Текст книги "Миллион поцелуев в твоей жизни"

Так вот из-за чего столько шумихи. Представить только, что было бы, если бы оргазм мне доставил кто-то другой. Например, Крю?

Зажмурившись, я воображаю, как он лежит со мной в этой постели, находит мои губы своими, а его пальцы творят волшебство между моих ног.

– О боже, – произношу я шепотом, уставившись в потолок невидящим взглядом.

Возможно, нет ничего плохого в том, чтобы хотеть такого парня, как Крю. Может, я имею право влюбиться, ходить на свидания, целоваться с парнем часы напролет и позволять ему трогать меня, как пожелает. Что в этом плохого?

Ничего. Совсем ничего. Как сказал Крю, мы просто обычные подростки с бушующими гормонами, которые жаждут удовольствия.

Я бы никогда так не сказала, но он по-своему прав.

Оглядев комнату, я понимаю, что еще не удовлетворена. Не насытилась. Даже ощущаю легкое раздражение. Я хочу снова испытать это чувство.

Хочу всего.

С Крю.

Глава 15

Рен

Я выхожу из машины и морщусь, когда морозный воздух обжигает щеки. На улице необычайно холодно, хотя в небе ярко светит солнце, и оделась я, пожалуй, не по погоде. Я разглаживаю ладонями облегающую кожаную юбку, которую мама купила мне несколько месяцев назад и которую я сразу же засунула подальше в шкаф. Я никогда не носила ничего подобного, поэтому не понимаю, что навело маму на мысль, будто я ее надену.

Но сегодня утром я проснулась, преисполнившись новой решимости. Я буду расширять рамки. Делать что-то новое и непривычное. Пока не знаю, что именно, но стремление к независимости точно входит в этот список. А потому на мне кожаная юбка, которая на самом деле ничего не открывает, но все равно выглядит дерзко, как и кашемировый свитер бежевого цвета с высоким воротом, подчеркивающий размер моей груди. При обычных обстоятельствах я бы постеснялась надеть такой наряд, потому что не хочу привлекать к себе внимание.

Но в сегодняшнем утре – как и во мне самой сегодня – ничто не кажется обычным.

Вчера вечером я пропустила ужин и закрылась в своей спальне. Открыла ноутбук и стала искать порносайты, оглядываясь вокруг, будто ожидала увидеть, что кто-то подсматривает, как я занимаюсь чем-то столь запретным. А потом посмотрела двадцатиминутный ролик, в котором пара занималась всем, чем только можно и в самых разных позах.

Это шокировало. И бесспорно, возбуждало. А когда я смотрела, как мужчина делает женщине куннилингус, повсюду касаясь ее губами, языком и пальцами, а она, схватив его за волосы, прижимает ближе, то не выдержала и снова стала мастурбировать. При этом все время представляя, как кто-то проделывает все это со мной.

Кое-кто со светло-голубыми глазами и порочной улыбкой, наблюдавший, как я едва ли не умоляю его сделать это. После чего он наклонился и провел языком по клитору.

Господи, я не в своем уме. Серьезно. Почему я фантазирую о нем?

Он же ужасен.

– Позвоните или пришлите сообщение, когда вас можно будет забрать, мисс. – Водитель протягивает мне свою визитку. – Я подъеду, когда вы будете готовы.

– Спасибо. – Я с улыбкой беру карточку, глядя, как он закрывает дверь. – Очень признательна.

Я направляюсь к входу и захожу в галерею. Меня встречает дружелюбная ассистентка, которая на вид всего на несколько лет старше меня. Чем дольше она меня рассматривает, тем сильнее ее глаза загораются любопытством.

– Здравствуйте. Добро пожаловать. Могу я взять ваше пальто?

– Доброе утро, – отвечаю я, позволяя ей помочь мне снять пальто бежевого цвета. – Спасибо.

Она всматривается в мое лицо и хмурит изящные брови.

– А вы, случаем, не дочь Сесилии Бомон?

Ну конечно, она меня узнала. Моя мама хорошо известна в определенных кругах в мире искусства, особенно на Манхэттене.

– Да, это я.

– О, для меня большая часть познакомиться с вами, – не смолкает она. – Я Кристин.

– Здравствуйте, Кристин. – Я пожимаю протянутую руку. – Я Рен.

– Ваша мать присоединится к вам этим утром? – с надеждой спрашивает Кристин.

– Увы, нет. У нее другие планы. – Я ее даже не приглашала. Не виделась с ней с тех пор, как приехала вчера домой, хотя знаю, что она была где-то дома.

На лице Кристин отражается явное разочарование.

– Очень жаль. Но я рада, что вы здесь. Вы поклонница творчества Ханны?

Ханна Уолш – художница, чьи работы выставлены в галерее. Последняя коллекция ее работ во многом основывается на творчестве Пикассо, но она привнесла свой собственный стиль. Ее работы выглядят свежо, но в то же время знакомо, с легким намеком на женственность.

– Да, – отвечаю я, оглядывая узкую галерею. Этим утром посетителей немного, но я пришла рано – сразу после открытия. – Очень надеюсь что-нибудь приобрести.

Кристин улыбается.

– Чудесно. Ханна уже продала несколько картин, но еще есть из чего выбрать.

– Очень жаль, что я не смогла попасть на открытие, но в будни я учусь, поэтому не получилось, – признаюсь я.

– О, открытие прошло с большим успехом. Сыграло и то, что художница пришла с красавчиком-женихом, а он профессиональный футболист. Он ужасно ей гордится. – Кристин улыбается. – Они прелестно смотрелись вместе.

– Не сомневаюсь, – тихо говорю я, прекрасно зная биографию Ханны. Каково было бы иметь на своей стороне такого успешного, красивого мужчину, который поддерживает тебя и твою карьеру? О нем много пишут, но меньше, чем о Ханне, и она кажется мне очень интересной.

Думаю, именно поэтому меня привлекают ее работы.

– Хотите, чтобы я провела вас по выставке, или предпочитаете осмотреть ее самостоятельно?

– Если не возражаете, я пройдусь одна. Но обязательно вас позову, если что-то понадобится, – отвечаю я с легкой улыбкой.

– Хорошо. Отлично. – Я уже готова уйти, когда она вдруг продолжает: – Не могу не отметить, как сильно восхищаюсь вашей матерью и всем, что она сделала для мира искусства. Она так щедра, так проницательна. Вам очень повезло, что вы многому у нее научились.

Я часто это слышу, но очень редко кто-то упоминает и обо мне.

Выпрямляюсь в полный рост, преисполнившись гордости.

– Спасибо. Я передам ей ваши слова, – говорю я и ухожу.

Сказанное Кристин не выходит у меня из головы, когда я останавливаюсь перед первой картиной и смотрю на нее невидящим взглядом. Мне совсем не кажется, что я чему-то научилась у своей матери. То есть, должно быть, кое-что все же усвоила, но скорее потому, что наблюдала за ней и тем, что она делает, а вовсе не потому, что она уделяла время, чтобы обучить меня искусству и коллекционированию. Всему, что знаю, я научилась сама, только папа время от времени встревал со своим мнением.

Он тоже собирает предметы искусства, но истинный коллекционер – мама. Папа за все платит, но именно она выбирает почти все работы, которые у них есть. Они дополняют друг друга на протяжении всего брака, хотя в последнее время кажется, что у них не все гладко. Будто они потеряли интерес друг к другу.

И ко мне.

Прогнав мысли, я брожу по галерее и останавливаюсь перед каждой работой, рассматривая ее критическим взглядом. Все они великолепны. Художница использует смелые мазки и сочные краски. Яркие образы, которые не оставляют простора воображению. На картинах в основном изображены люди. Женщины. Мужчины. А еще питомцы. Представлен один городской пейзаж, однако он уже продан, вероятно, потому что это единственная картина, выполненная в таком стиле.

Я завидую тому, кто ее купил.

А еще снова и снова возвращаюсь к одной картине. На фоне насыщенного темно-зеленого цвета изображена женщина, сидящая на полу, а неподалеку от нее лежит кошка. Женщина протягивает к ней руку, которая выглядит неестественно короткой, а кошка смотрит прямо на меня, в то время как женщина не сводит с нее глаз.

Образ, запечатленный на картине, лишает спокойствия, и я каждый раз ухожу.

А потом вдруг снова оказываюсь перед ней.

– Думаю, эта нравится тебе больше всех, – произносит знакомый мужской голос.

Я замираю, дыхание перехватывает, и, медленно обернувшись, я вижу…

Передо мной стоит Крю Ланкастер, приковав взгляд к висящей перед нами картине.

Зачем он здесь? Как узнал? Откуда пришел? Я даже не заметила, как он вошел в галерею. Видимо, слишком увлеченно рассматривала каждую картину.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я с придыханием.

– Услышал, что до конца года в Трайбеке проходит выставка. Решил заглянуть. – Крю прячет руки в карманах и смотрит на меня. – Ты тоже на нее пришла?

Мне хочется его ударить. Или обнять. Кажется, словно я его выдумала. Это вообще по-настоящему?

– Вообще-то да.

Можно подумать, он не знает.

– Забавное совпадение. – Крю снова сосредотачивается на картине, молча изучает ее, а потом подходит к табличке с информацией, висящей возле нее. – Хм-м. Интересно. Эта называется «Две киски».

– Нет. – Я подхожу к картине, проталкиваясь мимо него, чтобы прочесть название картины…

«Две киски».

Крю посмеивается, когда я поворачиваюсь к нему лицом, на котором, несомненно, отразился шок.

– Поверить не могу, что она так называется.

– А я могу. Разве искусство не должно будоражить?

Я гляжу на него в неверии. А еще не могу поверить, что он здесь. Стоит передо мной. Он так хорошо выглядит в джинсах и черном пиджаке поверх темно-серого свитера. На ногах найки, на голове – шапочка, которую он снимает и прячет в карман, оставив волосы торчать во все стороны.

Меня так и манит их пригладить. Провести по ним пальцами. Узнать, такие ли они мягкие на ощупь, какими кажутся на вид.

– Почему ты решил, что мне нравится эта картина? – интересуюсь я.

– Потому что ты постоянно к ней возвращаешься.

– И давно ты здесь?

– Достаточно, чтобы увидеть, как ты уже делала это трижды. – Крю делает шаг ближе и понижает голос. – Купи ее, Пташка. Ты же знаешь, что хочешь.

От его слов закипает кровь, и я, повернувшись к нему спиной, снова смотрю на картину.

– Больше всего мне нравится зеленый цвет. Такой насыщенный.

– Зеленый – твой любимый цвет?

Я чувствую, как он подходит ближе, как меня пронизывает тепло его тела. Держу себя в руках, чтобы не прикоснуться к нему, хотя мне очень этого хочется.

– Нет. Мне нравится розовый. Или красный. – Я колеблюсь, а потом спрашиваю: – А какой у тебя любимый цвет?

– Зеленый. – Он наклоняется, приближаясь губами к моему уху, совсем как в моих вчерашних фантазиях. – Как цвет твоих глаз.

Ноги дрожат, и я, встав прямее, опускаю голову в попытке совладать с дыханием. Что он пытается сказать?

Чего хочет добиться?

– Так ты собираешься ее покупать? – Крю так близко, что его дыхание касается моего уха. Шеи. Подняв голову, я встречаю его напряженный взгляд, и чем дольше мы смотрим друг на друга, тем сильнее пересыхает во рту. – Покупай. Чутье подсказывает тебе, что она та самая.

Я поджимаю губы из страха, что ляпну какую-нибудь глупость, например, о том, что мое чутье вдруг подсказало, что это он – тот самый.

Но я молча проглатываю слова, которые норовят сорваться с языка.

– Давай еще пройдемся по галерее, – предлагаю я. – Хочу убедиться, что хочу именно эту картину.

– Ты никогда не совершаешь импульсивных поступков, Пташка? – Его тон мягок. Едва ли не соблазнителен.

– Нет. Не особо.

– Попробуй как-нибудь.

– Зачем?

– Необдуманные поступки порой раскрепощают.

Я не знаю, каково быть раскрепощенной. Чувствовать себя свободной. Мне это неведомо. Мне говорят, что, где и когда я должна делать. Всю жизнь меня полностью контролируют.

– Искусство дарит мне чувство свободы, – говорю я.

Крю склоняет голову.

– Как это?

– Трудно объяснить. – Я вновь смотрю на картину. – Глядя на нее, я чувствую, что могла бы стать другим человеком. Например, может, я девушка, которая лежит на полу и хочет, чтобы ее кошка подошла поближе и дала себя погладить.

Крю посмеивается.

– Думаешь, такое послание пыталась донести художница?

– Не знаю, что она пыталась донести, но вижу я именно это. Досаду. Она просто хочет быть любимой. Разве не этого мы все хотим? – Я поглядываю на него.

Он не произносит ни слова, но выражение его лица говорит о многом.

– Мы все по-разному воспринимаем искусство, – продолжаю я. – В этом его прелесть. Оно не однобоко, а многогранно. Заключает в себе миллион идей, мыслей и образов.

Крю пристально смотрит на меня оценивающим взглядом, а когда заговаривает, его голос звучит низко и хрипло.

– Мне нравится твоя страсть к искусству. И к красоте.

Я гляжу на него, удивленная его комплиментом.

– А мне нравится все красивое.

– Мне тоже. – Крю внимательно рассматривает меня, словно впервые видит по-настоящему. – Кстати, о красоте. Симпатичный наряд.

Я даже не возражаю, когда он задерживает взгляд на моей груди.

– Спасибо.

– Обычно ты такое не носишь.

Я вздергиваю подбородок.

– Ты видел меня только в школьной форме.

– Верно.

– Но сегодня я пробую что-то новенькое.

– Мне нравится. – Он слегка улыбается. – Купи картину.

Я отвечаю не раздумывая:

– Хорошо.

Крю улыбается шире.

– А когда купишь, можем вместе пообедать.

– Ты хочешь пообедать со мной? – Я хмурюсь. Если мы это сделаем – если я пойду с ним, то между нами все изменится.

Это может изменить всю мою жизнь.

– Да. А ты со мной?

Я медленно киваю, а сердце бешено колотится в груди.

– Да, – отвечаю я еле слышно.

– Как вам выставка, мисс Бомон?

Ассистентка галереи разрушает чары, и мы с Крю оборачиваемся к Кристин, которая с улыбкой стоит перед нами.

– Она чудесна, – отвечаю я. – Мне трудно решить, какую работу выбрать.

– О, значит, вы точно что-то купите? Мне не терпится узнать, на чем же вы остановитесь.

– Она подумывает насчет этой, – Крю указывает на картину, перед которой мы стоим.

Кристин смеется.

– Поразительная работа во всем: от выбора цвета до названия. Думаю, этой выставкой художница хотела немного шокировать публику.

– Дело в цвете, – говорю я, вновь глянув на картину. Понимаю, что Крю внимательно на меня смотрит. Так пристально, что становится немного не по себе. – Мне нравится зеленый.

– Очень красиво, – мечтательно произносит Кристин, тоже глядя на полотно. Вижу по ее глазам, что она тоже хотела бы им обладать. Ими всеми. Поэтому она здесь и работает. Скорее всего, изучает историю искусств и хочет окружить себя искусством, которое откликается в ее душе. Красивыми предметами, которые вызывают чувство, словно вот-вот лопнешь.

Мне оно знакомо.

– Я возьму ее, – решаю я и по лицу Крю понимаю, что он одобряет мой выбор.

– Прекрасно. Пойду выставлю счет на продажу, – говорит Кристин, а затем уходит в переднюю часть здания.

– Отличный выбор, – замечает Крю, когда она уходит.

– Спасибо. Мне правда нравится. – Я смотрю на картину – на мою картину, – и в груди щемит все сильнее. – Вот только не знаю, где ее повесить.

– У себя дома?

– Наверное. Не хочу, чтобы она была в родительской коллекции. Она принадлежит мне. – Я снова встречаюсь с Крю взглядом. – Только мне.

Глава 16

Рен

Когда я завершаю покупку и мы собираемся уходить, Кристин приносит мое пальто. Крю, забрав его, помогает мне одеться, а затем собирает мои волосы и пальцами касается шеи, когда вытаскивает их из-под воротника. Не прекращая перебирать ими пряди, он гладит меня по волосам, и, взглянув на него, я вдруг не в силах отвести глаз от его напряженного взгляда.

– Чтобы не запутались, – тихо говорит он, и я киваю, не в состоянии подобрать слов.

Поэтому молчу, погрузившись в мысли. Осознавая, что это не плод моих фантазий, как прошлой ночью. Крю правда здесь, стоит передо мной и внимательно на меня смотрит. Так же внимательно, как я на него.

Чувствует ли он притяжение между нами? «Химию»? Или все это невзаимно? А я просто глупая девчонка, влюбившаяся в парня, который не проявляет к ней никакого интереса? Он просто потакает мне? Играет со мной?

Крю приехал на выставку, чтобы найти меня. У его появления нет иных причин, кроме желания увидеться со мной.

Со мной.

Он сопровождает меня из галереи на улицу, опустив руку мне на поясницу. Смотрит в обе стороны, а потом берет за руку и ведет через дорогу к черному «мерседесу», который ждет у обочины. С водительской стороны выходит мужчина в черном костюме и приятно улыбается.

– Вы нашли свою гостью, мистер Ланкастер.

– Нашел, – отвечает Крю. – Рен, это Питер.

– Приятно познакомиться, – говорю я Питеру, пожилому мужчине с сединой в темных волосах и с теплыми карими глазами.

– Мисс. – Питер кивает мне, а затем открывает перед нами заднюю дверь. Я сажусь первой, Крю забирается следом за мной, и дверь захлопывается, оставляя нас в полной тишине. Слышно только тихое урчание двигателя и мое учащенное сердцебиение.

– Где хочешь пообедать? – тихо спрашивает Крю.

Меня пробирают мурашки.

– Не знаю. – Я пожимаю плечом, желудок вдруг урчит.

Не помню, когда ела в последний раз.

– Есть хочешь?

Взгляд, которым он смотрит на мои губы, вынуждает меня ответить:

– Умираю с голоду.

– Я тоже. – Крю расплывается в ленивой улыбке.

И я.

Быстро посмотрев варианты в телефонах, мы выбираем ресторан неподалеку от галереи, в котором подают завтраки и ланчи.

Фасад ресторана «Две руки» выкрашен в яркий жизнерадостный голубой цвет, и когда мы входим внутрь, меня пленяет легкий воздушный дизайн интерьера. Всюду белое и светлое дерево, беленые кирпичные стены, а с потолка свисают две огромные люстры из металлической проволоки.

Хостес провожает нас к единственному свободному месту – тесному столику на двоих возле окна с видом на улицу. Когда мы усаживаемся, Крю задевает меня коленями, и я вся краснею.

– Какой у тебя рост? – спрашиваю я, как только официантка уходит, оставив нам меню. Крю хмурится.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ох. Просто ты… э-э… толкнул меня ногой.

– Извини.

– Ничего страшного, – отмахиваюсь я, а щеки горят, что попросту глупо. – У тебя длинные ноги.

– Мой рост метр девяносто.

Я знала, что он высокий. Мой – всего метр шестьдесят восемь.

– Ланкастеры все высокие, – продолжает он. – Преимущественно светловолосые. Голубоглазые. Мы все выглядим почти одинаково.

Если все мужчины семейства Ланкастер такие же красивые, как Крю, то, должно быть, они все сногсшибательны.

Приходит наша чрезмерно жизнерадостная официантка и спрашивает, что мы будем пить. Ее волосы покрашены в ярко-розовый цвет и подстрижены в строгий боб, а еще на ней розовые очки в тон. Она обворожительна.

– Стакан воды, пожалуйста, – говорю я с легкой улыбкой.

– Мне тоже, – добавляет Крю.

– Отлично. Вернусь через минуту и приму ваш заказ. – Она уходит, и я смотрю ей вслед, подмечая, какой уверенной она кажется. Нужна уверенность в себе, чтобы красить волосы в такой цвет.

– Тебе нравятся девушки с розовыми волосами? – спрашиваю я у Крю.

Он устремляет на меня взгляд светло-голубых глаз.

– Предпочитаю брюнеток.

– Серьезно.

Крю кивает.

– С зелеными глазами и любовью к искусству.

– Ты просто так говоришь. – Я беру меню и поднимаю перед собой, стараясь сосредоточиться на том, что читаю, но слова расплываются. Чувствую, как он молча наблюдает за мной, и это окончательно лишает меня самообладания. В конце концов, я опускаю меню. – Что?

– Ты правда считаешь, что я «просто так говорю», притом что поехал за тобой в галерею? Думаешь, это простое совпадение?

Я смотрю на него, завороженная его пылом.

– Нет.

Он молчит, пока я не срываюсь.

– И почему же ты здесь?

– А сама как думаешь?

– Ты меня преследуешь?

Крю заходится хриплым невеселым смехом, который стихает так же быстро, как начался.

– Нет.

А кажется, что так, хотя я не говорю об этом вслух.

– Ты говорил, что будешь следить за мной после того, что я… видела.

– Это был просто предлог.

– Тогда почему? Я не понимаю. Во мне нет ничего особенного. – Заметив изумленное выражение его лица, я продолжаю: – Нет, правда. Я наивная, не знаю жизни, и в школе все высмеивают меня за убеждения. Люди не любят, когда их смущают.

– Ты думаешь, что смущаешь окружающих?

Я киваю.

– Я это знаю. Им не нравится мое кольцо и стоящее за ним значение. – Я поднимаю руку, чтобы он его увидел. Дурацкое кольцо, которое все больше и больше начинает казаться бременем, особенно после того, чем я занималась вчера ночью.

От воспоминаний меня охватывает чувство стыда.

– Я думаю, что ты смелая.

– Или глупая.

– Не глупая, Пташка. Ты точно не глупая.

– Ты когда-нибудь чувствуешь себя загнанным в угол? Словно от тебя постоянно чего-то ожидают, порой того, что ты даже не хочешь делать. Окружающие тоже ждут от тебя определенного поведения. Никогда не дают возможности справляться самостоятельно. Будто думают, что ты ни на что не способен. – Я поджимаю губы, задумавшись вдруг, не сболтнула ли лишнего.

– Постоянно, – манерно тянет он. – Я младший ребенок в семье, поэтому отец хочет держать меня на коротком поводке.

– Мой делает то же самое, потому что я единственный ребенок.

– При этом он почти меня не замечает. Чаще всего мне вообще кажется, что он забыл о моем существовании, – продолжает Крю.

– Хотелось бы мне, чтобы мой иногда обо мне забывал. – У меня вырывается вздох. – Я даже не знаю, каково это – быть независимой.

– Думаю, именно такой ты и стараешься сейчас быть, – говорит он.

Его слова дарят мне надежду.

– Ты действительно так считаешь?

– Безусловно. Ты сильнее, чем думаешь. Тебе лишь нужно расправить крылья и наконец взлететь. – Крю накрывает мою ладонь своей, водя большим пальцем по костяшкам, и под его прикосновениями вспыхивают искры. – Когда у тебя день рождения?

– В Рождество, – признаюсь я.

– Значит, скоро. – Он не убирает руку, и мне это нравится. Нравится его властное прикосновение, нравится, как он рассматривает меня. – Планируешь что-то особенное?

– Собиралась на следующий день устроить вечеринку, – отвечаю я.

– Где?

– В квартире моих родителей. Но не знаю. – Я пожимаю плечами. – Друзей у меня нет.

– Нет, есть.

– Все они не настоящие.

Он медлит мгновение, и я воспринимаю его молчание как согласие. Но потом он говорит:

– Я твой друг.

До этого момента я бы ни за что не назвала Крю Ланкастера своим другом.

– Правда? – спрашиваю я еле слышно.

– Я буду тем, кем ты захочешь. – Он переплетает наши пальцы и, подняв сцепленные ладони, подносит их к губам, а потом мягко целует костяшки моих пальцев.

Я ощущаю, как это прикосновение проникает в мою душу, поселяясь глубоко внутри. Подаюсь вперед, разомкнув губы, во рту пересыхает, и я жалею, что не могу выразить словами, какие чувства он во мне пробуждает.

Будто нет ничего невозможного.

– Ты должна устроить вечеринку, – говорит Крю.

Убрав руку, я откидываюсь на спинку стула.

– Не думаю. Наверное, отменю ее.

– Может, тогда позволишь мне куда-нибудь тебя пригласить в твой день рождения? – Крю снова накрывает мою ладонь своей, словно не может перестать ко мне прикасаться.

Почему он так добр ко мне? Почему ему вдруг стало не все равно? Такое впечатление, будто он знает, чем я занималась вчера ночью. Ласкала себя, думая о нем, а теперь он здесь, и мне непонятна перемена в его настроении.

Я задаюсь вопросом, нет ли у него скрытых мотивов…

– Ты хочешь сводить меня куда-нибудь в мой день рождения? Почему? – Голос срывается, и я поджимаю губы.

Нас прерывает официантка, и Крю отпускает мою руку. Я кладу ее на колени и крепко сжимаю ладони. Волнение одолевает меня, пока официантка перечисляет несколько фирменных блюд, а я суматошно просматриваю позиции меню.

– Что желаете? – щебечет она, обращаясь ко мне.

Немного растерявшись, я прошу салат, а Крю, бросив на меня изумленный взгляд, заказывает чизбургер и картошку фри.

От мысли о бургере у меня сводит живот, и я сразу жалею о своем выборе, но не стану его менять.

Ни за что не смогу съесть перед ним бургер и картошку фри.

После ухода официантки разговор становится непринужденным. Мы говорим о школе. Искусстве. О том, где побывали и что видели. Крю рассказывает мне о своих братьях. О сестре. А я ему – о своих родителях, но не вдаюсь в подробности. Не хочу, чтобы он знал, что в последнее время наши отношения будто бы дали трещину. Мне не нравится, какие это вызывает чувства.

Когда наконец приносят еду, я уже умираю с голоду и разочарованно смотрю на свой салат, а от доносящегося аромата блюд Крю в животе начинает урчать. Он подносит бургер ко рту и откусывает щедрый кусок, а я не могу отвести взгляда от его губ. Смотрю, как он жует. Глотает. Берет пару кусочков картошки, макает их в кетчуп, а потом отправляет в рот.

Я тычу вилкой в салат, будто пытаюсь прикончить капусту, набираю немного и ем, испытывая досаду и жалея, что в нем нет даже кусочков курицы. Это хорошо, но наверняка через час я опять проголодаюсь.

– Ты так смотришь, будто хочешь стащить у меня бургер, – в какой-то момент весело замечает Крю.

– Выглядит вкусно, – говорю я.

– Почему себе не заказала? – Он откусывает еще кусок.

– Я редко ем красное мясо, – признаюсь я, и это правда.

– Почему? – Он прищуривается. – Ты же не считаешь себя толстой?

Я мотаю головой. Пожимаю плечами.

– Возможно? Не знаю. Мне нужно следить за весом.

– У тебя большая грудь, Пташка. Вот что. И красивая задница. – Крю так легко отпускает пошлые комплементы, что я краснею.

– Слишком большая, – тихо говорю я, быстро глянув на свою грудь.

– Нет, уж точно не слишком. – Он пристально смотрит на нее, а потом моргает, словно вырываясь из транса. Крю протягивает мне бургер. – Хочешь укусить?

Мне безумно хочется попробовать. Я киваю. Крю угощает меня, поднеся бургер к моему рту, и я вонзаюсь в него зубами. Как только вкусы взрываются на языке, я издаю стон и, медленно, с наслаждением прожевав, наконец глотаю.

Крю не сводит с меня глаз, приоткрыв рот и все еще сжимая полусъеденный бургер в руке.

– Ты так сексуальна, когда ешь.

Я краснею еще сильнее.

– Уверена, что похожа на свинью.

– Вовсе нет. – Он кладет бургер на тарелку и пододвигает ее ко мне. – Возьми картошки фри.

Мы вместе съедаем его блюдо за считаные минуты, позабыв о моем салате. Когда официантка подходит к нашему столику, Крю заказывает еще картошки фри и дает мне съесть бо́льшую ее часть, все это время с изумлением за мной наблюдая.

Словно я его забавляю, что будоражит и пугает одновременно. Я не понимаю, что мы делаем, но решила больше не пытаться разгадать его мотивы, а просто принять все как есть.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, – говорю я, уплетая его картошку.

Он хмурится.

– На какой?

– Почему ты хочешь куда-то сводить меня в мой день рождения? – Я потягиваю воду из стакана. – Ты едва меня знаешь.

– Узнаю все лучше и лучше.

– А иногда по-прежнему ведешь себя так, будто я тебе не нравлюсь.

– Кто бы говорил, – улыбается Крю.

Ох, какой же он красивый, когда так делает.

– Я не могу пойти куда-то в свой день рождения с первым встречным парнем, – объясняю я тихим голосом.

– Я не какой-то первый встречный парень, как ты выразилась. Мы уже знакомы некоторое время, – говорит он, будто его желание куда-то меня пригласить совершенно логично.

– И ты с первого же дня ужасно со мной обращался, – напоминаю я.

– Но вот ты сидишь и обедаешь со мной в ресторане. – Улыбка не сходит с его лица, и мне хочется стереть ее пощечиной.

Или поцелуем.

Ну ладно, скорее поцелуем.

Я прокашливаюсь и решаю хоть раз в жизни проявить смелость.

– Теперь я тебе нравлюсь, Крю? Или ты решил надо мной подшутить? Где-то за углом прячется Эзра и снимает нас на камеру? А может, Малкольм. Мне кажется, он сильнее меня недолюбливает.

Его лицо вспыхивает от злости, глаза горят.

– Никто не снимает нас тайком. Не надо ставить меня на один уровень с Ларсеном.

– Я и не ставлю, просто… – Мой голос стихает, и я ненадолго отворачиваюсь к окну. – Не знаю, стоит ли доверять твоим мотивам.

Я предельно честна и откровенна. С Крю приятно проводить время, но вместе с тем…

Страшно.

По многим причинам. И плохим, и хорошим.

Вновь взглянув на Крю, вижу, что он наблюдает за мной с серьезным выражением лица. Молчит так долго, что я начинаю неловко ерзать на стуле.

– Ты должна мне доверять, – наконец выдает он. – Ты мне нравишься, Пташка. И я не бегаю субботним утром по художественным галереям за случайными девушками. Это не в моем стиле.

Я опускаю голову, не в силах сдержать улыбку. Тысяча бабочек начинает порхать в животе, и от их трепещущих крылышек у меня кружится голова.

– У меня к тебе вопрос, – произносит Крю, когда я отправляю в рот последний кусочек картошки.

Прекращаю жевать и, проглотив, отвечаю:

– Когда ты с этого начинаешь, в итоге всегда затрагиваешь неловкую для меня тему.

– Мы узнаем друг друга получше, помнишь? Ты мне интересна.

– Ла-адно, – протяжно соглашаюсь я.

– Вопрос о кольце. Как это случилось. – Он смотрит на мою руку. – Этот бал чистоты[8]8
  Бал чистоты (или непорочности) – это официальное танцевальное мероприятие, обычно практикуемое некоторыми консервативными христианскими группами в Соединенных Штатах. В мероприятиях принимают участие отцы и их дочери-подростки, чтобы пропагандировать девственность до замужества. Как правило, дочери, посещающие бал чистоты, дают обещание сохранять девственность и воздерживаться от секса до замужества. Отцы, посещающие бал чистоты, дают обещание защищать «чистоту ума, тела и души» своих маленьких дочерей. Балы считаются частью культуры чистоты.


[Закрыть], или как это называется. Почему ты захотела туда пойти?

– Это долгая история.

– У меня весь день свободен. – Крю откидывается на спинку стула, устраиваясь поудобнее.

Боже, порой он так раздражает. Вечно спрашивает меня о том, что я не хочу обсуждать.

Но вот я готова рассказать ему все.

– Все началось еще до кольца. Когда мне было двенадцать, я сделала кое-что, чем… очень напугала родителей, – открываюсь я.

Его взгляд вспыхивает любопытством.

– Что случилось?

– У меня появился первый телефон, и я сразу присоединилась к куче форумов, посвященных тому, что меня интересовало. В основном бойз-бэндам.

– «One Direction»?

Я киваю.

– Это как обряд посвящения для девочек моего возраста.

– Я всегда симпатизировал Гарри, – дразнит Крю, а увидев удивление на моем лице, поясняет: – У меня есть сестра, я знаю об этой группе.

– Все любят Гарри. Мне нравился Найл. Но неважно. – Я отмахиваюсь. – Я проводила много времени на этих форумах и познакомилась там с мальчиком. Ему было пятнадцать.

– Это должно было стать для тебя первым звоночком о том, что что-то не так. Какой пятнадцатилетний парень сидит на форумах, посвященных «One Direction»? – Крю закатывает глаза.

– Мне было двенадцать. Я не знала. – Я пожимаю плечами, насторожившись. – В общем, мы стали общаться. Много. Он попросил у меня фотографию, и я ее отправила. В ответ прислал мне свои фотографии. Много фотографий. Он был очень симпатичным. Милым. Казалось, он понимает меня, когда не понимал больше никто.

Я замолкаю, воспоминания ранят. Я была доверчива. Совершенно наивна. Так в него верила, что думала, мы можем быть вместе. Что он станет моим парнем.

– Что произошло? – тихо спрашивает Крю.

– Он захотел встретиться. Одним прекрасным весенним днем в Центральном парке, и я согласилась. – Я поджимаю губы, мой взгляд становится задумчивым. – Но взяла с собой подруг. Они не отпускали меня одну.

– У тебя хорошие подруги.

– Были. Наши пути разошлись, когда я поступила в «Ланкастер». – У меня вырывается вздох. – Он так и не пришел, и я была… опустошена. Мы часами ждали его в парке, пока не стало темнеть. Подруги утешали меня, но я плакала посреди Центрального парка, уверенная, что он меня бросил. А когда пришла домой и наконец зашла на форум, то увидела кучу сообщений от него, в которых он орал на меня капсом, утверждая, что пришел в парк. Даже видел меня, но разозлился, потому что я привела с собой подруг. Сказал, что хотел, чтобы я пришла одна.