Текст книги "Помнишь ли ты, Анаис? (сборник)"

10

Вёль-ле-Роз, 23 января 2016

За мной шпионят!

Теперь я в этом уверена. У меня нет никаких доказательств, никаких материальных улик, но я точно знаю. Это не объяснить словами, но спиной я чувствую чей-то взгляд. Можно ошибиться раз, другой, но не каждый же день, не постоянно. Кто-то бродит по дому, вторгается ко мне, подсматривает, я под наблюдением во всех комнатах.

Я поделилась с Мартино. Он смотрел недоверчиво, но я не оставила ему выбора.

– Обыщите все комнаты. Каждый уголок!

Он пожал плечами, словно хотел сказать: «Любой каприз за ваши деньги». Тщательно осмотрел весь дом сверху донизу. Я ходила за ним по пятам, на осмотр ушло все утро.

Впустую!

Не нашлось ни склепа под плиточным полом, ни потайной двери в стене, ни подземного хода, ни шкафа с двойным дном.

Ни-че-го!

– Это вам не приключения Арсена Люпена, – лаконично прокомментировал Мартино.

Но я-то знаю, что говорю!

Кто-то проникает в мой дом, ходит за мной по пятам.

Вполне реальный человек.

Не призрак Анаис Обер.

* * *

Я снова увиделась с Александром. Он очень хотел показать мне знаменитый грот Виктора Гюго, и я согласилась, понимая, что это классический местный прием соблазнения, наверняка сто раз опробованный на других женщинах. На самом деле в Вёле называют гротом Виктора Гюго дыру в скале два на три метра, куда можно подняться по трем ступенькам. Говорят, писатель на старости лет размышлял там, глядя на море. Вилла его друга Поля Мёриса располагалась прямо под гротом, там, где сейчас ресторан «Виктор Гюго».

Александр, как и Виктор до него, был прав: вид из грота на длинный изгиб побережья открывается изумительный… правда, места для двоих маловато.

– Знаете, Ариана, – мурлычет мне на ухо Александр, – в Вёле рассказывают, как один местный поклонник Виктора Гюго написал на песке имя писателя. «Смотрите, – сказал ему кто-то из друзей, – море стирает ваше имя». – Он придвигается еще ближе, голубые глаза ищут мой взгляд, и договаривает: – «Оно его не стирает, – якобы ответил Гюго, – а уносит с собой…»

На секунду мне показалось, что он меня поцелует прямо здесь, в этом каменном алькове. Но Александр, должно быть, инстинктивно почувствовал, что не стоит спешить, дама может чисто рефлекторно дать в челюсть.

Мы больше часа простояли в этой меловой дыре, прижавшись друг к другу, после чего размяли затекшие мышцы долгой прогулкой под скалами. Правда, вскоре красавчик исчерпал запас из десятка дежурных шуток и перестал быть интересным собеседником. А уж комплименты, которые он отвешивал женщине в джинсах, свитере, зимней куртке и теплом шарфе, были, ей-богу, не к месту. Зато я выяснила, что у него есть странная, но истинная страсть к местной истории вообще и тайной истории жизни Анаис Обер в частности.

Он рассказал, что раньше мой дом принадлежал чете рыбаков, у которых и нашла приют Анаис Обер, когда в 1826 году открыла деревню. Гостеприимство вёльцев стало одной из тех искр, которые разожгли пламя ее любви к будущему курорту.

Сама не знаю почему, но это открытие меня взволновало.

Я ведь не с кондачка купила именно этот дом. Все переговоры с агентом по недвижимости Ксавье Пуленом взяли на себя Элиза и Анжело. Одна, сидя в нантерской квартире, я бы ничего не сумела. Похоже, недвижимость в Вёле сдают и продают только своим. И войти в этот круг со стороны практически невозможно.

Мы взбираемся на бетонную дамбу, которая пытается задержать уплывающую к северу гальку, и я, воспользовавшись короткой паузой в его тираде о художниках-импрессионистах в Вёле, вставляю слово о том, как приехала к водопою почти две недели назад и оставила свой «фиат» с дверями нараспашку. Александр вдруг впадает в раж, его громкий голос будит эхо в скалах. Он взахлеб рассуждает о пресловутой «тайне Анаис Обер», о секрете, который она увезла с собой в дилижансе из Парижа в Вёль и спрятала где-то здесь, в этой деревне. У меня возникает чувство, что этот местный донжуан больше не смотрит на меня как на объект желания и мог бы с тем же успехом распинаться перед устрицей.

– Что же за тайна была у Анаис Обер? Можете себе представить – я с детства всю жизнь только о ней и слышу. Где Анаис Обер ее спрятала?

Впору подумать, что Александр подкатил ко мне позавчера исключительно потому, что я поселилась по первому вёльскому адресу Анаис Обер. Что я интересна ему только через призму памяти об актрисе… Мне почти хочется, чтобы он взял меня за руку, обнял за талию, прижал к груди, – только ради удовольствия послать его подальше. Но этот хам не позволил себе ни единого неуместного жеста…

Мы возвращаемся на набережную. Я размышляю под рассказ Александра о том, как Виктор Гюго подал в Национальное собрание проект закона об охране скал Вёля. А он хитер, этот профессиональный соблазнитель. Но меня не проведешь. Александр решил потомить меня на медленном огне, заманить в сети тайнами любимой актрисы. Вынуждена признаться: мне нравится его метода!

* * *

Все это было вчера.

Я простилась с Александром на пляже и вернулась домой, где продолжала рисовать рядом с Мартино, который сносил перегородки и ухмылялся, поглядывая на моих черепашек, котиков, волны и утесы, закаты и радуги, чем безмерно меня раздражал. Я легко угадывала его мысли: скоро, очень скоро эта пустоголовая столичная штучка узнает, как сурова жизнь.

А потом Мартино нашел письмо.

Письмо Меленга к Анаис Обер.

И все переменилось.

11

Вёль-ле-Роз, 23 января 2016

Я поставила компьютер под единственным слуховым окошком в крыше. Шарю по интернету при слабом свете лампочки, свисающей с балки посреди комнаты. Я протестировала все уголки дома, здесь сигнал самый сильный. У меня не выходит из головы письмо Меленга к Анаис Обер.

Что бы ни случилось, милая Анаис, будьте спокойны. Вашу тайну здесь хранят свято. Она в надежных руках, которые дороги Вам.

Ваш верный мушкетер

Меленг

Анаис спит за стеной. Мои пальцы летают по клавиатуре. Не в пример Анаис Обер Меленг оставил немало следов в интернете. Если верить Всемирной паутине, он был самым популярным актером своей эпохи, играл во всех великих пьесах Александра Дюма – «Юность мушкетеров», «Королева Марго»… Этьен-Мартен – так его звали – не только блистал на сцене, еще он занимался скульптурой и живописью.

Меленг был близким другом Анаис Обер и впервые приехал в Вёль-ле-Роз по приглашению красавицы-актрисы. Любовь с первого взгляда! Он купил триста метров побережья и построил опереточную виллу, Постоялый двор Д’Артаньяна, – безумство, вдохновленное самыми причудливыми театральными декорациями. Виллу Меленга снесли в 1925 году и заменили… паркингом! В одиночестве, под звездами, я размышляю. До чего же люди глупы! Сровняли с землей опереточную декорацию. Забыли славные роли актера. Все, что осталось от Мелен-га, – улица и площадь в Вёле, названные его именем… которого ни один турист в жизни не слышал. Пальцы постукивают в полумраке по клавишам, словно мышка бежит мелкими шажками по мостовой в ночи.

Меленг говорит в письме о какой-то Эми Робсарт. Гугл на эту тему оказался неиссякаем! Интернет – бездонный кладезь знаний для невежд. Эми Робсарт жила в XVI веке и была женой некоего Роберта Дадли, фаворита королевы Елизаветы I. Ее величество намеревалась вступить в брак с красавцем Робертом, и однажды Эми Робсарт нашли мертвой у подножия лестницы в своем доме. Убийство? Самоубийство? Грандиозный скандал при дворе! Имя Эми и тайну ее смерти прославил знаменитый Вальтер Скотт, ей же, судя по всему, посвятил пьесу Поль Фуше, шурин Виктора Гюго. Премьера состоялась 13 февраля 1828-го… и провалилась с оглушительным треском!

Сигнал, кажется, подает признаки слабости. Кликаешь и ждешь несколько долгих секунд. Проклятье! Что же связывает Вёль, Меленга и Эми Робсарт? Бездонный кладезь знаний бывает порой суше обычной книги на нужную тему. Но я терпелива и все равно продолжаю поиски. Меленг упоминает также пьесу «Король забавляется». Гугл просвещает меня, и на этот раз связь гораздо очевиднее. «Король забавляется» – одна из первых пьес Виктора Гюго, ее премьера состоялась 22 ноября 1832-го. Публика освистала пьесу, критики единодушно ее осмеяли, а правительство сразу запретило за политические аллюзии. Надо же, и великий Виктор сталкивался с трудностями в начале творческого пути!

Я не знаю, что делать дальше.

Продолжать в том же духе, провести ночь, бродя с сайта на сайт в поисках химеры? Какой, собственно, химеры? Передать письмо Меленга на экспертизу какому-нибудь историку? Да, конечно, это было бы лучше всего. Если повезет, артефакт сделает мне рекламу перед открытием магазина. Вот только я не знаю ни одного историка… И…

Я поднимаю голову, смотрю на звезды. Есть решение получше! Чего-то я не могу ухватить, с тех пор как приехала в Вёль. Слишком много здесь тайн, слишком много совпадений, вот и это письмо нашлось в стене вроде бы случайно. Я больше не раздумываю. Беру телефон и жму на последний номер в списке контактов.

Александр.

Попадаю на автоответчик.

«Александр, это Ариана. Мне нужно с вами увидеться. Завтра, если можно. Ничего страшного не случилось. Я… я кое-что нашла. Эта находка вас чертовски заинтересует».

И отключаюсь.

Сколько времени я просидела, обхватив голову руками?

Ночную тишину разрывает рев.

Телефон. Не мой мобильный – стационарный, в комнате.

Я вскакиваю, срываю трубку. Это материнский инстинкт, главное – не разбудить дочку.

Голос, только голос. Холодный. Резкий.

– Идиотка! Не вздумайте ничего говорить. Никому не доверяйте!

И трубку вешают.

Я дрожу всем телом. Капли пота стекают по ногам. Заледеневшие ступни оставляют влажные следы на холодном камне.

12

Вёль-ле-Роз, 24 января 2016

Я жду Александра у стелы Виктора Гюго, прямо надо мной развалины церкви Сен-Николя – разбросанные вокруг креста камни из песчаника. Александр опаздывает. Я успеваю во всех деталях рассмотреть бронзовый горельеф, на котором Виктор Гюго предстает в окружении десятка своих героев, – тут и Эсмеральда, и Квазимодо, и Козетта с Гаврошем… Час назад я отвела Анаис к бабушке с дедушкой. Я всю ночь не сомкнула глаз. Мне кажется, что события обрушиваются на меня, как валы на скалу, и я с каждой волной все больше покрываюсь трещинами.

Александр появляется из ниоткуда, совершенно запыхавшийся.

– Ну что, Ариана? Я бежал всю дорогу, даже отменил выход в море с друзьями в Антифере. Говорите скорее, что вы нашли?

Я медлю, вспоминая ночной телефонный звонок.

Идиотка! Не вздумайте ничего говорить. Никому не доверяйте!

Плевать! Я протягиваю Александру письмо Меленга. Он смотрит удивленно, берет его, утыкается в рукописные строчки, проглатывает единым духом, щуря глаза и приговаривая: «Боже мой, боже мой». Читает письмо снова и снова.

– Александр!

Меня больше нет.

– Александр?

Я срываюсь на крик.

Злость, усталость, страх.

Он наконец поднимает на меня глаза:

– Идемте!

Александр тащит меня за руку, я не сопротивляюсь. Мы почти бегом пересекаем деревню. Морская улица, площадь Шотландцев, квадратная башня церкви Сен-Мартен, ткацкая фабрика. Я узнаю фолиант из кованого железа.

Библиотека Вёля.

– Идите за мной, – выдыхает Александр.

Хлопает дверь низкого строения.

– Привет, Мадо! – бросает мой провожатый библиотекарше.

Женщина сидит за столом – похоже, за неделю не сдвинулась ни на миллиметр. Ни один волосок не выбился из прически. Когда мы подходим к полкам, посвященным местной истории, я поворачиваюсь к Александру:

– Что за цирк?

– Вы мне все равно не поверите, так что я лучше сразу предъявлю вам доказательства. Присядьте.

Я падаю на стул, пытаюсь отдышаться. Александр, привстав на цыпочки, достает толстый том в картонном переплете и кладет его передо мной на стол. Я едва успеваю прочесть название: «Иллюстрированная энциклопедия французского романтического театра в XIX веке».

– Послушайте меня, Ариана. Мы знаем, что Анаис Обер бежала из Парижа в 1826 году. По какой, черт возьми, причине? Несчастная любовь? Провал в театре? Вы наверняка пошарили в интернете, не так ли? И ничего не нашли, ровным счетом ничего! А я потратил годы, искал в архивах, в редких изданиях, в памяти старых историков. Ваша находка подтверждает все мои выводы. Самую безумную из моих гипотез.

Александр подозрительно косится на чучело библиотекарши и понижает голос, напуганный собственной эйфорией.

– В письме, которое вы нашли, Меленг упоминает какую-то Эми Робсарт.

– Да, речь идет о пьесе, написанной шурином Гюго, Полем Фуше.

У Александра вырывается презрительный смешок.

– Ничего подобного! Никогда не довольствуйтесь сведениями из интернета. На самом деле Виктор Гюго в девятнадцать лет создал три акта пьесы «Эми Робсарт» в соавторстве с неким Суме, который должен был дописать еще два. Этот самый Суме нашел материал, предложенный никому не известным Гюго, скверным: юный автор, по его мнению, недопустимым образом смешал трагедию с комедией. Было это в 1822 году, и текст остался лежать в ящике стола. Через шесть лет шурин Гюго Поль Фуше попросил родственника «отдать» ему раннюю пьесу, которую писатель собирался сжечь. Тот согласился. И напрасно! Первое и единственное представление обернулось колоссальным фиаско для Поля Фуше… а рикошетом досталось и Виктору Гюго. Только в 1889 году, через четыре года после смерти Гюго, пьеса снова увидела свет рампы… Думаю, вы догадываетесь, что на этот раз все критики превозносили ее как подлинный шедевр!

Я сбрасываю пальто на ближайший стул. Он меня утомил. Я, пожалуй, предпочту полуголого Александра-серфингиста Александру-эрудиту, равнодушному к остаткам моих женских чар.

– Хорошо, понятно. Но где же связь с Вёль-ле-Роз?

Александр придвигает ко мне «Иллюстрированную энциклопедию французского романтического театра в XIX веке», переворачивает страницы и находит главу, посвященную «Эми Робсарт».

– Красиво, да? Костюмы как-никак рисовал Эжен Делакруа. Уже нечто! Но посмотрите вот сюда!

Видите, кто играл Эми Робсарт в том единственном представлении?

Пробегаю список действующих лиц и исполнителей.

Эми Робсарт – Анаис Обер.

Боже мой!

– Подождите, дальше еще интереснее. – Александр крепко сжимает мою руку. – Перейдем к пьесе «Король забавляется». Это 1832 год. Второй болезненный провал Гюго в театре. И на сей раз под собственным именем!

Я перебиваю Александра:

– Об этом я читала в интернете. Пьеса была плохая. Единственное представление. Освистана!

Александр негодует.

– «Король забавляется» – плохая пьеса?! Да, вы правы, она была сыграна всего раз, но известно ли вам, что двадцать лет спустя Верди написал по ее мотивам оперу? «Риголетто»! Одну из самых знаменитых опер в мире. На самом деле, провал пьесы объясняется двумя причинами. Всего двумя.

– Какими же? – спрашиваю я, как прилежная ученица.

– Первая причина политическая. Герой пьесы и оперы – злобный шут, открыто насмехающийся над монархией.

– Понятно. А вторая?

Александр стучит пальцем по энциклопедии, листает страницы и продолжает менторским тоном:

– Гюго написал классическую трагедию. Злой шут Трибуле безумно любит свою единственную дочь Бланш. Это коронная драматическая роль в пьесе! Король Франциск I похищает Бланш и пытается ее соблазнить. Королевское право первой ночи! Шут Трибуле жаждет мести и хочет убить короля, но Бланш расстраивает его планы, подставив под удар себя, и погибает… от руки собственного отца! Мрачная романтическая драма. Кто, по-вашему, играл роль Бланш?

Я читаю, заранее зная ответ.

Бланш, дочь Трибуле, – Мадемуазель Анаис. – Читайте дальше, – настаивает Александр, – читайте отзывы критиков.

Перехожу к длинному комментарию о поправках, которые внес Гюго в надежде сбить с толку цензуру и расположить к себе критиков. После переработки из второго акта почти полностью исчезли подробности похищения Бланш: на сцене Мадемуазель Анаис была похищена вниз головой и ножками кверху.

Все, с меня довольно!

– Хватит играть со мной в кошки-мышки, Александр! Излагайте вашу гениальную теорию.

Его лицо расплывается в широкой улыбке. Приложив палец к губам, он косится на статую-библиотекаршу.

– Пусть это останется между нами. Я вам доверяю и открою секрет. Насколько мне известно, ни один специалист по Гюго никогда такой гипотезы не выдвигал.

Он достал меня своими предосторожностями. – Ну же, говорите!

– Хорошо, Ариана, не сердитесь. Виктор Гюго, как известно, родился в 1802 году. Веку было два года! Как вы думаете, в каком году родилась Анаис Обер?

Я молчу, твердо решив больше не играть в угадайку.

– В 1802-м! Как и Гюго! Итак, Ариана, давайте подытожим. Виктор Гюго – молодой писатель-романтик, самый многообещающий в Париже. Мадемуазель Анаис – самая красивая актриса в столице. Они были рождены, чтобы встретиться. Так оно, впрочем, и случилось, я представил вам исторические доказательства этой встречи: молодой Виктор Гюго доверил Мадемуазель Анаис главные роли в двух своих первых пьесах. Невероятный факт, если вдуматься! Анаис Обер известна как исполнительница ролей субреток в «Комеди Франсез». Жюль Трюфье даже сказал однажды, что она совершенно неспособна играть трагедию. Стало быть, главный вопрос следующий: почему молодой и талантливый Виктор Гюго отдал красавице Анаис, этой несостоятельной актрисе, звездные роли в своих первых великих трагедиях?

Я почти кричу:

– Потому что он с ней спал!

– Это очевидно, – торжествующе заключает Александр. – Анаис Обер была любовницей Гюго. Знаю, специалисты скажут, что он долго любил свою неверную жену Адель. Я в это не верю ни на йоту! У Гюго было множество связей в течение всей жизни, мужчина редко на старости лет в одночасье становится ходоком. Поверьте мне, Ариана, Анаис Обер была любовницей Виктора Гюго. Писатель бросил ее после 1832 года и провала пьесы «Король забавляется». Второго провала, первым была «Эми Робсарт». Два провала подряд, вызванных, в числе прочего, смехотворной игрой Мадемуазель Анаис. Через несколько месяцев Гюго сошелся с Жюльеттой Друэ. Одна любовница вытеснила другую.

– Хорошо, согласна, ваша гипотеза выглядит вполне логичной. Но в 1826-м? Что произошло в 1826-м?

Он настороженно озирается. Ни дать ни взять чайка, высматривающая рыбу.

– Теперь нам известно, что в 1826 году красавица-актриса бежала от своего любовника, который был не кем иным, как Виктором Гюго. Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, по какой причине они поссорились. Гюго недавно стал отцом – возможно, его мучила совесть, не исключено, что Анаис хотела от молодого человека большего, чем любовная связь. Одно я знаю точно… – Голос его становится глуше, серьезнее. – Я обнаружил это после долгих лет поисков в письме Жюля Трюфье, известного актера, друга Гюго, Меленга и Вёль-ле-Роз. Трюфье рисует не очень лестный портрет Анаис Обер, пишет, что женской прелести в ней было больше, чем таланта, ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Но главное…

Александр снова медлит. Ну почему я должна все вытягивать из него клещами?

– Главное?

И Александр решается:

– Но главное – Трюфье намекнул, как и Меленг в вашем письме, что Анаис Обер спрятала какой-то секрет здесь, в Вёле, – секрет, с которым она бежала из Парижа. Трюфье, однако, высказался гораздо конкретнее Меленга.

Еще одна бесконечная пауза. Я вздыхаю, и он продолжает:

– Трюфье утверждает, что Анаис Обер из ревности украла рукопись молодого Гюго! Оригинал пьесы, романа или эссе – точно неизвестно. Гюго работал в 1826-м над «Кромвелем». Анаис говорила своему окружению об этом таинственном тексте, который она похитила. Вот этот автограф Гюго я и ищу много лет. Всю жизнь!

Я молчу – дыхание перехватило.

* * *

Александр говорил еще долго. Больше часа. Высказал множество соображений о таинственной рукописи, с 1826 года ожидающей своего часа где-то в Вёль-ле-Роз. Соображения, впрочем, были скорее финансового, чем культурного плана. Сколько может стоить рукопись Виктора Гюго? Неизданное произведение самого, быть может, известного в мире писателя? Миллионы? Десятки миллионов? Столько же, сколько полотно кисти прославленного мастера? Или даже больше?

Мало-помалу до меня начало доходить, что я единственная, не считая Александра, посвящена в эту тайну. И всему виной письмо Меленга. На меня как будто обрушилась скала.

В какую безумную историю я влипла?

13

Вёль-ле-Роз, 25 января 2016

Сегодня утром я опаздываю. Анаис не одета, мы не позавтракали. Я еще стою под душем. Этой ночью я снова спала меньше трех часов. Так мне долго не выдержать.

Вода идет едва теплая.

В этой развалюхе все прогнило и вышло из строя. Вода из душа больше попадает на пол и стены, чем в чугунную ванну. Я невольно, в который уже раз, прокручиваю в голове откровения Александра. Анаис Обер – любовница Виктора Гюго. Украла рукопись, увезла ее далеко, очень далеко, и спрятала на краю света.

Вода из чуть теплой становится холодной. Я ерошу пальцами волосы, пытаясь их прополоскать.

Здесь, в этом самом – теперь моем – доме, остановилась Анаис Обер в 1826-м. Брось, урезониваю я себя. Все это только домыслы, чистое безумие. Ты должна думать об открытии магазина через четыре месяца, должна рисовать. Вот-вот придет Мартино.

Звонит телефон.

Мне вдруг становится страшно. Предчувствую, что услышу давешний голос.

Я перешагиваю через край ванны, забыв, что подо мной мокрый пол, и, даже не прикрывшись полотенцем, голая, бегу через комнату. Хватаю трубку.

Анаис в комнате нет – наверное, играет на кухне. Я подношу трубку к уху.

И слышу голос, от которого леденеет затылок. Все тот же безымянный голос. На этот раз испуганный.

Ваша дочь, боже мой! Ваша дочь на кухне.

Я ору как резаная, бросаю трубку, мчусь туда, ныряю в густой пар и слышу бульканье кипящей воды.

И вдруг как стоп-кадр, как при вспышке молнии. Анаис стоит на стуле. Ее рука в двух сантиметрах от кастрюльки. Я отчаянно кричу:

– НЕТ!..

Она уже почти коснулась раскаленного металла. Я срываюсь на нутряной, животный вопль:

– НЕТ, АНАИС!

Малышка замирает. Стул покачивается, словно раздумывая, не рухнуть ли на газовую плиту, и вновь опускается на четыре ножки. Я хватаю одной рукой Анаис, другой отодвигаю кастрюльку и выключаю газ.

– Детка, деточка моя. Ее сердечко бьется у моей груди.

– Ты меня намочила, мама.

Я голая и мокрая.

Плохая мать. Безумная. Безответственная.

Телефонная трубка так и висит на проводе.

Я поднимаю ее, подношу к уху.

Тишина, никого нет.

Никого в кухне.

Никого в доме.

Только теперь до меня доходит, что я не одета.

Кто-то наблюдает за мной, видит меня под душем, в постели, каждую минуту.

Кто-то вторгается в мое интимное пространство.

Кто?

Монстр-извращенец? Ангел-хранитель?

Как это возможно?

И этот голос, боже мой. Я уверена, что этот голос мне знаком.