Текст книги "Нимфа"

– В надежде хоть раз заставить вас испытать неведомые доселе ощущения я принимаю ваши условия. – Софи перегнулась через стол, взяла листок бумаги и перо, задумалась на мгновение над тем, что она хотела бы получить от него, и, взмахнув пером в воздухе, быстро написала несколько строк с хитрой улыбкой на лице. Затем она свернула листок вчетверо и, дождавшись, когда он сделает то же самое, спросила: – Кто же станет свидетелем нашей сделки?

Словно по волшебству, из ниоткуда материализовался худощавый человек неопределенного возраста.

– Добрый вечер, милорд, – невозмутимо поклонился он, словно привык видеть своего хозяина сидящим в комнате среди разбросанной по полу одежды, наедине с женщиной в халате и с наклеенными усами. – Я позволил себе захватить это. – Он кивнул на поднос с двумя бокалами и хрустальным графином, в котором искрилось красное вино. – Прикажете запереть эти бумаги в сейф?

– Это мой камердинер Терстон, – сказал Криспин, обращаясь к Софи. – Полагаю, мы можем доверить ему наши ставки.

Тот, кто знал Терстона давно, не стал бы удивляться его способности бесшумно появляться и предугадывать желания хозяина прежде, чем будет отдано приказание, но Софи он показался почти фантомом. Она молча кивнула, не сводя с него взгляда, и он тут же исчез за дверью.

Обернувшись к своему неприятному собеседнику, она увидела, что тот разливает вино по бокалам.

– Давайте выпьем за нашу сделку.

Софи подняла свой бокал и в три глотка осушила его. Это было ее большой ошибкой.

Криспин стремительно вскочил, но все же не успел подхватить Софи, и она, падая, стукнулась головой о край стола и потеряла сознание.

Глава 3

Я всегда был поклонником красоты. Еще в детстве я понял, что красота – единственная истина и ценность на земле. Кто посмеет отрицать то, что видит постоянно и повсеместно: старые, нищие и уродливые люди умирают, чтобы сделать мир лучше и совершеннее для тех, кто молод, богат, здоров – словом, прекрасен? Все, что я когда бы то ни было делал и что еще намерен сделать, – все на благо красоты. Она освящаemмои действия, смывает кровь с моих рук (зачеркнуто) и превозносит меня за мою жестокость и (зачеркнуто) преданность.

Я знаю, что был избран еще в очень юном возрасте. Я был незаурядным ребенком (зачеркнуто). Я был крайне незаурядным ребенком и с малолетства испытывал такое отвращение к нищете, в которой жила моя семья, что даже мать считала это ненормальным. Она, будь она проклята (зачеркнуто), царствие ей небесное, вышла замуж по любви, презрев свое происхождение и положение в обществе, тем самым обрекая меня на жизнь в непреходящем страхе и на зависть к тем, кто ездил на прекрасных лошадях, носил дорогую одежду и обладал властью. У них было все то, что по праву должно было принадлежать мне.

Тогда я понял, что бедность противна красоте. Бедность уничтожает ее, погружает в грязь, тащит на дно, так что…

Входя в комнату, слуга услышал, как хозяин в раздражении бросил перо на стол, и приготовился к жестокой отповеди за вторжение.

– К вам посетитель, ваше сиятельство, – поспешил объясниться он. – Я не посмел бы прерывать вас, но он сказал, что у него важное сообщение, и просил передать вот это.

Слуга протянул кольцо с печаткой. Хозяин внимательно осмотрел его, затем, проведя пальцем по внутренней, гладкой поверхности и обнаружив рельефное изображение пера, кивнул:

– Приведи его сюда, Кит. Все в порядке, обычная предосторожность.

Кит вышел и вернулся, ведя за собой высокого человека с повязкой на глазах и связанными за спиной руками. Одежда была ему чуть маловата, но зато хорошо сшита, его лоб пересекал синевато-багровый шрам. Кит усадил посетителя в кресло у стола и отступил на два шага назад.

Человек повертел головой из стороны в сторону и потянул носом, словно хотел учуять присутствие того, с кем пришел повидаться. Он подпрыгнул на месте от неожиданности, когда в самое его ухо хриплый голос прошептал:

– Что у вас есть для меня?

Посетитель не узнал голоса и нахмурился, стараясь догадаться, кому он принадлежит – старику или молодому человеку, мужчине или женщине.

– Я послал вам свой опознавательный знак, – ответил он наконец.

– Ваш опознавательный знак, – повторил напряженный шепот. – Кстати, откуда он у вас?

– Это не имеет значения. Главное, что он у меня есть. Я знаю, как найти Феникса, и могу доставить его вам.

– А с чего вы взяли, что мне нужен Феникс?

– Прошу прощения, я ошибся. – Посетитель неловко поежился в кресле, стараясь ослабить веревки, стягивающие ему запястья. – Верните мне кольцо, и я уйду. – С этими словами он сделал попытку подняться, но чья-то тяжелая рука надавила ему на плечо и заставила сесть обратно.

– Вы слишком нетерпеливы, – снова раздался шепот. – Я не сказал, что мне не нужен Феникс. Скажите, откуда вам известно, кто он?

– Я знаю, как его найти, – повторил незнакомец, не отвечая на вопрос. – Он сейчас в немилости у ее величества, а значит, не обладает таким могуществом, как прежде. Он ослаблен и может стать легкой добычей. И я готов доставить его вам.

На его плечо снова легла рука, но на этот раз потянула его вперед. У него было чувство, что кто-то пристально рассматривает его лицо, шрам, одежду. Затем он ощутил на щеке чье-то теплое дыхание.

– Я верю, что вы знаете, где Феникс, и можете заполучить его. – Рука на плече несколько ослабила хватку. – И еще я думаю, что мы сможем хорошо поладить. Свяжитесь со мной, когда вам удастся уничтожить его. И не медлите, потому что время для нашего предприятия действительно самое подходящее. – Рука отпустила плечо. – Вы можете идти.

– Мы еще не обсудили мое вознаграждение, – не трогаясь с места, спокойно промолвил посетитель.

– Вы получите свою долю, когда наше дело успешно завершится.

– Я хочу получить треть от всей прибыли.

– Что? – Тон шепота стал угрожающе высоким. – Треть? Вы с ума сошли?

– Вам нужен Феникс или нет? – невозмутимо поинтересовался незнакомец, доверительно подавшись вперед.

В комнате воцарилась тишина, в которой было отчетливо слышно тяжелое и частое дыхание его собеседника, после чего ее нарушил сдавленный шепот:

– Четверть.

– Хорошо, четверть, – согласился пришедший и добавил почти небрежно: – И девчонку.

– Какую девчонку?

– Софи Чампьон. Ту самую, которую вы хотите обвинить в убийстве.

– Зачем она вам? – В шепоте появилась какая-то новая неуловимая интонация.

– А зачем вам Феникс? – отозвался тот вопросом на вопрос.

– Это не ваше дело.

– Совершенно верно, – кивнул гость.

– Хорошо, вы получите Софи Чампьон и пятую часть прибыли, – после долгой паузы ответил его собеседник.

– Вы только что сказали четверть.

– Я передумал. Мне всегда была чужда терпимость к плотским слабостям.

– Мерзкий ублюдок, – сквозь стиснутые зубы процедил незнакомец.

– Пожалуйста, без оскорблений. Просто скажите – да или нет. Вы согласны? На девчонку и пятую часть прибыли?

– Да, согласен. – Челюсть пришедшего налилась свинцовой тяжестью.

– Прекрасное решение. За пятую часть прибыли я получу Феникса…

– А я – Софи Чампьон, – перебил его гость, и по его лицу расползлась улыбка. Она не исчезла и тогда, когда четверть часа спустя он вышел из мастерской, – странная, загадочная улыбка.

Улыбка, про которую старая нищенка на пороге Сандал-Холл подумала, что никогда не хотела бы увидеть ее снова. Улыбка, от которой кровь застыла у нее в жилах и которая затем преследовала ее в снах много ночей подряд.

Глава 4

– Где вы были? – спросил коренастый помощник своего хозяина, появившегося в дверях. – Я разослал мальчишек по всему Лондону, и они с самого рассвета вас ищут.

– Милорд, – напомнил ему Лоуренс Пикеринг.

– Милорд, – послушно добавил к своей речи помощник с неуклюжим поклоном. – Мальчишки разыскивают вас по всему Лондону с рассвета, милорд.

На самом деле Лоуренс Пикеринг вовсе не был пэром королевства и даже не мог похвастаться дворянским происхождением. Однако он был так богат, как десяток графов, вместе взятых, и имел в Альзатии – лондонском квартале, который называли также Малым Эдемом из-за бесконечного разнообразия находившихся здесь увеселительных заведений на любой вкус, – большую власть, чем многие дворяне в своих кладовых. Те, кто осмеливался противиться его воле или вырваться из-под его влиятельного гнета, бесследно исчезали навеки, а иногда лишь на время, достаточное, чтобы их разбухшие тела темные воды Темзы вынесли куда-нибудь на мелководье. Изначально его окрестили «лордом» Пике-рингом недруги, желая высмеять его амбициозное стремление подчинить своей власти лондонское дно, но с тех пор как ему удалось осуществить это, титул перестал выглядеть насмешкой и стал трюизмом – так теперь обращались к нему и законные последователи, и те, кто дорожил своей головой.

Голова его помощника покоилась на короткой, толстой и уродливой шее, но не была от этого ему менее дорога, чем остальным, поэтому он невольно съежился под недовольным взглядом хозяина.

– Разумеется, у моих людей хватает дел и без того, чтобы повсюду меня разыскивать, – сказал Лоуренс, протягивая накидку лакею, который следовал за ним по пятам. – И конечно же, я вправе ни перед кем не отчитываться в своей частной жизни.

– Да, милорд. Просто кое-что произошло, и я подумал, что вас следует поставить в известность, и, кроме того, мне нужен был ваш совет… – Он сник под строгим немигающим взглядом хозяина и хрипло добавил: – …ваше сиятельство.

– Давай не будем преувеличивать. «Милорда» вполне достаточно, – ответил Лоуренс и отвернулся, чтобы помощник не увидел его улыбку. Гримли был надежным и верным человеком, которому как-то удалось запугать самых жестоких ставленников Лоуренса и заставить их подчиняться своим приказам. Лоуренс никогда не интересовался, как ему это удалось, но результат его устраивал, поскольку позволял передоверить Гримли управление всей огромной армией осведомителей и головорезов. Но главная причина, по которой он держал Гримли при себе, состояла в том, что ему доставляло удовольствие издеваться над ним. Это было легко и, сказать по чести, негуманно, но подтрунивание над этим похожим на жабу человечком забавляло Лоуренса, особенно в такие неудачные дни, как сегодняшний.

А если верить Гримли, сегодняшние неудачи еще не закончились. Лоуренс сел за огромный письменный стол, любовно провел рукой по его матовой поверхности красного дерева, словно ласкал прекрасную женщину, и снова взглянул на своего помощника.

– Так что же произошло?

– Ричард Тоттл, милорд. Он мертв, милорд. Найден убитым в курительной комнате клуба «Единорог». – Гримли непроизвольно сделал шаг назад от стола, заметив, что желваки на щеках хозяина дрогнули.

– Вам известно, кто это сделал?

– Нет.

Лоуренс еле слышно выругался. Его информатор убит в самом доходном из его клубов – что может быть глупее и досаднее! Меньше всего ему хотелось, чтобы констебли и королевские гвардейцы шныряли по клубу и совали свой нос в его дела, требуя часть доходов в обмен на молчание.

– Кто еще об этом знает? – спросил Лоуренс.

– Никто, – ответил Гримли. – Пока никто. Около полуночи явился мальчишка с запиской. – Он протянул хозяину смятый листок.

– «Загляните в курительную комнату „Единорога“, – вслух прочел Лоуренс и вернул ее помощнику. – Откуда мальчишка взял ее?

– Он сказал, что получил ее от какой-то дамы на Флит-стрит, но от какой именно, он не вспомнил даже после нашего пристрастного допроса.

– Вы ведь не покалечили его, правда? – сверкнули глаза хозяина.

– Нет, – смущенно ответил Гримли. – Разве что немного.

– Что я говорил тебе о нанесении телесных повреждений мальчишкам? Это не приводит ни к чему хорошему, только увеличивает число наших врагов. Конечно, тебе никогда не приходилось жить на улице и добывать пропитание собственной головой, но… – Лоуренс не договорил. – Ладно, не важно. Разыщи мальчишку, дай ему десять фунтов и предложи работу. Хорошую работу. Бьюсь об заклад, что это поможет расшевелить его память.

Гримли подошел к двери, вызвал лакея, отдал какие-то распоряжения и с мрачным видом вернулся к столу.

– Что с телом? – поинтересовался хозяин, когда дверь за лакеем закрылась.

– Мы оставили его на месте, милорд. – Помощник снова забеспокоился. – Я не знал, как вы захотите поступить с ним, но до трех часов дня в клуб не войдет никто из посторонних, так что тело в безопасности. Я прежде хотел получить ваши распоряжения относительно квартиры Тоттла.

– Нужно с максимальной выгодой использовать его тело, – устало вздохнул Лоуренс. – Его надо перенести к порогу тех, кто должен нам больше всего денег, и пусть они сами сделают из этого выводы. А тем временем…

– Понимаю, – с готовностью кивнул Гримли. – Есть ли что-нибудь особенное, что вы хотели бы получить из квартиры Тоттла, милорд, или взять все, что покажется важным?

– Ты, как всегда, слишком торопишься. Это твой основной недостаток, Гримли. Я уже говорил тебе, что главное не то, что найдешь при обыске квартиры, а то, что оставишь там после себя. А я еще не решил, что это будет.

– Но, лорд Пикеринг… – нахмурился помощник.

– Мы не станем мешать констеблям выполнять их работу, – перебил его хозяин. – Ты же знаешь, как мой брат раздражается, когда мы вмешиваемся в его дела.

Гримли понимающе кивнул. Бул Пикеринг, старший брат Лоуренса, был человеком немногословным, недалеким, но очень сильным. Он сделал стремительную и блестящую карьеру – от сборщика долгов, состоящего на службе у брата, до городского палача – и ревниво относился к своей службе. В последний раз, когда Бул заподозрил брата в том, что тот избавил от виселицы его верного клиента, потребовалось несколько дней на то, чтобы снова привести контору Лоуренса в порядок. Чтобы избежать подобного хаоса, к которому Лоуренс питал стойкое отвращение, он с тех пор старался проследить, чтобы в каждом преступлении был виновный, осужденный на смертную казнь.

– Однако не стоит быть слишком щедрыми с констеблями, не так ли? – продолжил Лоуренс. – Пошли кого-нибудь к Тоттлу, пусть очистят его сейф. А остальным скажи, чтобы были настороже на тот случай, если кто-то ведет охоту на наших людей.

Гримли уже открывал дверь, направляясь исполнять приказы хозяина, когда мимо него промчался перепуганный лакей, словно подгоняемый потусторонней силой.

– Простите, милорд. Я пытался остановить его, но ничего не смог по…

Потусторонняя сила в действительности оказалась сверкающим острием шпаги, которую держал в руке высокий светловолосый человек с холодными серо-голубыми глазами.

– Это правда, милорд, – сказал он. – Я настаивал на встрече с вами. Полагаю, мы с вами не закончили обсуждение одного важного дела.

Гримли стремительно выхватил шпагу из ножен и подступил к незваному гостю вплотную:

– Ни шага вперед, сэр, если вам дорога ваша жизнь.

Резким, скупым движением запястья незнакомец разоружил помощника и опрокинул его на пол, лакей воспользовался случаем, чтобы ускользнуть. Гримли был потрясен даже не тем, что с ним произошло, а тем, что его хозяин вдруг удовлетворенно крякнул и рассмеялся.

– Криспин, я вижу, ты научился владеть шпагой гораздо лучше с тех пор, как протянул мне руку помощи. Когда ты вернулся? – спросил Лоуренс, вытирая выступившие от смеха слезы и обходя вокруг стола, чтобы заключить в объятия друга.

– На этой неделе, – дружелюбно отозвался Криспин. – Я собирался зайти раньше, но дела задержали.

– И как же ее зовут? – Лоуренс приподнял одну бровь. Этот жест он перенял у Криспина, когда им обоим было по десять лет. – Энни? Мэри? Или она из тех француженок, про которых ты раньше любил рассказывать всякие истории?

Криспин уклончиво усмехнулся и наклонился, чтобы помочь Гримли подняться.

– Простите, мой друг, – извинился он, возвращая ему шпагу. – Просто я не выношу, когда на меня нападают.

Гримли попробовал улыбнуться, понял, что это у него не получится, и учтиво поклонился:

– Для меня большая честь быть поверженным графом Сандалом. Я вам еще нужен, милорд, или я могу заняться делом, которое мы только что обсудили? – добавил он, обращаясь к хозяину.

– Да, займись делом. Мы закончим наш разговор позже. Гримли еще раз поклонился обоим и вышел.

– Если я помешал, то могу зайти в другое время, – предложил Криспин, но Лоуренс отрицательно покачал головой:

– Ничего особенно важного. Проходи и рассказывай. Впрочем, дай-ка я попробую догадаться. Она изящна и хрупка, с такими светлыми волосами, что они кажутся серебристыми, и с круглыми грудями, как два спелых апельсина. – Лоуренс великолепно описал тот тип женщин, из-за которых они соперничали, пока не подружились двадцать два года назад.

Они познакомились десятилетними мальчишками и, несмотря на разное происхождение – Лоуренс был из невероятно бедной семьи, а Криспин из невероятно богатой, – выросли вместе, и их связывали такие близкие отношения, что кузены Криспина им завидовали. Криспин до сих пор помнил тот день, когда они встретились. Он стоял на пристани Сандал-Холла и смотрел на бурые пенящиеся волны Темзы, размышляя, не броситься ли в воду и не возвратиться ли вплавь в Венецию. В противном случае ему предстояло вернуться в дом и провести еще две долгие, мучительные недели у тетушек. Он уже сделал выбор в пользу побега, решив, что водяная могила все же лучше, нежели еще одна лекция о том, как подобает себя вести джентльмену, как вдруг услышал крик и совсем рядом увидел голову, колыхавшуюся на волнах. Через секунду голова исчезла, и вверх взметнулись две отчаянно размахивающие в воздухе руки. Не раздумывая, Криспин бросился вперед, ухватился за руки утопающего и втянул его на ступени пристани.

Им оказался мальчик примерно его возраста, который, едва откашлявшись от воды, строго спросил:

– Зачем ты это сделал?

– Ты тонул. Я спас тебе жизнь, – удивленно ответил Криспин.

– И теперь из-за этого я проиграл три полпенса! – возмутился мальчишка, но, оглядевшись и заметив фасад роскошного дома за спиной своего спасителя, вдруг повеселел и хитро прищурился. – Впрочем, ты можешь компенсировать мою потерю, если дашь мне фунт.

Криспин, которому тетушками было отказано в карманных деньгах из-за того, что он отказывался следовать правилам приличного поедания голубя (его запрещалось пронзать вилкой насквозь и разыгрывать с ним представление на тарелке среди кусочков репы под молчаливое одобрение хорошенькой горничной), заметил, что это Лоуренс его должник.

– Ты мне нравишься, – заявил мальчуган, дрожа от холода. – Ты человек разумный.

В этот момент и был заложен фундамент их дружбы. Криспин научил Лоуренса плавать, а тот, в свою очередь, научил его жить. Криспин нашел в Лоуренсе противоядие тетушкиным поучениям, а Лоуренс видел перед собой образец настоящего джентльмена, каковым всегда мечтал стать. Годы шли, и повар дома Сандалов перестал удивляться тому, что расход баранины, пирога из голубей, жареной свинины и особенно пудинга с кремом, отпускаемых для Криспина, каждое лето удваивался; а камердинер стал воспринимать как должное счета от галантерейщика, где все предметы туалета, заказанные Криспином, значились в двух экземплярах.

Сначала они находились в неравных экономических условиях, поэтому Криспину приходилось субсидировать все их совместные затеи, но к тому времени, когда им исполнилось по пятнадцать, Лоуренс начал постепенно сколачивать капитал, из которого впоследствии выросла его империя. Отказываясь от финансовой помощи Криспина, он тем не менее был рад воспользоваться помощью семьи Арборетти, чтобы вкладывать деньги в игорные дома и таверны. Криспин, его брат Йен и кузены Майлз, Тристан и Себастьян, которые проводили лето в Англии, занимались тем, что из укрытия следили за посетителями игорных домов, подсчитывая возможные проигрыши и выигрыши за разными столами; или сидели в углу новой таверны Лоуренса и, борясь с жаждой, наблюдали, как поток клиентов сливался с рекой эля. А поздно ночью они, бывало, горячо спорили о том, что доходнее: казино, где за каждым столом будет присматривать полуобнаженная женщина (да); таверна на открытом воздухе, где кремовый пудинг, и только он один, будут подавать круглосуточно (нет, от пчел отбоя не будет); питейное заведение, где напитки будут подавать служанки, на которых из одежды будут лишь драгоценности (да, да, да); а также о том, красная или черная драпировка помещения помогает людям легче расставаться с деньгами (красная).

Дружеская помощь Арборетти и светский глянец, который Лоуренс приобрел рядом с ними, оказались бесценными сокровищами, когда он начал строительство своей империи. Тесная связь с этим домом давала Лоуренсу огромное преимущество перед своими соперниками и внушала им уважение, однако Криспин знал, что своим успехом его друг обязан прежде всего природной смекалке и обширной сети осведомителей в разных сферах городской жизни. Очень немногие события происходили в Лондоне без ведома Лоуренса, и почти из каждого он умудрялся извлечь прибыль. Его осведомители не уступали тайной службе королевы, и одной из причин, по которой ему до сих пор удавалось ладить с законом, было успешное сотрудничество со службой ее величества.

Именно за информацией Криспин и пришел сегодня к другу. Ему нужно было поспеть еще в несколько мест, поэтому он решил сразу же перейти к делу.

– Ты ошибаешься на этот раз. Она вовсе не изящна, не хрупка, и грудь ее не похожа на спелые апельсины, – самодовольно усмехнулся он.

– Я давно этого боялся, – нахмурился Лоуренс. – Жизнь на континенте изменила твои вкусы. Нужно немедленно вернуть все на круги своя.

– Не волнуйся, – рассмеялся Криспин. – Мои вкусы остались прежними. Эта женщина не моя любовница, слава Богу, но мне нужна информация о ней. Тебе что-нибудь известно о леди по имени Софи Чампьон?

– Элвуд! – крикнул Лоуренс, приоткрыв дверь в дальнем углу комнаты.

Не успел он вернуться к столу, как появился высокий, худой молодой человек с серьезным лицом. Жидкая челка едва прикрывала глубокий шрам на его лбу, а под мышкой он держал толстую книгу в красном кожаном переплете.

– Да, милорд?

– Элвуд отвечает за часть алфавита от Т до Я, – объяснил Лоуренс Криспину, после чего обратился к пришедшему. – Что нам известно о Софи Чампьон?

Элвуд поднял глаза к потолку, задумался на мгновение и, барабаня пальцами по книге, стал монотонно, словно оглашая перечень преступлений, бормотать:

– Софи Чампьон. Возраст – около двадцати шести. Рост – выше среднего. Предположительно очень богата, но источник доходов неизвестен. Впрочем, мы не пытались выяснять, – поспешил он оправдаться, чтобы хозяин не обвинил его в нерадивости. – Известно также, что ее называют сиреной.

– Сиреной? – в один голос переспросили Криспин и Лоуренс.

– Именно так. – Элвуд опустил глаза, чтобы дать требуемое пояснение. – То ли потому, что ее красота способна заставить мужчин позабыть о долге, то ли потому, что ее сладкоречив смертоносно для них. А возможно, что и то и другое верно. – Молодой человек покраснел и поспешил продолжить доклад: – Те, кто не называет ее сиреной, клянутся, что она колдунья или, вернее, ведьма. Обладает необъяснимой властью над мужчинами и толкает их на странные поступки. Говорят, что она накладывает проклятие на тех, кто осмелится прикоснуться к ней или, того хуже, посвататься. Однако мало кого это останавливает.

– И часто к ней сватались? – небрежно спросил Криспин. Элвуд раскрыл книгу и стал листать страницы, шевеля губами и ведя тщательный подсчет.

– Сорок три раза, – ответил он наконец, но, перевернув страницу, внес уточнение: – Извините, сорок шесть. Трое на прошлой неделе.

– И какие у нас шансы? – поинтересовался Лоуренс, тихонько присвистнув.

– Сначала ставки были скромными, один к одному, – листая книгу, докладывал Элвуд. – После предложения Томаса Аргила один фунт принес бы вам ровно такую же прибыль. К тому времени, когда посватался лорд Кримли, вы могли бы получить десять фунтов за один в случае, если бы она приняла предложение. Последняя ставка – сто к одному. Это самая большая ставка в истории лондонского брачного тотализатора.

– Знаешь, – шепнул Лоуренс Криспину, – если тебе удастся сдвинуть дело с мертвой точки, ты будешь очень богат.

– Я и так очень богат, – заметил Криспин. – К тому же она не в моем вкусе.

– А, так ты ее видел! И какова она? Может быть, я сам попытаюсь.

– Если я могу высказать свое мнение, милорд, я бы вам не советовал, – взволнованно вмешался Элвуд. – Она очень опасная женщина.

– Опасная? – снова в один голос изумились Лоуренс и Криспин.

– Мы проводили расследование по заказу ее величества и, несмотря на все старания, не смогли ничего разузнать о ее прошлом и семье. Нам удалось выяснить, что она родом откуда-то из-под Ньюкасла, но церковная книга, где была сделана запись, уничтожена по неизвестной причине, а новый священник никогда не слышал о Софи Чампьон. Она появилась в Лондоне впервые около двух лет назад, ее ввел в светское общество лорд Гросгрейн. Кстати, ваш сосед, лорд Сандал. Именно тогда ее величество затребовала у нас информацию. Лорд Гросгрейн заявил, что является ее крестным, но это показалось королевским службам сомнительным, и эти сомнения так и не были разрешены вплоть до его смерти в прошлый понедельник.

– Вы думаете, это она убила его? Своего крестного? – Странный тон Элвуда вызвал интерес Криспина.

– Я не думаю, милорд, я докладываю, – скромно отозвался Элвуд. – Смерть лорда Гросгрейна внешне похожа на несчастный случай – он упал с лошади. Но есть сведения и другого рода. Еще раньше ходили слухи, что его отношения с мисс Чампьон не совсем таковы, какими они были заявлены. Вскоре после того, как он объявил ее своей крестной, лорд Гросгрейн женился вторично.

– Верно, – перебил его Лоуренс. – Он женился на Констанции Кэтчсол.

– Да, сэр. Ставка – один к полутора. Беспроигрышное дело. – Элвуд вдруг обратился прямо к Криспину: – Простите, лорд Сандал, вы ведь когда-то имели отношения с этой леди?

– Да, – признал тот, давно привыкнув к поразительной осведомленности людей Лоуренса. – Но не спешите вносить в свою книгу брачных ставок мое имя в качестве соискателя ее руки. Следует уважать траур дамы, скорбящей по мужу.

Еще накануне весть о том, что Констанция снова свободна, наполнило бы сердце Криспина радостью. Когда десять лет назад он предлагал ей руку и сердце, у него и в мыслях не было, что на свете может существовать женщина прекраснее. Она была великолепна, когда трогательно прижала руку к груди, выслушивая его признание, а затем рассмеялась, ответив, что, хотя и обожает его всем сердцем, выйти за него замуж не может, потому что он слишком юн. Возможно, он попытал бы счастья еще раз три года спустя, после смерти ее первого мужа, но еще до окончания траура ему пришлось уехать на континент. В то время, став старше, мудрее и богаче, она недвусмысленно дала ему понять, что он легко может заполучить ее руку, если не сердце. Очевидно, ситуация с тех пор не изменилась.

Она была бы для него идеальной женой: достаточно красивой, чтобы получать удовольствие от супружеских обязанностей; достаточно тщеславной, чтобы не требовать постоянного восхищения; достаточно поверхностной, чтобы не претендовать на постоянное поощрение. В браке с ней он мог бы продолжать жить своей жизнью при условии, что у нее будет вдоволь драгоценностей, платьев и всего, что ее душе угодно. Они производили бы ошеломляющее впечатление на окружающих, появляясь вместе в свете, не вмешивались бы в личную жизнь друг друга и, возможно, иногда не без удовольствия проводили бы время на супружеском ложе. Лучшего брака по взаимной договоренности нельзя было и представить. А главное, тетушки были бы в восторге от его выбора.

Однако сюда он пришел за сведениями о другой женщине. Стряхнув с себя задумчивость, Криспин обратился к Элвуду:

– А какое отношение имеет второй брак лорда Гросгрейна к Софи Чампьон?

– Говорят, что после свадьбы лорд Гросгрейн отдалился от крестницы, – объяснил тот. – Считается, что мисс Софи предполагала стать леди Гросгрейн, поэтому была разочарована, если не сказать взбешена, новым браком крестного. Очевидно, в этом и была причина ее отказов выйти замуж за другого.

– Но это мнение опровергают ее отказы на три предложения, полученные на прошлой неделе, ведь они поступили уже после смерти крестного, – возразил Криспин. – Да и те, которые она получила после брака дяди и Констанции, говорят в ее пользу.

– Это не совсем так, – покачал головой Элвуд. – Существует мнение, что состояние мисс Чампьон возникло в результате шантажа лорда Гросгрейна, который нарушил их тайный брачный контракт. Он женился на другой, отказав тем самым мисс Софи в ее притязаниях. – Предвосхищая вопрос Криспина, он поспешно продолжил: – Никаких свидетельств о таком контракте нет, это лишь слухи. – Для убедительности Элвуд хлопнул по книге. – Его имя никогда не входило в список претендентов на ее руку.

– Но если она его шантажировала, то зачем ей было его убивать? – задумчиво вымолвил Криспин.

– Говорят, что она, будучи женщиной страстной, не смогла ограничиться шантажом и решилась на убийство. Те, кто отрицает возможность шантажа, считают, что она убила его из ревности. Оба мнения довольно сомнительны. Впрочем, кто может понять женщину!

– Но в этом вообще нет никакого смысла, – нахмурился Криспин. – Если она не могла смириться с браком крестного, то почему не убила Констанцию вместо него? И потом, вы, кажется, сказали, что это был несчастный случай.

– Мифологические сирены могли погубить человека одним лишь своим голосом, своим пением. Многие готовы наделить Софи Чампьон такими же способностями.

– Судя по всему, она просто женщина, – заключил Лоуренс, когда Элвуд закончил доклад.

– Да, – тихо и задумчиво отозвался Криспин и спросил уже громче: – Вы знаете, где она живет?

– Это еще одна причина, по которой ее считают ведьмой, – заметил Элвуд. – Она живет в старом монастыре Пресвятой Девы, что по соседству с домом ее крестного и как раз напротив вашего поместья, лорд Сандал. Это место теперь называют «Курятником», потому что она живет там с двумя другими женщинами – Октавией Апиа, известной портнихой, и… – Элвуд покосился на Лоуренса, который едва заметно вздрогнул, – и с Эмми Баттерич, старшей дочерью лорда Элсли. Среди слуг нет мужчин, только женщины.

– Даже повар? – уточнил Криспин.

– Да, кухарка, – подтвердил Элвуд. – И говорят, она великолепно готовит. Граф Дорчестер пытался переманить ее к себе, даже не попробовав, а только прослышав о ее знаменитых пирожных из апельсиновой цедры, но безуспешно.

– Зачем тебе нужны эти сведения? Ты ищешь повара? – спросил Лоуренс Криспина.