Текст книги "Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1"

ЧЕМУ УЧИТ ОПЫТ «КОСЫГИНСКИХ РЕФОРМ»?

Угроза того, что в случае любой либерализации плановой экономики реальные экономические агенты поведут себя не так, как это планировалось инициаторами реформ, была очевидна с 1920‐х годов.

В популярном тогда романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок» (переизданном в 1960‐е и приобретшем новую популярность) содержался эпизод о необычном и редком для этого периода механизме – механическом экскаваторе, который прибыл в отдаленную республику для строительства стратегического объекта – электростанции. Однако вскоре он копал котлован под строительство номинально государственной (и принадлежащей электростанции), а по факту частной типографии по производству открыток. Она должна была обеспечить средствами полное финансирование строительства станции. Туда же ушли трудиться строители, поскольку там платили больше, и были переведены все материалы для строительства. То есть частный некрупный бизнес на короткой временной дистанции мог делать конкретным агентам крупного государственного бизнеса более выгодные предложения, которые принимались в условиях слабого контроля чиновников общесоюзного центра382382
  Соответствующий фрагмент доступен по следующей ссылке: URL: http://ga-la.ru/book/proze/ilf_i_petrov/telenok/?page=44.


[Закрыть].

Сталинская индустриализация и сопровождавшие ее экономико-административные реформы и репрессии сделали чрезмерно дорогой цену, по которой государственный экскаватор волей директора мог бы работать для нужд частной промышленности, хотя сама по себе эта промышленность в форме артельного и индивидуального производства сохранялась и обеспечивала в том числе те самые курортные открытки и другие формы удовлетворения потребительского спроса383383
  Григорий Сапов в этом отношении обращает внимание на «кредитную реформу» 1931 г., которая запретила директорам предприятий пользоваться «коммерческим кредитом» (то есть реальным банковским кредитом, который можно было бы взять для расширения производства), предоставив взамен плановые беспроцентные кредиты (которых надо было добиваться в рамках складывающейся плановой экономики), что стало одной из самых серьезных мер по связыванию инициативы государственных менеджеров и установлению контроля за их деятельностью. См.: Григорий Сапов. Методические указания к составлению курса по истории советской экономики / Чтения // YouTube. Канал Павла Усанова. 25.05.2016. URL: https://youtu.be/4FtXGsQWGvs. Эта реформа была столь важна для советской экономической элиты, что все последующие десятилетия входила в стандартные курсы для студентов экономических вузов. О том, как такие экскаваторы (метафорически) могли работать на «частника», или о сталинской теневой экономике см.: Митрохин Н. Евреи, грузины, кулаки и золото Страны Советов: книга В. Д. Иванова «Желтый металл» – неизвестный источник информации о позднесталинском обществе // Новое литературное обозрение. 2006. № 3 (80). С. 185–220.


[Закрыть]. Массовый террор 1937–1938 годов и регулярная замена партийных и государственных менеджеров верхнего звена разрушили региональные кланы, которые в принципе могли дать команду или «не заметить», что этот экскаватор работает не по прямому назначению. Однако и после него значительная часть потребительского рынка как в аграрной, так и в товарной сфере обеспечивалась за счет частной инициативы384384
  Митрохин Н. Евреи, грузины, кулаки и золото Страны Советов…


[Закрыть]. Впрочем, на уровне низового чиновничества, тем более в «национальных республиках», оставалось достаточно возможности «не замечать» частные крупные предприятия, в том числе работающие под видом государственных385385
  Примером этого служит знаменитое дело частного «Управления военного строительства», действовавшего в период Второй мировой и в послевоенные годы.


[Закрыть]. Хрущевские преобразования, уничтожившие артельную экономику и существенно сократившие частный аграрный сектор, привели к тому, что экскаватор уже не мог работать на артель, поскольку ее не было. Однако в то же время первый секретарь и президиум ЦК создали совнархозы, восстановив и де-факто укрепив региональные кланы и местничество. Одновременно запрет артелей спровоцировал взрыв теневого производства товаров народного потребления в так называемых «цехах» – то есть во все тех же частных производствах, но существующих в форме подразделений государственных предприятий и / или использующих государственное оборудование и материалы для личного обогащения.

Любопытна в этом контексте судьба такого механизма контроля за поведением экономических агентов, как смертная казнь за экономические преступления. После отказа от сталинского террора в середине 1950‐х этот механизм в сокращенном виде был восстановлен в 1961 году, в частности в вопросе кары за экономические преступления и прежде всего за организацию нелегального производства. Если до 1961 года смертная казнь устанавливалась за измену Родине, шпионаж и убийство, то указом Президиума ВС СССР от 5 мая 1961 года смертная казнь устанавливалась также за хищения в особо крупных размерах, спекуляцию валютными ценностями, дезорганизацию работы исправительно-трудовых учреждений. Это породило не только широко известный случай с расстрелом группы «валютчиков» Файбишенко – Рокотова, которым по личной инициативе Хрущева и с грубым нарушением действующего закона задним числом вменили наказание, узаконенное после совершения ими преступлений и их ареста. В первой половине 1960‐х сотни, если не тысячи теневых предпринимателей, которые стали таковыми в значительной мере после закрытия легальных «артелей», были арестованы и десятки из них были осуждены на расстрел386386
  Эвельсон Е. Судебные процессы по экономическим делам в СССР… В настоящее время этой темой занимается Марианна Жевакина (Marianna Zhevakina), Гамбург. См., в частности: Жевакина М. Советские цеховики: этика «левых» отношений // Неприкосновенный запас. 2020. № 5. С. 207–217.


[Закрыть]. После отставки Хрущева этот механизм начал применяться значительно реже, но в любом случае он не представлял реальную опасность для директоров, которые не занимались организацией подпольных производств, прямыми хищениями и не накапливали значительного количество наличных и ценностей.

В рамках «косыгинских реформ» работа, при которой главным показателем стала «прибыльность», требовала поиска выгодных и надежных заказчиков, которые позволили бы получить более высокий процент прибыли и из нее наполнить поощрительные фонды. Эти азы экономики рыночной били по принципам экономики плановой, равно как и по принципам централизованного управления, ослабляя тем самым власть руководства страны и ее идеологической обслуги (включая многих советских экономистов).

Очевидно, что директор государственного предприятия, получивший право распоряжаться его прибылью (или частью прибыли), меньше всего думал о долгосрочных инвестициях, ведь на них нужно было бы потратить большую или как минимум наиболее значительную часть прибыли. Зато он обладал большими возможностями вывести эту прибыль на покрытие тех или иных обязательств (предприятия, своих собственных), личное обогащение или коррупционный рынок. На это работало даже, казалось бы, «бескорыстное» перечисление средств на строительство социально-культурных объектов в населенном пункте, где располагалось предприятие.

Выделение ресурсов предприятия на общественное благо предполагало увеличение личного морального и материального капитала директора в глазах местной элиты. Это в свою очередь обеспечивало прямые и косвенные бонусы, как то: награды, повышение политического и социального статуса, перевод усилиями местного органа власти на другую работу в случае изгнания министерством с имеющейся, свою кабинку и льготное обслуживание в бане или ресторане, построенном его организацией, получение новой квартиры от властей (не для себя, так для нужного человека – члена семьи, любовницы, делового партнера) или ремонт его дома и т. п.

При этом свобода, предоставленная директорам (в том числе в реализации подобных инвестиций), в рамках реформ могла вызвать очевидный экономический рост. Этому могли способствовать новое строительство, увеличение покупательной способности работников, которые через фонды материального стимулирования получили больше денег в виде заработков и премий, трата предприятиями накопленных в предыдущие годы и десятилетия сверхнормативных запасов сырья и инструментов, загрузка не используемых ранее мощностей и другие чисто экономические факторы.

Такая щедрая перекачка государственных средств из производственной сферы на потребительский рынок (из безналичных в наличные средства), решение перезревших социально-экономических вопросов, увеличение материальных выплат «передовым» рабочим, специалистам и административному аппарату при резком снижении отчетности, разумеется, снискали «косыгинским реформам» большое количество сторонников в рамках аппарата власти и за его пределами387387
  Включая того же Воротникова: Воротников В. Кого хранит память. С. 75–77.


[Закрыть].

Размеры вознаграждения (из сэкономленных средств) за эту деятельность руководителей производства и части работников были настолько велики и не совпадали с тарифами, утвержденными Госкомцен (и, конечно, аппаратом ЦК КПСС), что это вызывало возмущение множества чиновников и контролеров. С экономической точки зрения эта ситуация показывала, разумеется, характерные дисбалансы советской экономики в таких сферах, как эффективность, ценовая и зарплатная политика388388
  Более того, она противоречила магистральному тренду советской политики выплаты зарплат, при котором разница в оплате рабочих и инженерно-технических работников (ИТР) сокращалась (с 1,7 в пользу служащих в середине 1950‐х до 1,1 к середине 1980‐х), что, разумеется, было способом государственной экономии на труде ранее высокооплачиваемых специалистов. См.: Воейков М. Я. А. Кронрод и дилеммы советской политэкономии (К 100-летию со дня рождения) // Terra Economicus. 2012. Т. 10. № 2. С. 62.


[Закрыть]. Фактически речь шла о перспективах появления нового общественного слоя – государственных менеджеров с широкими полномочиями, которые могли превратиться в легальных советских предпринимателей, в чьи руки передавалась государственная собственность (что и произошло в 1987–1994 годах). Руководство страны оказалось не готово к столь масштабному пересмотру экономической политики и решило ограничиться частичными реформами и мерами389389
  Интервью Н. Митрохина с А. Милюковым. 10.04.2009.


[Закрыть].

В то же время стали очевидны и бюджетно-финансовые последствия реформ. Стало ясно, что происходит перекачка средств из централизованной системы производства (преимущественно вооружений), управляемой кланами партийных чиновников и верхушкой военно-промышленного комплекса, в невоенные сектора экономики (которыми – как говорилось выше, кроме аграрной сферы – распоряжался Совет министров СССР), в распоряжение местных властей и в конце концов в частный сектор и частные руки.

Подобная ситуация в свою очередь должна была вызывать массу вопросов у лиц, принимающих решение в рамках коллективной диктатуры: Политбюро и особенно его ядра, группы секретарей ЦК КПСС – членов Политбюро (то есть на тот момент Брежнева, Суслова, Кириленко, Кулакова и других). Они прямо теряли контролируемые средства и, стало быть, часть власти. Политбюро надо было думать о необходимости обеспечивать освобожденные из бюджета ВПК и попавшие в руки граждан средства товарами повседневного спроса. Это не только требовало дополнительных усилий, но и увеличивало проблему дефицита и инфляции. 14 марта и 8 апреля 1967 года Политбюро дважды рассматривало вопрос о правильности государственных и розничных цен на потребительские товары, при этом особое внимание уделялось мясо-молочной группе390390
  Леонид Брежнев. Рабочие и дневниковые записи 1964–1982 гг. С. 276.


[Закрыть]. Записные книжки Брежнева этого периода полны отметками о проблемах цен на масло и его жирности391391
  Там же. С. 190–207.


[Закрыть]. При этом сразу за вопросом повышения цен рассматривался возникший по инициативе главы объединения советских профсоюзов ВЦСПС Виктора Гришина вопрос о возможных компенсациях рабочим в виде 13–14‐й зарплат392392
  Там же. С. 206.


[Закрыть].

То, что подобная политика привела к разгону инфляции, стало кристально ясно в 1974 году, когда перед намеченным повышением цен выяснилось, что по целому ряду групп товаров цены в СССР выросли за 1968–1973 годы на 10% и более393393
  Вестник Архива Президента. Специальное издание: Генеральный секретарь Л. И. Брежнев. С. 174–177.


[Закрыть]. В отделе сельского хозяйства Госплана еще 20 февраля 1973 года констатировали, что «слабой стороной всех наших докладов… оставалось отсутствие ответа на вопрос, как будет сбалансирован платежеспособный спрос и его обеспечение основными продовольственными товарами»394394
  Краснопивцев А. Жажда справедливости… Т. 1. С. 69.


[Закрыть]. Через несколько месяцев при приеме планов развития сельского хозяйства по республикам руководство Госплана выяснило, что «стоимость строительства дошла до полной непонятности. Никто не может разобраться с его удорожанием»395395
  Там же. С. 99.


[Закрыть]. О том, что Брежнев понимал подобную опасность, свидетельствует его хорошее знакомство с цифрами по национальному бюджету и налогам396396
  Вестник Архива Президента. Специальное издание: Генеральный секретарь Л. И. Брежнев. С. 102.


[Закрыть].

Резкое повышение цен в СССР (как и в любой другой стране) неминуемо порождало конфликт между двумя группами интересов. С одной стороны, это были сторонники сохранения централизованного контроля за ресурсами – та часть центральной бюрократии, которая хотела приоритетного развития ВПК и тяжелой промышленности (экскаватор должен был работать на строительстве электростанции, а не для каких-то иных нужд, тем более «потребительских»); ригористы-марксисты, считавшие, что директора и их ближайшее окружение не должны зарабатывать значительно больше рабочих; макроэкономисты (плановики и финанисты), опасавшиеся раскрутки инфляции и знавшие о проблемах с обеспечением денежной массы; аграрии, транспортники, нефтедобытчики и другие производители сырьевых товаров, расценки на которые устанавливались централизованно, вынужденные покупать товары и услуги машиностроителей и другой «городской» индустрии по новым (более высоким) ценам и тарифам. Эта коалиция видела основные перспективы реформ в обучении менеджеров (директоров) более эффективным способам управления, подготовке резерва подобных управленцев и курсе на дальнейшее научно-техническое развитие.

Противоположную им группу составляли сторонники идеи о том, что у лиц, реально распоряжающихся средствами, должно быть больше свободы. В первую очередь это были директора и другие старшие менеджеры предприятий, которые получали непосредственные и абсолютные плюсы от реформ. Это была возможность решать больше и не нести при этом большей ответственности. Для более широкой группы сторонников реформ, включая многих государственных чиновников из отраслей, не связанных с «оборонкой», и академических специалистов, было ясно, что они могут способствовать росту эффективности экономики, в том числе облегчить перекачку средств от ВПК (активно пожиравшего деньги из национальной экономики) обратно к невоенную сферу. Их поддерживали представители местных властей (городских, районных, областных), которые через директоров получали опосредованную возможность распоряжаться большими ресурсами, получаемыми из союзного центра. Разумеется, все это поддерживало население, которое таким путем получало больше потребительских товаров, бóльшие зарплаты, больше жилья и социально-культурных и образовательных услуг. И даже раскрутка инфляции, исчезновение с прилавков части привычных дешевых товаров и ухудшение качества остающихся были не столь большой платой за возможность отщипнуть свой кусочек «реформы».

Разумеется, внутри обеих больших групп – сторонников ограниченных и подконтрольных реформ и сторонников либерализации экономики – были более радикальные и более умеренные фракции, о которых мы будем говорить далее. И, разумеется, частичное сворачивание «хозяйственной реформы» не решило кардинальных проблем советской экономики, связанных с низкой производительностью, высоким расходов ресурсов, медленным внедрением новых технологий, повсеместным мелким воровством (проблема «несунов») и зачастую отсутствием заинтересованности в результатах своего труда. Поэтому дискуссии о возобновлении тех или иных масштабных изменений экономической политики и разнообразные локальные экономические эксперименты продолжались до эпохи перестройки.

«Косыгинские реформы» при всем их масштабе отнюдь не отвечали на все основные вопросы, которые стояли у советских чиновников в экономической сфере. Сворачивание реформ законсервировало проблемы и даже увеличило их список. Говоря о состоянии советской экономики и ее основных проблемах во второй половине 1960‐х – середине 1970‐х годов, следует учитывать, что одним вопросом стимулирования ее эффективности (к чему позднее пришло описание смысла реформы) дискуссии в среде советских экономистов и экономических чиновников не ограничивались. Многие темы понимались и обсуждались специалистами в своем кругу, однако не рефлексировались публично или тем более в СМИ. Подробнее мы об этом поговорим в трех следующих частях.

ЧАСТЬ 2. ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ СССР В 1970–1980‐Е ГОДЫ

В СССР политика не многопартийная, но многоподъездная.

(Шутка, популярная у сотрудников аппарата ЦК КПСС 1970–1980‐х годов)

Система руководства советским государством в период 1965–1989 годов была крайне сложна. В ней сочетались партийные и государственные институты, формальные, неофициальные и неформальные органы и центры власти. Многие из этих институтов были не только малоизвестны – в равной мере рядовым советским гражданам и западным специалистам, – но и вообще их трудно было назвать типичными с точки зрения государственного устройства.

В центре политической системы стояло Политбюро ЦК КПСС – реальный высший орган управления не только Коммунистической партией, но и страной. Лидеры правящей, единственной в стране партии в рангах секретарей ЦК КПСС и заведующих отделами ЦК КПСС составляли меньшинство членов Политбюро и кандидатов в его члены, обладавших совещательным голосом. Помимо них среди членов и кандидатов в члены Политбюро было две большие группы: а) высшие государственные чиновники – председатель Совета министров СССР и некоторые его заместители, председатель парламента (Верховного Совета СССР), иногда министры иностранных дел, обороны и сельского хозяйства, лидер Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС), б) некоторые руководители (как партийные, так и государственные) крупнейших республик, составлявших СССР, в первую очередь РСФСР (всегда председатель Совета министров РСФСР), УССР (всегда первый секретарь Коммунистической партии Украины), БССР (первый секретарь КПБ был всегда кандидатом в члены Политбюро). Политбюро в основном решало стратегические вопросы управления страной путем выработки общего решения всеми его членами. В то же время реальный вес председательствующего в нем Генерального секретаря ЦК и постоянно находившихся в Москве членов Политбюро (особенно секретарей ЦК) был выше, чем у их провинциальных коллег.

Следующим по значимости органом власти в СССР был Секретариат ЦК КПСС. В него входили некоторые члены Политбюро: в первую очередь Генеральный (Первый) секретарь, а также неформальные «второй» и «третий» секретари ЦК. «Второй» секретарь (эту должность последовательно занимали Михаил Суслов, Юрий Андропов, Константин Черненко, Михаил Горбачев, Егор Лигачев, Александр Яковлев) занимался кадровой политикой и идеологией и вел заседания Секретариата. В отсутствие Генерального в Москве (или при его болезни) он вел заседания Политбюро. «Третий» постоянно курировал важнейшие экономические вопросы. При Брежневе это было развитие промышленности (постоянным «третьим» был Андрей Кириленко), при Андропове и Черненко – сельское хозяйство и производство продовольствия (Михаил Горбачев). В случае если второй секретарь в отсутствие первого вел заседания Политбюро, третий тогда вел заседания Секретариата ЦК. Другие члены Секретариата ЦК, как правило, имели более низкие партийные звания – были кандидатами в члены Политбюро или просто секретарями ЦК. Секретариат ЦК занимался рассмотрением дел более мелких, чем Политбюро, зато более многочисленных.

При всем сложном симбиозе Политбюро и Секретариата ЦК, притом что члены этих органов имели как минимум семь разных официальных иерархических статусов (Генеральный секретарь, член Политбюро – секретарь ЦК, член Политбюро, кандидат в члены Политбюро – секретарь ЦК, кандидат в члены Политбюро (но не сотрудник ЦК), секретарь ЦК (куратор группы отделов), секретарь ЦК (заведующий одним отделом)), притом что у них были сложные взаимоотношения, именно члены двух этих органов и являлись той правящей диктатурой, на благо которой и реализуя решения которой действовали партийные, государственные и псевдообщественные органы, представляющие для наблюдателя «партийную» и «советскую» власть.

Помощник члена Политбюро и председателя КГБ Юрия Андропова Игорь Синицин писал в своих мемуарах:

В партийном Секретариате во все десятилетия складывалась своя иерархия. Несколько секретарей являлись одновременно членами Политбюро. Они были, так сказать, первого сорта, но и среди них были более равные, чем остальные, в силу того, что стояли ближе к генеральному, являясь его личными друзьями и старыми соратниками. Другие секретари считаются в наивысшей номенклатуре деятелями второго сорта. Они не относятся к категории охраняемых, им подают не самые шикарные и громоздкие автомобили марки «ЗИЛ», которые народ прозвал «членовозами», а чуть менее комфортабельные и не столь оснащенные радиотелефонами и другой связью, семиместные автомобили полумассовой сборки Горьковского автозавода… – «Чайки»397397
  Под «полумассовой сборкой» автор имеет в виду мелкосерийную сборку.


[Закрыть]. В отличие от членов Политбюро, которые за свое «членство» заработной платы не получали, секретари ЦК КПСС получали, как и все сотрудники аппарата ЦК КПСС, заработную плату. Она составляла в 70‐х годах 600 рублей в месяц398398
  Синицин И. Андропов вблизи. С. 88.


[Закрыть].

Как писал в своих мемуарах высокопоставленный сотрудник аппарата ЦК КПСС, председатель Советской ассоциации политических наук Георгий Шахназаров:

Коллегиальность сама по себе не была открытием большевиков. <…> Но Политбюро не парламент, не государственный совет и не кабинет министров. Этот орган, обладавший высшей властью, даже не упоминался в Конституции. Его члены формально несли ответственность перед Центральным Комитетом и партийным съездом, на деле именно они «подбирали» себе и ЦК, и высший партийный форум, и Верховный Совет. Каждый из них в отдельности зависел от вождя, но и вождь, в свою очередь, зависел от них в целом, если им удавалось составить такое «целое», войти против него в сговор или заговор. <…> Политбюро… было кащеевой душой Системы399399
  Шахназаров Г. С вождями и без них. М.: Вагриус, 2001.


[Закрыть].

Отношения Политбюро с другим важнейшим органом управления страной – Советом министров СССР – были внешне очевидными. Высший орган государственной власти подчинялся коллегиальному Политбюро. Однако некоторые члены Совмина хотели перераспределения полномочий и власти. Министр строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР (1984–1991) Владимир Чирсков удачно сформулировал эту позицию:

В Конституции было записано: «Совет Министров СССР – правительство СССР – является высшей исполнительно-распорядительной властью в СССР». На практике этот орган не обладал необходимыми правами и возможностями управления страной. Вопросы внешней политики, обороны, государственной безопасности страны, до 1985 года управление военно-промышленным комплексом, сельским хозяйством, внешней торговлей относились исключительно к компетенции Политбюро ЦК КПСС и Центрального Комитета партии. Мне всегда было непонятно, почему за те семь лет, что я был в составе Совета Министров, на его заседаниях не присутствовали члены правительства – министры иностранных дел, обороны и руководители Комитета государственной безопасности. Рассмотрение деятельности этих ведомств даже для нас, членов правительства, было закрытой зоной. Таковы были законы системы.

Из этого следует: члены правительства не могли влиять на деятельность многих отраслей, а значит, и нести коллективную ответственность за работу Совета Министров СССР. Как оказалось, Совет Министров СССР на самом деле не был ни советом, ни коллективным органом. Между ЦК КПСС и его Политбюро, с одной стороны, и Советом Министров СССР, с другой, нередко возникали трения и противоречия. Ведь если первый орган директивно принимал несбалансированное, слабо проработанное решение по тому или иному хозяйственному вопросу, то второй должен был претворять его в жизнь. Министры как профессионалы не могли не видеть, не понимать, насколько плохо подготовленными, даже несостоятельными были иногда партийные решения, постановления или кампании. Но дисциплина была жесткой, наши возражения не принимались, и нужно было все выполнять. Противоречие между ЦК и Совмином было всегда…400400
  Чирсков В. Чирсков Владимир Григорьевич.


[Закрыть]

Ниже уровня трех взаимосвязанных центральных органов, управлявших СССР, – Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, а также Совета министров СССР – находилось сразу несколько органов власти, имеющих примерно равный «политический вес». Это аппарат ЦК КПСС, аппарат Совета министров СССР, российская, украинская и московская (а также иногда ленинградская) партийные организации, Военно-промышленная комиссия при Совете министров СССР, центральный аппарат КГБ, Комитет партийного контроля (КПК), ВЦСПС, Совет министров РСФСР, в некоторые периоды – Министерства обороны и иностранных дел. То есть это те органы власти, руководители которых были членами Политбюро или, на худой конец, чьи интересы (как ВПК и КГБ) выражал лично Генеральный секретарь.

Однако выделение определенной сферы ответственности каждому органу власти «первого» (как упомянутые структуры) или «второго», «третьего» порядка (прочие министерства и ведомства, республиканские партийные организации и крупные обкомы в РСФСР и УССР, ЦК ВЛКСМ) не означало их полной автономии.

Наоборот, многие из этих организаций частично дублировали функции друг друга, а также осуществляли постоянный мониторинг деятельности «соседей» и согласование с ними занятых «позиций». Это было вызвано необходимостью повышения (или сохранения) эффективности работы этих организаций, которая в отсутствие иных механизмов внешнего контроля (реальных выборов, свободной прессы и общественных организаций) неизбежно бы падала, если бы конкретная сфера была полностью отдана на откуп только одному ведомству. Подробнее мы поговорим об этом в разделе, посвященном «взлому систем».

Равновесность (или близкий вес) этих организаций и конкуренция между ними подчеркивалась их специфической кадровой политикой. При наборе новых сотрудников и трудоустройстве старых они избегали брать к себе на работу людей из конкурирующих организаций. Нам, в частности, не известно ни одного случая, чтобы в аппарат ЦК КПСС (во всяком случае с 1960‐х годов до 1985 года) брали на работу хотя бы кого-то из сотрудников аппарата Совмина СССР или, наоборот, этот орган брал себе кого-то с опытом работы в ЦК. Буквально единицы сотрудников ЦК до прихода туда работали в аппарате ВПК, КГБ, МГК или Компартии Украины. Зато у ведущих специалистов московских «припартийных» академических институтов, заведующих отделами и их заместителей крупных уральских, сибирских, южнороссийских, восточноукраинских обкомов и крайкомов, Ленинградского горкома КПСС и аппарата ЦК КП Белоруссии были высокие шансы рано или поздно занять на несколько лет кабинет на Старой площади.