Текст книги "Святитель Игнатий – Богоносец Российский"

Монахиня Игнатия
Святитель Игнатий – Богоносец Российский

По благословению

Святейшего Патриарха

Московского и всея Руси Алексия II

Предисловие

Жизнеописание святителя Игнатия Брянчанинова (1807–1867) было написано монахиней Игнатией в преддверии прославления Святителя на Юбилейном соборе 1988 года; тогда же ею была написана служба Святителю, ныне вошедшая в богослужебный обиход Русской Церкви и неоднократно издававшаяся. Это жизнеописание, однако, не стало официальным житием новопрославленного святого. Сегодня переизданы многие труды и жизнеописания святителя Игнатия, составлены новые жития. И все же нам кажется, что написанное монахиней Игнатией не устарело. Она сама указывает на отличие своего труда от других «биографий»: она пишет о том, «как святость, осияние Святаго Духа Божия печатлелись» в жизни Святителя. Человек и Бог, судьба и Промысл – вот герои ее книги. Что может быть таинственнее и интимнее? Для того чтобы писать об этом, нужно иметь мужество и опыт собственной жизни под водительством Промысла.

Святитель Игнатий монахини Игнатии необычен. В последние годы привычен стал такой его образ: педантичный наставник, строго следящий, чтобы духовная жизнь пасомых пребывала в жестко очерченных рамках. Его духовная трезвость, неприятие экзальтированной духовности стали восприниматься как заслон для всякого вдохновенного порыва. Другим предстает он в труде монахини Игнатии. Здесь он мистик, созерцатель Божественных таин, идущий к Богу своим, глубоко личным путем, и… поэт, обновивший русскую духовную словесность. Из наших писателей он первый, по мнению монахини Игнатии, сделал впечатления от созерцания природы «одним из слагаемых подлинного поиска Живаго Бога», а пейзажные зарисовки – непременными составляющими своих произведений. Эта особенность его писаний оказала влияние на творчество самой монахини Игнатии.

Размышляя о чертах его святости, она – летописец и ревнитель старческого окормления – не боится говорить об особом положении Святителя в русле паисиевой традиции старчества. Писатель, крайне целомудренно говорящий о глубинах духовной жизни, – она подробно останавливается на исключительных Божиих посещениях, которых удостоился Святитель. Исключительность дарований наложила неповторимый отпечаток на его облик, но она же поставила его в один ряд с великими древними и новыми подвижниками. Можно было бы бесконечно приводить параллельные места из их и его творений, но таким комментариям место в авторитетном издании его трудов. Думается, нам еще предстоит открыть святителя Игнатия, и публикация данной работы – первый шаг на этом пути.

* * *

Для второй части этой книги монахиня Игнатия отобрала четыре произведения Святителя. Они написаны в разных жанрах и, с одной стороны, демонстрируют разнообразие его писательского таланта, с другой – в них можно найти подробности его жизни, опущенные в жизнеописании. Наконец, эти произведения знаменуют собой последовательные этапы восхождения христианина к Богу: в начале – призывающее посещение Божие, озаряющее душу грешного, но взыскующего Его человека; затем – покаянный плач человека во время оставления его благодатью; наконец – сознательное обретение благодати по прошествии многого времени и трудов. Тогда подвижник получает дар богословия и толкования своих и Божиих путей, как это делает святитель Игнатий в работе «Слово о человеке». По этому пути прошел и сам Святитель.

Таким образом, отобранные произведения служат творческой, биографической и духовной иллюстрацией к жизнеописанию святителя Игнатия, дополняют его.

Жизнеописание Святителя было опубликовано в журнале «Альфа и Омега» (№№ 3 (25) и 4 (26) за 2000 год). Произведения святителя Игнатия печатаются по собранию сочинений 1905 года, которым пользовалась монахиня Игнатия (неоднократно переиздавалось в последнее время). Исключение составляет незавершенный труд Святителя «Слово о человеке», впервые напечатанный в «Богословских трудах» в 1989 году (Сб. 29. С. 285–320). В творениях святителя Игнатия написания, за исключением некоторых авторских случаев, приближены к современным нормам.

Алексей Беглов

Часть I
Святитель Игнатий – Богоносец Российский

Пролог

Образ святителя Игнатия Брянчанинова привлекает к себе многих исследователей его жизни и творений. Уже в ближайшие годы после блаженной кончины Святителя появляется жизнеописание, в котором его ученики и последователи дают отчетливую характеристику отдельных этапов его жизни и творчества. Жизнеописание это включено в первый том трудов Святителя, изданных в 1905 году[1]1
  См.: Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова // Игнатий Брянчанинов, епископ. Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова: [В 6 т.]. СПб., 1905. 3-е изд., исп. и доп. Т. 1: Аскетические опыты. С. 3–80. – М.И.
  Полный текст этого Жизнеописания, сокращенный тогда по требованиям цензуры, недавно опубликован. См.: Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова. М., 2002. 512 с. – Ред.


[Закрыть].

«В поисках Живаго Бога» – так назван труд иеромонаха Игнатия о жизни преосвященного епископа-подвижника, опубликованный в 1913 году[2]2
  См.: Игнатий (Садковский), иеромонах. В поисках Живаго Бога. М., 1913. 78, II с.


[Закрыть]. Еще раньше, в 1905 году, иеромонах Илиодор (Труфанов) посвящает свое кандидатское сочинение религиозно-нравственным воззрениям святителя Игнатия[3]3
  См.: Илиодор (Труфанов), иеромонах. Религиозно-нравственное мировоззрение святителя Игнатия. СПб., 1905.


[Закрыть], а в 1915 году Леонид Соколов издает большой двухтомный труд, который он именует «Епископ Игнатий Брянчанинов. Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения»[4]4
  См.: Соколов Л. Епископ Игнатий Брянчанинов. Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения: В 2 ч. Киев, 1915. Ч. 1. 417 с.; Ч. 2. 408, VI, 290, [1] с.


[Закрыть].

Образ святителя Игнатия, его особая, отличная от пути многих подвижников жизнь, привлекают к себе и русских писателей, и в своем произведении «Инженеры-бессребреники» Н. С. Лесков дает трактовку этой особой судьбы русского епископа-аскета[5]5
  См.: Лесков Н.С. Инженеры-бессребреники // Полное собрание сочинений: В 12 т. 2-е изд. Т. 2. СПб., 1897. С. 176–242.


[Закрыть]. Кроме того, русские журналы и газеты, начиная с 1867 года (год кончины преосвященного Игнатия) изобилуют статьями и очерками, посвященными личности и трудам Святителя.

Наконец, в 1968 году появляется большое магистерское исследование доцента МДА игумена Марка (Лозинского), охватывающее два тома с приложениями в 6 томах, в котором дается анализ творчества епископа Игнатия под углом трактовки Преосвященным духовной жизни мирянина и монаха[6]6
  См.: Марк (Лозинский), иеромонах. Духовная жизнь мирянина и монаха по творениям и письмам епископа Игнатия Брянчанинова: В 3 ч. [В 2 т.] C приложениями: [В 6 т.]. Загорск, 1968. Машинопись.


[Закрыть].

Знаменательно, что в кратко поименованных трудах, посвященных личности епископа Игнатия, удается отметить самые различные направления в оценке жизни и трудов Святителя. Но в них преобладают не просто житийные характеристики: все бытие Святителя вместе с его творчеством, которое было его жизнью, дается главным образом под углом изложения духовного подвига.

Так, у Лескова епископ Игнатий – инженер, но инженер-бессребреник, праведник. У Леонида Соколова основное – морально-аскетические воззрения Святителя, а у иеромонаха Игнатия весь путь жизни преосвященного Игнатия Брянчанинова обозначен крылатым выражением в поисках Живаго Бога. Наконец, и в большом труде игумена Марка существенным является исследование творчества святителя Игнатия, дающего основное для понимания законов духовной жизни мирянина и монаха.

Все изложенное указывает на то, что жив образ Святителя для современных нам христиан, ищущих свое спасение в Православной Церкви, и что строки произведений незабвенного подвижника – святителя Игнатия Брянчанинова – немеркнущий, живой источник внутренней жизни этих христиан.

* * *

В настоящее время, когда приблизились и исполнились дни прославления Святителя, нам представляется существенным вглядеться в отдельные сроки жизни епископа-подвижника, так же как и в отдельные строки его писаний, с тем, чтобы найти в них свидетельство о том, как святость, осияние Святаго Духа Божия печатлелись в этих сроках и строках.

Вся жизнь Святителя была подвигом. Но это было страдание любви. Любви к Богу. Было это страдание огнем любви к Богу. Сам он сказал об этом в одном из своих писем: «Блаженно сердце, сладостно и нестерпимо страждущее любовью к Богу». Страдание этого блаженного сердца – страдание самого святителя Игнатия. Оно же – и огонь любви, огонь святости, возжженный в его душе с первых лет жизни. Сердце это – сердце нового Богоносца, воссиявшего в земле Русской.

Детство, юность и первые годы монашеского искуса

В исследовании жизни каждого человека помимо изучения внешних факторов имеет значение и выявление внутренних причин формирования личности. В жизни подвижника, идущего путем Христовых заповедей, преимущественную цену имеет поиск внутренних периодов, возникающих и соделывающих его сосудом Живаго Бога. В писаниях самого святителя Игнатия можно найти много указаний на то, как сам он рассматривал свое бытие. В своем «Плаче» он дает трактовку отдельных периодов своей жизни, весьма отличную от оценки ее его многочисленными биографами.

Будущей Святитель происходил из старинного рода российских дворян Бренко. Его рождение и детство, излагаемое жизнеописателями как исключительно славное, самому епископу-подвижнику представляется печальным и достойным плача. «Детство мое было преисполнено скорбей», – пишет Святитель в строках своего «Плача»[7]7
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Плач мой // Сочинения… Т. 1. С. 552–570. – Ред.


[Закрыть]. И дополняет: «Здесь вижу руку Твою, Боже мой!»[8]8
  Там же. С. 555.


[Закрыть]. Именно эту мысль взял игумен Марк (Лозинский) как эпиграф для первой главы своего исчерпывающего обширного произведения, посвященного жизни и творениям Святителя[9]9
  См.: Марк (Лозинский), иеромонах. Духовная жизнь мирянина и монаха… Ч. 1. С. 2 (второй пагинации). – М. И.


[Закрыть].

Епископ Игнатий родился 5 февраля 1807 года в имении родителей – селе Покровском Вологодской губернии и был наречен в святом крещении Димитрием в честь местночтимого угодника Божия преподобного Димитрия Прилуцкого, память которого празднуется Русской Православной Церковью 11 февраля. В семье родителей, светски образованных и достойных людей, Димитрий был старшим из детей и с детства отличался благородством характера, внимательностью и любовью к младшим братьям и сестрам и одновременно сосредоточенностью. Его не увлекали детские игры и шалости, дух его влекся скорее к уединению. Он любил тишину аллей своего парка и особенно лесов, окружавших родной дом. Привлекало его и богослужение, совершаемое в храме их имения.

Воспитание детей было суровым. Отец ставил своей целью дать детям полноценное по тому времени образование с тем, чтобы его сыновья, и особенно его первенец, имели широкие возможности сделать карьеру при дворе императора. Мать во всем подчинялась отцу, поэтому не она становится пристанищем для сына. Выходом для переживаний детской, а потом и отроческой души Димитрия становится молитва, и сам он, созерцая свою жизнь, видит в этом непостижимое действие Промысла Божия. «Я не имел кому открыть моего сердца: начал изливать его пред Богом моим, – пишет Преосвященный, вспоминая детство, – начал читать Евангелие и жития святых Твоих. <…> Мысль, часто парившая к Богу молитвою и чтением, начала мало-помалу приносить мир и спокойствие в душу мою»[10]10
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Плач мой // Сочинения… Т. 1. С. 555.


[Закрыть].

Так строгость воспитания и суровость семьи становятся волею Божиею, святым Его Промыслом поводом для призвания отрока Димитрия к незримой духовной жизни и молитве, становятся условием его избранничества. Молитве и уединению отрока много способствовала тишина окружающей его природы, сени лесов, где находила, осязала себя его юная душа. Димитрий на всю жизнь полюбил природу Божию, лоно любви Божией, и именно здесь, среди молчания леса, формировалось его поэтическое дарование, которое позднее с таким изобилием излилось в строках его произведений.

Рука Божия была на отроке, как сам он пишет об этом, вспоминая свои юные годы, и в результате, по его собственному свидетельству, тишина пришла в его душу. «Когда я был пятнадцатилетним юношею, – продолжает преосвященный Игнатий, – несказанная тишина возвеяла в уме и сердце моем. Но я не понимал ее, я полагал, что это – обыкновенное состояние всех человеков»[11]11
  Там же.


[Закрыть]. Веяние же этой тишины, смеем сказать, было веянием в душе юноши Святаго Духа Божия, действие Которого не смел он себе присвоить.

Чтение Евангелия и житий святых, которые производили на юношу «чудное впечатление»[12]12
  Там же.


[Закрыть], взращивали и укрепляли его дух, почему в душе Димитрия к этому времени складывается твердое убеждение – оставить мир и уйти в монастырь. Впервые об этом он решается откровенно сказать отцу, когда тот везет его в столицу для поступления в Инженерное училище. Однако отец не придает никакого значения словам сына и юный Брянчанинов блистательно сдает вступительные экзамены и первым из 130 человек поступает сразу во второй кондукторский класс Инженерного училища (впоследствии – Николаевской Инженерной академии).

«Таким [с “возвеянием тишины в уме и сердце”.– М.И.] вступил я в военную и вместе ученую службу, – говорит о себе далее святитель Игнатий, – не по своему избранию и желанию. Тогда я не смел, не умел желать ничего: потому что не нашел еще Истины, еще не увидел Ее ясно…»[13]13
  Там же.


[Закрыть]. Тогда, среди усердных в течение двух лет занятий науками, в сердце его возрастает «какая-то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая – по Боге»[14]14
  Там же.


[Закрыть],– пишет он. В своей духовно-поэтической автобиографии, в строках «Плача» так вспоминает Святитель эти годы своего учения в столице: «Вспоминаю: иду по улицам Петербурга в мундире юнкера, и слезы градом льются из очей!..»[15]15
  Там же.


[Закрыть]. Тогда-то молитва просится в душу юноши, и он проводит в молитве частые ночи, как о том свидетельствуют его биографы. Молитва творится у него в душе самодейственно. С вечера, легши в постель, юноша, приподняв от подушки голову, начинал читать молитву и так, не меняя положения, не прекращая молитвы, вставал утром «идти на службу, в классы»[16]16
  Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова // Игнатий Брянчанинов, епископ. Сочинения… Т. 1. С. 14.


[Закрыть].

Все эти проявления пробуждающейся духовной жизни, которая началась и оформилась уже в отрочестве Святителя, как думают о том некоторые его биографы, есть признак подлинной жажды Живаго Бога[17]17
  См.: Игнатий (Садковский), иеромонах. В поисках Живаго Бога. С. 8.


[Закрыть]. В этих же слезах и в этой целонощной молитве юного подвижника есть и знак избранничества Божия, есть проявление воли Божией, идущей навстречу ищущей юной душе, есть ее избрание, есть печать святости.

Юный Брянчанинов обращается к различным отраслям наук, которые изучает, но они не дают ему должного ответа. Он отвращается от религиозных течений, которые развиты в это время в столице, но не имеют своего основания в учении Церкви, – и продолжает опять усердно молиться. В своей слезной постоянной молитве юноша обретает мысль: «изучить веру в источниках – в писаниях святых Отцов»[18]18
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Плач мой // Сочинения… Т. 1. С. 559–560.


[Закрыть]. И когда находится эта возможность, душа юного подвижника узнает покой. Эту мысль – искать спасения в писаниях святых угодников Божиих – святитель Игнатий уже позднее, в зрелые годы своей жизни называет «звездою путеводительницею»[19]19
  Там же. С. 561.


[Закрыть]. Последовательно он излагает здесь свои вдохновенные мысли о писаниях святых Отцов Православной Церкви. Среди высоких, часто возвышенных строк Святителя, кажется, нигде не удается найти более проникновенных, духовных и одновременно торжественно-радостных выражений, как в словах его о святоотеческих писаниях. И прежде всего душу его пленяет согласие их учения – «согласие чудное, величественное»[20]20
  Там же. С. 560.


[Закрыть].

«Когда в осеннюю, ясную ночь, – восклицает святитель Игнатий в духовной автобиографии, – гляжу на чистое небо, усеянное бесчисленными звездами, столь различных размеров, испускающими единый свет, тогда говорю себе: таковы писания Отцов. Когда в летний день гляжу на обширное море, покрытое множеством различных судов с их распущенными парусами, подобными белым лебединым крылам, судов, бегущих под одним ветром, к одной цели, к одной пристани, тогда говорю себе: таковы писания Отцов. Когда слышу стройный многочисленный хор, в котором различные голоса в изящной гармонии поют единую песнь Божественную, тогда говорю себе: таковы писания Отцов»[21]21
  Там же.


[Закрыть].

В те же дни юный офицер Брянчанинов находит себе друга – соученика Михаила Чихачева, вместе с которым начинают они воплощать в жизнь свои юные поиски духовного пути, вместе усердно ходят в храм, исповедуются и причащаются. Здесь их подстерегает скорбь, так как духовник не понимает стремлений юношей в их борьбе с грешными помыслами. В результате пережитого молодой Брянчанинов серьезно заболевает, после чего, по свидетельству своего друга Чихачева, уже никогда не бывает вполне здоров.

Хождение к инокам Валаамского подворья и Александро-Невской Лавры дается духовным друзьям также с большим трудом и скорбями, почему в 1826 году Димитрий Александрович тяжело заболевает чахоткой и приговаривается к смерти лечащими его знаменитыми врачами. Но Господь хранит Своего избранника: юноша поправляется; позднее у него обнаруживается туберкулез лимфатических узлов, который остается на всю жизнь.

Оканчивая училище, молодой инженер Брянчанинов стремится только к тому, что ему представляется единственно желанным – уйти в монастырь, но принужден еще некоторое время работать в Динабургской крепости по возведению укреплений. Часто болеющий здесь, он, наконец, получает отставку, – и сразу же, без достаточных средств, будучи все время нездоровым, едет к старцу Леониду[22]22
  Имеется в виду иеромонах Леонид, в схиме – Лев (Наголкин; 1768–1841), – духовный внук преподобного Паисия Величковского, основатель старчества в Оптиной пустыни, наставник многих светильников Русской Церкви (например, преподобного Амвросия Оптинского). Причислен к лику святых Русской Православной Церкви для общецерковного почитания в лике преподобных в 2000 г. – А.Б.


[Закрыть] в Александро-Свирский монастырь. Это происходит зимой 1827 года, когда юному подвижнику исполнился только 21 год.

Молодой инженер вступает в монастырь, по своему собственному признанию, «без порыва, без горячности, как невольник, увлекаемый непреодолимым сердечным чувством, каким-то непостижимым и неизъяснимым призванием»[23]23
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Плач мой // Сочинения… Т. 1. С. 563.


[Закрыть]. Димитрий Александрович был предварительно знаком с миром духовной братии Валаамского подворья и Александро-Невской Лавры и уже знал в этом мире многое, почему «по вступлении в монастырь, не нашел ничего нового, неожиданного»[24]24
  Там же. С. 562.


[Закрыть]. Здесь опять юный подвижник вспоминает свою звезду-руководительницу, мысль благую, которая, по его же слову, освещала «многотрудный и многоскорбный, тесный, невидимый путь ума и сердца к Богу»[25]25
  Там же. С. 561.


[Закрыть] то было основное, найденное с великими страданиями и молитвами еще в инженерном училище, и сейчас монастырь – только путь, чтобы приблизиться, пойти вслед за своей путеводной звездой. А потому, по его признанию: «Вступил я в монастырь, как кидается изумленный, закрыв глаза и отложив размышление, в огонь или пучину – как кидается воин, увлекаемый сердцем, в сечу кровавую, на явную смерть»[26]26
  Там же. С. 563.


[Закрыть].

В этих признаниях инокующей души Димитрия опять видим ту основную идею, которая позволяет узнать в судьбе его явную, действующую волю Божию. Здесь – избрание Божие, непререкаемое никакими доводами рассудка, здесь он – воин Господень, здесь он – «изумленный», как бы потерявший разум обычного человека и уже обретающий разум Христов.

Вся жизнь в монастыре преподобного Александра Свирского и позднее странствование по монастырям были воистину тем, чем они представлялись воину Христову вначале: огнем и пучиной, сечей кровавой и смертью ветхого человека. Молодой послушник ревностно и разумно исполняет свои послушания в монастыре, сначала в поварне, а потом в трапезной; имеет живое общение в откровении своих помыслов со старцем иеросхимонахом Леонидом (Львом); находится в подчинении у своего бывшего дворового; холодной осенью достает из глубоких вод озера запутавшийся невод; с любовью служит он братии при трапезе.

Однако монастырь оказывается многолюдным, желаемого уединения душа послушника Димитрия не находит и от своего старца при его большой занятости людьми не всегда получает он искомое разрешение душевных вопрошаний и сомнений. Старец старается утешить скорбящую душу юного искателя древней полноты монашества, поручает ему написать житие своего старца схимонаха Феодора, что послушник Димитрий со временем и исполняет. В Александро-Свирском монастыре начинается та духовно-литературная деятельность будущего Святителя, то его служение слову, которое он почитал дороже самой жизни.

В нашей духовной литературе впервые появляется описание природы, впечатления от которой становятся одним из слагаемых подлинного поиска Живаго Бога и одновременно составляют непреходящую красоту писаний преосвященного Игнатия. Прежняя, усвоенная еще в детстве любовь к природе Божией нашла здесь воплощение – в сердце страждующего инока. «Пред окнами моей келлии, – пишет он в бытность свою зимой 1828 года в монастыре преподобного Александра Свирского, – стояло древо, разоблаченное морозами, как скелет, разоблаченный смертию. Уединение изощряет чувства, изощряет мысль; круг действия их расширяется. <…> Обнаженное древо служило для меня утешением: оно утешало меня надеждою обновления души моей.

Гласом моим, гласом ума моего, гласом сердца моего, гласом тела моего болезнующего, гласом немощей моих, гласом падений моих воззвах (Пс. 141, 2) : Господи, услыши молитву мою (Пс. 142, 1) , вонми молению моему (Пс. 141, 7), которое воссылаю Тебе из среды браней, потрясающих ум мой и сердце, из среды болезней, томящих и расслабляющих тело мое, из среды множества немощей, объемлющих все существование мое, из среды бесчисленных падений, которыми преисполнена жизнь моя»[27]27
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Древо зимой пред окнами келлии // Сочинения… Т. 1. С. 181.


[Закрыть].

Эта и подобная исповедь Святителя в слове и составит его путь и жизнь, его особое, отличное от других шествие к Богу; она же соделается и основой возникновения[28]28
  Авторское словоупотребление монахини Игнатии. Ср. церковнославян . возникнути «подняться, встать, разогнуться; оторваться от чего-либо», сопоставимое с восклонитися: «Возникни от земли, душе моя» (Канон покаянный «Ныне приступих…», песнь 3, на «Славу…»); «…душе… возникни, зовущи…» (Утреня Великого Вторника, икос). – А.Б.


[Закрыть] к жизни духовной, подлинной, сокровенной в Боге, для всех читателей его книг и последователей его учения.

Среди различных скорбей новоначального послушника, так подробно изъясненных им выше в его первом литературном опыте, Господь не оставлял избранника Своего и духовными утешениями. Святитель свидетельствовал, что при исполнении им его иноческих послушаний испытывал подлинную помощь Божию и особое духовное движение с полным забвением своего я. Игумен Марк в своем труде о епископе Игнатии приводит данные из его неизвестного ранее жития, где говорится о том, как, прислуживая братии на трапезе и поставив пищу на стол, послушник Димитрий был объят неизъяснимым духовным утешением, которое продолжалось до двадцати дней. От этого «молитвенного действия» раб Божий почти не мог устоять на ногах[29]29
  См.: Марк (Лозинский), иеромонах. Духовная жизнь мирянина и монаха… Ч. 1. С. 68–69.


[Закрыть].

Так печатлелся путь подвижника Божия: среди скорбей и непрестающих телесных немощей Господь воздвизал голос Свой, поддерживал и руководил душу, возжелавшую Единого. Путь этот был ознаменован откровением Божией благодати среди скорбей. Так завершалось для послушника Димитрия его пребывание в Александро-Свирском монастыре, откуда вместе со старцем Леонидом он переместился в Площанскую пустынь Орловской губернии в начале 1829 года. Тогда же приехал в пустынь и его друг Михаил Чихачев, получив освобождение от работы, и молодые послушники вдвоем жили в уединенной келлии, стоящей в монастырском саду. Здесь послушник Димитрий написал житие духовного отца старца Леонида, схимонаха Феодора, а также свое размышление о воскресении мертвых в статье «Сад во время зимы»[30]30
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Сад во время зимы // Сочинения… Т. 1. С. 179–180.


[Закрыть].

В Площанской пустыни многолюдство опять обременяло душу искателя древнего отеческого благочестия. Опять послушник Димитрий томился душою и болел телесно. В один из подобных дней, когда Михаил Чихачев ушел к утрени в 2 часа ночи, а Димитрий остался по болезни дома, в «тонкой и самой малой дремоте виделся ему светлый крест» и был голос с Креста, поручающий послушнику Димитрию друга его Михаила, а также дано было объяснение надписи на Кресте – «искреннее отречение от мира и всего земного»[31]31
  Там же. С. 75.


[Закрыть]. Это видение дало болеющему послушнику крепость телесную и особенно духовную твердость и силу. Господь уже не первый раз подкреплял Своего избранника откровениями премирными. Последнее было одним из сильнейших; оно наполнило душу Димитрия «необыкновенною силою разума духовного»[32]32
  Там же.


[Закрыть]. Иеромонах Леонид, выслушав рассказ послушника Димитрия о видении, дал ему возможность идти особым путем, поселиться с другом отдельно от других и ходить на исповедь к монастырскому духовнику.

Последний факт некоторые биографы святителя Игнатия замалчивают. Но другие, как, например, игумен Марк, объясняют это освобождение старцем Леонидом юного послушника от руководства тем, что старец принял это видение как знак того, что тот находится под особым водительством Божиим[33]33
  Примечательно, что в своем слове на вечере, приуроченном к 175-летию со дня рождения святителя Игнатия, Святейший Патриарх Пимен признает епископа Игнатия учеником и последователем старца схиархимандрита Паисия Величковского как приобщавшегося к опыту оптинского старчества через старца иеромонаха Леонида. Во всей последующей деятельности святителя Игнатия русский Первоиерарх видит решение благородной задачи «возрождения духовной жизни русского монашества», подобно тому как об этом болела и душа великого старца Паисия. Творческое наследие и вся жизнь епископа Игнатия, по слову Святейшего Патриарха Пимена, «посвящены самому главному вопросу христианской жизни – стяжанию подлинной духовности». См. Слово Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена на академическом вечере 14 декабря 1982 года // Журнал Московской Патриархии. 1983. № 4. С. 17.


[Закрыть]. Доказательством того, что старец Леонид узнал в своем послушнике особое водительство Божие, могут служить слова этого послушника в его произведении «Сад во время зимы», написанном в Площанской пустыни. «…Ежегодно повторяет природа, – пишет он в этом произведении, – пред глазами всего человечества учение о воскресении мертвых, живописуя его преобразовательным, таинственным действием!»[34]34
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Сад во время зимы // Сочинения… Т. 1. С. 180.


[Закрыть]. «Гляжу на обнаженные сучья дерев, – пишет он, – и они с убедительностию говорят мне своим таинственным языком: “мы оживем, покроемся листьями, заблагоухаем, украсимся цветами и плодами: неужели же не оживут сухие кости человеческие во время весны своей?”»[35]35
  Там же. С. 179.


[Закрыть].

Такое глубокое духовное мудрование имел послушник Димитрий, едва достигнув возраста 22 лет. Еще отчетливее его духовное состояние отражается в добавлении к указанной статье, данном игуменом Марком в 1-м томе его Приложений. «Еще, еще несколько слов о воскресении мертвых!.. – восклицает будущий Святитель в этом дополнении. – Есть книга, отверзающаяся для человека в его сердце, там, там суждено ему Богом слышать высочайшее учение… И так Дух есть книга того сердца, в которое Он вселится». Относя к словам «некоторого подвижника» все изложенное выше, юный послушник продолжает: «Однажды, стоя в храме и углубляясь в молитву, он [подвижник] ощутил особенное обильное ее действие; все тело и кровь его возрадовались о Боге Живе и погрузились в неизреченное наслаждение. Тогда получил он опытное знание о воскресении мертвых и будущем блаженстве тела человеческого… Если тело наше в сей жизни может не только избавиться от действия страстей, но и сделаться причастником духовных наслаждений благодати, то имея в себе семя жизни вечной, не может не ожить и не взойти с душою в Небесное Царствие!»[36]36
  Цит. по: Марк (Лозинский), иеромонах. Духовная жизнь мирянина и монаха… Приложения. Т. 1. Неизданное добавление к статье «Сад во время зимы». С. 49. Курсив в цитате наш. – М.И.


[Закрыть].

Совершенно очевидно, что преосвященный Игнатий не издал это дополнение к своей статье, оставив его в своих рукописях, по своему глубокому смирению. Очевидно также, что опыт, описанный в этом добавлении, принадлежит несомненно самому Святителю: более подробно и глубоко невозможно было бы описать это событие, если бы оно не было личным. Очевидно, наконец, что будущий Святитель еще в свои юные годы пережил такой глубокий опыт посещения Божия, что смог это выразить в слове, отмеченном нами выше: Дух есть книга того сердца, в которое Он вселится. – Книга, которая не имеет предела и конца.

В свете изложенного становятся понятными те по существу невыносимые телесные и духовные страдания, которым подвергнется позднее подвижник Божий, испытавший великое откровение и сподобившийся видения Светлого Креста Христова. Он со своим другом изгоняется из Площанской пустыни вслед за старцем Леонидом, после чего начинается длительный период тяжелых телесных страданий, странствований по монастырям, возвращения в болезни под кров родительского дома и опять – болезней и трудов в других монашеских обителях.

Вероятно, именно к этому периоду странствий и страданий относятся слова святителя Игнатия, изображенные им в его «Плаче» уже тогда, когда он достиг зрелого возраста. «Инок должен при свете Евангелия вступить в борьбу с самим собою…» – утверждает Святитель и продолжает – «Чтоб окрепли и возмужали в иноке евангельские свойства, нужны непременно скорби и искушения. Кротость его должна быть испытана; смирение его должно быть испытано; терпение и вера – испытаны. Должно быть испытано – дороже ли ему Евангелие, слова и заповеди Христовы… дороже ли они преимуществ, удобств и обычаев мира, дороже ли самой жизни? Таким сначала представляется вступление в искушения; но без них невозможно научиться прощению всех обид, любви к врагам, зрению во всем Промысла Божия… Если же внутренний человек не будет образован всеми заповедями, то он не может соделаться жилищем Святаго Духа»[37]37
  Игнатий Брянчанинов, епископ. Плач мой // Сочинения… Т. 1. С. 564–565.


[Закрыть].

Из Площанской пустыни духовные друзья, послушники Димитрий и Михаил, не имея средств, на собранные братией рубли направились в Белобережскую пустынь, оттуда в Свенский монастырь, где имели беседу с иеромонахом Афанасием, учеником старца Паисия Величковского, после чего направились в Оптину обитель, где уже обосновался старец Леонид со своими близкими духовными братиями. Жизнь в Оптиной была очень прискорбной; духовные друзья тяжело болели сильной лихорадкой, сначала Димитрий, а потом и Михаил; ухаживая друг за другом, они падали тут же на свой одр. В это время, по случаю болезни матери и узнав о болезни сына, отец Димитрия Александр Семенович Брянчанинов прислал экипаж, чтобы перевезти болящих друзей в Покровское. Послушник Михаил был так слаб, что был перенесен в повозку на руках.

Друзья понемногу оправились от болезни, но уже в конце зимы в феврале 1830 года направились в Кириллово-Новоезерский монастырь, так как жизнь под кровом родительским была трудной для послушников. Монастырь, расположенный на острове, был красив, но его сырой климат быстро уложил в постель болезненного послушника Димитрия; тяжелая лихорадка три месяца мучила молодого ревнителя благочестия. Позднее от рецидива бывшей у него ранее лихорадки свалился и послушник Михаил. Родители опять предложили больным подвижникам транспорт и приглашение приехать в Покровское. Послушнику Димитрию было необходимо переменить климат. Он покинул обитель, но на этот раз не вернулся под кров отчего дома, а остановился в городе Вологде у родственников. Здоровье его здесь понемногу поправлялось.

Виделся уже и конец душевных и духовных страданий Димитрия Александровича, исполнялось три года его скитаний по монастырям с возвращением по болезни в родной дом. Сам он пишет об этом в строках своего «Плача»: «Вскоре по вступлении моем в монастырь полились на меня скорби, как вода очистительная. То были и внутренние брани, и нашествия болезней, и угнетение нуждою, и потрясения от собственных неведения, неопытности, неблагоразумия; скорби от человеков были умеренные»[38]38
  Там же. С. 567.


[Закрыть]. Следует отметить, что духовные друзья, послушники Димитрий и Михаил за годы их странствий стремились попасть в те монастыри, которые были связаны с именами старцев иеромонаха Леонида и схимника Феодора, а также посетили старца Афанасия – всех тех, кто был соединен с великим преобразователем монашеской жизни преподобным старцем Паисием Величковским.

В Вологде Господь коснулся сердца епископа Вологодского, преосвященного Стефана. Владыка понял состояние души молодого болезненного послушника. Зная его еще с детства, поняв его стремления, сей Ангел Христовой Церкви принял в нем самое живое участие. После того, как послушник Димитрий немного оправился от приступа лихорадки, Владыка определил его послушником в Семигородскую Успенскую пустынь. Здоровый климат обители, духовное знакомство и беседы с иеромонахом Софонией, который помнил послушника Димитрия еще по Петербургу в бытность его студентом Инженерного училища, способствовали тому, что странник-инок оправился, окреп и продолжил свои литературные труды. Здесь, по аналогии с плачем пророка Иеремии над Иерусалимом, им написан «Плач инока»[39]39
  См.: Игнатий Брянчанинов, епископ. Плач инока о брате его, впадшем в искушение греховное // Сочинения… Т. 5: Приношение современному монашеству. С. 387–464.– Ред.


[Закрыть],– обширное произведение.

«Один я в келлии, заперты двери; густым занавесом завешено окно, – так начинает во введении свой “Плач” инок Димитрий, – скромная лампада в углу келлии теплится пред святыми иконами, разливает по келлии слабый, томный свет. Не нужно мне освещения более яркого: оставил я все занятия. Сижу на одре в недоумении, в безотчетливом молчании. <…> не входите, не входите ко мне! Не нарушайте моего безмолвия!.. Необходимо мне одиночество: способен я к одному плачу. Чем больше объемлет меня плач, тем больше жажду его, тем больше вдаюсь в него. <…>