Текст книги "Под опасным солнцем"

Дневник Маймы
Тишина

Я все слышала.

Серван Астин отключилась, ее ждало такси. Она перезвонит завтра с утра пораньше, то есть когда здесь будет уже ночь, и лучше бы Пьер-Иву Франсуа на этот раз ответить на звонок.

Крутая тетка эта издательница. Пока вся троица растерянно переглядывалась, я сорвалась с места и, переполошив кур, помчалась будить Клем и Титину.

Танаэ выбрала подходящий диск Бреля, чтобы расшевелить мою засоню-подружку и обленившуюся бельгийку. «Au suivant, – командовал великий Жак, – следующий!» – и хозяйка сновала под его пение между террасой и кухней. Ванильное печенье, банановые оладьи, кокосовый хлеб, чай, кофе.

Дочери ей не помогали, По и Моана, как всегда по утрам, спустились на поле к трем лошадкам, Мири, Фетиа и Авае Нуи[15]15
  Ласка, Звезда и Большая Нога. – Примеч. автора.


[Закрыть]. Все три, насколько позволила веревка на шее, приблизились к террасе, чтобы выпрашивать остатки завтрака. Я бы предпочла в следующем перевоплощении оказаться петухом или кошкой, чем такой вот лошадкой! Только представьте себе… Век назад их завезли на остров, чтобы они здесь скакали на воле, а не кружили, будто волчок, у колышка!

Я бежала между хижинами. Навстречу шел Янн, с мокрых волос вода текла на майку девятого номера «Шпор»[16]16
  Лондонский футбольный клуб «Тоттенхэм Хотспур», прозвище клуба – «Шпоры» (англ. Spurs). – Примеч. перев.


[Закрыть], в руке он держал кумкват, который мимоходом сорвал под навесом. Явно только что вышел из душа в бунгало «Нуку-Хива», и туда устремилась Фарейн.

Я одарила красавчика-капитана мимолетной улыбкой.

Придется ему этим удовольствоваться, потому что остальные, похоже, равнодушны к чарам жандарма. Элоиза созерцала свое отражение в черном кофе, мама с ужасом разглядывала себя в одном из двух зеркал, висящих над бежевыми диванами в зале, мурлыча:

 
Когда их красота просыпается поздно,
они пускают в ход всю свою науку,
чтобы обманывать всех вокруг.
 

С каких это пор мама стала петь песенки Бреля? Я постучала в двери Клеманс, потом Мартины.

– Клем, подъем!

– Титина, подъем!

Снова влетела в зал, чуть не сбив с ног маму, не сбавляя скорости, сменила курс и цапнула со стола четвертушку папайи.

– Странно… Клем-то, конечно, всю ночь работала. Но Титина обычно ложится рано… и всегда встает первая.

Янн уже сидел рядом с Элоизой за накрытым к завтраку столом. Красавица, обменявшись с ним вежливой полуулыбкой, убрала за ухо прядь волос, достала телефон и попробовала подключиться. Жандарм потянулся к термосу с кофе, стараясь ее не задеть, и тут она повернулась к нему:

– Мартина не пожелала спокойной ночи своим кошкам.

Мой капитан от неожиданности забыл про кофе. Мне стало интересно, я подошла ближе.

– Если ты у Мартины в друзьях… это я инстаграм имею в виду, – пояснила Элоиза, – можно наблюдать за ее жизнью в прямом эфире. Каждое утро, с тех пор как прилетела на Хива-Оа, Титина желает спокойной ночи своим десяти кошкам. Ее брюссельская соседка снимает их, когда заходит покормить, а Титина пишет им что-нибудь ласковое. А сегодня утром ни слова! Ни слова с тех пор, как вчера вечером она им сообщила, что сейчас почистит зубы и ляжет спать.

– Сейчас еще нет семи утра, – успокоил себя Янн, наконец-то наполнив чашку.

Но я не дала ему времени пригубить кофе.

– Что-то не так! Идем скорее!

Не прошло и трех секунд, а мы уже стояли у двери бунгало «Уа-Поу».

– Мартина! Мартина!

Она не отозвалась.

– Мартина! – еще громче позвал Янн.

Тишина.

Я догадывалась, о чем подумал Янн. У него появилось нехорошее предчувствие. Наверное, ему часто случалось вот так стоять, примчавшись на машине с мигалкой, перед закрытой дверью и надрывать глотку, потому что соседи слышали крики или выстрелы или, наоборот, который день из-за двери ни звука. И каждый раз он, наверное, боялся того, что увидит там. И ему, и его людям, наверное, часто приходилось вышибать дверь.

Мой капитан взялся за дверную ручку, и она повернулась.

Уже легче, хотя бы имущество пансиона портить не пришлось.

Янн вошел. Я осталась позади, у входа, и попыталась, стоя между Элоизой и Танаэ, заглянуть в комнату. Был бы он не такой здоровенный, мой капитан… Я смотрела ему в спину и вдруг увидела, как он пошатнулся.

Я заорала, и, как ни странно, первое слово, которое у меня вырвалось, было не «мама».

– КЛЕМ!

Мартина лежала на кровати.

Мертвая. Холодная. Задушенная.

– Танаэ, уведи Майму, – тут же велел Янн.

Я упиралась, но Танаэ не оставила мне выбора, потащила в зал к По и Моане.

Все мое тело сопротивлялось, начиная с ног, которые отказывались идти. Но у них тоже не было выбора.

Янн

С шеи Мартины на белую простыню сбегали красные бусины – кровавое ожерелье, выглядело все так, словно ее задушили тонким красным шнурком.

Янн подошел ближе. У него за спиной Элоиза укрылась в объятиях успевшей вернуться Танаэ.

Мартину не задушили, ее закололи! Многократно закололи. Раз десять ткнули; орудие убийства, стальное жало, осталось торчать в последней ранке, на уровне сонной артерии.

Голос Танаэ у него за спиной дрожал.

– Это… Это игла дермографа. Инструмента татуировщика.

Янну хотелось опереться на изголовье кровати, рухнуть на стул, взять стакан и побрызгать себе водой в лицо, он с трудом удерживался.

В ушах у него звучал голос Фарейн. Не смей ничего трогать!

– Ничего не трогайте! – нетвердым голосом распорядился он. – Только ни к чему не притрагивайтесь. Элоиза, твоим телефоном можно фотографировать?

Элоиза протянула ему свой мобильник, и Янн принялся снимать место преступления с разных точек.

– Ничего не трогайте, – бормотал он, хотя Танаэ и Элоиза и так стояли не шелохнувшись.

То, что Янн увидел в бунгало «Уа-Поу», испугало его даже больше, чем игла, воткнутая в шею бельгийской старушки.

Судя по тому, что кровь свернулась, Мартина умерла несколько часов назад. Но ведь ночью не было никаких криков, иначе все проснулись бы. И в комнате никаких следов борьбы. Лицо у старушки безмятежное, будто она не мучилась, и, каким бы невероятным это ни казалось, будто она не сопротивлялась, спокойно позволила втыкать ей в сонную артерию смертоносную иглу.

На столике розового дерева стояли два стакана.

Выходит, Мартина знала того, кто на нее напал. Ее не убили во сне, ее не застал врасплох грабитель, она сама впустила убийцу, предложила ему выпить, поговорила с ним, а потом он ее заколол.

Янн подозревал, что Танаэ с Элоизой пришли к тем же выводам.

Почему?

Кто?

Кого Мартина могла знать на Маркизских островах, кроме постояльцев «Опасного солнца»?

Никого! Никого, кроме Танаэ и ее девочек, его самого, Маймы и остальных четырех сочинительниц.

Ответ напрашивался сам собой, и этой уверенности нечего было противопоставить. Преступница, несомненно, одна из них!

Янн с усилием отвел взгляд от иглы татуировщика, воткнутой в горло Мартины, которая сейчас выглядела очень старой.

Первым делом надо бы закрыть ей глаза, потом что-нибудь набросить на окровавленную шею, шарф, да что угодно, лишь бы не видеть алую нить, что свешивалась с горла на постель. Взгляд жандарма привлекла одна деталь. В складках простыни рядом с белой рукой Мартины виднелся серый шнурок.

Янн наклонился.

– Надо вызвать полицию, – прошептала Танаэ у него за спиной. – Им с Папеэте добираться около четырех часов. Надо позвонить прямо сейчас.

– Я позвоню, – пообещал Янн, на мгновение обернувшись к женщинам.

Элоиза, уткнувшись носом в бумажный платок, вытирала слезы собственными длинными волосами. Янн взял у нее чистый платок, склонился над кроватью. Приподнял простыню. Увидел подвеску, которую носила Мартина, – черная жемчужина, совершенно круглая, на серебряной цепочке.

Янну вспомнилась картинка – эта цепочка с жемчужиной, нарисованная над завещанием Мартины.

До того, как умру, мне хотелось бы…

Проститься с каждой из моих десяти кошек.

Еще раз увидеть, один-единственный раз, единственного человека, которого я любила за всю свою жизнь.

Горло заполнила едкая желчь. Он уже знал, какой вопрос задаст себе каждый. Кому могла помешать эта милейшая бельгийская бабулька, любившая кошек, книги и свою равнинную страну?

Что она увидела? Что она сделала?

А эта игла татуировщика?

– Там… там еще что-то есть, – робко произнесла Элоиза, показывая на другой край простыни.

Янн вздрогнул.

Теперь и он заметил уголок листка, торчавший из-под ткани. При помощи платка жандарм приподнял простыню.

Сердце у него колотилось.

Галька.

Поверх листка – такая же черная галька с тем же рисунком. Эната. Перевернутый – на этот раз он знал точно.

Янн осторожно приподнял камешек. Он сразу узнал почерк.

Он не смог удержаться и не схватить листок.

Не смог удержаться и не прочитать, хотя и догадывался, что Танаэ и Элоиза заглядывают ему через плечо.

Потому что это написала его жена.

Моя бутылка в океане
Часть III

Рассказ Фарейн Мёрсен

До того, как умру, мне хотелось бы…

Снова увидеть северное сияние. Кажется, один раз я его видела, мне тогда было три года, мама мне часто об этом рассказывала.

До того, как умру, мне хотелось бы…

Перейти из пятнадцатого в семнадцатый, подняться на самый верх Бастиона.

Стать первой ищейкой Франции, начальницей, руководительницей регионального подразделения судебной полиции[17]17
  Региональное подразделение судебной полиции размещается в доме 36 по улице Бастиона. – Примеч. автора.


[Закрыть], командовать сотнями мужчин, спасать жизни, предотвращать преступления, ловить негодяев, заниматься этим многие годы, потом перемотать все обратно.

До того, как умру, мне хотелось бы…

Никогда не работать в полиции.

Родить ребенка.

Много детей.

Проводить время с мужем.

Смеяться, писать, путешествовать, любить.

Прожить еще одну жизнь, на самом деле вот чего мне хотелось бы.

Потому что в этой я никогда не откажусь от того, чтобы расследовать, ловить убийц, не давать им убивать.

До того, как умру, мне хотелось бы…

Не оставить после себя ни одного нераскрытого дела.

До того, как умру, мне хотелось бы…

Чтобы Летиция и Одри были отомщены.

Моя бутылка в океане
Глава 8

– КЛЕМ!

Я слышу крик, стоя под душем.

Кричат от ужаса в бунгало «Уа-Поу», в бунгало Мартины. Только кричит не Мартина, это голос Маймы. Почему? Почему такой долгий, отчаянный стон?

Я выключаю воду и вылезаю из душевой, не вытираясь, оставляя на бамбуковом полу влажные следы.

Ничего общего с веселыми криками, с какими Майма несколько минут назад барабанила в двери.

– Подъем, Клем! Подъем, Титина!

Хватит, Майма, мысленно одергиваю я, успокойся, я уже встала, и у меня болит голова.

Я не выспалась.

Совсем не спала.

Я всю ночь писа́ла.

Прокручиваю в голове события прошедшей ночи, прокручиваю сотни предположений и наконец принимаю решение.

Я должна провести расследование! Одна, самостоятельно, никому не доверяя. Ничего не говоря Янну. Жандармерия проведет свое официальное расследование, а он себе выбрал в помощницы Майму. Ну и отлично, капитан, мне никто не будет мешать наполнять мою бутылку, чтобы бросить ее в океан.

Шлепаю по бунгало голышом, прислушиваясь к звукам снаружи, но не слышу больше никаких криков, никто не завывает «КЛЕМ!». Так что спешить некуда. Если понадобится, Майма, Янн или еще кто ко мне постучится.

Ерошу перед зеркалом свои прямые жесткие волосы. Выгляжу все так же паршиво! Составляю в голове список вопросов, на которые мне надо найти ответы. Их получается три. И столько же версий, чтобы заполнить страницы моего романа?

Прежде всего – найти Пьер-Ива! Был ли весь этот цирк, начавшийся после его вчерашнего исчезновения, всего лишь инсценировкой или на него действительно напали? Убили?

Затем надо узнать побольше про татуировки. В Атуоне, во всяком случае официально, татуировщик всего один, его заведение по дороге на старое кладбище Тейвитете. Я к нему схожу, и совсем не для того, чтобы он наколол мне на заднице маркизский крест.

И наконец, узнать все про тики. Я уверена, Танаэ знает больше, чем соглашается рассказать нам про эти самые пять статуй, таинственным образом выросшие вокруг ее пансиона. На Хива-Оа все всех знают, в жизни не поверю, что какой-то островитянин мог их вырезать где-то здесь и установить так, чтобы никто и понятия не имел, кто это сделал. И почему четыре расставлены в лесу, причем два из них – на священном меаэ, и только один у дороги, на виду, такой милый тики с цветами в волосах и в руках?

Я не считала, но вопросов, кажется, больше трех. Моя океанская бутылка – магнум. Надеваю раздельный купальник, шорты цвета хаки и рубашку в стиле сафари навыпуск, чтобы скрыть свое тело под подобием военной формы. Я должна следить за собой, чтобы не впасть в паранойю. А это случится, если я начну прокручивать в голове раз за разом последовательность событий начиная со вчерашнего дня. Эната на камешке, оставленном Пьер-Ивом, инсценировка его исчезновения, шаги на террасе сегодня ночью, моя долгая вахта под звездами, возвращение домой и попытки уснуть.

Открываю дверь своего бунгало. «Уа-Поу» Мартины рядом с моим – так же, как острова архипелага.

Соседняя дверь открыта.

Я узнаю широкую спину Танаэ, круглый зад этой недотроги Элоизы. Мари-Амбр выходит из своего бунгало, присоединяется ко мне. Накрашенная, в мини-юбке, лак на ногах золотой, в точности как ремешки ее сандалий, черная жемчужина болтается под рубашкой от Версаче, расстегнутой и завязанной выше пупа, чтобы было заметно отсутствие лифчика. Что, обязательно все должны любоваться декольте этой Барби-вахине?

Это последняя моя недобрая мысль.

Янн наклоняется и недвусмысленным жестом проводит рукой по векам Мартины, закрывая ей глаза.

Мартина умерла?!

Янн дрожащим голосом рассказывает, что они здесь нашли.

Место преступления.

– Я позвоню в полицию, – прибавляет Янн, убирая в карман сложенный листок бумаги, – в Папеэте есть отделение судебной полиции, они приедут в течение дня.

Он говорит и глаз с меня не сводит, как будто в чем-то подозревает.

В чем?

В том, что я убила Мартину?

Я понимаю. Собственно, чтобы это понять, не надо быть полицейским; сегодня с утра мы все – подозреваемые. Я всю ночь не спала, но ни звука не слышала, получается, Мартина знала своего убийцу, она его впустила, он застал ее врасплох и убил.

Мой взгляд так и притягивает игла, которую Янн положил на бумажный платок.

Орудие убийства?

И вдруг я интуитивно понимаю, что такое гнусное убийство женщина совершить не могла. Янн тоже не может быть убийцей. И кто тогда остается? Пьер-Ив?

Я вспоминаю прошлую ночь, и на мгновение мне кажется, что убийца ошибся, что это я была неудобным свидетелем, которого надо убрать, вот только это ни с чем не вяжется. Как можно спутать меня с Мартиной?

Игла татуировщика меня гипнотизирует.

Она укрепляет меня в моем решении. Я должна вести расследование в одиночку. Все крутится около этой татуировки, но какое отношение она имеет к Мартине? Насколько мне известно, у старушки никаких татуировок не было, даже кошачьих следов…

– С этой минуты, – говорит Янн, – больше никому нельзя оставаться в одиночестве. Речь не о том, чтобы за всеми следить, никого не подозревают, напротив, надо, чтобы все всех оберегали. Если никто не будет уединяться, то даже если убийца рыщет среди… э-э, поблизости, ничего не случится.

Янн снова задерживает на мне взгляд чуть дольше, чем на остальных. Я бы и рада поверить, что он хочет в первую очередь оберегать меня… но догадываюсь, что эту привилегию он отдаст прекрасной Элоизе и что я – первая в списке подозреваемых. Мучительно хочется потрогать красные зерна моего ожерелья, с трудом от этого удерживаюсь.

Хочется заговорить, вмешаться, потом решаю промолчать.

Но думать об этом не перестаю…

Давай, капитан, пока полицейские с Таити не забрали себе это дело, у тебя есть несколько часов на то, чтобы произвести на них впечатление, снять отпечатки пальцев, все тут опечатать.

А я, как сегодня ночью, буду вести свое расследование. И все записывать… Ничего не упуская.

Посмотрим, кто первым найдет убийцу.

Мне в голову приходит безумная мысль. В конце концов, может, этого Пьер-Ив и хотел. Чтобы моя бутылка в океане была такой: история, в которой я для всех буду выглядеть подозреваемой, в том числе для читателей. Чтобы мне пришлось доказывать свою невиновность. Убеждать вас, что я не вру.

Может быть, он хочет, чтобы каждая из нас такое написала.

Пошел бы он на убийство ради этого чудовищного результата?

Дневник Маймы
Следующая по списку

Янн сидел на террасе «Опасного солнца» перед своим ноутбуком, положив рядом телефон Элоизы, и пытался их связать, чтобы перекинуть фотографии места преступления к себе на жесткий диск. Я встала у него за спиной и замерла, глядя на телефон и на сменяющие одна другую фотографии.

Янн наконец заметил мое присутствие. Захлопнул ноутбук, пряча экран, вскочил и прижал меня к себе. Меня трясло.

Вот этого я и ждала, мой капитан.

Я уткнулась ему в плечо, дрожа и задыхаясь. Зарыдала в три ручья, слезы хлынули тропическим ливнем и так же быстро иссякли.

Высвободившись, схватила тряпку, вытерла лицо.

– Ты ведь найдешь того гада, который ее убил? Я тебе помогу! Мы его найдем!

Мой голос звучал сипло, послушать – и не скажешь, что девочка.

– Майма, на этот раз все серьезно.

Я не ответила. Прошла по террасе, посмотрела на закрытую дверь бунгало Мартины.

– Ты оставишь Титину в ее комнате?

– Нет. Ее отнесут в погреб. У Танаэ под фаре есть погреб, она туда складывает все, что надо держать на холоде. Она уже позвала кого-то из деревни, чтобы помогли перенести. И кюре зайдет. Лучше бы оставить в комнате все как есть до прихода полиции, но при такой жаре… Танаэ обещала мне, что они с По и Моаной произнесут традиционные молитвы. То место, где упокоится Мартина, будет неприкосновенным. Никто его не осквернит, понимаешь, это будет священное место.

Янн умолк, будто каждое произнесенное слово драло ему горло и теперь у него в глотке пересохло. Танаэ оставила на столе графин с лимонадом, и он налил себе стакан. Мне пить не хотелось.

– А остальные?

Капитан покачал головой так же медленно, как качались ветки бугенвиллей вокруг террасы. Цветы будто горевали вместе с нами, осушая маленькие желтые глазки розовыми платочками лепестков.

– Пусть все сидят в своих комнатах. Двери обязательно оставлять открытыми. И никто без сопровождения не покидает пансион.

– Даже я?

– Особенно ты!

– Так ты позвонил в полицию?

Янн долю секунды помедлил со стаканом в руке, льдинки в лимонаде стукались, звеня.

– Да.

Я дождалась, чтобы плавучие льды в стакане остановились, и после короткой паузы прибавила:

– Надеюсь, полицейские быстро приедут, потому что твоя жена – следующая по списку!

На этот раз жандарм едва не выплеснул половину своего лимонада на телефон и ноутбук.

– Фарейн? Следующая? Что за список?

Я должна была высказать все, пусть даже Янн решил бы, что я спятила.

– Подумай сам! Вчера днем на пляже в Атуоне нашли под камешком рассказ Мартины, до того, как умру, мне хотелось бы, что-то вроде завещания, а через несколько часов ее убили! Танаэ сказала мне, что под камешком в комнате Титины нашли завещание твоей жены.

Янн поставил лимонад на стол, не мог держать стакан, боялся опрокинуть. Помедлив, вытащил из кармана листок бумаги, протянул мне.

Рассказ Фарейн Мёрсен

До того, как умру, мне хотелось бы…

Я молча прочитала.

Фарейн-майорша ни разу в этом завещании не упомянула имени Янна, она говорила только о том, чтобы перемотать пленку, прожить вторую жизнь, с мужем. С другим мужем? С которым ей хотелось бы создать семью. Родить ребенка. Много детей. С которым у нее пропало бы желание торчать шестьдесят часов в неделю в комиссариате полиции пятнадцатого округа. Чтобы ей хотелось возвращаться домой, смеяться, путешествовать, любить. Мужа, который не был бы всего-навсего капитаном жандармерии?

Я понимала, что у моего капитана в голове все смешалось, и этот рассказ-завещание его жены, и Эната на гальке, и воткнутая в горло Мартины игла татуировщика…

В уголках глаз у него блестели слезы. С ума сойти, до чего он трогательный, мой капитан! Я протянула ему мокрую тряпку, которой вытирала лицо. От нее пахло манго, кокосом и куриным пометом. Янн машинально промокнул глаза. Я постаралась как могла разрядить обстановку.

– Для жандарма ты очень сентиментален.

Янн ничего не ответил, только улыбнулся.

– Это не мешает тебе быть талантищем. По-прежнему никаких следов ПИФа?

– Ни малейших.

– По логике, раз это он собрал завещания своих читательниц, значит, он и убил!

– Логично. (Мне снова удалось заставить его улыбнуться.) Ты довольно полезная помощница.

– Лучше не найти во всем Тихом океане!

– Ты сегодня не с Клем?

Я вспоминаю Клем, взъерошенную, только что из душа, и как она довольно холодно меня отстранила, и как поучала – еще хуже, чем мама: полиция сама разберется, детка, главное, не рискуй.

– Да нет, я к ней заходила. Она хочет меня уберечь. А главное – хочет, чтобы ей не мешали писать ее чертов роман, ее версию событий. По-моему, она хочет провести собственное расследование, сама, не доверяет жандармерии. Знаешь, ты тоже мог бы считаться подозреваемым.

– Знаю. Мы все подозреваемые.

– Даже Элоиза?

Я посмотрела на черный экран и яркий корпус лежавшего на столе телефона.

– Даже Элоиза, – подтвердил Янн. – И даже твоя мама!

Я так и подскочила.

– Мама? Зачем ей убивать Титину?

Янн чуть помолчал.

– Может, из-за этой истории с черной жемчужиной? Вчера за обедом твоя мама уверяла Мартину, что ее жемчужина ничего не стоит… А по словам Танаэ, черная жемчужина, которую нашли в постели Мартины, очень ценная, она стоит целое состояние.

Я не подала вида, что меня это потрясло.

– И убийца к ней не притронулся?

– Нет, надо полагать, ему не нужны деньги, или он не знает, насколько это ценная жемчужина, или он просто ее не увидел. Куда более странно, что ошиблась твоя мама, которая замужем за владельцем одной из крупнейших ферм по выращиванию жемчуга.

Еще один выпад. Надо было ответить. Но на этот раз я подготовилась.

– Знаешь, мама всегда малость ошибается.

Янна это, похоже, не убедило. Он наконец осушил стакан, выключил компьютер и встал:

– Извини, мне надо поработать в комнате Мартины. Как ты догадываешься, у меня нет ничего, чтобы провести тесты ДНК, но кое-как извернуться и снять отпечатки пальцев я смогу. – Он направился к выходу, но вдруг остановился. – И последний вопрос, Майма.

– В Коломбо играешь или что?

– Я серьезно. Мне нужна твоя помощь. Та галька, которую мы с тобой вместе нашли поверх сложенной одежды ПИФа, на камнях пляжа в Атуоне.

– Эната?

– Да, Эната. Знак был перевернут или нет?

Я не понимала, в чем дело.

– А что?

– Ответь мне.

– Не помню, кажется, перевернут…

Капитан, похоже, не лучше меня понимал значение этой странной подробности.

– А что? – повторила я.

– Не знаю… Это Фарейн у меня спросила.

Так все же Фарейн-майорше было известно, что означал этот камешек. Я в этом не сомневалась с самого начала. Я долго молчала, размышляя, а Янн все мешкал.

– О чем ты думаешь?

Я не ответила. Мой взгляд затерялся в океане, где-то далеко за островом Тахуата.

– А кто позаботится о кошках Титины? – спросила я.

И почувствовала, что сейчас опять зареву. Извини, мой капитан, но твоя помощница еще сентиментальнее тебя! Я не хочу идти к маме, не хочу ее видеть. И Клем тоже. Я хочу пойти с тобой снимать отпечатки пальцев.

У нас за спиной Танаэ молча вышла из кухни. И заговорила с Янном так, будто меня там и не было.

– Мне только что позвонил Камай, рыбак с Тахауку. Он кое-что нашел сегодня утром над портом. И хотел бы, чтобы вы пришли туда и посмотрели.

Я сразу догадалась, что капитан подумал про труп, про тело, принесенное волнами в порт. Тело, которое совсем нетрудно опознать, даже если оно со вчерашнего дня мокло в воде.

Все были на месте, отсутствовал только Пьер-Ив.

– Майма, ты хотела мне помочь? Тогда позови Фарейн, Элоизу, твою маму и Клем, – распорядился Янн. – Мы все пойдем к этому рыбаку, все вместе. А ты оставайся здесь с По и Моаной и слушайся Танаэ.