Текст книги "Провокатор… Герой… Кто он?"

Моисей Бельферман
Провокатор… Герой… Кто он?

© М. Бельферман, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Глава первая
Поиск идеала

Дмитрий Богров родился 29 января 1887 года в семье киевского присяжного поверенного Григория Григорьевича. Его дед – русско-еврейский писатель-публицист Григорий Богров.

Дети из состоятельных семейств в момент созревания мышления и самостоятельности инстинктивно ощущают недостатки буржуазного воспитания.

Стремятся устранить погрешности семейного и гимназического образования. Кружковцы готовят рефераты, читают бурно обсуждаемые доклады на естественно-исторические темы. Дополняют свои знания, обретаемые по одуряюще безжизненной гимназической программе. Кружковцы приглашают в гости знакомых студентов для проведения собеседований, руководства занятиями и чтения докладов по политической экономии и другим темам.

Часто эти любознательные и увлеченные политикой приглашает студента выпускного курса Книжника для того, чтобы тот изложил новый марксистский взгляд на общественные вопросы. Их интерес подстегнут резкими осуждениями и страшными гонениями марксистских экономических теорий со стороны профессора университета святого Владимира Димитрия Ивановича Пихно. Скучными общественными вопросами интересуются лишь отдельные юноши. На встречах со студентами при посещении дома Тышнова кружковцы переводят разговор на эту тему. Самым любознательным является Дмитрий Богров.

Дмитрий Богров – самый внимательный, заинтересованный слушатель. Он высок, худощав, немногословен, с печальными, как у матери, глазами. Почитывает нелегальную литературу. Особенно его интересуют общественные темы.

Обыденное ему скучно. Мечтает стать незаурядной личностью. Не соглашается поступать и жить невыразительно, подобно другим людям. Он убежден: каждый человек должен иметь свое, индивидуальное, свойственное только ему. Иначе его поглотит серая масса. Отличие в одежде – только внешнее – малосущественно. Самое важное для характеристики человека – образ его мышления и деятельности. В антиправительственной общественной сфере легче и лучше себя проявить: стать в ряды активного и мыслящего меньшинства.

Действовать! Многие люди разбрасываются пустыми словами. За свои слова и действия отвечают только отдельные личности. Дмитрий страстно желает находиться в числе самостоятельно мыслящих.

Широкое хождение по рукам имеет подпольная литература. У Гольденвейзера в библиотеке имеется бесцензурная литература. Он ее получает вместе с заграничными изданиями по адресу Фельзера.

Государственная власть жестоко и открыто расправляется со своими противниками. Пытается запугать! Убить способность сопротивляться! Искоренить непокорность, тень инакомыслия. Государство – безжалостный Голиаф! От его имени выступает правительство.

Они прежде развратили народ водкой. Живой политикой. Лицемерием веры и поступков. А сейчас стараются искоренить привнесенный своими неразумными действиями яд непокорности. Для этой цели используют тюрьмы, каторги, всевозможные бытовые и административные наказания. Казни – новое изобретение! Учуяли свое бессилие, не могут в нем признаться. Жестокость – следствие бессилия, страха, обреченности деспотического режима. Правители не уверены в завтрашнем дне. Этим объясняется их усердие. Творят зло под чудовищной маскировкой: уверяют, что все делается для блага самого общества и человека.

Творимое ими зло в сотни, тысячи раз превосходит совершаемое по случайности, недоразумению и ошибкам. Жестока вся государственность, направленная не против преступников. Она преследует людей здравых и мыслящих: недовольных существующим порядком и стремящихся к социальной справедливости.

* * *

Несчастная Россия! Масса трудового народа погребена на рудниках. За небольшую плату трудятся на фабриках и заводах. Многие тысячи людей рыщут по стране в поисках работы, пищи. От тифа, холеры, туберкулеза, цинги и прочих болезней умирает огромное количество людей. Тюрьмы и каторги пожирают народ.

Молодых людей насильно забирают в войска. Обучают владению оружием. Царям нечего возмущаться: их ужасное правление вызывает противодействие – о нем могли предположить заранее. Жизнь так непродолжительна – один растянутый миг! Правители забывают, что они тоже смертны.

Смертного поджидает темная могила, вечность! Самый эффектный метод борьбы с правительством – неповиновение: отказаться выплачивать подати, не служить в армии, не исполнять законы и распоряжения властей, чиновничества. Любая власть – торжествующее насилие.

Избавиться от него можно одним способом: отказаться в нем участвовать. Навсегда избавиться от гипноза государственной незаменимости, вечности сего неизбежного зла. Многие живут нравственной жизнью: побуждают к этому традиции, обычаи, семейное воспитание, религиозные верования: но вовсе не страх перед властью и ее ставленниками.

* * *

Будучи учеником пятого класса первой киевской гимназии, Дмитрий сблизился с наиболее передовыми и развитыми товарищами из старших классов. Через их посредство он познакомился с подпольными изданиями и революционной литературой. Он вступил политически подкованным в организацию революционной молодежи средних учебных заведений. Любознательный и восприимчивый юноша очень много читает, регулярно посещает кружки самообразования, достает книги и брошюры, освещающие разные этапы революционного движения в Европе и России.

В юношеские годы идеи социалистов-революционеров больше всего привлекают Дмитрия. Их организации он оказывает услуги разного характера: агитирует, составляет и распространяет листовки – рукописные и печатные. Выполняет первые революционные задания. Определяются политические антиправительственные воззрения Богрова. Главное для него – моральные идеалы. Верность принципам – утверждение правды, справедливости. Им он остается верен всю свою непродолжительную жизнь.

Он быстро постигает искусство конспирации: это непременное требование подполья. Свою деятельность приходится скрывать: прежде всего, от жандармов, филеров, ищеек. Но также от близких друзей и любимых родителей. Особенно жаль родителей, но долг и убежденность оказываются дороже семейных привязанностей. Даже важнее самой жизни. Он идет на сделки с совестью, не во вред для дела.

* * *

Осенью 1905 года по России прокатывается волна еврейских погромов. Дмитрий чувствует себя обделенным: он способен оказать противодействие насильникам. Он телеграфно умоляет родителей предоставить ему возможность получить паспорт для возвращения домой. Он не может «сидеть сложа руки за границей, когда в России избивают людей!». Дмитрию позволяют вернуться после успокоения. Октябрьскую вакханалию загоняют в привычное русло антисемитизма.

* * *

В литературно-артистическом обществе публика собралась на доклад Водовозова. В зал ворвались городовые: они под видом пресечения антиправительственной пропаганды приступили к избиению присутствующих.

Произошло невообразимое: раздались крики избиваемых а истерические вопли сердобольных барышень перемешались с глухими ударами. Неистовствующие посапывания развязных самосудцев. Давя друг друга, вся взъерошенная толпа бросилась к выходу.

Из всех присутствовавших в зале не растерялся один гимназист Богров: он подхватил длинную палку и принялся защищаться от обнаживших шашки озверевших городовых. Палку перерубили пополам, Дмитрия сомкнули, повалили наземь. Поступок показал его огромное самообладание перед лицом опасности: стал его первым опытом открытого выступления-протеста против произвола властей.

* * *

В жизни Дмитрия случаются непредвиденные беды и несчастья. В таких случаях он умеет быстро взять себя в руки: не теряет самообладания и спокойствия духа. Не пасует он и перед лицом опасности. Поразительно, этот чувствительный, иногда нервный человек умеет быстро сосредоточиться… Проявляет поразительную выдержку, выручавшую его много раз в революционных предприни-мательствах.

Он сын родителей интеллигентных, интеллигент до мозга костей, юноша со многими развитыми способностями. И он связывает свою жизнь с мрачным подпольем. Революционной деятельностью добивается подрыва доверия к существующей власти, ее свержения. Такие случаи нередки в общественной жизни. Хочется понять, почему такое возможно.

Низшие слои общества вынуждают протестовать нестерпимые условия жизни, однако при этом они остаются бездеятельными и спокойными. Их права защищают выходцы из чуждых классов. В этом мире играют решающую роль парадоксы. Не существует никаких объективных законов общественного развития. За них выдают вымышленные тезисы и мило звучащие афоризмы. Общественная жизнь протекает слишком стихийно и не поддается последовательной системе.

Предстоит длительный процесс обновления общества и морального воспитания людей. В общественной жизни это условие прогресса.

* * *

Дмитрий общителен. Скрытен в интимных и партийных вопросах. Дружен с товарищами по гимназии и университету. Откровенно высказывается, естественно поступает. Уступчив и терпим. Не проявляет активной злобы. Не замышляет, не приносит никому вреда. Корректен с явными врагами. Не отягощает мозг мерзким злопамятством. В нем много добрых качеств. Личное Дмитрий тщательно скрывает от посторонних. Нередки случаи, когда товарищи поступают вразрез с принципами, нарушают понятия о человеческом достоинстве, чести. Дмитрий их поступки встречает шуткой, незлым юмором. Оставляет моралистам возможность читать нотации о порядочном, совестном.

Дмитрий за свои действия отвечает. Его не задевают несдержанность и злонамеренность других, в серьезных случаях он предпочитает уйти. Не принимает близко к сердцу неистребимую чужую преступность. Борьба со злом требует много времени, необходимого для собственного дела. Смешно терять ценное время на мелочи жизни. Следует выбирать основное направление и не растрачиваться по мелочам!

* * *

Лишенные чувства юмора не понимают иронию Дмитрия: видят в них проявление высокомерия, неуважение, даже презрение к остальным людям и своим товарищам. Чувствительное самолюбие способны задеть не колкие остроты. Сомнительные люди на свой счет принимают чужое, непричастное. На головах воров загораются шапки. Дмитрий часто ловит на себе завистливо-непонимающие взгляды.

Он физически чувствует одиночество: это его огорчает. Это участь всех умных людей – безвинно страдать от непонимания, обывательской завистливости, недоброжелательства. Дополнительную цену человеческого непостоянства Дмитрий вскоре узнает сполна. Коварство вываливает массу бед на головы невинных людей. Он все видит, знает, ощущает.

Позже прозвучит его болезненное и яркое признание:

«У меня никогда не бывало личных врагов, чувствовавших ко мне неприязнь, среди тех людей, которых я уважаю, которым симпатизирую. Я не говорю, конечно, о жулье, которому я так или иначе становился поперек дороги. И вот мои хорошие отношения с товарищами прерывались и часто заменялись враждой, всякими обвинениями: тогда обстоятельства вынуждали нас расставаться и поддерживать деловые отношения путем переписки. Других у меня не было. Почему – не знаю. Во всяком случае, не потому что я менял свои убеждения и т. п., а скорее потому, что у многих убеждения не так сливаются с жизнью».

(Из письма от 18 июля 1909 года)

* * *

В измененной общественной структуре личность получит должное уважение. Займет достойное место в жизни. В жестоком обществе нет доброты и великодушия. Зло рождает зло, увеличивает несправедливость. Основная цель анархизма – искоренить общественное зло. Счастливая жизнь возможна в условиях свободы, без рабства и принуждения. Обман, самообман и несправедливости стоят на зыбкой почве. Привлекателен коммунизм. В государственной форме вариант вероятен без общественной свободы и условий для развития каждой личности.

Коммунизм проповедуют не революционно-политический, а христианский, монастырский. Спаситель, апостолы, первые христиане, многие монастыри вели – коммунистический образ бытовой жизни. Принципы коммунизма – добровольный труд и справедливое, равное распределение произведенного. При начальническом коммунизме существует подчинение строгой центральной власти. Многочисленные общины устраивались по семейному принципу. Разновидность коммунизма с неосуществленным желанием переродить человека в некое ангелоподобное существо.

* * *

Коммунистические воззрения – начальничество и анархизм. Начальнический коммунизм: государственный коллективизм, городской социализм, кооперация…

Идеи коммунизма в сильной степени помогли образованию, расширению, углублению рабочего движения. Чисто стихийное движение становится организованным, дисциплинированным, авторитетным. Рабочие активисты поняли, что выплачиваемая пролетарию за труд заработная плата ничтожна.

В «свободной продаже труда» много общего с рабством, угнетением и крепостническим. Для уничтожения современного наемного рабства необходимо устранить частную собственность на орудия и средства производства; эксплуатация человека человеком и государством с ними связана. Материальная форма порабощения – часть угнетения. Государство осуществляет политический нажим, полицейское принуждение. За показным блеском государственного равноденствия скрывается глубокая испорченность, вульгарная сущность, насильственная структура. Защитники государственной власти даже признают: на этапах коммунистического строительства последних будут ликвидированы различия в оплате физического и умственного труда. Уничтожат классы. Само государство отомрет.

* * *

Идеология опасна, вредна: это предвзятость, злонамеренная ложь. Свободе не нужна идеология. Это правители нуждаются в идеологии для упрочения всевластия. Идеологию отвергнуть без отговорок как пособницу насилия!

Анархистов привлекает отсутствие лжи, преднамеренностей, безидеологичность. Они отвергают множественность идеологий. Свободу идеологической пропаганды считают лживой. Партии увековечивают существование несвободы. Анархизм – идеология свободы. А идеология – несвобода. Свобода – прочное строение, она нежна, хрупка: приходится оберегать ее от насильственного воздействия. Усвоить клич: осторожно – свобода! Несвобода нахальна, безбоязненна.

Ничего не страшится, легко видоизменяется. Не теряет сущности. Свобода очень щепетильна, к ней придется пристраиваться, не подтасовывать под нужды-желания отдельных людей. Свобода еще нигде и никогда не торжествовала; нельзя заранее предугадать ее вид, внешность, содержимое, сущность. Прояснится вблизи! Может такое случиться, что свобода надоест. Непостоянные люди захотят вновь окунуться в прорубь несвободы. Заранее все не предвидишь. Обвенчаны несвободой отдельные люди: считают этот брак для себя удачным, счастливым. Не все, не каждый. Ничего, приспособятся к свободе.

* * *

Неспокойное время. Революционная волна угасает, теряет разрушительную и созидательную силу. В декабре 1906 года Дмитрий вернулся из Мюнхена, продолжил обучение в университете. Под кажущейся внешней благопристойностью и приличием в университетской жизни скрываются особые явления. Студенчество поделено на группы: каждая проявляет собственные политические симпатии и антипатии. Студенческая жизнь в Киеве интересна. В Германии он уделял больше времени учебе. Усваивал теоретические азы революционности. А сейчас имеет возможность применить на практике приобретенные знания.

Соученик Дмитрия по первой гимназии Владимир Кортуцкий непоседливый, ищущий и мыслящий юноша. Он идеалист, теоретик, близок к подполью: сотрудничает с группой, но в нее не входит – не желает связывать себя с дисциплиной, с подпольной романтикой и сволочной жизнью. Не хочет ни от кого зависеть и вечно опасаться за личную свободу. Его не тормошат. Хочешь – давай, а нет – держись за материнскую юбку и отцовский зад. Приобретай университетский диплом и невесту с приданым. Делай карьеру!

Владимир верен убежденности: анархия – это свобода в том числе от организованной бестолочи.

* * *

В анархистском подполье имеет авторитет и вес Ираклий Татиев – горячий кавказец. Ираклий – практик, боевик. Надежный. Незаменимый. В деле терпит любые лишения и невзгоды. Он абсолютно невежественный человек в теоретической области. Он прямой, искренний. Порох! Нет выдержки, осмотрительности в выражениях. Воспламеняется по любому поводу. Может взорваться. Считает, что русских сложно сдвинуть с места, и кавказцы призваны их раскочегарить, довести до бунта!

Кроме экзотической внешности, у Ираклия имеются ценимые им самим достоинства. Он любит веселье, вино, танцы… и безумно – женщин! Те отвечают ему взаимностью. Ираклий говорит быстро, с сильным кавказским акцентом. Поначалу его собеседники смутно улавливают только самую суть разговора. Отдельные слоги и даже слова он проглатывает. Фразы сливаются в единый звук, выпархивают на одном выдохе.

Дмитрий относится к Ираклию спокойно.

– Володю знаю. Ты хочешь?

Дмитрий утвердительно кивнул. Ираклий даже на него не взглянул.

– Хорошо! Прежде сам должен познакомиться. Пойдем куда?

Дмитрий ко всему готов, на все согласен.

– Куда хочешь…

Ираклий сорвался с места и на ходу бросил:

– Деньги есть?

Дмитрий догнал его размашистым шагом.

– Сколько надо?

Ираклий порылся в карманах и вывалил махорочную пыль. Не нашел даже меди.

– Рубля два! На вечер…

Дмитрий вынул кошелек:

– Могу и больше…

Ираклий, безразличный к деньгам, махнул рукой:

– Нет! Ты сегодня будешь угощать! Прости, не по правилам: не осталось ни гроша!

Дмитрий вынул деньги и, не считая, протянул. Ираклий отстранился. Он человек чести. Все должны знать: мы люди чести!

– Не суй деньги! Еще не знаю, что ты за тип. Как взять деньги?

Дмитрий не обиделся:

– Понятно…

– Что тебе понятно?! Пойдем посидим!

Они несколько часов просидели за легкой выпивкой и разговорами. Вечер обошелся дороже двух рублей. Ираклий все решал в одном тоне:

– Вижу, ты много знаешь… Как Володя! Хорошо! Но сможешь кому сорвать голову?

Дмитрий больше слушал и молчал, не решался запросто сказать: «Смогу!». Ираклий продолжал допытываться:

– Ты сам сможешь напасть на банк и унести все бабки?! Не побоишься? Фомку держал в руках? В кармане финка, браунинг?

На многие вопросы Дмитрий не мог сказать твердо: «Смогу!». Ираклий продолжал дружески назидать, просвещать:

– Вот видишь! А ты говоришь… Революция – это террор! Насилие… А ты – интеллигент!

Дмитрий попытался возразить, но Ираклия не интересовала чужая точка зрения. Он не хотел понять, разобраться… А ведь участвуют в революции не только боевики: нужны интеллектуалы, мыслящие организаторы! Ираклий пренебрежительно отозвался об интеллигентах:

– На что вы способны?! Себя не защитите! Народ бросите на произвол судьбы!

Дмитрий потерял терпение: надоело выслушивать бесплатные назидания самозваного наставника. Спросил, как отрезал:

– Значит, все?!

– Я не говорю «нет»! Не я руководитель! Но говорю прямо, в лицо: не нравятся мне люди, которые не могут сорвать голову, ограбить банк, унести бабки. Для революции все дозволено!

– А у меня свои убеждения и принципы! – Дмитрий вспылил: – Мне не нравятся политически невежественные люди!

– Не оскорбляй сомнениями и критикой! – Ираклий загорелся. – Меня не трогай – убью!

– Вон ты какой?!

– Давай поговорим о деле! – неожиданно Ираклий успокоился, протрезвел. – В душу не лезь! Я, может, отца не знаю! Порезали! Уже не раз носил «линковые очки».

– А я прочитал всего Бакунина, Кропоткина… – сказал Дмитрий не ради похвальбы. – Даже Маркса читал – скучно!

– Я не читаю! Совесть моя сильнее ученых слов. Я тут не хватаю знания. До одного места твои знания и дипломы. Я революции служу…

– И я готов служить! – Дмитрий не обиделся на вульгаризм. – Что еще нужно?

– Попробуй! – Ираклий не возражал. – Знай: у нас все строго! Ты богатый, белопокладочник… У нас богатых не любят! Не прощают предателей!

– О чем разговор?

– Если хочешь только почудить, не лезь не в свое дело! Решишься – приходи!

– Я уже решил!

– Решил, говоришь? – несколько мгновений раздумывал Иркалий. – Ну что ж… Познакомлю с товарищами… И все же знай, предупреждаю! Я, Даниил, сейчас Ираклий, если что… Или кто другой… сорвет с тебя голову! Из товарищей…

– Не угрожай!

– Ты слушай! Сорвет с тебя голову! Если станешь…

– Все ясно!

– Тогда давай выпьем… – примирительно сказал Ираклий: – За дружбу! За дело!

Выпили. Охмелевшие, бродили по заснеженным улицам. Ираклий жаловался:

– У хозяйки мировая дочь, еще малолетка! На Кавказе наколоть мог. Два пуда уже есть. Мог бы взять в жены! Здесь дурацкие обычаи: проси родительского благословения! Ожидай, когда невеста достигнет совершеннолетия. Стройная девушка, не прочь покачаться. Надавишь – даст! У нее самой чешется лобок. Можно наколоть, нельзя шуровать. В Малороссии отличные женщины, нестрогие, дают. Детей не имеют, когда не хотят. Земля другая. Выращивают бульбу. Нет кавказских фруктов, благодатного южного солнца и чистой родниковой воды. На Кавказе другие люди! Революцию не любят! Город – другое дело. Люди, люди… Верят зажигающим речам, словам. Готовы действовать! Революция прежде всего победит в городах! Установят новые порядки, жизнь! Кавказ последует их примеру! Но революция там не нужна! Власть боится гор! В долинах и городах они еще держатся. В горы не сунутся ни за какие деньги! Вспоминают Шамиля… Они презирают наши горы. Страшатся с них свалиться, ведь может закружиться голова! Кавказ – край диковинный, со строгими обычаями! И женщины…

* * *

Теория классовой борьбы убеждает в жизненности идеи, подтверждает ее истинность: искренность намерений народных избранников, стремящихся воплотить в действительность вековую мечту человечества о свободе, справедливости, равенстве и братстве.

К анархической организации зараженного боевым духом Дмитрия толкнуло желание познакомиться с их практической деятельностью. Он решил сравнить, насколько боевики верны своим идеалам. Скоро Дмитрий понял: это в лучшем случае болото! Под революционные знамена подлезло преступное сообщество. Они даже не скрывают теоретического невежества – козыряют им! Приукрашивают собственную сущность. Гнусность скрывают под красочной вывеской. Не имеет значения, ради какой цели они проповедуют преступность. Под привлекательным лозунгом всемирной социальной революции идут на дело: с желанием поживиться за общественный счет и подправить материальное положение.

Их рассуждения бесхитростны: пострадает не революция, а кто-то из ее участников. Недолго попользуется беззаботностью обеспеченного человека. В революционном лагере самые щедрые кутилы. Абсолютно все преследуют преступные цели, прикрываясь рассуждениями о благе. Общество предоставит возможность каждому индивидууму развиться в личность только в состоянии анархии. Принудительная власть подавляет способности – принуждает поступать против веления совести. Среди анархистов много преступных типов. В анархистской среде, как и в преступной, модна татуировка. На кистях рук изображают пронзенные молнией сердца, скрещенные кости, якоря, инициалы, вензеля, узоры… В политической борьбе анархизм берет преступные методы на вооружение.

* * *

Киевских анархистов постигла общая участь – провалы, аресты, ликвидации. Уцелели жалкие остатки из нескольких параллельно существовавших организаций: они были не в состоянии оказать активное сопротивление. Сама идея жива! Анархистская идея живет, находит симпатии и отклик в среде ищущей молодежи и распространяется. Основные руководящие кадры отсечены. В городе возник вопрос о консолидации деятельности, объединении живых сил. Чудовищная распыленность сил и крайняя нужда в материальных средствах не позволяет осуществить превосходные идеи.

* * *

Объединение – мечта многих товарищей. Это поставленная жизнью настоятельная задача… Остается свернуть и прекратить революционную деятельность, иначе дискредитируется идея. Все поодиночке бесполезно пропадут. Жизненность революционной борьбы, способность противостоять великодержавному шовинизму третьеиюньского режима ставят под сомнение.

Объединение возможно на почве планомерной работы и выступлений. Нужны материальные средства. Но где их взять? Деньги обеспечивают людей, нужное количество оружия, взрывчатку, транспорт… Это типографский станок, запасная одежда, оплата услуг адвоката, возможность подкупа чиновников и тюремной стражи для облегчения участи арестованных и организации победы.

Денег нет! Заграница предоставляет ограниченную помощь. Нужно изыскать деньги на месте! Остается удачная экспроприация.

* * *

В Борисоглебске полный разлад, склока! Началось на какой почве? Не поделили «наследство». Посчитали личное благо более важным, чем общественное. Что серьезного произошло у них?

Дмитрий – человек слова, долга. Обещал достать оружие! Но как? Пообещал – должен исполнить! Даже за большие деньги приобрести оружие нелегко: дело дохлое! Срывается! Дмитрий выбрал кривой, нечестный путь по необходимости. Ираклий – горлопан, не смыслит в торговом деле, а взялся служить. Он – грубая сила, интеллигентный человек из него не получится. Дмитрий разрывается: следует привлечь помощника. Мало времени… Воспользоваться контрабандой? Месяц уйдет на связь с заграницей, на операцию…

Почему Дмитрий должен расшибаться в лепешку? Напросился сам. Обстоятельства дела доложит организации – пусть решают! Остается напасть на полицейский участок, на печерский арсенал… Что он может?

Богров – теоретик, высший авторитет в партийных спорах в группе анархистов-коммунистов. Он пробивной в практических делах, у него обширные связи. Ираклий что-то закрутил – от организации, по личной инициативе? Все мы любим поговорить! Застолье редко проходит мирно – возникают взрывные скандалы. Дернов скорчился, словно наступили на его любимую мозоль. Он произнес всего одно емкое, самое повторяемое слово: «Порядок!»

* * *

К начальнику охранного отделения Кулябко явился молодой человек. Назвался Богровым. Сообщил о своей принадлежности к местной группе анархистов-революционеров. Рассказал о своих широких связях с подпольем и заграничным центром. Назвал имена известных революционеров: чрезвычайно опасных политических преступников, на которых давно охотится политическая полиция.

На Кулябко Богров произвел благоприятное впечатление: тот оказался весьма осведомленным, и он сможет принести неоспоримую пользу охранному делу.

Богров сообщил, что принадлежит интеллигентной семье, ему претят применяемые революционерами преступные методы борьбы, неразборчивость в средствах и личная нечистоплотность. Решил порвать со своим легкомысленным прошлым. Сейчас ему чрезвычайно трудно: идеалистически поверил в революционные высокие принципы, но убедился – ничего этого не существует. Согласен сотрудничать с правительством для искоренения зла: привнесено преступной революционной стихией.

Разве это люди? Недолюди! Блистают отсутствием всякого ума, возможностей, способностей, средств… Безногие, дряхлые, малоразговорчивые, пустотелые болваны высматривают заслоны на пути прогресса – ищут счастье! Уже вдоволь нанянчились с ними! Намучались! Не помогает мягкое обхождение бархатных перчаток: воспринимают как признак бессилия власти.

Под революционными знаменами выступают разбойники, заговорщики и подстрекатели. Расправиться с этой бандой можно только жестокими мерами, быстрыми и решительными действиями. Неуместны и опасны разговоры о человеколюбии и сострадании. Что бы сохранить здоровый народ, необходимо уничтожать злодеев – они нарушают моральное здоровье общества. Террористы – люди с тупым воображением, их легко подкрутить на…

Ограниченные люди не всегда способны увидеть, понять факты. Они не в состоянии дотянуться до сути явления и принять его. Не могут понять, что общественная жизнь является стихийным процессом и опирается на условия жизни, свойства человеческой расы. Она происходит не по произволу отдельного лица или группы лиц. Неустойчивые люди прыгают вокруг, хватаются за все попадающееся под руку. Вчерашние террористы и «убежденные» анархисты вдруг – совсем не вдруг! – становятся религиозными фанатиками, политическими маньяками черносотенномонархического толка. Непостижима жизнь! Заранее не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Особенно сложно разгадать революционные ребусы.

* * *

Товарищи по борьбе видят, что Дмитрий мотается. Старается повсюду успеть! Дмитрий заболел в результате сильного переутомления нервного. За три недели врачи и природа выходили беспомощного.

* * *

Пришло сообщение: Богров арестован возле Владимирского собора. Иуда Гроссман-Рощин срочно выбирается из Киева. Едет в Умань. Выезжает в Варшаву. Беспрепятственно пересекает границу, попадает в Берлин.

Широко расходятся слухи о связи Богрова с киевской «охранкой». Нет никакого документального подтверждения, что Богров является провокатором. Распространяют дезинформацию лица, не вызывающие доверия.

Богров – провокатор?! Кого он предал? Где доказательства? Обвинители талдычат: провокатор! Дмитрий расстроен, обижен: товарищи не оказывают доверия.

* * *

В Киеве происходит общественный переполох. Творится непонятное, плодятся слухи. Многие обыватели встревожены происходящим, спрашивают:

– По какой причине повсюду рыщут полицейские? Производят тщательные осмотры, повальные обыски, административные аресты…

– Как же… Приняты чрезвычайные меры охраны: к нам пожалует сам государь!

– Тогда все ясно! А он когда?

– В конце месяца…

– Этого? Августа?

– Да…

– А в чем дело? По какой причине?

– Ведь торжества…

– Да, упустил из вида. Так чего они рано задвигались?

– В несколько приемов. Не просто сразу выудить и арестовать всех подозрительных! Кого сразу вышлют. На время торжеств изолируют.

– Полиции-то, полиции!

– Конечно, со всей России стянули резервы: из Петербурга, Москвы, Риги, Харькова, Варшавы… Даже из Сибири и Кавказа прислали охранников: таким образом усилили наружную и охранную полицию. Прибыли отряды городовых, околоточных надзирателей, филеры… Этими совместными силами беспрерывно проверяют квартиры. Не только в центре города: сплошь прочесывают окраины. За всеми прибывающими производят беспрерывное наблюдение. В гостиницах заведен специальных учет, сведения ежедневно сдают в охранное отделение. Так что все на мази!

– Дай-то Б-г, чтобы все гладко обошлось.

– А как же иначе, ведь стянута такая силища!

* * *

Многие судачат о предстоящем визите государя и намеченных маневрах. Замечают все постороннее. Большинство людей такого калибра: теряются между подробностями, деталями, не видят главного звена в цепи жизни.

Кандыба решил все поставить на свои места: он любит, когда всюду установлен порядок, хотя сам в душе анархист. Требовать привык и с других.