Текст книги "Очерк истории кривичской и дреговичской земель до конца XII столетия"

Естественно, что при таком обилии вод и их расположения в области, занятой кривичами и дреговичами, проходили важнейшие водные пути в древности. Через земли кривичей соединялся юг с торговым Новгородом, и через нее же проходили наиболее удобные пути на восток, в земли инородцев.

Из озерной области в Подвинье существовало несколько путей. Один из них шел на Еменец, полоцкий город, и Великие Луки, Новгородский город[29]29
  «Поиде Давид к Полотовску с Новгородца и Смоляны и, умирившеся, воротишася на Еменци», Новгородская летопись под 1185 г. «Мстислав же все-то хотя оправити Новгородскую волость и обиду и пришедшую ему на Луки свои Новгородскими». Ипатская летопись, с. 412.


[Закрыть]. Можно следующим образом определить Еменецкий путь. Из Двины он шел по реке Оболи, которая соединяется с озером Озерищем, откуда теперь небольшой волок к озеру Еменец; из него в озеро Невель, из которого рекой Яменкой соединялся с Ловатью. В этих местах сохранилось предание, что воды Невельского озера когда-то сливались с Оболью[30]30
  Сементовский А. М. Памятники старины Витебской губернии. СПб., 1867. С. 5.


[Закрыть]. Если это так (что вполне правдоподобно), то в озерную область шел непосредственный путь из Двины, без волоков. Кроме того, по всему этому пути разбросаны признаки древних поселений в виде курганов, городищ и укреплений. Курганы Городского уезда, по сообщению г-на Сементовского (А. М. Сементовский. – Примеч. ред.), расположены по направлению древних путей сообщения города Невеля с Витебском и Двиною – вдоль нынешнего Санкт-Петербургского шоссе, начинаясь почти от самого города и кончая северной частью уезда, и по течению Оболи[31]31
  Там же.


[Закрыть]. Замечательно, что именно у озер Еменца, Невеля, Озерища и других на том же пути находим наибольшее число древних сооружений. О них г-н Сементовский в другом месте говорит: «Но самое большое число курганов и притом громадной величины, скопленных более или менее значительными группами, находится в северо-восточном углу Городокского уезда. Именно в той части его, которая расположена над рекой Ловатью, между Суражским и Невельским уездами. На землях казенного имения Стаек и части Горковского общества»[32]32
  Там же. С. 8.


[Закрыть]. Кроме того, мы на этом пути находим у озера Озерища при селе Дубинине городище[33]33
  Там же. С. 7.


[Закрыть]. При этом же озере, на землях Свиридовского сельского общества, находится замечательное городище с остатками укреплений, рва и мостов; народная память сохранила о нем предание как о недоступном месте[34]34
  Там же. С. 10, 11.


[Закрыть]. Еменецким путем ходил на Полоцк в 1185 году князь Давид Ростиславич с новгородцами и смолянами[35]35
  Новгородская летопись, с. 160. О Еменецком пути см. Барсов Н. П. Очерки русской исторической географии. СПб., 1890–1907. С. 24–25. Этот путь был самый обычный, что доказывается и другими свидетельствами наших летописей: Святослав ушел из Новгорода «на Луки» (1167 г., Новгородская летопись, с. 146), в 1191 г. Ярослав ходил к полоцким границам туда же (Там же, с. 164), также в походе 1118 г. (Там же, с. 176).


[Закрыть]. Другой путь из Подвинья в озерную область лежал на Торопец. Из Двины он шел рекою Торопой до озера Торопецкого. Оттуда небольшим волоком в реку Сережу, впадающую в Ловать. Этим путем шел в 1168 году Ростислав Мстиславич на свидание с сыном своим в Новгород[36]36
  Ипатская летопись (Ипатьевская. Здесь и далее сохранен авторский вариант. – Примеч. ред.), с. 362. Барсов Н. П. Указ соч. С. 25. Летопись рассказывает, что Ростислав приехал в Торопец к сыну своему Святославу, княжившему в Новгород, «веля ему въезжати противу себе на Луки… и ту снимася на Луках с сыном и с Новгородцы». Барсов считает это известие или неверным, или неполным (Указ. соч. С. 325) ввиду того, что Ростислав прежде прибыл в Торопец, а потом отправился на Луки. Но нам представляется дело так, как рассказывает летопись: Ростислав приехал в свой пограничный город, но так как новгородцы не желали вести с ними переговоры на чужой территории, то обе стороны согласились сойтись в Луках. В подтверждение пути из Торопца на Луки можно привести свидетельство Новгородской летописи под 1211 г., с. 193: Мстислав из «Торопца идет на Луки».


[Закрыть].

Третий путь шел на реке Судомирь. Лето пись так его определяет: Брячислав Изасла вич ограбил Новгород и «поиде Полотьску опять; и пришедшю ему к Судомири реце» – был здесь побежден настигнувшим его Ярославом[37]37
  Ипатская летопись, с. 102.


[Закрыть]. Река Судома (приток Шелон) берет начало на границе Порховского и Псковского уездов. И впадает в Шелонь у села Княжьих Гор[38]38
  Определение Судомы см. Барсов Н. П. Указ соч. С. 23–24. Барсов вовсе не отмечает этого пути, хотя указание летописи не оставляет сомнения в существовании его.


[Закрыть]. Четвертый путь из Подвинья в озерную область лежал, по определению Барсова, из Ловати в приток ее Кунью к озеру Жижицкому (или Жезцо-Живец), где находился богатый Смоленский город Жижци. Оттуда к озеру Двинье, из которого вытекает река Двинка, впадающая в Двину[39]39
  Там же. С. 26.


[Закрыть].

Из Полоцка существовал, по-видимому, прямой путь в Новгород, что вполне соответствует обширным торговым сношениям этих городов.

Этим путем бежал из Новгорода Святослав, брат великого князя Всеволода Ольговича[40]40
  Ипатская летопись, с. 220. Полное собрание русских летописей. Т. 15. С. 201.


[Закрыть]. Этот князь боялся проходить через Смоленские земли враждебного ему Ростислава Мстиславича и избрал более дальний путь через Полоцк. На этот же путь мы имеем еще указание в летописи под 1128 годом. Во время известного похода Мстислава на полоцких князей новгородцы тоже отправились на них и дошли до Неклоча[41]41
  Ипатская летопись, с. 211.


[Закрыть]. В настоящее время есть озеро Неклочь, из которого берет начало река Полота[42]42
  Семенов-Тян-Шанский П. П. Указ. соч.


[Закрыть]. Следовательно, новгородцы направились к Полоцку, но остановились на пути вследствие прекращения военных действий.

Таким образом, из Подвинья в озерную область шло пять путей. Покойный профессор Барсов указывает еще путь на Лучин, но, как увидим ниже, Смоленского Лучина никак нельзя приурочить к озеру Лучин в Псковской губернии, а потому и существование пути на это озеро следует отрицать.

Обратимся теперь к путям, соединявшим Подвинье с Поднепровьем.

Днепр отделяется от Двины всего небольшим волоком в 30 верст от Смоленска к озеру Каспле и реке того же имени, впадающей в Двину. К сожалению, источники не дают точных указаний на пути из Поднепровья в Подвинье. Есть один только намек, принимаемый, впрочем, Барсовым за несомненное свидетельство о пути. Это путь через реку Касплю, правда, самый естественный[43]43
  Барсов Н. П. Указ соч., с. 24. Он основывает свое мнение по известию Новгородской первой летописи под 1199 г., где говорится, что полочане встретили шедшего на них с войском Ярослава Новгородского на озере Касплю. Почтенный ученый справедливо замечает, что за озером Каспле полочане не могли встретить новгородцев, а встретили на устье Каспли, но в упоминании об озере он видит знакомство летописца с Каспли как урочищем, лежавшим на обычном пути из Новгорода в Смоленск. Что в Новгороде знали о Каспли, в этом нет ничего удивительного, но важно то, что в данном случае летопись все-таки не говорит, шел ли кто-либо этим путем. Догадка профессора Барсова нам представляет правдоподобною, но вовсе не проистекающего из смысла летописного свидетельства: от Каспли до Днепра небольшой волок, а река эта и до сих пор судоходна на пути из Риги, здесь находились амбары для склада перевозного хлеба, построенные с разрешения Сигизмунда. См. Соловьев Я. А. Указ. соч. С. 14.


[Закрыть]. Он шел из Двины по реке Касплю и из Каспли соединялся с Днепром волоком.

Днепр на своем пути из среднего течения к верхнему, т. е. приблизительно немного выше впадения Припяти далее к Смоленску, делает слишком значительный изгиб, который при проезде, особенно против течения, требовал много лишнего времени и траты сил. Ввиду этого из Киева в Смоленск существовал более прямой путь. Он шел по Сожу, верховья которой находятся невдалеке от Смоленска. Этот путь, быть может, более мелководный в верхнем течении Сожа, давал, однако, возможность обойти изгиб Днепра. Этим путем шел в 1168 году Ростислав из Киева в Новгород через Смоленск; он проезжал через город Чичерск. На обратном пути он, возвращаясь в исходе зимы, когда мог опасаться разлива рек (в марте), также держался этого прямого пути и умер в Зарубе, недалеко от Сожи.

Известие об этом пути нужно принять с некоторою оговоркой. Летопись говорит, что Ростислав пошел «на зиму», что может означать, что он шел зимою, а может быть еще осенью[44]44
  Там же. С. 220.


[Закрыть]. Но на существование этого пути, кроме его естественного положения, указывает еще то, что город Прупой (на Соже при падении Прони) был пограничным и, очевидно, таможенным городом: в Уставной грамоте Ростислава Мстиславича здесь отмечена корчемная дань, т. е. дань с корчем, устроенных для проезжающих.

Для обхода того же изгиба Днепра с западной его стороны существовал прямой путь из среднего Подвинья в среднее Поднепровье. Этот путь проходил таким образом: из Двины он шел по реке Улле, впадающей в Двину у местечка Улла, между Витебском и Полоцком. Уллою путь шел до Лепельского озера, из которого берет она начало и в которое впадает реку Эсса. Среднее течение Эссы соединяется с озера Плавье, из которого берет начало приток Березины Сергут, небольшим волоком, по которому теперь проходит Березинский канал. Впрочем, немного севернее канала есть, посредине означенного волока, озеро у деревни Оконо, соединяющееся с Эссою небольшой речонкой, так что волок является совершенно незначительным, версты в три. На этот путь мы находим указание в летописях при описании бегства Святослава Ольговича из Новгорода в 1141 году. Святослав, опасаясь враждебного Смоленского князя Ростислава Мстиславича, направил бегство свое через Полоцк[45]45
  Ипатская летопись, с. 220.


[Закрыть], а с Полоцкими князьями в то время брат его Всеволод и все Ольговичи находились в дружественных отношениях[46]46
  Обе, начинавшие враждовать, княжеские линии старались привлечь Полоцких князей. Всеволод начал свои сношения раньше и скрепил дружбу браком. Ипатская летопись, с. 224, Ник. // Полное собрание русских летописей. Т. 9. С. 167.


[Закрыть]. Вместе со Святославом бежал и посадник новгородский Якун и его брат Прокопий. Новгородцы погнались за ним, «и яша Якуна на Плиси»[47]47
  Новгородская летопись, с. 133; Тверская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 15. С. 203.


[Закрыть]. Плиса находится в Минской губернии и впадает в Березину через Бобр, ниже Борисова. Очевидно, Якун вместе с князем из Полоцка направились по Березине, естественному прямому пути в среднее Поднепровье по полоцким владениям. Но избегая погони, Якун с братом свернули во время пути с Березины на Бобр и Плису, желая спрятаться в глухих местах. Здесь-то и был он схвачен новгородцами[48]48
  Барсов сомневается в существовании указанного пути: На другие важные пути из Двинской области в Поднепровье есть, впрочем, точное указание в известии о походе новгородцев (1127) и в известии 1141 г. Барсов Н. П. Указ. соч. С. 224.


[Закрыть].

Соединение путей из Поднепровья в Подвинье и оттуда в озерную область и Балтийское море было известно в древности под названием пути «из варяг в греки». Вот как определяет его летописец: «И бе путь из Варяг в Грекы: и из Грек по Днепру, и верх Днепра волок до Ловоти, и по Ловоти влили в Илмерь озеро великое, из него же озера потечет Волхов и втечеть в озеро великое Нево и того озера внидет устье в море Варяское[49]49
  Ипатская летопись, с. 4.


[Закрыть]». Среднюю часть пути – из Днепра до Ловати – летописец представлял себе неясно, полагая, что эти реки соединяются только волоком, на что обратил уже внимание профессор Барсов[50]50
  См. Барсов Н. П. Указ. соч.


[Закрыть].

Значение как этого водного пути, так и вообще важность русских путей сообщения сознавалась еще в глубокой древности. Летописец хорошо знал, с какими странами соединяют Русь водные пути. Он говорит, что путь доходит до моря Варяжского: «по тому морю внити даже и до Рима, а от Рима прити по тому же морю к Цареграду, и от Царя-града прийти в Понте море, в неже втечеть Днепре реке. Днепр бо течеть из Воковьского леса, и потечеть на полудни, а Двина из того же леса потечет, и идет на полуночье и внидеть в море Варяское; и с того же леса потечеть Волга на восток и вытечеть седьмьюдесять жерел в море Хвалийское. Тем же из Руси может ити по Волзе в Болгары и в Хвалисы, и на всток доити в жеребий Симов; а по Двине в Варягы, а из Варяг и до Рима, от Рима же и до племени Хамова»[51]51
  Ипатская летопись, с. 4.


[Закрыть].

Из приведенного летописного очерка вполне явствует, что в древности хорошо знали не только страну, пролегающую по пути на Русской территории, но хорошо знали и отдаленные страны Запада и Востока, с которыми соединялась Русь этими путями.

Двина и Днепр своими притоками сближаются с Волгой. Можно указать целый ряд рек в Смоленской области, сближающих центральную часть ее – Поднепровье с Поволжьем. Так, приток Двины Межа через свой приток Обшу сближается небольшим волоком с Лусой, притоком Осуги, а эта последняя впадает в Вазузу, приток Волги. Или же можно указать на Лучесу, приток Межи, разделяющуюся небольшим волоком от Осуги. Наконец, приток Днепра Осма близко подходит к Угре, притоку Оки. Вообще, соединения центра Смоленской земли с Волгою могли быть чрезвычайно многочисленны.

Двина могла соединяться с Волгою через озеро Жаденье, которое отделяется небольшим волоком от Волжского озера Пенно[52]52
  Барсов Н. П. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть].

Из Поднепровья ездили в земли Ростовскую на Смоленск, через который ходил Владимир Мономах, и через землю вятичей; последний путь соединял собственно Киев с Поволжьем. На этом пути находился город Оболвь, переходивший то к Смоленским князьям, то к Черниговским; в этом городе бралась гостиная дань с проезжавших купцов (Грамота Ростислава Мстиславича). Путь проходил по Десне, ее притоку Болве, которая сближается с Угрою, притоком Оки[53]53
  См. «Поучения Владимира Мономаха» в Лаврентьевской летописи; Барсов Н. П. Указ. соч. С. 23; Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество. Казань. 1872. С. 53; Беляев И. Д. О географических сведениях в Древней России. Записки императорского русского географического общества. Кн. 6. СПб., 1852. С. 17; Багалей Д. И. История Северской Земли до половины XIV ст. Киев, 1882. С. 142; Густинская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 1. С. 324.


[Закрыть].

Поднепровье соединялось с Западным Бугом большим и удобным путем, который шел по притоку Днепра Припяти. О нем мы имеем несколько указаний в источниках. Так, в 1188 году Роман отправил свою жену из Галича во Вручий на Пинск[54]54
  Ипатская летопись, с. 445.


[Закрыть]. Стрыйковский говорит, что Ярослав по смерти Мечислава ходил в Польшу, причем часть войск послал лодками до Подляшья[55]55
  Хроника, с. 162. 1862; Воскресенская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 7. С. 331.


[Закрыть].

Вообще, многочисленные походы первых князей в Ляшскую землю и на Ятвягов несомненно совершались этим водным путем.

Мы определили общую этнографическую границу земель кривичей и дреговичей; теперь обратимся к более точному определению политических границ княжеств, образованных названными племенами.

Дреговичи составили особое княжество уже при Владимире Святом, с главным городом Туровом; ими же была населена на западе Берестейская земля в области среднего течения Западного Буга. Полоцкие кривичи выделились еще раньше этого времени; за ними образовали отдельное княжество, после смерти Ярослава Мудрого, и смоленские кривичи. Таким образом образовалось уже в раннюю эпоху три княжества: Смоленское, Полоцкое и Туровское. Начальная летопись (Нестора) в своем географическом очерке в кратких чертах определяет положение названных племен. О дреговичах она говорит, что они сидели между Припятью и Двиною; кривичи сидели на верховьях Днепра, Двины и Волги, а часть их поселилась на реке Полоте.

Уже при беглом взгляде на эти летописные известия видна вся их неполнота и неопределенность. При изучении же последующих известий, с помощью других указаний летописи о городах, можно определить политические границы названных княжеств с большей точностью.

Приступая к определению политических границ, заметим, однако, что и летописных данных бывает не всегда достаточно для определения порубежных мест. В этом случае приходится пользоваться еще другими указаниями. Так, известно то обстоятельство что древнерусские князья строили пограничные укрепления, носившие названия: городок, городец, городище, городня, рубеж, зарубежье и тому подобные[56]56
  Кроме различных указаний русских летописей на то, что древние порубежные укрепления назывались городками, приведем интересное место из Мартина Галла: Multitudinem ad castram grodek obtinendum congregaret. 1742. Р. 71. Или у Длугоша: Fabricato autem castro, quod a Polonis Grodek vocabatur и т. д. Hist. Pol. Т. 1. 1711. Р. 225.


[Закрыть]. При укреплениях селились пограничные жители, образовывали селения, города и с теми же названиями.

Зная это обстоятельство и внимательно следуя по картам за теми местами, где можно полагать древнюю границу, мы действительно находим целый ряд селений с такими именами, которые должны привести нас к убеждению, что здесь действительно пролегала граница. Мало того, так как этнографические границы большей частью совпадали с политическими, то мы всегда находим на порубежных местах селения с названиями, напоминающими то или другое племя. Этими названиями народ, очевидно, старался обозначить принадлежность жителей к тому или другому племени. Таким образом, мы встретимся с названиями, напоминающими кривичей: Кривск, Кривичи, Кривено и тому подобные, радимичей: Радимич, Радуля и другие, дреговичей: Дорогичин и тому подобные[57]57
  Таким методом воспользовался Барсов в своих «Очерках российской исторической географии». Однако название городок, городище и другие могли произойти и в более позднее время, для обозначения позднейших рубежей и, наконец, по другим, нам неизвестным, причинам. Поэтому вполне полагаться на данные современной географической номенклатуры и на них основывать выводы не совсем основательно: данные эти могут служить только пособием для определения границ в тех местах, где имеем мы положительное указание летописного источника. Мы пользовались современными данными весьма осторожно.


[Закрыть]. Принимая во внимание вышеуказанное, можно таким образом провести границы смоленских кривичей.

Но иногда можно подобрать несколько подобно звучащих географических имен или даже вполне сходных, между тем как известие источника не указывает приблизительно положения данной местности. Тогда, думаем мы, следует скорее придерживаться названий рек и озер, так как они древнее, в общем, названий населенных мест и самые имена их более устойчиво держатся в среде народа. При этом общеизвестен факт, что русские славяне взачастую называли населенные города именем реки. Этого основания мы и будем придерживаться в последующих очерках.

На востоке границы Смоленской области доходили до верховьев Волги у г. Вержавска (ныне Ржев Тверской губернии), откуда переходили на верховья Протвы[58]58
  «Все люди Голадь, верх Поретвы». Ипатская летопись, с. 240; Никоновская летопись, с. 172; Воскресенская летопись, с. 333. Прим. 114.


[Закрыть], Москвы-реки, на притоке которой Искани находился город того же имени; затем направлялись к югу, приблизительно по реке Воре, которая впадает в Юхновском уезде в реку Угру, по которой тянулась граница до ее верховьев, находившихся в Смоленской области[59]59
  Есть основание предполагать, что владения Смоленского князя были на востоке дальше намеченного предела: из уставной грамоты Смоленской епархии видно, что князь Смоленский получал дань из Суздаля-Залесского, или, что скорее, из какой-нибудь его области. Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права. С. 244.


[Закрыть]. Угра своими верховьями подходит к речкам Дегне и Больве, или Оболве, на которой мы в половине XII века видим смоленский город Оболвь, который, следовательно, был крайним пунктом на юго-востоке. Отсюда граница переходила по реке Десне, до впадения ее в Снопоть, и по Снопоти до Десны; далее по Десне, может быть, до впадения в последнюю речки Габни в Орловской губернии недалеко от границ Смоленской губернии. На этой границе мы встречаем город Пацынь, ныне село Рославского уезда, Рогнедино на границе того же уезда и Рославль. Далее рубеж шел по водоразделу рек Десны и Вороницы, южнее Рославля, откуда граница поворачивала на юго-западе к Сожу.

Обращаясь к данным современной географической номенклатуры, мы видим на этой границе: Погорелое Городище в Тверской губернии к востоку от Зубцова, Буйгородок на Гжати в Смоленской губернии и несколько других; далее в области Угры: с Рубихино на границе с Московской губернией к северу от Юхнова, Городище на Угре, в особенности – Зарубежье, между Вязьмой и Дорогобужем, недалеко от границы последнего, Городечно, у верховьев Болвы в Калужскской губернии, Городок на верховьях Угры, в южном углу Дорогобужского уезда, Радули, напоминающее соседних радимичей, село Рославльского уезда, к югу от Пацыня – Городец, станцию на железной дороге из Брянска в Рославль.

Южная граница Смоленского княжения, начинаясь в южной части Рославльского уезда, захватывала и среднюю часть Климовичского уезда Могилевской губернии, где мы видим смоленский город Зарой и села Дедин на Остре, в котором можно видеть древние Дедогостичи. Выше его на Соже – Кречут (Кричев). Далее Смоленские владения захватывали все верхнее течение Сожи, пересекая ее между Чичерском и Пропойском у устья речки Добрыча, на которой, по всей вероятности, находился Доброчков, упоминаемый в Уставной грамоте Ростислава. На этой границе мы видим Пропойск Рогачевского уезда на Соже, древний Прупой и к югу от него Чичерск, при впадении Чичеры в Сожу, радимический город, принадлежавший Черниговскому княжеству. По реке Добрычу южный Смоленский рубеж направлялся к Днепру, к которому примыкал у Лучина, ниже Рогачева. Немного выше здесь же находилось смоленское село Веть, между Ново-Быховом, и Рогачевым, а южнее его город Лучин.

Обращаясь затем к данным современной географической номенклатуры, мы видим на этой границе Городец Климовического уезда к юго-западу от местечка Шумяч, прямо к югу от Журавич на притоке Добрыча, к западу от него, у верховья Добрыча Кривск, к югу от последнего Городок, затем Городец к юго-востоку от Рогачева и некоторые другие.

Из соседних порубежных черниговских городов на этой границе укажем: Лобиниц на Протве и Неринск, Воротницы при впадении Жиздры в Угру, Мосальск (ныне уездный город Калужской губернии), Вщиж на Десне выше Брянска, недалеко от него Воробейна и Ормина на Ипути и, наконец, Чичерск на Соже[60]60
  Багалей Д. И. Указ. соч.


[Закрыть].

Западная граница Смоленского княжества шла от Вети вверх по Днепру, хотя неизвестно, во всех ли местах эта граница примыкала непосредственно к Днепру. Так, на этом пути мы видим киевский город Рогачев. Копыс и Орша принадлежали Смоленской волости только с 1116 года, когда были заняты Владимиром Мономахом у князей Полоцких. Поселения смолян, может быть, переходили уже в этом месте за Днепр: сам Днепр представляет в этих местах препятствие для нападений, и при том на этой границе у смолян меньше всего было столкновений с соседями. Кроме названных городов здесь же находились: Добрятин (село Добрейки ниже Копыса) и Басеи при реке того же имени. Поэтому здесь мы замечаем только Городецкое на Проне, Городец, на границе со Смоленской губернией. От Орши, или немного выше, порубежье Смоленское переходило за Днепр и по восточной части Оршанского уезда переходило в Поречский уезд Смоленской губернии к реке Хотенке, на границах Могилевской и Смоленской губерний, впадающей в Касплю; на этой реке предполагают Хотьшин.

Далее по реке Рубежнице, которая протекает на границах Витебской и Могилевской губерний, рубеж доходил до границ Смоленской губернии, где она впадает в Паленицу, приток Каспли. На Каспле был город Каспли (селение Каспля недалеко от озера того же имени). Кроме города Каспли на этом порубежье мы заметим Жидичи, древние Жидчичи. От Каспли границы направлялись к Двине, прибилизительно против Усвята, Суражского уезда, и, может быть, перерезывали Двину южнее озера Двинья, от которого граница пролегала по водоразделу между реками Куньей, притоком Ловати, и Торопой, притоком Двины, оканчиваясь севернее Торопца Псковской губернии, откуда рубеж поворачивал на восток. На этой границе мы видим древние Жижци при озере Жижецком Торопецкого уезда.

Обратившись к данным современной географической номенклатуры, мы встречаем: севернее, на самой границе, Рубеж, наконец, Городец к северу от Усвята.

Что касается северной границы Смоленского княжества, то определение ее затрудняется вследствие отсутствия летописных данных. Смоленские кривичи на севере граничили с весьма родственным племенем новгородских славян, и при том торговые интересы соседних областей были настолько общими, что между ними были весьма редкие, но все же бывали столкновения. Все это приводит к тому, что на этом рубеже меньше всего заметны следы укреплений, и при том летописи не имеют случая упоминать о порубежных местах.

Северная граница Смоленской области с Новгородом начиналась севернее Торопца, принадлежавшего к Смоленской области; далее рубеж шел к озеру Селигеру, хотя неизвестно, был ли этот важный пункт водного пути во владении одних новгородцев или они владели им сообща со смолянами[61]61
  Профессор Барсов склоняется на последнее предположение, «Очерки русской исторической географии», с. 190.


[Закрыть]. От Селигера рубеж направлялся по Волге до города Ржева Тверской губернии, от которого он по юго-восточному направлению переходил в Гжатский уезд Смоленской губернии[62]62
  Лаврентьевская летопись, с. 5. Сравнительное опре деление границ Смоленских см. Барсов Н. А. Указ. соч. С. 184, 191.


[Закрыть]. Таковы были границы Великого княжества Смоленского в первую эпоху его самостоятельной жизни, как отдельного независимого удела, что относится собственно к половине XII века, во время княжения Ростислава Мстиславича, внука великого Мономаха.

Определив границу Смоленской земли, обратимся теперь к городам ее.

Для восстановления границы Смоленского княжества в период до конца XII века мы имеем немного указаний в летописи и, кроме того, весьма важный документ – Уставная грамота князя Ростислава Мстилавича, данная им Смоленской епархии в 1157 году[63]63
  Грамота эта была издана со списков XVI века: в Дополнениях к Актам историческим. Т. 1, 1846. № 4; Аристов Н. Я. Хрестоматия по русской истории для изучения древнерусской жизни, письменности и литературы. Варшава, 1870. С. 678–681; Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч. Вып. 1. С. 241–249.


[Закрыть]. Летопись и названная грамота упоминают почти о 60 городах, местоположение которых (по крайней мере тех, которые можно найти на современных картах) с достаточной ясностью дают возможность определить границы княжества.

Наиболее важным географическим документом является Ростиславова грамота. Она упоминает о 47 городах, из которых только немногие упоминаются в летописи. Прежде чем перейти к определению городов Смоленской земли, рассмотрим состав названной грамоты.

При определении городов на современных картах, названных в Ростиславовой грамоте, ученые обыкновенно подыскивают подобно звучащие названия теперешних селений на территории бывшего Смоленского княжества, если нет других, более определенных указаний. Но при этом зачастую находится несколько одинаковых или подобно звучащих названий. Какому из них отдать предпочтение? Какое именно было городом или селением во времена Ростислава? Так, в грамоте упоминается Добрятино и Доброчково. На современных картах Смоленской и восточной части Могилевской губернии можно указать много селений, название которых происходит от слова добрый: Доброе, село в Чаусском уезде Могилевской губернии, Добромысль Оршанского уезда той же губернии, Добрички Рогачевского уезда, на которые указывает Барсов[64]64
  См. Барсов Н. П. Материалы для историко-географическо-го словаря России. Вильна. 1865


[Закрыть]. Мы прибавим еще Добрейки на Днепре, между Копысом и Могилевом, и так далее. Если прямо подбирать по карте местности, то всякая из них имеет равное право быть признанной за упомянутые селения в грамоте. Такое определение малоудовлетворительно. Важно было бы определить, по крайней мере, приблизительно местность, в которой следует искать названных городов.

Нам кажется, что для такого определения некоторое основание дает сама Ростиславова грамота, если обратить внимание на порядок городов, в ней упоминаемых. Естественно предположить, что составляющий ее писец руководствовался каким-либо началом при перечислении городов. Вряд ли он называл города, какой придет ему на память, без всякого порядка. Вернее всего, что порядок перечисления зависел от положения городов по пути собирания князем дани. Писец помнил, из какого города в какой князь отправляется обыкновенно за данью, имел под рукою соответствующие записи и по ним, по порядку, называл города.

В самом деле, если мы обратим внимание на порядок тех из названных городов, положение которых мы, несомненно, можем указать на современной карте, то увидим, что города в грамоте упоминались в известной последовательности.

По составу своему грамота делится на три части (собственно три грамоты): в первой перечисляются города и количество полагающейся с них епископу дани, во второй (со слов. «Се аз худый и грешный» и т. д.) утверждение князем грамоты и в третьей – (со слов. «А се погородие» и т. д. до конца) перечисление городов, с которых дается епископу погородие и почестие[65]65
  С таким разделением она издана профессором Владимирским-Будановым.


[Закрыть]). В последней части названо 11 важнейших городов без всякого порядка.

В первой же части названо 37 местностей, за исключением сел, отданных епископу в непосредственное владение (Дросенского, Ясенского и других). Эти-то местности составитель грамоты, нам кажется, и назвал в известном порядке.

Вот перечисленные города:

Уже самый поверхностный взгляд на порядок исчисления городов заставляет предположить в перечислении их некоторый порядок: составитель, начав с Вержавских погостов и Торопца, кончает городом Вержавским (около которого находились погосты) и Торопцем же. Мало того. Из последующего обозрения городов мы увидим, что 15 местностей грамоты определяются вполне точно. А именно: Вержавлени Великие, Торопчи, Жижци, Каспли, Ветьская, Басеи, Заруб, Пацинь, Копыс, Прупой, Кречут, Лучин, Оболвь, Искань, Суждаль Залесский; если мы проследим по карте эти города, то увидим, что первые три составляют северную группу, Каспли, Ветская и Басеи – западную, Заруб, Пацинь, Прупой, Кречут и Лучин – южную, Искань и Суждаль Залесский – восточную группу. Все они по порядку следуют один за другим на карте. Под общий порядок исчисления не подходит только Копыс: по его положению в грамоте он стоит в южной группе, тогда как географическое положение его дает ему место в западной. Этот факт можно объяснить случайностью, но остальные 14 местностей, конечно, не случайно стоят в известном порядке.

Определяя далее города грамоты, можно с большой вероятностью указать на положение еще следующих: Хотшина, Жабачева, Витрицы, Жидчичи, Доброчкова (а может быть и Добрятина) и опять-таки эти города следуют тому же порядку.

Таким образом, указанное свойство порядка исчисления городов в грамоте дает нам возможность с большею достоверностью указывать на положение того или другого города. Равным образом если для одного и того же города грамоты можно подыскать несколько созвучных названий, то преимущество его следует отдавать тому, которое соответствует месту в списке: положение местности, если не вполне, то по крайней мере приблизительно определится. Для нескольких же названий вовсе нельзя подыскать созвучных; в таком случае мы можем, хотя приблизительно, указать их положение[66]66
  Обращаем внимание историков права на то, что дань «полюдье», по грамоте, бралась, по-видимому, с одних пограничных, более или менее окраинных городов, каковыми в большей или меньшей мере являются перечисленные города; между тем с внутренних (некоторых) городов бралось только «погородие», а некоторые внутренние города совсем не поименованы (Красный, Васильев, Смоленск).


[Закрыть].

Теперь перейдем к определению положения городов, какие упоминались в грамоте, так и в летописях. Заметим, что некоторые ученые (Беляев) высказывали сомнение в том, что все поименованные в грамоте местности были городами. Но если признать города данной эпохи, прежде всего укрепленными пунктами для военных и торговых целей, около которого селились купцы и земледельцы, к которому тянулись известные округа (уезды), то нужно будет признать эти местности грамотами-городами, независимо от дани, им платимой, как это уже и доказано профессором Самоквасовым[67]67
  Вот его доказательство: 1) в перечислении поселений, долженствовавших платить дань в пользу епископа Смоленского, в первой уставной грамоте поименованы: Торопец, Копыс, Лучин, Мстиславль, Суздаль и Изяславль (?), но что эти поселения были города, в том убеждают нас свидетельства летописей и третья грамота Ростислава. 2) По количеству платимой дани Торопец, Копыс, Лучин, Мстиславль, Суждаль и Изяславль не отличались от других поселений. 3) Вержавск назван городом в самом акте: у Вержавску у городе 3 гривны Святой Богородицы, а Вержавск, по количеству платимой им дани, составлял меньший из перечисленных в грамоте пунктов поселения. 4) Семь из перечисленных в первой грамоте поселений упоминаются в третьей, где прямо названы городами. Самоквасов Д. Я. Древние города России. СПб., 1873. С. 87–88.


[Закрыть].

Вержавлени великие, состоявшие из девяти погостов, в которых жили истужники[68]68
  Люди, не подлежавшие общей уплате податей, по объяснению профессора Владимирского-Буданова. См. примечание 6 к изданной им грамоте.


[Закрыть], находились несомненно около города Вержавска, нынешнего Ржева, уездного города Тверской губернии на Верхней Волге[69]69
  Беляев (Беляев И. Д. Указ. соч. Т.6. С. 177) делает догадку, что Вержавск ныне Ржева. Барсов («Словарь…») приводит эту догадку с замечанием, что «она не совсем доказательна», и указывает на погост Вережую в Торопецком уезде. Погодин (Лекция и пр., с. 31) прямо указывает на Ржев. Профессор Буданов указывает на село Вержу на реке Вержице в Бельском уезде Смоленской губергии (примечания к грамоте). Спор этот с достаточною определенностью, как нам кажется, решается профессором Соболевским (см. Лекции по истории Русского языка, р. 83), который указывает образование слова Ржева из Вьржева, от корня врж (куст): вследствие исчезновения глухого ь отпала согласная в. Что Вержавленских погостов следует искать около города Вержавска, доказывается, нам кажется, смыслом самой грамоты: при упоминании о самом городе грамота говорит «у Вержавску в городе», противополагая таким образом Вержавским погостам город. А между тем слово город ни при одном из других названий городов нет: ясно, что составитель хотел оттенить Вержавск город от погостов.


[Закрыть], так сказать, в его округе.

Торопец – уездный город Псковской губернии при озере того же имени. Это один из древнейших городов: первые упоминания о нем мы встречаем в XII веке; через него в 1168 году проезжал Ростислав Мстиславич на свидание с сыном своим Святославом, княжившим тогда в Новгороде[70]70
  Ипатская летопись, с. 362.


[Закрыть]. Торопец упоминается в Патерике Печерском в жизнеописании преподобного Исакия, бывшего родом из этого города[71]71
  Яковлев В. А. Памятники русской литературы XII и XIII веков. СПб., 1872. С. 79.


[Закрыть]. Он находился на одной из ветвей великого водного пути, а потому же в XII веке был одним из богатых городов: с него князю шло 400 гривен доходу – по количеству которого он значительно выдавался из всех названных в грамоте городов. Здесь же находились богатые княжеские рыбные ловли (грамота Ростислава). Киево-Печерский затворник Исакий называется богатым Торопецким купцом[72]72
  Там же.


[Закрыть]. В самом начале XIII века Торопец уже выделяется в особый удел и с того времени приобретает особенную известность и значение. Город в древности был хорошо укреплен – так как он представляет крайний и важный пункт Смоленского княжества на севере; около него находится несколько городищ[73]73
  Семевский М. И. (Торопец // Библиотека для чтения. М., 1863. С. 1) говорит, что около города есть искусственно окопанные горы, которые народ называет «поклонными». Очевидно, он указывает на городище, хотя, быть может, мы делаем слишком смелое заключение.


[Закрыть]. В XVI столетии он был обнесен деревянными укреплениями[74]74
  В список городов Торопец древян показан в числе литовских (Полное собрание русских летописей. Т. 7).


[Закрыть].

Жижци – следует искать на берегах озера Жижецкого или Жюжицкого в Торопецком уезде. В летописи этот город упоминается под 1245 годом; под ним Александр Невский разбил литовцев, ограбивших Торопец. Судя по количеству дани (130 гривен), это был довольно значительный город. В нем же производились рыбные ловли (Жижци также от всех рыб, иже идет ко мне, десятина св. Богородицы и епископу. Грамота Ростислава)[75]75
  Кроме грамоты о нем упоминается в летописи под 1245 г. (Полное собрание русских летописей. Т. 7. С. 125), в список городов он поставлен в число литовских (Полное собрание русских летописей. Т. 7. С. 241). Беляев (Беляев И. Д. Указ. соч. С. 176) указывает на созвучие с Сидки на Волге выше Ржева. Барсов ссылается на него в своем «Словаре», но в «Очерке…» (Барсов Н. П. Указ. соч. С. 26, 190) сам помещает его при названном озере. Профессор Буданов говорит, что географически он не может быть определен (примечания к грамоте). Нам кажется созвучие Жижци и оз. Жижецкого вполне подходящее, если не прямо указывающее на местонахождение города. С другой стороны, сам смысл летописи, где говорится об этом городе, указывает на его местоположение именно у названного озера. Летопись говорит, что Александр Невский, погнавшись за убегающими из Торопца литовцами, разбил их под Жижичем, «а сына своего понма из Витебска». Следовательно, из Торопца князь направился под Жижци и далее на Витебск; по направлению к последнему городу, естественно, должны были отступать литовцы; поэтому искать Жижци на Волге, как это делает Беляев, никак невозможно. Между тем дальше оз. Жижецкого и рядом с ним находящегося оз. Двинья Смоленские пределы никогда не достигали. Таким образом, город Жижци, во всяком случае, можно только приурочить к данной местности.


[Закрыть].

Каспля – в настоящее время есть в Поречском уезде Смоленской губернии озеро Каспля, из которого вытекает река того же имени, впадающая в Западную Двину. На берегу этой реки есть слобода Каспля. Это один из больших городов: с него князь получал 100 гривен дани; лежал он на торговом пути из Поднепровья в Подвинье[76]76
  Такое определение, как несомненное, принято всеми. Барсов Н. П. «Словарь…», Владимирский-Буданов М. Ф., примечания.


[Закрыть].

Ветьская – на Днепре в Быховском уезде Могилевской губернии между Новым Быховом и Рогачевом есть селение Веть[77]77
  Беляев указывает на Ветки в Мценском уезде (Беляев Н. Д. Указ. соч. С. 178), Барсов указывает на Ветку Гомельского уезда, основанную раскольниками, впрочем (Барсов Н. П. «Словарь…»). Буданов (Владимирский-Буданов М. Ф. – Примеч. ред.) видит в ней Ветцы – Гжатского уезда на р. Ветчинке (прим.). Думаем, что проще остановиться на названии, вполне совпадающем (Веть, Ветьская весь), неизвестном, очевидно, названным ученым.


[Закрыть]. Незначительное селение в древности (40 гривен дани).

Басеи – определяются рекою Басею, впадающею в Проню в Чаусском уезде Могилевской губернии. В древности селение незначительное (всего 15 гривен дани)[78]78
  С этим определением согласны и Беляев (Указ. соч. С. 178), Барсов («Словарь…») и Буданов.


[Закрыть].

Пацинь – в настоящее время село в юго-восточной части Рославльского уезда, к западу от Десны[79]79
  Барсов Н. П. «Словарь…». Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч., примечания.


[Закрыть]; небольшое поселение в древности.

Копыс – местечко Могилевской губернии на Днепре, ниже Орши. В нем умер известный епископ Новгородский Лука на пути из Киева в Новгород в 1059 году. До начала ХII столетия он, вместе с Ршей (Оршей), принадлежал Полоцку и, вероятно, был населен этими кривичами, но в 1116 году Мономах в борьбе с Глебом отнял его. Население этого города было небольшое, так как полюдия с него бралась всего в 40 гривен. Но здесь быль перевоз через Днепр, с которого князь получал 100 гривен. Как приднепровский город и пограничный, он имел таможню (бралась торговая дань, и здесь были устроены постоялые дворы, бралась корчемная дань).

Прупой – ныне Пропойск, местечко Могилевской губернии Быховского уезда на Соже, при впадении в нее Прони. Также малонаселенный город (полюдия была всего 10 гривен). Это первая смоленская станция на реке Соже у черниговских границ, на пути из Среднего Поднепровья на Смоленск. Здесь были постоялые дворы княжеские.

Кречут – ныне местечко Кричев Чериковского уезда той же губернии, незначительный город[80]80
  Так определяет Беляев (Известия русского географического общества. Т. 6. С. 279). В список городов помещен в числе литовских. (Полное собрание русских летописей. Т. 7. С. 241).


[Закрыть].

Лучин. Положение этого важного города исследователи определяют различно. Однако мы думаем, что положение этого города с наибольшею достоверностью можно отнести к теперешнему большому селу Лучину на Днепре, немного ниже Рогачева[81]81
  Барсов в «Словаре…» относит его именно к этому селу. Но в «Очерках» (с. 25) приурочивает к селу Лучани на Лучанском озере, у верховьев Балы в Новгородской губернии и на основании этого определения устанавливает путь из Озерной области в Поднепровье. Буданов почему-то утверждал, что это несомненно деревня Лучан на реке Ельше в Поречском уезде Смоленской губернии. Для суждения о местонахождении древнего Лучина есть у нас известие летописи под 1172 годом: Рюрик Ростиславич, идя из Новгорода, остановился в Лучине, и здесь у него родился сын Михаил-Ростислав; отец дал новорожденному город Лучин и построил здесь церковь Св. Михаила (Ипатская летопись, с. 389). Барсов и Буданов ищут Лучина между Смоленском и Новгородом на водном пути, так как в некоторых Списках летописи говорится, что Рюрик шел из Новгорода к Смоленску. Но 1) Рюрик шел зимою («В ту же зиму выйдем»), следовательно, он мог и не направляться водным путем, который не представлял бы (ни по определению Барсова, ни по определению Буданова) прямой дороги; 2) в Ипатском списке летописи говорится, что Рюрик шел из Новгорода и Смоленска, т. е. был за Смоленском уже, когда родился у него сын, направляясь на юг в свой Овруцкий удел. Кроме того, с определением Барсова трудно согласиться и потому еще, что он указывает древний Лучин на Новгородской территории; как же мог князь дарить своему сыну город враждебного ему племени? Мало того, Лучин, очевидно, принадлежал Рюрику как его княжеский, личный город (ибо удела он не имел в Смоленской земле); так как он до этого времени даже при отце (Ипатская летопись, с. 370, 378) и после имел удел на юге, в Овруче, Белгороде, то естественно ожидать, что его собственные княжеские города в Смоленской земле были на юге ее. А Лучин самый южный пункт от Смоленска. Заметим еще, то в списке городов (Полное собрание русских летописей. Т. 7. С. 240–241) Лучин поставлен в число городов киевских, рядом с Рогачевым, что опять-таки может служить подтверждением нашего определения. Добавим еще несколько слов об определениях положения Лучина. Арцыбашев указывал на погост Лучани Псковской губернии Холмского уезда. Карамзин видел в нем Люцин, уездный город Витебской губернии. Надеждин и Неволин указывают на то, что много есть подобно звучащих слов в северной части Смоленской губернии, Новгородской губернии, Тверской губернии, а также намекали на положение его среди городов грамоты (Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т. 4. М., 1850. С. 300).


[Закрыть]. Лучин составлял личное владение князя Рюрика Ростиславича, полученное им от отца его. Когда Рюрик покинул Новгород в 1172 году и возвращался с семьей в свои южные владения, переданный им на время брату Давиду, здесь родился у него сын Михаил-Ростислав. В память этого события князь построил в Лучине церковь Св. Михаила и самый город подарил новорожденному. Имел ли Лучин какое-либо значение в торговле, как приднепровский город, находившийся на очень удобном месте, – трудно определить, потому что количество дани, шедшей с него князю, не прочтено издателями грамоты. Как с города пограничного и притом лежавшего на водном пути, с него шло князю мыто, то есть пошлины с товаров, проходивших через него, и «корчмити», то есть дань с корчем, устроенных в нем, вероятно, для остановок проезжающих. Из этого ясно, что он, во всяком случае, служил торговою и таможенною станцией.