Текст книги "Благодатные действия и чудеса в жизни афонского старца Иеронима"

Благодатные действия и чудеса в жизни афонского старца Иеронима
Составитель монах Арсений со Святой Горы

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р18-813-0473

В истории монастырей особую роль играли сильные духовные личности – старцы. Подвижнической жизнью, молитвой освящали они место своего подвига, собирали братство, укрепляли и утверждали его в добродетелях и, отходя ко Господу, становились небесными покровителями родной обители. Такой личностью для Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне был иеросхимонах Иероним (в миру Иван Павлович Соломенцов; 1805–1885).

Без малого полстолетия, последнюю, большую половину жизни прожил отец Иероним в Свято-Пантелеимоновом монастыре. Со времени переселения в эту обитель продолжением его биографии становится сама ее история, а историей обители – его подвижническая жизнь и труды в ней во славу Божию. Он собрал русских иноков в Русском монастыре – «родной древности», отстоял их право на самостоятельное существование на Афоне и указал им верный путь к духовному преуспеянию и благословенному благополучию.

Начиная труды по благоустроению Русского Пантелеимонова монастыря, отец Иероним рассчитывал не на свои силы, а на Божественную помощь. «Бог чудес, прославляющийся оными во святых Своих, благоволил для славы Своей и утешения Православной Церкви Своей, вместе и обители нашей, явить чрез Пресвятую Божию Матерь и святого Пантелеимона многие чудеса, которые были причиною скорого увеличения нашей обители и ее прославления», – вспоминал он впоследствии те годы. И действительно, чудеса и благодатные действия споспешествовали старцу на протяжении всей жизни, подтверждая его избранничество. Приведем здесь многочисленные свидетельства истинности сказанного нами.

В автобиографии отец Иероним писал, что с ранних лет духовное чтение и пение разогревали в нем любовь к Богу.

За прилежание ли к церкви или ради расположения к монашеству благодать Божия часто утешала меня разными просвещениями; некоторые из них были так резки, что на всю жизнь мою остались незабытыми в моей памяти. Однажды, когда было мне около семи лет от рождения и я уже научился пономарить, как теперь помню, я шел со свечою и, по обычаю, стал пред иконою Спасителя, прилежно смотря на лицо Его; в это время пели догматик: «Царь Небесный за человеколюбие на земли явися и с человеки поживе». Эти слова поразили сердце мое страшным удивлением и сладчайшим умилением. Слезы потекли из глаз. Слова эти начали повторяться беспрестанно, волнуя сердце сладким удивлением. Я плакал, ужасался и радовался. Слова повторялись часто и с новыми чувствами удивления и радости. Так продолжалось более двух недель. Потом мало-помалу стало это уменьшаться, но память о сем дивном просвещении осталась на всю жизнь мою[1]1
  Печатается по кн.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима, старца-духовника Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря. М., 2012. С. 9–10.


[Закрыть].

* * *

Отец Макарий[2]2
  Ученик старца Иеронима схиархимандрит Макарий (в миру Михаил Иванович Сушкин; 1820–1889), в 1875–1889 гг. игумен Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне. – Примеч. ред.


[Закрыть] записал такой рассказ, слышанный им лично от старца Иеронима:

Однажды, в годину испытания России болезнию холерою, я ехал из Старого Оскола в Острогожск. Чувствуя в себе припадки холеры, я остановился в селе Репьевка, но на месте я еще более почувствовал болезнь, меня беспрестанно рвало и несло. Не желая беспокоить хозяев дома, ибо и кучер мой (тогда ездили на своих лошадях) всевозможным образом сторонился от меня, уклоняясь в чем-либо мне послужить, я, ходя под навесом дома и чувствуя в себе крайнее ослабление, решился сесть в свою повозку и там ожидать смерти, держа в уме молитву Иисусову, основываясь на изречении Слова Божия: «В чем застану, в том и сужду». Убедившись в этом своем помысле, я уселся, крепко молясь не о том, чтобы избавиться от болезни, но что мною не исполнен данный обет идти в монашество, хотя причины сего и были довольно благословны. Размышляя таким образом, я пришел в какое-то забвение и, глядя открытыми глазами, вижу пред собою боголепную Жену, всю в белом одеянии и покрытую как бы флером; возле Нее, гораздо ниже, как бы до колен, стоит мужчина в голубом светлом одеянии, имевший на себе накинутый сверху плащ. Помысл мне сказал, что это Божия Матерь и святой Иоанн Богослов, и я тотчас пришел в сознание, почувствовав себя совершенно здоровым. Перекрестившись и поблагодарив Господа, я проворно соскочил с повозки и пошел по направлению к жилищу. Возница мой с величайшим удивлением смотрит на меня и следует за мною. Придя в хату, я тотчас спросил кушать и нашел единственно только жидкую молочную кашу (называемую по-малороссийски «кулеш»), чего в то время наиболее опасались. Сверх моего обыкновения я покушал достаточно и совершенно выздоровел.

Событие сие всегда живо представляется в моей памяти с благодарностию к Царице Небесной и святому Иоанну Богослову. Припоминаю и то, что будто бы Царица Небесная, обращаясь к святому Иоанну Богослову, указала перстом Своей правой руки на меня; было ли при сем что произнесено, я не помню[3]3
  Печатается по кн.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 22–23.


[Закрыть].

* * *

О явлении старцу Иерониму апостола и евангелиста Иоанна Богослова сохранился еще один рассказ. Раз, когда отец Иероним, тогда еще Иоанн, вместе со своим единомышленником и другом странствовали по России, почувствовал он страшные, невыносимые боли в желудке. От болей Иоанн не мог продолжать путь и лег при дороге, а его спутник пошел в ближайшее селение, чтобы принести хоть теплой воды.

Возвращается – видит, что Иоанн сидит спокойно. «Что чувствуешь?» – спрашивает спутник. «Пожди, брат, – отвечает тот, – дай мне прийти в себя». Спустя немного времени он поведал сему брату как великую тайну, что видел явственно Иоанна Богослова, которого благоговейно чтил с детства и которому молился об исцелении. Апостол спросил его: «Что с тобою?» Иоанн ответил, что сильно болит желудок. Святой посмотрел на него и сказал: «Теперь ты здрав!» И он почувствовал, что боль мгновенно утихла. И сказал ему Иоанн Богослов: «Проси у меня, еще чего хочешь».

И дерзнул он просить себе дара рассуждения и слова. «И сие дастся тебе», – сказал апостол Христов и стал невидим. И действительно, мудрое слово старца ценилось братией как извещение свыше, и равного ему не было[4]4
  См.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 487.


[Закрыть].

Один из братий вспоминал:

В Троице-Сергиевой лавре жил престарелый игумен отец Иоиль, скончавшийся в 1880-х годах. Он был пострижеником Руссика, в который поступил вместе с отцом Иеронимом в 1840 году, и прожил в нем до 1854 года, когда во время войны[5]5
  Имеется в виду Крымская, или Восточная, война (1853–1856) между Российской империей, с одной стороны, и коалицией в составе Британской, Французской и Османской империй и Сардинского королевства – с другой. – Примеч. ред.


[Закрыть]выехал с Афона и жил в российских монастырях, где и получил сан игумена. Один из иноков Руссика, бывши в Лавре у отца Иоиля, при разговоре с ним об отце Иерониме сказал: «Вот нашему старцу восемь десять лет, а он еще читает без очков, чему все удивляются». Отец Иоиль улыбнулся и говорит: «И будет читать без очков до могилы».

«Почему же так?» – спросил заинтересованный инок. «Ну, уж это тайна, – ответил отец Иоиль, – нельзя сказать». Наконец, после усиленных просьб отец Иоиль рассказал ему следующее с условием никому не говорить до смерти отца Иеронима:

«Когда до поступления в Руссик мы с отцом Иеронимом жили в пустынной келлии[6]6
  На Афоне слово «келлия» («келья», «келия») имеет не только общеупотребительное значение «комната монаха», так же называются жилые и хозяйственные постройки с церковью, где живет один или несколько монахов, которых именуют келлиотами. В первом случае говорят: «жить в келье», «келейный»; во втором: «жить на келлии», «келлиотский». – Примеч. сост.


[Закрыть] и еще несколько учеников его, то исправно каждый день исполняли всё церковное правило, кроме литургии, и отец Иероним, как хороший чтец и певец, много сам читал и пел. Но в одну ночь, вставши к утрене, он внезапно лишился зрения без всякой особенной причины, так что не мог уже ничего читать. Мы все очень опечалились, и сам он тоже скорбел. Не помню, сколько дней это продолжалось, но как-то после повечерия он вышел в окружающий келлию лес, провел там всю ночь, а возвратясь, опять начал по-прежнему читать в церкви правило с большой быстротой. Мы очень удивились и стали вопрошать о причине скорой перемены в состоянии зрения, но отец Иероним умалчивал и не хотел нам ничего сказать, и уже после убедительных просьб, когда мы упали ему в ноги, он решился открыть нам, как тайну, с обязательным для нас условием никому не говорить до того времени, пока он будет в могиле.

– Когда я, – сказал отец Иероним, – ночью в лесу усердно молился ко Господу и Царице Небесной о даровании зрения, вдруг вижу явившуюся мне Владычицу в небесном сиянии. В благоговейном страхе и трепете я упал ниц к ногам Ее и услышал от Нее следующие слова: “Молитвы твои и обещания Господу и Мне приняты, но смотри же, старайся исполнить их во всей точности, а Я исцеляю твое зрение, и до самой кончины твоей будешь читать без очков”. И затем Она стала невидима.

Так вот почему, – заключил отец Иоиль, – читает отец Иероним без очков».

И действительно, отец Иероним до самой смерти без затруднения читал мелкую печать и письмо, никогда не употребляя очков[7]7
  Печатается по кн.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 99–101.


[Закрыть].

Перед поездкой на Афон будущий старец Иероним и друг его Николай Гончаров посетили Воронеж, чтобы поклониться мощам св. Митрофана. Услышав, что живет здесь юродивый, имеющий дар прозорливости, странники решили узнать у него, есть ли воля Божия подвизаться им на Святой Афонской Горе. Когда пришли они к юродивому и спросили его об этом, тот, пристально на них поглядев, сказал: «Идите, мои братия-старооскольцы, идите в Святую Гору Афонскую, идите. Ты, брат мой Николай, придешь туда, немного поживешь, получишь святую схиму и отправишься в невозвратный путь, а ты, брат мой Иоанн, придешь на Афон да свой улей заведешь и будешь рои отпускать. Идите, Бог вас благословит!»

Так и случилось. Прибыли Иоанн и Николай на Афон в сентябре 1836 года. Прожив недолго на келлии, Николай (в схиме Никодим) отошел ко Господу, а Иоанн (бывший тогда монахом Иоанникием) завел свой «улей» – стал духовником Русского Свято-Пантелеимонова монастыря.

В начале сего многотрудного послушания Господь утешил отца Иоанникия одним событием, которое свидетельствовало, что не напрасно трудятся избранники Божии на Святой Горе. Через три года после смерти отца Никодима, по афонскому обычаю, была открыта его могила. Когда вынули и обмыли его кости, они оказались желты и благоуханны.

Сложили их в корзину и, по обычаю, внесли в церковь на всенощное бдение. Был при этом и старец-духовник Арсений и вместе с отцом Иоанникием радовался радостью духовной, видя, что его почившее о Господе чадо сподобилось милости Божией. Во время всенощного бдения благоухание от костей так усилилось, что заглушило собой церковный фимиам, и в самом алтаре ощущалось оно священнослужителями. Тогда отец Иоанникий с зажженной свечой подошел к костям покойника, в корзине среди церкви лежащим, и увидел, что из ушных отверстий черепа текли две струи благоуханного мира, от которого на всю церковь разносилось благоухание. Тогда воскликнул он громко: «Приидите, отцы и братие, посмотрите сию дивную вещь и прославьте Господа, творящего чудеса!» Все бывшие в церкви сошлись посмотреть и, увидев, возрадовались и благодарили Бога, а отец Иоанникий при этом говорил братии: «Вот, отцы святые, из сухой кости истекло миро, и притом не из какого другого места, а из ушей, и это потому, что уши сии не имели сытости в слушании слова Божия и всякого душеспасительного писания. В Бозе почивший отец Никодим был чтец и певец и так любил слушать Священное Писание, что день и ночь готов был его слушать без утомления. Это мне хорошо известно, ибо мы одного города уроженцы и от юности были братьями и друзьями о Господе. Мы оба вместе оставили суетный мир с его прелестями, несколько лет странствовали, вместе пришли на Святую Афонскую Гору и хотели здесь вместе, в одной келлии, и жить, но ученики нас разлучили. Часто случалось, что по целым ночам читал я ему, а он прилежно слушал слово Божие и говорил: “Столько люблю я слушать Божественное Писание, что, если бы кто читал непрестанно, никогда бы не соскучился слушать”. Теперь Господь явно показал нам, сколь полезно нам слушать Божественное Писание. Эти сухие кости, три года лежавшие в земле, источают благоуханное миро, и это потому, что отец Никодим был не только слушатель, но и творец слышанного в Писании, за что вот теперь и сподобился столь явного знамения над ним милости Божией. И мы, ежели будем подражать сему блаженной памяти схимонаху Никодиму, слушать Священное Писание и исполнять его делом, сподобимся с ним вечного блаженства».

Ко времени переселения отца Иоанникия в Русский монастырь обитель эта, перешедшая в XVIII веке к грекам[8]8
  В Свято-Пантелеимонов монастырь (называемый некогда обителью Фессалоникийца) русская братия переселилась из монастыря Ксилургу (место первого поселения русских на Афоне) в 1169 г., при игумене Лаврентии. В XVIII в. по причине частых русско-турецких войн, а также из-за оскудения монашества в самой России в результате Петровских реформ пополнение из России сократилось и Русский Свято-Пантелеимонов монастырь перешел в руки греков. – Примеч. сост.


[Закрыть], находилась в крайней нищете, что вынудило греческих насельников позвать русских, рассеянных по всему Афону, на совместное жительство. Мудрый игумен монастыря Герасим всячески содействовал возвращению русских: он понимал, что такая сильная страна, как Россия, в которой живет много искренне верующих, благочестивых и добросердечных христиан, не оставит без поддержки обитель соплеменников. В октябре 1840 года монах Иоанникий вселяется на всегдашнее жительство в Русский Пантелеимонов монастырь, где вскоре принимает схиму с именем Иероним.

В начале своей деятельности отец Иероним приложил немалые усилия, чтобы установить связи с Россией. Он посылал письменные воззвания к русскому народу о нуждах монастыря, всегда был душой этой переписки, умел ее сделать душеполезной для своих адресатов, чем снискал уважение и любовь к обители. Обращение к соотечественникам нашло полное сочувствие, и из России в Пантелеимонов монастырь потекли пожертвования. Вместе с тем на Афон потянулся поток богомольцев, стало возрастать число русской братии монастыря.

Многие из паломников пленялись душеспасительной беседой и богомудрыми словами отца Иеронима и по возвращении на родину оставались с ним в переписке. Были у старца и такие заочные духовные чада, которые, никогда его не видя, пользовались его письменными советами. Так с течением времени обитель Пантелеимонова всё более и более укреплялась духовно и материально и, можно сказать без преувеличения, стала влиять на духовно-нравственное состояние российских граждан[9]9
  Если судить по тому, как в последнее время с каждым годом всё возрастает поток русских паломников на Афон, как благотворно сказываются на их духовном состоянии такие посещения, то можно предположить, что о. Иероним предвидел необходимость иметь для русского народа «свой приют» на Афоне, о чем он так много позаботился, для возрождения Православия в России в последнее время. – Примеч. сост.


[Закрыть].

Сама Пресвятая Богородица покровительствовала трудам отца Иеронима и не раз являлась и самому старцу, и другим достойным братьям.

Поначалу для пришедших в Пантелеимонову обитель русских монахов одним из трудновыносимых подвигов оказалось вкушение греческой пищи, которую составляли в основном бобы, фасоль и чечевица. Заботливый отец Иероним жалел свою братию, бывших келлиотов, только начинавших привыкать к суровости общежительных уставов, наставлял их и молился о них. И вскоре взволнованные умы были успокоены его рассказом о чудном видении, бывшем одному из братии, более других недовольному трапезой.

Этот брат, приняв от диавола помысл о недовольстве пищей, а вместе с ним и другие помыслы, смутившие его душу, и вовремя не открыв их духовнику, упал духом и предался духовной беспечности. Несколько дней провел он в опасном положении смутившейся души, и вот Сама Царица Небесная пришла ему на помощь. Раз после бурных волнений духа и тревожных дум в тонком сне видит он себя в монастырской трапезной в какой-то торжественный день вместе со всем братством и игуменом. На столах стояла скоромная мясная пища, к которой братия не дотрагивалась, как бы ожидая кого-то. Вдруг дверь распахнулась, и брат увидел вошедшую Царственную Жену вместе с двумя прекрасными девами. С первого взгляда он узнал дивную Посетительницу, осияваемую райским светом, затрепетал от страха и радости. Он не смел тронуться со своего места, как преступник, желая утаиться от светлых взоров Богоблагодатной Девы, посетившей обитель. Духовник в мантии и схиме встал, робко приблизился к Ней, пал Ей в ноги и благоговейно облобызал Ее десницу. Долго и милостиво, по временам с материнской улыбкой что-то вполголоса Она ему говорила, потом обошла всю трапезную, обозревая всех и каждого порознь. В это время духовник суетливо хлопотал о приборах для посетительниц, но одна из девиц, подошедши, громко сказала: «Перестань, пожалуйста, беспокоиться о трапезе, Царица Небесная этого терпеть не может». В ту минуту Царственная Посетительница снова подошла к игуменскому столу, и, пока обозревала оттуда с материнской любовию все братство, другая девица, наклонившись к Ее уху, вполголоса сказала: «Что же Ты, Владычица, утешив всех благодатным Своим посещением, ничего не скажешь в утешение этому Твоему рабу?» При этих словах она перстом своим показала на брата, которому было это видение. Владычица взглянула на него, но гневно и строго, а потом, быстро отвратив от него Свое светлое лицо, молча удалилась из трапезы. Это так поразило сего брата, что он затрепетал от страха и проснулся. Видение свое он передал духовнику.

Происшедшее произвело впечатление на всех иноков, которые, по словам Святогорца, «оставили плотоугодные жалобы на трапезу, довольствуясь тем, что поставят»[10]10
  См.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 113–114.


[Закрыть].

Рассказы о явлениях Божией Матери в Пантелеимоновом монастыре часто связаны с событиями из жизни старца Иеронима. Вот некоторые из них[11]11
  Печатаются по кн.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 209–212.


[Закрыть].

Однажды в Прощеное воскресенье на повечерии в церкви Покровской все подходили прощаться к стоящим в мантиях старцам отцам Иерониму и Макарию. Отец Гликерий увидел тут же впереди стоящую величественную Жену в мантии. А когда спросил после отца Иеронима, тот сказал: «Это наша Игумения», то есть Божия Матерь.

Над игуменской формой [в Пантелеимоновском соборе] стоит икона Божией Матери «Тихвинская», принадлежавшая одному иеромонаху. Однажды по действию вражию он находился в сильном смущении против старца-духовника, противоречил ему и других склонял к тому же, но совесть постоянно твердила ему, что он находится в ошибке и напрасно уклоняется от убеждений старца. Долго скорбел он и, изнемогая под бременем своего искушения, неоднократно припадал пред сей святой иконой.

И вот в одно время после долгой молитвы он услышал глас от Божественного Младенца Господа Иисуса Христа: «Зачем ты противишься старцу? Он тебе желает спасения и муж благ по сердцу Моему». Иеромонах упал пред образом и зарыдал. Проведя всю ночь в молитве и слезах, он на другой день объявил все это старцу и примирился с ним.

В 1863 году в обители нашей греческая братия сделала первое восстание, возмущение против русских[12]12
  который, впрочем, окончился для русских благополучно – монастырь фактически стал управляться русскими. – Примеч. сост.


[Закрыть].

Причина была та, что у русских были свои обычаи: чаепитие, общение с Россией. С 1858 года начали ходить регулярно каждые две недели пароходы Русского общества, почему потребовалось положить у пристани бочку для приставания пароходов. Также греки были недовольны из-за русской пищи и из-за русского чтения в трапезе. К этому возбужденному недовольству греков приехал из Троице-Сергиевой лавры иеромонах, родом грек, человек ученый, к которому и обратились здешние греки со своей жалобой на русских.

Иеромонах этот сразу же стал на сторону недовольных и пошел энергично действовать против отца Иеронима, всячески понося его и возбуждая других против него. И вот, когда он стоял однажды в притворе храма святого Пантелеимона, к нему был глас от иконы Божией Матери, находящейся за первой колонной от входа в притвор с правой стороны: «Оставь свои затеи против Иеронима, он в любви Моей почивает». Глас этот до того поразил его, что иеромонах сей на первом же пароходе уехал домой.

Перед возмущением же от главной иконы святого Пантелеимона, которая в сребропозлащенной ризе в киоте за стеклом находится на колонне, поддерживающей юго-восточную часть главного купола, были видны перуны, доходящие до некоторых из братии, которые потом оказались возмутителями.

Но греки уже весьма взволновались и явно заявили свое неудовольствие игумену Герасиму, который всех недовольных удалил из обители, разместив их по разным здешним монастырям. Таково было благоволение Царицы Небесной к духовнику Иерониму.

* * *

Милостивое материнское участие Божией Матери и благоволение к поселению в ней русских явственно выразились в даровании обители чудотворной Ее иконы, именуемой «Иерусалимская».

Эта святая икона была прислана из России, когда в обители началась постройка корпуса келий для русской братии и русского Покровского собора. Ее прислал иеромонах Нило-Сорской пустыни Никон (в схиме Нил), прославившийся подвижнической жизнью.

Отец Никон в письме от 12 декабря 1852 года объясняет:

Святая эта Владычицы икона писана моим недостоинством около тридцати лет тому назад, когда я был еще иеродиаконом и жил в Кривоезерской пустынной обители (Костромской губернии), где находится чудотворная икона Божией Матери «Иерусалимская», которую сподобился я, недостойный, возобновить. По происходящим доднесь многим чудотворениям от сей иконы я по силе немощи моея со всяким усердием и верою начал писать верную (кроме меры) копию с той чудотворной иконы и помощию Владычицы совершил. При самом освящении тоя было знамение, и некто нечто прорек о ней, что уже ясно и сбылось. Вслед за сим многие совершались благодатные действия.

Когда же по воле Божией я, убогий, переселился в обитель, почти вовсе запустевшую, преподобного Нила, чудотворца Сорского, эта святая икона всюду была неразлучна с моим недостоинством; а во время испытания моего в Иверском монастыре (Новгородской губернии) она была единственное пристанище и успокоение утомляемому волнами скорбей – это пластырь сердцу и душе. Но что много говорить? Видел я силу благодатную, явно пребывающую при этой святой иконе, – глас, сказание, целение болезней, от огня спасение и иная чудеса. Никогда и никаким образом не намерен я был разлучиться по жизнь мою с этим спасительным сокровищем, но Промысл Божий и Пресвятой Его Матери устроил иначе. Веруйте, отцы святые, и не сомневайтеся, что эта святая икона вашей обители дарована от Промысла Божия и благоволением Царицы Небесной, а подробного о сем описания от моей худости не приложите требовать. Но да не оскорблю вас, еще мало о сем нечто скажу.

За два с небольшим месяца пред отправлением иконы в тонком, мнится мне, сне видел я, думаю, Святую Гору Афонскую. Я и другой кто-то, казалось, начали восходить на оную. Другой, бывший при мне, был моим руководителем, ибо он, как говорил, бывал на Святой Горе. И так приближались мы к каменистой, из утесов составленной горе; с каким трудом восходили на нее, описать нет слов! Товарищ мой быстро, с каким-то неимоверным удобством возвышался, а я, с болезнию и трудностию ему следуя, взбирался за ним. Наконец, достигли до какого-то края, и тут мой руководитель стал невидим.

(Я полагаю наверно, что это был мой святой старец – преподобный Нил Сорский, который, как известно из жития его, пребывал на Святой Горе довольное время, и с Афона перенес устав скитский в Россию, и был оного первоначальник в Сорской пустыни.) Тут подвиг и страх: казалось, совсем не было возможности взойти по каменистым утесам; однако я решился идти и как-то скоро очутился на равнине у врат храма.

Радость, смешанная со страхом и благоговением, исполнила мою душу и сердце. Тут я непосредственно узрел, во-первых, близ самого входа сидящую на престоле необыкновенно прекрасную Жену. Она была одета белыми как снег одеждами. Взгляд Ея крайне любезен и умилен. Она, увидя меня, сказала: «Как ты счастливо и скоро сюда взошел!» И тогда же подала мне на лжице что-то белое, как бы млеко, и сказала: «Приими, это тебе нужно – ты утомился». Вкуса приятной сладости сказать не могу. Здесь-то непояснимое и несказанное сказано от Божественной Жены и повелено то, что и учинено (благоволено и велено святую икону послать в Афонский Русский монастырь святого Пантелеимона и прочее сбывшееся).

Тут видел я еще верх Афона: до конца его было уже не очень далеко, но крайне круто и голый камень, и, не зная, что это за верх, спросил находящихся тут монахов, и мне отвечали: «Это верх Афона»[13]13
  Печатается по кн.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 156–158.


[Закрыть].

* * *

Икона эта находится над царскими вратами Покровского собора, откуда для поклонения опускается на широкой ленте. Благодатная сила Божия, присущая этой святой иконе, не раз проявлялась в обители.

Икона Успения Божией Матери была доставлена монахом Иринеем из России на пароходе «Херсонес», открывшем прямое сообщение России с Афоном. В это время отец Иероним ради безмолвия находился на келлии преподобных Печерских и по случаю прибытия на корабле высокоименитых гостей вынужден был возвратиться в монастырь.

Поехал он в монастырь на муле, и во время пути, вероятно от сильного сотрясения при верховой езде под гору, у него случился приступ грыжи в такой степени, что он по приезде в обитель не надеялся прожить более суток, если не уменьшится ужасная боль. Но когда внесли икону и отец Иероним облобызал ее, наступило облегчение, и затем мало-помалу при содействии доктора, явившегося с парохода, с помощию Царицы Небесной грыжа была вправлена, и духовник отец Иероним получил совершенное облегчение, но по слабости лежал целые сутки на спине.

Многие чудеса являл Господь и через святого великомученика и целителя Пантелеимона. Непрестанные молитвы старца к небесному покровителю обители святому великомученику Пантелеимону о своих благодетелях и всех православных людях не оставались неуслышанными. Сохранилось множество свидетельств, направленных в обитель, о чудесных исцелениях безнадежно больных и другой помощи святого угодника Божия, поданной через присланные с Афона его изображения и образки и даже через чтение книг афонского издания. Исцеления происходили и от самих писем старца, проникнутых христианской любовью и искренним участием к страждущим. Вот присланное на Афон из Нижнего Новгорода свидетельство 1852 года одной из благотворительниц, В. А. Бибиковой, после получения письма от старца Иеронима и чудесного исцеления переславшей пожертвование на строительство Покровского храма.

В марте я переводила жития египетских пустынников и дошла до места, где говорится о их прозорливости, и только что подчеркнула это последнее слово, как в эту минуту подают мне письмо, всё проколотое и со штемпелем из Одессы. Я никого не знаю в Одессе, с кем бы могла иметь переписку, а потому получение из этого города письма удивило меня. Развертываю. Вижу в начале изображение святого великомученика Пантелеимона, а в конце письма – подпись на греческом языке начальника монастыря Руссик на Афонской Горе, а на русском – духовника. Всё это удивило меня.

К стыду, должна признаться, что дотоле я ничего не знала о Святой Горе. Читаю и более изумляюсь. Святые отцы пишут, что им известна моя вера к образу Покрова Пресвятой Богородицы, известны и мои телесные страдания, а так как они предприняли сооружение в своей обители храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы, то и просят меня сделать по возможности им пособие, за что Господь воздаст мне и восстановит мое здоровье. По прочтении письма первым моим движением было позвонить, чтобы отнесли меня к иконе Богоматери, но какая-то непостижимая сила заставила меня подняться с кресла, и в то же время я почувствовала, что могу идти без посторонней помощи и что все болезни мои исчезли…

Весь город узнал об этом, ибо я не хотела скрывать дивного события. Многие просили меня принять приношение их для монастыря Руссик, и я на днях имела счастие послать туда эти добровольные жертвы. Уповаю, что со временем Господь поможет мне послать туда и еще[14]14
  Печатается по кн.: Житие, страдания и чудеса святого великомученика и целителя Пантелеимона. М., 1903. С. 63–64.


[Закрыть].

* * *

О благотворности и силе молитв на Святой Горе рассказывает монахиня Симбирского Спасского женского монастыря Досифея.

Виделось мне, что я будто бы где-то на поле с покойным братом моим, князем Чагодаевым, скончавшимся в Самаре в 1861 году внезапною смертию и без напутствия Святых Таин, что было большим прискорбием для всех нас, близких его. И вот мы будто бы идем с ним по чудному местоположению, несколько гористому, по коему встречаются изредка цветущие деревья. Брат был задумчив, и я шла молча возле него, любуясь красотою природы, но не смела нарушить задумчивости брата, который шел с поникшей головою. Пройдя далее, увидела я прекрасное селение, как будто сейчас выстроенное; с одной стороны в конце села стоял высокий деревянный крест, также новый, а с другой стороны был чудной красоты новый дом. Когда мы приблизились к нему, брат с радостным видом сказал мне: «Вот какое богатое село недавно купил я, и этой покупкой очень, очень я обязан жене моей Ташеньке; надобно написать к ней и поблагодарить ее за сделанную милость для меня». Я же сказала ему: «А мне можно, братец, войти в ваш чудный дом и полюбоваться на него?» И он отвечал мне на это: «Можно, можно, пойдем-ка, посмотри, как в нем хорошо». И вдруг очутилась тут же будто бы его жена, княгиня Татьяна Никаноровна, которую брат стал благодарить за всё, что она сделала для него, кланяясь ей до земли. В это время я проснулась с радостным чувством, но не понимала, за какую милость благодарит брат свою жену и что означает это богатое село, купленное им недавно с ее помощию.

В скором времени объяснился для меня этот сон с получением письма от жены покойного брата нашего, Т. Н. Чагодаевой, которая уведомляла нас с сестрою, что ей Господь помог устроить вечное поминовение по брате нашем во Святом Афоне и что она удостоилась получить в благословение крестик и четочки[15]15
  Письмо от 21 декабря 1863 г. // Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 135–136.


[Закрыть].

* * *

О благоволении святого великомученика Пантелеимона к обители и его чудесной помощи рассказывал монах Русского монастыря Емилиан (Рассоленко). Большую часть времени этот брат находился на послушании на своей родине – Кубани – для закупки пшеницы. Имел он благословение приобрести там мельницу для обители. Такая мельница нашлась. Купили и записали на имя его родного брата Михаила Григорьевича. Мельница требовала ремонта, нужно было отправлять хлеб, а денег было мало. К тому же случались недоразумения с местными жителями, подозревавшими, что он участвует в покупке мельницы.

Мне так было прискорбно, – рассказывал отец Емилиан, – хотел было отказаться от этого. Я обратился за помощию к Царице Небесной и святому великомученику Пантелеимону и однажды вечером, отходя ко сну, прочитал два акафиста – Божией Матери и святому Пантелеимону, потом лег спать, по обычаю.

В эту ночь я видел знаменательный сон. Представилось мне, будто я нахожусь на том месте, где устраивается мельница, и осматриваю оное место. Вдруг прибегает ко мне подрядчик – мастер, который подрядился устроить мельницу, – и говорит мне: «Емельян Григорьевич!

Вас просит хозяин к себе и желает повидаться». Я спрашиваю: «Какой хозяин? Мина Феодорович?» Он отвечает: «Нет! А ваш хозяин, Пантелеимон». Я удивился, полагая, что приехал кто-нибудь из числа братии монастыря. Но когда пошел к нему, то увидал святого великомученика, как изображается на иконе, в таком виде: в правой руке держал он крест и пальмовую ветвь, а левую имел сжатую, будто что-то в ней держал. И когда обратился к нему, то близко подступить не мог, так как около него был как бы пламень, и я почувствовал в себе страх и радость.

Тут стал он мне говорить: «Видишь эту славу, в какой я нахожусь? Ты прочитывал мое страдание, как я страдал и получил эту славу, и прочитывай его всегда, и тем будет утешаться твоя скорбь об этом, что на тебя много нападок, и не оставляй этого места, устраивай мельницу, ибо она нужна для новой обители и на это есть Божий Промысл». (О начавшихся тогда хлопотах для устройства Ново-Афонской обители на Кавказе мне еще не было известно.) Тут он разверз свою левую руку и показал 11 золотых и серебра 20 рублей целковыми и объяснил: «Это тебе для уверения; чтобы ты не сомневался, что это не мечтание, а есть истина, ты эти деньги получишь (и сказал место и имя благодетельницы). А когда получишь деньги, отдашь их брату для устройства мельницы». Потом, когда всё мне объяснил, сказал: «Положи три поклона и приложись ко кресту», что я и исполнил. Потом сказал: «Когда бывает тебе скорбь, обращайся всегда ко мне, я всегда готов помочь, и не убойся временной скорби». И стал невидим.