Текст книги "Жаркая ночь"

Глава 5

«6 апреля 1832 года.

Казармы Джефферсона,

Сент-Луис

Надев форму, я надеялся честно служить своей стране и вести себя так, чтобы вы с отцом мною гордились. Однако в том, что мы должны сделать, мало достойного».

Из письма Льюиса Хадсона своей матери Августине

Так, значит, Рик Магнуссон не любит, когда к нему прикасаются?

Энни сжала руку в кулак и, медленно выдохнув, закрыла за собой дверь. Воцарилось напряженное молчание. Постояв немного, Рик двинулся вперед и, скинув ботинки, нехотя бросил:

– Пойду приму душ, а потом мы поговорим. Взгляд его был бесстрастным однако на щеках расплылись темно-красные пятна. Энни кивнула. Пока он принимал душ, она вытащила из машины ящики с оборудованием и поставила их у двери, чтобы не мешали. Покончив с этим, стала смотреть в окно на поля: перемежающиеся ленты пшеницы, люцерны и соевых бобов.

Вскоре Рик вышел из ванной, на ходу пальцами причесывая волосы.

– На чердаке есть комната. Я сам жил в ней некоторое время. Там есть и ванная с кухней. Не могу обещать, что плита и холодильник все еще работают. Если нет, могу их наладить.

– Звучит заманчиво.

– Тогда пошли. Сюда.

Впервые Энни прошла из кухни в дом. Поскольку прилипшая к телу рубашка Рика четко обрисовывала упругие мышцы его спины, Энни не стала спрашивать о висевших на стенах безделушках и старых фамильных портретах, которые заметила мимоходом. Не до того ей было. Хотя она могла бы побиться об заклад, что Рику известны все изображенные на них люди.

– Большинство комнат в доме заперты, – сказал Рик, ведя ее по необыкновенно крутой лестнице, расположенной между обшитыми темными панелями стенами.

– Почему?

– Прислуга мне не по карману.

Даже при желании Энни не смогла бы оторвать взгляда от упругих ягодиц, обтянутых джинсами, и бедер, мышцы которых напрягались с каждым сделанным вверх шагом. Ну почему этот мужчина постоянно напоминает ей воинственных викингов?

Рик что-то произнес, однако Энни прослушала, а потом добавил:

– Только предупреждаю, я не многое могу вам предложить. «Ну, это еще как сказать», – усмехнулась про себя Энни. Чувствуя, как глупое сердечко исступленно колотится в груди, Энни поднималась все выше и выше, по-прежнему не отрывая взгляда от ягодиц Рика, любуясь ими, как любовалась бы товарами, выставленными в витрине магазина. Впрочем, к чему кривить душой: легкое желание она все-таки испытывала.

– Рик, мне приходилось жить в палатках, в машинах, на болотах, кишащих змеями, – заметила она, когда они, пройдя второй этаж, резко свернули. Лестница необыкновенно сузилась. – Паутина и пыль меня не пугают. Я умею обращаться с пылесосом.

Рик остановился на последней ступеньке и распахнул маленькую дверь. Щелкнув выключателем, отступил в сторону. Энни прошла мимо него так близко, что почувствовала запах мыла, которым он пользовался.

– Ну что, подойдет? – И Рик указал на чердачное помещение, переделанное в студию, с неправильными углами, низким потолком и двумя очаровательными круглыми башенками.

Энни улыбнулась, приятно удивленная:

– Комната просто великолепная, Рик.

И большего размера, чем комната в гостинице, в которую ее поселили, хотя фотография той, отделанной с беспощадной безупречностью, украсила бы собой страницы любого журнала о сельской жизни.

В этой же комнате стены, потолок и голые деревянные полы были выкрашены белой краской. Единственное яркое пятно – выцветшие синие занавески на окнах каждой башенки. Обстановка также немногочисленна: маленький стол с двумя стульями, старенькие холодильник и газовая плита.

Кровать отсутствовала.

Словно прочитав ее мысли, Рик сказал:

– Я могу принести кровать.

– Не стоит беспокоиться. Может быть, мне просто поселиться в другой комнате?

– Здесь вам будет просторнее и никто не помешает. Комнаты на втором этаже маленькие.

Слова Рика прозвучали как приказ, и Энни не стала спорить. Лишь, взглянув на узкую лестницу, поинтересовалась:

– А вы сможете пронести по ней матрас?

– Придется немного потрудиться, но, если вы хотите, могу принести его хоть сейчас.

– Простите, что вот так отрываю вас от работы.

Рик пожал плечами, и Энни только сейчас заметила, что его высокая широкоплечая фигура занимает собой всю комнатку. Только посередине, где потолок был достаточно высок, он мог стоять выпрямившись, не наклоняя головы. Так что если он и жил в этой комнате, то, должно быть, в детстве.

– Я перекрываю крышу гаража, чтобы она не протекала. Вы меня не особенно задерживаете. Коров я уже подоил. Следующая дойка после ужина.

Однако в голосе его звучало раздражение. Чувствуя себя виноватой, Энни хотела было сказать, чтобы он не беспокоился, но почему-то промолчала.

– Ладно, остаюсь в этой комнате. Мне нужно будет забрать вещи из гостиницы, но через час я вернусь. Тогда и выпишу вам чек.

Взгляды их встретились, и Энни могла бы поклясться, что в глазах Рика промелькнуло смущение. Он неловко переступил с ноги на ногу:

– Можете не торопиться. Я верю вам на слово. Чувствуя себя неуютно под завораживающим взглядом синих глаз, Энни отвернулась.

– Спасибо за доверие, но я бы предпочла заплатить вперед.

– Ни о каком доверии речи не идет, – заметил Рик. – Вам очень хочется остановиться в моем доме, и я подозреваю, что и динамитом вас отсюда не вышибу.

Энни резко вскинула голову, взглянула ему прямо в глаза и холодно улыбнулась:

– Приятно знать, какого вы высокого обо мне мнения, Рик.

Вещи из гостиницы Энни забрала быстрее, чем думала. Осталось еще время сходить на местный рынок и прикупить в лавке еды для себя и коробку разнообразных собачьих деликатесов.

С Риком Магнуссоном налаживать добрые отношения было не обязательно, а вот с его собакой просто необходимо.

Как Энни и ожидала, сидевший на цепи пес встретил ее появление неистовым лаем. Припарковавшись в самом тенистом месте, которое только можно было отыскать, Энни опустила окно, открыв доступ в машину потоку горячего густого воздуха, и бросила в траву косточку.

Едва угощение успело упасть в траву, Бак обнюхал его и принялся за работу. Услышав громкий хруст, Энни поежилась. С коробкой в руке она приоткрыла дверцу машины. Собака подняла голову, но не пошевелилась.

– Хорошая собачка, – проговорила Энни, чувствуя, что в груди у нее все сжимается от страха.

Бак скосил на нее глаза, доедая последние крошки. Энни подошла поближе. Собака вскинула голову, насторожила уши и забила по земле хвостом. Злясь на себя за то, что руки стали влажными от пота, Энни протянула на ладони вторую косточку, готовая отпрыгнуть, если Бак начнет рычать. Однако ничего подобного не произошло. Обнюхав косточку, Бак осторожно взял ее с ладони и в одно мгновение схрумкал. Энни отважилась погладить его по мягкой шерсти, и, о чудо, собака облизала ей пальцы.

Слава Богу! Контакт установлен.

Не боясь больше, что собака вцепится ей в горло, Энни вытащила из машины чемодан, пакет с едой и направилась к дому.

Войдя в кухню, поставила пакет на стол и позвала:

– Рик! Вы дома?

Ответа не последовало. Вероятно, чинит крышу, как и говорил. Энни потащила чемодан наверх, напевая про себя.

Как Рик и обещал, он установил для нее посередине комнаты, между окнами, двуспальную кровать с матрасом. На нем лежали подушка, одеяло, аккуратная стопка постельного белья и ключи. Рядом с кроватью стоял вентилятор.

«Молодец, сообразил принести», – с благодарностью подумала Энни и включила его. В комнате, расположенной под самой крышей, было жарче, чем в остальном доме. Если бы не тенистые деревья, окружавшие его, вообще дышать было бы нечем.

Энни заметила, что Рик перенес сумки с фотоаппаратурой в самый дальний угол комнаты, и почувствовала легкое угрызение совести. Очень мило с его стороны, что он в очередной раз проявил о ней заботу, но можно было этого не делать: она давно привыкла сама таскать тяжеленные сумки.

Спускаясь по ступенькам лестницы, Энни не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на лестничную площадку второго этажа, размером с танцевальный зал. Шторы на окнах были задернуты, а двери пяти комнат, выходящих на площадку, – плотно закрыты. Сумрачное помещение, заставленное всяким старьем, напоминало барахолку: столы, стулья, старые сундуки, древняя ножная швейная машинка и даже старенькое пианино.

Может быть, когда-то здесь и в самом деле танцевали.

На стенах висели многочисленные фотографии в рамках. Самые старые были начала двадцатого столетия, самые свежие – годов пятидесятых, судя по коротким, «ежиком», стрижкам и очкам в роговых оправах у мужчин и уложенным валиком прическам и платьям с отложными воротниками у женщин.

Весь дом напоминал собой сундук, наполненный бесценными сокровищами, – и Энни не терпелось их тщательно исследовать.

Она провела еще одну разведку – на первом этаже. Здесь тоже все шторы были задернуты, а двери в нескольких комнатах закрыты. Энни не стала открывать шторы, хотя ее так и подмывало это сделать, чтобы теплые солнечные лучи, проникнув в дом, наполнили живительным светом гостиную и зал, осветили семейные безделушки, расположившиеся на полках.

Внимание Энни привлекла стоявшая в застекленной горке пара старых, ярко раскрашенных деревянных туфель и хрупкие серебряные серьги кольцами, лежавшие на красном бархате. Интересно, какие истории скрываются за этими простыми, но бережно хранимыми предметами?

Когда-нибудь, когда она будет готова бросить свою разъездную работу, может быть, она купит такой вот старый дом, в котором царит атмосфера глубокой старины, вместо того чтобы поселиться в современной квартире.

Сшитые вручную лоскутные одеяла, вязаные салфетки и самодельные подушки можно купить в любом антикварном магазине, а вот коллекцию фотографий, сделанных более ста лет назад и запечатлевших историю семьи, не приобретешь ни за какие деньги.

Как приятно знать, кто твои родители, прапрадедушки и прапрабабушки, тети и дяди и прочие родственники! Какое это счастье – быть уверенной в том, что ты появилась на свет не благодаря нелепому случаю, что у тебя есть место, которое зовется твоим родным домом! Родной дом... Энни могла бы побиться об заклад, что никто из этих людей, несмотря на их застывшие взгляды и словно окаменевшие лица, не оставит своего ребенка на попечение приходящей няни, после чего не удосужится за ним вернуться.

Прерывисто вздохнув, Энни отогнала неприятные и нежеланные воспоминания и взяла сумку с продуктами. На сей раз, когда она поднималась по лестнице, она заметила, как сильно стерты деревянные ступеньки: похоже, не одно поколение ходило по ним.

Очутившись в своей комнате, Энни включила холодильник и разложила на его полках продукты. После этого распаковала фотопринадлежности, вытащила переносной компьютер и папки с бумагами.

Помешкав, вынула из одной из них копию портрета Льюиса – оригинал, завернутый в папиросную бумагу, устойчивую к воздействию кислоты, хранился в несгораемом сейфе в ее отделе. С портрета ей улыбался молодой человек с карими глазами, гладко выбритый, с длинными бакенбардами, по моде того времени, и длинноватыми волосами, зачесанными назад и ниспадавшими на высокий жесткий воротник темного сюртука. Белая рубашка, щегольской полосатый галстук. В общем, приятный молодой джентльмен. Никогда не скажешь, что он способен на измену.

В следующей папке хранились изображение суровой Гасси Хадсон в траурном платье, миниатюрный портрет возлюбленной Льюиса Эмили, хорошенькой молодой девушки, и карандашный рисунок Льюиса, запечатлевший его приятеля по Уэст-Пойнту Сайруса Паттерсона Буна, будущего генерала Гражданской войны.

– Ты знаешь, что произошло, Сайрус, – тихо проговорила Энни, пристально вглядываясь в задумчивые темные глаза Буна, словно пытаясь прочесть бережно хранимую им тайну, однако тот надменно смотрел на нее, охраняя свою тайну столь же ревностно в смерти, как и при жизни.

Энни просмотрела еще одну папку, ища письмо, на которое случайно наткнулась в апреле. Письмо, которое Бун написал своему внуку в 1872 году, спустя сорок лет после исчезновения Льюиса Хадсона. Письмо, побудившее ее связаться с Магнуссоном. Письмо, которое подтверждало ее догадку, что Льюис не дезертировал, а был убит. Письмо, в котором Бун признавался: «Цена победы меня уже мало трогает: невинность моя давно умерла в местечке под названием Блэкхок-Холлоу, в его темных и холодных объятиях»

Короткое предложение, в котором сквозило раскаяние. Предложение, намекавшее на какое-то преступление, известное Буну и не дававшее ему покоя. С какой бы стати ему на старости лет упомянуть об этом малозначительном событии после войны, унесшей десятки тысяч человеческих жизней? В армейских документах есть запись, что Льюиса последний раз видели в районе Блэкхок-Холлоу, хотя запись эта появилась в конце шестидесятых годов девятнадцатого столетия. Энни считала, что даже это указывало на то, что Буну известна какая-то тайна: с чего бы ему помнить название маленького населенного пункта, затерянного среди дикой природы, в котором он не был более сорока лет?

Письмо убедило ее, что Бун знал гораздо больше о ночных событиях, чем рассказывал. В лучшем случае он оказался их свидетелем. В худшем – был повинен в смерти своего друга и солгал, чтобы скрыть свою вину.

Цель Энни была проста: приехать туда, где Льюиса последний раз видели живым, и доказать, что он никогда не дезертировал из армии. Может быть, ей даже повезет и она отыщет останки самого Льюиса и перевезет их в тот город, откуда он родом.

Убрав папки, Энни встала и, подойдя к окну, отодвинула шторы и распахнула его. Тотчас же в комнату ворвался свежий ветерок, затеребил выцветшую ткань, всколыхнул пыльный, затхлый воздух.

Энни наскоро пропылесосила комнату, обнаружив при этом пыльную детскую пинетку, завалившуюся за холодильник. Она с удивлением посмотрела на нее и сунула в карман юбки, чтобы потом отдать Рику.

Выглянув в окно, Энни заметила, что небо окрасилось в золотистый цвет. Бросила взгляд на часы – седьмой час. Нужно бы проверить, не пришло ли каких-нибудь сообщений по электронной почте, однако телефонной розетки в комнате не оказалось. Схватив компьютер, Энни спустилась вниз, и только поставила его на стол, как зазвонил телефон.

Энни взяла трубку:

– Алло?

– Ой, простите! – послышался девичий голос. – Я, похоже, ошиблась номером.

– Если вы звоните Рику Магнуссону, то не ошиблись.

– А вы кто? – подозрительно спросила девушка.

– Я... – Энни секунду помешкала и продолжала: – Я коллега Рика. Он сейчас работает. Может быть, вы хотите ему что-нибудь передать?

– Конечно. Я – Хизер. Передайте ему, что я приеду на выходные. Это очень важно, так что не забудьте.

В недовольном голосе отчетливо прозвучала нотка зависти.

– Я все ему передам, – решительно произнесла Энни и положила трубку.

Внезапно ее охватила бешеная и непонятно откуда взявшаяся ярость.

Вот так сюрприз! Так, значит, нашлась особа, у которой хватает терпения – и не хватает мозгов – не только мириться с перепадами настроений Магнуссона, но еще и спать с ним. Но почему он об этом не сказал, когда она спросила, живет ли он один?

Вообще-то его личная жизнь ее не касается, но будет как-то неловко пытаться объяснить свое присутствие в доме Рика, когда эта женщина появится. О Господи! Только бы они не слишком стонали и сопели, когда будут заниматься любовью. Она так чутко спит.

Нахмурившись, Энни огляделась по сторонам и наконец нашла ручку и блокнот – естественно, из магазина Доу «Корма и семена» – и набросала коротенькую записку: «Хизер приезжает на выходные. Может быть, мне лучше въехать в понедельник? Я бы не хотела мешать вам с вашей подружкой».

И, подумав, добавила: «P. S. Я работаю в Холлоу».

Рик захлопнул дверцу пикапа и, сжимая в кулаке записку Энни, начал подниматься по холму, кипя от негодования.

Какого черта эта девчонка хватает телефонную трубку, отвечает на телефонные звонки, предназначенные для него лично, а потом оставляет у кофеварки записку с дурацкими намеками!

Остановившись у леса, Рик сложил ладони рупором и крикнул:

– Энни!

– Что? – послышался издалека раздраженный голос.

– Я хочу с вами поговорить.

– Хорошо, хорошо... Одну минутку. Подбоченившись, Рик стал ждать. Наконец она появилась.

«Ага, успела переодеться», – заметил Рик. Теперь на ней были мешковатая футболка, длинная, почти до самой земли, юбка и уродливые сандалии, которые он уже видел.

Энни подошла, с беспокойством посматривая на него:

– Что я на сей раз натворила?

Голос ее прозвучал смиренно, и Рик почувствовал, что гнев его улетучивается. Кашлянув, он осторожно проговорил:

– Я бы предпочел, чтобы вы не отвечали на телефонные звонки, предназначенные мне.

– И вы проделали весь этот путь только для того, чтобы мне это сказать? – раздраженно бросила Энни. – Могли бы не беспокоиться и просто приколоть записку на дверь мансарды, перечислив в ней это и все остальные распоряжения, которые у вас имеются.

Не ожидая подобной реакции, Рик ошарашено уставился на нее:

– Что это вы так разозлились?

– Я? Не знаю. По-моему, это вы разозлились и приехали сюда на мне разрядиться. Это вы оторвали меня от сложной работы. Я уже целых двадцать минут пытаюсь сделать снимок!

Ах вот оно что!

Она права. Он мог бы дождаться ее дома.

– Я хотел внести некоторую ясность.

– Ладно. – Энни вздохнула. – Валяйте.

Рик протянул ей записку и внезапно с досадой на самого себя почувствовал, что щеки его снова покрываются румянцем.

– Это не то, что вы думаете.

Несколько секунд Энни смотрела на него своими теплыми бархатисто-карими глазами, а потом заметила:

– Ваши личные дела меня не касаются. Мне просто не хочется, чтобы ваша девушка решила, что вы, помимо нее, встречаетесь еще с кем-то.

Услышав эти слова, Рик ощутил прилив злости, которую, как ему казалось, он давным-давно похоронил.

– Хизер – моя дочь, – с расстановкой произнес он.

– Простите, что сразу не догадалась, – проговорила Энни и осторожно добавила: – Но поскольку вы недурны собой и не женаты, почему бы мне не подумать, что она ваша любовница?

Рик изумленно уставился на нее. Он и не предполагал, что она его рассмотрела и составила о его внешности весьма лестное мнение. А что, если влечение, которое, как ему показа-1 лось, возникло между ними, вовсе не игра его воображения?

– Может быть, вы позвоните своей дочери и объясните ей, почему я живу в вашем доме? Похоже, она не обрадовалась, услышав мой голос.

– Ну, это вещь обычная, – заметил Рик, говоря больше для себя, чем для Энни, и отвернулся, чтобы не видеть ее глаз, которые, похоже, слишком многое замечают. – И я знаю, как распространяются в маленьких городках сплетни. Единственное, зачем я приехал, – это сказать, чтобы вы не вздумали волноваться и удирать в гостиницу.

– О, не беспокойтесь! Разве вы забыли, что меня и динамитом не вышибешь. А теперь, если не возражаете, мне хотелось бы вернуться к работе.

Рик глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и проговорил:

– Уже почти восемь, скоро стемнеет.

– Я знаю. Я пытаюсь поймать контраст света и тени, поэтому я так долго здесь задержалась и поэтому у меня так мало времени. И пожалуйста, Рик, перестаньте меня опекать. Я вам очень признательна за это, но я вовсе не беспомощна.

– Я это заметил. Послушайте, я никак, черт побери, не могу понять, почему вы продолжаете ходить сюда пешком, а не ездить на машине, но я не хочу, чтобы вы свернули себе шею в темноте на моей территории.

– Ради Бога! Я... – Оборвав себя на полуслове, Энни произнесла: – Ладно, подождите меня здесь. Я закончу через полчаса. – И, не давая ему возможности ни отказаться, ни согласиться, круто повернулась и зашагала прочь.

Да уж, ничего не скажешь, решительная особа. Не то что его бывшая жена Карен, мямля, каких поискать.

Спорить с женщиной, которая упорно стоит на своем и в то же время не возражает ему, было для Рика в новинку. Ему нравилась эта черта в Энни, а вот почему, не хотелось задумываться.

Расправив плечи, Рик направился к пикапу. Он устал от долгой, многочасовой работы, а от только что пережитого волнения и жары у него слегка кружилась голова. Ну да ничего. Примет холодный душ, хорошенько выспится, и все пройдет. Запрыгнув на капот, Рик прислонился к лобовому стеклу. Легкая тень деревьев, слабое дуновение ветерка, тепло металла и стекла – все это способствовало тому, что Рик постепенно расслабился, закрыл глаза и задремал.

Проснулся он от того, что женский голос звал его по имени. Он быстро выпрямился, однако еще несколько секунд никак не мог понять, где находится и что за женщина к нему обращается.

– Хорошо, должно быть, уметь так быстро засыпать, – с улыбкой проговорила Энни.

За спиной ее висел огромный рюкзак. Было непонятно, как это он ее не перевесил. На шее болтался видавший виды фотоаппарат, уютно устроившись между грудей. Поспешно отведя взгляд, Рик соскользнул с капота пикапа.

– Я просто на минутку закрыл глаза. Давайте-ка мне ваш рюкзак.

Энни попятилась от его протянутой руки:

– Ну что вы, не стоит беспокоиться.

Не желая спорить, Рик вскинул руки, словно сдаваясь, и предоставил ей самой загружать рюкзак в машину и открывать дверцу.

Когда они проехали уже полпути до дома, Энни внезапно охнула. Рик обеспокоено взглянул на нее:

– Что случилось?

– Я нашла это сегодня во время уборки. – И Энни, запустив руку в карман юбки, вытащила что-то маленькое и розовое. – Застрял в щели за холодильником. Я подумала, может быть, вам понадобится.

Это была пинетка, одна из тех, которые бабушка Рика связала в подарок, когда родилась Хизер.

– Это ваша?

– Моей дочери.

Рик хотел взять пинетку, но в этот момент рука его нечаянно коснулась руки Энни. Девушка отдернула ее с такой поспешностью, что пинетка упала между сиденьями. Энни смущенно вспыхнула.

С минуту в салоне машины царило молчание. Рик не отрывал взгляда от дороги, однако краешком глаза заметил, что Энни нагнулась, чтобы поднять упавшую вещицу.

– Не поднимайте.

Тон получился более резким, чем Рику хотелось, и Энни поспешно откинулась на спинку сиденья, скрестив руки на груди.

Въезжая во двор, Рик притормозил. В кабине воцарилась напряженная тишина. Рик первым нарушил ее:

– Мы с моей бывшей женой некоторое время жили в комнате, которую вы теперь занимаете. После того как поженились и родился ребенок.

Помолчав немного, Энни спросила:

– А сколько лет вашей дочери?

– Шестнадцать.

Энни повернулась к нему. Взгляд ее скользнул по его лицу, волосам, спустился ниже, потом вновь вернулся к лицу.

– Шестнадцать?! Да будет вам, Рик. Вы не выглядите на столько лет, чтобы иметь такого взрослого ребенка.

– Бывает, что и в восемнадцать становятся отцами, – сухо заметил он и, когда Энни промолчала, предложил: – Можете выходить. Сегодня с доставкой на дом.

– А вы?

– У меня еще есть работа.

– Вот как? – Помешкав, Энни быстро взглянула на него, потом открыла дверцу и соскочила на землю. – Спокойной ночи, Рик.

Прежде чем он успел ответить, она захлопнула за собой дверцу. Рик подождал, чтобы убедиться, что она благополучно вошла в дом, после чего задержался в пикапе еще пару секунд.

– Вот черт, – тихо проговорил он. – Только этого мне не хватало. Особенно сейчас.

Громко вздохнув, он загнал пикап в гараж, а потом спустил Бака с цепи. Собака тотчас же помчалась к конюшне. Подняв палку, Рик швырнул ее как можно дальше.

Бак с лаем устремился за ней, а Рик вытащил из кармана розовую пинетку и машинально помял ее. Какая же она крохотная!

Да, быстро же его малышка дочь превратилась во взрослую девушку.

О Господи! Тут от Энни голова идет кругом, а еще доченька решила осчастливить его своим присутствием. Одно из двух: либо ей что-то от него понадобилось, либо она решила, что давно пора несколько дней его помучить.

Но и в том и в другом случае Энни предстоит увидеть великолепный спектакль.