. Меня пробила дрожь. Только этого мне не хватало – быть спасенной каким-то маньяком. Вероятно, местный бандит, забравшийся сюда на ночь.

– Кто вы такая? – резко спросил он. – И как сюда забрались?

– Позвольте нам уйти отсюда, – торопливо проговорила я. – Я никому не скажу, что видела вас здесь.

Похоже, мои слова его чрезвычайно развеселили.

– Почему вы решили, что меня это может в какой-то степени волновать? Я у себя дома.

Кожа у меня на руках покрылась пупырышками. Этот парень был действительно сумасшедшим.

– От…отлично, – пробормотала я с запинкой, решив во всем потакать ему. – Тогда позвольте нам просто уйти, и мы больше не побеспокоим вас и ваш дом.

– Мне кажется, я заслуживаю с вашей стороны кое-каких объяснений. Кто вы такая, и что, черт возьми, делаете на моем чердаке?

– Я… дверь заело, когда началось землетрясение.

Он подошел ближе. Во всем его облике было что-то до боли знакомое, хотя в неясном свете я не могла толком разобрать черт его лица.

– Землетрясение? – он усмехнулся. – Что за глупости! Я только что был на крыше, изучая звезды, и там никого не было. Как вам удалось забраться сюда через три этажа? Это… невозможно. – Внезапно он наклонился и, рывком подняв меня на ноги, поставил в полосу лунного света.

Я поежилась, чувствуя себя весьма неуютно под его пристальным взглядом. И тут он удивленно вскрикнул и отпустил меня. Я невольно поморщилась, пожалев, что на мне не было чего-нибудь более приличного, чем застегивающийся спереди на молнии леотард и ярко-розовое трико. Бросив взгляд вниз, я увидела, что моя одежда и руки покрыты тонким слоем белой пыли.

– Вы привидение, мадам? – проговорил он изумленно, застыв на месте.

Ничего более нелепого я не слышала в своей жизни. Я была на чердаке заброшенного дома наедине с маньяком, и он меня боялся! Я едва не расхохоталась, с трудом сдержавшись, чтобы не сказать ему «У…у…».

– И что, если это так? – услышала я собственный голос. Может, сыграв на его страхе, я смогу уйти отсюда целой и невредимой?

– Тогда мне хотелось бы самым тщательнейшим образом вас исследовать, – ответил он, внимательно разглядывая меня из-под нахмуренных бровей.

Я содрогнулась от его слов, мысленно представив свое рассеченное на куски тело, брошенное в какой-нибудь каньон. Рванувшись вперед, я попыталась проскользнуть мимо него к двери, но, протянув руку, он поймал меня за талию.

– Пруденс верит в привидения, но я всегда считал это полнейшей чушью, – проговорил он задумчиво. – Однако настоящий ученый должен быть всегда объективным.

Я с силой ударила по державшей меня руке и вонзила в нее ногти. Он чертыхнулся и оттолкнул меня от себя.

– Ни одно привидение не может расцарапать тебя до крови, – скривившись, он провел пальцем по разорванному мною рукаву рубашки.

И в этот момент в полосе света с громким лаем появился Аполлон, решивший наконец заявить о своем присутствии.

Мужчина нахмурился.

– А это еще что за зверь? Я молча поблагодарила Аполлона за столь своевременное появление.

– Злобный сторожевой пес, – я надеялась, что голос у меня звучит достаточно твердо. – По моей команде он может разорвать человека на куски.

Аполлон подошел к незнакомцу и лизнул ему руку, после чего улегся рядом на пол, положив голову ему на ногу.

Мужчина усмехнулся.

– Похоже, он не считает, что я представляю угрозу. Ну-ка, – он наклонился, – давай выйдем на свет, чтобы я мог тебя как следует рассмотреть.

Прежде, чем я успела этому воспротивиться, он подхватил Аполлона на руки и, распахнув ногой дверь, вошел в комнату, через которую мы какое-то время назад проникли на чердак. Свет? Мозги у этого парня были явно набекрень. Если не считать узкой размытой полосы падающего в окно лунного света, в комнате было темно, как в погребе.

– Для щенка ты выглядишь что-то уж слишком сморщенным, – проговорил он и успокаивающе погладил Аполлона по голове, внимательно разглядывая его в лунном свете. – Он, случайно, не страдает болезненным изнурением?

– У него нет поноса, если вы это имели в виду, – ответила я, подивившись про себя употребленному мужчиной странному обороту, и шагнула вслед за ним в комнату. Даже если он и был маньяком-убийцей, в чем я начала сомневаться, лучше было все-таки держаться к нему поближе, чтобы не оказаться в случае чего вновь запертой на чердаке.

– Он шарпей. Эта порода была выведена в Китае.

Мужчина почесал Аполлона за ухом, от чего тот тут же блаженно застонал.

– Я бывал на Востоке, и не раз, но мне еще никогда не доводилось видеть подобного создания, – в голосе незнакомца звучал откровенный интерес.

Аполлон спрыгнул с его рук на пол и, подбежав ко мне, дернул за шнурок кроссовки. Пока я поднимала его, мужчина запер дверь на чердак и, сделав несколько шагов, зажег газовый рожок на стене.

Газовый рожок! Я протерла глаза. Должно быть, при падении я ударилась головой сильнее, чем думала; у меня несомненно была галлюцинация. По прошествии стольких лет газовая лампа никак не могла работать в этом старом полуразвалившемся доме.

Я огляделась. Глаза мои раскрылись от удивления, когда я увидела, что комната полностью обставлена. Причем вся мебель была антикварной, начала века… только вот выглядела она абсолютно новой.

Я сплю и вижу сон, мелькнула у меня мысль. Иначе и быть не может… хотя никогда еще мой сон не был таким ярким и похожим на явь. Центр комнаты занимала кровать на четырех ножках и под балдахином. Большую часть натертого до блеска деревянного пола покрывали восточные ковры. В одном углу стоял вместительный гардероб, в другом на резной деревянной подставке возвышалось зеркало высотой в человеческий рост. На окнах висели зеленые бархатные портьеры. Вдоль стен тянулись полки, на которых были выставлены настоящие сокровища: вырезанные из двух китовых зубов пагоды, деревянная русалка, похожая на те, что некогда украшали нос кораблей, и целый набор миниатюрных механизмов – старомодные велосипеды, кареты и выглядевшая здесь странно неуместной модель, смутно напоминающая аэроплан.

Это было невозможно. Комната была пуста, когда мы поднялись сюда совсем недавно с Аполлоном – вне всякого сомнения все это мне снилось. Я слишком наслушалась рассказов Виктории, только и всего.

Инстинктивно я протянула руку к висевшему у меня на шее медальону, который она мне подарила. Медальон исчез. Вероятно, во время землетрясения порвалась цепочка… Я повернулась к нашему спасителю. Свет газового рожка падал ему на лицо, и я мгновенно узнала врезавшиеся мне в память черты со старой фотографии.

Натаниэль Стюарт. В это было невозможно поверить, но передо мной стоял он, собственной персоной. Мой сон оказался еще фантастичнее, чем я думала… если только меня не забросило назад во времени лет этак на девяносто или около того. Но подобное предположение было, конечно, полнейшим абсурдом.

– Мадам?

Он склонился надо мной, и я увидела откровенное беспокойство в этих его поразительных черных глазах. А в жизни он намного интереснее, чем на фотографии, сообразила я вдруг. Я представляла его более старым, более солидным, но, похоже, у человека, который стоял сейчас передо мной, не было на теле и унции лишнего жира.

Высокий, с широкой грудью и жилистыми руками, он напоминал собой лесоруба. Одеяние его действительно оказалось ночной рубашкой. Никогда бы раньше не поверила, что кто-нибудь может выглядеть достаточно мужественным в подобном наряде, но ему это как-то удавалось, машинально подумала я, не в силах оторвать взгляда от темного треугольника волос на его груди, видневшегося в вороте рубашки благодаря расстегнутой верхней пуговице.

– Мадам, с вами все в порядке? – спросил он снова. – У вас такой вид, будто вам повстречалось привидение.

– Это был не сон – это был настоящий кошмар! Прижав к груди Аполлона, я прошептала первое, что пришло в голову:

– Да, Тото, это, пожалуй, будет почище того, что выпало на долю Дороти.

– Тото? Так зовут вашу собаку? Я тряхнула головой в надежде, что в ней прояснится. Натаниэль никуда не исчез.

– Я имела в виду собаку из «Волшебника страны Оз».

Глаза его блеснули как черный агат.

– Волшебство? Так вы, выходит, волшебница? Колдунья?

Я похолодела. Колдуний ведь кажется сжигали на костре в прошлом? Однако, как я ни напрягала память, мне никак не удавалось вспомнить, были ли люди в начале двадцатого века – если это, конечно, был двадцатый век – уже достаточно цивилизованны, чтобы не прибегать к подобным мерам. Неожиданно Аполлон, сидевший у меня на руках, вывернулся и, спрыгнув на пол, залез под кровать, что, надо сказать, не прибавило мне мужества. Но тут же я напомнила себе, что все это, разумеется, лишь сон и я обязательно проснусь, прежде чем произойдет что-либо по-настоящему ужасное.

– Я не колдунья, – я обезоруживающе улыбнулась. – Никогда даже не встречала ни одной в своей жизни.

Он насупил брови, пристально глядя на меня.

– Кто же этот волшебник, о котором вы говорили?

– Он не настоящий волшебник – это только кино.

– Кино? – на лице его появилось непонимающее выражение.

– Говорящие картинки, – попыталась я объяснить, без всякого, впрочем, успеха.

– Звучит, как зрелище в ярмарочном балагане, – пробормотал он себе под нос, окидывая вновь презрительным взглядом мой облегающий фигуру костюм. – Так вы, выходит, сбежали из балагана? Хотя, нет, – поправил он тут же себя. – Ваша одежда уж слишком нескромна для появления на публике.

– Она вполне приемлема там, откуда я пришла, – с достоинством возразила я, скрестив на груди руки.

Не стоило говорить ему, что он лишь плод моего затуманенного сном воображения, или – еще того хуже – что я явилась из будущего. Это могло привести лишь к тому, что он решит, будто я сумасшедшая, а как поступали с сумасшедшими женщинами в начале века, мне было прекрасно известно. Пусть уж лучше думает, что я колдунья или какая-нибудь акробатка из балагана. Мне совсем не улыбалось быть упрятанной в дом умалишенных прежде, чем я смогу проснуться и оказаться вновь в своем времени. К тому же, для плода воображения, подумала я, он был невероятно красив. Взгляд мой скользнул по твердой линии его подбородка и резким, словно выточенным резцом скульптора, чертам лица, совсем как у бронзовых статуй, которые я видела в музеях. Идея остаться здесь с ним и вволю насладиться этим сном, пока он длится, выглядела несравненно привлекательнее кошмара в сумасшедшем доме.

Протянув руку, он смахнул пыль с моего плеча. От его пальцев исходило тепло, которое мгновенно ощутило мое озябшее тело. Тепло? Почему же тогда меня бросило в дрожь от его прикосновения? И почему, если это был сон, я чувствовала жару и холод?

– Никогда не видел подобной ткани, – заметил Натаниэль. – Это явно не хлопок, и она блестит, как шелк. Где вы ее приобрели?

Разумеется, я не могла сказать ему, что купила уже готовый костюм в специализированном магазине в конце квартала.

– Это подарок, – ответила я коротко. Он кивнул, и на лице его вновь появилось презрительное выражение.

– Так я и думал. – Он показал на сумочку на ремне у меня на талии. – А этот странный пояс… он тоже подарок одного из ваших многочисленных патронов?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – я нахмурилась.

Не ответив, он бросил взгляд вниз на мои кроссовки.

– Странная обувь… «Nike»… – медленно прочел он надпись. – Почему вы написали на своей обуви имя богини победы?

– Это просто название фабричной марки, – поспешно сказала я, заметив в его глазах неподдельный интерес.

Почувствовав мою неловкость, он махнул в сторону своей кровати, показывая, чтобы я присела. Послушно я опустилась на кровать и тут же едва не утонула в мягкой пуховой перине. Я вдруг представила, как теряю на ней свою невинность за десятилетия до того, как появиться на свет. Странно, но идея эта неожиданно показалась мне весьма привлекательной.

– Таких кроватей сейчас уже нигде не найдешь, – заметила я вслух и про себя добавила, что таких мужчин, как он, тоже.

Я кокетливо улыбнулась ему. В конце концов это был мой сон и совсем необязательно было вести себя в нем как пай-девочка. Я вполне могла позволить себе выступить сейчас в роли, которая была абсолютно не свойственна мне в реальной жизни.

Его взгляд остановился на леотарде.

– Зачем вам это металлическое устройство?

– Молния?

– Я не понимаю, для чего нужна эта, как вы ее назвали, молния.

Я пожала плечами. Черт возьми, в конце концов, это всего-навсего только сон! Почему бы не рискнуть? Я растегнула застежку на несколько дюймов.

На лбу у него выступила испарина.

– Поразительно!

Интересно, что он имел в виду, говоря это, меня или молнию? Его последующие действия дали ответ на мой невысказанный вопрос. С бесстрастностью ученого он наклонился вперед и дернул молнию вверх. Она зацепилась за мой лифчик, и я задрожала, почувствовав его пальцы на своей обнаженной коже. Его теплое дыхание и прикосновение руки к ложбинке между грудями мгновенно опалило меня как огнем и мое сердце бешено заколотилось, он явно был настоящим на ощупь…

Внезапно он, очевидно, осознал всю двусмысленность своей позы; лицо его залилось краской и, с шумом выдохнув, он снова дернул за молнию, пытаясь ее застегнуть.

У меня было такое чувство, будто мне дали пощечину. Сглотнув застрявший в горле комок, я просунула под его руки свои.

– Вы должны сначала соединить обе части вместе наверху, а потом потянуть вот так.

Он тут же отдернул руки, словно обжегшись.

– Оставь при себе свои ухищрения, женщина. Я не обману доверия моей любимой.

У меня упало сердце. Я выказала себя полной дурой. Да, жизнь, несомненно, состоит большей частью из ям да колдобин… Даже в твоих снах…

Он принялся мерить шагами комнату, пытаясь побороть свое раздражение. Прошло несколько томительных мгновений. Наконец он повернулся ко мне. Лицо его выражало полное спокойствие.

– Не бойтесь сказать мне правду, – проговорил он вкрадчиво, подходя ближе. – Я не отошлю вас назад, несмотря на ваше распутное поведение.

– Назад куда? – спросила я удивленно. Неужели он что-то знал? У меня вдруг мелькнула мысль, что это был совсем не сон и я действительно – с помощью какого-то колдовства – перенеслась в прошлое.

На лице его появилась самодовольная ухмылка.

– В бордель, разумеется, откуда вы, как я думаю, сбежали. Не пытайтесь этого отрицать… Мне следовало бы догадаться об этом с самого начала по вашей одежде, хотя, должен сказать, я никогда еще не видел корсажа, сделанного из такого удивительного материала.

– Так вы думаете, что я… – Я была ошеломлена. Разумеется, я флиртовала с ним, но это еще не давало ему права относиться ко мне как к проститутке. Какая наглость! Что если он предложит мне деньги за мои услуги? Разозлится ли он, услышав мой отказ?

Я не могла не заметить искры желания в его глазах, когда он скользнул взглядом по четко вырисовывавшимся сквозь тонкую ткань леотарда изгибам и выпуклостям моей фигуры.

– Еще совсем недавно, – проговорил он, насмешливо поднимая бровь, – я не преминул бы воспользоваться вашими услугами. Вы волшебница, в этом нет никаких сомнений, – в голосе его звучало откровенное восхищение, – хотя и не такая, как я вообразил вначале.

– Не давайте слишком большой воли своему воображению, – предупредила я, скрещивая на груди руки.

С явной неохотой он отвел от меня взгляд.

– Мне следовало бы выставить вас за дверь, вместе с котом, – произнес он сухо. – Но из уважения к моей матушке – да будет благословенна ее святая душа – я не сделаю этого.

– Ваша матушка?

Великолепно! Единственное, чего мне еще недоставало для полного счастья, так это столкновения с почтенной матроной, готовой выжечь мне на лбу алую букву «А» или еще какую-нибудь букву алфавита, которой полагалось клеймить юных грешниц.

– Она давала приют падшим женщинам, которые желали покончить со своим дурным прошлым, – объяснил Натаниэль. – Она называла их испачкавшимися в грязи голубками и говорила, что истинный христианин должен делать все, чтобы вернуть их на путь истинный. Папа всячески ее в этом поддерживал, хотя многие в обществе и стали на нее поглядывать косо.

– Должно быть, она замечательная женщина, – заметила я, слегка расслабившись.

– Была ею. Она умерла, когда я был еще ребенком.

– Ах, да, простите. Я забыла, – проговорила я в смущении.

Он бросил на меня удивленный взгляд.

– Откуда вы вообще могли это знать? Мое лицо залилось краской, став, я уверена, такого же цвета, как и волосы.

– Вероятно, я от кого-то слышала об этом и…

– От одного из ваших клиентов, вне всякого сомнения, – произнес он сухо. – Не говорили ли они вам, случайно, также о том, что мачеха моя была исправившейся проституткой, которая называла себя актрисой?

Я тяжело вздохнула.

– Я никогда не знала…

Натаниэль сжал кулаки. В голосе его, когда он снова заговорил, звучала откровенная горечь.

– Папа влюбился в нее без памяти с первого взгляда, едва увидев ее на подмостках, и, несмотря на насмешки друзей и ее репутацию, женился на этой Иезавели. И что он получил взамен?

– Она разбила ему сердце. – Я заерзала, чувствуя себя как на иголках. Сейчас было явно не время говорить ему о своей театральной карьере и о том, что в роду у меня было полно актеров и актрис.

– Вот именно, – сказал он, взглянув на меня с неодобрением. – Очень скоро после рождения моей сестры Джессика сбежала от нас и вернулась к своей прежней жизни. Папа так никогда и не оправился от этого потрясения; вскоре после ее бегства он умер от разрыва сердца. Она убила его так же верно, как если бы всадила ему пулю в грудь.

С трудом я подавила внезапно вспыхнувшее во мне желание его утешить. Судя по тому, как он держал себя со мной, он, скорее всего, решит, что я пытаюсь его соблазнить в надежде вытянуть у него деньги. При этой мысли я невольно поежилась. Какая ирония! Этот викторианец относился с презрением ко мне – похоже, единственной в двадцатом столетии выпускнице университета, которая все еще была девственницей, – потому что считал меня шлюхой!

Наглая, распутная женщина, олицетворение зла (библ.). Имя Джесс, Джессика является уменьшительным от имени Иезавель.