Текст книги "Нефертари. Царица-еретичка"

Глава четвертая
Обычаи Хатхор

В день моих четырнадцатых именин я, как обычно, отправилась в эдуббу. Перед дверью я сбросила с ног сандалии, но внутри за столом не сидел Пазер. Впервые с той поры, как он стал моим наставником, его не оказалось в комнате. Ученики, рассевшиеся на тростниковых циновках, сполна воспользовались его отсутствием и болтали о своих делах.

– Нефертари! – воскликнул Баки. – Ты уже слышала?

Я с демонстративной неспешностью разложила перед собой перо и бутылочку с чернилами.

– О чем?

– Пазер больше не будет нашим наставником. Он стал визирем фараона Рамзеса.

Я вскочила со своей тростниковой циновки:

– Когда это случилось?

– Вчера. Отец рассказал мне об этом сегодня утром. – А потом Баки улыбнулся во весь рот, демонстрируя свои кривые зубы. – А мы получим нового наставника!

В дверях появилась женская фигура. Ученики вскочили на ноги и, в отличие от Хенуттави, глубокими поклонами приветствовали Усрет, вошедшую к нам в длинном голубом облачении Хатхор. Ее серьги, браслеты и пояс были сделаны из лазурита, а корону у нее на голове венчали небольшие рога.

– Нефертари, – сказала она. – Время пришло.

Ученики устремили на меня любопытные взоры, ожидая объяснений, но слова застряли у меня на губах, и тогда Усрет пришла ко мне на выручку:

– Ваш новый наставник сейчас появится здесь. Но принцесса Нефертари больше с вами учиться не будет. Она присоединится ко мне для изучения ритуалов нашего храма. Она станет жрицей Хатхор.

Присутствующие дружно ахнули, но Усрет коротко кивнула мне, давая понять, что я должна улыбнуться на прощание и уйти; оставляя за спиной любопытные лица, я вдруг поняла, что некая важная часть моей жизни только что закончилась. Меня больше никогда не будет поджидать очередной наставник. И хотя я была уверена, что по окончании учебы буду чувствовать себя как дикий зверь, вырвавшийся из клетки, сейчас мне казалось, что я больше похожа на птенца, которого вытолкнули из гнезда и приказали лететь самостоятельно.

Вслед за Усрет я двинулась по тропинке, идущей вдоль берега озера. Сердце мое готово было выскочить из груди, но она сохраняла обычную невозмутимость, что, казалось, намекало на какую-то неведомую, но великую цель.

– Сегодня утром я разговаривала с Мерит, – спустя некоторое время проронила жрица. – Вещи, которые понадобятся тебе в первую очередь, уже уложены, и, как только их погрузят на корабль Хатхор, мы отплывем.

Река разделяла Фивы на две половины. На западном берегу Нила расположился дворцовый комплекс Малката, а на восточном находились все четыре наших самых почитаемых храма. У каждого храма имелся собственный корабль, и как раз на нем Усрет каждый день прибывала в Зал для приемов или по вечерам – в Большой зал, когда хотела повидать брата. Похоже, взрослая жизнь подразумевала пребывание в постоянном движении. Целых четырнадцать лет я прожила в одной и той же комнате во дворце, а теперь, на протяжении каких-то двух недель, сменю место жительства уже дважды. Пожалуй, Усрет понимала меня куда лучше, чем хотела показать, потому что голос ее смягчился.

– Очередной переезд и прощание окажутся совсем не такими ужасными, как ты себе представляешь, – пообещала она.

Во дворе, где находились мои покои, уже собрались несколько человек, наблюдая за тем, как слуги укладывают мои вещи. Я заметила среди них Рамзеса и Ашу, и сердце замерло у меня в груди.

– Нефер! – воскликнул Аша, и Усрет выразительно приподняла брови.

– Нефертари, – поправила она его, подойдя к нему вплотную. – В Храме Хатхор к ней станут обращаться именно так, – пояснила Усрет. – Рамзес. – Жрица склонилась в вежливом поклоне перед племянником. – Я оставлю тебя, чтобы вы попрощались.

Усрет скрылась в моих покоях, и Рамзес с Ашей заговорили одновременно:

– Что она имеет в виду?

Я пожала плечами:

– То, что я уезжаю.

– Уезжаешь куда? – выпалил Рамзес.

– В Храм Хатхор, – сказала я.

– Что? Ты хочешь стать жрицей? Мыть плитку и воскурять благовония? – спросил Аша.

Я была уверена, что испытанный им шок отчасти объяснялся тем, что обучение жрицы занимало целых двенадцать месяцев. И хотя выходить замуж им не возбранялось, многие жрицы не спешили связывать себя узами брака.

Я постаралась отогнать от себя мысль о том, что поступаю неправильно.

– Да. Или, например, стать храмовым писцом.

Рамзес взглянул на Ашу, чтобы понять, верит ли тот во все это.

– Но почему?

– А что еще мне остается? – печально и торжественно вопросила я. – Мне нет места в этом дворце, Рамзес. Теперь ты женат и принадлежишь Залу для приемов. А скоро вообще отправишься с Ашей на войну.

– Но она же не будет длиться целый год! – заявил Рамзес. Во двор вошла Исет и, увидев Рамзеса со мной, замерла на месте. – Исет, – окликнул он ее, – подойди и попрощайся.

– Как? Разве принцесса покидает нас? – осведомилась она.

– Она отбывает в Храм Хатхор, – ответил Рамзес с таким видом, словно до сих пор не мог поверить в происходящее. – Чтобы стать жрицей.

Подойдя ко мне, Исет постаралась изобразить сочувствие.

– Рамзес очень расстроится, когда ты уедешь. Он все время рассказывает мне о том, что ты для него – как младшая сестра. – При слове «младшая» она улыбнулась, и я поспешно прикусила язык, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. – Какое несчастье, что мы не узнали об этом заранее. Можно было бы устроить прощальный пир. – Она взглянула на Рамзеса из-под длинных ресниц. – В конце концов, она ведь не вернется к нам.

– Разумеется, вернется, – огрызнулся Рамзес. – Обучение жрицы длится всего лишь год.

– Но ведь затем она уже будет служить Хатхор. На другом берегу реки.

Он быстро заморгал, и на миг мне показалось, что он готов обнять меня, пусть даже на глазах у Исет. Видела я и то, что и Аша хочет сказать мне кое-что. Но тут появилась Усрет, за которой шла Мерит во главе целого каравана слуг, нагруженных корзинами.

– Вы сможете навещать ее в любое время, – пообещала Усрет. – Идем, Нефертари. Лодка ждет.

Я завела руки за шею и сняла простенькое ожерелье из конского волоса, которое Мерит ненавидела всей душой.

– А это что такое? – презрительно ухмыльнулась Исет.

– Это я сделал для нее, – с вызовом заявил Рамзес, после чего встретил мой взгляд.

– Да. Когда мне было семь. – Я улыбнулась. – И теперь я хочу, чтобы ты оставил его себе. На память обо мне.

Я вложила ожерелье ему в ладонь, и мне понадобилось все мужество, чтобы не взглянуть в его опечаленное лицо, когда я направилась к пристани. С палубы корабля Усрет я оглянулась на жизнь, которую знала до мелочей. С берега мне махали Рамзес и Аша, и к ним присоединилась небольшая группа учеников из эдуббы.

– Ты поступила очень умно, когда отдала ему ожерелье.

Я молча кивнула, думая, что поступила так не от большого ума, а от большой любви, и Мерит положила руку мне на плечо.

– Это не навсегда, моя госпожа.

В ответ я лишь крепче сжала губы. Глядя на удаляющийся берег, я заметила, что там осталась лишь одна фигурка. Она была одета в красное.

– Хенуттави. – Усрет проследила за моим взглядом и кивнула. – Она думает, что ты признала поражение и отступила, что теперь лишь вопрос времени, когда Рамзес забудет тебя окончательно и обратится к Исет за дружеским общением.

Я стала молиться про себя, чтобы она ошиблась, но прикусила язык, поскольку теперь мне оставалось надеяться только на Усрет.

* * *

Путешествие до Храма Хатхор было недолгим, а когда корабль приблизился к пристани, Мерит поднялась со своего места, чтобы полюбоваться на лес гранитных колонн, вздымающихся над выложенным полированной плиткой двором.

– Неудивительно, что сестра завидует ей, – прошептала она так, чтобы Усрет не услышала.

Башни храма пронзали небо, а внизу, у их подножия, рабочие в голубых юбках ухаживали за платановыми рощами Хатхор. Свежие побеги священных деревьев богини сверкали изумрудной зеленью, как драгоценные камни.

– Удивлены? – спросила у нас Усрет.

Мерит сказала:

– Я знала, что это самый большой храм в Фивах, но и представить себе не могла…

Усрет улыбнулась:

– К Хатхор за месяц приходят больше паломников, чем в Храм Исиды за полгода.

– Потому что Храм Хатхор больше? – полюбопытствовала я.

– Потому что паломники знают: когда они приносят в дар дебены или ляпис-лазурь, – ответила Усрет, – их подношения будут использованы на то, чтобы сохранить красоту богини, ее рощ и храма. А вот когда паломники приходят в Храм Исиды, их подношения переплавляются в драгоценности, которые Хенуттави надевает на празднества, устраиваемые моим братом. Самая красивая комната в храме моей сестры – вовсе не внутреннее святилище Исиды. Это ее собственные покои.

Только теперь, когда мы подошли к пристани, стало возможно по-настоящему оценить, насколько велик Храм Хатхор. Солнечные лучи позолотили раскрашенные колонны, и каждую из них, выложенную из песчаника, венчало позолоченное изображение богини-коровы. Наш корабль встречала дюжина жриц Хатхор, а на берегу застыли слуги, ожидая, когда можно будет разгрузить наш багаж.

Одна из молодых женщин, облаченная в голубые одежды Хатхор, подошла к нам с парой сандалий в руках и протянула их Мерит со словами:

– В Храме Хатхор кожа запрещена. Сандалии должны быть сделаны из папируса.

– Благодарю тебя, Алоли, – сказала Усрет. Молодая жрица поклонилась, и ее рыжие кудряшки затанцевали при этом движении. – Ты не могла бы отвести госпожу Мерит и принцессу Нефертари в отведенные для них покои?

– Разумеется, ваше святейшество.

Она подождала, пока мы с Мерит не переобуемся в новые сандалии, а когда мою старую обувь унесли, я спросила себя, с какими еще частичками прежней жизни мне предстоит расстаться.

– Могу я проводить вас в ваши комнаты? – спросила Алоли.

Вслед за жрицей мы вошли в тяжелые бронзовые ворота храма и направились к комнатам, выделяемым для тех паломников, которые приходили сюда поклониться Хатхор. Пока мы шли по коридорам, я старалась не наступить на шлейф ее платья. Бедра ее покачивались самым завораживающим образом, и мне стало интересно, где она научилась так ходить.

– Сюда, – сказала она и провела нас в прохладные уединенные альковы храма, меж которых бесшумно сновали жрицы, раздавая паломникам благовония из золотых шаров.

– Верховная жрица распорядилась предоставить вам комнаты рядом с ее собственными покоями, – сообщила нам Алоли. – Но не рассчитывайте часто видеться с ней. Храм требует неусыпного внимания и заботы, и если она не гостит во дворце, то работает в рощах или встречается с паломниками.

Она жестом пригласила нас в большую комнату, которая на первый взгляд не слишком уступала размерами и убранством Большому залу Малкаты.

– Горны призывают жриц к совершению ритуала на рассвете и на закате. После завершения обряда прославления Хатхор они встречаются в этом зале. Полагаю, вы сами убедитесь в том, что еда здесь не слишком отличается от той, к которой вы привыкли во дворце. – Она взглянула на меня. – Хотя на вашем месте я бы не притрагивалась к вину, – прошептала она. – Жрицам оно нравится крепким, и девушка ваших пропорций может просто не проснуться!

Она рассмеялась собственной шутке, а Мерит с оскорбленным видом поджала губы.

– Сюда приходят молиться покровительницы храма, – продолжала Алоли. Перед нами простерся огромный зал, на одной из стен которого красовалось огромное мозаичное изображение богини, а у подножия ее отполированной статуи паломники оставляли миски с мясом и хлебом. – Во время шему сюда пришла женщина, все пять беременностей которой закончились выкидышем. Мы нашли ее в самом дальнем углу. – Алоли показала на погруженную в тень нишу неподалеку от статуи Хатхор. – Она пряталась там вместе со своим мужем! – Жрица захихикала, и Мерит громко откашлялась.

– Но разве они не были несчастны? – ахнула я.

– Конечно были. Но девять месяцев спустя она родила двух здоровых сыновей!

Мерит окинула меня недовольным взглядом, словно давая понять, чтобы я сразу же выкинула подобные мысли из головы. Мы свернули в прелестный дворик, огражденный шеренгой смоковниц. Алоли с важным видом провозгласила:

– Здесь останавливаются наши самые почетные гости. – Она жестом обвела окна, выходящие на площадь. – А вот здесь будете жить вы.

Мы вошли в покои, выложенные голубой глазурованной плиткой, на которой резвились разноцветные рыбешки. Западная стена была украшена инкрустированными изображениями коров, а напротив, на возвышении, стояла кровать черного дерева на ножках в форме львиных лап. Алоли пересекла комнату и распахнула тяжелые деревянные двери.

– А тут – покои госпожи Мерит, – сообщила она.

Стены соседней комнаты были выкрашены в яркие цвета, а на низеньком кедровом столике было сложено постельное белье. Мерит одобрительно проворчала:

– Очень хорошо. А теперь мне надо идти, чтобы отдать распоряжения слугам относительно наших вещей.

Когда она ушла, я повернулась к Алоли:

– А что буду делать я?

На лице рыжеволосой жрицы отразилось удивление.

– Разве верховная жрица ничего вам не говорила? Она сказала, что привезла вас сюда на учебу.

– И что я буду изучать?

– Храмовые ритуалы, игру на арфе… – Алоли пожала плечами. – Быть может, она надеется, что вы станете следующей верховной жрицей Хатхор. – На другом конце храма затрубил горн, и Алоли быстро завязала свои кудри в узел. – Увидимся сегодня вечером в Большом зале. – У двери жрица приостановилась. – Я счастлива видеть вас здесь, принцесса. Я много слышала о вас.

Но прежде чем я успела поинтересоваться, что же именно она слышала, Алоли скрылась в коридоре. Я пересекла комнату и остановилась у окна Мерит, глядя на рощи. Сейчас на западном берегу Нила Рамзес наверняка сидит за обеденной трапезой вместе с Исет и Ашей. С наступлением вечера в Большом зале начнутся танцы, и среди присутствующих пойдут гулять сплетни о том, что я предпочла стать жрицей Хатхор. Я мельком подумала, а примет ли Хенуттави ложь сестры за чистую монету.

– Красиво, не правда ли?

Усрет подошла неслышно, и я едва не подпрыгнула от неожиданности.

– Да, очень, – согласилась я.

– Скажи мне вот что, Нефертари: когда ты смотришь на эти рощицы, что ты видишь?

Я заколебалась. Солнце стояло прямо над рекой, и птицы порхали меж высоких стеблей папируса, весело перекликаясь друг с другом, пока мужчины в схенти трудились на полях.

– Я вижу маленький глиняный макет, – сказала я. – Как те, что стоят в усыпальницах, вот только здесь люди движутся.

Усрет выразительно приподняла брови:

– Оказывается, у тебя богатое воображение.

Я покраснела и вновь устремила взгляд наружу, чтобы понять, не упустила ли я что-нибудь.

– А как насчет вон тех платановых рощиц? – спросила жрица. – На что похожи они, по-твоему?

– Они тоже очень красивы, – осторожно ответила я.

– По-твоему, они всегда были такими красивыми?

– Нет, саженцами они выглядели совсем по-другому, – догадалась я. – Тогда их ветви еще не соприкасались, образуя туннель, который виден сейчас.

Очевидно, мой ответ удовлетворил Усрет.

– Ты права. Понадобилось много лет, чтобы они выросли и переплелись таким образом. Когда их только высадили здесь, мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Помню, как я навещала верховную жрицу Хатхор и как ее сад показался мне просто ужасным по сравнению с теми, которые росли у нас в Малкате. Тогда я еще не понимала, что она уже предвидела будущее. А ты понимаешь, о чем я говорю, Нефертари?

Я согласно кивнула, поскольку мне показалось, что я и вправду понимаю ее.

– Сейчас ты похожа на молодую чинару. Визири смотрят на тебя и видят молодой и неухоженный сад. Но вместе мы придадим тебе нужную форму, так что потом, когда Рамзес взглянет на тебя, он увидит не младшую сестренку, а женщину и царицу. – Голос Усрет окреп и зазвучал твердо и решительно. – Однако, если тебе нужна помощь, ты будешь неукоснительно следовать моим советам, даже если они покажутся тебе непонятными. В прошлом я не раз слышала, как ты отказывалась повиноваться своей няньке. Но, наставляя тебя, я не потерплю неповиновения.

– Да, конечно, – быстро сказала я.

– Может случиться и так, что мои распоряжения будут противоречить тем советам, которые станет давать тебе нянька, но тебе просто придется довериться мне.

Я подняла глаза на Усрет, пытаясь понять, что она имеет в виду, и жрица пустилась в объяснения:

– Я уверена, что твоя нянька неоднократно внушала тебе, что лгать нехорошо. Но царица должна научиться быть искусной лгуньей, причем в том, что касается самых разных вещей. Ты согласна с этим? – поинтересовалась она. – Лгать в случае необходимости? Улыбаться, когда ты глубоко несчастна? Молиться, когда кажется, что боги не слышат тебя? Чем ты готова пожертвовать за место при дворе и любовь Рамзеса?

Я перевела взгляд на рощи смоковниц, за которыми до горизонта вздымались песчаные дюны. Если слабый ветер способен породить бурю, то уж Усрет наверняка может превратить принцессу в царицу.

– Всем на свете.

Усрет улыбнулась:

– Тогда идем.

Я последовала за ней в комнату для переодевания в покоях Мерит, и она указала мне на кожаное кресло, стоящее перед зеркалом. Когда я опустилась в него, она взглянула на меня из-за обратной стороны полированной бронзы.

– Ты знаешь, что говорят о тебе при дворе?

Я встретила ее взгляд и покачала головой.

– Что твоя самая привлекательная черта – улыбка. И сейчас настало время научиться пользоваться ею. Представь, что я – твоя старая подруга, – предложила жрица, – и ты встретилась со мной на рынке. Как ты улыбнешься мне?

Хотя происходящее представлялось мне дурацкой затеей, я улыбнулась во весь рот, и Усрет кивнула.

– Хорошо. Так, а теперь я – посланник, с которым ты только что познакомилась. Как бы ты меня приветствовала?

Я вновь ответила ей широкой улыбкой, и Усрет нахмурилась.

– Ты ведешь себя, как недалекая девчонка из гарема Ми-Вер, которая живет с душой нараспашку, – упрекнула она меня. – Не спеши и попробуй еще раз. Ты ведь даже толком не знаешь его.

Уголки губ у меня дрогнули в улыбке, но вот зубы обнажать я не стала. На сей раз Усрет одобрительно кивнула.

– Хорошо. Итак, я – посланник, который только что сделал тебе комплимент. «Право слово, царица Нефертари, я и представить себе не мог, какие у вас невероятные глаза. Я еще не встречал такого оттенка лазурита». Как бы ты ответила?

Я опять продемонстрировала в улыбке все свои зубы, но Усрет резко оборвала меня:

– Не так быстро! Улыбка женщины должна быть медленной, чтобы мужчина понял, что он должен заслужить ее. Видишь? – Губы Усрет слегка изогнулись в намеке на улыбку. – А теперь сделай мне комплимент.

Я ненадолго задумалась.

– Верховная жрица Усрет, вы… сегодня вы выглядите потрясающе. Я уже и забыл, какие у вас замечательные темные волосы. – Пока я говорила, улыбка Усрет стала шире, но только после того, как я выговорила последние слова, она устремила на меня взор и улыбнулась открыто, во весь рот. Мне вдруг стало жарко, и щеки у меня заалели.

– Видишь? – сказала Усрет. – Ты хочешь сделать так, чтобы для него это стало сюрпризом. Ты хочешь, чтобы он ломал голову над тем, сумеет ли он заставить тебя улыбнуться широко и открыто, так что, когда ты сделаешь это, он будет чувствовать себя, будто получил незабываемый подарок. – С этими словами она взяла меня за руку и повела к двери. – Смотри, – велела она.

Из ее покоев мы вышли в коридор, а затем пересекли дворик, в котором слуги в поте лица работали в саду. Стоило им завидеть нас, как они тут же вскочили и поклонились. Один из мужчин, старший среди садовников, судя по покрою его одежды, шагнул вперед, чтобы приветствовать Усрет.

– Для нас большая честь видеть ваше святейшество во дворе. Своим присутствием вы даруете нам благодать, – сказал он.

Усрет позволила своим губам дрогнуть в легкой улыбке.

– Вы проделали замечательную работу, – не поскупилась она на похвалу.

Это была правда. Мирт и жасмин росли вокруг гранитного фонтана Хатхор, а каменные скамьи расположились под смоковницами таким образом, чтобы паломники, пришедшие в храм Хатхор, могли сидеть на них и созерцать величие и красоту богини.

– Здесь красиво, – согласился молодой садовник. Улыбка Усрет стала шире. – Но только потому, что сад является вашим отражением.

Жрица рассмеялась, но садовник оставался серьезным. Она явно покорила его воображение, и в его глазах вспыхнуло неприкрытое восхищение.

– Идем, – чопорно обратилась ко мне Усрет. – Я покажу тебе фруктовые сады.

Когда дворик остался позади, а мы углубились в рощу, Усрет обернулась.

– Он смотрел вам вслед, когда мы уходили со двора! – воскликнула я.

– Видишь, что может сделать улыбка? А ведь мою даже нельзя назвать красивой. – Я уже совсем собралась запротестовать, но она покачала головой, не давая мне возразить. – Это правда. Она ничуть не похожа на твою. У тебя зубы белые, как жемчуг, и мужчина, который хоть раз в жизни увидел твою улыбку, никогда ее не забудет.

– Не думаю, что тот садовник забудет вашу, – заявила я.

– Это потому, что я научилась правильно пользоваться ею, – сказала Усрет. – Я не раздаю ее направо и налево, словно старуха, которая бесплатно кормит молоком деревенских кошек. К этому средству следует прибегать с осторожностью, а в твоем случае – особенно. Ты готова одарить ею первого встречного. И поэтому тебе предстоит научиться разборчивости.

Она посмотрела куда-то вдоль тропинки, и я, проследив за ее взглядом, увидела группу мужчин, собирающих ягоды со смоковницы.

– Видишь там кого-нибудь симпатичного? – спросила она.

Я залилась краской.

– Не будь такой застенчивой. При дворе обретается множество мужчин, и некоторых тебе предстоит убедить в том, что они пользуются твоим особым расположением. Но как можно этого добиться? Одним взглядом, – сама себе ответила жрица. – Или улыбкой. Когда мы будем проходить мимо, я хочу, чтобы ты выбрала мужчину, – продолжала Усрет. – Заставь его почувствовать, будто он – избранный. А потом сделай так, чтобы он заговорил с тобой.

– Без слов? – воскликнула я.

– С помощью одной только улыбки. Ну, и которого из них ты выберешь? – лукаво поинтересовалась она.

Я окинула взглядом группу мужчин. На земле сидел, сортируя ягоды, молодой мужчина с темными волосами.

– Того, кто ведет счет, – тут же сказала я.

Решив, что одной улыбки может оказаться недостаточно, я вдруг решила воспользоваться браслетом. Я быстро расстегнула застежку, а когда мы проходили мимо, встретила выразительный взгляд темноволосого мужчины и медленно улыбнулась. Глаза его удивленно расширились, едва он сообразил, что я выделяю его среди прочих, и тут я выронила из рук браслет.

– Госпожа! – Он стремительно вскочил на ноги и принес мне его. – Вы уронили кое-что! – Он протянул мне браслет, а я одарила его широкой улыбкой, повторив то, что Усрет проделала с садовником.

– Какая я неловкая! – Я забрала у него браслет, коснувшись его ладони кончиками пальцев, после чего группа мужчин в молчании провожала нас взглядами, пока мы с Усрет не скрылись за деревьями.

На берегу Нила жрица одобрительно кивнула:

– Теперь ты – уже не хихикающая девчонка, улыбающаяся всем подряд. Ты – женщина, обладающая властью. Научись управлять своей улыбкой, и ты сможешь подчинить себе мужчин, которые будут думать только о тебе. Итак, в следующий раз, когда ты увидишь Рамзеса, то сделаешь что?

Я слегка улыбнулась, демонстрируя кончики верхних зубов.

– Хорошо. Медленно и сдержанно. Ты не отдаешь ему все, поскольку не знаешь, как он примет твой дар. К тому времени, как ты увидишься с ним, не исключено, что он уже решит сделать Исет старшей женой. Кроме того, мы не хотим, чтобы Хенуттави догадалась о том, что ты не собираешься сдаваться без боя. Запомни, никогда нельзя отдавать все и сразу, – предостерегла она меня. – Мы с тобой затеяли долгую и осторожную игру.

Я подняла на нее глаза, не совсем понимая, что она имеет в виду.

– И что же это за игра?

– Наподобие той, в которую сыграла ты, уронив браслет, – отрезала она.

Солнечные лучи отразились от диадемы Усрет, и в середине ее лба появилось мое искаженное отражение.

– Завтра, – продолжала Усрет, – начнется твоя храмовая подготовка. Если Хенуттави спросит кого-либо из женщин, что ты здесь делаешь, все должно выглядеть так, словно ты действительно вознамерилась посвятить свою жизнь Хатхор. Я не жду от тебя, что сегодня вечером ты присоединишься к жрицам в Большом зале, но завтра утром Алоли приведет тебя в мои покои и я объясню, чем мы будем заниматься.

* * *

После того как тем вечером солнце скрылось за холмами, Мерит присела на край моей постели.

– Нервничаете, моя госпожа?

– Нет, – ответила я правду, подтягивая покрывало до груди. – Мы делаем то, что должно быть сделано. Завтра Усрет расскажет мне, как я проведу здесь целый год.

– В манере, подобающей принцессе, следует надеяться.

– Даже если мне придется размахивать бронзовой кадильницей от рассвета до заката, чтобы Рамзес соскучился по мне, оно стоит того.

* * *

На следующее утро Алоли постучала в двери моей комнаты, и ее большие глаза стали еще больше, когда она увидела меня в голубых одеждах Хатхор.

– Так вы действительно одна из нас! – воскликнула она, и голос ее эхом прокатился по пустынным коридорам.

– Давайте-ка говорить потише, – предложила я.

– Какие пустяки! Уже почти рассвело.

Она взяла меня за руку, и мы зашагали по коридорам. Было еще так рано, что ей понадобилась масляная лампа, чтобы не заплутать в лабиринте смутно различимых переходов храма.

– Ну как, нервничаете? – весело осведомилась она, и я вновь спросила себя, почему все задают мне этот вопрос. – Я до сих пор помню свой первый день в храме. Свою карьеру я начинала в Храме Исиды.

– С Хенуттави?

– Да. – Алоли наморщила носик. – Не знаю, почему моя мать выбрала именно тот храм. Она ведь могла остановиться на Храме Мут, или Сехмет, или даже Хатхор. Будь она еще жива, я бы обязательно спросила ее об этом. Но она умерла, когда мне исполнилось десять. Я провела пять лет с верховной жрицей. Приносила ей воду, начищала ее сандалии, укладывала ей волосы…

– Разве жрице полагается заниматься именно этим?

– Нет конечно!

В конце коридора вдруг открылась дверь, и оттуда раздался резкий окрик:

– Тише!

– Это Серапис. Старая жрица любит поспать подольше.

– Быть может, давай тогда помолчим?

– Помолчим? – Алоли рассмеялась. – Вот еще! Скоро она заснет вечным сном. Ей следует встать и насладиться теми часами, которые у нее еще остались. – Мы вышли в коридор, который заканчивался парой двойных дверей, и Алоли сказала: – Ждите меня здесь.

Ее силуэт растворился в темноте покоев, а я осталась ждать в коридоре под нарисованным изображением Небесного Нила. Когда я была еще совсем маленькой, Мерит показала мне россыпь звезд на черном бархате пустоты и рассказала легенду о том, как богиня-корова Хатхор расплескала свое молоко по небесам, прокладывая путь, по которому Ра мог бы направлять свою солнечную барку. Я во все глаза рассматривала картину, спрашивая себя, а не по этому ли самому пути мои родители отправились в волшебные поля Иалу. Но тут скрип двери прервал ход моих мыслей и меня поманила рука жрицы.

– Идите сюда. Она желает видеть вас.

Она пропустила меня в личные покои Усрет, и, войдя в комнату, я постаралась скрыть изумление. Вокруг разожженной жаровни, утопленной в полу, стояли три стула, на одном из которых сидел Пазер. Волосы его, обычно собранные в тугой школьный пучок, теперь были просто перехвачены на затылке голубой лентой. В свете углей я разглядела у него на шее картуш – кулон в виде свитка, на котором золотом был выведен полный титул Рамзеса.

– Можешь закрыть дверь, Алоли.

Жрица повиновалась, и Усрет показала на место напротив себя.

– Нефертари, – начала она, когда я села, – уверена, что ты удивлена тем, что видишь здесь своего наставника, особенно теперь, когда он стал визирем.

Я взглянула на Пазера, чтобы понять, насколько он изменился после того, как стал частью двора фараона. Отчего-то в тунике визиря он казался совсем другим.

– Теперь у Пазера появилось много новых обязанностей во дворце, – пояснила Усрет, – но он согласился продолжить твое обучение. Каждое утро перед тем, как появиться в Зале для приемов, он будет приезжать сюда, дабы наставлять тебя в языках, которые ты изучала с ним.

– На рассвете? – воскликнула я.

– И даже раньше, – кивнул Пазер.

– Он знает, что ты не разочаруешь его, – сказала Усрет. – В школе писцов ты овладела семью языками. Именно это будет отличать тебя от Исет и сделает незаменимой.

Я нахмурилась:

– Для Рамзеса?

– Работа царицы заключается не только в том, чтобы рожать детей, – ответил Пазер. – Это и разговоры с людьми, совещания с визирями и прием вельмож, которые прибывают во дворец. А поскольку вы владеете языком шасу, хеттским и нубийским, кто лучше вас подойдет для развлечения принцев?

– Разумеется, Хенуттави будет нашептывать на ухо фараону Сети, – предостерегающе заявила Усрет. – К тому же Исет действительно красива. Придворные уже обожают ее, а вместе с Хенуттави они составят идеальный дуэт. Забавный и прелестный… Но «прелестный» вовсе не означает «полезный».

– А я, значит, должна стать полезной принцессой? – Подобная постановка вопроса весьма уязвила меня.

– Будем надеяться, что ты станешь не только ею, – отозвалась Усрет. – Потребуется намного больше усилий, чтобы сделать тебя старшей женой, когда все смотрят только на Исет. Это означает, что каждое утро на рассвете ты будешь встречаться с визирем Пазером в этой самой комнате.

– В вашей комнате?

– Да, и ты станешь приходить подготовленной. Надеюсь, что никогда не услышу о том, что ты проявила лень или невнимательность в учебе. Пазер говорил мне, что тебе случалось прогуливать занятия в эдуббе. Здесь этого не произойдет никогда. Как только урок закончится, Алоли встретит тебя за дверями и посвятит в особенности утреннего ритуала. Когда ты исполнишь свои обязанности жрицы, мы встретимся в Большом зале и ты будешь сидеть со мной, и я начну учить тебя тому, как следует вести себя за обедом при дворе. – Усрет заметила выражение моего лица и добавила: – Надеюсь, ты не думаешь, что уже все знаешь.

Она стала ждать моего ответа, и я послушно покачала головой.

– Хорошо. После трапезы Алоли проводит тебя в восточное святилище, где станет учить игре на арфе.

– Но ведь я уже умею играть на арфе, – запротестовала я.

– В самом деле? Так же хорошо, как моя сестра или Исет?

– Нет, но мой талант к языкам…

– А теперь к нему следует присовокупить и игру на арфе.

Я взглянула на Пазера, словно рассчитывая, что он придет мне на помощь, но лицо его оставалось бесстрастным.

– После обучения игре на арфе, – продолжала Усрет, – ты вернешься к себе в комнату, где займешься выполнением домашнего задания. Потом я рассчитываю, что ты присоединишься к жрицам во время проведения закатного ритуала. В конце дня, если тебе захочется поужинать вместе со жрицами, приходи в Большой зал. В противном случае тебе принесут ужин в твою комнату, где можно будет поесть в тишине и покое. – Она встала, явно намереваясь покинуть нас. – Я понимаю, ты ошеломлена тем, чему тебе предстоит научиться, но у всего есть цель. Чем дольше ты остаешься вдали от Рамзеса, тем сильнее он станет скучать о тебе и тем больше времени у нас будет, чтобы превратить тебя из побега в крепкое дерево, способное выдержать даже самый сильный ветер.