Текст книги "Цацики идет в школу"

Мони Нильсон-Брэнстрем
ЦАЦИКИ ИДЕТ В ШКОЛУ

Победа в читательском голосовании в Московской городской детской библиотеке им. А.П. Гайдара, 2010

Рекомендации

Об авторе

Шведская писательница Мони Нильсон-Брэнстрем родилась в 1955 году в Стокгольме. Известность ей принесла серия книг про мальчика Цацики и его самую лучшую на свете Мамашу, которая играет на бас-гитаре, умеет ходить на руках и изображать Умирающего лебедя. Эти книжки переведены на 20 языков, а еще в Швеции по ним сняли несколько фильмов, которые знают и любят все дети Европы.

УМИРАЮЩИЙ ЛЕБЕДЬ

– Не будь ты моей мамой, я бы решил, что ты ведьма, – сказал Цацики и подергал Мамашу за огненно-рыжую шевелюру.

– Откуда ты знаешь, может, я и есть ведьма… – Мамаша скорчила свою самую страшную гримасу и зловеще расхохоталась, а потом, склонившись над Цацики, стала щекотать его волосами, пока он не запросил пощады.

– Сдаюсь! – завопил Цацики. – Ты не ведьма!

Нет, конечно, Мамаша никакая не ведьма, но, вообще, от нее можно ждать чего угодно. Она не похожа ни на какую другую маму в мире. Она – лучшая на свете – так, во всяком случае, считал Цацики.

Она умеет стоять на руках и одновременно шевелить пальцами ног. А еще стоять на цыпочках и одновременно шевелить ушами – это круче всего, но тогда ей приходится надевать розовые пуанты.

Когда Мамаша надевает розовые пуанты и старую «лебединую пачку», Цацики наряжается охотником, и они играют в «умирающего лебедя». Вообще-то, это такой балет, который танцуют в Оперном театре. Цацики видел его три раза, но считал, что у них с Мамашей выходит гораздо лучше.

Мамаша лебедем проплывала по квартире, вертясь и подпрыгивая. Цацики лежал, притаившись в засаде, и, когда Мамаша проплывала мимо, выскакивал из укрытия. Начиналась охота. Они проносились по столам и диванам, проползали под кроватями и перелетали через буфет, забегали в репетиционную комнату, по веревочной лестнице забирались в домик под потолком и съезжали вниз по лиане. Погоня длилась бесконечно. Не так-то просто взять на мушку лебедя, который прыгает, кружится и уворачивается.

В конце концов Цацики удавалось подстрелить лебедя, танец заканчивался и только лебединые уши печально подрагивали. Усталые и взмокшие, Цацики и Мамаша хохотали до слез. Оставалось только одно. Поцелуй.

Дело в том, что настоящий поцелуй может воскресить умирающего лебедя. И в их игре лебедь всегда воскресал, потому что Цацики и Мамаша очень любили друг друга. Цацики целовал Мамашу, и – о чудо! – она оживала и мчалась на кухню, чтобы приготовить холодный морс с кусочками льда. А с тех пор как у них поселился Йоран, к соку прибавились горячие булочки – любимое блюдо каждого уважающего себя охотника. Мамаша предпочитала сырое тесто, и поэтому Йоран пек булочки, когда ее не было дома.

Мамаша и Цацики начали сдавать комнату, потому что их квартира была слишком большая. Она досталась им по наследству, когда умерла прабабушка.

– Кто ее застрелил? – спросил тогда Цацики.

Давным-давно Цацики думал, что люди умирают только от рук ковбоев или убийц. Теперь-то он стал умнее. Как же ему повезло, что у него такая молодая мама! И как хорошо, что у него когда-то была прабабушка, благодаря которой они живут в такой большой квартире, где есть даже репетиционная комната и домик под потолком. И где нашлось место для Йорана.

Йоран – самый лучший квартирант из всех, какие у них были, думал Цацики. И не только потому, что он печет вкусные булки. Йоран – военный, поэтому он очень сильный. Как-то раз Цацики вместе с ним побывал в крепости Ваксхольм. Там ему разрешили пострелять из настоящей винтовки. Холостыми, конечно, но все равно гремело так, что уши закладывало. Потом Цацики катался на военном катере. А это совсем не то, что дедушкина плоскодонка.

Короче, Йоран – отличный парень, считал Цацики. Да и Мамаша думала так же, хотя вообще недолюбливала военных. А зря, не соглашался с ней Цацики, военные – крутые, у них суперская форма и оружие.

Иногда Цацики даже подумывал о том, не стать ли ему солдатом, хотя раньше он всегда хотел быть ловцом каракатиц, как его папа, который жил на острове в Греции. Цацики никогда не видел своего отца, только слышал о нем от матери.

Мамаша говорила, что Цацики – дитя любви. Дитя любви – это ребенок, который пришел в мир благодаря безумной, пьянящей любви. Когда мама рассказывала о том, как познакомилась с папой, Ловцом Каракатиц, и об их бурной любви (а мама очень любила об этом рассказывать), Цацики представлял себе шипучие витаминки со вкусом апельсина. Целый стакан бурлящей оранжевой жидкости. А вообще он не особенно часто думал об отце, ведь тот жил далеко в Греции.

Иногда приятели спрашивали его, не странно ли иметь отца, которого никогда не видел. Но Цацики так не считал. Он ведь привык. У него есть Мамаша, и бабушка, и прабабушка, которая умерла, и друзья Мамаши, и собственные товарищи, а еще Йоран. Мне хватает, думал Цацики-Цацики Юхансон.

ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ ДНЯ ДО ОСЕННИХ КАНИКУЛ

Сегодня Мамаша и Цацики оделись как обычно. Мамаша натянула черные лосины, черную футболку и черную кожаную жилетку. Цацики надел свои лучшие джинсы – без дырок на коленках – и клетчатую рубашку.

Однако все остальное было необычно. Цацики нервно извивался на полу в прихожей. Раньше он никогда не нервничал. И слава богу, потому что нервничать оказалось ой как неприятно. К тому же, живот ужасно болел и урчал.

– О-о! – громко стонал Цацики. – А-а! О-о!

– Что, живот свело? – спросила Мамаша и села рядом с ним. Она приложила ухо к его животу и внимательно прислушалась.

– Слышишь что-нибудь? – спросил Цацики.

– Да, звук такой, будто ты проглотил целую кастрюлю горячего лопающегося попкорна. А может, это лев рычит? Только спрашивается, что он делает в твоем животе?

– Что ты выдумываешь! – возмутился Цацики. – Мне, между прочим, не до шуток.

– Извини, – сказала Мамаша. – Я знаю, это ужасное чувство.

– Хорошо тебе, ты никогда не нервничаешь, – захныкал Цацики.

– Я не нервничаю? Знаешь, как я волнуюсь каждый раз, когда устраиваюсь на новую работу или выхожу на сцену?

– Бедная ты, бедная, – пожалел ее Цацики.

Мамаша действительно очень часто меняла работу. Она работала и в школах, и в детских садах, и в больницах. Правда, будь ее воля, она бы все время посвятила своей музыкальной группе «Мамашины мятежники». Она играла на бас-гитаре и пела. Мамаша хотела стать лучшей бас-гитаристкой в мире.

Теперь ее мечта почти сбылась, потому что «Мамашины мятежники» заключили контракт на выпуск диска. Это значило, что как только у них наберется достаточно песен, они запишут диск, и тогда Мамаша станет богатой и известной на весь мир. Так, во всяком случае, она утверждала.

Цацики считал, что лучше бы мама вообще не работала. Когда они оставались вдвоем дома, они веселились вовсю. Но теперь об этом можно спокойно забыть, ведь Цацики уже никогда не будет свободным человеком. От детского сада еще можно было отлынивать. Но школу прогуливать нельзя, это он точно знал.

Цацики тяжело вздохнул.

– Выше нос, – сказала Мамаша и надела на него новые кроссовки «на воздушной подушке».

Кроссовки назывались так потому, что внутри подошв был воздух, чтобы они лучше пружинили при ходьбе. Подарила их бабушка, а уж выбирать подарки она умела лучше всех. Но на этот раз ее обманули. Цацики изучил кроссовки вдоль и поперек, даже немного надрезал подошвы, но никаких подушек там и в помине не было.

– Да какая разница, лучшие-то деньки позади. Теперь будут только школа и уроки, – сокрушался Цацики. – А еще придется рано ложиться спать. Самое позднее в восемь.

Рано ложиться – для Цацики это было самое страшное.

– И кто тебе все это сказал? – поинтересовалась Мамаша.

– Улле, – ответил Цацики. – А уж он-то знает наверняка, он уже два года ходит в школу.

– А Улле не забыл рассказать, что бывают выходные и каникулы – пасхальные, рождественские, летние, осенние, а еще Первое мая, и Вознесение, и…

– Спортивные каникулы! – закричал Цацики, и в его глазах появилась надежда. О каникулах он и правда забыл. – Найди, пожалуйста, календарь, – попросил он, – посчитаем, сколько еще дней до осенних каникул.

До осенних каникул осталось целых пятьдесят три дня, если не считать выходных. Пятьдесят три дня в школе!

Цацики вздохнул и большим крестом перечеркнул сегодняшний день.

– Теперь осталось пятьдесят два.

– Да, – сказала Мамаша и улыбнулась, – но прежде чем считать, мы должны сходить в школу.

– Ладно, пошли, – ответил Цацики, уже думая про завтрашний день, когда можно будет поставить в календаре еще один крестик. Тогда до осенних каникул останется всего пятьдесят один день.

ЖЕНЩИНА-ОБЕЗЬЯНА

Учительницу звали Ильва. Она сказала, что ее можно называть по имени или просто «фрёкен». Цацики решил для себя, что будет говорить «фрёкен». Ему не нужна была какая-то Ильва, он ждал встречи именно с фрёкен – ведь в шведских школах именно так называют учительниц. Да и на вид она была самая настоящая фрёкен. Кудрявая и в блузке.

– Мария Грюнваль?

– Я, – пропищала светловолосая девочка и подняла руку.

Надо же, какая симпатичная, подумал Цацики.

– Пер Хаммар?

Пер Хаммар оказался соседом Цацики по парте. Он был аккуратно причесан и при галстуке.

«Бумм», – ударился нос о парту. Пер Хаммар так нервничал, что забыл встать, прежде чем поклониться. Из носа потекла кровь – прямо на белую рубашку.

– О господи, Пер! – мама Пера густо покраснела.

Учительница схватила салфетки и, прежде чем возобновить перекличку, долго вытирала Перу лицо, а потом парту. Пер Хаммар с затычками в носу так и светился от удовольствия. Этот мальчик очень заинтересовал Цацики.

– Тобиас Фредриксон?

Но Цацики больше не слушал. Он завороженно глядел на полные ноги учительницы. Они были такие волосатые, что волосы торчали сквозь прозрачные нейлоновые чулки.

При виде нейлоновых чулок Цацики всегда передергивало от ужаса, и поэтому он запретил Мамаше носить их. Но такого жуткого зрелища, как волосатые чулки, Цацики еще никогда не видел. Он задрожал так, что весь покрылся мурашками.

Бедная фрёкен, неужели она не знает, что девушки бреют ноги (во всяком случае, так делает Мамаша)? А может, учительница не настоящая? Может, это переодетая женщина-обезьяна с другой планеты, где все ходят в волосатых нейлоновых чулках?

А вдруг волосатые чулки – это последний писк моды там, на ее планете?

А вдруг она прилетела в школу на космической ракете?!

Впрочем, возможно, что учительница – женщина-Тарзан и появилась из диких джунглей. Тогда она могла бы научить Цацики каким-нибудь новым трюкам на лиане.

Цацики незаметно сполз со стула. Пер Хаммар наблюдал за ним с нескрываемым любопытством, однако кроме него никто не видел, как Цацики подкрался к учительнице. Его так и тянуло потрогать ее за ногу. Когда Цацики был маленький, он не пропускал ни одной ноги в нейлоновых чулках. И хотя он давно уже перестал щипать незнакомых тетенек за ноги, сегодня он просто не мог удержаться – ему во что бы то ни стало надо было пощупать эти странные нейлоновые чулки.

Всматриваясь в лица первоклассников, фрёкен продолжала перекличку.

– Виктор Хенрик… Ай!

Она явно не ожидала, что кто-то будет хватать ее за ноги, иначе с чего бы ей так кричать?

– Успокойтесь, фрёкен. Это всего лишь я.

Учительница ошарашенно уставилась на него. Цацики подумал, что лучше ему вернуться на свое место. Его больше не трясло.

Дети в классе выли от смеха, да и родители тоже; правда, они прятались друг у друга за спинами, чтобы никто не увидел, как они хохочут. Не смеялась только учительница, да еще Цацики, ну и, конечно, Мамаша, ведь она и раньше наблюдала подобные сцены.

Успокоившись, учительница попыталась продолжить перекличку.

– Цацики-Цацики Юхансон?

– Это я, – сказал Цацики. – Хотя вполне достаточно одного Цацики.

– Я запомню, – учительница черкнула что-то в зеленой записной книжке. – Но цацики – это разве не греческое блюдо?

– Просто Мамаша любит это блюдо больше всего на свете, вот она меня так и назвала. А двойное имя потому, что меня она любит вдвое больше.

– Вот это да, – удивилась учительница. – Только знаешь, Цацики, в школе нельзя говорить «мамаша».

– Нельзя? – удивленно переспросил Цацики. – Почему?

– Это не очень хорошее слово. Так говорят дети, которые не любят своих мам.

– Вы, наверное, шутите, – ответил Цацики, – я очень люблю свою маму. К тому же, она сама себя так называет.

– Да, называю, – подтвердила Мамаша, которая стояла у стены поодаль вместе с другими родителями. – Я считаю, что «мамаша» – это самое прекрасное слово на свете.

Хорошо, что Мамаша нисколько не стеснялась говорить на публике, ведь теперь на нее уставились и взрослые, и дети.

– Что вы имеете в виду? – возмутилась одна остроносая мама, злобно поблескивая очками. – Я даже представить себе не могу, что Маркус будет называть меня мамашей. Это неуважительно по отношению к матери!

– Да ладно! – ответила Мамаша. – Все зависит от того, как это произносить. Когда родился Цацики, от счастья я чуть ли не потеряла дар речи и все повторяла: «Подумать только, я – мамаша!» Нет ничего прекраснее, чем быть мамашей, во всяком случае, мамашей Цацики.

– Мама, а можно я тоже буду говорить «мамаша»? – возбужденно воскликнул Пер Хаммар.

– Об этом мы поговорим дома, – выкрутилась его мама, и на верхней губе у нее выступили крупные капли пота.

– Ну хорошо, – сказала фрёкен, – продолжим нашу перекличку. – Фредрик Хенриксон, Ким Нильсон, Микаэла Сундберг, Юанна…

Но Цацики уже не слушал ее. Ему срочно надо было спросить у Пера Хаммара, не кажется ли ему, что учительница – женщина-обезьяна.

Пер Хаммар охотно с ним согласился. А подумав немного, полностью в этом уверился.

– А может, выдрессируем ее, – прошептал он, – и продадим в цирк?

– Можно, – ответил Цацики, – правда, тогда мы останемся без учительницы.

Цацики уже изменил свое мнение о школе. Тут оказалось гораздо лучше, чем рассказывал Улле. Но ведь у Улле не было такой необыкновенной учительницы и такого прекрасного соседа по парте.

– А давай не будем ее продавать, давай устроим за ней слежку, – предложил Цацики. – Вдруг нам удастся найти ее космический корабль?

– Точно! – радостно согласился Пер Хаммар.

СЛЕДОПЫТЫ

Учительница вышла из школы. На ней было коричневое пальто, а в руке она держала большую сумку. Прищурившись, она взглянула на солнце и быстро пересекла школьный двор. Если бы она оглянулась, она бы увидела Цацики и Пера Хаммара, которые вылезли из кустов и, крадучись, последовали за ней.

Вообще-то, они должны были быть на продленке. Группа продленного дня почему-то называлась «Следопыты», и сегодня Цацики и Пер решили оправдать ее название: когда за ними пришли воспитатели, мальчики заявили, что сегодня на продленке не остаются и что их заберет Мамаша. Только она об этом, конечно, и не догадывалась!

Пер Хаммар надел «шпионские» темные очки, а Цацики прихватил с собой лазерную указку – кто знает, вдруг корабль, на котором прилетела фрёкен, строго охраняется или их ждут другие непредвиденные трудности.

Правда, как вскоре оказалось, труднее всего было не потерять фрёкен из виду, потому что передвигалась она очень быстро. Да еще переходила улицу на красный свет! Цацики и Пер Хаммар не могли поверить своим глазам. Они были так возмущены, что чуть не закричали ей вслед. Ведь только сегодня они в классе говорили о том, как важно соблюдать правила дорожного движения. Фрёкен сказала, что переходить улицу на красный свет – это все равно, что добровольно броситься под машину, а сама взяла и пошла на красный!

Пока Цацики и Пер, прыгая от нетерпения, дожидались зеленого сигнала светофора, учительница скрылась за углом.

– Наверное, она дальтоник, – предположил Пер Хаммар.

– А может, женщины-обезьяны – вроде Супермена, и им ничего не стоит остановить мчащиеся машины.

Скоро они снова ее увидели. Фрёкен любовалась дамским нижним бельем, выставленным в витрине магазина, а потом открыла дверь и скрылась внутри.

– Что будем делать? – спросил Пер Хаммар.

– Ждать, – ответил Цацики.

Они ждали и ждали, но учительница не появлялась.

– Входим, – решил Цацики. – Она могла улизнуть через черный ход.

Когда они зашли в магазин, на двери зазвенел колокольчик. Цацики никогда здесь раньше не был. Все вокруг было увешано трусами, лифчиками и нейлоновыми чулками! Цацики чуть не умер от ужаса. Чтобы не упасть, он вцепился в Пера Хаммара.

Пер Хаммар же почти ничего не видел в своих шпионских очках и тут же врезался в стойку с красными бюстгальтерами. Они попадали на пол и обвились вокруг него, будто красные змеи.

– Помогите! – закричал Пер Хаммар. – Лифчики нападают!

Он неистово замахал руками и чуть не опрокинул еще и стойку с трусами. Одна пара опустилась прямо ему на голову.

– Классная панамка! – Цацики захохотал так, что чуть не описался.

– Вам помочь, молодые люди? – спросила их какая-то тетенька с красными губами и натянутой улыбкой. Она сняла с Пера Хаммара «панамку» и повесила ее на место.

– Спасибо, – пропищал Цацики. – Мы просто хотели присмотреть что-нибудь элегантное.

– Вот как? – удивилась тетенька. – Сомневаюсь, юноши, что здесь найдется что-то для вас.

Цацики удивленно уставился на продавщицу.

Неужели она действительно думает, что они хотят купить себе женское белье? Подумать только, вдруг она заявится в школу и всем расскажет, что Цацики и Пер Хаммар наряжаются в женскую одежду? Позор какой. Тогда им придется эмигрировать в Австралию и провести остаток жизни среди кенгуру.

– Не для себя, конечно, – пояснил Цацики. – Для Мамаши.

– А, понимаю, – ответила продавщица. – Только будьте поосторожнее, пожалуйста.

Но тут из примерочной, которая находилась в глубине магазина, вышла учительница. Она остановилась у кассы, чтобы оплатить свою покупку. Цацики и Пер Хаммар подкрались поближе. Спрятавшись за стойкой с купальниками, они осторожно наблюдали за ней.

Вдруг учительница обернулась.

– Цацики, Пер! Что вы тут делаете?

– Мы-мы-мы… – заикаясь, пробормотал Пер Хаммар, и лицо его расплылось в глупейшей улыбке.

– Мы… мы… мы хотим купить колготки для Мамаши, – промямлил Цацики.

– Да? Неужели у нее день рождения? – полюбопытствовала фрёкен.

– Да, – соврал Цацики.

Фрёкен немедленно вызвалась помочь Цацики. Какой трогательный мальчик! Такого она еще никогда не видела – чтобы семилетний малыш покупал колготки для своей мамы!

– Что ж, тогда пойдем!

Цацики и Пер Хаммар осторожно подошли к прилавку, где красногубая продавщица уже приготовила для них несколько пар колготок.

– Какого цвета ты хочешь? Черного?

– Нет, такие у нее уже есть. Может, зеленого? – пропищал Цацики.

Продавщица выложила на прилавок пару скользких зеленых колготок.

– Что-то вроде этого?

Цацики вздрогнул и помотал головой.

– Немного позеленее, – пропищал он. – А ты как думаешь, Пер?

Пер ничего не думал, он только хихикал.

– Может быть, эти? – продавщица достала блестящие колготки ядовито-зеленого цвета и натянула их на руку. – Отличное качество. Пощупайте, – сказала она.

Дотронуться до них было все равно, что погладить ядовитую кобру.

– Они кусаются? – испугался Цацики.

– Кусаются? – недоуменно переспросила продавщица.

– Ну да, колготки в смысле.

– Но, Цацики, милый, колготки не кусаются, – сказала фрёкен. – Что за глупости?

Продавщица показывала им все новые и новые колготки: красные, голубые, в крапинку и пятнистые, как шкура леопарда. Со швом и без пяток. Плотные и прозрачные. Но Цацики только качал головой, а Пер Хаммар все хихикал.

Продавщица и учительница уже начали терять терпение. Они ведь не знали, что у Цацики нет денег. Он был обречен стоять здесь и мотать головой, пока магазин не закроется.

– А волосатых колготок у вас нет? – вдруг спросил Пер Хаммар.

Цацики радостно закивал.

– Волосатых? Таких не бывает, насколько я знаю.

– Бывают-бывают, в далеком космосе и у женщин-Тарзанов. У фрёкен такие.

– Да вы что! – удивилась фрёкен и посмотрела на свои ноги. Она даже приподняла подол своего платья.

Продавщица с ледяной улыбкой перегнулась через прилавок. Учительница уже не улыбалась. Она надрывалась от хохота.

– Волосатые колготки существуют, – заявила она. – Но они продаются в магазине для обезьян.

Учительница заплатила за свою покупку, и они вместе вышли на улицу.

– Но фрёкен, выходит, мы были правы, – довольно сказал Цацики. – Вы – женщина-Тарзан?

– Конечно, – ответила фрёкен и пристально посмотрела на свои ноги. – Может, мне их побрить?

– Нет, – сказал Цацики, – вам так идет.

– Значит, у вас нет космической ракеты? – разочарованно спросил Пер Хаммар.

– Нет, – ответила фрёкен. – Космической ракеты у меня нет.

Потом фрёкен пригласила мальчиков в кондитерскую «Телинс». Цацики и Пер рассказали, как следили за ней, чтобы узнать, где она паркует свой космический корабль.

– Но разве вам можно вот так одним гулять по улицам?

– Что за вопрос! – воскликнул Пер Хаммар. – Конечно, нельзя. Нам ведь всего семь лет! Нам пришлось обмануть воспитателей.

Тут фрёкен не на шутку рассердилась и сказала, что обманывать воспитателей ни в коем случае нельзя и что она сама отведет мальчиков обратно.

– Только не говорите моей мамаше, – начал было Пер Хаммар, но вовремя осекся, заметив недовольный взгляд фрёкен: – То есть маме. Она очень расстроится…

– Хорошо, но с одним условием, – сказала фрёкен. – Обещайте, что такое больше никогда не повторится.

– Обещаем, – сказал Пер Хаммар. – Нам ведь больше не надо за вами следить.

Цацики откусил кусочек булки. И вдруг засмеялся.

– Почему ты смеешься? – удивилась фрёкен.

– Ну… просто я ужасно рад, что я не девчонка и мне не надо носить леопардовые колготки!