Текст книги "История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел первый: 1240-1448"

Великие князья московские, без сомнения, понимали, что значили для них митрополиты, и тем более старались оказывать им высокое уважение, подобающее их сану. Князь не иначе называл митрополита, как своим отцом, даже в официальных бумагах, а митрополит князя – сыном. Разумеется, степень этого уважения не могла не обусловливаться и личными достоинствами митрополитов: при святителях Петре, Феогносте и особенно Алексии она была гораздо выше, нежели при Пимене, Киприане и даже Фотий. И известные поступки Димитрия Донского с Пименом и Киприаном всего более, по нашему мнению, зависели от их собственных не менее известных действий, которые неизбежно должны были унизить их в глазах и князей, и народа русского. Впрочем, почему бы ни поступил так Димитрий Иоаннович, надобно сознаться, что он позволил себе более, нежели сколько предоставляли себе прежние князья наши: без всякого суда, соборного и патриаршего, даже вопреки воле патриарха Димитрий не только не принял митрополита Пимена, но и лишил его всех принадлежностей митрополичьего сана; без всякого суда, по одной собственной воле изгнал в Киев митрополита Киприана, не упоминаем о всем прочем. Это не то, что одно участие наших князей в избрании митрополитов, которое случалось и прежде и повторялось в настоящий период, и не то, что одно влияние, хотя, быть может, очень сильное влияние на избрание епископов. Здесь великий князь России в первый раз усвоил себе полную, безусловную власть над самим главою Русской Церкви, а чрез него и над всею Русскою Церковию.

В ряду епархиальных архиереев, подчиненных Русскому митрополиту, первое место занимал владыка Новгородский: его архиепископия считалась древнейшею из наших архиепископий. Кроме того, этот владыка отличался от всех прочих некоторыми особенностями как в иерархическом, так и в политическом отношении, происходившими от местных условий того княжества и общества, где он жил и действовал. Избрание Новгородского архипастыря зависело не от митрополита с Собором епископов, а исключительно от самих новгородцев, от их веча. Это право, которое усвоил себе Великий Новгород, согласно с общим строем его жизни, еще прежде (с 1156 г.), выражалось в настоящий период трояким образом. Однажды новгородцы избрали себе нового владыку по указанию и благословению прежнего. В 1271 г., незадолго пред кончиною архиепископа Далмата, повествует летопись, ему «били челом посадник Павша с мужами старейшими: „Кого, отче, благословишь на свое место пастуха нам и учителя?“ Далмат назвал двух игуменов – георгиевского Иоанна и своего духовника Климента и сказал: „Кого себе излюбите, того вам благословлю“. И пошол посадник на двор Иоаннов, созвал новгородцев, передал им слово Далматово. И възлюбили все Богом возлюбленнаго Климента, и благословил его Далмат своею рукою». Следовавших за тем четырех своих архиепископов новгородцы избирали по общему совещанию, но, кажется, без жребия: по крайней мере, в летописи не упоминается ни о жребии, ни о предварительном избрании трех кандидатов для этой цели. А говорится только: «По преставлении Климента (1299) новгородцы, много гадавши с посадником Андреем, взлюбили все Богом назнаменаннаго мужа, добраго и смиреннаго, Феоктиста игумена». Потом, когда Феоктист пошел на покой (1308), «новгородцы все с игуменами и со всем иерейским чином възлюбили Богом избраннаго и св. Софиею отца его духовнаго Давида, а Феоктист благословил его на свое место». По смерти Давида (1324) «сдумавши новгородцы, и игумены, и иереи, и чернецы, и весь Новгород, възлюбили все Богом назнаменаннаго Моисея, прежде бывшаго архимандритом у св. Георгия». Когда Моисей принял схиму (1330) и удалился в монастырь, «много гадавши, новгородцы оставались без владыки восемь месяцев и взлюбили весь Новгород, и игумены, и священники Богом назнаменаннаго Григория Калеку, мужа добраго и смиреннаго, бывшаго священником у св. Косьмы и Дамиана». С 1359 г., когда Моисей, вторично управлявший епархиею, вторично удалился на покой, в Новгороде началось или, вернее, возобновилось избрание владык по жребию, бывшее иногда и до монголов. Летопись излагает ход дела так: «И много гадали посадник, и тысяцкий, и весь Новгород, игумены и священники, и не изволили себе сотворить избрания от человеков, но изволили себе принять извещение от Бога, уповая, что кого Бог захочет и св. София, того назнаменает. И избрали трех мужей: чернеца Алексия, ключаря св. Софии, Савву, игумена Антониева монастыря, и Иоанна, попа св. Варвары. И положили три жребия на престоле в св. Софии, утвердив себе слово, что кого Бог захочет иметь своим служителем, того жребий да оставит на своем престоле. И избрал Бог и св. София чернеца Алексия, его жребий оставил Бог на престол св. Софии». Этим самым порядком совершалось избрание и всех преемников Алексеевых: Иоанна, Симеона (Сампсона), Феодосия, Евфимия I (Емелиана) и Евфимия II. Всегда избирались три кандидата; жребии их полагались на престоле в святой Софии; два жребия по окончании литургии вынимались один после другого протопопом и объявлялись всему народу; наконец, жребий, оставшийся на престоле, указывал на избранника Божия. Лишь последнею чертою возобновившиеся в Новгороде выборы владык и отличались от прежде бывших, ибо тогда вынимался и объявлялся народу только один из трех жребиев, и он-то, собственно, указывал избранника. При выборе себе архипастыря новгородцы держались неизменно одного правила: чтобы он был из местного духовенства, черного ли или белого, а затем обращали внимание только на достоинства избираемого, нимало не стесняясь его саном. Из монашествующих они избирали и архимандритов (Моисея), и игуменов (Климента, Феоктиста, Иоанна, Феодосия), и иеромонахов (Давида, Евфимия I и Евфимия II), и простых чернецов (Арсения, Сампсона), а из белого духовенства – только священников, которые в случае избрания постригались в монашество, как и поступил Григорий Калека, принявший вместе с пострижением имя Василия. Новоизбранного тотчас возводили с честию на владычные «сени», т. е. вводили в дом владыки и предоставляли ему заведовать делами епархии, а сами давали знать митрополиту о своем выборе. Митрополит присылал своих послов в Новгород звать новоизбранного на ставление, и по их зову он отправлялся к митрополиту, сопутствуемый знатнейшими боярами, иногда самим посадником и тысяцким. А как случалось, что митрополит находился где-нибудь далеко, обозревая свою митрополию, например на Волыни, или путешествовал в Грецию, или и вовсе не было в России митрополита по смерти прежнего, то поэтому, иногда же и по другим причинам, новоизбранный владыка Новгородский управлял епархиею до рукоположения своего несколько месяцев или даже лет, именно: Иоанн – восемь месяцев, Феоктист и Моисей – по году, Климент – около двух лет, Евфимий II – более пяти лет. А один из таких новоизбранных владык – Феодосий, игумен Клопского монастыря, хотя управлял Церковию два года, вовсе и не удостоился рукоположения. Новгородцы сослали его в тот же монастырь, говоря: «Не хотим шестника (т. е. пришлеца, неприродного новгородца) владыкою». Если избранный владыка был простой чернец, то он сначала был рукополагаем, разумеется, во диакона, потом во священника и наконец во архиепископа. Достойно замечания, что двое из избранных – чернец Сампсон и священноинок Емелиан при рукоположении в сан архиепископа получили от митрополита новые имена: первый – Симеона, а второй – Евфимия.

И Новгородский владыка, подобно всем прочим, давал пред рукоположением своим обет соблюдать мир церковный и повиноваться во всем митрополиту. Но иногда политические, неприязненные отношения Новгорода к Москве, которым не мог вполне не сочувствовать владыка как гражданин и духовный глава Новгорода, а иногда и личные отношения самого владыки к митрополиту были причиною того, что Новгородские архиепископы оказывали непокорность своему первосвятителю, жаловались на него, даже противодействовали ему. В первый раз это обнаружилось в 1353 г. при архиепископе Моисее и, кажется, по одним личным побуждениям. Известно, что предшественнику Моисея Василию митрополит Феогност дал (1346) право носить крещатые ризы – важное преимущество, по понятиям того времени, а Моисею не давал, дал потом это же право и Владимирскому епископу Алексию, только что рукоположенному (декабрь 1352 г.). И вот чрез несколько месяцев Моисей послал в Царьград просить «исправления о непотребных вещех, происходящих с насилием от митрополита», выставлял пред патриархом, что Феогност дал крещатые ризы даже новопоставленному епископу Владимирскому, и умолял пожаловать и ему, архиепископу, такие же ризы. Патриарх отвечал Моисею, что, согласно с его собственным желанием и молением, жалует и ему крещатую ризу, но с тем, чтобы он повиновался во всем своему митрополиту по священным канонам и отнюдь не дерзал и не искал предлогов противиться ему, угрожая в противном случае утвердить все, что сделает над ним митрополит. То же повторилось при преемнике Моисея – владыке Алексии, и уже не по одним личным, а и по политическим побуждениям. Митрополит известил патриарха, что этот владыка самовольно присвояет себе право носить крещатую фелонь, данное его предшественнику, и не только не оказывает должной чести и послушания ему, митрополиту, и великому князю, но и противится им, противоречит. Патриарх написал (1370) к архиепископу, чтобы он снял с своей фелони кресты без всяких отговорок и воздавал надлежащее почтение и покорность как митрополиту, так и великому князю и прибавил: «Если же ты не исполнишь моего приказания, то я велю митрополиту удалить тебя и снять с тебя архиерейство». Наконец, всего более обнаружилось противление Новгородского владыки, как и всего Новгорода, митрополиту в известном споре о месячном митрополичьем суде (1385–1395), когда действовали исключительно политические причины. Других случаев такого противления, кроме трех указанных, мы не знаем, а выводить из этих трех мысль, будто Новгородские архиепископы искали себе независимости церковной и домогались отделения своей епархии от митрополии, значит, по нашему мнению, преувеличивать дело. Большею частию, особенно когда Новгород находился в добрых отношениях к великому князю московскому, Новгородские владыки сохраняли надлежащее повиновение к митрополиту, с честию принимали его у себя, без прекословия отправлялись к нему сами по его требованию и подчинялись его суду и положенному от него наказанию.

В управлении своею обширною епархиею, которая обнимала не только Новгород, но и его пригороды и все его волости. Новгородский владыка следовал тем же самим канонам и уставам, каким следовали и прочие наши епископы. Он учил, ставил на все церковные степени, освящал антиминсы и церкви, правил духовенством и монастырями, судил мирян по делам, подлежащим церковному суду, пользовался церковными и судебными пошлинами и иногда обозревал лично свою духовную паству, например в 1364 г. мы видим владыку Алексия в Торжке, где он освящал церковь; в 1419 г. владыка Симеон объезжал Корельскую землю после того, как норвежцы произвели в ней опустошение и разорили несколько церквей и монастырей; в 1442 г. владыка Евфимий освящал церковь в Руссе, в Спасском монастыре, а в 1446 г. тот же владыка ездил за Волок «благословити новгородскую вотчину, и свою архиепископию, и своих детей». Один Псков, пригород Новгорода, находившийся также под властию Новгородского архиепископа, резко выделялся в его епархиальном управлении. Там владыка держал обыкновенно своего наместника, который заведовал духовенством чрез поповских старост, производил суд над духовными и мирянами по делам церковным, собирал церковные и судные пошлины, равно как оброки с земель и вод владычных. А сам владыка приезжал во Псков только в положенные сроки, как можно догадываться чрез три года, и в это время проживал месяц на содержании города, творил в нем месячный суд, брал «подъезд» с духовенства, а с мирян судные пени и возвращался в Новгород. Еще более Псков отличался тем, что нередко оказывал сопротивление своему архипастырю. Причины этого сопротивления были различные. Первая условливалась политическими обстоятельствами. Случалось, что Псков приходил во враждебное столкновение с Новгородом – оно неизбежно отражалось и на отношениях Пскова ко владыке. И вот, например, в 1307 г. «бысть псковичем немирье со владыкою Феоктистом и с новгородцы». Случалось, что Псков добивался независимости от Новгорода и приобретал себе самостоятельного князя, – естественно, рождалась мысль и о независимости церковной. И однажды, именно в 1331 г., когда псковитяне приняли к себе князем Александра Михайловича тверского, они совсем было решились осуществить эту мысль, избрали и послали к митрополиту Феогносту инока своего Арсения, ходатайствуя о рукоположении его в сан Псковского епископа, хотя митрополит и не уважил их просьбы. Другая причина сопротивления псковитян Новгородскому владыке заключалась иногда в самом владыке: каждый раз, когда он приходил к ним в положенные сроки, «в свой приезд, в свою чреду», они принимали его с честию, судились у него, вносили ему пошлины; но, когда он приходил не в свою чреду и требовал месячного суда или присылал вместо себя протоиерея, они противились и отказывали в повиновении. Так, был у них владыка Василий в 1330 и потом в 1333 г., и в оба раза его принимали с честию, а приехал он к ним в 1337 г., следовательно только чрез год после своей чреды, и псковичи суда не дали владыке, и он, отъезжая от них, проклял их. Равным образом приезжал в Псков владыка Иоанн в 1399 г. в свою чреду, и псковичи дали ему честь великую и «суд ему даша месяц судити по старине»; то же повторилось и с владыкою Симеоном в 1418 г. А прислал владыка Иоанн в 1411 г. своего протопопа Тимофея «на попех подъезда просить», и псковичи не велели давать и сказали: «Пусть владыка сам приедет к нам, и подъезд его будет чист, как пошло исперва по старине». Третьего причиною несогласий между псковичами и владыкою были его наместники или, вернее, опять сам владыка. До 1348 г. владыки назначали наместниками своими в Псков новгородцев, как посылались туда и посадники из Новгорода. В этом году новгородцы, нуждаясь в помощи псковитян против шведского короля Магнуса, заключили с ними договор, по которому признали Псков младшим братом Новгорода и узаконили, чтобы посадникам новгородским в Пскове не сидеть, а от владыки быть в Пскове наместником псковитянину. Несмотря на это, владыка Евфимий в 1435 г., кроме того что приехал в Псков не в свою чреду и стал требовать себе месячного суда, назначил еще псковичам нового своего наместника – новгородца. Они, естественно, отказали в суде и заговорили о стеснении своих прав. Владыка прогневался и чрез неделю уехал. Псковичи уступили: догнали его, упросили воротиться и дали ему суд. Но когда новый наместник принялся судить не по старине и не по псковской пошлине, начал сажать диаконов под стражу, то псковитяне вступили в бой с софиянами, т. е. со свитою владыки, и владыка чрез три дня с гневом уехал из Пскова, не приняв даже обычного поминка от жителей, а причинив только «много протора попом и игуменом», какого не бывало никогда от самых первых владык. Таким образом, оказывается, что псковитяне едва ли не всегда были правы, когда обнаруживали непокорность своему архипастырю. В другие времена они не только не противились ему и принимали его с честию, а сами посылали просить его к себе, жаждали получить от него благословение, видеть его священнодействие, как, например, в 1352 и 1361 г. при появлении между ними моровой язвы. Скорее, надобно пожалеть о том, что владыки Новгородские более, кажется, заботились о своем месячном суде во Пскове и о своих пошлинах, нежели о духовных потребностях паствы, о том пожалеть, что псковичам не был дан, несмотря на их собственное желание, особый епископ, который бы усерднее потрудился для их духовного блага. По крайней мере, известно, что к концу XIV и в первой четверти XV в. церковное состояние Пскова было самое неутешительное. Искавшие себе священства отправлялись за рукоположением не в Новгород, как следовало бы, а или на Русь, или в Литву. Псковские священники не знали церковного устава, не имели исправных богослужебных книг, иногда крестили чрез обливание, употребляли латинское миро, а вдовые иереи женились в другой раз и продолжали священнодействовать. Миряне вмешивались в дела монастырские и церковные, сами судили и наказывали духовных. И в то же время во Пскове свили себе гнездо стригольники. Дошло до того, что псковитяне с своими недоумениями и духовными нуждами обращались не к своему Новгородскому владыке, а прямо к митрополиту. И митрополиты Киприан и Фотий, не полагаясь ли более на Новгородских владык или принимая во внимание политические несогласия между Новгородом и Псковом, нередко возникавшие, сами старались разрешать эти недоумения, удовлетворять этим нуждам псковского духовенства, хотя всего лучше было бы дать псковитянам особого благонадежного архипастыря. Митрополит Исидор, переходя в 1438 г. чрез Псков на пути в Италию, поступил еще решительнее: он прямо отнял здесь и суд, и печать, и воды, и земли, и оброки владыки Новгородского у его наместника и передал все это своему наместнику архимандриту Геласию, т. е. присоединил Псков непосредственно к своей митрополичьей епархии. По возвращении из Флоренции Исидор, хотя взял Геласия к себе, но прислал псковичам другого своего же наместника, архимандрита Григория. Уже после бегства митрополита Исидора из России прежнее отношение Пскова к Новгородскому владыке восстановилось.

Политическое значение владыки в Новгороде было такое, какого не имел сам митрополит в Москве, не имели и все прочие русские иерархи. Владыка считался в Новгороде первым лицом, как бы главою его и отцом, без согласия и благословения которого новгородцы не предпринимали ничего важного в своих гражданских делах. 1) По благословению владыки они начинали войну. «Не можем, господине отче, – говорили они в 1398 г. владыке Иоанну, – терпеть насилия от великого князя Василия Дмитриевича, что отнял у нас нашу отчину и дедину... Благослови нас, отче владыко, поискать св. Софии пригородов и волостей, и мы или отыщем их, или положим свои головы за св. Софию и за своего господина, за Великий Новгород. И владыка Иоанн благословил своих детей и воевод новгородских, и всех воев». 2) Ко владыке обращались новгородцы, когда хотели заключить мир, и посылали владыку как своего главного представителя с другими мужами для переговоров о мире. В 1380 г. «били челом весь Новгород господину своему архиепископу владыке Алексею», чтобы он пошел к великому князю Димитрию Иоанновичу для заключения мира, и владыка принял челобитье своих детей и всего Новгорода, ходил в Москву с множеством бояр и имел успех. Точно так же в 1397 г. «и посадник, и тысяцкий, и бояре, и весь великий Новгород били челом господину своему владыке Иоанну», отправлявшемуся в Москву, походатайствовать за них и их нарушенные права пред великим князем Василием Дмитриевичем, и Иоанн ходатайствовал вместе с другими послами, хотя и не мог склонить князя к миру. С подобными поручениями отправляем был владыка новгородцами и прежде несколько раз. И все договорные грамоты Новгорода с великими князьями тверскими и московскими начинались обыкновенно словами: «Благословение от владыки, поклон от посадника и тысяцкого» и проч. Равно и князья с своей стороны заключали договоры «со владыкою, и с посадником, и с всем Новым городом» и начинали иногда свои грамоты «поклоном к отцу ко владыке». А псковитяне присылали посольство свое прямо ко владыке и били ему челом, чтобы он благословил Великий Новгород примириться с ними, и владыка благословлял детей своих новгородцев принять «братию свою молодшуто» псковичей по старине. Участие владыки требовалось даже в договорах Новгорода с чужеземцами: в 1339 г. вместе с новгородскими послами отправляем был посол и от владыки за море к шведскому королю, чтобы закончить мир по старым грамотам; а в 1428 г. ездил владыка Евфимий к Порхову с послами новгородскими и заключил мир с великим князем литовским Витовтом. 3) По благословению владыки новгородцы начинали и совершали и свои внутренние дела, каковы: строение городов, раздача льгот, жалованных грамот и под. В 1387 г. «благословил владыка Алексей весь Новгород ставить город Порхов каменный», и исполнили новгородцы волю владыки. В 1448 г. дал Великий Новгород на вече по благословению владыки Евфимия жалованную грамоту Троицкому Сергиеву монастырю, которою освобождал монастырских людей, отправлявшихся с товарами на Двину и Вологду, от торговых пошлин. 4) Во дни народных волнений и мятежей владыки старались убеждать возмутившиеся толпы, успокаивать страсти и являлись миротворцами. В 1342 г., когда весь Новгород разделился было на две стороны и обе стороны готовились взяться за оружие, владыка Василий с посадником примирили враждовавших и предотвратили кровопролитие. В 1359 г., когда на самом вече произошел бой между согражданами и потом одних убили, а других ограбили и смятение продолжалось три дня, владыка Моисей, удалившийся уже на покой, и новоизбранный на владычество Алексий – оба обратились к враждовавшим партиям с своими убеждениями и склонили их к миру. В 1418 г., когда возмутившаяся чернь ограбила целые улицы и начала звонить во все колокола, когда потрясся весь город, сторона Софийская восстала на Торговую и толпы с обеих сторон бежали с оружием на большой Волховский мост, причем многие были задавлены и убиты, когда страх напал на всех; владыка Симеон в полном облачении, сопутствуемый Собором духовенства, вышел на тот же мост, стал на средине и начал благословлять обе стороны святым крестом; при виде этого многие прослезились, а другие спешили повергнуться пред владыкою, и все, по благословению его, разошлись в свои домы.

К кафедре Новгородского архиепископа издавна тянули «погосты, и села, и земли, и воды со всеми пошлинами». Из числа этих владений случайно упоминаются в летописях волость Вель, находившаяся в Заволочье, на которую в 1398 г. сделал нападение боярин великого князя московского Василия Дмитриевича, и городок Молтовици, подвергавшийся пожару в 1401 г. Кроме разного рода доходов с вотчин, в казну владыки поступали пошлины с церквей и духовенства и пошлины судные с духовенства и мирян, и как те, так и другие, при обширности епархии, были, без сомнения, очень немалы. Владыка жил в богатых палатах, имел своих бояр, столников и многочисленную прислугу, а для управления вотчинами – своих волостелей, для заведования казною – своего казначея. К чести Новгородских владык надобно сказать, что свои экономические средства они употребляли не на себя только, а преимущественно на построение и украшение храмов Божиих и святых обителей: почти каждый из них, как мы видели, соорудил одну, две или три церкви и монастыря, а, например, владыка Моисей устроил пять монастырей, владыка Евфимий II – шесть церквей. Вместе с тем не щадили владыки своих денег и для дел общественных. Владыка Василий в продолжение двух лет (1331–1333) поставил «город камен», т. е. каменную ограду вокруг кремля, или детинца, начиная от церкви святого Владимира, находившейся на одних из ворот кремлевских, до церкви святого Бориса, а в следующем году и покрыл всю эту ограду. Тот же владыка в 1338 г. построил новый мост через Волхов своими людьми. Владыка Иоанн в 1400 г. продолжил каменную ограду вокруг детинца, начиная от церкви святых Бориса и Глеба, а в Пскове дал свое сребро для сооружения костра (каменной башни) над Исковою в детинце псковском. Владыка Евфимий в 1428 г. для выкупа пленных у князя Витовта приложил свою тысячу рублей к тем пяти тысячам, которые поднесли ему новгородские бояре. В случаях крайней нужды новгородцы и сами пользовались, конечно не без согласия владыки, софийскою казною, как будто общественною: по крайней мере, был такой случай в 1391 г., когда после страшного пожара новгородцы взяли пять тысяч сребра у святой Софии с полатей «скопления владычня Алексиева», разделили на пять концов, по тысяче на каждый, и воздвигли каменные костры у всякой улицы.

О других наших епархиальных архиереях того времени сохранилось гораздо менее сведений. Для управления своими епархиями, которое совершалось, без сомнения, по общим законам отечественной Церкви, они имели у себя наместников и десятинников, о тех и других упоминается еще в «правиле» Владимирского Собора. Наместников, может быть, имели у себя и не все архиереи и не всегда, а только некоторые и в случаях нужды, по обширности ли епархии или по своей болезни. Так, когда епископ Ростовский Кирилл сделался крайне дряхл и слаб, в помощь ему, с его согласия и по благословению митрополита Кирилла, «изведоша архимандрита св. Богоявленья Игнатья, и бысть причетник церкви св. Богородицы в Ростове», а в следующем (1262) году, по смерти Кирилла, занял самую его кафедру. Десятинники заведовали судебною частию в своих десятинах, или церковных округах, и собиранием судебных пошлин, и иногда, если не всегда, были люди светского звания. По гражданским делам значение наших иерархов было очень немаловажное. Епископы благословляли князей на княжение; по благословению своих епископов князья давали жалованные грамоты; епископов приглашали они в качестве свидетелей при написании своих духовных завещаний; епископов отправляли князья друг к другу для переговоров о наследстве, о разделе земель и вообще для взаимных объяснений; епископов же посылали иногда для заключения мира после военных действий. А в другое время епископы и сами примиряли князей и предотвращали между ними кровопролитие. Весьма замечательно в этом отношении послание от лица пяти наших архипастырей с несколькими архимандритами и игуменами, писанное в 1447 г. к углицкому князю Димитрию Шемяке после того, как он, дав клятву признавать Василия Васильевича великим князем московским, начал снова домогаться великокняжеского престола. В послании святители напоминали Димитрию, как напрасны были все усилия его отца и брата овладеть великим княжением, представляли потом целый ряд его собственных действий против великого князя и отечества и с особенною подробностию обличали его последнее вероломное нарушение клятвы, а в заключение убеждали Шемяку исполнить свято все условия заключенного договора и, между прочим, говорили: «И о том тебе, господину нашему, напоминаем и бьем челом, пожалуй, пощади свою душу и свое христианство, соблюди свое крестное целование и пред своим братом старейшим исправься во всем чисто... Молим тебя, смирись сокрушенным сердцем, и Божия благодать и милость, а нашего смирения молитва и благословение будут с тобою. Если же захочешь остаться в твоем жестокосердии, то сам на себя наложишь тяжесть церковного проклятия и чужд сделаешься от Бога, и от Церкви Божией, и от православной христианской веры, и не будет на тебе милости Божией и Пречистой его Матери и силы того истинного и животворящего креста, который ты целовал в знак верности своему брату старейшему, великому князю Василию Васильевичу; также не будет на тебе нашего святительского и священнического благословения и молитвы, ни на тех, кто станет вместе с тобою замышлять зло на великого князя и его детей. И если при таком твоем упорстве прольется христианская кровь, то вся эта кровь будет на тебе». Голос архипастырей подействовал на Шемяку: он просил великого князя Василия Васильевича принять его в дружбу и любовь, хотя вскоре за тем снова нарушил мир. При всем уважении, каким пользовались наши иерархи среди своей паствы, были, однако ж, примеры и неприязненного отношения к ним князей и народа. В 1295 г., когда Ростовский епископ Тарасий отправился в Устюг, вслед за ним поехал и князь ростовский Константин, «и ят владыку, и люди около его избиша» неизвестно за что. Незадолго пред тем временем народ муромский, подозревая своего архипастыря Василия († 1295) в нечистой жизни, вздумал сам, без всякого законного расследования, изгнать его или умертвить. Напрасны были все убеждения святителя в своей невинности: на другой день он должен был удалиться из города, и хотя совершившееся при этом чудо засвидетельствовало о его непорочности и пробудило в муромцах чувство раскаяния, но владыка уже не захотел возвратиться к ним, а перенес свою кафедру в Рязань. Точно так же жители Ростова изгнали йпископа своего Иакова по одному подозрению его в нечистой жизни и без всякого суда со стороны митрополита. Иаков построил себе хижину в двух верстах от города на берегу озера Неро и хотя простил ростовцев, но уже не согласился, несмотря на все их просьбы, снова занять свою кафедру и скончался (1292) в основанной им обители, в которой доныне почивают его святые мощи. Для содержания наших епархиальных архиереев точно так же, как и самого митрополита, служили прежде всего церковные и судные пошлины, собиравшиеся для каждого из них в его епархии. Кроме того, по господствовавшему обычаю времени, епископы владели землями, селами и вообще вотчинами. Например, Рязанский владыка имел несколько таких сел и земель, которые частию были куплены, а больше подарены князьями. У владыки Перемышльского и других западнорусских иерархов издавна были земли, села с людьми и подворья. О волости Тверского епископа Олешне и о том, что он имел «слуги довольны», упоминают летописи.

После владык наибольшим уважением пользовались настоятели монастырей – архимандриты и игумены. И их приглашали князья в качестве свидетелей при написании своих договоров; и их посылали друг к другу для заключения мира, как примирил (1386), например, преподобный Сергий Радонежский рязанского князя Олега с великим князем Димитрием Иоанновичем. И игумены позволяли иногда себе сами говорить смело князьям и убеждать их к справедливости и любви. «Слышал я, государь князь великий, – писал преподобный Кирилл Белоезерский к Василию Димитриевичу московскому, – что произошло великое несогласие между тобою и сродниками твоими, князьями суздальскими. Ты, государь, выставляешь на вид свою правду, а они свою, и из-за этого несогласия между вами открылось сильное кровопролитие в народе христианском. Но, государь, вникни без предубеждения в их дело и, в чем будет их правда пред тобою, уступи им со смирением; а в чем будет твоя правда пред ними, стой за свою правду. И если они будут просить у тебя, государь, милости. Бога ради окажи им милость по их мере. Я слышал, государь, что доселе они были в утеснении у тебя, и это было причиною всей брани между вами. Итак, Бога ради покажи на них свою любовь и милость». При том всеобщем уважении, каким пользовалось у нас не только настоятели монастырей, но и вообще иноки, очень естественно, если не одни князья, а и бояре, и мужи служилые, и люди всех сословий делали на монастыри свои вклады, особенно пред смертию и в своих духовных завещаниях, и если монастыри наши владели разного рода угодиями и вотчинами.