Текст книги "Мэриан: Начало"

– Это правда? – холодно спрашивает мисс Кэмпбелл. Так глупо, ведь это уже очевидно, но она всё равно задаёт вопрос, ответ на который знают все. Знает весь Лондон, знает сама мисс Кэмпбелл, знает Грейс и её подружки, знают мать и отец, знает Мишель. Знает сама Мэриан.

Грейс быстро открывает рот, чтобы ответить, но переводит взгляд на Мэриан и замолкает. Ухмыляется и ждёт, когда ответит сама Мэриан.

Мэриан медленно открывает глаза и устремляет пустой и безжизненный взгляд в никуда, её глаза стекленеют.

Она защищала сестру, защищала себя. Разве можно её в этом упрекнуть? Что случилось, то случилось. Она понесёт наказание за содеянное. Даже лет через пять, десять, тридцать – то, как будут относиться к ней люди – наказание. Её наказание будет длиться всю жизнь, до самой смерти. А там чистилище, и будь что будет. Она заслужила. Лучше так, чем если бы с ней или Мишель что-то случилось.

– Да, мисс Кэмпбелл. Это правда, – спокойным голосом говорит она. С виду можно подумать, что ей всё равно, что она вообще не чувствует ничего сейчас. Но знали бы они, как тяжело ей это даётся. А ей просто не хочется, чтобы в очередной раз унижали. Грейс не заслуживает радости видеть то, как отчитывают Мэриан. Почему все не могут быть как мадам Дюваль, почему все не могут надеяться на лучшее и ждать суда?

Учительница ожидала не совсем такой реакции. Да и Грейс, судя по всему, тоже.

– Мисс Кэмпбелл, она не чувствует себя виновной! – вспыхивает Грейс, ведь её задумка потерпела крах, её ожидания не оправдались. Мэриан не стушевалась, не растерялась, а так «дакнула», словно гордится запятнанной честью и репутацией семьи.

– Мэриан, тебе не подобает вести себя так. Ты не должна так говорить, – соглашается учительница, расставляя везде акценты на «так». Они продолжают этот разговор, будто у них и не урок математики, а ученицы и учительница собрались здесь все просто поговорить.

Грейс довольно улыбается, сверкая зубами.

– Простите, мисс Кэмпбелл? – не понимает Мэриан. Она же вроде бы не смолчала и не нагрубила учительнице. Только подтвердила то, что говорила мерзкая Грейс, ничего лишнего не сболтнула, по идее.

– Ты должна была промолчать или просто тихо ответить «да», – заявляет Грейс. Мэриан встряхивает головой, пытаясь понять, не послышалось ли ей. Её обвиняют в том, что она просто сказала правду? – А ты слишком спокойно подтвердила. Звучало так, будто тебе с высокой колокольни плевать на то, что ты кого-то лишила жизни, – выдаёт Грейс за учительницу.

– Спасибо, Грейс, садись, – мягко говорит ей мисс Кэмпбелл. Грейс кивает и уступчиво улыбается, присаживаясь обратно. Сидящие за соседними партами Аманда и Бритни что-то шепчут подруге, и та победно покачивает головой, сверху-вниз посматривая на класс.

– Мисс Кэмпбелл, почему Вы позволяете ей так разго… – не успевает Мэриан, как её перебивает учительница:

– Достаточно. Сядь, мы продолжаем урок.

Мэриан розовеет от обиды и падает обратно за парту. Глаза слипаются, верхние веки тянет вниз, а тело непроизвольно вспоминает мягкость собственной постели. «Сейчас бы в кровать», – сонно думает Мэриан, пропуская мимо ушей разъяснение сегодняшней новой темы. Математика никогда не была её любимым предметом, а позор перед новой учительницей сделало этот предмет для Мэриан ещё более ненавистным уроком. «В постельке так мягко», – мечтает она, пока её не ударяют по голове чем-то пластиковым, судя по характерному звуку. Мэриан тут же оборачивается. Над ней стоит мисс Кэмпбелл с линейкой в руках.

– Тебя до дома проводить, чтобы ты там зевала, или всё-таки будешь сидеть и внимательно слушать то, что тебе рассказывают, О’Коннор? – резко спрашивает она, постукивая линейкой себя по внутренней стороне ладони.

– Простите, мисс Кэмпбелл, я больше так не буду, – нелепо извиняется девочка. Мисс Кэмпбелл отворачивается от неё и вышагивает по классу, постукивая каблуками по полу.

– Ещё одно замечание, и я на тебя напишу жалобу директору, пеняй на себя, – предупреждает она, и по одному взгляду на неё становится ясно: ей только дай повод, и она тут же побежит жаловаться и просить об отчислении Мэриан.

Глава VI

Школьный день прошёл практически так же, как и вчера. Математика не в счёт. Конечно, стрессово, но Мэриан старалась не думать об этом, хоть Грейс и бросала ещё на неё косые взгляды. Впрочем, как и Аманда с Бритни, поддакивающие ей. Хотя то, что весь класс тайком шушукался за спиной Мэриан, тоже было обидно. Тяжело, когда все против тебя. Уроки мадам Дюваль и правда нечасто проходят, да ещё и французский – не самый важный предмет в школе, так что, надеяться, что окрики француженки на Грейс как-то повлияют на положение Мэриан в классе, глупо.

Но самое худшее в сегодняшнем дне – далеко не математика.

– Сегодня я расскажу вам о дочери Генриха Восьмого и Екатерины Арагонской, – оповестила учительница истории, заходя в класс. Ещё даже не поздоровалась с ученицами, не сложила учебники на учительский стол, а уже объявила тему урока. Мадам Браун как раз любили за то, что она не рассусоливает и говорит всё достаточно лаконично, хотя это больше свойственно преподавателям точных наук. История похожа на литературу, вот бы странно было, если бы учительница литературы так же кратко всё говорила, без лишних комментариев или своего мнения о ком-то… Но при всём этом мадам Браун была очень креативна. Как-то в ней сочетались любовь к краткости и умение подать материал интересно.

Учительница поправила очки на носу, хотя по идее за счёт горбинки очки не должны были постоянно спадать. К счастью, из-за хладнокровности и равнодушия ко всему отношение мадам Браун к Мэриан почти не изменилось.

Ученицы встали каждая возле своей парты, при входе учительницы сделали книксен и хором поздоровались:

– Здравствуйте, мадам Браун.

– Здравствуйте, здравствуйте, – коротко улыбнулась она, с шелестом складывая учебники и какие-то ещё листки на учительский стол. – Открывайте тетради, записывайте тему урока. Сегодня вы у меня напишете конспект. Да, у вас уже написано это в учебниках, да, зачем писать, если можно выучить материал из книг, но там всё довольно расплывчато, а сегодня мы поговорим об очень интересной личности, поэтому, я бы хотела, чтобы вы, девочки, знали всё досконально, именно самое важное и интересное я выделю для вас, а вы запишете.

Не сказать, что мадам Браун была красива. Она выглядела как обыкновеннейшая женщина средних лет: уже не молодая, но ещё и не старая. Но в то же время это была самая неконфликтная учительница из всех; не то что бы она отличалась какой-то особой добротой или милосердием и потому всех прощала – скорее, ей просто не хотелось ни с кем связываться или отчитывать очередную провинившуюся. Вероятно, ей было лень.

– Думаю, вы все знаете, как вызывать Кровавую Мэри, – сказала мадам Браун, оборачиваясь к ученицам.

Мэриан вздрогнула, когда она произнесла «Мэри». Вроде имя как имя, и легенду она эту знает, но «кровавая» в сочетании с милым, домашним именем, как звали её мама и Мишель, доводило её до дрожи. А ещё и этот Эллингтон, за счёт которого Мэри-Мэриан вполне могла сойти за «кровавую»…

За исключением О’Коннор все сидели, не шелохнувшись, хотя сама Мэриан так и чувствовала, как их подмывает обернуться к ней.

– Подождите, когда наступит ночь, зайдите в ванную, закройтесь, зажгите свечу, взгляните в зеркало и скажите «Кровавая Мэри, приди ко мне» три раза, потом и должен появиться её призрак, – продолжала учительница, вышагивая по классу. – Много кто думает, что Кровавая Мэри – это про жертву маньяка, который вырезал ей глаза, или про Мэри, которая умерла от потери крови из-за того, что ей разодрали лицо, или это Мэри Уорт, которая убила своих собственных детей, или про Мэри, которая… – она внезапно замолчала, не закончив фразу.

Мэриан сглотнула и нервно хрустнула костяшками пальцев. В тишине класса это прозвучало очень громко.

Мадам Браун кашлянула и продолжила:

– И очень мало тех, кто знает, что Кровавая Мэри – это про Марию Тюдор, первую коронованную королеву Англии, – довольно потёрла ладони она. – Но теперь и вы будете это знать, – гордо сказала, окидывая класс внимательным взглядом. – Рада, что вы теперь не будете входить в число невежд, напридумавших себе всяких Мэри, при этом совершенно закрыв глаза на реальную историю, из-за которой вообще-то и возникла легенда, – она зловеще улыбнулась.

Как-то странно, она уже так много сказала. Ей это несвойственно. В обычное время она бы давно уже начала говорить «по делу». Или креатив сегодня преобладает над лаконичностью? Возможно.

– Итак! – она хлопнула в ладоши, призывая слушать внимательнее, видимо, заметив, как некоторые начали считать ворон. – Мария Тюдор родилась восемнадцатого февраля в тысяча пятьсот шестнадцатом году, её отец был очень… – начала она свой долгий рассказ, но Мэриан её уже не слушала. Бездумно записывала то, что диктовала мадам Браун, из-за невнимательности путала слова и часто перечёркивала только что написанное, благодаря чему в её некогда чистой тетради развелись тёмно-синие грязные пятна от чернил.

Она не пришла в себя даже когда зазвенел звонок.

На перемене Мэриан по-прежнему сидела за партой и всматривалась в доску, на которой белым мелом были записаны самые важные даты.

Все уже встали и куда-то пошли: кто на обед, кто подышать воздухом, а Мэриан всё сидела и сидела.

Грейс резко смахнула рукой все учебные принадлежности Мэриан с парты на пол. Это подействовало на О’Коннор так же отрезвляюще, как если бы её облили ледяной водой.

– Что ты делаешь?! – непонимающе вскрикнула она, выскакивая из-за парты и поднимая упавшие вещи. – Ты же староста, ты не должна так делать! – уже чуть спокойнее произнесла Мэриан, но всё ещё на повышенных тонах.

– Я посчитала, что учебник истории слишком залежался у тебя на парте, – заявила Грейс, облокачиваясь на краешек деревянного ученического столика. – Скоро английский, – зевнула она. – Кровавая Мэри.

– А? – переспросила Мэриан, настораживаясь.

– Кровавая Мэри, говорю. О, не переживай, скоро так все тебя будут называть, уж я об этом позабочусь, – хихикнула Грейс.

– Что тебе это даст? – устало спросила Мэриан. – Ну зачем тебе это? Какой смысл в том, чтобы так сделать?

– Просто. Чтобы тебя позлить и напомнить, что ты натворила. Все мы знаем, что тебе не хочется думать об этом, если, конечно, ты не бесчувственная тварь и не сделала это намеренно.

– А ты ещё строишь из себя хорошую, Грейс. Лезешь из кожи вон перед учителями, а сама-то…

– Это не твоё дело, кого я из себя строю, – отрезала Грейс.

– Моим делом будут все дела, какие я захочу, – прошипела в ответ Мэриан.

Грейс вытащила ручку из пенала О’Коннор и пристально начала разглядывать её, вертя в руках. Мэриан сильно сжала запястье Грейс, пока у той не начала белеть кожа вокруг того места.

– Положи на место, – процедила она, отделяя слова друг от друга, что ей не было свойственно: обычно она говорила быстро, запинаясь и изредка заикаясь.

Грейс выпустила ручку и вырвалась из хватки Мэриан.

– Жди, когда тебя выгонят из школы, – напоследок пообещала она, быстрым шагом выходя из класса.

Мэриан медленно заморгала.

За что выгонят? Что она-то сделала Грейс за все восемь лет? Испортила конспект, схватила за руку? Всё. Но ненавидела её Грейс всегда. Ещё с первого класса. Да и у Мэриан никогда не было подруг, разве что приятельницы, с которыми потом общение всё равно медленно сходило на нет. Словно они все чувствовали, что Мэриан в будущем убьёт человека, и, чтобы этим человеком не стали именно они, всеми силами избегали её и сторонились, чтобы не попасться в час икс под горячую руку.

По логике они должны же теперь подумать, что опасность миновала, убит Джексон Эллингтон, а не кто-то из них, поэтому можно наконец-то начать дружить с Мэриан, уже никому не грозит быть убитым. Но по иронии судьбы сейчас к ней все относятся ещё хуже.

Грейс сказала, что всех настроит против Мэриан. Куда ещё-то? Что ж, посмотрим.

Она лежит в своей кровати ночью, и перед сном мечтает вовсе не о лучшей жизни, не о прекрасном принце, не об отличных оценках в школе или миллионах фунтов стерлингов с розовым единорогом в придачу. Она могла бы мечтать об этом. Но всё это не сделает её в глазах людей прежней Мэриан, которой она раньше была. Это не сделает её лучше. Разве что стереть всем память, но она-то всегда сама будет помнить обо всём. В глазах самой себя она уже никогда не сможет стать прежней. Мэриан могла бы попытаться забыть, но такое вряд ли забудешь, да и волшебного аппарата, стирающего память, всё равно не существует. Ещё не изобрели.

«Если до того, как я умру, стиратель память изобретут, я сразу же воспользуюсь этой возможностью», – обещает она самой себе, на что маленькая Мэриан в её голове качает головой и грустно улыбается, понуро засунув руки в карманы платья.

Как долго все ещё будут ненавидеть её? Как долго Мишель будет избегать её и общаться только по делу? Как долго родители будут обвинять её и продолжать стоять на своём, что это она во всём виновата? Да, виновата, но они ещё ни слова не сказали о том, что Джексон мог бы и не лезть в их машину.

Мэриан изо всех сил старается забыться во снах, хотя бы в них не думать о реальности, не пытаться решить те проблемы, что теперь преследуют её каждый день, не оставляя шанса на спокойное и беззаботное существование, которым она не насладилась сполна раньше.

«Если бы Грейс не существовала, а, соответственно, никогда бы надо мной не издевалась, то можно было бы считать, что до убийства Джексона у меня правда не было проблем», – сонно думает Мэриан, через раз открывая слипающиеся веки, будто смазанные мёдом.

Она старается не думать о ныне покойном Джексоне Эллингтоне. Если бы он не умер, то непременно бы возжелал отомстить той, что ослепила его на один глаз. Это была бы ещё одна проблема: постоянно быть начеку и подозревать, что за каждым углом может стоять он, в ожидании, когда Мэриан подойдёт ближе, и там уже нанести удар.

«А что, если точно так же за углом может стоять миссис Эллингтон, потому что она захочет отомстить за своего мужа?» – мысль вязнет в омуте сна и едва не пропадает, но Мэриан успевает заметить её. Она открывает глаза, которые почему-то больше не слипаются, и лежит. Так и видно, как в её голове крутятся шестерёнки, а Мэриан размышляет, будет ли миссис Эллингтон так далеко идти. «Надеюсь, что не будет, но я всё равно теперь буду ещё осторожнее», – решает она и считает, что теперь нужно будет не спокойно проходить мимо переулков и углов домов, а быстро пробегать их, чтобы, если что, застать врасплох жену Джексона, дабы она не успела сделать Мэриан что-то плохое.

Даже во сне Джексон преследует её. Однажды он держал в руках окровавленные ножницы, на которые нанизан его же глаз, и тыкал ими в Мэриан, из-за шока и страха не могущую вымолвить и слова, только крича и зажмуривая глаза, стараясь не видеть этого ужаса. Он снится ей каждый день, и кажется, что снится уже всю жизнь, что она и не помнит жизнь до того, как она совершила убийство, хотя это так глупо, ведь прошло даже меньше недели.

Она мечтает видеть во сне любые кошмары, любые ужасные вещи – да всё что угодно, только не Джексон и не что-то, связанное с ним.

Мэриан широко распахивает глаза и в панике вертит головой, оглядываясь.

Она плавает в какой-то красной густой воде, похожей по консистенции на жидкий йогурт, и только за счёт её плотности она ещё удерживается на плаву. Мэриан не чувствует под ногами дна. А ещё она не умеет плавать.

Но ей страшно даже не столько из-за того, что она может утонуть. Её пугает металлический запах того, в чём она находится. И почти сразу по запаху и цвету она определяет, что это кровь.

Море крови.

Она визжит, когда осознаёт, что не видит границ этому аду, берегов или того, на что можно хотя бы взобраться, только бы не барахтаться в этом кровавом океане. Мэриан гребёт руками и нелепо дёргает ногами, стараясь оставаться на поверхности, потому что в те мгновения, когда она закрывает глаза, чтобы моргнуть, так и представляет, как тонет и её лёгкие наполняются кровью, как она идёт камнем на дно, которого нет, как пропадает, просто исчезает в этом алом море. И это даёт ей мотивацию продолжать движение, несмотря на то, что она даже не знает, как плыть.

Когда она хочет убрать со лба намокшие волосы, из крови вместе с её рукой поднимается глазное яблоко, которое зацепилось нервом-ниточкой за рюши на мокрых рукавах Мэриан.

Девочка истошно вопит, едва заметив глаз, и трясёт рукой так, что кажется, будто она оторвётся, если продолжать пытаться стряхнуть белый, похожий на желе шарик.

А он всё никак не хочет отстать, и Мэриан перестаёт грести и второй рукой, желая убрать ею с другого рукава приставучее глазное яблоко, но из-за того, что перестаёт плыть, больше не держится на плаву и тонет в крови, пропадая в ней с головой.

Кровавое море довольно заглатывает девочку, как давно желанное блюдо, а грустные пузырьки на поверхности быстро лопаются, и ровная гладь импровизированного океана остаётся всё такой же ровной.

Когда Мэриан снится, что она пытается дышать, но только захлёбывается в крови, просыпается. Уже утро.

Ей снился этот кошмар всю ночь, но она не могла проснуться, не могла заставить себя перестать спать, потому что тогда не понимала, что спит.

Она глубоко дышит, стараясь убедиться в том, что сейчас способна это делать, а лёгкие беспрепятственно поглощают воздух. Мэриан едва не плачет, когда радуется, что не умерла, что всё это просто сон.

Просто сон, который по степени кошмарности не уступает предыдущим. Ей ещё и не такое успело присниться за эти дни.

– Кровавая Мэри пришла, – шепчет кто-то, но этот шёпот слишком громкий, так что реплику слышат все в радиусе десяти метров.

– Ну привет, Кровавая Мэри, – смеётся Мэриан в лицо какая-то проходящая мимо незнакомая девочка, когда она едва переступает порог школы. О’Коннор невольно отступает и едва не падает, когда запинается об дверной порожек.

Её окатывает волной всеобщего смеха, и Мэриан словно пропадает в ядовитом море насмешек и подхихикиваний, как в том океане из крови. Ощущения во всяком случае почти такие же.

– О, Кровавая Мэри! – восклицает другая незнакомая девочка, и несколько десятков глаз устремляют свой взгляд на Мэриан, с интересом разглядывая. С интересом и страхом, который каждая совсем не хочет показывать. Мало ли, вдруг Мэриан сегодня в таком же расположении духа, с которым тогда убивала Эллингтона.

Здесь не только ровесницы и одноклассницы Мэриан, здесь есть и девочки младше и старше. Те, кто старше, всегда выглядят надменно и делают вид ещё надменнее, когда невольно встречаются взглядом с О’Коннор.

Мэриан тупит взгляд и что-то бормочет себе под нос.

– Да, Кровавая Мэри, вот только далеко не королева, – с насмешкой произносит до боли знакомый голос, звучащий недалеко от уха, и Мэриан всю пробирает до мурашек. – Где же твои слуги, палач, который будет отрубать головы всем тем, кто тебе не по вкусу, м?

Мэриан поворачивает голову влево и встречается взглядом с Грейс, чуть возвышающейся над ней из-за небольшого роста Мэриан.

– Кровавая Мэри! Кровавая Мэри! – скандирует толпа и затыкается только когда в толпе слышен голос учительницы.

Все расходятся по классам, а Мэриан стоит как оплёванная в дверях школы, уже желая психануть и не учиться сегодня, провалять дурака где-нибудь, а потом прийти на скамейку к школе, и, как ни в чём не бывало, на машине отца поехать обратно домой, никому не рассказывая о том, что прогуляла уроки.

Скоро Рождество, и в то время как все девочки, да и вообще все люди вокруг поздравляют друг друга с наступающим, у Мэриан совсем нет праздничного настроения. Как и у её семьи, впрочем. Но Мишель вырезает снежинки из салфеток и делает рождественскую гирлянду, мама ищет рецепты праздничных блюд, чтобы удивить мужа и дочерей, а папа раздаёт выходные своим работникам. А Мэриан ничего из этого не делает, да и в целом не делает чего-то праздничного. Рождество для неё теперь почти не имеет значения, и ей тяжело видеть, как люди суетятся в преддверии праздника, как закупают подарки и украшают дома. Зато она точно знает, какое желание загадает.

Дни, словно песок, утекают сквозь пальцы, и Мэриан едва отличает их друг от друга; все кажутся настолько одинаковыми, что складывается ощущение, будто она попала в день сурка, всё никак не желающий заканчиваться. Только сны ночью разные, но одинаково ужасные.

Ежедневные издевательства в школе, которые благодаря тому, что она совершила убийство, стали ещё хуже. Учителя, за исключением мадам Дюваль, совершенно перестали обращать внимания на жалобы Мэриан, на то, что над ней издеваются и смеются не только одноклассницы, но и все остальные ученицы, зато, когда кто-то жалуется на Мэриан, преподаватели, в том числе и директор, «ополчаются» против О’Коннор и грозят не только «родителями в школу», но и отчислением. Мама как ругала за ерунду, так и ругает, только теперь её любая, совершенно любая мелочь может вывести из себя, так что девочка старается ей вообще на глаза не попадаться, чтобы точно ничего такого не сделать, за что ей могут всыпать. Не жизнь, а сущий ад, который Мэриан сама себе и создала.

Когда Мэриан осторожненько поделилась с мамой тем, что её унижают и поднимают на смех в школе, мама задала риторический вопрос в духе «А что ты хотела?», и девочка тут же закрыла эту тему, проглотив обиду.

В школе отменили уроки двадцать четвёртого декабря. Рождество спасло Мэриан от ещё одного вынужденного дня, в котором она непременно будет терпеть издевательства от одноклассников.

Как же приятно было проснуться не от звона будильника и не от ломления Мишель в спальню, а по собственному желанию, тогда, когда хочешь.

Мэриан потягивается в кровати, нерасчёсанные волосы лезут в глаза, и она спешит заправить их за уши.

Девочка смотрит в окно и считает пролетающие снежинки. Погода за окном выглядит холодной, хотя сегодня обещали солнце. Но его нет. Близится вечер.

«Долго же я проспала, скоро закат», – ужасается она и вскакивает с кровати. Снежинки бьются ей в окно, но она не обращает на них внимания и разглядывает пейзаж.

«Больше не буду верить синоптикам из телевизора», – предупреждает она саму себя со вздохом.

«Непраздничная погода под стать непраздничной мне. Мы отлично сочетаемся», – пытается неловко пошутить маленькая Мэриан в голове у большой, но большая не улыбается и никак не реагирует на попытки развеселить саму себя.

Мэриан выходит из комнаты, даже не потрудившись переодеться из пижамы в домашнюю одежду, и обходит дом.

На втором этаже всё в самодельных снежинках, некоторые отклеились и безвольно висят на какой-то невидимой ниточке, но Мишель постаралась. Мэриан мысленно её похвалила. На оконных стеклах мелками нарисованы пряничные человечки, рождественские цветные носки, наполненные подарками, снеговики, шапочка Санты и наряженные ёлки. Из-за того, что мелки не для стекла, а для бумаги, они плохо рисовали на окнах, поэтому рисунки казались бледными и с проплешинами, хотя было видно, что Мишель старалась нарисовать красиво.

Проходя по коридору, Мэриан видит на каждой двери табличку, принадлежащей определённому члену семьи. Все они украшены маленькими рисуночками на праздничную тематику. Девочка подходит ближе и рассматривает бумажную табличку со своим именем. Та прилеплена на скотч к двери. На бумаге большими красными буквами написано «Мэриан», имя заключено в большой зелёный кружок с красными пятнышками. А, нет, это венок омелы. Края таблички – пародия на красно-белые леденцы-тросточки. Мэриан чуть ковыряет край скотча, который очень не хочет «отходить» от двери.

«Ох, и достанется же тебе от мамы, если на дверях останется липкий слой, который потом трудно смыть, – с лёгкой усмешкой думает Мэриан. Девочка смеётся. – Мишель бывает такой милой, – нежно думает она и проводит пальцем по табличке, которая, к сожалению, наощупь как обычная, чуть скользкая в раскрашенных местах, но всё же бумага, а не пушистый и чуть колкий венок омелы, бумага, а не липкие яркие леденцы, которые родители всегда давали им с Мишель в качестве десерта на Рождество после ужина. – С тобой я хоть немного теперь ощущаю наступление Рождества», – хоть этого Мишель и не видит, но Мэриан улыбается. Она пересиливает себя и всё-таки решает переодеться во что-то праздничное, раз уж такое дело.

«Какой тебе праздник, дорогуша, у тебя горе: послезавтра суд, а ты праздновать собираешься что-то. Ну дурочка ты малахольная, что сказать, – закатывает глаза маленькая Мэриан и поднимает вверх плакат с надписью „НЕТ Рождеству“. – Ду-роч-ка», – отчеканивает она и сворачивает плакат, потоптавшись на месте.

«Ну, возможно, сегодня я хоть могу не думать ни о чём и просто отмечать канун Рождества, как думаешь? Это же не будет преступлением – забыть обо всём и мирно наслаждаться индейкой и сахарными тростями?» – предлагает большая Мэриан маленькой, активно жестикулируя.

«Это с твоими-то преступлениями? – фыркает маленькая. – Попробуй, если совести нет, и, конечно, если сахарные трости по гамме цветов ничего не напоминают», – пожимает плечами она и как-то злобно улыбается.

Большая Мэриан не хочет думать об этом, она не хочет догадываться и вообще никак размышлять на эту тему, поэтому думает о венках омелы и ёлочках, которые в магазине сейчас нарасхват, потому что мало ли, вдруг кто-то не успел прикупить рождественские украшения до самого Рождества.

К счастью, Мэриан слишком любила сахарные трости и ассоциировала их только с самым хорошим, поэтому ей даже в голову не пришло, что же они могут ей напоминать, кроме их же самих, и с чем могут ассоциироваться, если не со сладостями и не с зимними праздниками.

Пока она копалась в шкафу и искала что-то красно-бело-зелёное под цвет Рождества, чтобы не выглядеть уныло в своей розовой пижаме, уже сто раз успела дать самой себе обещание не думать о Джексоне Эллингтоне, глазах и о чём-нибудь ещё ужасном.

Обещание обратилось в крах, когда она заговорила с родителями.

– Привет, с наступающим всех! – радостно воскликнула она, только ступая с лестницы на ровный пол.

– Привет! – послышался писклявый голос Мишель из соседней комнаты. – Тебя тоже с наступающим, Мэри.

Мэриан передёрнуло от того, как назвала её сестра, но виду не подала. Она повернула из холла в зал.

– Угу, но тебе ни к чему быть такой радостной, – осадил Мэриан отец. – Я вчера выложил за тебя кучу денег судье и выложу ещё, потому что вчера отдал только пятьдесят процентов, остальные пятьдесят я отдам ему в случае нашего успеха. Будем надеяться, что он не грёбаный обманщик. Иначе ещё и меня могут привлечь к ответственности за то, что даю взятки.

– Да, я понимаю, папа, – тотчас погрустнела Мэриан.

Отец стоял на стремянке и развешивал светящиеся гирлянды где-то в области галтелей, совсем близко к потолку.

– Ты должна быть благодарна мне за то, что я не пускаю всё на самотёк, что я меняю деньги на твою свободу, Мэриан, – продолжал он. – Если бы мы не были так богаты, тебе пришлось бы хуже. И то, теперь всё зависит от недобросовестности судьи. Если он не предан своей работе, то всё должно пройти отлично. И даже хороший адвокат миссис Эллингтон, скорее всего, не поможет, если судья купится на большие баблишки.

– Он прав, – услышала Мэриан мамин голос из кухни.

– Пап, может, мы хотя бы сегодня не будем говорить об этом? – неловко предложила Мэриан, задрав голову к потолку.

От этой фразы отец уронил конец гирлянды из рук, но тут же ловко подхватил его.

– Суд через день, а ты хочешь, чтобы мы не говорили об этом? – холодно произнёс он. – Когда суд пройдёт и люди успокоятся, тогда и перестанем говорить об этом. Возможно. Но сейчас, Мэриан, ты такую глупость сморозила. Мы прекрасно знаем, что судить тебя будут не за то, что ты нарвала цветов с чужой клумбы, так о чём речь? Как ты на суде будешь присутствовать, если сейчас-то говорить об этом не хочешь, а потом что изменится? Я тебя спрашиваю, что изменится? – рявкнул он, не поворачивая головы к Мэриан, продолжая вешать гирлянду.

– Сейчас Рождество, – тихо ответила та, уже жалея, что спустилась на первый этаж. Оставалась бы на втором, никого бы не трогала, и её бы никто не трогал. Потом бы поужинала со всеми и спать легла. Весёленькое такое Рождество бы получилось.

– А потом что? Тоже Рождество? – хмыкнул отец.

– А потом не будет Рождества, – пожала плечами Мэриан, изо всех сил подбирая слова, чтобы снова родители не начали эту тираду. Дожили, уже ребёнок боится что-то сказать.

– А как ты на суде будешь сидеть? Марджери говорила, что тебя обзывают в школе как раз на эту тему.

– Не знаю, как-нибудь посижу… помолчу…

– Посидишь, помолчишь, ага. Тебя там спрашивать будут обо всём, а ты «помолчать» собираешься. Не помолчишь ты там никак, Мэриан.

– Хорошо, я буду отвечать на вопросы, – согласилась она, потому что поняла, что, если не хочешь, чтобы тебя ругали, нужно со всем соглашаться и хотя бы выглядеть послушным примерным ребёнком, даже если им не являешься. Это трудно. И у Мэриан это никогда не получалось, а если и получалось, то хватало от силы на один разговор. Продолжительное время она не могла вести себя идеально. – А насчёт школы – так это там не просто обзывают, там издеваются. Всей школой.

– А ты… – начал отец и внезапно прервался, так как подошла Мишель.

– Папа, смотри, какую я открытку нарисовала, – с гордостью показала она. Голова отца где-то далеко вверху, он даже при желании не разглядел бы ничего, если, конечно, не спустится со стремянки, но Мишель это не смущало. – Это я себе нарисовала. А ещё нарисую тебе, маме и Мэриан.

Отец наклонил голову, и, пусть ему не слишком хорошо видны детали картинки, но он с теплотой ответил:

– Очень красиво, доченька, молодец. Талантище! Умничка моя.

– Спасибо! – радостно воскликнула Мишель, и, подпрыгивая, ушла в столовую.

– Марджери, может, её в какой-то кружок рисования отдать? – с интересом спросил отец.

– Да, может, – задумчиво протянула женщина из кухни, помешивая что-то венчиком в чашке. – Вот там удивятся все учителя, что она никуда не ходила, но уже так рисует. Хотя я больше склоняюсь к баскетболу.

– Что ты имеешь в виду? – приподнял одну бровь отец.

– Я думаю, ей пошло бы играть в баскетбол. Когда Мэриан была в возрасте Мишель, была даже ниже неё. Скоро так Мишель будет не просто донашивать вещи Мэриан, а носить её вещи прямо сейчас, даже если Мэриан ещё не выросла из них, – объяснила мать. – Как думаешь?

– Возможно, – согласился он.